Шрамы

Алукард поворачивается на бок и тут же закрывает глаза согнутой в локте рукой — прячется от прямых лучей. Пусть он вампир только наполовину и к свету у него иммунитет, по утрам всегда ощущение такое, будто рассыпаешься на части. Клятое солнце! Крадёт возможность поспать ещё немного… А такой был сон… Он распластывается на спине и лениво тянется. Раздражение сменяется блаженством: несмотря на лёгкую ломоту, каждая клетка тела отзывается приятной негой. Организм чувствует себя удивительно отдохнувшим. Мозг медленно просыпается, оценивает обстановку. Судя по звукам и яркому свету, дампир снова заснул в домике. Ну, это и к лучшему: самочувствие восхитительное. Довольная улыбка появляется сама собой. Замечательное начало дня! Он выспался, за окном щебечут первые птицы, рядом, судя по спокойному ритму сердцебиения, кто-то мирно спит… Так. Стоп. Адриан медленно ведёт ладонью справа от себя и упирается в некую преграду. «Преграда» шевелится, но положения своего не меняет. Дампир настороженно приоткрывает глаза, медленно моргает и… Широко их распахивает, упираясь взглядом куда-то между бледных лопаток. На мягко покрывающие спину пряди прямых темных волос. На выпуклые полосы давних шрамов. На едва заметную цепочку позвонков, скрытую наполовину пледом. Неджи. Внутри разливается теплом, отражается улыбкой. Уже вторая за это утро. Кажется, с появлением Хьюга он стал чаще улыбаться. И тут накатывает осознание: Неджи с ним. В одной постели, чёрт возьми. А память услужливо подкидывает обрывки вчерашних фраз. «Отключи голову». «Скажи, если захочешь остановиться». И Алукард наконец понимает. «Это был не сон» К щекам приливает краска. Он давит в себе дурацкое, несолидное совершенно желание укрыться с головой и свернуться клубком. Вместо этого дампир снова откидывается на спину и закрывает руками лицо. Пытается понять, что это за чувство, окатившее жаром с головы до кончиков пальцев. Ему… неловко? Чёрт, да кто угодно, будь ты хоть трижды всемогущим наследником Дракулы, теряется, просыпаясь в постели с человеком, к которому неравнодушен. Но всё-таки…какое же это одновременно приятное ощущение. За ладонями губы расплываются в дурацкую довольную улыбку. И ведь хватило же у него смелости самому проявить инициативу. Как оказалось, не зря. На самом деле он просто не мог больше сдерживаться. Ему и до этого снились довольно…кхм, необычные сновидения, после которых жутко тянуло в паху и хотелось вообще не просыпаться, чтобы продлить удовольствие. А тут… Откровенное признание пусть и истекало логично из детства Хьюга, но упорно не вязалось в сознании. Воспитание в военном клане не подразумевало выражение любви и заботы. Партнеры по спаррингу, вражеские шиноби, которым сильно повезло пробить дистанцию, и разве что мать в раннем детстве, — всё, кроме этого его никто не касался. Никто не мог. От этого осознания Алукарда просто трясло: он был первым, кому Неджи честно открыл свои сомнения, страхи и чувства. И хотелось показать ему, насколько это восхитительно: когда тебя любят. Когда касаются. Когда…да, когда хотят. Конечно, он не был профи в деле соблазнения (тем более, что первый сексуальный опыт был изрядно подпорчен, толком так и не начавшись), но желание понять, как приятно может быть Неджи, подстёгивало продолжить. А когда тот сам подался вперёд, сминая, опрокидывая все свои внутренние барьеры, сомнения Алукарда тоже смыло напрочь. Осталось только чистое, концентрированное удовольствие. Он и не подозревал, что в этом сдержанном парне кроется столько страсти, властности, и одновременно заботы. Он и не знал раньше, насколько эта смесь его заводит. Теперь знает. Охренеть как заводит. Помнит, что в какой-то момент все перед глазами застелило желание, только не помнит, что было дальше. Хмурится задумчиво, оглядывая лежащего рядом юношу. Хьюга во сне проводит рукой, убирая с шеи мешающие волосы, и Адриан видит это. Чуть выше плеча. Багровое пятно засоса и темнеющие на нём две аккуратные точки. Улыбка исчезает. Хочется крепко врезать самому себе. А потом исчезнуть и больше не возвращаться. Желательно, навсегда. Он резко садится в постели, скидывает ноги на пол и… — Рановато для твоей обычной утренней зарядки. Вздрагивает, оборачивается. Неджи уже лежит на боку к нему лицом. Плед покрывает его по пояс, волосы обнимают обнажённую грудь. Взгляд мягкий, жемчужно-тёплый, на губах полуулыбка. А голос удивительно бодрый для только проснувшегося. Алукард прищуривается. — Ты настолько в курсе, что я делаю по утрам? — оскаливается он, бросает непривычно грубо. И тут же мысленно осекается. Да, отлично, Адриан, сорви все свои эмоции на того, кого ты вчера чуть не высосал до капли. Восхитительная идея. Хьюга, кажется, не замечает смены настроения. Продолжая какую-то свою внутреннюю игру он деланно задумывается: касается пальцами губ, поднимает бровь. На поверхности зрачков дрожат озорные блики. От движения руки грудные мышцы шиноби напрягаются и Алукард на секунду залипает. Голова пустеет. Уголок губы Неджи приподнимается. — Ну, встать, чертыхнувшись, пробежаться по лесу, получить хвостом рыбины по щекам в поисках завтрака… чем не зарядка? Против воли Алукард хмыкает в ответ. Но подыгрывать не хочется. — И давно ты не спишь? — меняет резко тему, спрашивает в лоб. Глядя на его недовольное лицо шиноби хмыкает. Искрит весельем во взгляде. Подпирает ладонью голову. Тонкие губы растягиваются в полуулыбке. — Проснулся чуть раньше твоего. Было интересно понаблюдать. Вот зараза. Даже в такой ситуации язык поворачивается кидать сарказмы. Как и всегда. Но вот все остальное говорит прямо наоборот — он ни разу не прежний. Сейчас, лёжа в метре от него, чуть улыбаясь, кокетливо подперев голову ладонью, Неджи выглядит таким открытым, притягательным, таким… домашним, что мрачное настроение вновь смывает волной теплоты. Хьюга, скинувший всю свою спесь и сдержанность — это потрясающее зрелище. И, оказывается, очень сексуальное. До этого момента Адриан и не знал, что нежность и страсть могут смешиваться друг с другом. Не знал, какого это — когда все чувства сбиваются внутри большим теплым комом, пульсируют и плавятся одновременно. Да, видимо, это не брехня и у дампиров действительно большое сердце. Слишком…много ощущений. Но раньше он это ненавидел, а теперь наслаждается. Благодаря одному конкретному человеку. Адриан испытывает непреодолимое желание плюнуть на всё и лечь рядом, провести ладонью по мыщцам пресса, подняться к груди, огладить плечи… И поддаётся. Вот он, на расстоянии меньше вытянутой руки. Ну же, все сбудется, только коснись… Но когда дампир эту самую руку протягивает, тут же одергивает, будто серебром окалили. Дело не в хитроумных ловушках, не в угрозе извне. Он сам себя изнутри жрет, по кускам, глядя на эти две тёмные точки на шее Хьюга. А Неджи перехватывает его за запястье (в который уже раз?) и говорит тихо, но твердо. — Ещё раз начнёшь себе надумывать трагедию века — я покусаю тебя сам. И Алукард понимает… Да ни черта он не понимает, в голове пусто, tabula rasa. Пусть он и сильнейший во всей Валахии (или один из, кто уже сейчас разберёт эту вампирскую иерархию), но при этом абсолютно не осознает, почему обычный человек бесится не из-за того, что перед ним грёбаный кровопийца, а потому что он себя…накручивает? Хотя…какой Хьюга, ко всем тварям Преисподней, обычный? Оказал ему сопротивление при первой встрече, хотя еле на ногах стоял. Молча терпел, пока Цепеш обрабатывал его раны (как бинтовать дампир поначалу знал только в теории, поэтому неудивительно, что шиноби даже вслепую сначала пытался себя бинтовать. Но все же смирился). Выдержал его пьяную истерику, понял и поддержал советом. А когда дампир взбесился из-за ловушки, вместо того, чтобы уйти, был рядом, даже вылечить сейчас пытается от побочки треклятого артефакта. И…Неджи принял его чувства. Принял его, не Алукарда, спасителя человечества и всея Валахии, а Адриана Цепеша — подростка в теле взрослого. Обозлённого, прячущегося от всей херни этого мира в огромном замке. Принял — и открыл в нем новые стороны. Пробудил не только заботу к себе — научил заботиться о других. С ним дампир вспомнил, как же приятно отбросить все эти сверхспособности, клеймо героя и просто быть собой — жадным до объятий, искренним и ласковым. Честно, Цепешу казалось, что эта его часть давным-давно утеряна вместе с недолгим детством. Сгорела в пожаре с матерью. Распалась на куски в детской, как и отец. Но вот он — парень, который возродил то, что давно уже должно быть мертво. Вот он, прямо перед ним, держит его за запястье и злится Так что нет, он ни капли не обычный человек. Он… — Полный псих, — резюмирует дампир шёпотом. Беззлобно, скорее удивлённо, не веря до конца в то, что происходит. — просто констатируя факт. — Я едва не выпил тебя досуха, а ты бесишься из-за моего… самочувствия? Неджи на его реплику закатывает глаза, негромко цыкает. — Псих здесь ты, Адриан Цепеш, если боишься, что меня этим отпугнешь. Я не хрустальная ваза, чтобы ломаться пополам, и не сосуд, который можно «высушить». И я понимаю, с кем связался. Алукард поднимает брови. Взгляд дампира прямо и говорит «правда, что ли?» — Ты без пяти минут в этом мире. Очень сомневаюсь, что … — Теперь понимаю, — обрывает его словесный подкоп Хьюга. — И ты действительно думаешь, что я бы не позволил себя укусить, если бы сам не хотел? Несмотря на всю дерьмовость ситуации и этот неловкий разговор, Цепеш хмыкает. — Конечно, как же я мог забыть, что ты грёбаный мастер держать всё под контролем. Вместо ответа Хьюга улыбается и показывает средний палец. И где только научился? — У тебя же глаза тогда были завязаны, — вырывается у него. — Не отходи от темы, — парирует шиноби. Отпускает, наконец, его запястье, но тут же накрывает ладонь своей, переплетая пальцы. Придвигается ещё ближе, так, что Алукард может сосредоточиться лишь на глазах. Бежево-жемчужных, придымленных лиловым глазах. Невозможно красивых. — Я не говорю, что всё всегда контролирую, это попросту невозможно. Особенно когда я рядом с тобой, — всю логику вырубает, — продолжает Хьюга. Его прямой теплый взгляд, низкие, интимные ноты голоса гипнотизируют, обволакивают сознание. Уносят в потусторонний какой-то мир, состоящий из двух этих составляющих. — Но я действительно этого хотел. Всего, что ты делал. Всего, что ты из себя представляешь. Я хотел тебя со всеми загонами, потрохами и чёртовыми клыками. В горле пересыхает, а сердце бешено бьётся, когда Хьюга приподнимается на предплечье свободной руки, нависает над ним, и шепчет в самые губы. — И хочу до сих пор. Алукард цепляется за этот поцелуй, как жаждущий в пустыне. Минутами раньше ему казалось, что нежность и страсть несовместимы. Теперь он всерьёз задумывается, что от этой гремучей смеси можно разорваться на части. Но если так — даже хорошо. Всё не в лапах ночных тварей, не на кострах инквизиции, не от интриг вампиров. От любви, черт её дери, во всём её проявлении. Потому что он больше не может бегать и по-другому называть это переполняющее грудь ощущение. Адриан обнимает обманчиво-хрупкие, натренированные плечи, утыкается носом в сгиб шеи, вдыхает этот восхитительный запах травяной свежести и чистоты. И позволяет себе просто наслаждаться. И наслаждаться. И… — Н-нед… Ха-а…

***

Алукард сворачивается в объятиях Хьюга, довольно жмурится. Ещё никогда пробуждение не было таким приятным. Восхитительным. Но остался один вопрос… — Так всё-таки, — бормочет он сквозь приятную послеоргазменную негу, — расскажешь, как научился ставить средние пальцы через повязку? Потому что я ни за что не поверю, что тебя учили этому в твоём до костей мозга консервативном клане. Неджи небольно пихает его рукой в бок, но усмешку всё же скрыть таким образом не может. Только не от него. — Всё просто. Я тебя видел. Не буквально, конечно… Потоки чакры. Твои тенкецу. Учился различать сквозь ткань и закрытые веки. Но это было не так легко. — Так ты видишь меня насквозь? — язвит Алукард. И не подозревает, насколько прав. Потому что Неджи серьёзен. — Без шуток. Но с открытыми глазами, конечно, сканировать проще. Теперь поднятая бровь означает интригу. А вот это уже интересно. — Что ты имеешь в виду? — хмурится Адриан в непонимании. Вместо объяснения простое «повернись». Он нехотя выпутывается из приятных объятий, разворачивается лицом к лицу и видит … вздутые вены возле глаз, чёткий контур незаметного обычно зрачка. Всё, как в их первую встречу. — Это моя главная клановая особенность — бьякуган. С помощью неё Хьюга видят на далёкие расстояния, сканируют объект на всех уровнях… Алукард, не контролируя себя, заворожённо тянет руку к его лицу. Неджи выдыхает, когда Цепеш кончиками пальцев проводит по выпуклым венам, аккуратно оглаживает. Одновременно осмысляет полученную информацию. "На всех уровнях …" И тут он реально понимает. Давит коварный смешок. — Хочешь сказать, тебе не нужно реально раздевать человека, чтобы увидеть его голым? Неджи застывает даже на секунду от шока. А затем деактивирует способность и просто прикрывает лицо рукой. — Боже, Адриан… Сколько рассказывал, что Бельмонт — тот ещё извращенец и пошляк, но сдается мне, ты учился именно у него. — Заткнись, — пытается шипеть Адриан, но показное раздражение у него не выходит. Они вскидывают головы, смотрят друг на друга пристально и вдруг начинают смеяться. Дампир приглушённо, чуть наклонив голову, Неджи — приятно-низко, почти не обнажая зубы. Алукард счастливо смотрит в чуть прищуренные, отсвечивающие искрами веселья бело-лиловые глаза. Кажется, он не смеялся уже вечность. Отсмеявшись вдоволь, они лежат на спине, соприкоснувшись головами. Солнце уже вовсю нагло шарит в комнате. — Так всё-таки, — не унимается Алукард, — ты за мной подглядывал? Неджи тыкает его локтём в ребро вместо ответа. Лицо дампира проясняется. — Серьёзно? Он чувствует шорох, оборачивается: Хьюга лежит к нему уже спиной. Кончики его ушей ярко-красные от смущения. Улыбка получается восхищённо-умилённой. Хьюга снова уходит от контакта, когда смущается. Но Цепеш не отстанет. Только не сейчас, когда он так близок к правде. — Когда? — не унимается он. Придвигается к парню, игнорируя всю его закрытую позу, шепчет чуть ли не на ухо, интимно кладёт ладонь ему на плечо. Тот сгибается было ещё больше, но Адриан понимает — это обманный манёвр, чтобы лягнуть или сделать ещё какую подлянку. Он инстинктивно напрягается, когда Неджи выпрямляется, но внезапно слышит тихое. — Когда ты лежал в отключке во время тренировки. И сначала не верит своему вампирскому слуху. — Так ты запал на меня ещё тогда? — счастливо шепчет он в горячую от прилитой крови ушную раковину. — Было необходимо тебя осмотреть. — уклончиво отвечает Хьюга. До последнего держится. Но...и не говорит «нет». Хочется улыбаться до ушей. Чёрт, как же неожиданно приятно. — Ты же меня и так тогда раздел? — Это было необходимо для перевязки, — следует быстрый ответ. Тишина. Выдох. — И… ладно, — будто сдаётся. Хьюга — уверенный Хьюга — запинается на полуслове. — Нужно было уточнить некоторые… детали. Восхитительно-двусмысленное дополнение. Цепеш хмыкает, ведёт ладонью от плеча до бедра одним слитным движением. Сжимает, чуть ощутимо вдавливаясь в кожу полукружьями ногтей. — Выяснил? — интересуется он севшим голосом. Ладонь соскальзывает с бедра вниз. Сжимает сквозь плед напряжённый член. Хьюга шумно выпускает воздух сквозь зубы, поджимает пальцы на ногах. — Я тебе… точно когда-нибудь откушу твой пошлый язык, — грозится он, со всех сил пытаясь сдерживать самообладание. Алукард улыбается — который раз за это утро. Провокационно, нарочито-издевательски. — Можешь начинать прямо сейчас. Его ладонь исчезает под пледом. Неджи уже не может угрожать. И обещание свое почему-то не исполняет. Может потому, что в интонациях его севшего голоса кроется совсем не угроза, а тщательно скрываемый интерес и желание продолжить. Адриан скидывает дурацкий мешающий плед и довольно, даже хищно улыбается. Восхитительное утро. Побольше бы таких.