***
Чимин сначала не понял, что имел в виду Чонгук, а потом, когда вспомнил бредовые, как казалось ему, правила, побежал к Тэхёну, который даже ни о чём не подозревал. Омега запихнул его в своих покои, прикрыл дверь, проверив, что за ней никого нет, а потом чуть ли не вжал Тэхёна в стену, но тот успел друга остановить. — Какого чёрта… — Просто скажи мне: ты знаешь, что Чонгуку всё известно о вас с Хосоком? — Тэхён широко распахивает глаза и так и смотрит на Чимина, который понимает, что омега вообще не в курсе. — Ты не знаешь, но откуда Чонгук знает, — Чимин нервно жует губы и ходит по комнате. Тэхён так и стоит прибитый к полу. — Он сказал, что не казнит вас, мне стоит, наверное, радоваться, но, чёрт возьми, откуда он всё знает! — омега садится на кровать, пока Тэхён пытается отодрать себя от пола. — Я не вижусь с Хосоком давно, он постоянно занят, поэтому, возможно, мне ничего не… — Либо Чонгук стал догадливым, либо кто-то ему рассказал, — Чимин нервно покусывает ногти, пока Тэхён пытается отойти от шока. — Ладно, это даже хорошо, что он знает, теперь вы можете не скрывать ваши отношения более, Чонгук не казнит вас и… Почему ты ревёшь? — Тэхён присаживается на край кровати к Чимину, поджав под себя колени и уткнувшись в них лбом. Чимин обнимает его за плечи и кладёт свою голову на его макушку. — Я просто, — тихо начинает Тэхён, — как-то не ожидал, так быстро и так неправильно. Может, это всё шутка? Хотя вряд ли, потому что наш господин не знает, что такое юмор. Но Хосоку не прощу, что скрыл от меня такую новость. — Да брось, Чонгук его замучил, вот тот не нашёл… — Это не оправдывает его, мог хотя бы зайти и нормально поговорить, — грустно отвечает Тэхён, а Чимин понимает, что тот прав с одной стороны, а с другой стоит Хосок, который вообще не ночует во дворце, а постоянно с Чонгуком пропадает. — Ладно, Тэхён, успокойся. Мы ещё по ходу поймём, что это такое, — Чимин поднимает его с кровати. — А теперь принеси мне оливок. — Что? — Тэхён убирает остатки слёз и вопросительно смотрит на Чимина, который показывает недовольство. — Тебе объяснять, что такое оливки? Не я этого требую, а он, — Чимин тычет пальцем на свой живот и просит Тэхёна пошевелиться. Омега ему слабо улыбается, но просьбу обещает выполнить. Чимину ничего не хочется в плане еды, ему хочется, чтобы Тэхён не брал в голову дурные мысли, которые потом тяжело выбивать, омега очень мнительный, с ним до жути сложно справиться в эмоциональном плане, поэтому Чимин будет его отвлекать, пока не разберётся с Чонгуком.***
Чонгук дал Чимину добро на строительство, поэтому омега постоянно пропадает за пределами дворца, что не нравится Чонгуку, поэтому сопровождать омегу приставлены как минимум десять человек. К тому же омега таскает с собой и Тэхёна, в знак протеста и Хосока, с которым Тэхён ещё не поговорил. Чимин на Чонгука обиделся, не разговаривал, к тому же альфе пришлось задержаться на пару дней в столице, чтобы закончить один вопрос, поэтому оба, прибывая в суматохе, они практически не видятся, но ночи обязательно проводят вместе, это стало их обязательным пунктом, что даже если они ссорились, то постель у них общая и супружеские обязанности общие, никто и не спорил. Сегодня Чимин вообще не видел мужа, зато оккупировал его покои. Омега сидит на полу, широко расставив ноги, возясь с баночками и каким-то травами. Лёгкий шёлковый халат накинут на его плечи, потому что ему жарко и, как говорил омега, он скоро в пожаренного перепела превратится. Чтобы хоть как-то занять себя перед сном, Чимин решил приготовить ореховый отвар, который, как говорят ему лекари, вполне может поправить его здоровье и его малыша. Омега решил сам попробовать это сделать, потому что всё было не настолько сложно, к тому же хочется дождаться Чонгука и накричать на него, что того не видно целыми днями, пусть сам Чимин и пропадает за стенами дворца. Дверь тихо отворяется, пуская лёгкий холодок по ногам, из-за чего Чимин поджимает пальцы, но следом разжимает и не отвлекается от дела. Единственный, кто может к нему прийти, это его альфа, который по нему безумно соскучился. Чонгук сбрасывает мешающую одежду и присаживается за спину Чимина, которого ничуть не отвлекает присутствие альфы. От него пахнет вечерней прохладой, потом и главное, к чему Чимин давно привык и считает, что это точно его настоящий природный запах, — кровь. Чонгук зарывается носом в горячую шею омеги и покусывает нежную кожу. — Пусти, — Чимин одёргивает его плечом и сосредоточенно насыпает травы в ступку. — Что делает моя кроха? — Чонгук обнимает его за живот и кладёт голову на макушку, видя все махинации омеги. Чимин закатывает глаза, но начинает объяснять: — Это ореховый отвар, он полезен для маленького монстрика, — улыбка касается его губ, к чему добавляется и тёплое поглаживание Чонгука его живота. — А ещё для него полезен отец, — Чонгук слышит нотки обиды в голосе Чимина, но ничего не говорит. Он только тыкает пальцем на разные баночки и спрашивает, что это, пока Чимин не рассердился и не попросил оставить его в покое. — Ты жесток ко мне, любовь моя, — Чонгук оставляет короткий поцелуй на голом плече. — А ещё ты меня провоцируешь своим видом, ты привыкаешь ходить нагишом, — Чонгук шепчет это на ухо, пропуская по телу Чимина табун мурашек. — Я не виноват, что мне жарко, скажи спасибо, что я по дворцу хожу в одежде, а то была бы моя воля, то и вовсе разделся и тогда… — И тогда я бы приказал тебя выпороть, — совершенно серьёзно заканчивает за него Чонгука. — И это ещё я жесток, — восклицает омега и наконец-то заканчивает шаманить над отваром. Он переливает его в отдельную баночку и отставляет. Чонгук скептически её рассматривает, но ничего не говорит. — Просто выполняй мои правила, — говорит ему альфа, когда тот повернулся к нему с серьёзным лицом. — Поверь, тебе самому будет легче, — Чонгук облизывает пересохшие чиминовы губы. Омега старается его остановить, но сам вскоре поддаётся. Руки Чонгука ложатся на его бёдра и резко подхватывают, куда-то неся. Чимин только ойкает, когда его подхватывает, а в следующую секунду обхватывает шею руками, а торс ногами, чтобы не свалиться. — Куда ты меня несёшь? — спрашивает Чимин, видя, что они направляются не к кровати. — Я хочу принять с тобой ванну, — Чонгук толкает дверь ногой, и они раскрываются. — Если кто-то на него посмотрит, я глаза выколю, — предупреждает он стражников, и те даже не смели взгляда на полуголого омегу поднять. Чимин снова начинает говорить, какой Чонгук жестокий, пока они направляются в купальню. Удаётся успокоить омегу только тогда, когда его тело оказывается в воде. И только в ней Чимин понимает, как устал за сегодняшний день. Он даже не присел за него, сначала заканчивал вопросы по дворцу, потом поехал посмотреть, как готовят место для его фонда и всё ли привезли и делают то, что он хотел, затем он немного погулял с Тэхёном и Ханом, последний буквально высосал из него все силы, потому что «если мы ещё пройдёмся по этой дорожке, то Чимин-и точно станет лучше», а Чимин ещё больше уставал, но и отдыхал, потому что прогулки на свежем воздухе ему необходимы, потом он оказался на кухне, наблюдая за тем, как готовят новые блюда, про которые Чимин как-то прочитал ещё дома, но всё никак не мог сказать их поварам, чтобы те сделали. В итоге Чимин наелся риса с овощами, пока ему готовили десерт, затем его забрал Тэхён, с которым они провели двухчасовой разговор, начиная от «Если Хосок сегодня не придёт, то я его прикончу» и заканчивая тем, что «если есть много оливок, то можно превратиться в оливковое дерево». Чимин заглянул напоследок к лекарям, чтобы те рассказали, как готовить отвар, которые они ему часто дают, не забыл вспомнить наставление Инхо, который ему рассказывал про свойства этого отвара. И даже сидя и готовя его, мысли Чимина были заняты завтрашним днём, пока не пришёл Чонгук и не утащил его и его заботы. Омега даже не замечает, блаженно прикрыв глаза и отдаваясь теплу воды, когда Чонгук прижимает его к своей груди. — Ты слишком занятой омега, — целует его в макушку Чонгук и под довольное мурчание поглаживает бёдра Чимина. — Но я же должен чем-то себя занимать, — тянет омега и откидывает голову на плечо, пока его мнут. — Я не запрещаю тебе, но не забывай про отдых, он очень важен. — Ладно, позволю себе завтра поваляться подольше, — хихикает омега и тянется за нарезанными фруктами. — Хотя, завтра у меня был огромный фронт работы. Например, надо… — Помнишь, ты говорил, что хочешь сходить со мной на базар? — перебивает его Чонгук. — Завтра я ещё буду в Хузуре, поэтому посвящу тебе день. — Надо же, как благородно с вашей стороны, мой господин, что вы вспомнили про своего жалкого раба, который является вашим мужем и носит будущего наследника, и решили уделить ему своё время, которое так бесценно для вас, — ёрничает Чимин, за что сразу получат укус в плечо. Омега вскрикивает, разворачивается лицом к альфе и морщит лицо, получая шлепок по голой заднице. — Ащ, мне больно же! — Чонгук хмыкает и притягивает омегу на себя, затыкая его поцелуем. Чимин тут же млеет и уже сам тянется и просит больше. Через пару минут купальню наполняют громкие стоны Чимина, а вода вовсю вытекает из ванны. Как бы он ненавидел Чонгука, но секс с ним бесподобен, он готов душу продать, лишь бы ощутить в себе чёртов член. Чонгук насыщается им, пытается каждый томный вздох, каждое движением запомнить, потому что слишком долго без него будет, пытается как можно больше своих меток поставить, всем своим напором показывает, как быстро он успел въесться в него, оставить свои следы, окутать своими стальными цепями. Он его не бросил во время болезни, собственным здоровьем рисковал, он его чуть не убил, когда была возможность, он тот, кто в любой момент может его послать и прокричать проклятья, но он тот, кто бережно каждый шрамик целует и отпускать из своих объятий не хочет. После горячего секса Чимин полудремлет на плече Чонгука, рисуя пальчиком невидимые узоры. Альфа поглаживает его спину и периодически посасывает мочку уха, из-за чего Чимин мурчать начинает, словно кот. — Я буду скучать по тебе очень сильно, — бурчит Чимин и оставляет лёгкий поцелуй на скуле альфы. Чонгук сильнее прижимает его к себе. — Ты даже не успеешь соскучиться, как я вернусь, — пытается успокоить, но на деле Чимин ещё больше грустнеет. — Вот уйдёшь на пять лет в поход, а мне сына одного растить! — Чонгук улыбается и целует омегу в висок. — Зато он будет таким же бойким, как и его папа, а ещё очень красивым. — Что я такое без тебя? — Ты кроха, который очень сильный и который родит мне будущего наследника, — альфа зубами оттягивает нижнюю губу Чимина, играясь. — Вот рожу я тебе омегу, посмотришь на наследника, — Чимин набирает в ладони воду и выливает её на лицо Чонгука, который забавно выглядит. Но уже в следующий момент Чимин оказывается укутанным в полотенце, сидящем на бортике ванны, пока альфа спешно одевался. — Чонгук, я ещё хотел спросить насчёт Хосока, — не смело начинает омега, но тут же тушуется, ловя не добрый взгляд альфы. — Послушай, Хосок сам разберётся со своим омегой, поэтому сюда не лезь, понял? — на миг Чимину кажется, что это вовсе не Чонгук, которого он видел пару секунд назад, а его ужасная тень. Омега обиженно дует губки и старается не показывать страха, хоть он и витает. Чонгук берёт Чимина на руки, и в полной тишине они возвращаются в покои. Чонгук кладёт его на кровать, пока Чимин путается в одеяле, не желая просить помощи у Чонгука, тот молча наблюдает. Омега любит обижаться, любит манипулировать, это Чонгук понял давно, но только ещё не до конца тот понял, что с ним это невозможно. Чимин накрывается одеялом с головой, нарочно подбирая всё под себя, чтобы Чонгуку ничего не досталось. Чонгук ложится рядом, на холодную половину и, пролежав там от силы секунд пятнадцать, поворачивается к обиженному омеге и обхватывает его «кокон» ногами. — Я знаю, что ты обижен, но ты должен понимать и уважать мои слова. Я с ними ничего не сделал и не сделаю, обещаю тебе, только не расстраивайся и не лезь в их жизни, — всё-таки трещины у Чонгука есть, и он готов переступить через свои взгляды.***
Хосок уже пятый раз приходит к знакомым дверям и упирается в них холодным лбом. Тэхён не разговаривает с ним, мучает, а альфа понимает причину, в ней сам виноват. Он взрослый альфа, который испугался за него, но тем не менее не нашёл сил рассказать всю правду Чонгуку. И сейчас за свою тайну стоит и мучает сразу двоих. Он кулаком стучит в дверь, призывая Тэхёна, но тот молчит. — Тэхён, я уже пятый раз целуюсь с дверью, — кричит альфа, не думая, что на дворе давно ночь. — Я прошу, пожалуйста, открой дверь, или я её выломаю, — но в ответ тишина. Альфа бьёт дверь ногой и собирается уже её выбить, когда слышит копошение с той стороны, а потом сонный омега открывает ему дверь. Он спал, он спал очень крепко и ему снился кошмар, где лицо у монстра было Хосока, он пытался забрать его своими костлявыми руками к себе. Стоило Тэхёну приоткрыть дверь, как альфа сильнее сжимает его в своих тисках, что Тэхён даже глоток воздуха не может сделать. — Хосок, — хрипит омега, пока альфа его сжимает. Тэхён не успевает еще раз назвать его имя, как Хосок утаскивает его в покои. — Тэхён, пожалуйста, выслушай, — Хосок сажает его на кровать, пока омега сонно протирает глаза. — Я знаю, что виноват, что я сглупил, подставил твою жизнь под угрозу, но пожалуйста… — Прекрати извиняться, Чон Хосок, — Хосок точно не ожидал такого порыва от Тэхёна, он поднимает глаза и видит взгляд, полный злости. — Я ждал тебя, — омега встаёт, а альфа отступает на пару шагов. — Но ты не приходил, я понимаю, почему ты это не делал, ты занят военными сборами. Я ждал тебя столько времени, но узнаю от Чимина, что господин знает о нас. Скажи мне, я заслужил такое? — Хосок не находит ничего, что сказать, он молчит и смотрит на омегу, который давно перестал плакать и кажется возмущённым. — Тэ… — начинает Хосок и протягивает к нему руки, но омега отворачивается и не желает впредь с ним разговаривать. Альфа подходит и обнимет его со спины. — Да, для других я настолько смел, что даже смерть стала мне нарицательной, но я трус, когда дело касается тебя, я становлюсь слабым, ничтожным, но я не могу без тебя. Если ты сейчас отвергнешь меня, то я пойму, но знай, что ни ты, ни я не простим друг другу этого поступка, — Тэхён молчит, молча сосёт нижнюю губу и, резко развернувшись, набрасывается на губы Хосока. Сам, обхватив его лицо руками, целует, что есть силы, вкладывает всю свою накопившуюся боль, всю свою ненависть, которой уже нет, потому что стоило альфе показаться, как он обмяк и сделался ничтожно малым, потому что Чон Хосок лишает сил, лишает разума. Он везде у него, он пропитан им. Альфа подхватывает его за бёдра и, не разрывая поцелуя, несёт на кровать. Тэхён не сбавляет напора, чем пугает Хосока, который соскучился не меньше, всё-таки силы у омеги куда побольше будет. Он ловко расправляется с одеждой Хосока и уже сидит на его бёдрах и снова целует. Хосок кладёт руки на его задницу и начинает сжимать, у него появляется ненависть к штанам, поэтому в следующую секунду Тэхён слышит, как рвётся ткань и улыбается в поцелуй. Он раззадорил не того альфу. Хосок легко разрывается ткань, поэтому может ощутить горячую кожу омеги. Он сильно сжимает его ягодицы, пару раз ударяет скорее из-за привычки, но не сильно, потому что он для него что-то сокровенное, которое нельзя порочить и делать больно. Сон у Тэхёна давно рукой снят, теперь он не может оторваться от долгожданного тела. Он хотел ещё много высказать Хосоку, даже выставить его за дверь, но стоило тому прошептать на ухо, прикоснуться, то Тэхён всю свою пылкость потерял и решил отомстить по-другому. Хотя он не уверен, считается ли это местью, потому что им обоим сейчас очень хорошо. Ему до судороги в ногах нравится целовать его, потому что Хосок грубый, ненасытный и он никогда не делает больно, постоянно себя удерживает, омеге позволяет над собой издеваться, но сам — никогда. Через пару минут покои заполняют протяжные стоны Тэхёна и утробный рык Хосока, который сейчас питается своей добычей. Хотя Хосок уверен, что это Тэхён им наедается, старается процессом завладеть. Со спины давно скатываются дорожки из крови от ногтей омеги, он специально это делает, больнее давит, но только усмешки от Хосока ловит, пока тот, перевернув его на живот, натягивает на себя. Ни один из них не так хотел начать диалог, но им по душе диалог их тел, здесь у них полная гармония и взаимопонимание. Каждый забрал все силы, поэтому им остаётся лежать и бессвязно мычать в ответ на такой же вопрос. Никто не находит сил ни на слово, но это и не нужно. Какая глубокая рана не была, они её не зашьют, а наоборот продолжат. В этом дворце, в этой столице, в этом мире только так. Тэхён помог Хосоку с ранами, но создал ещё большую в лице себя, Хосок пытался уберечь, но чуть не убил, Чимин полюбил, но получил за это слишком большое горе, Чонгук же давно лишён света, у него он есть только в образе его мальчика, который светит день ото дня и он боится, что потухнуть сможет. Тэхён переворачивается на живот и, подперев руками подбородок, смотри на грудь Хосока, которая вздымается, на которой поблёскивают капли крови в перемешку с потом. У Тэхёна нет сил на большее, чем на созерцание хорошо сложенной фигуры альфы. — Я не понимал Чимина, когда он говорил, что ненавидит нашего господина и хочет его прикончить, но сейчас, кажется, понимаю, — Хосок смотрит и в ответ улыбается. Он хлопает себя по груди, показывая Тэхёну, чтобы тот ляг на него. Омега ползёт по кровати и, удобнее расположившись на альфе, молчит. — У них другое, — объясняет Хосок. — Каждый раз, когда я собирался начать нелёгкий разговор, будто высшие силы оттягивали его. Знаешь, я думал, что Чонгук не оставит и головы на наших плечах, но, как оказалось, я ошибся. — Это Чимин, раньше бы он даже не посмотрел на нас. Что же делает любовь с человеком, — вздыхает Тэхён и кусает Хосока за подбородок. — Это не любовь, у них пострашнее каждой любви чувства, — Хосок кладёт руки на талию Тэхёна и сажает на себя. — Я не планировал с вами спать, мой господин, но стоило вам прикоснуться ко мне, так мой голод проснулся, — шепчет Тэхён в приоткрытые губы альфы и нарочно голой задницей проезжается. — Со смертью играешь, — отвечает альфа хриплым голосом и, схватив Тэхёна за макушку, притянул к себе для поцелуя. Из этой комнаты до рассвета никто не выйдет, потому что им надо много друг другу что рассказать, а вернее выразить это на языке страсти. Если и есть любовь, то она выражается у них в горячей, будоражащей любви. Её огонь настолько велик, что никто и ничто не в силах его потушить. Смерть устала наблюдать за своим ребёнком, она отпустит Хосока на некоторое время, даст ему пожить, любить. А ведь недавно она уже была готова ему руку протянуть, но этот омега сейчас упас своего альфу. Придёт время, и тогда она придёт за каждым, каждому свою руку протянет и будет слышать неистовые крики, перемешанные с горечью, отчаянием, со всеми стадиями горя и в конечном итоге смертью. Тэхён решает для себя, что обязательно ещё пообижается на альфу, но это будет после похода, после счастливых дней, после долгожданной весны.***
Чимин тянется на постели, не желая открывать глаз. Слишком хорошо сейчас: под его боком спит Чонгук, уложив руку на его живот, солнце только собирается вставать, а омега желает продлить эти минуты. Ведь через несколько часов Чонгук его оставит, уйдёт и Чимин не знает, хоть и уверяет себя в обратном, вернётся ли он. Омега аккуратно убирает руку альфы, переворачивается к нему лицом и начинает заниматься своим любимым делом. Ему нравится рассматривать Чонгука, пока тот спит. Он кажется безмятежным, простым. Чимин гладит его по щеке, по каждому шраму пальцем проводит, мысленно смеётся, что у него острые скулы, что сейчас порежется. Чонгук никак не реагирует, может, и не спит вовсе, хотя Чимин уверен, что спит, потому что пришёл под утро, за что Чимин бурчал на него, да это буквально часа два назад было. Чимин не представляет, как можно настолько сильно привязаться к кому-то, он думал, что бабочки дохлые у него, а тут посмотрел на него, прикоснулся, да и забылся, просит не отпускать. И чем сильнее он привязывается, тем больнее отпускать, он очень боится за него, боится потерять, потому что уже не представляет свою жизнь без него, как он будет жить без его Монстра в душе, без его хмурого взгляда и горячих поцелуев перед сном. Ему кажется, что сможет умереть, если узнает про его смерть, он говорит ей, что только он сможет забрать его жизнь, ей не позволено распоряжаться его жизнью, пока есть омега. Чонгук хмурится во сне, когда Чимин дарит ему поцелуй в губы. Он теперь уверен, что альфа не спит. Чонгук продирает глаза и видит, как Чимин сидит, свесив голову, и смотрит на него. Он протягивает руку и поглаживает щёку, а Чимин отвечает ему укусом в ладонь. — Ты решил мою плоть попробовать? Кровожадный кроха, — Чимин улыбается и ложится под бок альфы. — Да, откушу по кусочку, — Чонгук протирает свободной рукой глаза, пока на другой лежит голова Чимин. — Ты ещё не передумал со мной пройтись на базар? — Я просто так словами не бросаюсь, — Чонгук тянет Чимина на себя и сжимает в своих тисках, которые объятиями называются. — Сегодня пойдём? — Конечно, завтра же я уезжаю, — Чонгук целует его и просит ещё немного побыть в его тисках. — Твой сын хочет есть, безумно, — шепчет ему в губы Чимин, и только тогда Чонгук отпускает, но всё равно урывает поцелуй. Пока Чонгук встаёт и подходит к крану с водой, он наблюдает за омегой, который развалился на кровати в форме звезды. — Ты же вставать собирался, — альфа открывает кран и продолжает смотреть на Чимина. — Я устал, — выдыхает Чимин, пока Чонгук умывает лицо. — Ты только раскрыл глаза. — И что? Я не могу сразу устать? Да ты знаешь, какой это труд, раскрыть мои прекрасные глаза, — Чонгук улыбается, соглашаясь, у Чимина очень красивые глаза, именно в них он первый раз и влюбился. — Можешь валяться, тогда я пойду на базар один, — Чимин тут же поднимается с кровати, начиная искать свой халат. — Где мой халат? — омега складывает руки на груди, сверля альфу взглядом, пока тот откровенно рассматривает голое тело своего мужа, свои ладони видит, свежие укусы, и мысленно просит себя быть осторожнее, конечно, не забывает взгляд на выпирающем животе задержать. — Чон Чонгук! — Чон Чимин! — отвечает в его манере альфа и подходит ближе. — Я серьёзно, — канючит омега и разрешает альфе своровать поцелуй. — Тогда пусть мне принесут одежду, — говорит он ему в губы и возвращается к постели, где накрывается с головой. Чонгук просит слуг принести им одежду для выхода и накрыть на стол, тут Чимин выглядывает из своего убежища. — Неа, мы поедим там. — Ты же есть хотел, — не сдерживает очередной улыбки альфа и садится на край кровати. — Ты непостоянный, любовь моя. — Что поделать, терпи меня, — пожимает плечами Чимин. — Только любить тебя, — вместо последних слов говорит Чонгук. Им приносят одежду. Теперь пялится Чимин, который до безумия любит тело мужа. Он не одевается специально, ждёт, пока Чонгук проденет каждый ремешок, пропустит каждую петельку. Наверное, Чимину до безумия нравятся его руки, потому что они его ласкают, согревают, кормят, наказывают, боль приносят. Ему нравится смотреть, как рука напрягается, когда нужно застегнуть пояс, как ловко пальцы справляются с грубой кожей. Чимин даже губу прикусывает, отдаваясь процессу, пока Чонгук не ловит его на подглядывании. — Может, я хочу, чтобы ты меня одел? — спрашивает Чимин и тянет руки к альфе. — Да, поэтому так нагло глазел на моё тело. Нравится же, да? — Чимин знает и без него, что нравится, что хочется, как он и говорил, по кусочку откусить, потому что слово "прекрасно" равно Чон Чонгук. — Ты бы знал, как я не хочу никуда идти, а хочу тебя, так сильно хочу тебя, — Чимин это прекрасно чувствует, специально ближе льнёт, языком по губам альфы проводит, азарт увеличивает. — Знаю, но у нас другие планы, — хихикает омега и тянется за своей одеждой. Альфа еле сдерживается, пока наблюдает, как Чимин одевается, убирает отросшие волосы назад в хвост, расправляет ткань и не перестаёт кидать ему свои улыбки. Через минут тридцать он готов и, взяв Чонгука за руку, тянет на выход, потому что его альфа сел за стол, копаясь в бумагах. — Ладно, пойдëм, — обречённо выдыхает он и поддаётся напору омеги. Если Чимин чего-то хочет, то он обязательно это получит, а Чонгук просто не может ему отказать, конечно, если это входит в пределы разумного. Но предел у Чонгука разный, например, он запросто сможет начать войну с соседними империями, если Чимин того захочет, но распустить гарем откажет. Пока они шли, Чимин старался не думать, что ещё целая толпа за ними идёт, этой охраны и в обычное время хватает. Омега по дороге рассказывает, как выбирал место, мастеров, что там будет в дальнейшем. — Знаешь, сначала я хотел, чтобы это была просто земля, а потом решил, что куда проще уже с готовым зданием творить. Поэтому я нашёл искусных мастеров, с которыми я тебя обязательно познакомлю, они из других земель, язык даётся тяжело, но один из них прекрасно говорит на нашем. Короче, слишком заморачиваться не стал, потому что средств уходит немало. — Я не обеднею от твоих желаний, — целует его в макушку альфа, но видит, как Чимин хмурится. — У тебя на носу война, а тут твой омега решил настроить фондов за несколько тысяч сундуков с золотом. Ты что, с ума сошёл? Ведь народ может не так понять, в этом случае я рисковать не стал, к тому же уже готовое здание укоротило окончание. Сейчас там всё отделают внутри, и люди смогут там находить еду, тепло, даже совет нужный, — Чонгук глаз не сводит, у Чимина те искрами полны, он так воодушевлённо рассказывает, руками машет и не может перестать говорить. — Будет несколько зданий, в то, в которое мы идём с тобой, там в основном будут продовольственные продукты, кухня огромная, где, как ты мог понять, люди будут есть. А вот другое будет предназначено для выдачи одежды, каких-то материалов, а ещё очень хочу школу, а ещё… — Мы не пришли? — останавливает его альфа. Чимин наконец-то замолкает и смотрит на ворота. — Да, мы здесь, пошли, только оставь, пожалуйста, своих людей здесь, — Чонгук оставляет за воротами четырёх своих людей и вместе с омегой заходит внутрь. Они ступают по каменной дорожке, по две стороны красуются небольшие кусты с какими-то цветами, Чонгук не знает их названия, поэтому быстро теряет интерес, зато возвращает его своему омеги. Тот тянет его за собой, что-то бубня, но Чонгук не может услышать даже часть. Чонгуку кланяются стражники, стоящие у входа в здание, узнавая в нём своего императора и пропуская внутрь. Стоило дверям отвориться, как Чимин уже ускальзывает, что Чонгук не сразу его находит. Омега стоит и разговаривает с смугловатым альфой, который пьёт воду из кувшина, пачкая свою и до того грязную рубашку пятнами воды. Чонгук осматривает его и спешно подходит к омеге. — Прости, что так резко убежал, просто Шина не было прошлый раз, сделалось плохо, вот я и решил узнать, как он сейчас себя чувствует, — виновато улыбается омега под тяжёлым взглядом альфы. — Только увидев вас, мой господин, я понял, что все мои боли сошли на нет, ваш облик способен на чудо. — Шутишь, значит, работать будешь в два раза больше, — улыбается Чимин. — Конечно, мне же неплохо платят. А вы, мой господин, не бойтесь, — кивает он на Чонгука, который мрачнее ночи. — Я с ним ничего не сделаю, а то Монстр наставил своих людей, что прохода не дают нашему господину, — Чимин может слышать, как бьётся его сердце. Ему кажется, что за эти слова сейчас Чонгук голову отрубит. — Ну, он же переживает за своего мужа, — вместо вынутого меча Чонгук отвечает Шину. — Да это правильно, но только я же вижу, как он скован и сжат, ему хочется наверх сходить, а его не пускают, хочется ещё что-то сделать, а ему запрет накладывают. Вот недавно так вообще один альфа к нему начала приставать, так… — Что? — если до этого Чонгуку было смешно, то сейчас становится не до шуток, он становится холодным, из-за чего Чимину страшно делается. — Да, вот тут спасибо надо сказать нашему императору, что поставил людей, они быстренько того приструнили. — И почему я это узнаю не от тебя? — обращается Чонгук к Чимину, который повесил нос. — Я не хотел, чтобы этот пустя… — Это не пустяк, — повышает голос Чонгук, а Шин вопросительно смотрит на того, спрашивая, почему тот так с ним разговаривает. — Со своим мужем я сам поговорю, — цедит он сквозь зубы и каждый, находящийся в здании понимает, кто пришёл к ним. Шин извиняется и просит разрешение уйти, но Чонгуку плевать, потому что сейчас он сосредоточен на своём омеге. — Почему ты молчишь? — Чонгук, это просто недоразумение, я попросил твоих людей не рассказывать об этом, к тому же ты их бы казнил, да и не позволил бы мне больше в город выходить, поэтому я и не говорил. Прости, — а Чонгук не знает, хватит ли тут одного слова, чтобы его унять. Он сейчас так зол, что готов эти стены с землёй сровнять, своих людей под неё положить, живьём закопать. От услышанного у него кровь стынет в жилах, а перед глазами момент этот. А что если было куда хуже, если с Чимином могло произойти что-то ужасное. — Пожалуйста, убери его, — про взгляд, Чимин говорит про его взгляд, в котором тьма читается, в котором и проблеску неоткуда взяться. А омеге от него страшно. Он не боится Чонгука, но он боится другого его. Чимин поджимает губы и совершенно неожиданно для альфы обнимает его. — Пожалуйста, не надо крови, пожалуйста, прошу тебя, — он не просит, он молит, уже готов упасть на колени, только бы этот запах вновь не слышать. Чонгук в ответ обнимает и зарывается носом в светлую макушку, будто отгоняя от себя, но на самом деле подзывая, конец. Ты слаб перед ним. Когда ты сомневался: убивать или оставить в живых? Да никогда Чон Чонгук не стал бы думать. Как же ты стал слаб, как же тобой просто, оказывается, можно манипулировать. А только представь, а если этого омегу изнасиловали, и он бы попросил не убивать, исходя из своих каких-то взглядов? То Чон Чонгук сохранил бы жизни? Конечно, ведь он жалок, он ничтожен, он настолько слаб, что готов упасть на колени перед тем, кто им манипулирует. Чонгук закрывает глаза, не желая видеться с собой. Он устаёт от разговоров с самим собой, каждую ночь видится с ним, каждый день видит его тень, каждый рассвет встречает с его глазами. Чимин же наконец-то отлипает от груди альфа и, шмыгнув носом, целует альфу в щёку. — Это не сработает, — предупреждает Чонгук, а Чимин дует губки. — Я не запрещу тебе ходить сюда, — Чимин тут же воскресает, но лишь временно. — Но не больше часа, Чимин, — омега собирается что-то сказать, но Чонгук опережает. — Или вообще запрещу, — добавляет. Чимин решает, что лучше час провести здесь, чем вообще не выходить, поэтому отталкивает альфу и возвращается к Шину, которого просит только не боятся. Чимину легко говорить, его вряд ли убить могут, а вот альфу запросто, к тому же он так развязно себя вёл. — Мы должны закончить совсем скоро, — запинаясь, говорит альфа, и Чимин понимает, что Чонгук стоит за его спиной и прожигает взглядом мужчину. — Хорошо, но если ты сейчас же не начнёшь нормально говорить и отвечать на мои вопросы, то я прикажу своему мужу, — нарочно громко говорит Чимин, — с тобой разобраться. — Что хочет мой муж? — обращается уже Чонгук к альфе. Тот сглатывает и, поклонившись, начинает рассказывать: — Здесь мы почти закончили, поменяли плитку, поменяли доски, провели водопровод. А в другом здании наш господин хочет сделать роспись стен, что будет чуть дольше, поэтому мастерам понадобится больше времени и средств. — И что же будет на месте, где ты хочешь расписать стены? — смотрит он на Чимина. — Школа, — Чонгук берёт его за локоть и выводит на выход. Чимин кивает Шину в знак прощания, и они оба уходят. — Я дал на неё разрешение? — пытается вспомнить альфа. — Ты сказал, что это возможно, поэтому я думаю, что не возникнет труда. Только подумай, как омеги будут образованы! Это же часть населения, они будут полезны твоей империи, — вскипает Чимин. — Во-первых, — выходя за ворота, начинает Чонгук. — Не нервничай, не хочу, чтобы у моего сына был бесовский характер. Во-вторых, — тут же добавляет альфа, чтобы Чимин не успел ответить. — Это очень сложно, Чимин, ты должен понять, что сколько веков был один уклад, а сейчас ты хочешь поменять это. — Но у себя на родине омеги свободно могли получить образование, если хотели, а тут… — А тут немного другие правила, которые я рушу ради тебя, — выдыхает альфа и устало трёт виски. — Ладно, мы посмотрим, что из этого может выйти, — Чимин широко улыбается и кидается альфе на шею, покрывая лицо поцелуями. — Спасибо, спасибо, спасибо, — не перестаёт благодарить его омега. — Ты у меня самый лучший, — последний поцелуй только в губы. — А ещё я хотел бы спросить, а ты не думаешь, чтобы внести какие-то изменения и в арм… — Так, — строго кидает Чонгук. — Сюда даже не суйся, даже не смей трогать мои войска. — Ну можно… — Чимин, — уже кричит на него альфа, и Чимин сдаётся. — Ладно, хорошо! Как скажите, мой господин, — отвечает таким же криком Чимин и обиженно складывает руки на груди. Прекрасной прогулки не получается. — Ты есть хотел, — напоминает Чонгук, голос которого смягчился. Он за плечи ведёт омегу, пока тот на него дуется. — Хотел и хочу. — Давай зайдём в таверну, и ты поешь, — Чимин молча кивает, Чонгук, приняв этот знак, ведёт его в нужном направлении. — Я хочу ещё немного прогуляться, — шепчет омега, и теперь очередь Чонгука кивать. Пока они гуляют по шумным улицам, Чимин успевает напробоваться всех сладостей, что ему предлагают, конечно, сначала пробудет Чонгук и, не найдя вреда, разрешает омеге. Никто не знает, как выглядит Монстр, только слух, что он на базаре. Чимин улыбается добрым торговцам и забирает свои пакеты со сладостями. Омега улыбается во все зубы и не перестаёт жевать, на просьбы Чонгука, дать ему хотя бы кусочек, он не реагирует. Они обходят лавки с посудой, где Чимин говорит, что видит какого-то страшного и старого альфу, что его сопровождает, Чонгук это никак не комментирует, молча умиляясь реакцией омеги, который звонко смеётся и вглубь его уводит. Они едят сырные лепёшки на главой улице, макая их в соус, который специально для Чимина приготовили за дополнительную плату. Чонгук же с него глаз не сводит, видит его раскрепощённость и боится, потому что омега слишком беспечен, но, по его словам, он просто отдыхает, а не ворчит. — Будешь так ворчать, состаришься скоро. — Не ты ли меня в лавке с зеркалами стариком назвал? — напоминает Чонгук, а Чимин пожимает плечами. — Ну а что я сделаю, время оно быстрое, скоротечное, а тебе уже столько лет, — издевается над ним омега и по новой смеётся, Чонгук готов вынести подобные оскорбления в свой адрес, лишь бы слышать, как смеётся Чимин, ему больше ничего не требуется, лишь его голос. Они сидят возле фонтана, рядом с которым играют дети. Чимин пристально на него смотрит и ближе к лицу льнёт. — Ты чего это? — Просто пытаюсь запомнить каждую деталь, а то скучать же буду, — объясняет Чимин и пожимает плечами. — Да ты только рад будешь от меня избавиться. — Ты меня обижаешь, я вообще-то больше всех не хочу, чтобы ты уходил, а ты такими словами бросаешься, — ворчит омега и отворачивается от него. Дети же заинтересованно наблюдают за развернувшимся представлением. Чонгук хмыкает и за ремень притягивает к себе Чимина, который глаза распахивает и чуть не падает от неожиданности. — Ладно тебе дуться, знаю, что даже смерти меня не отдашь, только ты и можешь мою душу забрать. — Да ты же без неё, балда, — хихикает Чимин и утыкается носом в его шею. — Я очень буду скучать, я даже молитвы вспомню, чтобы те тебя защитили. — Это тут не поможет, но можешь попробовать, мало ли, — Чонгук целует его в висок, когда слышит рядом тихое «не смотри». Он поворачивает голову и видит, как дети, до этого играющие где-то неподалёку, глазеют на них, а сейчас пытаются куда-то глаза деть, чтобы только не смотреть на господина. — И? — выгнув бровь, спрашивает Чонгук. — Простите, господин, — кланяются они все. — Мы ничего не видели, простите, — тараторит каждый. Чонгук хмыкает и просит подойти тех поближе, даже Чимину интересно становится. — Так вот, слушайте, если кто-то ещё раз посмотрит на моего омегу, то я приду к вам в ночи в образе вашего кровавого императора и… — но Чонгук не договаривает, потому что дети разбегаются кто куда. — Ты совсем с ума сошёл так детей пугать? — Чимин встаёт с места и готовит кулачки для боя. — А если ты им психику поломал, а если ты… — А если я тебя поцелую, то ты меня простишь? — Чимин тут же замолкает, закатывает глаза и уходит прочь от альфы. — Какой ты невыносимый, — бубнит он. — Именно, — соглашается альфа. — Какой же кровожадный. — Ты прав, только вот жажды нам обоим не отнимать. — Как же я тебя ненавижу, что люблю. — Аналогично, — улыбается Чонгук, довольный таким завершением. Они возвращаются во дворец ближе к обеду. Чонгук просит к себе Хосока, и альфы куда-то спешно уходят, а Чимин, довольный началом дням, решается навестить Тэхёна, потом погулять с Ханом, а вечером написать письмо Юнги, который стал подозрительно малоактивным в последнее время, ещё ни одно письмо от него не получил. Но Чимин думает, что это потому, что он сам долго ему не писал, замученный делами, поэтому сегодня это исправит. Если бы только Чимин знал, что за ад происходит с его другом.***
Юнги даже не знает, какой сегодня день, какое сегодня число. С ним никто не разговаривает, обычно вечером его ведут в купальню, чтобы тот помылся и уводят обратно, даже прогулки в саду запрещены, да что прогулки, ему даже из покоев нельзя выходить. Приставленные альфы теперь стоять за дверью, потому что те поняли, что Юнги ничего с собой не сделает. К нему каждый день приходят и осматривают покои, будто что-то могут обнаружить, уже всё, что нужно, нашли. Юнги даже книги не приносят, которые тот просит. Благо у него в покоях лежало две книги, которые Юнги уже три раза перечитал. Ему тошно сидеть в закрытом помещении, он даже какое-то время хотел спрыгнуть с балкона, но оставил эту идею, потому что подарок в виде своей смерти Намджуну не принесёт. К нему никого не пускают, да и некого. Друзьями Юнги не обзавёлся здесь, не считая Рауля, который, омега надеется, жив. Ему бы ещё узнать, что насчёт Джина, про которого, естественно, как и про всё другое, ему не говорят. Вряд ли тот мёртв, потому что Намджун не опустится до такого, хотя он может. Может, просто вызвал к себе и не более того, Юнги хочет в это верить. Каждый его день идентичен. Омега встаёт, умывается, даже не красится и не надевает украшений, в одном халате сидит на балконе и ждёт, пока ему принесут его кофе. Утром он способен только на него, а ближе к вечеру может прикоснуться к еде, которую ему приносят и которую Юнги любит, но ест всё равно мало. Он не знает, что за игру затеял Намджун, почему до сих пор его держит при себе, если омега выкопал себе яму глубже двух метров. Каждое утро Юнги удивляется, почему он ещё в силах раскрыть глаза, что его здесь удерживает. Он прав, здесь, в империи Намджуна, ничего, а вот где подальше, то там есть тот, ради которого он ещё душу свою не продал дьяволу. Юнги давно не получает письма от Чимина, хотя это неудивительно, те наверняка уничтожают, а писать Юнги в пустоту не хочет, потому что точно знает, что не дойдут те. После того, как ему принесли его снадобья, отвары разные, Юнги не сразу понял, что некоторые из них подменили. Только недавно понял, когда чётко стал слышать свой запах и ощущать неприятные симптомы. Но он всё равно понять не может, уже несколько лет, почему, для чего альфа это делает? Из-за любви? Тогда Юнги врали насчёт неё, потому что она не прекрасная, нет никакого розового сада, который расцветает рядом с любимым, нет трепета сердца. У Юнги только коленки трясутся, да глаза слезиться начинают, когда Намджун рядом. О какой любви может идти речь, если он только ему боль приносит, причём в разных проявлениях, но на физическую он давно наплевал. Если это такая любовь, то Юнги в ней тонет, даже захлёбывается. Вот только неприятно после неё, больно слишком. Сегодня Юнги, как и вчера, как и позавчера, сидит в плетёном кресле и пьёт кофе, который его своей горечью к жизни возвращает. Ему как обычно приносят завтрак, но он к нему не притрагивается, слуги молча его уносят, не желая встречаться с гневом омеги. Балкон Юнги выходит на море, на бесконечное синее море, которое он так любит. Ему кажется, что море в его душе, что там сейчас бушуют шторма, грозы повсюду и молнии сверкают, он надеется, что когда-нибудь сможет услышать тихое перешёптывание волн, но он пока ни разу его не слышал. Наверное, единственным плюсом, Юнги находит то, что к нему не приходит Намджун, от этого хоть немного, но становится легче. Он не вызывает его к себе, не хочет его тело, не хочет его видеть, что заставляет ломаную улыбку лечь на губы Юнги. Всё-таки и свои плюсы в плохой жизни есть. Юнги достойно держался это время, а сейчас сорвался, ну он и не расстраивается. Альфа когда-нибудь и узнал, что у него такой слабый запах, потому что тот что-то принимает, и забеременеть он не может, потому что пил гадость, но гадость, которая спасала его от безумного. Теперь пусть гаремные гадюки рожают ему наследников, Юнги от этого свободен, как и от других обязанностей супруга, может, у альфа что-то перевернётся и он захочет жениться во второй раз, тогда Юнги будет только счастлив, если это когда-нибудь произойдёт, потому что чаще всего про первых супругов забывают, тогда Юнги сможет дышать ещё свободнее. Омега улыбается своим мыслям и довольный потягивается на кресле. Он не знает никаких новостей, которые бы касались других империй, которые касались бы Джина, про которого узнать хочется куда больше. А хотел ли альфа вообще приезжать? Может, это всё было подстроено изначало? Хотя Намджун говорил, что его брат должен приехать. Интересно, а знает ли вообще Джин, что с ним сейчас творится. Омега не хочет, чтобы альфа этого знал, потому что тогда защитить будет пытаться, тогда вину на себя возьмёт, против брата пойдёт, и этого Юнги не вынесет, поэтому молится всем богам, чтобы альфа не прознал про него пока что. Юнги возвращается в покои, когда к нему входят знакомые слуги и просят пройти в купальню. — Так ещё не вечер, — не понимает Юнги, но идёт. Ему не хочется думать, почему именно сейчас его ведут купаться, зато думает, что, может, ему два раза можно мыться. Тогда это было бы прекрасно, потому что отдыхать в воде Юнги любит. Как и всегда, в купальне никого не оказывается. Юнги раздевается и залазит в тёплую ванну, блаженно прикрыв глаза. Всё-таки он был прав, когда говорил Чимину, что ванна — лучшее создание человека. Пока его трут, втирают масла, Юнги наслаждается, просит воду, чтобы она забрала всю его боль, дурные мысли, но она способна забрать только слабость, грязь да и только. Сегодня ему стригут ногти, что очень кстати, потому что они порядком подросли. Юнги благодарит слуг за принесённые фрукты и вино, к которым Юнги никогда не прикасается, но тут ему рекомендуют выпить вино, но омега не умолим, в конечном итоге слуги проигрывают, а Юнги довольно мурчит от того, как его натирают. Спустя минут сорок прекрасной ванны, омегу уводят для снятия мерок, для шитья нового наряда. Омега крайне удивлён, но послушно стоит и ждёт. Он не знает, для чего это делают, но это хоть как-то разнообразит его серые будни. После того, как всё закончили, Юнги уводят в покои, где на его кровати лежит шкатулка. Омега смотри по сторонам, будто ища того, кто ему это преподнёс. Юнги не понимает, с чего вдруг ему преподнесли такой подарок, но с радостью его принимает, потому что ему очень нравится, как сделан кулон. Вроде и просто, как он и хочет, но всё равно восхитительно. Юнги даже не рассматривает, что это за камень, вешает на шею украшение. Здесь он согласен, у Намджуна хороший вкус на украшения, к тому же он может сам их делать, как-то Юнги ныл, что хочет один браслет, нигде не может найти такого, поэтому, нарисовав альфе то, что хочет, и тот ему преподнёс. Юнги улыбается, вспоминая, а после, выдохнув, идёт в постель, решаясь поспать днём. Омега даже не думал, что так быстро сможет уснуть. Наверное, сегодня его просто замучили, поэтому он засыпает и ему даже ничего не снится, что радует, потому что кошмаров достаточно и во сне, и в реальной жизни. Юнги будят, вырывают из прекрасного сна. Омега еле поднимается с кровати. — Чего вам от меня надо? — канючит Юнги и протирает глаза. — Я так дивно спал, а вы всё испортили, варвары. — Господин, пожалуйста, вставайте, нам нужно сделать вам макияж и нарядить. — Что? — сон как рукой сняло, Юнги сильнее распахивает глаза и смотрит на слуг. — Пожалуйста, мы очень не хотим, чтобы нас наказали, — просят они, а Юнги всё равно не понимает. — Куда вы меня ведёте, для чего я вам нужен? — Наш император хочет видеть вас, пожалуйста, одевайтесь, — только не это, вот зачем нужны были сегодняшние хлопоты. Юнги меньше всего хочет сейчас видится с Намджуном. Юнги качает головой и просит передать, что он ни за что не выйдет к нему. — Нам приказано привести вас любым способом, господин, простите, — Юнги пытается отпираться, но его держат за руки и насильно одевают. Омега кричит, брыкается, пытается вырваться, то тщетно. Конечно, макияж ему не смогли сделать, потому что тот постоянно вертелся. Его одевают только час, когда уже время поджимает. Слуги просят стражников помочь, тогда те волочут его до боли в знакомом направлении. Юнги покрывает их матом, пытается вырваться, кусает даже одного, но ничего, его буквально закидывают в покои к Намджуну. И как же забавно, он оказывается лежать у его ног. Омега спешно поднимается, гордо задрав носик, стоит напротив того, кто не объявлялся уже несколько дней, а может, и месяцев. — Ещё бы немного и ты бы упал в тарелку с мясом, — только сейчас Юнги замечает, что рядом накрыт стол, который валится от количества блюд на нём. Юнги сглатывает, а желудок отвечает ему урчанием. — Зачем ты меня позвал? Решил поиздеваться, унизить, оскорбить, а может, хочешь потрахаться? — всё сразу выпаливает Юнги, а Намджун закатывает глаза. — Ты, наверное, с ума сошёл от одиночества, что забываешь, как себя нужно вести в моём присутствии, — Юнги кивает несколько раз в знак согласия. — Конечно, ты запер меня, не выпускаешь никуда без своих шавок, хотя как не выпускаешь, вечером меня водят купаться, да и только! — кричит Юнги, а Намджун пока терпит. — Знаешь, я думал, как выглядит самый ужасный, жестокий, мерзкий человек, прикрываю глаза, чтобы представить, а перед глазами только ты. Я эти дни думал, а можно ли ненавидеть тебя сильнее? Конечно, можно. Как был тираном и ублюдком, так им и… — терпение Намджун теряет быстро. Вкусные блюда, красиво стоящие на столе, оказываются на полу, а в следующую минуту Юнги чувствует, как холод стены пробирается по открытой спине. — Ты так и не научился уважению, хотя в данной ситуации тебе следовало бы молчать да исполнять мои приказы, — кричит на него альфа и сильнее сжимает в своих руках. — Ты сейчас должен валяться у меня в ногах, просить прощенье, а ты что же делаешь? Снова дерзишь, снова хочешь в немилость попасть? — Да тебе в радость, — выплёвывает слова Юнги и просит отпустить. — Я устал от тебя, если хочешь избавиться, то давай, я уже не в силах терпеть твои правила, твои порядки, твои чёртовы… — Юнги нравилось, когда Намджун его целовал. Пусть даже в остальном он был резок и груб, но поцелуи, какие бы они не были по себе, всегда нравились ему. Омега мычит в поцелуй, руки на плечи кладёт и оттащить от себя пытается, но Намджун не даёт ему даже пошевелиться. Ему больно, он чувствует кровь на языке, но сам напористее становится, решает, что если и брать, то брать всё. Он обхватывает шею альфы и сам уже ближе льнёт. Намджун берёт его за бёдра и снова в стену вжимает, покрывает шею поцелуями, встречая в ответ протяжный вздох. Хватка ног на торсе Намджуна слабеет постепенно, но альфа его не отпускает, новые поцелуи дарит, а у Юнги кожа расходится, Намджун её сам снимает. Он ненавидит альфу так, что, кажется, если мёртвое тело увидит, то не заплачет, наоборот посмеётся и наконец-то выдохнет. — Ты пахнешь, очень вкусно пахнешь, — Намджун водит носом по мокрой шее, спускает ниже в груди, желая разорвать ткань одежды. — Конечно, мой господин, ведь благодаря вам моя течка начнётся на днях, — томно вздыхает и ловит новые поцелуи от альфы. — Если бы я только знал, на что ты способен, — шепчет Намджун в губы и несёт в сторону кровати. — Да? И что бы вы сделали, мой господин? Что бы вы сделали, если бы узнали, что я пью отраву для организма, чтобы не иметь от вас детей, чтобы мой запах так не дурманил ваш разум. Что бы вы сделали раньше? — омега играет с огнём, обжигается хорошенько, но не отступает. Намджун смотрит в глаза, которые говорят ему одно, что ненавидят, что готовы на всё, только бы не быть с ним. Омега видит, как Намджун сомневается, стоит ли Юнги голову оторвать быстро или же постепенно, резать по кусочку, вот только омега привык к боли, какой бы сильной она не было. — Ничего бы не сделал, потому что люблю тебя, мразь такую, что убить готов. — Ах, так это у вас любовь такая, мой господин, так вы больны, или же у вас жар? Ох, да, у вас жар, — Юнги касается лба альфа, а следом истошный крик оглушает, кажется, не только покои, но всю столицу. Юнги кричит, что есть силы, не может вынести такой нечеловечной боли, что творится с ним. Из глаза тут же льются слёзы, а тело бьётся будто в припадке. Неужели может быть так больно? Может, определённо может, потому что сейчас он это чувствует, чувствует, как ему руку переломали, смотря в глаза, сломал её. Юнги мечется по постели, а Намджун на сломанную руку давит, всё новым и новым криком упиваясь. — Ты не понял, как со мной разговаривать за столько лет? Не понял, как себя вести? — орёт альфа, а Юнги не слышит, у него пульсация по всему телу, глаза ничего не видят, ибо пелена из слёз всё застелила, он выдаёт несвязанное мычание и качает головой. Больно. Очень больно. Но Юнги уже потерялся в ней, не поймёт, что за боль. То ли в душе что-то рвёт, то ли сломанная рука, на которую альфа постоянно давит, заставляя кричать ещё страшнее и истошнее, чем раньше. Юнги потерялся, запутался в ней, она окутала его, в своих цепях держит. Он устал просить её отстать от него, отпустить, но она не хочет расставаться с такими ценными вещами, как тело и душа Юнги. — Больно, — одними губами шепчет омега, сколько сил вложено в то, чтобы произнести несколько букв. — Что? Разве ты должен это говорить или хочешь со второй рукой повторить? — Юнги качает головой из стороны в стороны, когда новый поток слёз орошает его лицо. Он не любит их, не может видеть, но Юнги не может унять то, что естественно, что появляется, когда больно, когда очень больно. Юнги прекрасно понимает, что должен сказать, что именно от него хотят услышать, но его на одно слово еле хватило, а он хочет целое связанное предложение. Юнги кажется, что он умирает, умирает здесь и сейчас от того, что руки не чувствует. Неужели это порог, неужели это то, на что его хватило? Он вновь мотает головой, всем видом показывает, что не может, а не просто не хочет. Он слышит, как Намджун хмыкает, как говорит, что предупреждал, Юнги чувствует, как чужая рука трогает пальцы левой руки, и в ту же секунду Юнги не кричит, но не от того, что ему что-то могут сделать, а от отчаяния, накопившегося в душе, от страха, от боли физической, которая копилась после каждого удара. — Нет, пожалуйста, не надо, пожалуйста, — у него выходит, он не думает о своей гордости, ему только жизнь нужна. — «Пожалуйста» что? — не унимается альфа и отпускает больную руку. — Пожалуйста, простите меня, мой господин, я невоспитанный и плохой омега, который поступил неправильно, простите меня, — Юнги повторяет одно слово «простите», когда альфа встаёт с него, когда в покои кто-то входит, когда его руку трогает, то он не кричит, а продолжает вторить, когда ему что-то дают выпить, когда никого рядом не оказывается, а сон забрать к себе хочет, всё равно упрямо повторяет одно и то же. Ничего не помогает, лекарства не лечат. Юнги прижимает к груди больную руку, свернувшись и прижав ноги к ней же, начинает уже тихо плакать, боясь, что его услышат. Наверное, он так оглох от собственного крика, что не понимает, как громко рыдает и чуть ли по новой не кричит. Его кто-нибудь сейчас слышит? Ему кто-нибудь поможет? Ему покой кто-нибудь подарит? Юнги как дурак, верит, надеется, что всё наладится, что сможет ещё пожить нормально, но уже почти пять лет не живёт он, умирает день ото дня и всё никак не увидит её костлявую руку, она будто его не слышит, специально от него отдаляется, как бы Юнги её не звал и не просил забрать к себе. Неужели Бог, которому Юнги постоянно молился и просил помочь, Смерть, которая глуха к нему, неужели никто не может помочь ему? Никто, кроме него самого. Намджун был на многое способен, но Юнги никогда бы не мог представить, что такое случится, как бы он не доводил его, но никогда альфа так не срывался. Что он сделал, за что такое отношение заслужил, сколько ломать ещё будет? Юнги не знает, не понимает, его голова взрывается то ли от вопросов, то ли от нового потока боли. А ведь он так радовался дню. Юнги прекращает плакать, потому что ему дурно делается. Его клонит в сон, и он думает, что это из-за лекарств, которые подействовали так поздно. Он улыбается непонятно чему и протягивает руки сну, вот кто его может забрать. Он видит во сне того, кто первый раз его и очаровал, и разочаровал. Он был тогда так юн и неопытен, мог в любые неприятности влезть, как и сейчас. Юнги сидел на дереве и пытался что-то достать, когда слышит, что его окликнули. — Эй, неужели бывают омеги-коты? — Насчёт омег не знаю, но вот что бывают альфы-грубияны, то я сейчас в этом лично убедился, — ловко отвечает Юнги и продолжает тянуться к предмету на ветке. — А ты остёр на язык, — отвечает ему красивый альфа, а Юнги глаза закатывает. — Так всё-таки, зачем ты туда забрался? — Чтобы тебя потешить, — снова язвит Юнги и наконец-то касается своей сумки. Омега аккуратно тянет её на себя и еле держится, чтобы не свалится. Юнги делает так, чтобы сумка свалилась. Наблюдающий за ним альфа подходит к вещице и поднимает. — Эй, не тронь, — кричит Юнги и ловко слезает с дерева, содрав себе локти и колени. Но незнакомец не намерен отдавать его сумку. — Она моя, отдай же, ну, — хмурится Юнги и пытается дотянуться до руки, но альфа поднимает её высоко, что даже подпрыгнув, Юнги не может достать. — Надо же, на дереве ты куда ловчее. — Отдай сейчас же, иначе я… — Что ты? — альфе нравится бесить этого омегу, который забавно морщится, когда злится. — Пожалуюсь на тебя кому-нибудь, отдай, — чуть ли не ноет омега. В конце концов, он бесится и запрыгивает на альфу, лишая его бдительности. Тот точно не ожидал, что Юнги на него напрыгнет, поэтому не успевает вовремя сконцентрироваться и падает. Омега спешно тянется за сумкой и, пока альфа отходит от удара, убегает. Странный омега, который до жути ему понравился. Следующая встреча происходит ещё страннее. Юнги сидел на башне Адалет и ел стащенное яблоко с кухни дворца, когда сзади кто-то подкрался, но омега так был увлечён выведением линий в тетради, что даже не услышал, что кто-то пришёл. Это место ему нравилось своим спокойствием, шелестом моря и криком чаек, а ещё шумом прохожих, которых почти не слышно, но от этого и шумно. Юнги делает последний штрих, смотрит на свою работу и довольный поворачивается, встречаясь с знакомым взглядом. От неожиданности он даже яблоко вниз бросает, хорошо, что не себя. — Ты, — тыкает на него Юнги. — Ты что, меня преследуешь? — омега перелезает через парапет и пытается унять свою сердце, которое бьётся с бешеной скоростью. — Я Чон Чонгук, меня ещё Монстром любят называть, и ты, омега-кот, хотя, — альфа прикладывает палец к губам, — ты похож на лису, а волосы и цвет глаз только доказывают это, заинтересовал меня. — Я? — не может поверить своим ушам пятнадцатилетний Юнги. — Послушай, найди кого-нибудь подешевле, я тебе не по зубам. — Цену набиваешь? — Я бесценный, — улыбается омега и собирается уходить, как по ступеням поднимается ещё один альфа, активно чешущий затылок. — Вы чего яблоками раскидываетесь, не умру от пули, так от яблок, — Юнги не понимает, как альф становится так много, поэтому, выхватив у Хосока яблоко, кидает его в Чонгука и срывается на бег. Юнги молится, чтобы не свалиться со ступеней и не разбить себе череп, а то планов на жизнь ещё много, ему жить ещё хочется, а тут из-за альфы и погибнуть. Теперь очередь Чонгук тереть лоб от атаки омеги. Он зло шипит, как вдруг глаза находят тетрадь Юнги, которую тот выронил при побеге. Альфа нагибается и берёт её в руки. — Тебе художник понравился? — спрашивает Хосок и тоже заглядывает в тетрадь. — Талантливый художник-лиса, — улыбается Чонгук, рассматривая свой портрет, выведенный карандашом. — Всё равно найду, — шепчет. — Не найдешь, — шепчет Юнги, просыпаясь. Слишком хорошо было для сна, слишком знакомо. Юнги продирает глаза, которые опухли от рыданий, он, наверное, даже в таком прекрасно сне рыдал и просил простить. Он смотрит по сторонам и видит, что на балконе стоит Намджун и с кем-то разговаривает. Юнги прикрывает глаза и собирается лечь калачиком вновь, как вскрикивает от боли в руке, на минуту забылся, что вчера с ней сотворили. Он садится на постель и прижимает её к груди, мыча от боли. Конечно, только глухой не услышит, поэтому в следующую секунду Намджун и незнакомец, который оказывается лекарем, подходят к нему. Юнги тут же опускает глаза, не желая встречаться с намджуновым взглядом. Юнги просят подать руку и тот, поддерживая аккуратно её второй, показывает. Лекарь пару минут смотрит и решается зафиксировать её, чтобы Юнги часто ею не шевелил. Под чутким присмотром Намджуна, лекарь делает свою работу, постоянно спрашивая у Юнги, больно ли, где именно, куда отдаёт боль. Юнги бы сказал, насколько больно, но только отвечает, что всё хорошо. Лекарь ловко фиксирует его руку, даже даёт совет, чтобы было легче, можно на шею надеть какую-нибудь ленту или ремешок, чтобы положить сломанную руку. Юнги благодарит его за совет, запоминает нужные лекарства и отвары, что необходимо принимать, чтобы боль снять и прощается с лекарем, так и не решаясь посмотреть на Намджуна. Как только лекарь, кланяясь, уходит, Юнги дурно становится, его трясти начинает. Он не может находится так близко с этим альфой. Он смотрит на здоровую руку, на которой синяки виднеются. — Я думаю, что ты теперь лучше понимаешь, что не стоит со мной играть и дерзить, — Юнги кивает. — Поэтому впредь будь осторожен в словах, а то сломанная рука покажется меньшей болью по сравнению с тем, чем я могу тебя наградить, — Юнги снова кивает, всё не находя сил посмотреть на альфу. — Пора заканчивать с твоим заточением, ты можешь свободно передвигаться, но спишь отныне ты всегда со мной, а сейчас иди позавтракай, и если я узнаю, что ты хоть кусочек оставил, то я не только тебе руки и ноги переломаю, но и поваров, что это делали, — предупреждает альфа, а Юнги уже третий раз не устаёт кивать. — Меня не будет до вечера, потому что из-за внезапного похода Чон Чонгука я пострадать не хочу, — альфа закрывает за собой дверь, а Юнги кажется, что он снова готов расплакаться, но уже без причины. Он еле сдирает себя с кровати, чтобы посмотреть на накрытый стол. Здесь прибрали, даже ковёр поменяли. Юнги, не снимая одеяла, идёт к столу, стараясь не шевелить больной рукой. Он видит только свои любимые блюда, но даже это не поможет ему, потому что его тошнит от всего, а в первую очередь от себя. Омега ведь знает, что альфа выполнит свой приказ, и ему всё переломает и слуг накажет, и только из-за боязни за других, Юнги накладывает себе немного рисовой каши, поливая её мёдом и посыпая орехами. Он точно не съест всё, но хотя бы покажет, что не стал перечить, а немного поел. Юнги старается не думать о том, что произошло вчера, хотя рука постоянно напоминает об этом. Он наливает себе шербета и прикрывает глаза, пережёвывая. Как ни странно, но у него полно сил, он отлично выспался, вот если бы не голова, что болит и кружится, да рука, про которую Юнги и думать не хочет, вспоминая вчерашний ужас. Намджун сказал, что он волен в передвижениях, но сейчас Юнги не рискнёт и носа показать. Он лучше отсидится в его покоях и будет ждать. Даже то, что Юнги наложил себе в тарелку, всё равно остаётся почти нетронутым. Он очень надеется, что альфа никого не накажет, потому что против своего организма он пойти не может. Ещё немного посидев у стола и, съев все дольки мандарина, Юнги возвращается в кровать, предварительно выпив отвар. Среди баночек он узнаёт знакомый. Снотворное. Юнги решает его на свой страх и риск выпить, но только чтобы не быть здесь, чтобы ещё раз заснуть и увидеть приятный сон. Становится легче, становится теплее, когда сон забирает его. Становится грустно и страшно, когда его вырывает из сна знакомый запах. Он пришёл, как и обещал, вечером, уставший, как Юнги может видеть по глазами, и желающий отдохнуть, но Юнги не в силах его развлекать. Он переворачивается на бок, когда слышит своё имя. Всё-таки встать ему придётся. Омега встаёт с кровати и, с потрёпанным видом, плетётся к альфе, который сидит за большим столом и ждёт его. Юнги параллельно приглаживает волосы, чтобы так глупо не казаться, и идёт, сам не зная, как ещё получается. Он, не поднимая головы, становится подле стола и ждёт. Намджун, подперев рукой щёку, наблюдает. Он всегда считал Юнги самым красивым омегой и не ошибётся, если сейчас это скажет, его даже муки не берут, не забирают его красоты, хотя альфа и видел омег куда более привлекательнее, но везде его будет ждать лисий взгляд и склочный характер. — Мне интересно, а если вдруг я умру, то что ты будешь делать? — Юнги наконец-то поднимает взгляд, чем пугает Намджуна. Он впервые видит настолько безумные глаза. Юнги приподнимает уголки губ и говорит: — Сначала бы не поверил, — очень тихо начинает Юнги. — Потом бы посмотрел на твой труп, чтобы удостовериться. Потом бы рассмеялся, потому что я всегда думаю, что я первый умру от твоих зверств, а потом захвачу твой трон и твою империю и буду править, — совершенно спокойно говорит Юнги с тем же сумасшедшим взглядом, который даже Намджуна пробивает. — Забавно, если в первые три пункта я поверю, то в последний — вряд ли, ты слишком слаб для этого, как минимум. — Ты давно меня закалил, — шепчет Юнги и снова опускает глаза. — Тебе идёт этот образ, в нём есть что-то необычное, — альфа встаёт с места и надвигается на Юнги, который просит себя не развалиться перед ним. — Я же тебя насквозь вижу, — он проводит большим пальцем по скуле. — Почему ты так плохо поел, а потом и вовсе принял снотворное, м? — Я больше не хотел, меня бы просто стошнило, к тому же я хотел спать, но никак не выходило, вот и воспользовался снотворным, — спокойно отвечает Юнги. — А сейчас ты заснёшь? — спрашивает Намджун, а Юнги усмехается на его вопрос. — Я думаю, вы мне не позволите этого сделать, мой господин, — и Юнги не ошибается. Он очень редко ошибается в том, что касается Намджуна. Только вчера ошибся, только раз.***
Чимин всю ночь обижался на Чонгука, что голос сорвал, пока альфа насаживал его на себя. Как бы он не хотел, но тот его оставляет, так нагло и надолго. Точнее Чимин не знает, как и сам альфа, насколько он уезжает, но просит Чимина быть осторожным и в случае чего растить сына достойным его отца. На такое заявление Чимин пару раз бьёт альфу в плечо и снова обижается, и снова стонет в голос ему проклятья. Единственный, кто не переживал, был Хан, потому что, как он объяснил: «Папочка обязательно вернётся, я уже много-много раз его провожал. Он обязательно мне привезёт красивые наряды». Чимину бы его уверенность, он всё утро не отпускал Чонгука, столько боли вкладывал в поцелуй, что альфа всю её забрал и себе оставил, чтобы помнить, кто дома его ждёт и готов поделиться ею. Тэхён же вообще боялся показываться на глаза Чонгуку, поэтому дарил прощальные поцелуи альфе у себя в покоях, а после слов Хосока, что ему стоит его дождаться, чтобы сыграть свадьбу, омега выпадает и отмирает только тогда, когда альфы и след простыл. Так омеги империи остались одни дожидаться своих альф с победой. Чимин был точно уверен, потому что кому как ни Чонгуку сейчас она должна благоволить. Чимин сразу его предупредил, чтобы писем не ждал, потому что тратить на это время не будет, но на самом деле так бы ещё сильнее расстраивался, но, как сказал Бек, то это вопрос времени. Каждый новый день, каждую неделю, каждый месяц Чимину не дают скучать. Он регулярно прогуливается с Ханом, хотя чем дальше, тем это труднее, потому что он быстро устаёт. Они с Тэхёном по вечерам обычно сидят у него в покоях и пьют чай, Чимин рассказывает, что в следующий раз возьмёт Тэхёна с собой, чтобы тот посмотрел на прорисовывающуюся картину на стенах его школы, омега обещает, что как-нибудь сопроводит друга. В целом их жизнь протекала неплохо, не считая постоянного страха за своих альф. Чимин каждую ночь просит у неё, чтобы не забирала, что жизнь Чонгука только его и только он может её забрать, что костлявая рука не может забрать его альфу. Пока это работает, пока печальных вестей не приходит, а наоборот. Чонгук берёт крепость за крепостью, подавляет мятежи и показывает, что от него не так просто избавиться. Он не забывает рассылать «подарки» своим друзьям, напоминая о том, чьих именно собак он сейчас карает и кто именно мутит воду против него. Чимин не вмешивается в его дела, только победам радуется и переживает, когда какую-нибудь крепость взять не удаётся. Он иногда даже дни забывает из-за переживаний, а обеспокоенный Бек просит его быть осторожнее и не нервничать. Сегодня Чимин дольше обычного задержался в фонде, потому что никак не мог объяснить, что именно хочет видеть на стенах, а сейчас приказал приготовить себе ванну в купальне Чонгука. Он не забирается внутрь, сидит на бортике и полощет ноги, когда чувствует лёгкий холодок по спине. Он оборачивается и видит перед собой Гёма. — Чего тебе нужно? — Чимин не настроен на разговор, более того, он настроен враждебно. — Я очень хочу с тобой поговорить, пожалуйста, мне просто это необходимо, я устал это скрывать.