Лабиринт забвения

В глазах всё ещё мельтешили вспышки, но странное место с доской осталось позади. Тишину и туман сменили сквозняк и чей-то тихий разговор. Переговаривались Виллина, которую, как оказалось, звали менвитским именем Ин-Тар, и Ор-Вас. — …так и не получилось. Не могу ни доложить обстановку, ни даже узнать, как там мой сын. — Ты ведь видела его минут пятнадцать назад. — Это не то, понимаете? Не то. Я видела его, но не могла ни поговорить, ни коснуться. А у него синяк в пол-лица. Могу я хотя бы узнать, с кем он подрался? — Потерпи, что я могу сказать? Представь, что кто-то вынужден жить в таком состоянии годами. Я, например, оставила своих сыновей на много-много лет… С добрым утром, Морни! Морни села, потирая глаза, в которые словно песка насыпали. Почему-то она лежала на постели Лин-Хеса в отведённой менвитам комнате. Сам он сидел на полу у окна, а Ин-Тар с Ор-Вас устроились на своих местах в другом конце комнаты. — Вроде был обед, а не утро… Они собирались обедать, когда вдруг один за другим начали падать, как в день усыпления в Ранавире. Морни редко видела панику в глазах менвитов, но в этот раз её было в избытке. — Ты проснулась — значит, утро. Вот как… — Где все? — Делают вид, что не знают командира, — отозвался Лин-Хес. — Вы арзаков чуть не до седины напугали. — Да? Опять шахматы… — Знаю, просветили. Вы, похоже, в порядке съедения в себя приходили. С разницей в две-три минуты, ну, и ты — последняя. — И… как все? Лин-Хес взглянул в окно и покачал головой. — Саа-Мар оскорблён до глубины души, но молчит. Ал-Сур и полковник Кер-Со погружаются в уныние где-то за ёлками. Кун-Сат просто туда-сюда шатается. Командир вроде сидел на крыльце — отсюда не видно. — Генералам бы так подробно докладываться, — невесело усмехнулась Ор-Вас. Морни встала и направилась к выходу. Мон-Со действительно сидел на крыльце. Оно удачно выходило на другую сторону здания и отделяло его от остальных. Природа — гнилостно-серое с желтизной небо и бледные в бессолнечном свете деревья — ещё сильнее подчёркивала, даже выпячивала его отчуждённость. — Как колено? — спросила Морни, садясь рядом. — Не слишком сильно врезала? — Оно сейчас беспокоит меня меньше всего. — А что — больше? Если до этого Мон-Со смотрел куда-то вглубь аллеи, то сейчас развернулся и с предельно серьёзным видом уставился на Морни. — Ответ очевиден. Нет с-смысла озвучивать. — Молчание приносит только больше боли. Вспомни «Диавону»: тебе ведь становилось легче, когда Ильсор начинал приставать с разговорами. Мон-Со хмыкнул, но после непродолжительной паузы всё-таки сказал: — Кау-Рук назвал бы это как-нибудь по-книжному. С-скажем, манифестом предателя. Я говорил брату, что ос-станусь предан Энар-Таари, а сегодня сдал партию арзакам. Ты ведь видела, кто был на дос-ске. — Тш, ну, ту же Дан-Клар я бы предпочла не видеть. И не трогать. — Тем ходом я обруш-шил свою жизнь в пике. Всё, что было. «А что у тебя было? Служба? Может быть, дом?» Морни прикусила язык: затевать конфликт мировоззрений сейчас точно было не место и не время. Что будет, если предложить ему остаться? Согласится? Может ведь и решить, что ему лучше уйти в пустыню и скитаться там до конца жизни… Может ведь, изолятор иситов. — А если ты скажешь им, что делал это, чтобы спасти тех, кто попал в Ирмель, если вдруг шахматы — наш коварный план? Арзакский, я имею в виду. Ответный смешок, наверно, можно было приравнять к «Нет, дурацкая идея». Вообще, он сегодня слишком эмоционально реагирует: хмыкает, смеётся, шипит больше обычного… — Мы — тоже часть твоей жизни. Тот ход, он ведь именно об этом. Не знаю, как ты относишься к Киану, но ты явно не хотел, чтобы Ильсор его потерял. — Я не могу просто взять и остатьс-ся. — Характер не позволит. Но… ты, кажется, хотел встретиться с Ильсором? Вчера. Или сегодня — я не следила за временем. Уследишь тут, когда тебя танцуют так, что дыхание перехватывает. Нет, танцует он, конечно, в стиле «танк на марше», но кому нужна грация, когда важен вложенный смысл? Согласился — это уже много значит. — В таком случае я остаюсь не просто, а с конкретной целью. С этим, по крайней мере, можно идти к Малису. — Мон-Со подозрительно покосился на появившегося на дорожке Хоши и добавил: — Попытаюсь официально запросить политическое убежище. — Собрать тебе свидетелей? Ну, из чёрных фигур. — Собери. Как будет «политическое убежище» по-арзакски? Эм-м… Действительно, как? Слово «убежище» в арзакском есть, а вот «политический»… — Морни. — Исит его знает. Пошли к Малису — для начала ему надо объяснить, что с нами вообще случилось. С Малисом Мон-Со разговаривал сам, без помощи Морни как переводчика. Как и на «Диавоне», он сносно понимал, но речь давалась ему тяжело. В арзакском многое зависело от произношения: звуков было гораздо больше, чем букв, гласные отличались по долготе, согласные, как когда-то отметил Аш-Риа, тоже вели себя не лучшим образом… В менвитском всё было просто: одна буква — один звук. Если звук долгий, то он обозначается двумя одинаковыми буквами. Сама Морни не вдумывалась, но Ильсор говорил, что это в большей степени касается гласных, «ш» и «с». Что ж, «ш» и «с» проскакивали у Мон-Со даже в арзакском, но Малис его понял. — Я хотел предложить это Ин-Тар, — сказал он, — но, наверное, стоит озвучить при всех. Вдруг ещё кто-нибудь захочет присоединиться к тесному кругу менвитов на нашей стороне? — Вы так быстро записали меня в сторонники? — не поверил Мон-Со. Дурашка, ну все ж одинаково реагируют — должен был привыкнуть. — Ну я же не слепой! — фыркнул Малис. — Да, в качестве напутствия от старого и, надеюсь, мудрого колдуна. Во-первых, берегись Таменди: при встрече она захочет оторвать тебе всё, что отрывается. Во-вторых, арзакское местоимение «вы» — только для множественного числа, не надо прикидываться вежливым. Обычно людей это бесит: выкающий по-арзакски менвит кажется лицемерным. — Спасибо за советы, я учту. — Ладно, собирай остальных — будут решать, что им дальше делать.

***

— Начинаем составлять список наших менвитов! — постановила Оррика. — Кау-Рук, вы идёте первым номером. Шахматы свалились на них, по ощущениям, среди ночи. Сейчас, в десятом часу утра, все просыпались помятыми, как будто и не ложились вовсе. — В столице составим, — сказал Тъяри, отмахнувшись от бабушки. — Давайте, собираемся. Завтракаем — и едем! Колдуном овладел извечный арзакский энтузиазм, к которому Киан так и не смог до конца привыкнуть за все эти годы. Впрочем, он был совершенно согласен с Тъяри: надо ехать, и поскорее. В столь маленьком доме элементарно опасно проводить время такой куче народа. Ладно ещё Киану с его сломанной рукой приходилось спать сидя — потерпит, так ведь и остальные, лёжа вповалку, могли что-то кому-то повредить. Кау-Рука, которому такой способ спать вообще оказался в новинку, стоило пожалеть отдельно — менвит всё-таки, хоть и тёплый. Оррике только что рассказали о партии, и она уже решила, что ей жизненно необходимы свои менвиты. Что за этим последует, Киан пока не решался загадывать. Расширение влияния? Возвращение разведки в новом виде? Это всё не её работа. Попытка всё-таки поговорить с Дан-Клар? Киан видел её вблизи, и она не показалась ему особенно ужасной. Менвитка как менвитка. В любом случае, Оррика уже составляла список. Кау-Рук, Кси-Лей, Ин-Тар, если верить вчерашнему сообщению Малиса… Мон-Со, которого после партии просто было нельзя отдавать менвитам… — Лон-Гора запишите, — сказал Кау-Рук, обращаясь к составителям списка. — Мы успели парой слов перемолвиться… Жаль, что в начале партии в разных краях стояли. — Лин-Хеса ещё, — предложил Ильсор. Он всё утро сидел в углу и что-то записывал в блокноте. Казалось, у него появился план, и даже невозможность включить в этот план Кси-Лей ничего не нарушила. По крайней мере, не так, чтобы план утратил смысл. — А представьте, — вдруг заговорил Анрай, с сосредоточенным усердием нарезая хлеб на бутерброды, — запустить в Интерсеть объявление. Мол, все сочувствующие, объединяйтесь! — Насладившись ошарашенными лицами окружающих, он громко фыркнул. — Нет, я понимаю, что мы так делать не будем: шпионы там всякие, бла-бла-бла… Просто хочу посмотреть на менвитские рожи, когда они это увидят. — Вообще-то, неплохая идея, — заметил Ильсор. — Но не «объединяйтесь», а «подумайте». Мы в Бассании уже думали о чём-то подобном — Мелиэ должна была заняться и, видимо, на том и попалась. Надо будет у Ленмара спросить… Но тут нужна какая-то историческая основа. — В каком плане? — спросил Анрай. — «Подумайте, почему мы поработили арзаков»? — сформулировал Кау-Рук. — Самым логичным, что я на эту тему слышал, было «Верховный постановил, что это экономически выгодно». А в основном… Киан, Ильсор, вы читали наши учебники истории? — Нас считали непредсказуемыми и опасными, как-то так, — отозвался Киан. — Но предпосылок никто не приводит. Кому арзаки в нормальных условиях могут показаться опасными? — Мон-Со, — одними губами ответил Кау-Рук. — У нас тоже не приводят предпосылок, — сказал Тъяри одновременно с ним. В ответ на это неожиданно ожил Кэлен, затаившийся в противоположном от Ильсора углу. — Ночь чёрных огней, — пробормотал он, не поднимая головы. — Ты говорил мне. Ильсор, в вашей Библиотеке нет сведений? Тъяри покивал, подтверждая: разговор был — и отвернулся к плитке. Ильсор покачал головой. — Если только в Ирмелийской… могли быть. В Бассанийской… может, конечно, и появились за годы экспедиции, но у нас нет к ней доступа. — Ланат же взломал её сервер! – возмутился Кау-Рук. — Мы ещё Мон-Со звонками доставали… Сын выронил блокнот и бешеным взглядом уставился на штурмана. Тот явно почувствовал себя неловко под этим взглядом. — Ты что, не знал? Ильсор несколько раз отчётливо моргнул, выдохнул и заговорил вкрадчиво-объяснительным тоном: — Полковник, сервер Библиотеки невозможно взломать. Элементарно потому, что у неё нет никакого сервера. Кау-Рук изобразил свою версию безумного непонимания. — Где же вы тогда храните оцифрованную информацию? — В облаке. Буквально. Полковник на несколько секунд запрокинул голову, словно проглатывая новые сведения, и поинтересовался: — Что тогда взломали Ланат с Юнсаром, если до библиотечного номера Мон-Со мы всё-таки дозвонились? — Понятия не имею. Отец, где там список проблем, которым ты Мон-Со пугал? Его надо дополнить. — Доберёмся до Мон-Со — дополнишь. Ответом стал уже знакомый остекленевший взгляд. А Киан надеялся, что колдовские шахматы умеют сносить установки… Ничего, есть шанс, что Ин-Тар или Мон-Со смогут убрать эту гадость.

***

Арзаки сдержали обещание. Вечером Малис объявил, что всех, кто хочет вернуться в Энар-Таари, бережно сопроводят к перевалу Ламь, откуда они смогут беспрепятственно выйти к менвитским пограничникам. Однако, сказал арзак, если кто-то решит остаться, то ему будут гарантированы поддержка и безопасность. Ни Малиса, ни кого-либо из его компании на доске не было, но Кер-Со не сомневался, в чей адрес это было сказано. И, что самое идиотское, он не мог не признаться себе: его брату так будет лучше. В Энар-Таари Мон-Со ждут трибунал и пустыня. Кроме брата, оставались Лин-Хес и Ин-Тар. Последняя несколько раз спросила у Кер-Со, не хочет ли он присоединиться. Нет. Не хотел. Он не хотел предавать страну, которой давал присягу. Да, за нарушением клятвы не следует кары свыше, как твердили доисторические богословы, но нарушать её — всё равно худшее из преступлений. Впрочем, менвиты, клявшиеся в верности Энар-Таари, могли уже через месяц сцепиться друг с другом в смертельной схватке, не поделив какую-нибудь ерунду… что, в общем-то, и обеспечивало Комитет основной частью работы. Клятвы… Не в той организации Кер-Со служил, чтобы им верить. Он всего лишь пытался придать более или менее благородный вид собственной обиде на брата. Знакомый фургон — оказалось, общественный транспорт в арзакском понимании действительно общественный — готовился выехать на восток, а Кер-Со всё не мог понять, что должен сказать на прощание. Партия состоялась вчера в середине дня, и с того момента он ни словом не перемолвился с Мон-Со. Собственно, из всех возвращавшихся менвитов с ним говорила только Ор-Вас. Хотелось не то напиться, не то съездить Мон-Со по роже. Может, всё вместе. Поимел бы совесть, сволочь — на глазах у Дан-Клар бунт устраивать. Если так подумать, теперь ещё и Кер-Со из Комитета попрут, потому что… Ладно, про мать-террористку он мог не знать (и не знал, пока случайно на снимок не наткнулся — в лицо-то он её помнил). Ладно, он мог не знать про беллиорские приключения братишки — тот и сам ни зорна не помнил. Но после такого демарша Кер-Со спишут как ненадёжного просто по совокупности. И это — если по пути ничего не произойдёт и отряд доберётся до дома. — Все ждут только тебя, — сказал Мон-Со. Действительно, все уже забрались в фургон, даже Хоши, который их повезёт. Возле Кер-Со остались только Мон-Со и Морни. Что всё-таки сказать? И стоит ли? Имеют ли для Мон-Со хоть какое-то значение слова его брата? Кер-Со всегда любил его. Когда они остались вдвоём, неосознанно — много ли надумаешь в четыре года? Когда брат был в коме, когда они не виделись годами, потому что у Мон-Со вечно находился повод удрать… Так было даже удобно — Комитет не способствовал устойчивым личным отношениям с кем-либо, а брат просто был, и этого было достаточно. Размышления о любви были несерьёзны, не имели смысла. Давно, после комы, Мон-Со назвал брата истеричкой и параноиком. Был прав. Но только когда дело касалось его. Увы, Кер-Со едва ли мог когда-то рассчитывать на ответ. Его всегда отвергали и вот, наконец, отвергли окончательно. Пора было идти. Кер-Со в последний раз посмотрел в глаза брату. «Ты — всё, что у меня когда-либо было». — Если встретимся в бою… убей меня. Отряд оставил ему место в кабине. Теперь, когда народу стало меньше, здесь можно было сидеть вдвоём. Когда фургон выезжал за ворота, Кер-Со оглянулся. Эти двое обнимались.