Предрешенная судьба.

​      Боль в голове Кирилловой все никак не хотела освобождать ее от нетерпимых мучений. С момента ухода Тимы за обезболивающим прошло не больше минуты, но восприятие времени замедлилось настолько, что эти шесть десятков секунд ей показались половиной суток. Одного вида боли не хватает для полного описания, ведь голова одновременно и пульсировала, и будто бы сверлилась, и гудела. Наташа, как и практически любой другой человек, не смогла бы определить причину такого внезапного приступа головной боли, хотя вкупе с ее неидеальным здоровьем, выкрасившим ее лицо в грязно-серый оттенок, ― до того оно было слабоватым, паршивым ― его могло спровоцировать скачущее от переживаний за свою подругу давление, плохой сон, периодические случаи, когда Наташа просто забывала пообедать, и много других мелочей. Как бы то ни было, Кирилловой тогда нужно было разузнать детали не о своем недуге, а о том, что именно от них скрывает Алиса, и почему в кратчайшие сроки изменения в ее поведении кувалдой выбили из нее позвоночник, оставив бесхребетным ничтожеством. Как правило, Кириллову никогда не волновали романтические и любые другие отношения между кем-то и ее друзьями вне их общения ровно до тех пор, пока они не заставляли меняться ее друга не в угоду их небольшой группы. Она полностью осознавала, что изменения могут быть и к лучшему, но также Наташа любила совмещать свой эгоизм со здравым смыслом и называть вещи своими именами. Исходя из ее наблюдений, иногда, если честно заявлять о такой черте, но делать это грамотно и подбирать подходящей момент, то выглядеть можно намного менее эгоистичным, нежели чем если пытаться плавно подвести своих слушателей к идее, выгодной говорящему.       ​Тем временем к ощущениям добавилось новое интересное чувство: ее мозг будто увеличился или распух, однако здесь, как в случае с Лениным, жмущая черепная коробка лишь доставит новую порцию боли и окажет дополнительное давление, от которого задрожат пальцы, а остальной мир помутнеет и поплывет перед глазами. Наташа не была уверена в том, что лекарство, которое принесет Тима, полностью избавит ее от мучений, но ей хотелось перестать испытывать головную боль по крайней мере частично. ​      ― Не померла еще?       Поднявши голову, Кириллова еле узнала силуэт запыхавшегося друга, в чем ей скорее помогли слух и критическое мышление, нежели зрение. Она узнала голос и разглядела что-то похожее на бутылку и картонный параллелепипед быстрее, чем смогла рассмотреть черты лица.       ― Еще нет, к сожалению. Спасибо за лекарства.       ​Наташа протянула навстречу Тиме свои обданные тремором руки. Возможно, у нее поднялась температура, ведь тело уже начало морозить, и на тыльной стороне ладони от такого эффекта выступили кровяные сосуды сиреневатого цвета, выстроившись в неровную и непропорциональную сеточку. Зачем-то она на такую мелочь, которая случалась с ней довольно часто, и ее придирчивость уже давно стала обыденностью, обратила особое внимание. Впрочем, вся компания уже давно успела привыкнуть к эксцентричности самой младшей из их квартета, так что лучше пропустить ее мимолетную концентрацию на каких-то незначительных вещах.       Лекарство Кириллова запила наспех, чтобы его действие началось как можно быстрее. Зачем-то Тима принес всю упаковку сразу; может быть, он слишком торопился и попросту не успел вытащить отдельную таблетку. Также возможно, что он не был уверен, какая именно ей понадобится доза, а бегать туда и обратно явно не хотелось. Впрочем, у большинства людей с постсоветским воспитанием есть привычка брать больше нужного или сохранять что-то «на всякий случай». Достаточно вспомнить постоянную склонность делать заготовки из консервированных овощей или много разных варений на оставшуюся зиму… А что, если в самом деле такое увлечение касается не только детей, воспитанных людьми двадцатого века? Можно ведь привести в пример Плюшкина из поэмы Гоголя, в честь которого и прозвали одноименный синдром. Говоря кратко, это лишь часть культуры, которая передавалась из поколения в поколение, прямо как фольклор или легенды. Они ведь поступали так уж точно не из хорошей жизни и не из избытка, очевидно.       ― Может быть, тебе еще что-то нужно было принести? Сейчас ко мне, конечно, завести тебя не получится, но можно же и другое место выбрать       Наташа ничего не ответила. Было несложно понять, что сейчас большей из ее нужд была обычная тишина. Ближайшим местом для ее организации была библиотека, ведь кофейни, парки, забегаловки и любые другие общественные места так или иначе не остаются в мертвой безголосой обстановке. Библиотеки же, во-первых, практически не пользовались спросом в их скверном городишке, ведь новое поколение либо предпочитает читать дома, либо не читает вовсе. Ну а во-вторых, у тех самых консервативных и выступающих за библиотеки взрослых, которые в своем юношестве засиживались в них до позднего вечера, теперь элементарно не осталось времени и сил даже на пятиминутные прогулки, чего уж говорить о каких-то длительных посиделках. ​Копируя поведение мамы, Тима дотронулся до лба Наташи сначала пальцами, а потом, поняв, что его замерзшие и похолодевшие кисти не смогут определить даже примерную температуру, аккуратно прислонился щекой. Мамы в таком случае не брезгуют померить температуру и поцелуем в лоб, но у Тимы с Наташей были явно другие отношения.       ― Ты чего делаешь? ​Он был готов к такого рода вопросам, но в мыслях воспринять эту реакцию было значительно проще. После строгого и недоумевающего тона Кирилловой лицо Тимы налилось румянцем.       ― Вообще-то я проверяю твою температуру.       ― Ну, температура у меня, может, и приподнятая. Что дальше будешь делать с этой информацией? ​Тима не знал, что ему следовало сделать после, поэтому покраснел еще больше. Можно сказать, он проверил температуру только лишь для галочки.       ― Э… дальше как-нибудь придумаю. Ходить можешь?       ― И не в таком состоянии ходила. Куда-то нужно пойти? ​Не ответив на заданный вялой интонацией вопрос точно, Тима просто потащил Кириллову туда, куда требовалось. Сильно подвижность Наташи не пострадала, но во время ходьбы она немного пошатывалась и периодически жаловалась, что в глазах у нее либо мутнело, либо двоилось. К счастью, идти им нужно было не несколько километров ― добраться получилось всего за десять минут ходьбы, а с учетом скорости передвижения Кирилловой расстояние и вовсе мизерное. По пути Наташа периодически находила в себе силы, чтобы отпить еще немного воды из предоставленной Тимой бутылки. В течение дня она часто попросту забывает о том, что ее организму вообще-то нужна вода для поддержания жизни, но если вдруг она решит выпить хотя бы полстакана воды, то остановить ее будет практически невозможно, пока такой досуг ей не наскучит или она выпьет слишком много. Обычно все вставало на свои места уже на следующий день, и водный баланс снова становился забытым на довольно продолжительное время.       ― Почему именно сюда? Тут же нельзя шуметь…       ― А мы и не будем. Постарайся говорить шепотом. На крайняк будем писать на бумаге или сообщениями обмениваться.       За десяток минут обезболивающее начало понемногу действовать, потому Кириллова успела взбодриться и будто бы ожить. Ей вполне хватило энергии на разговор, а если тот касался гложущей ее темы, то и подавно. В действительности, если бы никакие ограничения не препятствовали выражению скопившихся слов, которые хотелось бы высказать в лицо лживой Alice, Наташа с удовольствием и закричит. Даже завизжит, причем так, чтобы начали вибрировать стены. Визжала бы себе до разрыва барабанных перепонок, до надрыва голосовых связок, до разжижения собственного мозга. И стоит подметить, что крик будет не сплошным ― в него вложены все вызванные дурацким поведением Ставрогиной эмоции, которые Наташа копила и сдерживала в себе на протяжении всей интрижки с Лизой, о какой она, очевидно, не знала. Ее бы точно схватил нервный срыв, стоит ей только узнать про коварные планы Alice на Желткову, ничего не подозревающую об аморальности и жажде, погоне за корыстью.       ― Тим, ну зачем?       ― Да ладно тебе, все равно уже дошли, и это только во-первых.       ― А что во-вторых?       ― Во-вторых, тебе вообще-то сейчас нужна тишина.       Обошедшейся без права выбирать Кирилловой оставалось только ворчливо вздохнуть и, немного закатив глаза, следовать за Тимой в читальный зал. В самой библиотеке пахло старыми книжками и немного пылью. Видимо, проводить даже поверхностную уборку было особо некому, ведь этот филиал точно страдал от дефицита персонала, и вся работа, будь она грязной, муторной, канцелярской, неблагородной, изнуряющей ― все это доставалось только лишь одной престарелой библиотекарше, которая изначально устраивалась работать архивариусом. Конечно, есть у этого здания и директор, и охранник, причем последний тоже был многофункциональным, вот только наличие такого «коллектива» никак не упрощало работу бедной старушке.       На поздоровавшихся детей работница реагировать не захотела, только шумно вздохнув и сделав вид, будто она занята какой-то канцелярией, которой априори не может быть сильно много из-за банального низкого спроса на подобные места. Тима ничуть не смутился такому безучастию библиотекарши, а Наташа так и вовсе, поскольку ей тогда было совсем не до этичности и компетентности какой-то замученной старушки.       С таким же не шелохнувшимся настроем оба прошли в читальный зал, в котором, вопреки их ожиданиям, даже кто-то сидел ― парочка мальчиков-подростков в рубашечках и брюках со стрелками; должно быть, они тоже пришли из школы, чтобы сделать в этом полумертвом месте уроки. Они, вероятно, и сами также не особо обрадовались тому, что два других человека ни с того ни с сего вторглись в их укромный и богом забытый уголок ради своих целей. Их присутствие означало, что все же шуметь будет запрещено, чтобы ненароком не нарушить их идиллию и не мешать концентрироваться, поскольку они сюда как-никак пришли первыми.       Наташа и Тима выбрали самое отдаленное от прибывших заранее посетителей место. Технически, конечно, расстояние было мизерным, но в тесном читальном зале старой библиотеки выбирать не приходится. Сама она, между прочим, славилась тем, что работает аж с конца девятнадцатого века, что было очень заметно по старому ремонту: немного облезшая краска и раскрошившаяся штукатурка, также местами протертый или вовсе отклеившийся линолеум, который теперь даже скотчем никто не «починит».       ― Ну так что в итоге?       Тима почесал нос и достал из кармана телефон, в котором открыл заметки. Так он делал по привычке, потому что любил вносить какие-то важные детали именно в них.       ― Смотри, я тут проверить решила кое-что…       Кириллова также достала гаджет, но она начала искать не заметки, а электронный дневник. Прошлой ночью она потратила порядка полутора часа на изучение страниц Желтковой в разных социальных сетях. Найти что-то дельное у нее, правда, не получилось, потому что скорее всего Лиза использует псевдонимы, а следовательно, искать что-то только по имени и фамилии было не особо полезным, как бы она ни старалась. Были также попытки выйти на нее через Ленскую, что тоже не дало своих плодов, ведь она свои страницы развивала практически никак, только изредка выкладывая отрывки своих новых стихов или фотографии с той же Лизой, не оставляя при этом в описании отметок ее аккаунта. Надежда от такого продуктивного исследования уже чуть было не успела погаснуть, как вдруг Наташа вспомнила о своем последнем шансе получить какую-никакую информацию о загадочном объекте, лице. Когда сайт и кабинет ученика прогрузился, пред глазами Тимы показалась страница Желтковой Елизаветы Георгиевной, на которой, окромя даты рождения, класса и фотографии профиля, ничего не было.       ― А что такого? ​Тима уже давно успел потеряться в датах и днях недели, поэтому он не сразу понял, к чему его смекалистая подруга сделала акцент на дне рождения какой-то из ее одноклассниц.       ― Ну как же?! Мы же Лиссу звали гулять именно в тот день, когда у Лизы день рождения вообще-то. Тут не может же быть никакого совпадения!       ― Да, не подумал че-то... Давай напишем ей?       ― Насчет чего?       ― Напрямую спросим про день рождения Лизы, потом ― про то, почему она решила не рассказывать нам о ее дне рождения. Ну, почему она отмахнулась и не призналась, что идет к Лизе.       Вместо устного ответа Кириллова сразу уткнулась в телефон и открыла привычный для их компании друзей мессенджер. Тима, в свою очередь, уже привык к своеобразной лаконичности и нелюбви к формальностям, отчего тоже просто ждал без лишних слов. Он прекрасно понимал, что как только Наташе понадобится его слово или участие, его сразу же окликнут.       Исхудавшие и неопрятные пальцы сначала забегали по экрану, чтобы покинуть сайт с дневником и перейти к мессенджеру. Но! ни с того ни с сего, после пары-тройки движений, Наташа вдруг замерла, отчего Тиме пришлось приглядеться к чему-то другому, чтобы найти возможную причину остановки. Долго думать не пришлось, когда на горизонте показалось недовольное выражение Наташиного лица: поджатая нижняя губа, не моргающие глаза и нахмуренные брови. Сразу стало ясно, что у нее в очередной раз отказывался загружаться мессенджер, причем непонятно от чего именно ― не то от уже далеко не нового устройства, не то от плохой связи. Уже через секунду она шумновато вздохнула и застучала пальцем по боковой рамке, а это значило, что терпение было Кирилловой уже на пределе.       ― Наконец-то, бляха-муха. ​Наташа утомленно закатила глаза.       ― Тише ты! Библиотекарша выгнать может! ​Тима машинально хлопнул свою невежду по спине, что отдалось глухим звуком на всю площадь и без того крохотного, а следовательно и не изолированного от шумов читального зала. Все еще сидевшие там парни начали по-вельможески воротить носом, демонстративно кашлять и намекать на свое недовольство всеми остальными существующими методами. К их сожалению, язык тела, намеки и все остальное, что обходило предъявленную в лоб претензию, на тот момент не имели для Тимы с Наташей никакого значения. Может быть, даже прямая просьба не шуметь также никак не смогла бы изменить поведение двух друзей, потому что они были с головой погружены в своего рода расследование.       ― Какая великая потеря будет!       Кириллова драматично покачала головой.       ― Давай, пиши уже лучше. ​На последок Тима подтолкнул Кириллову в плечо и уставился в экран ее смартфона.       ― А как лучше написать? ​Неуверенность Кирилловой не позволяла ей действовать легко и уверенно. В ожидании ответа и наставления она уставилась на Тиму вопросительным взглядом.       ― Ну, переспроси, точно ли у нее не получится погулять на выходных. Сразу все не вываливай, а просто пока спроси.       ― Сейчас…       Пальцы снова забегали по клавиатуре. Чаще всего Наташа общалась со своими друзьями именно текстовыми сообщениями, отчего рука была уже набита, а следовательно и печатать она могла быстро и без опечаток. Через пару секунд сообщение уже было оставлено на оценку Тимы перед отправкой.       ― Скидывай.       Наталья Алексеевна: Привет, Лисс, точно не сможешь на этих выходных вылезти?       Сразу ответа не последовало, хотя обычно Ставрогина заходила в сеть незамедлительно. Посмотреть, когда она посещала приложение в последний раз, к сожалению, не было возможности, потому что она еще очень давно скрыла отображение последнего посещения. Может быть, она таким образом предохранилась от слежки, похожей на Тимину и Наташину.       ― Может, позвоним ей? ​Кириллову процесс ожидания практически всегда выводил из себя, а особенно тогда, когда ей приходилось ждать ответа от человека, который раньше откликался незамедлительно при любых обстоятельствах, и, что было заметно пару минут назад, когда у нее отказывался быстро загружаться какой-нибудь сайт.       ― Да не, она же, во-первых, звонки не любит, а во-вторых, если она сейчас не ответила на сообщение, то на трубку она и подавно не возьмет.       Парировать ответ Тимы было нечем, и злиться Наташа стала чуть быстрее. В конечном итоге Алиса, конечно ответила, но только по прошествии нескольких долгих и напряженных минут.       noname: Привет. Не, не смогу точно       noname: Давай не на этих выходных, а на следующих       ― А, ну, она зато предложила на следующих выходных погулять.       ― Подожди, ― подозрения Тимы все не унимались ― мы же как раз обсуждали это с ней недавно…       ― Обсуждали что?       ― Ну, я как-то вбросил один раз, что типа если человеку неинтересно и не хочется гулять, то он просто отмазывается, что мешают дела какие-нибудь или проблемы. А вот если в реально не получается из-за чего-нибудь, то этот человек предлагает именно в другой день погулять. Что, если она просто про это подумала и воспользовалась этим?       ― Ну да, тоже возможно. Что тогда еще спросить? Она уже закрыла вопрос, можно сказать.       ― Помощь предложи.       Наталья Алексеевна: Может, помочь тебе чем-нибудь?       noname: Да не, там вопрос двух минут       ― Получается, погулять она может? Как-то Лисса разучилась врать.       Раньше Тима и посмотреть косо в сторону Ставрогиной не мог из-за выстроенного когда-то образа сверхчеловека. Его приятно удивлял ее талант искусно врать и выкручиваться из многих проблем, вот только из-за того же дара лукавого он даже и не задумывался о том, что с друзьями Alice поступала примерно так же. Теперь, когда его глаза приоткрылись, он ощущал сильную брезгливость и презрение по отношению к Алисе и мог найти для себя еще сотню поводов придраться к ней.       Наталья Алексеевна: А, ну раз вопрос двух минут, то выйти получится? Можем тебя подождать немного       noname: Я не это имела в виду       noname: Что с тобой?       noname: Тебе нужно что-то?       От попыток Ставрогиной огрызнуться Наташа немного опешила и потеряла бдительность. Тиме снова показалось, что Алиса и на это сделала расчет, потому что понять, как устроена эмоциональная составляющая Кирилловой, в действительности легче легкого, если просто предрасположить ее к себе. После такого она читается, как открытая книга. Тима же такой мягкостью не обладал и сохранял здравость рассудка. Такой себе спасатель, человек, дающий в нужный момент отрезвляющего пинка. Конечно, в действительности у такого сверхчеловека бывали и свои слабости, но размышлять о них пока что ни к чему.       ― Она с тобой раньше так разговаривала?       ― Ну, бывало и такое…       ― И в каких случаях?       ― Да не знаю, вроде…       Тима, перебив Кириллову, решил повесить этот вопрос в воздухе и перейти к его рассмотрению чуть позже, когда они с Наташей закончат свою операцию.       ― Не теряемся. Скажи прямо, что ты хочешь узнать, и, ну... почему она себя в последнее время себя так странно ведет.       Наталья Алексеевна: Да. Почему ты себя в последнее время так странно ведешь?       noname: Как?       Наталья Алексеевна: Скрываешься постоянно, где-то теряешься       Наталья Алексеевна: Даже отвечать стала по-другому       Последние два сообщения Наташа писала уже сама, не нуждаясь в помощи Тимы. Он, конечно, сфокусировавшись на помощи и диктовке, собирался начать говорить, делая краткие вдохи, но, видя уже строчащую ответ Кириллову, останавливался и только аккуратно поддакивал.       noname: Как это по-другому?       Теперь-то друг решил вмешаться, не давая Алисе отойти от темы плавно отводящими вопросами.       ― Скажи, что у тебя не так много времени, чтобы обсуждать все ее изменения. Она хочет ускользнуть от ответа.       Наталья Алексеевна: Сейчас не об этом. Просто признайся, почему именно у тебя не получится погулять?       noname: Ну на день рождения меня позвали       noname: Довольна?       Наталья Алексеевна: На чей?       noname: Это имеет значение?       Наталья Алексеевна: Да.       noname: Ну хорошо, Лиза позвала меня на день рождения       noname: Теперь ты можешь оставить меня в покое?       ― Заканчивай, мы в принципе добились того, чего хотели. А еще у нее сейчас походу нервный срыв будет ​      Наталья Алексеевна: Да, можешь идти       После этого сообщения Ставрогина ушла не проронив и слова, вот только она могла впоследствии деться куда угодно, а Наташа с Тимой так и остались сидеть в библиотеке. Как оказалось, двое других посетителей уже ушли в неизвестный момент времени, не желая разделять место с двумя шумными подростками.       ― Ты красотка, Наташ!       ― Вообще-то ты диктовал мне, что и как писать.       ― Ничего, все равно ты молодчина. Тем более ответы иногда и ты находила. ― Тима похлопал Кириллову по плечу ― Давай-ка сейчас по домам. Тебе спать надо.       Наташа такую идею поддержала. На прощание она стукнулась с Тимой кулачками и, когда они уже расходились в разные стороны, ее помощник-отрезвитель помахал ей рукой, в ответ получив легкую улыбку.       По дороге домой в обеих головах прокручивались одинаковые мысли, которые затрагивали Ставрогину. Она могла проворачивать что-то мутное и сулящее тяжелые последствия и раньше, однако у многих подростков есть склонность не считать откровенно неправильные поступки своих друзей плохими или аморальными ровно до тех пор, пока они не касались их взаимоотношений или их самих. Ровно то же случилось и с ними, ведь до этого Юра, Тима, Наташа и Саша ― все четверо всегда закрывали глаза на проступки и проделки Alice, но лишь у половины из них терпение в конечном итоге лопнуло. У Ленской, конечно, частично ее смиренность объяснялась тем, что спустя немалый промежуток времени ей пришлось чуть ли не во второй раз знакомиться со Ставрогиной. А вот Юра же сам по себе был довольно безучастным и будто отделенным от своих друзей, что объяснялось занятостью и постоянной усталостью. Из всей компании он был самым неактивным, и все скандалы, ― возможно, даже и дальнейшие скандалы ― к счастью или к сожалению, обойдут его стороной.