***
Сколько Юнги себя помнит — всегда был несчастным. Сначала это первая любовь, потом внезапный «побег» из дома, потеря близкого человека, насилие и ещё много, много, много боли, с которой он сроднился. Нет на теле ни клочка, который не знал, что такое боль. Если у омеги спросить, что для него любовь, то он ответит — боль, жизнь — боль, будущее — боль. Даже если что-то приносило счастье, то это мгновенно перерастало в тянущую и скребущую боль. Мин Юнги — сгусток её, верный сын и он готов пойти на что угодно, чтобы разделить хоть столичку счастья с тем, кто его действительно испытывает. Омега греется на солнце, стараясь отойти от ноющей боли недавних ночей. Его господин очень ненасытен, его жажда увеличивается стоит Юнги оказаться рядом, но он должен сказать спасибо, что вчера к себе не позвал. Юнги ехидно улыбается, когда вспоминает его, тот тоже несёт боль, но не только врагам, но и Юнги в особенности. Любимое наказание — плётка, фалока, очень больно и неприятно от свечей, а ещё тяжелее, когда твоё тело терзают, а ты лежишь распятым на постели и пошевелиться не можешь. Для другого это покажется страшным сном и ужасом, а для Юнги — это жизнь, самая что ни на есть настоящая. Омега помнит всё. Он расположился на удобной тахте и читал книгу, но мысли его рассеяны, потому что читая одно и то же предложение, он невольно вспоминает свою жизнь, а вернее её подобие. Юнги пришлось отложить книгу и поджать под себя ноги, как тогда, раньше. Он до сих пор помнит эти руки, эти зверства и крики. Даже этот сад помнит то, как омега кричал и просил его не трогать, пока его тело втрахивали в куст роз. Ему было пятнадцать, когда, как казалось, всё было прекрасно. Он был очень юн, верил во всякие сказки, влюблялся и жил этим. Как и многие омеги, он влюбился в воина, в того, как он считал, идеалом, чуть ли не Богом называл. Только в Боге он Монстра не разглядел. Юнги не помнит с чего начался весь этот кошмар. Вот его простая, безмятежная жизнь с человеком, которого он до безумия любил и который его оставил, бросил в лапы ещё большее ужасного монстра. Наверное, кошмар начался тогда, когда Салар принял в свои лучи Юнги. Омега до сих пор удивляется, что когда он вступил на землю этой империи, то первое, что его поприветствовало, было солнце. Пока они ехали, постоянно шёл дождь, поэтому Юнги не мог любоваться дивной красотой или греться теплом, хотя и это претило, потому что его увезли насильно, связали и везут в неизведанном направлении. Может, кошмар начался тогда, когда его обвинили в том, что он не делал, а тот ужасный человек, который боль день ото дня дарит, считался спасителем. Юнги не знает. Он не хочет думать. Юнги сильно устал. Он не рассчитывал на то, что приживётся в столице Салара, Захиде. Ему даже не верилось, что имея такого императора, столица полюбит его. Приняли его и люди дворца и Захида, они очень обрадовались, когда их император рассказал, что собирается наконец-то жениться. Но эта мысль претила на тот момент бойкому и весьма взбалмошному омеге. Он отказывался, кричал и велел отпустить его. Но это продолжалось до того момента, пока главный мучитель и его личный палач не занялся его «воспитанием». Тогда Юнги понял, что такое настоящий Ад, понял, что больно может быть не просто из-за падения на землю, а в целую пропасть, больно может быть не от лёгкой пощёчины, а он настоящего удара, больно может быть не просто от запугивания кнутом, а в его применении. И Юнги хватило чуть меньше года, чтобы сломаться, он отчаянно пытался бороться, но постоянно терпел крах и падал, а подниматься с каждым разом становилось всё труднее и больнее. Ему до дрожи вспоминается второй удар, первый он получил ещё находясь у себя дома, в Хузуре. На тот момент он не мог понять, что такое жестокий человек, почему его все боятся, почему он так много несёт в себе боли, пока в один из дней не стал его жертвой. Намджуну было двадцать восемь, когда он забрал Юнги себе. Как оказалось, этот миленький товар оказался никому не нужным, поэтому он с радостью приобрёл его. Он всячески старался задобрить омегу: дарил подарки, оказывал знаки внимания, звал на прогулки, но Юнги его просто-напросто не любил, пусть тот и был красив, у него было много золота и вполне приличные территории, но омеге было далеко не это нужно. Но Юнги просто не дооценил силы и стремления альфы, поэтому после первой своей пытки началась вторая. И продолжается она по сей день. Юнги долго корил себя, что так легко сломался и сделался игрушкой в чужих руках. Но он не собирался падать духом, это тогда, четыре года назад, когда он боялся малейшего шороха и сильного ветра, это тогда, когда альфа мог брать его без предупреждения и жёстко наказывать, это тогда, когда его первый секс был вовсе не нежным, а со вкусом шипов. У Юнги до сих пор шрамы на спине от этого растения, поэтому он розы видеть больше не может, но Намджун постоянно их ему дарит. Альфа чётко давал понять, где заканчиваются границы омеги, как тот должен себя вести и что делать, чтобы того удовлетворить. И если Юнги делал всё правильно, то получал сполна. Гаремные омеги шипели на него, пока он тонул в дорогих шелках и золоте, глупо улыбался им и заставлял завидовать. Но никто из этих омег даже не представлял, что именно он терпит каждую ночь, чтобы сидеть и улыбаться дорогому подарку. Да если была бы возможность, то Юнги выбросил все вещи, но нельзя, потому что его господин этого не любит. Также тот не любит, когда омега грубит, но что больше всего тот ненавидит, так это слёзы. В свой первый раз Юнги не представлял, как можно их сдержать, поэтому лил не переставая, за что каждый раз получал новую и новую порцию смачных шлепков, и не только по щекам. С тех пор Юнги научился искусно играть: на лице маска безразличия, лишь только Намджун появится на горизонте, то улыбка касается его губ, а тонкие пальчики обвивают шею господина. Омега научился быть покладистым, но иногда и не забывал показывать зубы, чтобы проверять выдержку своего господина. Он любил раздражать Намджуна, потому что знал, что тот от него не избавится, что в любом виде оставит при себе. Омегу это веселило, ему нравилось видеть, как брови альфы сходятся, а руки сжимаются в кулаки в желании нанести новый удар, но всё сходило на нет, когда Юнги подбегал к нему и дарил нежный поцелуй или чмок в щёку. Естественно, это всё не заканчивалось — продолжение было в покоях альфы. Там над Юнги ставили пренеприятные опыты. Его не любимой вещью были свечи, ему не нравилось, когда они горячо ложились и стягивали кожу. Также он выявил особую страсть к плёткам, причём самым разным, но он не интересовался, какой именно сегодня будет бить его Намджун, просто сам факт, что она ударит по нему, уже заставляла содрогнуться. Именно благодаря этому человеку Юнги делается мазохистом, хотя, не в чистом виде, всё-таки когда ему пускают кровь, то он кричит, но это снова не нравится господину, поэтому Юнги проглатывает боль. Постоянно. Каждый раз. Каждый новый удар. Каждый новый толчок. Он чувствует всё, но он терпит всё. Тот ребёнок, который был наивный, что верил в любовь до гроба и грезил о могущественном альфе, давно умер. Хотя, судьба сморозила злую шутку: любовь он получал только от Намджуна, к тому же тот был императором огромной территории, так что эти пункты судьба ему всё-таки преподнесла. Юнги тяжело выдыхает, когда снова начал ворошить своё прошлое, а делал это он обычно после ночей с Намджуном. У того был просторный балкон, где, сидя на подушках, весь искалеченный и***
Чимин не помнит, сколько уже сидит в этой мрачной и сырой клетке, что тюрьмой зовётся. Его трясёт от холода уже который час, он без верхней одежды, в одних штанах сидит на холодном полу и старается согреться трением рук друг о друга. Чонгук велел посадить его сюда на день, но, кажется, прошло чуть больше, но сколько именно Чимин не знает, он потерял счёт дням, потому что это ему не нужно. Он подводит неутешительные итоги своего покушения. Ну конечно, следовало быть более осторожным и тщательно всё обдумывать, но дикое желание отомстить поселилось в нём и не отпускало, теперь оно только возросло. Чимин смеётся себе, как неразумно тот поступил, как сглупил. В чуть ли не в первый день уже оказался в темнице. Омега, свернувшись калачиком, уже устал дуть на руки, чтобы согреться. Тут будто зима, будто Чонгук специально оставил эту пытку для своих врагов, чтобы те умирали от холода. Чимин не позволял себе попусту лить слёзы, поэтому, собрав оставшиеся силы, держится. Ему даже еды не приносили, что уже говорить о воде, а безумно хочется, он бы наплевал на гордость и всё с радостью съел, но только беда, — еды нет, как и ни одной живой души. Хотя иногда Чимину кажется, что где-то в глубине темницы живёт нечто, оно то рычит, то скребётся, но Чимин отгонял эти мысли и ссылал всё на бурную фантазию и недосып с недоеданием. К нему никто не приходит, он никого не зовёт, потому что некого, в этом дворце до него нет дела. Брат ясно дал понять, что они больше никто друг другу, Тэхён точно на него зол, а Сехун, возможно, уже мёртв, такого поведения омеги не стерпит никто. А Хосок… Хосок просто его контролировал по приезде сюда, ничего более. Про Чонгука, что здесь заточил, говорить не хочется. На чудо не стоит надеяться, но Чимин хочет, чтобы кто-нибудь пришёл к нему, заключил в объятиях и вкусно накормил. Ведь он больше не просит, простой еды и банального тепла. Он не хочет ни золота, ни украшений, ни власти. Ему всё равно, но ему не всё равно на свою жизнь. Несмотря ни на что он выберется, как выбирался ранее. В один из дней, когда пустой взгляд смотрел на кольцо в стене, наверное, туда цепь прикрепляли, чтобы преступник не сбежал, хотя, как отсюда сбежать можно, омега услышал шаги, но он даже не повернулся, вновь ссылаясь на своё больное воображение. Звенят ключи, железная дверь открывается и в проёме появляется знакомая макушка с большими глазами. Тэхён падает на колени, не заботясь, что пол грязный и сырой, он накрывает тело Чимина чем-то тёплым, а после просит того подняться. Чимин ничего не отвечает, молча встаёт и ждёт, что ему скажут делать дальше. Тэхёну тяжело видеть ещё недавно зубастого омегу, но он уверен, что сейчас умыть его, накормить — оскал вновь вернётся. На выходе из темницы их встречает сапфировый, как Чимин прозвал у себя в голове Сехуна из-за серёжки. Они о чём-то говорят с Тэхёном, альфа кидает грустный взгляд, полный жалости, на Чимина, а тот даже шутить не пытается, вкладывает замёршую руку в тэхёнову, а та тёплая, даже горячая, как показалось омеге, ухоженная и нежная, не то, что у Чимина. У него много мозолей, кожа сухая и в целом вид страшный, но, видимо, Тэхёна это не заботит. Они проходят молча гарем, куда-то сворачивают, а потом оказываются в покоях Чимина, где тот, как только его посадили на кровать, валится и засыпает мёртвым сном. Просыпается Чимин только на утро следующего дня, теперь он хоть немного, но полон сил. Рядом с ним сидит неизвестный ему бета, который прикорнул, но как только Чимин его окликнул, то он вышел, что-то кому-то сказал, а потом, извинившись, ушёл. Чимин пожал плечами и сел на кровать, потирая глаза, на нём новая одежда, наверное, Тэхён постарался. И не так сильно воняет, может, намазали чем-то, или же всё-таки в бессознательном положении помыли. Чимин ничего не помнит, потому что крепко спал. Вдруг в комнату входят куча слуг, кланяются ему, как ни странно. Они что, не знают, что он хотел сделать с их господином? Ставят на стол много тарелок и, ещё раз поклонившись, выходят. Надо же, как выдрессировал их Чон. Чимин слезает с кровати и, даже не умывшись, садится на подушки, чтобы попробовать, что для него приготовили. А попробовать было что, манящий запах так и тянул к себе, но Чимин помнил, что не ел много дней, поэтому надо быть осторожнее. Он нарезает ягнёнка и обильно поливает его мясным соусом, он дождаться не может, пока кусок не окажется в нём. Он запихивает в рот несколько кусочков и довольно мычит. Он очень изголодался, что для него лепёшка с сыром внутри кажется верхом кулинарии. Глаза бегают от одного блюда к другому и когда рука тянется за каким-то лакомством, которого название Чимин не знал, в покои входит Тэхён. — Ну наконец-то встал, — сразу набрасывается Тэхён и садится напротив омеги с застывшими руками у рта. — Проспал целый день, мы думали, что ты умрёшь, — Тэхён глупо улыбается, на что Чимин глаза закатывает. — Не дождётесь, мне ещё надо Монстра убить, — Чимин кладёт вкуснятину в рот и стонет от удовольствия. — Что это такое? — он подвигает к себе тарелку и набрасывается на её содержимое. — Это миндальный лукум, кстати, любимое блюдо нашего господина, — Чимин тут же ставит тарелку подальше, хоть и хочется до жути ещё. Он такой мягкий, тает во рту и действительно отдаёт миндалём. Тэхён на такое смеётся и сам забрасывает прочку кусочков себе в рот, пока злой Чимин активно жуёт мандарин. — Ну чего ты, не злись. Это его Хан приучил к этому лакомству, — Чимин тут же меняется. Это имя он уже слышал от Чонгука. — Странно, что отец вообще не любит сладости, а сын заставляет каждый вечер их есть и обижается, если господин не попробует хотя бы одну… — Стоп, — выпаливает Чимин и внимательно смотрит на Тэхёна, что буднично рассказывает ему про сына Чонгука. — У Чонгука есть сын? — в голове не укладывается. Бред какой-то. — Ну да, — Тэхён не понимает, что того так удивило. А Чимин, кажется, прозрел. Альфа просто ему тогда наврал, сказал, что нет ни омеги, ни сына, а сейчас всё оказалось наоборот. — Значит, и омега есть? — Тэхён и рта не успевает открыть, как Чимин встаёт на ноги и, забыв о недавней пытке, чуть не валится на пол. — Мерзавец, идиот, какой же я тупой. А я ему тогда поверил, представляешь? — Тэхён пугается преобразования Чимина. Он, конечно, рад, что к тому и голос, и когти вернулись, но его состояние заставляет желать лучшего. — Чимин, пожалуйста, успокойся, — Тэхён берёт его за руки и сажает на кровать. — У нашего господина есть сын, но нет омеги, тот, кто родил Хана, даже не здесь, никто, кроме господина Хосока и Чонгука, не знает, кто именно папа Хана, поэтому, пожалуйста, — тише прибавляет омега. — Успокойся! — уже орёт. Чимину потребовалось пара минут, чтобы прийти в себя и не разломать тут всё. — Я не могу с тобой вечность сидеть, но ты волен в передвижениях, так повелел наш господин, только если ты надумаешь сбежать, то будет очень плохо, — голос Тэхёна как никогда серьёзный и пронизывающий, он предупреждает не делать ошибок. — Можешь сходить в сад, прогуляться до пруда, осмотреть дворец, но только не смей убегать, иначе последнее, что вы увидишь перед смертью, взгляд того, кого Монстром называют, — Чимин сглатывает. Тэхён желает хорошего дня и выходит. Чимину будто сказку страшную рассказали. Он вновь возвращается к столу и всё-таки притягивает к себе несчастную миску, начиная поедать лукум. А ведь действительно, Чимин может совершить прогулку и немного проветрить мысли, освежиться и дальше придумывать план, как отсюда выбраться. Но не сегодня, он лучше отсидится в своих покоях где-то с неделю, а потом выйдет на разведку. Так и происходит. К нему каждый день заходит Тэхён и интересуется самочувствием, пару раз был лекарь, чтобы осмотреть тело и дать отвара. Чонгук эту неделю его не трогает, омега только изредка наблюдает за ним с балкона, мысленно шля проклятья, пока другие омеги дворца шлют воздушный поцелуй, а Чимина тошнит от подобного. Сегодня прекрасный день, чтобы прогуляться. Он и так целыми днями просидел в комнате, самое время проветриться. Чимин сам себе кивает и, выбрав нужный наряд, состоящий из закрытой блузы молочного цвета с длинными рукавами и такими же тёплого цвета шароварами, берёт в руку пару жаренных каштанов и выходит. Никто на него внимание старается не обращать, будто он один из омег гарема, но это не так, потому что Чимин свободная птица, ему крылья, правда, поотрывали, но он их сам сделает и полетит. Теперь он яснее может рассмотреть дворец. Тот очень красивый. И, если Чимин был бы здесь по своей воле, то остался навсегда в таком дивном месте. Но только, если сменится правитель. Чимин проходит мимо кухни, случайно заглядывая туда и извиняясь, что ошибся дверью, ему приветливо улыбаются и даже хотят угостить вкусностями, от которых Чимин не отказывается. Конечно, он столько дней не ел. Теперь с новой тарелкой миндального лукума в руках, Чимин бродит под сводами дворца, когда палящее солнце печёт его снежную макушку. Чимин решает обойти дворец и рассмотреть возможные вылазки. Он помнит слова Тэхёна, но действует как всегда по-своему. Он думает, что в таком дворце точно должно быть что-то вроде потайных выходов, чёрных ходов, потому что в прошлом дворце это делалось для безопасности, а то мало ли бунт, а прятаться где-то надо, но пока омега не находит нужных ему зацепок, он пинает камни, надеясь, что стена откроется, а перед ним туннель окажется. Но ничего не происходит, поэтому Чимин хочет найти сад, чтобы всё обдумать. Он отталкивает недовольных омег, которые кричат, чтобы тот был осторожен. И вот, наконец, он успел напасть на неприятность. Конечно, а что следовало ожидать от омег гарема Чон Чонгука. Какой-то нахал, а по-другому Чимин назвать его не мог, окликнул его. — Значит, ты тот самый Пак Чимин, который посмел так грязно поступить с нашим господином? — Чимину тяжело себя сдерживать, да и того, кто бы это сделал, нет рядом, поэтому он на грани, чтобы это кукольное личико не разбить о кафель. — Да, я, запомни, что это не первый и не последний раз, когда я буду так с ним поступать. А сейчас, — Чимин толкает его в плечо, — пошёл с дороги, — и, как Чимин привык ранее, задрав носик, он покидает неприятное место, мысленно смеясь с ситуации. Он даже не знает, кто это, но явно дал понять, что ему нет дела как ни до него, ни до его шайки. У Чимина цель — прогуляться, найти укромное место, чтобы никто не трогал и собраться воедино. И он находит это место. Чонгук не поскупился над садом и его убранством. Омега уходит не так далеко, чтобы его ненароком не потеряли, хотя выглядело бы это смешно. Он садится в беседке, с которой вниз стекала вода. Это водопад, вода которого стекала прямо вниз беседки и куда-то падала, но Чимину всё равно, потому что он стоял как вкопанный и наблюдал за прекрасным. Можно было свободно зайти и сидеть в беседке, пока вода стекала вниз. Так омега и поступил. Он уселся и подобрал под себя ноги. Крыша стеклянна, но из-за воды что-то слабо видно. Она буквально повсюду, со всех сторон за Чимином наблюдает. Он мог свободно подойти и протянуть руку, тогда вода забрызгала одеяния, поэтому он только смотритель. Тут прохладно и свежо, откуда-то доносится щебетание птиц, и Чимин думает, что это лучшее место, где он только был и самое тихое. Здесь хорошо спрятаться от мирской суеты и отдохнуть. Удивительно, но тот, кто привык разрушать и лить реки крови, мог приказать создать такое великолепие. Чимин не удивится, если тут есть аллея со статуями и большим фонтаном в центре. Омега делает пометку в голове, что стоит это обязательно проверить. Он закидывает кусочек лукума в рот, но его вдруг отвлекает чей-то голос, позже Чимин понял, что голос принадлежит ребёнку. Он выходит из своего укрытия и видит, как по тропке бежит, не смотря под ноги, маленький омега с огненными волосами. Он даже раз умудрился упасть, и Чимин тут же хотел к нему подбежать, чтобы помочь, но ребёнок встал, отряхнул коленки и продолжил бежать. Маленько чудо, пронеслось в голове у Чимина. И это чудо бежало к нему, но пробежало, будто не заметив. Чимину такое не понравилось, поэтому он начал догонять сорванца и, поравнявшись с ним, спрашивает: — Куда ты бежишь? — Чимин не знает, зачем нагоняет омегу, но ему просто нравится вот так просто бежать за ним, будто играясь. Малыш останавливается и смотрит назад. Чимин повторяет то же самое. Погони за ними нет. — Пошли, — вдруг малыш хватает его своей детской ладошкой и куда-то тянет. Они выходят на каменистую дорогу и бегут к беседке, конечно же, не забыв упасть и поранить коленки. Как только они валятся на мягкие подушки, Чимин хлопочет над ногой омеги. — Да ладно, не первая рана и не последняя, — радостно улыбается тот и дыхание пытается перевести. Чимин наливает ему из кувшина воды и омега залпом все выпивает, вытерев капли рукавом. — Я тебя узнал, ты тот омега, что сильно кричал и ругался на моего папу, — сразу же выдаёт Хан, а Чимин рот приоткрыл и смотрит, потому что не знает, что сказать. Вот перед ним ребёнок Чонгука, смотрит на него своими ясными глазами и тянется за булочкой. Полная противоположность тирану-отцу, но, наверное, для мальчика он многое значит, если другого близкого человека нет. Чимин находит в себе силы и объясняется перед ребёнок: — Да, просто твой папа, — Чимин хотел бы сказать, что обидел, поступил ужасно и вообще самолюбивый тиран, деспот, узурпатор, но сдерживается. Зачем это говорить ребёнку, если лучше высказаться перед отцом. — Ладно, мы просто кое-что не поделили, — да, его жизнь. Малыш кивает и даёт Чимину булочку с посыпкой. Сам омега весь уже перемазался, из-за чего Чимин улыбки сдержать не может. — Мой папочка добрый, он даже меня целует, — малыш говорит шёпотом, будто их кто-то подслушивает, — вот сюда, — он тыкает в щёчку, — и сюда, — в весок. Чимин не может представить, как Чонгук может нежно целовать своего сына, когда буквально недавно чуть его губы не разорвал. — Значит, ты любишь своего папу? — глупый, конечно, вопрос, но Чимин хочет подольше поговорить с ребёнком. Тот часто-часто кивает и тянется за уже знакомой сладостью. Какой же он разговорчивый, даже не думает, что перед ним совершенно чужой человек сидит. — Очень, но я скучаю, — грустно затянул Хан, и Чимин увидел, как лицо ребёнка изменилось. Ему было больно смотреть, как мордашка, вся перемазанная в шоколаде и креме, сейчас загрустила. Чимин садится ближе и начинает тыкать его. Просто берёт и тыкает по плечу, животу, ногам. — Эй, ты чего, — Хан сразу начинает смеяться, потому что Чимин использовал запрещённый приём, — щекотка. — Я тебя укушу, — только Хан раскрыл рот, как грубый, пронизывающий голос, который точно Чимину в кошмарах являться будет, произносит: — Хан, — и ребёнок останавливается. На дорожке стоит одетый в доспехи Чонгук, без Хосока, что удивительно. Чимину думал, что их не разъединить. Чимин немного тушуется, потому что он видит его после исполнения наказания, а тот довольный стоит, улыбается и на Чимина смотрит, который лучше бы его не видел. — Папа, — радостно завопил Хан и побежал к отцу, что сразу же его подхватил и взял на руки. — Я на тебя обиделся вообще-то, — Хан складывает ручки на груди и отворачивается от отца, хотя секундой ранее радостно завопил и сам к нему побежал. — Да? И что же я сделал? — Чонгук убирает большим пальцем крем с щёк и губ сына. Чимин не сводит взгляд с этой картины. И это самый жестокий, кровавый император, которого видел свет. Он сейчас видит перед собой совершенно иного Чонгука. Тот нежно обнимает сына, убирает крем с его щёк и губ и ласково целует в висок, пока тот обижается. И Чимин чувствует себя здесь ненужным, поэтому, чтобы лишний раз не злить Чонгука, он хочет уйти, а с Ханом они ещё встретятся и, может, даже поиграют. Только Чимин собирался сделать шаг, как Чонгук ставит на землю своего обиженного ребёнка и велит слугам увести его. — Я тебя никогда не прощу, бе, — Хан показывает язык и, виляя бёдрами, ушёл в сторону дворца. От такой картины Чимин невольно хмыкнул, когда не осознал, с кем он сейчас остаётся. — Я смотрю три дня темницы пошли тебе на пользу, — Чимин выходит из беседки, явно не настроенный на разговор, видимо, Чонгук думает иначе. — Ты, наверное, не понял, куда именно попал и кто я такой, — надо же, Чимин точно не догадывался. Он подходит к Чонгуку и становится от него на три шага. — Я знаю, где я, и кто ты. Ты настоящий тиран, узурпатор, мразь, по которой плаха плачет. Да и вообще… — тяжёлая рука схватила Чимина за щёки и сдавливать начала. Омега бьёт руками по плечами альфы, но тот ни на что не реагирует, своими ночными глазами в душу заползает и губит. — Запомни, как нужно себя вести, иначе всем будет плохо. Я не просто какой-то проходимец, а император этого грёбаного мира, и тебе просто необходимо оказывать мне уважение. И чем раньше ты это поймёшь, тем будет лучше для нас обоих, — он отпускает омегу и точно завершает разговор, удаляясь в сторону ворот, пока Чимин вытирает скатывающуюся слезу и трёт щёки, которые касались его проклятая рука. Лучше уже не будет. По крайней мере сейчас. Чимин спустя пару минут тоже уходит, полностью разбитый. Всё было замечательно, он успел познакомиться с Ханом и провести с ним немного времени, пока не пришёл его отец и всё не испортил. Чонгук всегда всё портит, он губит всё живое, ему плевать на чувства других, главное, что хочет он. Чимина это злит не на шутку. Он пока не хочет возвращаться во дворец, поэтому оказывается не пойми где. Какой-то заброшенный, старый, никем не присматриваемый сад. Чимин немного запутался в лозе под ногами, но в целом прошёл успешно. Здесь ужасное запустение, и Чимину как-то непривычно видеть такое, когда смог понаблюдать за последними предметами искусства Чонгука. Тут сыро, холодно, как в той темнице, в которой сидел Чимин. Чимин слышит чьи-то голоса и звук шагов. Он в панике смотрит, куда ему спрятаться. Тут много кустов, но только слепой не увидит не маленького омеги. Вдруг Чимин замечает какой-то лаз, прикрытый лозой. Он спешно разрывает её и убирает ветки. Оказывается, что это какой-то туннель, но Чимину сейчас главное, чтобы его он упас, поэтому он, не теряя ни минуты, залезает туда и замирает, стараясь выдавать как можно меньше звуков. Тут повсюду паутина, мох и кто-то скребётся, хотя, наверняка это больное воображение Чимина. Он не знает, куда приведёт этот путь его, но и проверять он его не спешит, тогда шум создаст и выдаст себя. Он прикрывает проход весящими листьями и замирает. Точно, кто пришёл, Чимин не может сказать, потому что в этом дворце всего ничего, ещё не успел всех выучить. Входят двое мужчин и громко начинают обсуждать что-то. — Это никуда не годится, он полный идиот, если хочет противостоять такому врагу, — сказал первый голос. Такое ощущение, что тот у него сел то ли от простуды, то ли от выпитого вина. — Ну а что мы можем сделать? В конце концов, он пока пугает Дракона, а когда у того терпение кончится, то всё. Конец, — отвечает второй, уже более приятный. — Вообще-то, мы можем кое-что сделать, я тебе давно говорил. — Да, но ты знаешь, что два наших покушения на него сорвались, либо верная шавка по имени Хосок рядом с ним, либо он просто не сдыхает, — голос второго начинает повышаться, а Чимину страшнее становится. — Я надеялся, что тот омега смертельно его ранит, а оказалось, что и это не сработало. Он будто заговорён от смерти. — Да ты ещё не понял? — вскипает оппонент. — Что либо она за ним ходит, либо он с ней в шахматы играет. Чимин очень хочет убраться отсюда и не слышать то, что не следовало бы услышать. Он решается ползти по туннелю, ведь тот должен его привести либо к выходу, либо тупику. Омега уже не слушает дальнейший разговор, поворачивается и случайно задевая выступ в стене, царапая сильно руку, Чимин чуть пискнул, но тут же приложил ладонь ко рту. Голоса стихли. Он очень надеется, что его не услышали. Голоса вновь возвращаются, но уже становятся ближе к омеге, и тут Чимин забывает про боль и хочет уже уползти отсюда. Чем дальше он шёл, тем выше становился потолок, поэтому на середине пути он мог идти в полный рост, только вот рука болела и кровоточила. Но он продолжает идти. И вот наконец перед ним образовался тупик. За ним точно кто-то пошёл и сейчас его здесь убьют. Омега бьёт здоровой рукой по камням и оседает на пол. Так глупо умереть ещё не хотелось. Чимин смотрит по сторонам, желая найти хоть какой-то путь к спасению. И находит: небольшой рычаг, торчащий справа от него. Чимин наваливается на него всем телом, чтобы что-то разблокировать. Звуки шагов становятся яснее слышны. Адреналин у Чимина поднимется со стремительной скоростью. Он давит больной, здоровой рукой, как вдруг слышно трение камней, а потом виднеется просвет. Чимин страдальчески улыбается и, навалившись плечом, отодвигает каменную дверь. Как же он рад, что такой крошечный, потому что ему удаётся протиснуться еле-еле, но всё-таки удаётся, может, можно было и шире открыть, но Чимин бы просто не успел. Он выбирается и быстрее убегает отсюда прочь. Он слышит какой-то голос, что шепчет «какой-то омега» и больше Чимин не слышит, он просто бежит куда-то. Он не может сказать, слово вымолвить, что сейчас произошло. Чимин смотрит по сторонам, пытаясь понять, где он, на каком этаже, каком крыле и где его комната. Он оценивает свой вид и прогнозы не утишающие. Блуза местами порвана, колени грязные и видна кровь, а рука и вовсе норовит отказать, как показалось Чимину, поэтому ему надо к себе, чтобы остановить кровь, а ещё важнее не попасться на глаза ни Чонгуку, ни Хосоку, ни Сехуну, ни Тэхёну, особенно первому. Чимин надеется, что тот сейчас с сыном или с очередным омегой. Он никогда не был в этой части дворца. Это будто отдельная часть дворца, совершенно другая и мрачная, наверное, тут и хозяин обитает. Нет ни света, ни тепла, которое было в другой части. Чимин думает, может, тут пыточная или что-то такое, потому что как описать мрачное состояние этого крыла он не в силах. Но зато в силах найти лестницу и спуститься. Когда он аккуратно перешагивал ступени, ему в спину повеяло холодом. Ну да, конечно, как он мог забыть про Смерть этого дворца. Хосок спускается следом за ним и, окинув его взглядом, хмыкает. — С Чонгуком подрался, или снова убить собирался? — Чимин закатывает глаза и сжимает больную, кровоточащую руку. Он шипит, когда дотрагивается до неё. Хосок замечает рану и просит идти за собой. Ну вот и конец. Сейчас его приведут к Чонгуку, скажут, что бежать собирался, поймал его Хосок, омега такой плохой, а альфа молодец, что не дал тому улизнуть. Чимин бы не хотел, чтобы его сдавали и Тэхёну, хоть тот ему ничего страшного не сделал, но всё-таки не хочется слушать его причитания и новые нравоучения. А если Сехун, то ещё хуже, тот за голову сразу берётся и молится всем богам, чтобы дали терпения. Они куда-то всё время поворачивают, словно лабиринт проходят, а потом оказываются в тёмных покоях. Хосок подходит к окнам и раздвигает шторы, чтобы пустить свет. Чимин прикрывает глаза, постепенно привыкая к свету. Хосок что-то достаёт из шкафчиков и ставит на письменный стол, который заполнен бумагами. Неудивительно снова, потому что он же правая рука императора. — Садись, — Хосок указывает на диван, а Чимин, под взглядом Смерти, садится на указанное место и только отвлекается на покалывание в руке. — Я не хочу спрашивать, почему у тебя такой вид, — он наливает в глубокую тарелку воды и, взяв тряпку, подходит к Чимину, которому не по себе от происходящего. Хосок садится перед ним на колени и силой берёт больную руку. — Я не хочу, чтобы Чонгук снова уходил в себя из-за тебя, маленькая проблема, — он аккуратно убирает засохшую кровь, смотрит на рану и замечает, что та не такая уж серьёзная, но неприятная. Альфа наносит мазь и распределяет её по ране, а потом перебинтовывает. Чимин должен сказать спасибо, но не может и рта открыть. Хосок молча встаёт и всё начинает убирать, пока Чимин в шоке сидит. В этом дворце не всё, как кажется на первый взгляд. Например, Хосок, ведь Чимин думал, что он бездушный, ходячий мертвец. А сейчас он ему руку обработал и даже не накричал. — Зачем ты мне помогаешь? — Чимин смотрит в пол, не находит силы в глаза посмотреть, горящие янтарём. Он смотрит на руку, которую аккуратно перебинтовал Хосок и до сих пор в шоке. — Я помогаю не тебе, а Чонгуку. Он мне дорог, он мне брат, поэтому не хочу, чтобы его ещё новость добила. Про побег никому не говори. — Да я не бежал, я просто гулял… — Объясни свой вид, красное лицо и вздымающуюся грудь. Ты будто бежал, — Хосок убрал вещи по шкафам и, сложив руки на груди, облокачивается об стол и смотрит на недовольного Чимина. — Ага, и оказался в этом дворце! Отличный побег, — вскипает Чимин и поднимется с места. — У тебя своя правда, но я просто сначала гулял с Ханом, а потом упал, а потом, — Хосок делает знак рукой, от чего Чимин замолкает. — Хорошо, иди к себе и переоденься. А ещё лучше прими ванну, я прикажу Тэхёну принести тебе одежду, — Чимин бурчит что-то и выходит из покоев. Что ещё может с ним за день произойти. Он уже успел напасть на каких-то преступников, про которых, конечно, он рассказывать Хосоку не захотел, потому что неизвестно, что они за люди, а ещё, может, они убьют Чонгука и Чимину будет легче. Поэтому пока эту тайну он побережёт. Чимин поднимается к себе и, как только ему удаётся дойти до стакана с водой, дверь широко распахивается и на пороге появляется гневный Тэхён. Что может быть хуже чересчур ответственного парня, которому подчиняются омеги дворца, а ещё тот безумно красивый и нежный. Чимин берёт в руки подушку и кидает в Тэхёна. — Да как ты посмел? — Тэхён двигается в сторону омеги, но тот перелазит через кровать и снова кидает подушку в злого Тэхёна. Тот поджимает губы и прикрывает глаза. — Т-тэхён? — тот распахивает глаза и бросает две подушки в Чимина. — Я так боялся! А ты где лазил? Почему такой вид? Хосок сказал, чтобы я тебе одежду принёс. А ты тут оказываешься. А ну быстро в купальню ступай. — Какой ты надоедливый! Я гулял, а потом встретил Хана, а потом упал, да хватит уже! — А рука?! — Хосок помог перебинтовать, — Тэхён замолкает. Хосок помог Чимину перебинтовать руку. От таких мыслей Тэхён улыбается, потому что не всё в нём умерло. Ведь он не убил его. — Чего ты лыбишься? Это из-за Хосока? — Чимин щурится и ближе подходит. Тэхён тут же вскипает. — Эй, ты не придумывай там себе. Это вовсе не из-за него. — Ба, да ты Тэхён влюбился в Чон Хосока, — Тэхён краснеет и сам себя ненавидит. Вот в эту минуту ненавидит, потому что на его лице всё сразу написано, выдано, а скрыть он этого, увы, не может. — Тише, пожалуйста, — сразу смягчается омега. Он садится на кровать и с липовым интересом рассматривает свои руки. — Нет, такое невозможно, это запрещено, только господин может разрешить эту связь, а если она всё-таки случается, но без согласия, то обоим грозит смерть, ведь таковы наши традиции, — Тэхён грустнеет и даже слёзы начинают литься из глазниц. Чимин понимает, что перегнул палку, поэтому подходит к Тэхёну и обнимает. Так он когда-то обнимал брата, самого родного человека, а сейчас у него никого нет, только вот этот ореховоглазый сейчас с ним, ревёт и мочит его одежду, от которой точно разит, но Тэхёну это не мешает выплёскивать свою боль. Наверное, тот так долго её копил, раз ни через десять, ни через полчаса он не успокаивается. Они осели на пол, и Чимин расположил Тэхёна меж своих ног, не переставая поглаживать странно вьющиеся волосы. — Ну а почему нельзя Чонгука попросить? — всё-таки решается спросить Чимин, но не из-за любопытства, а чтобы всё расставить по местам. — Потому что он не согласится… Я омега его гарема, я принадлежу ему, — не переставая плакать, заикаясь объясняет Тэхён. — Тэхён, ты же не вещь, чтобы кому-то принадлежать. Хочешь, я с Чонгуком поговорю? — Тэхён ещё сильнее реветь начинает. — Да, согласен, меня он и слушать не станет. Но я попробую что-нибудь для вас сделать, я… — Нет, не нужно, потому что это глупо. Я, конечно, не показываю Хосоку, как переживаю, чтобы лишний раз не тревожить, он сказал, что разберётся, но Чонгук не пойдёт против традиций, он выращен на них, как и мы все. — Ну всё, тише, — Чимин продолжает гладить омегу и думать. Здесь очень тяжело построить своё счастье, каких усилий стоит его добиться. Конечно, его и везде тяжело добиться, но здесь в особенности. Тут за него не просто бороться надо, а ещё кучу народа поубивать, с главным разобраться. Чимин бы давно плюнул на вековые традиции и позволил Тэхёну быть счастливым, ведь, по его словам, тот тут практически пять лет, то есть все эти пять лет он так и не обрёл счастья, а только и мог, что перекидываться фразами с Хосоком? Чимин не знает, что у них такое, но очень хочет помочь, но и лезть, навязываться он не хочет, а то получится всё не так, как ожидалось и, по словам Тэхёна, им грозит казнь. Очень и очень глупые правила дворца. Чимин бы основателю пару слов сказал. Тэхён засыпает на его руках. Бедняжка так вымотался, что Чимин не стал его будить. Уложил на свою постель и, тихо взяв вещи, вышел прочь. Ему действительно стоит помыться, хотя бы ради приличия. Хоть омега во дворце больше недели, но он всё равно здесь теряется, нужный этаж-то нашёл, а вот какую из всех дверей выбрать, — вопрос. Но делать нечего, мыться надо, чтобы не вонять и не отталкивать от себя людей. Чимин проверяет двери: некоторые закрыты, другие оказываются прачкой, Чимин уже и не надеялся найти нужную дверь. Он открывает дверь и видит купальню, больше, чем была раньше. Пожав плечами, Чимин проходит внутрь, может, тут ещё тысяча таких, а Тэхён пожадничал и привёл его в маленькую. Закрыв за собой дверь, Чимин снова слышит голоса, только где-то внутри. Он делает несколько шагов, чтобы столкнуться со своим ночным кошмаром. Этот день точно войдёт в историю, как уничтожение Пак Чимина. Вот в круглой, отделанной лучшим мрамором столицы ванне, сидит Чонгук, положив локти на бортики, а рядом с ним, любезно трёт руки господину ещё один из фаворитов, а некогда любимый брат Чимина. Чонгук смотрит на Чимина пару секунд, но последний опережает его: — Прости, я не думал, что ты… — Гём-а, ты свободен, — сладко тянет Чонгук, Гём ему улыбается и, высунув ноги из тёплой воды, продолжая испепелять брата взглядом, способным уничтожить всё живое, выходит прочь. — Что ты здесь делаешь? — как только слышится стук двери, Чонгук задаёт вопрос. — Ну, что можно делать в купальне, — омега не намерен дерзить, поэтому смягчается, чтобы его не добили за сегодня. — Я пришёл купаться, но я не знал, что это твоя купальня, я пойду в другое место. — Стой, — Чимин останавливается и уже хочет бросить в Чона свою одежду и пуститься прочь. — Где Тэхён, почему он не привёл тебя? — если сейчас Чимин скажет, что омега у него спит, потому что устал, то Чонгук вряд ли поверит, а ещё тот вряд ли поверит, если Чимин соврёт. — Да какая разница, вот от меня воняет, а я не могу помыться, — это проблема, Чон Чонгук, — Чонгук улыбается, а Чимин мысленно выдыхает. Надеется, что сработало. — Когда мы встретились, то ты был более чист. — Я упал, — сразу отвечает уже заезженную фразу Чимин. — Прямо лицом в грязь, — Чонгук тянется к кубку с вином и отпивает. Чимин бы об голову ударил этим кувшином. — Да какая разница, я хочу помыться, и хочу это сделать сейчас, а ещё лучше без тебя, — Чимин ещё переварить встречу с братом не может, а тут ещё Чонгук отчего-то весёлый. Наверное, братец постарался его хорошенько удовлетворить. — Моя купальня в твоём распоряжении, — какое великое чудо, думает Чимин, сам Чон Чонгук разрешил ему помыться в его купальне. Только Чимин открыл рот, чтобы наконец-то сказать пару злостных фраз, как Чонгук его останавливает. — Если ты не выполнишь мой приказ, то отсюда вынесут твой труп, — от этого голоса у Чимина мурашки по телу, у Чонгука отсутствует чувство юмора, поэтому тот явно не шутит. Чимин, закатив глаза, идёт в самый дальний угол купальни, откуда его видно не будет, ведь уговора не было, в каком именно месте ему мыться. Он садится на скамейку и начинает раздеваться. Он пытается игнорировать присутствие Чона здесь. Его ещё защищает каменная перегородка, на которую Чимин складывает свою одежду. Он черпает немного воды и мочит волосы. Ему бы побыстрее со всем покончить, чтобы не торчать вместе с голым Чонгуком, которого ещё больше убить хочется. Тот выглядит так просто, непринуждённо, что будто не он приказал кинуть Чимина в темницу и теперь он тщательно восстанавливается. И это Чимина бесит, потому что альфа либо спокойный и заботливый, но это чаще бывает с сыном, либо же готов убивать, наказывать, а это состояние чаще всего ему присуще. Чимин черпает больше воды и льёт на тело. Он хорошенько мылит волосы, руки, ноги, но всё это сопровождается дикой скоростью. Омега мылит лицо и замирает, потому что ощущает рядом с собой чужое присутствие. В голове проносится одна мысль — не успел. Чимин быстро смывает мыло с глаз и тянется за полотенцем, которое Чон с любезностью подаёт. Тот закрепил себе полотенце на бёдрах и садится на свободную скамейку, нагло рассматривая голого Чимина. А он берёт полотенце и кутается в него и старается скрыть свою наготу. — Тебе не стоит скрывать то, что прекрасно, — эхом разносятся слова Чона. — Делай комплименты не мне, а моему брату, — Чимин не хочет больше видеть его, поэтому натягивает на себя свежую рубашку, когда Чонгук перехватывает его руки и впечатывает в стену. — Эй, пусти меня, скотина, — Чонгук хмыкает и начинает водить носом но мокрой шее, разящей природным запахом омеги. Чимин скулит, потому что его руки по мере того, как Чонгук ведёт носом выше, сильнее сжимают. А альфа наслаждается, ему нравится такая близость, нравится чувствовать рядом с собой омегу и желать попробовать. Свободная рука ведёт во впалому животу, который сжимается, задевает тазовые косточки, доходит до ягодицы и сильно сжимает. — Пусти, — шипит Чимин, пока Чонгук его лапает и до новых синяков сжимает задницу. — Я тебя прикончу. — Кроха, как ты пахнешь, — Чонгук мажет губами чужую щёку, спускается ниже к шее, а потом снова вверх, к малиновым губам, что покраснели от частых покусываний омеги. — Ты бы знал, как я тебя хочу, — Чимину это льстит, что он смог возбудить альфу, но повторять своих ошибок не хочется. Да и Чонгук сам это пресекает. — Ты бы знал, как хорошо трахать твоего брата, — это красная тряпка для Чимина, он с силой отталкивает от себя Чонгука и, схватив спавшее полотенце с бёдер и штаны, просто убегает. Знать, как его брат стонет и дарит ласку Чонгуку меньшее, что сейчас хочет он. Он на выходе напяливает штаны и уходит прочь. Он весь мокрый, таким же полотенцем он вытирает лицо и пытается скрыться от чужих глаз. Отлично, Чонгук будет постоянно, когда они видятся, рассказывает, насколько его брат классный, как он умеет скакать на Чонгуке, как он стонет под ним, как он его целует, как выгибается. — Бесит, — кричит Чимин, когда оказывается стоящим на своём балконе. Тэхёна нет, теперь Чимин чувствует себя паршиво, потому что бросил омегу, а сам ушёл. Ну, в конце концов, ему удаётся себя уговорить, что это не конец света, что Тэхёна он оставил не на растерзания врагу, а просто на кровати. Омега облокачивается на парапет и грустно вглядывается в ночное небо, на котором не видно ни одной звезды, все они потухли, вместе с чиминовой душой решили погаснуть и неизвестно, когда смогут зажечься, потому что пока зияет дыра неизведанных масштабов. И он не может собрать осколки воедино, потому что некоторые осколки потеряны, какие-то соединить невозможно, а многие Чимин просто не хочет доставать. Он не может поверить, что оказался в такой ситуации, в такой глупой, но жестокой. Чимин думал, что все его страдания закончены с отъездом Чона, но, кажется, всё только начинается. И если надо бороться, то Чимин ни за что не опустит руки, во всяком случае он попробует. Сломать то, что уже сломано, невозможно, поэтому Чонгуку придётся постараться, чтобы подчинить такого омегу. Чимин улыбается своим мыслям и поворачивает голову вбок и корчит мину. Хосок обнимает Тэхёна со спины и что-то шепчет ему на ухо, пока тот, скорее всего, плачет. Он нежно целует его в висок и, развернув к себе лицом, впечатывает в грудь, поглаживая по спине и зарываясь лицом в волосы. Нет, Чимин определённо будет бороться, даже если на его пути встанет весь мир или сам Монстр.