***
Только проснувшись, Чимин не замечает рядом ни Хана, ни Чонгука. И ни пропажу первого, ни пропажу второго он объяснить не может. Он быстро встаёт с кровати и выдыхает сразу же, как видит сидящих на просторном балконе Чонгука и Хана, который принимает еду с рук отца. Чимин сначала даже мешать не хотел, но убежать от Чонгука невозможно. — Я тебя сразу и услышал, и почувствовал, иди ко мне, — приглашает присесть на место рядом с ним. Омега послушно садится рядом. — Тебе не больно было вставать? — Даже если и так, то я просто должен, мои кости уже забыли, что такое двигаться, а лёгкие — свежий воздух, поэтому я приказал накрыть стол здесь, чтобы хоть немного надышаться воздухом, которого мне так не хватало, но который я получал от тебя, — он аккуратно касается губ Чимин, тут же вспоминая, что рядом сидит Хан, который закрыл лицо ладошками. — Фу, какая гадость, — выпаливает маленький омежка и собирается убежать прочь, если не врезался бы в ноги Хосока, который тут же его хватает на руки и целует в обе щеки. — Хосок-а, бежим, папочка целуется, фе. — Какой кошмар, — повторяет интонацию Хана Хосок и смеётся, опуская омегу на землю. — Он тебя тоже целует. — Спаси, — шепчет малыш и получает неодобрительный возглас от отца. — Хосок — мой человек, он подчиняется мне, поэтому здесь ничего не изменишь, Хан, — улыбается Чонгук, ближе притягивая к себе Чимина, который тянется за горстью орехов. — Да, но он меня любит, поэтому и защитит даже от тебя, — становится за его ногу Хан и пропускает вперёд альфу. — Вот когда Мингу появится на свет, то уже его я буду защищать, — улыбка сползает с лица Чонгука мгновенно, он переводит взгляд на Чимина, который шипит на Хана и не смеет глаз поднять на Чонгука. — Ну, мы пойдём, пожалуй. Чонгук, сегодня состоится заседание, на котором будут принимать решение, касательно тебя и твоей смерти, поэтому всё уже готово и мы ждём тебя, — под писк Хана Хосок забирает его, оставляя пару наедине. Чимин пару минут мнётся, не решаясь и слово вымолвить. — Почему ты замолчал и опустил глаза? Ничего не хочешь мне рассказать? — омега неторопливо поднимает глаза и, кажется, дар речи теряет. Конечно, он планировал рассказать про ребёнка, но не всё так быстро же. — Я… Чонгук, я… — Почему моего сына решил назвать Мингу? — очередь Чимина удивленно вскидывать брови. — Но я ведь даже не сказал… — А я знал ещё вчера, — улыбается Чонгук и тянет омегу на себя, чтобы оказаться возле его лица. — Ты забываешь, что у меня уже был беременный омега и я прекрасно чувствую своего ребёнка, — Чимин часто-часто моргает, старается сдержать себя, а после просто прикладывается к его губам, в надежде получить ответ. Чонгук хмыкает, позволяя омеге отомстить за раскрывшуюся тайну. Он не злится, более того он считает, что сам заслужил это, он бросил своё сокровище на несколько месяцев, а сейчас ждал от него полного разговора. Как бы он не любил запах Чимина, но чувствовал ещё другой, всю ночь его нюхал и обдумывал, спать не мог. Вариант, что Чимин может ему изменить был отброшен сразу же, тогда остаётся другой, более возможный из всех, а учитывая, что он сам испытывает какую-то непонятную ласку и заботу больше не к Чимину, а к кому-то другому, тому, кого его омега назвал Мингу, он всё понял. Мысленно альфа тысячу раз говорит омеге спасибо, припадает к его ногам и молит о прощении, о том, что оставил их. Чонгук в эту ночь столько счастья испытал, что задохнуться мог не только от того, что тело ныло и стягивало, а от того, как ему хорошо было, как он понимал, что его зависимость только растёт, как и минуты без него не может. Даже сейчас, лёжа с ним рядом, ему мало, хочется ещё ближе, хочется в самую глубину себя. Но всё равно что-то не даёт Чонгуку покоя. Он снова со своей семьёй, обрёл наконец-то своё счастье, но когти скребутся внутри, рык постоянно слышит и не понимает, что может быть итогом этого. Его всегда было двое. Он и его постоянная спутница, его тень. Попятам ходит и молчит, убивает этим. Чонгук познакомился с ней ещё в детстве, когда уже чётко знал, какое именно желание разгорается внутри. Постепенно тень превратилась в него, у неё такие же волосы, такое же тело, только вот сердца нет. Эта сущность не даёт покоя долгожданного, но Чонгук не прогоняет её, более того наблюдает, злится и иногда разговаривает, что можно сойти с ума. И сейчас она давит, Монстр беснует, не хочет подчиняться, а Чонгук не знает причину изменения, или же просто не хочет её принимать. Этот омега, который занял все его мысли, который так глубоко засел, что и вырвать больно будет. И тень всё чаще на это намекает, а Чонгук уши затыкает и своим мальчиком любуется, не желая слушать молчание, прикрыв глаза. У тебя есть сила, но ты её губишь, она тонет в нём. У тебя много власти, которую ты никогда ни с кем не делил, но с радостью поделишь с ним. Ты никогда не сомневался и был твёрд, а сейчас ты превращаешься в большинство мужей твоей империи. Нет больше того Чон Чонгука. Нет. Но ты всегда всё можешь исправить. И он знает. И он исправит.***
Чимин помогает Чонгуку переодеться, альфа наконец-то побрился, собрал волосы в тугой хвост и ждёт, пока Чимин закончит с ним под кучу ворчаний. Он только второй день как глаза открыл, а уже куда-то собирается идти. Точнее не куда-то, а на казни, на лютые и страшные казни, которые несколько дней не будут прекращены в империи. — Знаешь, — продевая пуговицу в петелько, говорит Чимин. — Я читал, что цвет кафтана соответствует событию. Например, — Чимин разглаживает ткань и поправляет, — сегодня на тебя красный, а это значит, что кто-то умрёт, — Чонгук хмыкает и, поглаживая щёку Чимина, целует в лоб. — Не верь во всё, что пишут, — начинает альфа, пока Чимин завершает его образ огромными перстнями на пальцы. — Возможно, где-то это и есть, но на меня это не действует, тогда те, кто узнает, что я в красном, разбегутся, потому что знают, что я по их души. — Да ты и так по их души, — фыркает омега и обнимает его со спины, еле дотягиваясь до плеча, чтобы положить свою голову. — Верно, я очень не хочу, чтобы твои мысли были заняты этим, — Чонгук поворачивается к нему лицом и притягивает на себя, чтобы получить очередной сладкий поцелуй, который Чимин с радостью даёт. Альфа задирает ночную сорочку и поглаживать выпирающий животик начинает, чувствуя, как Чимин улыбается в поцелуй, поэтому движения не прекращает. Он бы точно его взял здесь и сейчас, но главнее на данный момент искоренить то, что ещё не дало плоды, вырвать с корнем и впредь не рассаживать у себя. Чимин грустнеет, когда альфа отрывается от его губ и вешает на пояс меч. Чимин не уводит взгляда и старается не выдать своего беспокойства. — Кроха, — звучит мягко Чонгук и притягивает его к себе, вжимая в грудь, — не беспокойся, никто не посмеет даже пальцем вас тронуть. А если ты не послушаешь меня и начнёшь думать о плохом, то я прикажу тебя наказать, — убедительно звучит, Чимин тихо сглатывает и отходит сам, скрестив руки на груди. — Ты можешь сделать больно мне, но своему наследнику, — тычет омега на живот, — никогда. И только ради малыша я не буду волноваться, поэтому можешь идти рубить головы или что ты там хотел, — машет рукой Чимин и уходит на балкон, оставляя альфу стоять и смерять его суровым взглядом. Манипулятор. А ведь ты способствовал его раскрепощению. Ведь ты сам бросаешь себя к его ногам, а он тобой манипулирует. Удержи хоть какую-то власть в руках, если даже контроль над омегой потерял. Чонгук молча выходит из покоев, на выходе его уже ждёт Хосока. Тоже полностью готовый, с двумя кинжалами по бокам, держа руку на эфесе меча. Чонгук видит, как черти пляшут на дне чужих глаз, предвкушая скорое веселье. Хосок приказ выполнил, никто не знает, что Чонгук ещё вчера очнулся, он приказал и Хану молчать, иначе «папочке может стать хуже, если ты кому-то скажешь, что он очнулся». Хану два раза повторять не пришлось, он всё понял и поклялся молчать до конца. Альфа даже Беку и Сехуну не сказал, хотя первый точно что-то да знает, уж больно подозрительно он на него глазел, когда Хосок вышел из покоев Чонгука. Всё шло своим чередом, а сейчас Чонгук это рушит. Во дворце постоянно витал траур, все ходили понурыми и безжизненными, но сейчас, стоило Чонгуку появиться на пути у слуг, как из их рук всё выпадало, а следом страх накрывал головой. Но Чонгук не реагирует на них, потому что сейчас есть дело поважнее разборок. Омеги, скучающие и грустные в гареме, почти не разговаривают, но когда прибежал один из слуг и сказал им новость, тут же встрепенулись, сначала не поверили, потом обрадовались, потом снова начали отрицать, а потом и вовсе решили глазеть по сторонам и ждать. Слух о том, что Чонгук стоит на ногах, мгновенно разнёсся по всей столице, уже через несколько минут дворец преображаться начал, с лиц всех снялась маска траура, веселье озарило их лица. Даже народ выдохнул с облегчением, потому что с момента болезни их господина их начали притеснять местные власти. Чонгуку не терпится пролить много горячей крови, он даже этим Хосока ещё больше заводит. Альфа еле сдерживает свою сущность, чтобы быстрее Чонгука не начать рубить головы. Он облизывает сухие губы и сильнее сжимает руку на эфесе. Хосок всё устроил прекрасно, он приказал своим людям поймать заговорщиков и вывести во двор, где обычно они проводят казни. Некогда верные ему люди стоят с мешками на головах и на коленях, люди Хосока, в чёрных масках и немые, не говорящие ни слова, потому что не могут, потому что Хосок лично каждому язык отрезал, чтобы он не смог разносить грязные слова, он выучил их выдержке и смирению, а главное — способности убивать. Быстро и красиво. — Пустите, демоны ада, да будьте вы прокляты. Вы знаете кто я? Вы знаете, какую должность я занимаю, псы безродные. — Да ну, и какую же должность я тебе дал? — все сразу замолкают, не смея ни слова произнести, а всё потому, что сейчас мука хуже смерти по их души пришла. Чонгук сложив руки на спиной, просит снять мешки с предателей, чтобы каждый смог увидеть смерть в его глазах. — Г-господин, — заикаясь, начинает тот. Но Чонгук делает знак рукой, чтобы тот замолчал. — Я ненавижу предателей, Мин Хо, я их терпеть не могу, каждого обычно собственноручно убиваю и самым извращённым способом. Я слишком долго держал вас у себя, — глаза Чонгука огнём горят, страх наводят. Альфа на коленях всё еще продолжает умолять, во всю рыдает и семьёй прикрываться пытается. Чонгук на это хмыкает и, достав из-за пояса любимый кинжал, прикладывает к щеке альфы. — Семью вспомнил, ты мою семью жизни хотел лишить. И думал, — Чонгук направляет лезвие в закрытый глаз и слушает вой, который слаще ему всякого мёда, которым он питаться забыл как. Он надавливает на клинок, но не сильно, — что избежишь наказания? — шепчет на ухо Чонгук и улыбается, он вдруг резко убирает кинжал за пазуху и просит открыть глаза несчастного. — Ты говорил про семью, так давай же на твою посмотрим, — Хо сразу же распахивает глаза и видит перед собой членов своей семьи, к которым подходит Хосок. Альфа стоит позади и держит за красивые серые волосы омегу лет тридцати. — Твой муж, красивый и верный супруг, — начинает говорить Чонгук и любуется страхом. — А твои сыновья очаровательные невинные омеги, — теперь Чёрная Смерть над ними витает. — Как думаешь, выдержит кто-нибудь из них моих воинов? Они, конечно, не отличаются нежностью, но в принципе, могут и удовольствие подарить, — Хосок начинает смеяться, потому что понимает, что Чонгук нагло лжёт. Единственное, что могут подарить их воины — смерть. Хосок кивает своим людям и точно уверен, что под их масками кроется ехидная улыбка. Если омеги выживут, то это будет чудом. — А ты смотри, Мин Хо, смотри, — тянет Чонгук и не даёт голове альфе склониться. Другие альфы, что также стоят на коленях и уже тысячную молитву произносят, тоже вынуждены смотреть на это. А альфа не может смотреть на мучения своей семьи, но Монстр над ним заставляет его. Стоило воинам подойти, как оглушительный крик срывается с губ мужа Мина. Чонгук держит его за щёки, сильнее сжимая, чувствует, как слёзы стекают по рукам. Самый лучший вид достаётся стоящим на коленях, каждый из них видит борьбу красивых омег, которых уже ничто не спасёт. Воины не тратят время зря, потому что их обучили другому, они рвут дорогую одежду, оставляя лежать нежное тело на белом мраморе, который в скором времени окрасится в красный. Их берут грубо, без всякой нежности, без всякого удовольствия. Альфа вертит головой, просит отпустить свою семью, взять его жизнь, на что Чонгук говорит, что обязательно, но уже после представления. Никто из людей не смеет опустить голову, потому что их за затылок держат и каждый раз по щекам бьют, чтобы видели, что будет и с их семьями. — Господин, смилуйтесь… — Ну уж нет, давай досмотрим до конца, увидим, как эти задницы порвут мои люди, а потом твоих сыновей кинут в бордель, а твой муж отправится с тобой в могилу, чтобы ты не скучал, — представление продолжается ещё долго, даже нервы Хосока сдают, но вида он не показывает, он на секунду, всего лишь мимолётно мог представить, что его также могут наказать, а перед его глазами Тэхён. Он отгоняет непрошенные мысли и решает уйти в свои думы. Когда люди Хосока заканчивают, они берут сыновей Хо, как и обещал Чонгук, куда-то несут, несут на долгие мучения. А красивого омегу, мужа Мина, становят на колени. Омега хрипит, его держат за еле держащуюся на нём накидку, которая вовсе не скрывает его наготы. По бедру стекает кровь, перемешанная со спермой не одного альфы, из разбитых губ сочится кровь и перемешивается со слюной, что капает на белый мрамор, создавая разводы. — Нравится, скажи, нравится? — кричит Чонгук и дёргает альфу за шкирку. — Такое ты хотел сделать с моим омегой? Так ты хотел поступить с моими детьми? — Я… Прошу, молю вас… — Моли дальше, только давай ты досмотришь пытку до конца и тогда мы послушаем тебя, — Чонгук кивает и просит притащить омегу поближе, прямо к ногам мужа. Бедного омегу бросают к такому же рыдающему супругу, а Чонгук, скривя рот, смотрит на то, как омега пытается руки протянуть, как до своего альфы дотянуться пытается. А Чонгука тошнить начинает, он приказывает одному из воинов подойти к несчастному. — Смотри, как он себя убивать начнёт. Ну же, малыш, — альфа садится на корточки перед омегой и вытирает его слёзы, утишая. — Не плачь, скоро всё закончится, — смертью, хочет сказать, но не озвучивает, потому что все и так прекрасно это осознают. Он передаёт омеге свой кинжал и просит тот взять. Омега будто его не видит, всё смотрит на своего альфу и плачет, тогда Чонгук сам вкладывает в руку нож и к его груди направляет. — Давай, малыш, облегчи свою пытку, проткни свою очаровательную грудь моим кинжалом и тогда спасение обретёшь. — Нет, пожалуйста, я не… — Как же это всё скучно, — кривит рот Чонгук и сам помогает омеге. Он легонько надавливает на руку омеги, как следом из его рта вырывается хрип, а Хо вынужден смотреть, как перед его глазами, самое красивое для него существо умирает, как нежная грудь, вся изодранная, перепачканная сейчас разрывается от воткнутого кинжала. Он шепчет ему три заветных слова, ловя, как ему кажется, последнюю улыбку, прежде чем провалиться в вечный сон. — А теперь ты, — Чонгук точно вошёл во вкус, потому что он не различает ничего, он видит только одно — красную пелену, что застелила глаза и что бальзамом на душу ложится. Он наклоняется к альфе и берёт его за подбородок, заставляя на себя смотреть. — Ты говорить хотел, ну же, я слушаю. — Хотел, мой господин, — выдавливает последние слова из себя альфа и собирает всю волю. — Но сейчас хочу одного, чтобы вы сдохли самой мучительной смертью, чтобы с вашим омегой было так же, чтобы ваши дети страдали, чтобы… Он больше не говорит. Он кричит. Потому что Чонгук резко вводит кинжал в глаз, слыша уродливый крик, начиная выплёвывать слова: — Так будет с каждым, — шепчет он и вынимает нож, вонзая его во второй глаз. Он до скрежета сжимает зубы, чтобы сразу не убить, чтобы позволить насладиться смертельной агонией. Только одно упоминание о Чимине заставляет его звереть, он никогда не позволит такому же случиться с ним, ни за что. Он поставит себя под удар, вынесет не одну муку, но не отдаст своего мальчика. Мужчина продолжает истошно кричать, но после того, как в первый раз почувствовал кинжал в своём глазу и то, как глубоко Чонгук его вонзил, теряет сознание и вскоре умирает. Невозможно умереть от страха. Возможно, если имя ему Монстр. Альфа небрежно отбрасывает от себя первое тело и возвращает себя ко второму, не снимая улыбку с лица, ту самую, что говорит, как ему плевать на их мольбы и крики, что каждый сегодня умрёт, кто перешёл ему дорогу, в каждой семье плачь стихать не будет, а потом резко заткнётся, потому что те, кто оплакивал, будут с теми, кого они оплакивали. Чонгук наклоняется к альфе и резко оттягивает его за волосы. — Ты так просто не умрёшь, нет, — шепчет альфа и отпускает волосы, всматриваясь в лицо, переполненное гримасой боли. Чо Сынге. Второй человек, что был замешан в покушении на Чонгука и тот, кто составил будущий план того, как поступить с его двором и империей. Он пару раз ударяет по щекам и просит собраться. — Хосок, лошади готовы? — резко обращается он к другу, который кивает в знак согласия. — Кони порвут тебя на куски, а потом я прикажу разбросать их по всей столице, чтобы каждый знал, что бывает, если покушаться на меня и мою семью. Те, кто был причастен, пусть лишатся головы, разошлём их в подарок нашим друзьям, — кривит рот Чонгук, — одну часть тел пусть насадят на мясные крюки и на центральной улице повесят, а другую часть пусть отдадут псам, я думаю, что человечину они ещё не пробовали, но только откусив кусок, поймут, как это вкусно, — облизывает сухи губы Чонгук и всматривается в побледневшего альфу, который пытается отогнать мысли о своей скорой мучительной кончине, и, выпрямившись, уходит. Уходит, чтобы продолжить казни, чтобы собственными глазами увидеть, как тело несчастного разорвут кони, как долго будут валяться его ошмётки и портить траву своей гнилью, чтобы слышать крики и упиваться ими, чтобы тонуть в долгожданном крике боли и слышать, как монстр вопит «ещё». И Чонгук продолжит, потому что они покусились не только на его жизнь, но и на жизнь его омеги. А смерть — единственный способ насладиться и отплатить. — Чон Чонгук, — одёргивает его Сынге, которого уже волочат к лошадям и привязывают. До площади его дотащит одна лошадь, а там разорвут уже две. Чонгук оборачивается и просит подождать. Он подходит к несчастному, который посмел выразить ему непочтение. Только альфа подошёл ближе, как Чо начинает быстро говорить, чтобы точно успеть. — Тебе не надо искать изменников, потому что они повсюду, они в твоём окружении, они за пределами империи, они везде. Каждый хочет тебя убить, каждый хочет вырвать твоё сердце и проткнуть. И это время придёт, будь уверен, когда-нибудь народ увидит твоё падение, а мы с небес будем наблюдать над твоей агонией, — Чонгук хмыкает и, наклонившись к Сынге, говорит леденящим голосом: — Чтобы меня убить, потребуются тысячи лет, вот только и в Аду я буду такой же недосягаемый. Вам стоит запомнить, что у этого мира только один правитель и имя ему Чон Чонгук. Монстр. Весь день в столице кровавое солнце держится. Крики не стихают ни на секунду, трупы висят вдоль улиц, а кровь потоком стекает на землю, оставляя навеки следы всех тех, кто посмел пойти против главного. В этот же день Чонгук и Хосок отправляются к войскам, альфа полностью уходит в дела государства. Чонгук объявляет мобилизацию, собирает полки и просит начать подготовку. Он устал, что его воины маются без дела, грабят и бесчинствуют, их мечи затупились, а жажда крови только увеличилась, поэтому Чонгук сделает всё, чтобы решить эту проблему. Он отправится в поход, каждый мятежный город подчинит, любую территорию захватит, кто хотел воспользоваться его недугом. Начиная с сегодняшнего дня, Чонгук не вложит меч в ножны и продолжит казни, смерти, подчинения. Он сделает всё, чтобы обезопасить свою империю и свою семью. Спустя несколько дней Чонгук уже основательно берёт бразды правления в свои руки. Он посылает отряды для подавления мятежей, усиленно проводит внутреннюю политику, чтобы сдержать народ, наказывает тех, кто угнетал их. Не останавливает казни и продолжает расследования.***
Намджун отдыхает, сидя в саду, читая очередную бумагу. Для него это кажется отдыхом, а для Юнги скукой смертной. Его альфа позвал, чтобы тот скоротал время, а сам уткнулся в бумаги и совсем не обращает на него внимание, как бы омега не старался. Юнги лежит на его бёдрах, пока альфа одной рукой держит бумаги, а второй поглаживает его спину. Юнги уплетает дольки винограда и скучает, когда приходит слуга и говорит, что из Хузура прислан некий подарок. Намджун тут же мрачнеет, а Юнги навостряет уши, даже сидячее положение принимает. — Подарок? Я люблю подарки, — улыбается Юнги, но не получает ответа от Намджуна. Тут отчего-то холоден и мрачнеет с каждой секундой. — Юнги, иди к себе, — старается спокойно говорить Намджун, когда двое стражников приносят сундук. Омега видит, как изменилось настроение мужа, но уходить не хочет. — Я тоже хочу посмотреть, ну пожалуйста, Намджун, — дует губки омега, но это не работает, альфа повторяет свою просьбу. — Ну и уйду, а вечером не приду к тебе, так и знай, — Юнги показывает язык и, встав, нарочно сталкивает кувшин с вином и, как ни в чём не бывало, уходит, оставляя уже злого альфу. Тот еле держится, чтобы не сорваться. Стоило Юнги скрыться, как он просит открыть сундук и посмотреть, что там внутри. Его просьбу выполняют и, только открыв крышку, Намджун сводит брови и до крови щеку кусает. Под красивыми тканями, окрашенными в красный цвет, лежит голова, из рта которой торчит записка. Намджун приказывает достать из рта несчастного послание. Что и следовало ожидать от Чон Чонгука, от зверя, который залечил свои раны и начал кровью насыщаться. В записке ничего, кроме слов «Кто следующий?», ничего нет. Альфа возвращается за стол и сжимает в руках записку. — Браво, Чонгук, ты наводишь страх, но только не на меня. Я рад, что ты поправился, впредь я не буду тебя недооценивать. Вечером того же дня Намджуну сообщают, что Чонгук начал мобилизацию, намечается новый поход, но перед этим ему надо будет успокоить города в своей империи. Альфа просит быть аккуратнее своих людей в чужих землях, на какое-то время затаиться, он просит не прекращать подготовку войск, пусть так же тренируются и будут готовы в любой момент, потому что от Чонгука всё что угодно можно ожидать. Нагруженный этими мыслями Намджун даже забывает про Юнги на пару дней, что не может не радовать омегу, он наконец-то может улыбаться, делать всё, что ему хочется и не думать, что этой ночью его изобьют до полусмерти, а потом трахнут, хотя он не против второго. Альфа не появляется уже шесть дней, а Юнги кажется, что он впервые дышит свободно. После того случая он снова сделал вид, что ему плевать, а сам ночью подушку жевал из-за слёз, чтобы альфа не услышал, как он плачет. Он уже всё ожидает от этого человека, поэтому просит себя мысленно быть готовым к новой неожиданности. Сегодня у него прекрасное настроение, он с удовольствием потягивается на постели и, с не сходящей улыбкой на губах, садится на постель, сразу приковывая свой взгляд на большой букет из лилий на полу в корзине. Омега прикусывает губу и думает, что их прислал Намджун, как замечает до боли знакомый почерк. Он пишет, чтобы омега пришёл к воротам, возле искусственного пруда, через которые можно выйти в столицу. Юнги хлопает в ладоши и требует слуг немедленно принести ему самый лучший наряд. Наконец-то Сокджин приехал, спустя столько времени он снова в столице, а Юнги сияет и не может поверить, что наконец-то увидится с любимым альфой. Он надевает нежнейшего цвета блузу, длинный золотой пояс свисает до колена. Омега ярко подводит свои глаза и, облизнув губы, выбегает из покоев, чуть не сбивая Рауля с ног. Никто не понимает радости омеги, кроме него самого. Никто никогда не поймёт, как он любит этого альфу, но совсем не той любовью, про которую книги пишут или легенды рассказывают, она самая чистая и невинная, он любит так, кого ещё никогда так не любил. Юнги не знает, где сейчас Намджун, но он, наверное, наплевал на него, потому что сколько дней уже не заходит и не вызывает к себе, поэтому как-то всё равно. Омега порхает со ступени на ступень и не может дождаться встречи. Он понимает, что нужно немного сдерживать себя, но это невозможно, потому что встречи с Джином такие волшебные, они ещё долго остаются с ним, приятной истомой расходятся. Омега подходит к месту, которое указал Сокджин у искусственного пруда, в надежде, что альфа скоро придёт и окрасит его день в ещё более яркие краски. Сегодня прекрасная погода, под стать настроению Юнги. Он прогуливается по тропинке, а потом, устав ходить, садится на траву и смотрит на водную гладь. Спустя какое-то время он слышит шаги позади и, обрадовавшись, что это Джин, оборачивается и не может скрыть улыбки, которая тут же сходит на нет. Перед ним Ким, но не Сокджин. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Намджун и осматривает наряд омеги. Юнги тут же сжимается, прокашливается и, гордо задрав носик, отвечает: — Я просто гулял, — выходит жалко, Юнги мысленно даёт себе пощёчину. — А мне показалось, ты кого-то ждал. Моего брата, например, — Юнги мгновенно страшно становится. Он видит, как темнеют глаза Намджуна, а тело омеги мгновенно с крошечное превращается. — Что ты здесь делаешь, а? — Юнги ошибается, он только что выкопал себе очередную могилу. — Намджун, я… — альфа приказывает замолчать. — Знаешь, я конечно, подозревал, но постоянно искал оправдания. Скажи, как долго продолжается этот стыд? — Что? — Юнги еле рот раскрывает. Ему противны эти слова, что его могут в чём-то таком подозревать. Как бы он ненавидел альфу, но никогда бы ему не изменил, тем более с его же братом, которого пусть и любит, но не такой любовью, о которой все думают. Омега пытается отойти назад, но Намджун хватает его за руку и на себя тянет. — Пусти, пусти меня, — вырывается омега, но понимает, что это бессмысленно, альфа трясёт его за плечи. — Ты можешь обвинить меня во всём, но я никогда тебе не изменял, никогда, — кричит ему в лицо Юнги и держится, чтобы не разрыдаться. — Что ты хочешь от меня услышать? Что твой брат не делает мне больно? Что с ним я могу дышать и не трястись, что мне переломают кости за неверное слово? Ты можешь услышать от меня тысячу и одну причину, почему мне легче с Джином, но я, — омега начинает запинаться, а голос срывается, — никогда тебе не изменял, потому что… потому что ты у меня везде, — с трудом выговаривает омега и повисает безвольной куклой в руки альфы, который всё никак не может отойти от шока. Ему периодически докладывали, что его омега с его братцем путается, но он не верил, он проверял каждое письмо Юнги, читал строки, которые разрывали его грудь, больно делали, он никогда ему не писал такие слова, никогда ничем так откровенно не делился, не говорил в письмах, что любит. Его бесит, что эти слова адресованы не ему, что, находящийся постоянно рядом с ним омега, сводящий его с ума, вовсе не принадлежит ему и никогда не принадлежал. Он убивает Юнги в своих руках, крошит его, разрывает, но тот не сдаётся, более того, восстаёт и по новой наступает на раны, будто не чувствует их. Сегодня он получил известие от брата, что тот заедет к нему на пару дней, потому что некоторые вопросы, касаемые торговли, его беспокоят. А второе письмо уже адресовано не ему, а Юнги. В нём говорилось о том, что он готов его забрать, готов наконец-то свергнуть Намджуна и заставить омегу облегчённо выдохнуть. В нём говорилось, куда нужно подойти Юнги, чтобы альфа забрал его. И тогда у Намджуна срывает все цепи. Это первый раз, когда оно его взбесило, вывело из себя, он устал это терпеть, поэтому решил проверить, насколько же Джин глубоко засел в нём. И сейчас видит, что настолько глубоко, что Намджуну там места и нет вовсе. Омега сказал всё, как ему хорошо, как ему легко. Лучше, что Намджун никогда не займёт его место. Он прекрасно знает, что омега ему не изменял, что точно не любит его брата сладостной любовью. Он тяжело выдыхает, беря Юнги на руки, параллельно просит слуг вызвать в его покои лекаря, чтобы привели омегу в себя и дали чего-нибудь. Юнги долго не открывает глаз, не хочет, не может. Он пришёл в себя давно, но так и не нашёл сил посмотреть своему страху в глаза, а в этой комнате, сидит рядом и ждёт, как зверь, пока добыча закончит мучаться. Но он старается не думать о альфе, все его мысли заняты Сокджином, которому, он надеется, ничего не грозит. — Когда ты откроешь глаза, м? — Намджун садится рядом и убирает с глаз пряди волос, чтобы лучше рассмотреть глаза, полные бурлящей ярости и ненависти только для одного человека. — Если я их не открою, ты мне их вырвешь, тогда я не смогу увидеть, как ты сдохнешь. Ты прав, я лучше их открою, — Намджун сжимает кулаки, сдерживается, а Юнги смешок бросает. — Что ты от меня хочешь, Намджун? У меня было прекрасное начало дня, но ты мне его испортил, — прикладывает руку ко лбу Юнги и смеяться безумно начинает. Он пугает этим Намджуна, который совершенно не понимает, что делать. — Ладно, хорошо, давай, — Юнги не перестаёт странно улыбаться, а потом начинает раздеваться, развязывает ленты на блузе, отбрасывает её в сторону, потом тянется в штанам, как вдруг альфа его останавливается и сверху нависает. — А, ты сам хочешь это сделать, да? Ну давай, — Юнги проводит языком по его губам и расслабляется под чужими руками, которые его чуть ли не до хруста ломают. Юнги облизывает губы и нарочно ёрзает по постели. Провоцирует. Намджун сжирает его взглядом, он видит, как похоть застилает его глаза, как Юнги огонь разжигает в нём. — Я сделаю всё, что ты захочешь, только не трогай его, — шепчет ему в губы омега. — Прям на всё готов? — На всё, только если ты его не трон… — теперь очередь Намджуна смеяться. — Кто ты такой, малыш, чтобы ставить мне условия, — мгновенно становится серьёзным. — Ты и так бы всё сделал, чтобы я тебе не приказал. Радуйся, ты свободен, ты мне больше не нужен. — Что? — не верит его словам Юнги. Намджун отпускает его руки, а потом за шкирку сдирает с постели, он кидает его одежду в него и просит одеться. — Конечно, я не выброшу тебя из дворца, но я даже смотреть на тебя не буду, пока сам не приползёшь, я заставлю себя уважать и не крутиться возле моего братца, которого я пригвозжу к дверям твоих покоев, — альфа за волосы тащит Юнги по полу, под его крики и под ругательства просит отпустить, но Намджун не умолим. Омеги с любопытством выглядывают и любуются падением очередного омеги. Мин Юнги. Двадцать лет. Четыре года и несколько месяцев смог продержаться у Ким Намджуна. Альфа бросает его на пол у его покоев и уходит прочь. Юнги вытирает слёзы и так сидит пару минут, глотая комья обиды. Он поднимается на ватных ногах, когда к нему входят двое стражников. Как он понял, они будут следить за тем, чтобы Юнги не смел покончить собой. Омега хмыкает, он не сможет убить себя, пробовал, но долбанный Ким Намджун всегда его спасал. Юнги подходит к кровати и, не расстелив её, сворачивается клубочком и так и лежит. Неужели это конец? Долгожданный конец, о котором он так грезил. Тогда почему нет облегчения? Почему сейчас он лежит побитый, стонущий от боли, а не радуется, что победил, что столько лет пытался вызывать такую реакцию, но получив её, вдруг умирает. Снова и снова. Юнги запутался. Он не понимает, что за чертовщина творится и почему он сейчас жалеет, что сделал. Он его ненавидит, и это свято. Он хочет ему смерти, и в этом нет сомнений. Он хочет от него уйти, и это…и это странно, потому что Юнги не может найти этому объяснение. Он валит всё такое большое количество времени, что провёл с ним. Намджун просто сделал его зависимым, заставил смотреть только на него и хотеть только его, а омега упустил тот момент, когда наконец привязался. Он прикрывает рот рукой, старается не выдавать себя, потому что на него двое альф смотрят, а он сейчас так жалок. Вдруг в комнату входят неизвестные ему люди и сообщают, что они по поручению господина Кима, им необходимо осмотреть покои Юнги. Омега кидает короткое «ищите», а сам продолжает лежать на кровати. Наверное, так боится, что заберёт всё, чем можно порезаться. Но начинают пришедшие с лекарств Юнги. У него их много: одно для сна, другое от тревоги, другое, чтобы снять боль в теле, но одно Юнги тщательно скрывает, про него Юнги никому не говорил, тайком приобрёл. Он ненавидит Намджуна настолько, что и детей от него иметь не хочет, поэтому каждый день выпивает по ложке отвара, чтобы не забеременеть, потому что это тогда навсегда привяжет его к нему. Юнги садится на кровать и с ужасом смотрит на пузырёк с полупрозрачной жидкостью, который забыл убрать. Сегодня точно не его день, потому что всё навалилось сразу. Он видит, как пузырёк забирают с другими, пытается предпринять попытку забрать, говоря, мол, ему необходимо каждый вечер пить это лекарство, на что ему любезно отвечают, что принесут все лекарства через пару минут. Через пару минут труп Юнги вынесут отсюда, потому что это конец. Это ещё больше взбесит Намджуна и он добьёт его. Но никто не приходит, точнее лекарства приносят, даже тот пузырёк, а за Юнги никто не приходит, что настораживает. Он расставляет принесённые лекарства по местам, садится за трюмо и начинает снимать украшения, его день не задался, поэтому он просто выспится, а дальше будет думать, что делать. Когда Юнги закрывает очередную шкатулку, в покои входит Дон, улыбаясь во все зубы. Приставленная охрана тут же выходит, оставляя омег одних. — Что, за поздравлениями пришёл? — шипит Юнги и становится на ноги. — Так вот, ты никогда их от меня не дождёшься, иди нахрен, — омега толкает его в плечо и идёт на балкон. — Да нет же, от тебя и слово доброго не дождёшься, — выдыхает Дон и рассматривает разные баночки, пока Юнги пытается остудиться на балконе. — Представляешь, кто-то случайно рассказал господину о заветном пузырьке с гадостью, которая препятствует зачатию ребёнка, — Дон заканчивает шаманить над лекарствами и оставляет их в покое. Юнги от услышанного отойти не может. — Это ты? Ты, сука крашеная, меня добить решил? — омега хлопает глазами и театрально вздыхает. — Ах, ты столько лет во дворце, а нормальному языку так и не научился. — Уходи, иначе я вырву твои волосы, а глаза скормлю собакам, — кричит Юнги и готов уже ударить Дона, но тот, пожав плечи, разворачивается и собирается уходить. — Терять такое влияние всегда тяжело, ведь эта рука столько лет тебя кормила, обхаживала, а ты собрался изменить ему. Как же это печально. Да ещё и с его братом сбежать хотел. — Это ты, — сначала тихо, а потом громко продолжает Юнги. — Это ты меня подставил, я тебя убью, я лично сделаюсь твоим палачом, — омегу вовремя перехватывают ворвавшиеся в покои стражники. Дон, послав Юнги воздушный поцелуй, выходит, только тогда стража выходит и запирает двери, чтобы омега не убежал. Его подставили. И теперь ему остаётся считать минуты до смерти Сокджина, потому что его смерть наступила только что.***
Чимин стоит на балконе в своих покоях и любуется заходящим солнцем. Уже столько дней не стихает крик, а повсюду один и тот же запах. Чонгук к нему не приходит, тот разговор у них был не последним, но когда они встречались, то начинался новый скандал, поэтому пока они не видятся да у Чимина не было желания, потому что просто не узнает своего альфу. Он будто другим стал после болезни, что произошло, он пока не знает, но будет искать ответы. Чимин узнает от Тэхёна, что грядёт что-то плохое, поэтому очень скоро будет поход, альфы погасили мятежи в городах, а теперь надо идти куда дальше, в земли, где воины наконец-то попробуют крови, заострят мечи и получат много богатств. Чимин никак не реагирует на известие о скором походе, только ночью, лёжа на кровати и смотря на потолок, глотает слёзы. Мало того, что он не приходит, так ещё и заставляет его нервничать в его положении. Но омега ошибается, если думает, что Чонгук не приходит, ещё ни одну ночь Чонгук не засыпал, не увидев его. Сон у омеги сделался крепким, поэтому даже его шаги он не слышит. Чонгук сидит от силы час, потому что снова уходит к войскам. Он нежно касается обнажённого живота, ибо Чимин последнее время его будто специально изводит, голым спать начал. Он аккуратно целует его губы и не позволяет себе большего, боясь разбудить. Пусть он пока позлится, но потом поймёт, что это всё для его же безопасности. Устав стоять и смотреть, как солнце постепенно увядает, Чимин уже собирается уходить, как слышит шаги, которые тут же узнает. Чонгук обнимет его со спины и целует в плечо, с которого спала нежнейшая ткань. Омега улыбается и в блаженстве прикрывает глаза. Наконец-то пришёл, даже вся боль и грусть мгновенно растворяется, стоило Чонгуку только подойти. Чонгук аккуратно ведёт рукой от бедра, пробирается под ткань блузы и поглаживает немного округлившийся животик. Он до сих пор не может поверить в услышанное и продолжает твердить, что это всё сон, но не тот, в котором он был, а самый счастливый в его жизни. Он разворачивает омегу к себе лицом и не может налюбоваться любимыми светлыми чертами. Альфа поглаживает щёчки большим пальцем и замечает, как Чимин тереться об руку начинает. Соскучился. Как же он по нему соскучился. Альфа притягивает его к себе ближе за затылок и, даже не спрашивая разрешения, потому что знает, что и так можно, целует. Скучал до невозможности по этим сладким губам. По долгим и мучительным поцелуям. Чимин послушно раскрывает рот, кладёт руки на плечи альфы и продолжает в ответ грубо целовать, мять губы, ловить его язык и кусать, за что сразу получает укус в губу. Чонгук слизывает капельки крови и снова врывается в полость, проходясь языком по дёснам. Долго и мокро целует истерзанные и соскучившиеся по его рьяным поцелуям губы. Чимин улыбается в поцелуй и всё ближе и ближе льнёт, хотя расстояние минимальное преодолено. Он одёргивает волосы Чонгука и с силой сжимает, показывает, как ему было тяжело без него, как он волновался, а следом подаётся его напору и мягчеет, показывая, как соскучился по властному альфе и его губам, привыкшим брать своё. Чонгук хватает его за бёдра и удерживает, Чимин скрещивает ноги на его торсе. — Я так скучал по твоему телу, — шепчет Чонгук и заносит его в покои. — Я так соскучился по тебе, — Чонгук водит носом по шее, облизывает её, пока кадык Чимина судорожно вздрагивает. Альфа ведёт ладонью по бедру, Чимин будто зыбучий песок, в нем хочется, но не страшно утонуть. Омега больно бьёт альфу по спине ногами и, притянув к себе за шею, выпаливает в губы: — Хочу тебя, — больше слов никто не произносит. Чонгук приподнимает блузу и облизывается, как хищник, который добрался до лакомого куска, он покрывает поцелуями ключицы, выемку, обводит языком соски и посасывать те начинает, срывая первый стон с губ Чимина. Альфа понимает, что на верном пути, поэтому дальше выстраивает мокрую дорожку до пупка, оставляя свои укусы и алые засосы. Чимин нетерпеливо ёрзает по постели, сам уже тянется к резинке своих штанов, но Чонгук его прерывает, заставляет потерять воздух в поцелуе с ним, а уже сам срывает с него остаток одежды, продолжая громко и мокро целовать. Чимин водит руками по его груди по каждому шрамику проходится, каждую мышцу задевает, видит начинающую заживать рану, которую несколько месяцев обрабатывал. Омега облизывает его губы, сосёт нижнюю губу и в голос стонет. От такого неправильного и совсем не подходящего Чимину и его ангельскому виду образа, Чонгук с ума сходит. Когда он уже наконец-то поймёт, что его омега настоящее исчадие ада, посланное на землю, чтобы вместе с ним тонуть. Даже если бы он был ангелом, то его Чонгук хочет портить, делать таким же, как и он сам. И омега сам тянется руки тянет и просит не отпускать, а он и не отпустит, век держать будет, превозмогая боль, но продолжит. Чимин мечется по постели, самостоятельно движется бёдрами навстречу, трется об давно вставший член альфы и с каждым новым толчком стонет так, что Чонгук не знает, как ещё сдерживает не только себя, но и то, что в нем сидит. Он нагибается к шее, носом водит во взмокшей коже, вылизывает её под стоны и протяжное «да». Он хочет его всего, он хочет в него. Столько времени прошло, а он не насытится, каждого дня будет мало, каждой секунды. Не увидит его — умрёт, потому что без Чимина только она и ждёт его. Чонгук переворачивает Чимина на живот, а омега максимально прогибаться в спине, показывая свои скрытые таланты. Чонгук хмыкает, пока развратная мордочка смотрит на него через плечо и вертит очаровательной задницей. Альфа прикладывает руку к одной половине, сильно сжимает, чтобы услышать скулеж, а потом резко ударяет, оставляя свой след от широкой ладони. Чимин вскрикивает, но положения не меняет. Наоборот сам напрашивается, вертеть задницей продолжает. Чонгуку нравится его настрой. Нравится, что в постели он полностью подчиняется ему. Ну, или частично. Чонгук раздвигает половинки и любуется красной дырочкой, через которою сочится природная смазка. Чимин ждёт, затаив дыхание, сейчас он почувствует его пальцы, а потом получит большее наслаждение. Но вместо этого Чимин получает лучше. Чонгук, сжимая обе половинки, начинает лизать сжимающуюся дырочку омеги. Чимину кажется, что он сгорает от стыда. Он помнит их безумный секс на высоте, где всё так и начиналось, но ему всё равно не по себе, щёки загораться начинают, что веселит Чонгука. Чимин зарывается в подушку и мычит от того, как ему неловко. Заметив это, альфа останавливает и грубо скидывает подушку, пригрозив, что следующее, что он сбросит, это будет Чимин и упадёт он далеко не с кровати. Омега замолкает и позволяет альфе продолжить наслаждаться своим телом. Чонгуку кажется, что ничего слаще он не пробовал. У него самый вкусный мальчик на земле и который только его. Он проталкивает язык дальше и довольно улыбается, когда Чимин стонет и говорит «ещё». Ещё и ещё. И альфа ему это даёт. Всё сделает для своего крохи только, чтобы ему хорошо было. Чавканье разносится по комнате и сразу тонет в новом стоне Чимина, который сам неосознанно насаживается на язык альфы, глубже в себя проталкивая. Чонгук, довольно улыбнувшись, проводит языком по всему кольцу мышц. И переходит к ягодицам, которые сначала целует, посылает дрожь по телу, а потом резко впивает свои клыки и ставит очередную метку. Чимин кричит, но Чонгук ударяет его по заднице и довольно улыбается. Развёрнув его к себе лицом, альфа закидывает его ноги на плечи и начинает пристраиваться. Он довольно откидывает голову и рычит от узости омежьего тела. Чимину так хочется прикоснуться к нему, к его горячей груди, к его волосам, что прилипли ко лбу, к его спине, покрытой множеством шрамов и ран, но единственное о чем он сейчас думает, это то, как член в него грубо входит. Чимин не знает, что так можно сходить с ума по человеку, хотя Чонгук вряд ли человек, потому что такую тягу невозможно объяснить. Альфа входит резко, даже не готовя толком и без возможности привыкнуть, им это не нужно. Ни один, ни второй не горит желанием тратить время зря. Поэтому Чонгук начинает с размашистых и ритмичных точков, упиваясь тем, как Чимин стонет, что все цепи у него рушатся в голове, а омеге кажется, что его весь дворец уже слышал и о том, как он просил Чонгука двигаться быстрее и брать его грубее. Он нарочно сжимает его в себе, получая рык в ответ, а следом поцелуй. Долгий и мучительный. Альфа рвёт его плоть, питается его кровью, а Чимин делится. Он накормит его вдоволь, его монстр изголодался. Нагнувшийся Чонгук — мишень для когтей Чимина, который сразу же их выпускает и полосует всю спину, оставляя свои отметины, говоря, что это только его, что ни один омега не посмеет посмотреть на него. Чонгук улыбается в поцелуй, радуется ненасытности и специально резко входит, глотая новый стон от Чимина. Омега держит его бедра ногами и в себя сильнее вжимает. Ненасытный. Как и сам Чонгук. Альфа лижет его губы, сосёт их и не даёт Чимину оторваться и вдохнуть воздуха. Он за голову его держит да в себя вжимает, не прекращая толчки. Сумасшествие. Неправильно. И до безумия приятное. Омега улыбается в поцелуй, готов даже смеяться, от того, что ему нравится грубость и зверство альфы, поэтому он специально своим мычанием усугубляет ситуацию. Чимин тянется к своему члену, но получает по рукам, поэтому попыток больше не предпринимает. Он обхватывает шею альфы и довольно стонет в поцелуй, который получается смазанный. Чонгуку мало, он хочет его ещё и ещё. Ему нравится входить в него, ощущать как стеночки сжимаются вокруг его члена и как ему в губы стонут. Он очень скучал по этому телу. Чонгук отрывается от губ и немного привстаёт, чтобы обхватить чимина за бедра и начать насаживать на себя. Омега откидывает руки в разные стороны и сжимает простыни. Он сквозь белую пелену смотрит на альфу и от вида хочется плакать и смеяться. Чонгук долго его мучает, заставляет стонать от удовольствия, от новых углов и новых ощущений, которые только с этим альфой и испытываешь. А в конце концов, Чимин полностью раскрылся и, уложив альфу на спину, сам взбирается на него и седлает бёдра. Он прикусывает нижнюю губу, не отводя взгляда от плотоядного взгляда мужа, который уже сжимает его ягодицы и ждёт пока он сядет на его член. Но Чимин сначала играет. Проходится по все ещё стоячему члену бедрами и не убирает взгляд. Он проделывает это несколько раз, пока руки альфы сильнее не сдавили его ягодицы. Чимин хмыкает и медленно опускается под довольный рык альфы. Он прикрывает глаза, когда член Чонгука оказывается в нём и дальше вверяет себя и свое тело в руки мужа, который с лёгкостью его на себя насаживает и бёдрами подмахивает, любуясь самой красивой картиной мира, за которую все готов отдать. Чимин, скачущий на его члене и так завораживающе стонущий, невероятен. Он вроде и кажется местами милым, но настоящий дикий волчонок, от которого Чонгук без ума. Он подмахивает бёдрами, и Чимин вскрикнув, тут же падает на грудь альфы, который грубо схватив его за волосы, тащит на себя и впивается в губы, от которых только плоть осталась, которую он с удовольствием поедает. После безумного секса, по которому они соскучились, Чимин лежит на груди Чонгука и переводит дыхание, пока альфа играет с его волосами, сам ещё не перевёл дыхание хотя. Чимин довольно мурчит, когда рука альфы поглаживает обнажённое тело, когда рука спускается к бедру и ложится на ягодицу. — Чонгук, — шепчет Чимин, будто кто-то их услышит. Альфа мычит в ответ, а Чимин, забравшись на него, упирается руками в грудь и наклоняется к лицу. Омега абсолютно голый сидит на его животе и снова возбуждает его. — Ты уходишь в поход, а я узнаю это от других, — дует губки омега и смотрит на альфу, который берёт его руки в свои и к губам подносит. — Верно, но если бы кто-то спрятал коготки, то я бы с тобой нормально поговорил, вспомни, каждая наша встреча заканчивалась скандалом, — Чимин закатывает глаза и хочет слезть с альфы, но Чонгук не разрешает. — Во всём я виноват, скажи ещё, что в конце света будет виноват Пак Чимин, — вскидывает руками омега. — Чон, — поправляет его альфа и резко кладёт под себя, нависая сверху. — Я люблю тебя, люблю твои коготочки, — альфа целует его лодыжку, ведя носом дальше. — Я люблю, когда ты строишь злую моську, — целует внутреннюю сторону бедра, — люблю, когда ты пытаешься что-то рассказать с набитым ртом, — он касается живота и оставляет нежный поцелуй. — Люблю тебя за то, что ты носишь будущего наследника, — Чимина на это хихикает и тянет альфу на себя, прикладываясь к губам. — А что, если родится омега? — задаёт вопрос Чимин, и оба возвращаются в исходное положение, до покорения Чимином живота Чонгука. — Ничего не будет, родится омега, — спокойно отвечает Чонгук и оставляет поцелуй на макушке. — То есть ты не расстроишься, если это будет не альфа? — не прекращает Чимин, ему действительно нужно знать. — Послушай, — Чонгук поворачивается к нему лицом и поглаживать скулу большим пальцем начинает. — Неважно, кто родится, просто если родится альфа, то я за собой закрепляю династию, я оберегаю себя и свою империю. — Всё-таки альфу больше хочешь, — щурит глаза Чимин и, закинув ногу на бедро Чонгука, прикрывает глаза. — А я бы омегу хотел, наряжал бы его, только представь, три омеги по душу Чон Чонгука, — хихикает Чимин, получая шлепок по заднице. — Может, ты чего-то хочешь перед тем, как я уеду? — вдруг интересуется альфа, а Чимин молчит пару минут, обдумывая вопрос. — Хочу, и уже давно хочу, — Чимин садится и начинает рассказывать. — Я давно хотел открыть свой фонд, в котором люди находили всё, что им нужно, например, еду или одежду, а ещё я хочу открыть бесплатные школы для всех детей, где не будет разграничения альф и омег, хочу, чтобы дети, чьи родители не могут оплатить их образование, учились там. У меня уже и планы есть, чертежи для строительства, у меня всё это есть, а ещё я хочу, — Чимин переводит дыхание, — каждые две недели слушать просьбы народа. Всё, конец, — кивает омега и смотрит на то, как его альфа онемел. Чонгук разминает шею и не может найти слов, потому что впервые слышит о таких просьбах. — Насчёт фонда — прекрасно, я помогу, дам распоряжение и выделю тебе людей, которые будут тебя слушать, насчёт школ будет тяжелее, потому что мы придерживаемся старых взглядов, — только Чимин собирается возмутиться, как Чонгук прикладывает палец к его губам. — Дослушай, я не сказал, что это невозможно, просто не всё так сразу, давай сделаем это постепенно. — Да я думаю народ рад будет, ты только подумай, что образование будет за счёт государства, все желающ… — Ты не знаешь человека, кроха, но твои мысли правильные, я подумаю над этим. А насчёт встреч, то это очень опасно и я не могу этого допустить, чтобы с тобой и моим сыном, — он прикладывает руку в животу, — что-то случилось. — Ну, Чонгук, это же сблизит и тебя с твоим народом, — пытается всё-таки получить одобрение Чимин. — Мне оно не нужно, потому что хотят они или нет, но они вынуждены подчиняться мне. — Ох, снова жестокость, насилие, — бурчит омега и зарывается носом в плечо альфы. — Без неё никуда, потому что она сдерживает, контроль нужен для того, что в один из дней ни тебя, ни меня не убили. Во что бы превратилась моя империя, если бы я позволил кому-то своевольничать, раздавать права, а? — Ты был бы Чон Чонгуком, которого я люблю, — кусает его за плечо омега. — Чонгук, — после некоторого молчания начинает Чимин, — я ещё кое-что хочу, — мнётся омега. — Что ты хочешь? Только попроси, если это не выйдет за рамки невозможного. — Например? — Например, сделать так, чтобы я тебя разлюбил, — Чимин смеётся, а Чонгук обхватывает его и сжимает в своих тисках. — Задохнусь же, — кричит омега и кусает альфу за пальцы. — Пальцы откушу, ам, — клацает зубами омега, вызывая приступ смеха от Чонгука. Чимин сразу же замолкает, чем пугает альфу. — Ты чего? — Чимин смотрит на него, а потом быстро отвечает. — Хочу ещё, чтобы ты сразился со мной на мечах, — Чонгук удивляется, целует Чимина в губы и продолжает обнимать, зарываясь в светлые волосы. — Исключено, я ещё пожить хочу, — Чимин недовольно канючит и говорит, что обиделся. — Ты обижаешься из-за того, что я хочу жить? — Да, может, я хотел, чтобы ты умер, — бурчит омега и от очередного поцелуя уходит. Чонгук улыбается, не позволяя ему выбраться. — Ладно, завтра я тебе сделаю подарок, только надо проснуться рано, чтобы не пропустить его, — глаза Чимина тут же загораются и он хочет обнять альфу в ответ. — Поэтому засыпай, чтобы завтра быть бодрым.***
Быть бодрым у Чимина не выходит, потому что он подниматься не хочет, Чонгук, как ребёнка его одевает, кожаные нарукавники крепит, много верёвок и ремешков завязывает, целует каждый пальчик, чтобы в перчатку вдеть. Омега полусонный сидит и позволяет наряжать себя. — Мы что, на охоту идём? — бубнит Чимин, который никак проснуться не может, Чонгук прицепляет накидку и, поцеловав в лоб, просит наконец-то разлепить глаза. Чимин потирает их кулачками и молча следует за альфой. Он долго рассматривает красивого альфу, его волосы собраны в пучок на затылке, ноги обтянуты кожей, а сверху накинута простая рубашка и жилетка. В отличие от Чимина, которого альфа нарядил в тёплые вещи, хорошенько всё закрепил, сам выглядит просто и легко. Они доходят до конюшни, где Чонгук просит выбрать себя любого коня, кроме его, а потом они смогут отправиться. Омега долго не думает, берёт себе вороного жеребца и, закинув свою тушку в седло, улыбается во все зубы Чонгуку, вызывая у того только радость. При своих людях он не может показывать, как может растаять только от одной улыбки своего крохи, поэтому молча кивает и просит следовать за ним. Они оказываются на открытой местности, где Чимин с радостью вздыхает полной грудью воздух прекрасный и чистый. — Только не галопом, — предупреждает Чонгук. — Я и так на своей риск посадил тебя на коня в твоём положении, — кивает он на живот. — Ну он же не выпирает, я же не шарик, который может сдуться, — фыркает омега и сильнее поводья сдерживает. Альфа едет рядом и глаз не спускает с самого ненаглядного и забравшего все его мысли мальчика. Но тень так и ходит рядом, даже сейчас едет рядом на костлявой лошади и что-то шепчет, но стоит Чимину обернуться и улыбнуться, как Чонгук улыбается в ответ. — А куда мы всё-таки едем? — наконец спрашивает Чимин, а Чонгук как назло молчит. — Чон Чонгук! — Научись терпению, и всё увидишь, — отвечает Чонгук и просит просто посмотреть вдаль. Чимин закатывает глаза, но всматривается. Он резко останавливает коня и быстро слезает, собираясь бежать. Чонгук точно не ожидал, что всё так обернётся. Он сам слезает с коня и передаёт обоих своим людям, а сам бежит ловить омегу. Догнать Чимина не составляет труда, поэтому уже через две минуты омега уже на руках у альфы. — Ты привёл меня на учения, ух, — Чимин не может поверить своему счастью, он хочет выбраться и пойти сам, на что Чонгук его предупреждает, если тот уйдёт хоть на шаг от него, то они следом вернутся во дворец. Омега клянется, что не отойдёт, но было бы сказано. Глаза Чимина бегут от одного воина к другому. Все в разных формах, для разных отрядов свои. Отличаются люди в чёрных нарядах, который стоят особняком, среди которых Чимин узнает Хосока. Дорвался до своей стихии наконец-то. Кто-то из воинов разминается в борьбе, кто-то стреляет из лука, а кто-то начищает мечи. Никто не смеет даже посмотреть на омегу, которого привёл господин, потому что тут же глаза, что посмотрели, тело, что обернулось, окажется отрубленным и вырванным, поэтому никто не рискуют. Чимин наслаждается лязганьем оружия, прикрывает глаза и не сводит с лица улыбку. Рядом идёт Чонгук и не может не любоваться омегой. Он искренне радуется тому, что любой другой омега избегал, он не просит у него украшений и мешки золота, он хочет сблизиться с его народом, начать помогать людям, хочет на настоящее поле битвы, хочет сразиться с ним. Слово "неправильный" к Чимину не подходит. Во всяком случае Чонгук его таким назвать не может. Он что ни на есть правильный для него омега, с таким же тяжёлым характером, грузом прошлого на плечах и с ненавистью, что брызжет из всех щелей. Он точно знает, что где-то в глубине души Чимин его не прощает, никогда не простит, и Чонгук знает, что это обоснованно, он до сих пор и вообще никогда не избавится от мании величия и жажды власти, кто бы не стоял на его пути. Он слишком долго к этому шёл и он это просто так не оставит. Он подходит к Чимину и спрашивает, куда это он так смотрит. — Я тоже хочу попробовать из арбалета пострелять, — дует губки омега и с надеждой смотрит на Чонгука. Тот долго не думает, протягивает руку, когда в неё уже вкладывают оружие. Чимин не понимает, что дальше происходит, как вылетает стрела и попадает точно в центр. Чонгук хмыкает и подаёт оружие Чимину. — Держи, посмотрю, насколько ты в этом плох, — он просит одного из воинов поставить новую мишень. — Давай поспорим, что я попаду в центр, — решается сказать омега и тут же прикусывает губу. Чонгук подходит ближе и, наклонившись, шепчет: — Если ты не попадёшь, то я тебя трахну в своём шатре, — уши Чимина уже горят, а довольный Чонгук отходит на пару шагов и просит начинать. Всё равно трахну, думает альфа и смотрит, как Чимин с красными ушами и щеками берёт арбалет и удобнее располагает его. Он сосредоточен, он хочет ему доказать, что может не хуже альфы. Сощурив глаза, Чимин просто вспоминает слова Хосока, что мишень — это Чонгук. Даже сейчас он не задумывается, смотрит не точно на центр, а чуть в сторону. Прикусив губу, Чимин долго собирается и, когда хочет нажать, слышит крик над ухом. — Давай же, — омега пугается и выстреливает. — Ты попал ему в бедро, — возмущённый Чимин оборачивается и видит перед собой довольного Хосока, а следом и аплодирующего Чонгука. — Это нечестно, мне помешали, это всё… — Всё, спор есть спор, — улыбается Чонгук и касается губ омеги, который канючит и не хочет отдавать арбалет. — Надо же, я помог тебе в споре? — выгнув бровь, спрашивает Хосок, глядя на мишень, куда выстрелил Чимин. — Я озолочу тебя вдвойне, потому что я выиграл его тело, — подмигивает Чонгук и уводит Чимина подальше. — Я кушать хочу, — шепчет Чимин на ухо Чонгуку, тот сразу же распоряжается и уже через десять минут Чимин сидит у него в шатре на мягком ковре и мехах, поедая нежнейшего ягнёнка, пожаренного на костре. Он облизывает губы и тянется за сырной лепёшкой, макая её в соус, в блаженстве прикрыв глаза. — Знаешь, я хоть и беременный, но есть не так сильно хочется, — Чонгук соглашается и смотрит на стол, который уже почти пустой. Он оставляет поцелуй на виске и продолжает наблюдать, как поедает очередную лепёшку Чимин, затем он тянется за чищенным гранатом и ложится на колени Чонгука. — Я никогда не видел учения так близко, ну, я вообще их никак не видел, но мечтал посмотреть, — рассказывает Чимин, поедая зёрнышки. — А почему у тебя такая любовь появилась к подобному? — интересуется альфа и гладит его по волосам, пропуская пряди меж пальцев. — Ну, оно как-то само, я вообще был неправильным омегой, как называл меня отец, — правильный, думает Чонгук, до жути правильный и мой, пусть отсохнут у других языки, продолжает слушать. — Мне нравилось оружие, я читал по этому книги, из меня постоянно делали омегу, для нашего общества, то есть я не должен грубить, должен всегда слушаться альф и всё такое. Потом пришёл ты и выгнал нас из дома, — грустнеет Чимин, вспоминая тот ад, через который проходил. — Я накопил денег, представляешь, и мне сделали меч, который остался дома, — выдыхает Чимин и отставляет тарелку. — Мне нравится военное дело, завораживают битвы, иногда мне снились сны, что я стану императором, омегой всех альф, — хихикает Чимин и кладёт руки Чонгука себе на живот. — Странные мечты, которые мне подходят, — Чимин улыбается и смотрит снизу вверх на альфу, который наклоняется, чтобы поцеловать его. Чимин удобнее садится и постепенно отвечать начинает. Альфа начинает развязывать ленты и ремни, чуть ли не рвя ненавистную одежду. Чимин приподнимается, чтобы альфа снял с него штаны. Чонгук проталкивает первый палец и начинает растягивать. Чимин стонет от проникновения первого пальца и кусает альфу за губу. Чонгук полностью сдирает с него штаны и проталкивает уже два пальца. Чимин упирается лбом в его плечо и сам насаживается, стараясь не сильно стонать, чтобы никто ничего не услышал. Чонгук целует его грудь, кусает соски и играется язычком, продолжая трахать его пальцами. — Если ты меня сейчас не трахнешь, то я тебя трахну, — грозит Чимин, на что Чонгук смеётся. — Беременность хорошо на тебя влияет, — говорит альфа и, проведя пару раз по своему члену рукой, начинает пристраиваться. — Я был без секса два месяца, — охает Чимин, когда альфа входит на всю длину, давая привыкнуть. — Аналогично, — целует его в висок Чонгук и, немного пожав ягодицы, начинает насаживать его на себя. Полчаса хватает им, чтобы утолить утренний голод, поэтому сейчас Чимин лежит на тёплых мехах и не хочет даже шевелиться от того, как хорошо. Рядом лежит Чонгук, в одних штанах и разодранной грудью, где выступают бусинки крови. Никто это время их не беспокоил, никто не заходил, Чимин ни о чём не думал, потому что ему было хорошо, потому что он был с человеком, который заменил ему это хорошо. — А когда ты уходишь? — спрашивает Чимина, пока натягивает штаны и завязывает их. — Через пару дней, — руки Чимина отказываются что-либо делать, он стоит и смотрит вопросительно на альфу. Чонгук помогает ему справится с поясом. — Ну же, кроха, я вернусь к тебе, — он не перестаёт целовать животик омеги, а после встаёт и прижимает Чимина к своей груди. — Не уходи, — хнычет омега и сильнее альфу обнимает. — Давай я с тобой пойду, чтобы мне спокойнее было, — Чонгук откидывает голову назад и заливается смехом. Он уже забыл, когда последний раз столько смеялся. — Мой маленький, — касается его носика альфа. — Тогда придётся мне казнить всех своих воинов, чтобы они не смотрели на тебя.***
Всю дорогу Чимин дуется, Чонгук посадил его на своего коня, чтобы ещё подольше рядом с ним побыть, но омега обижается и даже щипает его за руки. Омега в конце говорит, что очень хочет сходить с Чонгуком на базар, чтобы купить чего-нибудь вкусненького. — У нас во дворце тебе приготовят это, зачем куда-то идти? — спрашивает Чонгук, снимая Чимина с коня. — А может, я с тобой ещё хотел побыть? — Хорошо, — соглашается альфа и убирает выпавшие прядки. — Только не сегодня, потому что я очень занят приготовлениями. Чимин кивает и целует его в щёку, желая хорошего дня. Альфа ещё пару минут держит его подле себя, не желая разрывать поцелуя, который сам начал. Он первый отстраняется и, проведя языком по алым губам, оставляет короткий поцелуй и взбирается на коня. — И ещё, передай Тэхёну, что я их обоих не казню. — Что? — но вопрос так и остаётся витать в воздухе.