Quos Deus perdere vult dementat prius

Намджун вопросительно смотрит сначала на вошедшего, потом перевод взгляд на возмущённого и обеспокоенного Юнги одновременно. — То есть не нам, а вообще всем, как я понял, — начинает запинаться альфа под пристальным взглядом Намджуна. — Он сказал, что объявит войну каждому, кто посмеет ему помешать в свержении власти Тхая. — Это невозможно, с чего бы ему на него нападать? — перебивает его Намджун и устало трёт виски. — Намджун, — аккуратно начинает Юнги и касается руки альфы. Тот слегка приподнимает уголки губ. — Любовь моя, если дело у тебя несрочное, то подожди меня в моих покоях, а я пока с этим разберусь, — Намджун целует омегу в лоб и просит помощника идти за собой, оставляя Юнги в полном недоумении. Юнги заходит внутрь и садится на край кровати. Ему то ли от неизвестной новости, то ли от бродящего ветра делается холодно. В любом случае он спешно закрывает двери и тянет на себя одеяло, вороша кровать. Он хмурится и пытается понять, что только что произошло и насколько страшны будут обстоятельства. Чонгук точно не просто так решил развязать войну, что-то послужило ужасной причиной. Ведь Намджун сам говорил, что сейчас у Чонгука силы не те, тот достаточно потратил их, поэтому год-два точно будет отсиживаться, но, как оказалось, всё слишком быстро произошло, что даже совершенно ничего не понятно. Омега нервно жуёт губу и ждёт своего альфу, чтобы тот ему всё рассказал, потому что неведение пожирает его. Что тогда будет с империей, а самое главное, что случится с маленьким счастьем Юнги, которое находится на далёком и почти недосягаемом расстоянии. Омега не за свою жизнь боится, он давно за неё бояться перестал, потому что живучим себя считает, сколько он прошёл и ничего с ним не произошло, постоянно возрождался и начинал жизнь по новой. Сколько он успел пережить, сколько ещё предстоит, и Юнги уверен, что хорошим его жизнь полна не будет. Он редко переживает за Намджуна, но сейчас почему-то сердце бешено бьётся, говорит, чтобы омега подле него был и смог успокоить, а Юнги страшно от этого, ведь Намджун — это чудовище, страшное, оно его пожирает, а сейчас ему требуется помощь, любовь и ласка омеги, которую тот никогда искренне не дарил. Чимин говорил, что Чонгук — воплощение Монстра, но Юнги его никогда таким не видел, поэтому считал человеком, для Намджуна более походит такой образ, с ним Юнги так часто встречается, что счёт потерял. Он приходит неожиданно, но если являет себя, то Юнги надолго запоминает встречу, никогда малой кровью не обходилось. Юнги поджимает ноги и облизывает пересохшие губы. Он пришёл сообщить хорошую новость, но вот только для кого? Для него — это трагедия, потому что он никогда не хотел такого даже предположить, потому делал всё, чтобы избежать этого. А вот для альфы это будет полное счастье, которое будет одновременно означать и вечную принадлежность Намджуну. Но он пока не сказал, он планировал это позже рассказать, но сейчас… Сейчас ему будто кажется, что альфе нужен хоть какой-то свет, когда надвигается неизведанное и ужасное. Юнги даже перед зеркалом репетировал, что скажет, но все слова забылись, стоило им оказаться вдвоём. Намджун поселил в нём вечный страх, но также научил действовать обдуманно, пусть в некоторых вещах омега этого и не выполнял. Сейчас, сидя здесь, отчего-то мёрзнув, Юнги хочет выпалить правду, чтобы принести альфе счастье, которым он никогда его не одаривал. Он скажет простые слова, он порадует его двумя словами, которые дадут ему силы, а Юнги отяготят, потому что для него это смерти подобно. «Я беременный», а для Юнги это словно яд. Он помнит своё недалёкое прошлое, он ненавидит себя за него. Найти себе оправдание несомненно легче, поверить в свою правду — легче, но Юнги давно ни во что не верит. Он винит себя в своей слабости, за то, что смог довериться, полюбить, поэтому сердце омеги получить очень тяжело, если вообще возможно, оно заперто на несколько замков, а ключи он каждый раз теряет. Омега трёт сухие глаза и обессиленно вскидывает руками. Юнги всю жизнь жалеет, он не уверен, что сможет перебороть эту привычку, но ему очень хочется, единственное, за что он себя никогда не простит, это за то, что оставил. Страшно смотреть в будущее и представлять, что о нём будет думать собственный сын, но он уверен, что Хан поймёт, простит, более того, он подарит всю свою любовь, которая безгранична к любимым его людям. Юнги старается не плакать, потому что «Намджун не любит», поэтому, чтобы немного успокоиться и принять факт, что он неправильно начал, он встаёт с кровати и начинает расхаживать по покоям. Сколько он уже здесь сидит — он не знает, а узнать, что же всё-таки произошло, ему необходимо. Он уже собирается выйти наружу, когда двери раскрываются и в покои входит чем-то очень озадаченный Намджун, который кажется ещё более мрачным. Юнги неспеша подходит к нему и усаживается рядом на край кровати, которую сам же разворошил. Альфа ничего не говорит ему, молча вздыхает и потирает руки. — Намджун, что случилось? — прерывает эту давящую тишину омега и берёт руку альфы в свою, слабо сжимая. Намджун переводит на него тяжёлый взгляд, от которого у Юнги давно бы мир разрушился, буря началась, но он умело выстраивает укрепления и не даёт урагану пробиться к себе. Альфа хмыкает и выдёргивает руку, поднимаясь, Юнги же остаётся сидеть и наблюдать. — Он настолько сошёл с ума, что готов развязать войну буквально со всеми из-за омеги. — Не понимаю, — качает головой Юнги, с места не двигается. — Его омегу похитили, и он словно рассудок потерял, — становится вплотную к нему Намджун. — И забрал его Тхай, а Чонгук теперь считает, что просто обязан потопить мир в крови, чтобы его спасти, идиот, — ругает альфа, нервы которого на пределе. Юнги слишком быстро понимает сказанное и сам этому не рад. — Чимина похитили? — будто не своим голосом говорит тот. — Да, сейчас я просто не знаю, что делать, — по новой вскипает альфа, пока Юнги сидит и пытается собраться воедино. — Ты не поможешь ему? — не нужно уточнять кому, потому что альфа и так понял. Намджун видит этот умоляющий взгляд, видит, как омега готов по швам разойтись, чтобы ответ удовлетворил его. Намджун готов выполнить любую просьбу, но эту он считает практически невыполнимой. Он чувствует, как омега заметно поменялся в лице. Альфа подходит к нему и присаживается на корточки, беря маленькие ручки в свои. — Юнги, ты понимаешь, как мне выгодно, чтобы его разбили, — Юнги поджимает губу и отворачивается от этих глаз, на которые смотреть невыносимо. А на что он рассчитывал? Что тот скажет, что вышлет войска, поможет Чонгуку, а ещё они вызволят Чимина, а потом всё будет хорошо? Конечно, в жизни Юнги ничего не бывает хорошо. — Знаю, — выдавливает из себя омега. — А ещё знаю, что ты можешь получить куда больше, если ему поможешь, — всё-таки пытается. Он снова смотрит на него умоляющим взглядом. — Ты думаешь, я об этом не думал? Но Чонгук слишком жадный, он не отдаст то, что принадлежит ему, то, чего он так долго добивался. Лисёнок мой, — Намджун поднимается на ноги и тянет омегу на себя, усаживая на коленях. Сейчас он кажется таким нежным и заботливым, что Юнги даже не верится. — Я готов выполнить любой твой приказ, но… — Я беременный, — бурчит уткнувшийся в его шею Юнги. Он ждёт, пока тот отреагирует на эту новость, а самое важное — как. Юнги не чувствует никакой боли или ненавистного голоса. Казалось, что он даже не услышал. — Повтори, — спокойным голосом просит Намджун. Юнги приподнимается и теперь смотрит на его лицо, на котором ничего не изменилось, как показалось, но на самом деле Юнги в ужасе смотрит на своего альфу, который, кажется, сейчас от услышанного хуже Чонгука сделается. — Я… — но договорить Юнги не успел. Он издаёт писк только потому, что его резко поднимает с кровати и практически держат в воздухе. — Намджун, я упаду… — ближе льнёт и сжимает шею так сильно, как может. Он испугался, что расшибётся, но видимо, у альфы другие планы. — Ты мне не врёшь? — Юнги приходится снова посмотреть на него и лишний раз за сегодня удивиться, потому что сейчас перед ним не его альфа, а другой, который его вечность любил, таким же взглядом смотрел и также нежно держал. Омега нерешительно кивает. Ему кажется, что Намджун сойдёт с ума от счастья, потому что таким он видит его впервые, до этого сдержанный, он сейчас сам на себе не похож. Он притягивает омегу на себя, целуя губы, которые будто первый раз касается и к которым ещё столько прикоснётся. Юнги только что разрушил его мир, поделил его, а всё из-за нескольких слов, которые в сознании сейчас бьют. Он не верит, что это происходит с ним, что этот омега, который перепуган ни на шутку из-за его состояния, сделал его самым счастливым человеком. Вести о Чонгуке заставили тучи снова сойтись, но этот маленький омега, что сидит на его руках и боится упасть на пол, принёс сейчас ему столько света, который тот забыл как и выглядит. Он держит в своих руках самое драгоценное сокровище, Юнги для него дороже всего остального. Он и поверить не мог, что когда-то омега сможет произнести эти слова, которые так жаждал он услышать, ведь только одного его желал, только о нём и грезил. Но ещё больше он благодарен за то, что тот нашёл силы сказать, решил на зло ему не убивать это дитя, а наоборот, этими словами альфу к жизни вернуть, к новой, к которой он не привык. От одной мысли, что у него будет сын, он готов выть, ещё никогда настолько Намджуну не было хорошо, ещё никогда слова Юнги не делали ему приятно. Всегда колючий, стоящий на своём и вечно озлобленный на мир омега, который смог простыми словами сделать из сильного правителя практически ничто, превратить все его мысли в перепутанные нити. Альфа сейчас потерян, он не может найти в себе силы, чтобы что-нибудь сказать, чтобы сказать Юнги, насколько он его сильно, на это просто не хватает силы, этот омега смог поставить его на колени, заставить пожалеть о содеянном и заставить молить о прощении. До этого дня Намджун был уверен, что ни у чьих ног не приклонит головы, но что делать, когда она сама склоняется перед Юнги, что делать, если колени сами подгибаются. Он не властен над своим телом и разумом, всё это омега с ним творит. Он никогда не умел нежно, любя, но сейчас хочется, держа Юнги, он хочет показать ему, как благодарен, как хочет сказать короткое «спасибо». Омега ничего не понимает и не хочет, для него состояния альфы — непривычно, потому он смирно сидит на его руках и отвечает на поцелуи скорее по привычке, чем искренне, но Намджуну плевать, потому что самую лучшую новость за сегодня он получил. — Если ты меня будешь так держать и душить в поцелуях, — восстанавливая дыхание, выговаривает омега и не может сдержать улыбки. — То я точно не смогу тебе родить, ибо просто не доживу, — хихикает тот и чувствует, как альфа становит его на пол. — Я никогда не получал вестей более приятных, чем сейчас, ты сделал меня самым счастливым человеком и я не знаю, что сделать для тебя, — целуя его в кнопчатый носик Намджун и прижимает к груди. Он не в силах отпустить, захочет — не сможет, сейчас как никогда хочется ближе, сильнее. Юнги улыбается и обнимает альфу, чтобы хоть как-то контактировать с ним. Хоть на секунду зашевелилось ли сердце Юнги, ёкнуло ли от этих прикосновений и голоса? Да, но всего лишь на секунду, потому что дальше Юнги видел то, что сопровождало его несколько лет. Он понимает счастье альфы, он рад, что смог осчастливить его, сказав такую новость, он сам несколько минут отходил от неё, а потом крутился перед зеркалом, всматриваясь в впалый живот, в котором уже есть жизнь, которая принадлежит не только ему, но и Намджуну. Мысль избавиться от этого ребёнка сразу появилась у Юнги, но он оставил её, потому что не сможет, знает себя и свою силу, которой есть предел. Пусть альфа и приносил ему море боли, но этот ещё не появившийся ребёнок в грехах отца не повинен, а Юнги не может за это убить его, поэтому и оставил, поэтому он сейчас должен быть самым счастливым омегой, потому что впервые своего альфу таким видит, но в груди у Юнги ничего, пустота, как сердце подсказало ему, чтобы тот рассказал обо всё, так и перестало вновь биться. Омега сделал всё, что от него требовалось. В его жизни ничего не поменяется, возможно, просто есть больше станет, если кусок в горло полезет, хотя его и заставить могут, ведь сейчас он дороже любого сокровища, Намджун пальцем его не тронет, чтобы ребёнку не навредить, и мысленно Юнги радуется, что этот малыш уже защищает своего папу. — Теперь ты должен мне многое, — альфа даже не разбирает слов, но говорит, что всё сделает для омеги, только чтобы тот себя берёг. Юнги снова хихикает и, чтобы немного снять возбуждённое состояние альфы, обхватывает его лицо и быстро касается своими губами его. Он проделывает так несколько раз, пока Намджун, наконец-то взяв его на руки, кладёт на кровать и начинает раздевать. Даже секс перестанет у них быть грубым из-за состояния омеги, и Юнги будет по этому скучать, потому что тот, кто утопил его в боли, приручил его к ней. Юнги широко улыбается, когда терпение альфы практически на пределе, но он продолжает его растягивать и выцеловывать грудь, пока Юнги тяжело дышит и подливает масло в огонь своими протяжными стонами. Он знает, что ему нравится, как ему нравится и когда, поэтому пользуется этим. Что будет завтра, Юнги не знает, но он очень хочет, чтобы не было ни войн, ни крови, ни Намджуна, с которым хорошо в постели, он хочет свою жизнь, со своим ребёнком, одинокую, но счастливую, чтобы никто ему не делал больно, а омега растил бы сына, который доставлял ему только радость. Он не встречал бы Чонгука, который не отличился верностью, он бы не узнал Намджуна и то, каким жестоким человеком он может быть, он бы никогда не смог почувствовать настоящий вкус жизни, он бы хотел жить в мечтаниях и иллюзии, что у него всё хорошо, потому что слишком устал, он хочет отдохнуть. После длительного секса, Юнги, лёжа на бёдрах альфа и болтая ногами в воздухе, показывая свой браслет, пытается начать разговор, который был прерван его же словами. Он перестаёт ударять воздух и под удивлённые взгляды альфы, накрывает себя одеялом, оставляя открытым только лицо. Намджун не может скрыть улыбки, перед ним самое милейшее создание, которое только смог придумать человек, из-за чего он сам себе завидует. Он тянет его на себя и, в чём тот есть, то есть в одеяле, кладёт на свою грудь, укутывая по самый носик омеги, чтобы посыпать его поцелуями. — Намджун, ты не изменишь своего решения? — Юнги уверен, что тот поменялся в лице, но он не может его увидеть, потому что глаза закрыты одеялом. Он осторожно выглядывает, словно лисёнок из норки, и ждёт. — Ты так сильно хочешь, чтобы я помог Чонгуку? — Юнги поджимает губы и, ёрзая, подползает к самому лицу. — Если ты действительно хочешь, чтобы я хоть раз искренне поблагодарил тебя, то сделай это для меня, сделай то, что ты никогда для меня делал, — помоги. Ведь ты помогаешь не Чонгуку, а Чимину, а он мой друг, который сейчас напуган, только представь, его оторвали от дома, от семьи, у него маленький сын, а помощи ждать не от кого. А если меня вдруг похитили… — Тебя бы не похитили, потому что я бы не позволил, — грубо отрезает альфы и кладёт омегу себе под бок. — Я слишком счастлив сейчас, чтобы думать о Чон Чонгуке. — А я был слишком хорошего о тебе мнения, чтобы поверить в то, что ты хоть что-то сделаешь для меня, — Юнги отворачивается от него и, поджав ноги, закрывает глаза. Пусть теперь думает, всё, что он мог сделать, он сделал. Но Юнги ещё не знает, что Намджун отдал приказ о мобилизации войск, чтобы вступить в коалицию к Чонгуку, потому что он слишком хорошо знает сердце своего омеги.

***

У Чимина начался жар, его бил озноб и он никак не мог согреться, он канючил от неизведанной ему боли и хотел найти своё спасение хоть в ком-то. Элдар накрыл его своей шубой, но тот даже в таком плачевном состоянии рычал, кричал на него и отпихивал вещь, но всё равно принял её, потому что остаток разума твердил ему, что нужно набраться сил. Альфа не знал, что с ним делать, потому что на болезнь он явно не рассчитывал, хотя сам и стал её причиной, всё-таки купать его в холодной воде не стоило, но и не наказать его он не мог. Останавливаться им нельзя, потому что чётко слышится в воздухе запах крови, Чонгук найдёт их, даже если не знает, где они, потому что он чует его, он идёт на его сладкий запах, он чувствует его страх и хочет защитить, а перед Монстром никто не сможет выстоять. Как бы альфа не хотел, но он всё равно принимает решение, что им нужно где-то остановиться. Он прокладывает в голове маршрут и вспоминает одного человека, который как раз живёт далеко от людей, своего рода отшельник, к тому же он неплохо разбирается в травах, то ли колдун, то ли знахарь, Элдар не знает, но то, что он может лечить, отрицать не может. Всю дорогу он постоянно проверяет Чимина, заглядывает к нему в повозку и пусть у него сердце давно прогнившее, но сжимается, стоит увидеть, как омега жалобно скулит и мечется, в надежде содрать с себя одежду, что душит. Альфа отворачивается от лица, на которое смотреть запрещено. Ему кажется, что это будет последнее задание, которое он выполнит в своей жизни, потому что сам вступил на такой тернистый путь, пусть его и осыпят золотом, но его труп за это «спасибо» сказать не сможет. У него остаётся надежда, что Чонгук, который сейчас взбешён, будет делать ошибку за ошибкой, таким образом, дав им немного времени.

***

Они добрались до хижины, в которой уже несколько лет жил омега, не желающий находить контакт с людьми, предпочитающий голос леса, нежели шумных людей. Он осел здесь, построил себе дом и даже начал зарабатывать в такой-то глуши. Для кого-то он колдун, для кого-то лекарь, потому что может найти лекарство от всякой болезни, но на самом деле люди чаще всего преувеличивают свои раны, ибо те ничтожны малы и несмертельны, поэтому он и мог их лечить. К нему обращались за помощью в разном состоянии, и из каждого омега пытался их спасти, и дело не в деньгах, больше в своём убеждении. Как бы он не любил людей, но помогать им — его работа, так учил его в своё время его папа, который этот дар и передал, омега научился от него и варить отвары, обрабатывать раны, ухаживать за больным, а после, как папа скончался, он пошёл своей дорогой, которая встретила его теплом. Ему почти сорок лет, у него вьющиеся от природы волосы и добрый таинственный вид. У него есть муж, который часто про него забывает, у него был сын, который погиб от рук людей Чона, у него была и есть жизнь, которую он проживает для себя, ни о чём не жалея. У него была и первая любовь, он смог вырастить малыша-альфу, дать достойное образование, даже увидеть его в юношеском возрасте. Он видел много раз смерть и каждый раз треснуто ей улыбается и пригашает войти. Омега не боится её, с ней гуляет, но та пока его не зовёт, а только близких забирает, омегу проверяет на мужество. Он стоит спиной к двери и что-то нарезает, укладывая в банку, даже не дёргаясь от открывшейся двери. — Давненько ты у меня не был, — улыбается омега и поворачивается к мужу, которого узнал по запаху. Точно, больше года прошло, а тот не появлялся. Омега вытирает руки и замирает, видя, как несколько человек заносят в хижину стонущего омегу. — Какова чёрта, Элдар? Кто это, — он подходит к Чимину и брезгливо осматривает его лицо, застыв больше с гримасой ужаса, чем отвращения. — Ты принёс мне омегу Монстра? Да он же его искать будет повсюду, — омега не знает, стоит ли ему кричать и звать на помощь, чтобы кто-то образумил его мужа, либо же послушать его и помочь. — Не шуми, — приказывает альфа и затыкает омеге рот рукой. — Дай ему что-то, чтобы он перестал скулить, а ещё каких-нибудь трав или отваров, не знаю, нам в дорогу, чтобы ему быстро дать, — омега делает шаг назад и подходит к Чимину, которого расположили на большом столе, с которого всё сбросили, но это было единственное нормальное место, которое могло подойти, потому что кровать сейчас завалена корзиной с какими-то травами или цветами. Здесь просто повсюду стоят разные флаконы, бутыли, пахнет приятно, лесом, всё убрано и стоит на своё месте, только, видимо, с кровати омега не успел убрать вещи. На нити нанизаны какие-то ягоды, грибы. На небольшом столике, который был приделан к окну, стояла доска и нож. Омега касается лба Чимина, но тот уводит голову, не давая себя трогать. — Ясно, волчонок, — улыбается тот и, бросив на альфу испепеляющий взгляд, просит его выйти. — Хочешь посмотреть его тело и остаться с глазами? — ехидно кидает омега и подбирает с пола бумаги, кладя их на подоконник. — Я предупредил тебя, Минсок, если он умрет, то… — То ты умрёшь, — выталкивает его за дверь омега и закрывает ту. — Что же мне с тобой делать, волчонок, — Минсок берёт стул и садится рядом. Он пару минут изучает лицо Чимина и отмечает, что то безумно красивое, его альфе точно с ним повезло, потому что такой красоты свет не видел. Чимин жмурится, руки в кулаки сжимает и вертит головой, постанывая. — Даже знать не хочу, что творится, но помогу тебе, в надежде, что твой муж меня не убьёт. — Чонгук-а, — жалобно тянет Чимин в попытке раскрыть глаза. Они будто свинцом налились, каждое движение пытке подобно, каждый вздох кажется чудом. Чимин вертит головой, когда Минсок пытается стереть с его лба пот. — Не сносить мне головы, волчонок, твой муж придёт по мою душу, — тяжело выдыхает омега и принимается раздевать Чимина. Тот немного присмирел то ли от бессилия, то ли от чувства, что ему искренне хотят помочь. Минсок снимает верхнюю одежду и отходит, чтобы налить тёплой воды в тазик. Он смотрит через плечо, как тяжело вздымается грудь Чимина и как тот чуть ли не плачет от собственной слабости. Омега старается не медлить, поэтому, пропитав тряпку тёплой водой, подходит к нему и, приподняв немного, начинает протирать спину, замечая почти поблекшие следы, которые принадлежат Чонгуку. Минсок сглатывает и продолжает вытирать слабое тело омеги, он аккуратно кладёт его на спину, под которую подложил горячую тряпку с травами, и переходит к груди. Чимин хрупкий, маленький, ему не по силам такое выдержать, кажется на первый взгляд. У него красивое тело, которое на руках только держать, а на его долю выпало такое испытание. Минсок старается не думать, что с ним может быть. Его задача проста — помочь ему не умереть, хотя от этой болезни ещё никто не умирал. Омега просто сделает свою работу и забудет этот день, словно страшный сон. Он слишком благодарен Элдару, который в своё время помог ему не умереть на улице, он уже который раз выполняет его просьбы, а потом и вовсе сделал его своим омегой навеки. Омега даёт ему выпить простой воды и укладывает на место. Организм совершенно не приспособлен к холоду, поэтому тот так быстро и заболел, но Чимин сильный, это по его рвению подняться и отпихнуть руки видно. Он заканчивает быстро и, укрыв Чимина своим самым чистым и тёплым одеялом, зовёт Элдара, который мрачнее ночи сегодня. — Я всё сделал, но его сейчас нельзя беспокоить, ему нужно пару дней отлежаться, организм слабый, хоть сам по себе омега и сильный, — объясняет Минсок альфе, который вряд ли его слушает, потому что подходит к Чимину и думает, как лучше его взять. — Элдар! — шипит на него омега и запрещает прикасаться к Чимину. — Я не позволю его тронуть, хотя бы день дай ему отлежаться, неужели ты хочешь, чтобы, не дай высшие силы, он умер по дороге, пусть и болезнь нестрашная… — Видишь, ты сам сказал, что болезнь пустяковая, а сейчас — отойди, — омега отрицательно качает головой и упирается руками в грудь альфы, не желая подпускать. — Ты понимаешь кого защищаешь? Час назад ты боялся его брать, потому что он омега Чона, а сейчас так яро защищаешь, — вскипает альфа и начинает расхаживать по маленькой комнате. — Пусть сдохнет, мне то что, я смогу избавиться и от тела, и от последствий. — Не говори так, — подходит к нему Минсок и берёт за руки. — Как ты можешь так говорить о человеке, который так отчаянно борется за свою жизнь. Ты видел, в каком он состоянии, ты ему виной, Элдар, и не перебивай, дай ему день полежать, а потом я дам тебе всё нужное и ты закончишь своё грязное дело, — плюётся словами омега и отходит от альфы, чтобы больше его не видеть. Он подходит к Чимину и осторожно поправляет одеяло, еле заметно улыбаясь ему. — Посмотри, он весь горит, но жар скоро спадёт, он стонет от боли и постоянно его зовёт, и я уверен, что тот его слышит, — через плёчо говорит Минсок, тяжело вздыхая и продолжая рассматривать лицо Чимина. — Мне плевать на его мужа, я давно желаю ему смерти, потому что, если бы не он, наш сын… — Не смей, — переходит на крик омега и бьёт Элдара в грудь. — Я просил даже не поднимать эту тему, но ты постоянно это делаешь. Ты озлоблен на этот мир, ты не можешь отпустить, может, тебе кажется, что я быстро это принял, но нет, я, как любящий родитель, потерял большее, чем сына, я потерял свою жизнь, а ты только и знаешь, что мстить. Зачем? Кому, Элдар? Чон Чонгуку? Перестань, пожалуйста, просто перестань и отпусти, лучше каждый день вспоминай о нём, какой он был, как тебе было хорошо с ним, но не нужно постоянно жить во мраке, иначе он сожрёт тебя. Альфа ничего не говорит, молча уводит взгляд от мужа и смотрит в окно. Может, омега и прав, может, ему действительно перестать иметь такую работу. Он тяжело вздыхает и переводит взгляд на Чимина, из глаз которого текут слёзы. Ему тоже тяжело и больно. Его оторвали от семьи, но тот всё равно борется и хочет вернуться, несмотря на превосходство своих соперников. Альфа привык доводить дело до конца, поэтому, если ему велено привезти Чимина, то он это сделает, наплевал на звуки собственной совести, он её поглубже закопает, потому что Чон Чонгук не заслужил счастье и обречен на сплошное несчастье. — Хорошо, я послушаю тебя, — беря его за плечи, шёпотом говорит альфа. — Только день, потому что я больше не могу, ибо уверен, что псы Хосока за мной следом бегут, — омега приподнимает уголки губ, когда его целуют в щёку и просит оставить омег одних. Элдар кивает и сообщает, что до глубокой ночи не помешает ему. Минсок просидел целый день у кровати Чимина, он всё-таки попросил его перенести на кровать, которую убрал и постелил новое бельё, здесь омеге будет удобнее. Он каждый час проверял его лоб, менял повязки и растирал его тело маслами. Жар постепенно спадал, дыхание становилось ровнее. Элдар, как и обещал, до ночи не появлялся, только один раз спросил, как Чимин, и снова ушёл. — Долго он ещё пролежит так? — спрашивает альфа, когда Минсок вышел подышать воздухом. — Я точно тебе не скажу, если захочет, то завтра поднимется, но и то вряд… — они оба оборачиваются, когда слышат, что будто что-то упало и забегают внутрь. Они видят Чимина, который пытается подняться, но не может пересилить вес собственного тела, поэтому валиться на кровать снова и снова. — А он раньше, чем я думал, встал, — хмыкает Минсок и подходит к омеге, прося его успокоиться. — Я успокоюсь, — отрывисто произносит Чимин, — когда увижу своих детей и мужа. — Пожалуйста, лежи смирно, иначе я дам тебе трав, чтобы ты заснул, — Чимин переводит на него усталый и изнемождённый взгляд. — Мне жарко, — омега всё-таки сдаётся и ложится, как-то требует Минсок. — Я помогу тебе, — тепло улыбается ему Минсок и помогает сделать глоток. Он приподнимает его за затылок и даёт напиться. — Вот, а теперь ложись, тебе нужно поспать. — Что со мной? — словно в бреду, пытаясь сохранить трезвость ума и не отдаться в лапы сну, одними губами спрашивает Чимин. — Ты простудился, очень сильно, неужто тебя искупали в холодной воде? — позволяет хихикнуть себе Минсок и начинает вдевать нитку в иглу. — Благодаря этому, — зло шипит Чимин и кивает на дверь. Минсок улыбается и понимает, что омега про Элдара. — Да, у него всегда был буйный характер, очень не сдержан, — Чимин, преодолевая головную боль, поворачивает к нему голову. — Он мой муж, — спокойно отвечает на вопросительный взгляд. Чимин засыпает, пока Минсок рассказывает ему обо всей своей жизни, начиная с детства, как папа учил его правильно варить отвар, наносить мази на ушибленные места. Он рассказал, как встретился с Элдаром, из-за чего Чимин ужасно разозлился даже прибывая во сне. Даже когда тот заснул, омега всё равно продолжал рассказывать. Он был рад такому странному собеседнику, но кто-то скрасил его дни, пусть и таким чудным образом, но ему сделалось от этого легче. Уже завтра Чимина увезут, а Минсок будет ждать у себя Чонгука, молясь, чтобы ни его, ни его мужа не тронули, хотя это невозможно с тем, у кого забрали любимого человека, того, кого он считает своей жизнью и дорожит больше своей. Этот омега воплощение силы, которая неизвестна Минсоку и которая очень ему симпатизирует. Только глядя на него, его движения и взгляды, он понимает, что омеге предстоит пройти немало трудностей, чтобы встретиться с тем, за кем кровавый шлейф тянется.

***

Чонгук не помнил, когда последний раз смыкал глаз, стоило ему прикрыть их, как перед ними возникал его образ. Он мучал себя бессонницами, усиленно готовился к наступлению. Чонгук предполагал, что первый Тхай игру не начнёт и что тот начал его задолго, усиленно готовясь, поэтому первыми он впускает в игру своих пешек, которые должны реорганизовать войска, уменьшить численность, поэтому Чонгуку постоянно приходилось идти на хитрость и выискивать новые пути, чтобы откинуть врага, только и его силы имеют конец, но он поклялся, даже если останется один, то дойдёт до него и вызволит из плена. Теперь представить жизнь без него невозможно, Чонгук без него не он, омега тот, кто его внутренних чертей сдерживал, тот, кто впервые любви научил. Чонгук никогда не хотел знать её вкуса, считая, что ненависть куда сильнее любви, что она безгранична и никогда не прекратится, а любовь приходит и уходит. Только вот Чимин смог доказать обратное. Он пришёл, ворвался в его жизнь и смог пустить в его сердце тысячи лучей, которые грели его до того дня. Он уже сбился со счёта, скольких убил, кто-то попался под горячую руку, кто-то сказал, что это бессмысленно и глупо идти за омегой. Чонгук никого не простит, тех, кто не верит в его победу, первых выставит в ряду и под пули подставит. Он любит своих воинов, потому что это его дети, за каждого он в ответе, но если среди них начнётся волнение, то Чонгук этого не допустит. Он слишком сильно Чимина, и это не лечиться, это только вызывает зависимость, тогда как можно объяснить, что он битый час сидит и думает, как уже к завтрашнему утру обойти противника и вырваться вперёд. Он никогда никому не скажет, что чувствует к нему, потому что только омега может видеть его настоящего, получать от него только искреннее. Каждая мысль занята только им. Чонгук запретил себе думать о детях, потому что сразу же падёт. Кто-то ему сказал, что семья — это слабое место, с этим Чонгук не согласен, потому что именно из-за семьи он ещё держится, именно из-за своего омеги, которого уже скоро прижмёт к себе, из-за детей, которые ждут его. Он не может не справиться, он слишком многое потеряет, а это себе он не простит. Никогда. Альфа прикрывает глаза и откидывает голову. Устал ли он, тяжело ли ему — не имеет значение, потому что у него один образ перед глазами, имя которого он каждую ночь шепчет, словно вспомнивший молитву грешник. Он видит его перед своими глазами. Его хрупкое тело, его солнечную улыбку, тихие шаги и нежные касания. Как он смешон, когда недоволен, как он серьёзен, когда занят своими делами, как он весел, когда Чонгук делает ему подарки. Раньше бы он посмеялся над самим собой, потому что не побежал бы за омегой на другой край света, чтобы к себе вернуть и к груди прижать. Чонгук клянётся, что справится, просит своего кроху потерпеть, осталось немного и то испытание, которое выпало на его долю, скоро прекратиться, что альфа уже рядом, тому надо побыть ещё немного сильным. А он уверен, что Чимин сильный, даже сильнее его, потому что вынести его пытки не каждый смог бы, быть год брошенным, превратившимся в ничто, но всё равно выбравшийся из этого, снова собрал себя, склеил стёкла и зажил новой жизнью, пока Чонгук вновь в ней не появился. Он виноват в том, что омега так страдает, но Чонгук просто не мог его отпустить ни тогда, ни сейчас, он навсегда свой след оставил, заставил сердце своё для него преподнести да в руки вложить, а омега хранил его, бережно заботился. Из неловкого парнишки тот так быстро перерос в прекрасного омегу, который знает, что делает. Чонгук отвлекается от мыслей, слыша звук дождя за окном. Он идёт уже который день, что мешает ему в наступлении, но сегодня он медлить не может. Он вновь садится и, разложив перед собой лист бумаги, с безразличием начинает что-то выводить. Ещё через полчаса он вызвал к себе Хосока, который весь до нитки промок, помогая войскам. — Что-то срочное? — спрашивает тот и зачёсывает волосы назад, разбрызгивая капли в разные стороны. — Помнишь, как мы крепость в дельте брали? — Хосок хмыкает и кивает. — Тогда тоже дождь был, но нам это не помешало, так? — Что ты хочешь этим сказать? — Я устал ждать и хочу нанести удар именно сейчас, — он подзывает друга ближе, указывая на бумагу. — Если внимательно посмотреть на их войска, то можно заметить слабость левого фланга, поэтому можно отправить туда часть войск, которые могут сделать брешь в войсках, — Хосок, сведя брови, молча наблюдает за движением рук Чонгука, тот нарисовал небольшую карту нынешний местности. — Когда мы разобьём левый фланг, а я в этом уверен, — твёрдо говорит Чонгук и начинает рисовать карандашом линии. — Я хочу, чтобы мы отступили. — Не понял, а смысл тогда нападать на левый фланг? — Хосок мрачнеет с каждой минутой. Он подходит ближе и, взяв ещё один карандаш, начинает тоже рисовать. — Разбив их здесь, мы сможем основными силами пойти на правый фланг, потому что часть войск будет занята переброской. Мне ли тебе говорить, что фланги в принципе представляют из себя слабое место, — чуть ли не рычит альфа и отбрасывает карандаш. — Я понимаю, но мне нужен эффект неожиданности. Считай, мы можем использовать погоду для себя, — отвечает ему криком Чонгук, который уже явно на пределе. — Каким образом? Лошадей использовать — дохлый номер, потому что грязь сплошная, то есть конница тут же отпадает, что ещё можешь предложить? Ах, может корабли, но вот незадача, мы на суше, идиот, — Чонгук смотрит вопросительно на Хосока, который быстро взъелся из-за плана и сейчас точно готов его убить. Чонгук подходит к нему и, резко взяв за шею, прикладывает лицом к столу. — Остынь, — шипит он, приподнимая его и отшвыривая от себя. — Чего ты так взъелся, будто я предложил план, по которому мы точно потерпим крах? — Хосок слизывает кровь с губ и зло смотрит на альфу, который взбешён не меньше. — Плевать, что ты хочешь предложить, делай, как знаешь, я тебе не советчик, — рычит альфа и выходит из шатра. Чонгук пару раз окликивает его, но бесполезно, Хосок не возвращается. Он так и не понял, что случилось с Хосоком, но списывает это на усталость. Альфа вновь садится за стол и тупым взглядом смотрит на карту перед собой. Как выиграть бой, чтобы удовлетворить всех. Ещё одна из бессонных ночей предстоит провести Чонгуку. Он тянет на себя новый листок бумаги и, облизнув по привычке грифель от карандаша, начинает выводить новое расположение войск. Уже утром, когда дождь прекратил оплакивать очередные жертвы этой войны, Чонгук снова позвал к себе Хосока, который, видимо, тоже не спал всю ночь. — Не забывай с каким народом мы воюем, сейчас Тхай выставил своих «союзников», поэтому нам не надо сильно растрачивать силы, но они всё равно уходят из-за нашей оседлости, поэтому сегодня либо я дам бой, либо я дам бой, третьего не дано, Хосок, пойми, — Хосок молча кивает, а Чонгук, думая, что альфа ему что-то ответит, немного подождал и продолжил. — Выставим часть войск, чтобы создать иллюзию большего превосходства и сделаем шире линию, — на карте пальцами показывает Чонгук. — Потом, когда начнётся бой, мы не должны слишком торопиться, но и отставать нельзя, я хочу, чтобы они поверили в ловушку, которую мы для них устроим. Да, мы вяжемся в бой, но потом отступим. Не смотри на меня так, — прерывает попытки Чонгук. — Я знаю, что делаю. Их силы будут сосредоточены на центре, — альфа тыкает пальцем на одну из точек, а потом указательными пальцами разных рук расходится по сторонам. — А фланги попробуют нас окружить, но нам нужно вырваться до смыкания войск. Потом, когда мы отступим и поведём радостного врага за собой, он встретится с нашей ловушкой. Мир же не просто так пушки придумал, чтобы они стояли на месте. Мы выставим ряда три-четыре линии воинов с ружьями и когда мы, объединённый центр, будем бежать, а затем резко разойдёмся в стороны, то ружья встретят их, а снаряды уже будут догонять. Теперь ты понял, что я хотел? — Хосок продолжает хмуриться, мысленно пытаясь представить то, что хотел донести до него Чонгук, который очень хочет воткнуть его карандаш в ногу из-за молчания. — Хорошо, допустим, а кто побежит в догонку? — подаёт голос альфа, и Чонгук довольно хмыкает. Он кладёт руку на его плечо и выводит наружу. — Неужели ты откажешься от пролития крови? — Значит, я выйду на охоту, — усмехается Хосок и начинает разминать шею. — Ладно, но до сих пор не верю, что в плане есть такое понятие, как «отступить». — Не каждый бой можно выиграть превосходством, надо ещё хитрость иметь, а сейчас надо обговорить план с другими. — Кстати, — останавливает его Хосок и вновь подходит к Чонгуку. — Не хочешь угадать, кто первый предложил тебе помощь в случае чего? — Чонгук видит, как у Хосока глаза блестят, как он довольно улыбается, поэтому понимает сразу. — Кто-то из Кимов? — Хосок довольно кивает. — Неужто младший? — Именно, как я понял, он довольно долго засиделся у себя, поэтому война поможет хоть немного отвлечь и его, и его народ от внутреннего неспокойствия. — Впервые слышу, — Чонгук закрепляет на поясе поудобнее меч, — чтобы у младшего неспокойно было. — Я думаю, без старшего здесь не обошлось, — хмыкает Хосок и пятёрней зачёсывает волосы. — В таком случае, — снова оказавшись в шатре, продолжает альфа. Он перебирает бумаги, отсеивая ненужные, — если он действительно нам поможет, то я помогу ему навести порядок в его империи. — Вот это благородство, — почти смеётся Хосок, настроение которого заметно улучшилось. — Нет, просто я умею делиться, — подмигивает ему альфа. — Так, всё, пора начинать, зови сюда командиров, мне нужно им рассказать наш план. Уже через часов, — Чонгук задумывается на пару секунд, чтобы продолжить. — Через часов семь мы одержим победу и я буду ближе к своему омеге, — Хосок ничего не отвечает, он молча кивает, потому что даже он не хочет говорить про Чимина, ибо Чонгук резко реагирует на любое его упоминание, а он пусть в его дружбе не сомневается, но всё же осторожничает. Чонгук не ошибся, ровно через семь часов его блестящий план понёс свои плоды и он смог разбить врага, пленив при этом сотни людей. Он помнил их слова, что уже на рассвете «этого ребёнка, возомнившего себя Богом, уже не будет, а на его костях устроят пир», но сейчас Чонгук распорядился, чтобы на их телах устроили пир. Его люди не отличаются терпением, поэтому с радостью выполнили просьбу своего господина и провели пир в честь победы на стонущих и кричащих от тяжести чужих тел командиров. Правителя достать не удалось, потому что, как оказалось, тот покинул лагерь ещё за день до сражения, но бежать за ним Чонгук не станет, потому что теперь тот будет сидеть смирно, только раны зализывать. Впервые Чонгук не празднует победу, хоть и сидит рядом с теми, кто её добыл, принимает поздравления за рвение от своих людей, но его мысли не здесь, он ими только в одном месте, там, где сейчас омега. Он даёт время до следующего утра своим людям, чтобы те успели собраться, потому что сидеть на одном месте, — смерти подобно, но он даётся всем вдоволь напиться принесённой на крови победой, только сам впервые ей не рад. Чонгук сидит и слушает рассказ одного из своих воинов, изредка прикладываясь губами к вину и отвечая. Сейчас он сделался слушателем, а не рассказчиком. Его отвлекает приехавший с поля Хосок, альфу всегда успокаивал счёт трупов, в такие моменты он просит его не трогать. Он быстрым шагом направляется к Чонгуку, параллельно прося налить себе вина. — Что с тобой? — хмурится Чонгук и позволяет Хосоку сесть рядом, освобождая место. Альфа выпивает кубок вина и, вытерев рукавом губы, только начинает говорить. — У меня две новости, я не скажу, что обе они плохие, но одна чуть больше, начну, пожалуй с неё, — Чонгук заметно напрягается, и всё внимание переключает на Хосока, который чем-то сильно возбуждён. — Ты знаешь, что я приказал своему отряду искать Чимина, — если бы Хосок не был знаком с Чонгуком столько лет, то точно бы уже погиб от его взгляда. Он никогда его не боялся, но сейчас он выглядит особенно ужасающим, будто бездна сейчас поглотит его. — Недалеко отсюда нашли хижину, в которой живёт один омега, который видел… — Где он? — подрывается с места Чонгук, заставляя подняться и Хосока. Он не трогает своих воинов, просит их продолжать, а сам удаляется с Хосоком, который продолжает. — Он спокоен, как бы с ним не обращались, но этот омега улыбается и просит встречи только с тобой, — Хосок придерживает полог шатра и пропускает Чонгука первым. Перед ним оказывается сидеть на коленях средних лет омега, с тёплой улыбкой и добрыми глазами, руки ему связали и, видимо, пару раз ударили по лицу за непослушание. Чонгук, неторопясь, подходит к нему, ведь он связь с Чимином, ведь он тот, кто его видел последний раз. Альфа присаживается на корточки рядом с ним, чтобы быть одного уровня. Он внимательно рассматривает лицо, замечает каждый изъян, даже маленький шрамик над бровью. Возможно, ему сейчас кажется, но если он прикроет глаза, то точно слышит его запах, самый любимый и родной земляничный запах. Никто из присутствующих здесь не шевелится, даже Хосок, кажется, задержал дыхание. — Что он у тебя делал? — хриплым голосом говорит Чонгук. Он заботливо убирает выпавшие прядки от лица за ухо и ждёт. — Я ему помог, — тихо отвечает омега и не прерывает зрительного контакта с Чонгуком. Того его смелость удивляет, ведь до этого дня он знал одного омегу, который так запросто мог смотреть ему в глаза и без страха говорить. — Я могу задать ещё тысячи вопросов, но я думаю, ты умный, сам ответишь, — омега дарит ему лёгкую улыбку и слабо кивает. — Меня зовут Минсок, я то ли колдун, то ли знахарь, то ли лекарь, это уже как вам будет угодно, мой господин. Две недели назад мне принесли омегу, который весь горел, у него был страшный жар, — Минсок видит, как меняется лицо Чонгук и как тот сдерживается, чтобы не прибить его к полу от сказанных слов. — Он был необычным, несмотря на слабость тела, он был силен духом, постоянно пытался подняться и убежать от моей помощи, а ещё так часто произносил одно имя, будто звал кого-то. Кажется, это было ваше имя, мой господин. Я помог сбить жар, дал целебных трав и больше его не видел… Чонгук последнее не слушает, он уже представляет, как Чимин, жалобно постанывая, произносит его имя, цепляясь за него, будто за спасение, а его всё не было, Чонгук был далеко, что не смог помочь своему омеге, который нуждался в нём и так отчаянно звал. Альфа поднимается и растеряно бегает глазами. Две недели, две недели назад он был где-то здесь, так рядом, но он не успел, позволил им увезти Чимина дальше, оторвать от него. Он зол из-за своей медлительности, зол из-за того, что не может достать его, протянуть руку, вместо этого он каждый день теряет людей, уходит на чужую территорию, а Чимин всё дальше от него, отдаляется, словно и не было его вовсе. Он поставит каждого на колени, заставит всех вытерпеть муки адовы, но обязательно дойдёт, потому что его Монстр без него не может, он зависим, это опиум, от которого сложно отказаться, а Чонгук просто не в силах. Пока он дышит, пока он держит меч руке, пока он может говорить — дойдёт, заберёт. Когда он ослабнет, когда не сможет даже двух слов связать, когда ноги перестанут ходить, а руки держать — заберёт. Ты теряешь голову от него. Как этот омега смог глубоко в тебе засесть? Он что, плющ? Точно-точно, потому что как объяснить, что он везде. О боги, что это… Ах, это твоё сердце, оно что, у тебя есть? Чон Чонгук, Монстр с окровавленными руками и тяжёлым бременем на плечах, может ты уже очнёшься? Ты погибнешь на этой войне, ты проиграешь и погубишь жизни тысяч, а всё ради одного омеги. Не слишком ли цена высокая. Семья душит тебя, из-за неё ты так ослаб и не можешь продвинуться. Чонгук не слушает его, он перестал слушать его, делает вид, будто его нет и его слов тоже. Он постоянно пророчит плохое, и это пока сбывается. Чонгук мотает головой, чтобы только непрошенные мысли оставили его, но те снова из-за него возникают и корчиться заставляют. Бороться с ним сложно, потому что он часть его, большая его часть, поэтому, вырвав его, он погибнет. — Чонгук, — альфа чувствует ладонь Хосока на плече и отвлекается. — Что нам с ним делать? — указывает он на омегу. Чонгук вновь возвращается к нему. — Ты знал этих людей, что принесли тебе моего омегу, — Минсок кивает. — Я не прошу тебе сказать, кто это, потому что ты бы сразу сказал имя, если бы этот человек для тебя ничего не значил, но я хочу, чтобы ты запомнил, — он больно тянет омегу за волосы на себя, заставляя в помрачневшие глаза всматриваться. — Я найду его и уже тогда ты сможешь оплакивать его кончину, а сейчас ты свободен, более того, я тебе заплачу за то, что ты помог моему омеге. Уведите его, — грубо откидывая от себя Минсока, требует Чонгук. — Это месть, Чон Чонгук, — только слышит тихое он от уходящего омеги. Только почему за свои грехи расплачивается тот, кто в них не повинен. Чонгук готов отдать себя на растерзание, только чтобы лишний раз увидеть его, чтобы понять, что тот в безопасности и будет ждать его. Он и сейчас ждёт, молит его о спасении, но Чонгук слишком далеко, что слишком близко. — А вторая новость? — прерывает гнетущую тишину Чонгук, когда они оказываются с Хосоком одни. — Старший Ким на нашей стороне. — Если это действительно так, то нам это очень поможет, мы сможем свободно пройти через его империю и выйти к Тхаю, при этом избегая крупных сражений. — Только у Намджуна условие. — Мои проливы, я уверен, что они, — Хосок даже не удивлён, что Чонгук оказался прав. — Плевать, мне сейчас главное дойти до Чимина, а когда дело дойдёт до делёжки, то я каждого отблагодарю. — Ты отдашь проливы? — не верит Хосок. — Я не дурак, я просто позволю иметь ему там военный флот и беспошлинно торговать. — Ты слишком щедр, — хмыкает Хосок и смотрит на озадаченного друга. — Но за всё надо платить, а так как мы слишком добрые, то пусть пользуются. — Это пока, потому что я не позволю, чтобы забирали моё, — и речь тут вовсе не о территории и проливах.

***

Чимин смог перебороть боль уже через три дня, ещё через день он уже мог сидеть. Он не хотел ни с кем разговаривать, а особенно с Элдаром, у того оказался очень заботливый и приятный муж, который не сочетается с грубым альфой, поэтому только из-за уважения к Минсоку он не плюётся словами в его сторону, пока сдерживается. Он понимает, что сегодня-завтра его передадут в руки Тхаю. Его зов, что адресован одному человеку, растворяется в воздухе стоит его позвать, а Чимин всё равно силы новые находит, чтобы позвать. Он не верит, что его спасут, поэтому ему придётся спасать себя самому, у него уже есть опыт, благодаря Чонгуку он живучим сделался. Омега старается не думать о семье, потому что сразу превратится в ходячее ничто, тогда тяжелее будет бороться, ибо сердце сожмётся и заставит домой вернуться. Ему не страшно, он не боится встретиться со своим обидчиком, он давно готов морально. Чимину кажется, что он это уже проходил, но не в этой жизни, в другой, только тогда его везли к Чонгуку, а сейчас — к врагу. Омега не отказывает от еды и воды, слушает то, что ему говорят, конечно, под смешки Элдара, но ему плевать, что про него подумают или скажут, потому что ему нужно накопить силы, если он склонил голову, то это ещё не означает, что проиграл, его затишье сулит страшную бурю. — Ну что, готов к новой жизни? — Чимин, которого вывели из повозки и теперь несут в паланкине ничего не отвечает, ему хочется навеки избавиться от этого противного голоса. — Надо было тебя раньше с моим мужем познакомить, молчал и слушался бы. — Я не понимаю, как у того прекрасного омеги может быть такой альфа-урод, — кривит рот Чимин и очень хочет заткнуть уши, чтобы не слышать мерзкого смеха. — Я тот, кто спас тебе жизнь, так что будь благодарен. — О, я благодарен за то, что ты украл меня, заставил пережить болезнь, а сейчас везёшь меня к моему врагу. Спасибо тебе, благородный альфа, — вскидывает руками Чимин и умолкает. Он пытается не думать, куда его привезли и с кем он сейчас встретиться. Он давно не видел Тхая и столько бы не видел. Слишком быстро в его жизни хорошее сменяется плохим. Стоит ли ему перестать верить в счастье и впасть в печаль. Чимин не знает, он ничего не знает, потому что оторван от дома, от места, которое сейчас, как никогда, кажется родным. Там он понял, как сильно не может без него, как ждал и в своих руках держал. Там он близких ему людей, которые дни скрашивали своими улыбками и разговорами, обрёл. Там Мингу, который роднее всего для него и который ещё совсем крошечный, чтобы понять, где его папа. Но Чимин будет сильным, будет сильным для них всех, он не привык опускать руки, не бороться, потому что вся его жизнь — сплошная борьба либо с самим собой, либо с окружением. Он вернётся и всем покажет, на что способен. Чимин старается по сторонам не смотреть, потому что чем ближе к нему, тем противнее становиться. Бежать, вырываться, просить о помощи — всё это бессмысленно, потому что ему никто не поможет, кроме него самого. Здесь у него нет ни друзей, ни просто знакомых, здесь он сам по себе и спасти себя должен сам, пока его альфа не дойдёт до него. Ещё страшнее думать о Чонгуке, Чимин не представляет, что с ним сейчас творится. Тот разозлён, потому что его лишили любимого, сейчас он тонет в крови и кормит себя завтрашним днём, что завтра он станет на шаг ближе к нему и заберёт к себе, а Чимин будет ждать и верить, потому что Чонгук обещал, что не бросит и пусть он лично желал ему смерти, сейчас только его врагам её шепчет. Породнившись с Монстром, он сам этим Монстром стал. Тем, кто никого не жалеет и не щадит. Покусились на его жизнь, сейчас его альфа должен объявить о войне и идти за ним, а его дети там одни, без родного тепла. И Чимин впервые не хочет останавливать Чонгука, потому что на слишком дорогое сердцу они смели покуситься. Чимину, подав руку, что он пытается не замечать, высаживают и просят немного обождать. По его внешнему виду не скажешь, что приехал императора ублажать, он более походит на слугу в потёртой одежде, болезненным лицом и исхудавшим телом, на котором еле тряпки держатся. Он смотрит по сторонам и первое, что бросается в глаза — много растительности, пусть зима уже заканчивается, но уже почки в этих краях начинают распускаться. И Чимин уверен, что будет очень красиво, когда всё расцветёт. Везде, даже на ступенях или окнах стоят горшки с цветами, вьются лианы, и омега чувствует запах приближающейся весны. Весны, которая начнётся не дома. Где-то рядом неспеша, скорее, чтобы побороть скуку, блуждают омеги, изредка кидая любопытные взгляды на компанию воинов и омеги, стоявшего чуть поодаль. Это Чимин тоже уже проходил, эти надменные лица ничуть его не пугают, потому что он сам из гадюшника прибыл. Чимин даже не смотрит в их сторону, продолжая осматриваться. Место здесь тёплое, солнце палит в лицо и греет всей своей теплотой, по которой Чимин так скучал. Наверное, у них тоже тепло, только Мингу надо лучше кутать в одежду, потому что он любит гулять долго, чтобы не замёрз. Чимин не сам отмахивается от воспоминаний о сыне, а ему помогают. — Элдар, не ждали так скоро, — им навстречу шёл, широко улыбаясь, бета средних лет, небольшого роста, с острыми чертами лица. На пальцах красиво блестели перстни, на шее переливались под солнечным светом дорогие камни. За поясом у того хранился сложенный кнут, а в руках была трость, на которую тот изредка упирался. Чимин не хотел обращать внимание на знакомого альфы, поэтому, небрежно окинув подошедшего взглядом, продолжил смотреть по сторонам. — Лин, я несказанно рад видеть именно тебя в добром здравии, я наконец-то могу тебе вручить этот алмаз, — Чимин собирается возмутиться, теперь-то он понимает, кто этот человек. Скорее всего, он смотритель дворца и имеет важно место. Он как Бек или Сехун по должности. — Этот замарашка — алмаз? — хохочет бета и оглядывает Чимина с ног до головы. — Да как ты смеешь? — вскипает Чимин и отбрасывает от себя руку Элдара, тот попыток больше не предпринимает. — Только попробуй ещё раз меня так оскорбить и тогда я покажу тебе, какой замарашкой станешь ты, когда я разобью тебе твою рожу, — зло плюётся словами Чимин, вполне довольный сказанным. — Ба, какой подарок, давно строптивых не привозили, — хлопает в ладоши бета и подходит ближе к насупившемуся Чимину. — Послушай меня, я не знаю, откуда тебя привезли, но ты ценен для нашего господина, здесь есть правила, которые ты должен выполнять, хочешь или нет, но ты подчиняешься сначала господину, потом мне. Если ты думаешь, что я испугаюсь твоего характера, то ты идиот, потому что не ты первый и не ты последний, я быстренько твои коготки вырву, что ты забудешь, что такое дерзить и плеваться такими словами. Будь хорошим мальчиком, и тогда нам всем будет хорошо. — Пошли вы все, — по слогам произносит Чимин, но замолкает от неожиданной пощёчины от Лина, который ничуть не жалеет о содеянном. Где-то тихо шепчет Элдар, что предупреждал. А поражённый Чимин готов уже вырвать руку, которая посмела тронуть его. — Я тебя прикончу, я каждого здесь прикажу казнить, — кричит на них Чимин, когда бета приказывает его увезти. — У Монстра все такие омеги? — спрашивает бета и тростью указывает слугам, чтобы те передали Элдару мешок. — Этот особенный, поверь, если он сказал, что убьёт, то обязательно это сделает, — хмыкает альфа и благодарит за принесённый мешок с золотыми монетами. — Ничего, я его характер куда подальше засуну. — Удачи, Лин, но будь осторожнее, потому что отбившийся от стаи волк страшнее её целиком, — подмигивает ему альфа и, забрав мешок и показывая своим людям, что они уходят, насвистывает свою мелодию, уходит навсегда прочь от этого места.

***

Чимин уже и забыл, как это, когда тебя против воли куда-то тащат, заставляя весь дворец вылезти и посмотреть, что за интересное создание привезли. Он покрывает идущих им навстречу людей благим матом, не скупится на будущем наказании им же. Он большие силы набирает, чувствует, как готов бороться со своими обидчиками и ждёт, когда к главному отведут. Его заносят в гарем и бросают на плитку, ничуть не заботясь, что омега мог удариться. Перед ним тут же возникает толпа любопытных, которые с радостью поглядят на «новое сокровище господина». Чимин быстро поднимается на ноги и, ещё раз послав всех, смотрит на столпившихся омег. — Это что за пташку нам кинули? — смеясь, говорит кто-то. — Да, точно пташка, посмотрите на это гнездо на голове, — и теперь каждый начинает гоготать. — Может хватит обсуждать меня вместе со мной? — подаёт голос омега и, растолкав омег, подходит к небольшому фонтану, чтобы умыть лицо. — Ты что творишь… — но Чимин не слушает, он спокойно вытирает руки и умывает лицо, немного намочив волосы, чтобы те чуть-чуть уложить. — А что, омеге, которого специально привезли для Тхая, нельзя уже воспользоваться водой? — кто-то было начал возмущаться, но замолчал, глядя куда-то за спину Чимину. — Какое ты имеешь право называть нашего господина по имени? — Чимин оборачивается на голос и видит на ступенях молодого красивого омега в чёрном одеянии. Он неспеша ступает по ступеням, будто показывая свою грацию, и не убирает презрительного взгляда с Чимина, которому этот омега уже не нравится и которого тот с радостью в этом фонтане бы и искупал. — Прямое, самое что ни на есть прямое право, — Чимин обходит фонтан и становится почти вплотную к незнакомцу, от которого приятно цитрусами пахнет. — Потому что я привезён специально для него, а если его омегам что-то не нравится, то нечего было меня похищать и забирать от Монстра. — Боже, что здесь творится, — тараторит над ухом Лин. — Господин мой, простите, этот омега… — Ты забыл, как надо усмирять таких горделивых омег или тебе напомнить? — перебивает его омега и переводит взгляд с Чимина. — Нет, мой господин, его только привезли, а он… — А он уже напал на конфликт со мной. Так вот, запомни, малыш, что в этом дворце есть только один омега, который имеет право обращаться к нашему господину по имени и только я имею больше прав, чем все здешние омеги, чем быстрее ты это поймёшь, тем чуть легче тебе придётся, — Чимин даже не меняется в лице, до боли знакомые обстоятельства. Он лижет мокрые от воды губы и окидывает всех взглядом. Видит, как омеги присмирели, стоило этому павлину появиться, видит, как Лин, трясётся от страха перед ним и желает утащить Чимина подальше, видит, как этот самый омега испепеляет его взглядом и уже хочет избавиться. — А теперь запомните вы все, — громко начинает Чимин. — Я привезён сюда силой и силой я буду вызволен. Я не простой омега, с которым можно обращаться, как с вещью, я омега и муж властителя этого мира, того, чьё имя на устах у каждого, того, кто станет закатом этой империи. Я омега Чон Чонгука, — медленно, чтобы каждый услышал и понял, что он говорит, растягивает слова Чимин. — И он придёт за мной, и тогда вы не спасётесь, — Чимин подмигивает омеге в чёрном, слабо улыбается Лину и просит себе ванну.