9 жизней Дьявольской Кошки

Лечебный сон затянулся и около суток я пролежала пластом на бархатной подушке в корзине возле камина. По возвращению хмырь предпринял еще одну попытку накормить меня, на этот раз велев подать готовое мясо и даже мелконарезанные тушеные овощи, и вероятно я бы даже приняла это подношение, но увы, проблема была не в моем нежелании принимать пищу из рук врага, а банальная неспособность найти пасть у этого тела. Голод к тому времени перешел от стадии «зверский» до «а уже как-то и не хочется». Возможно это был бы любопытный опыт, никогда прежде я не испытывала подобного и хотелось бы прочувствовать все в полной мере, но из-за общего паршивого состояния я была не способна даже на это. Хмырь то и дело мелькал в поле зрения, но с нежностями не лез — и на том спасибо. Пару раз, правда, погладил, помял бока, пощупал уши, но делал это молча и со сосредоточенным лицом — проверял на повреждения? В конце концов, не найдя ничего подозрительного и не поставив диагноз, притулился на софе с книгой, да так и просидел там до поздней ночи. Все на что меня хватало это лежать свернувшись клубком, время от времени уплывая в бессознательное состояние. О том, что дело обстояло хуже, чем я изначально думала, я поняла, когда на задворках сознания послышались голоса давно прошедших событий. Ослабленный разум лихорадило и всплывали даже те воспоминания, которые стерла смерть и последующие перерождения. Первый взгляд на залитый солнцем задний двор дома, что возвел Архей в ожидании нас. Первые шаги по зеленой траве и щекотка ветра, ласкающего нежные новорожденные крылья. Первый звук — голос Архея, зовущего меня по имени. Первый увиденный мной лик другого существа — предвкушающее и уже немного строгое лицо первого брата: «Как долго! Ты опоздала, мы же ждали!» Лицо Неро словно отражение моего собственного. В детстве нас можно было принять за близнецов: одинаковая форма глаз, изгиб бровей, цвет волос, даже вихры на челке в одних и тех же местах. Только у него крылья были черными, что делало его единственным в своем роде. Даже цвет глаз у нас одинаковый, синий с серым, вплоть до каждой искорки млечного пути. А еще последние слова перед первой смертью… — Моя прелесть. Я вздрогнула от неожиданности и проснулась. Чертов хмырь! Неужели нельзя проявить хотя бы немного такта? Про сочувствие даже не заикаюсь — откуда демону знать об этой несомненно замечательной вещи? Перед мордой вновь показалась рука в белой перчатке, на что я вяло огрызнулась, но совсем тихо и вяло. Баскервиллю явно не понравилось отсутствие праведного гнева и негодования, а потому недолго думая этот гад подхватил меня под лапы и поднял верх, задумчиво вглядываясь в пустые глазницы маски. Обычно яркие белые огоньки, заменяющие мне глаза, сейчас едва тлели, выдавая мое состояние с головой. Неужели дьявольские кошки обладали такими ненадежными телами, что его привело в негодность всего лишь высвобождение резерва? Не хочется признавать, но кажется вся информация, добытая непосильным трудом, канет в забвение вместе со мной. Я чувствовала, что это тело не справляется с ранами, так что… кажется, все-таки пришло время возвращаться на Небесную Карту. Обидно, я ведь действительно добыла важную информацию… хотя ладно, и без меня справятся, в конце концов, я всего лишь Звезда Мирных Дней. — Нет, так не пойдет, — внезапно вторгся в мою голову глубокий голос Баскервилля. И в следующий миг я почувствовала, как ненавистная рука снимает с шеи ошейник, а вместе с ним пропадает сдерживающий аркан. Эффект вышел мгновенным, стоило чужому аркану исчезнуть, как дышать стало легче. Тяжесть в теле и головокружение стремительно пошли на убыль. Огоньки в глазницах костяной маски вспыхнули ярче, а вдоль хребта прошла дрожь — так вот в чем было дело! Я настолько привыкла к этому чудовищному аркану, что забыла, как сильно он ударил по моим способностям в этом теле! — Гр-р-р!.. — тут же ощерилась я на хромого, что все еще держал меня в руках. Если бы не этот поганый ублюдок я бы уже восстановилась! — Так сразу? — чуть изогнул бровь в наигранной обиде этот подонок. — Солнце мое, неужели ты притворялась, чтобы я снял свой подарок? Вот же сволочь! От распирающего меня возмущения я раздулась, шерсть встала дыбом…но ослабленный организм поспешил напомнить о себе в виде накатившей волны слабости. Ну уж нет! Этот треклятый ошейник наконец-то не сдерживает меня — нельзя упускать шанс! Наизнанку выверну это тело, но с хмырем распрощаюсь! Баскервилл, что до этого наблюдал с неизменной легкой улыбкой, немного опустил уголки губ. — Так все же серьезна? — полу утвердительно вздохнул он. — Моя прелесть, тебе стоит сосредоточиться на регенерации, а не делать глупости. — Ш-ш-ш, — прошипела я ему прямо в лицо и кое-как выкрутилась из рук. Впрочем, он особо и не усердствовал, позволив спрыгнуть на пол. Заняв оборонительную позиции, изогнула хвост на скорпионий манер, но нападать не спешила, лихорадочно прокладывая в голове путь для побега. — Девочка моя, ты ведь помнишь, что я уже однажды надел на тебя ошейник? — миролюбиво напомнил Баскервилл, демонстративно помахивая ненавистно вещицей. — А в таком состоянии ты и подавно не сможешь оказать сопротивления. Тогда я, к своему стыду, недооценила противника, но теперь зная всю необъятную глубину сил хромого буду в разы осторожнее. Тем более, кажется на этот раз мы поменялись местами и теперь недооценивал противника как раз он. Это сыграло против меня, а теперь сыграет и против него! На короткий миг мне показалось, что лицо хмыря помрачнело, но заговорил он с прежней благодушной интонацией, словно разжевывал нерадивому ребенку простейшую истину не подлежащую сомнениям. — Прелесть моя, разве сейчас стоит показывать норов? — вкрадчиво начал он, продолжая стоять в расслабленной позе и глядя на меня сверху вниз. — Твое здоровье подорвано, не лучше ли сосредоточиться на восстановлении? И тут бы мне поступить по-умному, сделать вид, что он прав и послушно свернуться клубком имитируя сон, а на деле выжидая благополучный момент… но нет, в ответ я лишь фыркнула, вздернув голову и распушив и без того богатый меховой воротник. Возможно Неро был прав и мне действительно нужно тренировать не мускулы, а смирение или на крайний случай хитрость? Что ж, подумаю над этим как выдастся свободное время — иногда старшие братья действительно говорят умные вещи. К сожалению, сейчас я слишком устала и была неимоверна зла, чтобы вспомнить о благоразумии. Уголки губ Баскервилля опустились еще чуть-чуть и пусть тень улыбки еще витала на его лице, но это вероятно был первый раз, когда я видела у него настолько серьезное выражение. Полумрак комнаты загустел, став вязким и почти осязаемым. Баскервилл не использовал заклинаний, даже пальцем не пошевелил, но тьма как верный пес ластилась к нему, в ожидании команды. Но за столько времени я успела изучить его способности и теперь они не приводили меня в ступор. Это все еще было жутко и малопонятно, но после всех размышлений я нашла в арсенале своих способностей одну единственную, способную противостоять этой силе. По крайней мере в теории. На практике эту догадку только предстояло проверить. По мышцам прошла предвкушающая дрожь — достойный противник сумевший пробудить боевой азарт. Было в этом что-то кошачье, но я была уверена, что это было не влияние тела, скорее плохая привычка свойственная именно мне. Баскервилл всегда был достаточно догадлив и эмпатичен, считывая эмоции как строчки книги, так что не почувствовать мой настрой он попусту не мог. — Какая плохая девочка, — со смешком пожурил он, делая шаг вперед, на что я тут же ответила выпадом хвоста. На периферии мелькнула тень, от которой я уклонилась, отпрыгнув в сторону. Ожившие тени пустили знакомые уже шипастые лозы, они подобно змеям медленно ползи в мою сторону, разве что не шипели. Ха-ха. Чем-то подобным меня уже не удивить. Из глаз хлынул туман. В виске прострелило острой болью, но на плотность и количество это никак не повлияло. Тени и туман схлестнулись, в тщетной попытке поглотить друг друга, но за этим действом я не следила, посвятив все свое внимание хромому. Он наоборот, за возней вокруг нас наблюдал с искренним любопытством, вероятно, впервые кто-то умудрился дать ему хоть какой-то отпор. — Как интересно, — подтвердил мои догадки он, — впервые вижу подобное. — Фр-р, — высокомерно усмехнулась я, приосанившись и дернув ухом. Я наблюдала эти способности не один раз и разумеется позаботилась о контратаке. Это безмозглые демоны продолжают трястись от страха не имя шанса дать отпор, но я — другое дело! Дважды одним и тем же меня не взять. — Но милая, — вернул свой взгляд ко мне хмырь, — этого недостаточно. Пламя в камине вспыхнуло, светильники повинуясь мысленному приказу загорелись ярче, и плотная живая тьма поблекла, отползая к углам. Это было слишком неожиданно. Какой ему резон от этого? Логично предположить, что для повелителя теней, чем они гуще, тем лучше, а значит он что-то задумал. На всякий случай отскочила к противоположной стене, разорвав между нами расстояние, но Баскервилл не двигался, только проводил мой маневр взглядом. Настороженно замерев, огляделась, но ничего особенно не обнаружила. Пламя в камине бушевало, норовя вылезти за пределы решетки и перекинуться на стены, тени от этого буйства зашлись в неровном танце, но уже не пытались напасть. — Куда ты смотришь? — внезапно спросил Баскервилл, заставив меня сосредоточиться на нем. По губам скользнула непривычная предвкушающая улыбка. — Оглянись назад, солнце мое. Голова повернулась прежде, чем я успела усомниться в действии. На стене за мной в точно таком же неровном танце колыхалась и моя собственная тень. Она искажалась, шла волнами, постепенно теряя черты кошачьего тела, медленно, но верно вытягиваясь и деформируясь. — В отличии от всякого сброда, твоя душа слишком сильна, чтобы я мог взглянуть на нее, — продолжил где-то на периферии сознания свою речь Баскервилл. — Но теперь, когда ты ослабла, думаю, ничто не помешает мне посмотреть на твою суть. Тень окончательно потеряла всякое сходство с кошачьим телом, она встала на ноги, вытянула руки, подняла голову с собранными на затылке волосами, затем неуверенно повела плечами, словно отвыкнув от этой формы, и за спиной раскрылись крылья, что заняли половину всей стены. Краем уха уловила вздох Баскервилля, но из-за парализовавшего меня шока толком не заметила этого. Шерсть вдоль хребта встала дыбом. Я ошиблась. Он повелевал не тенями. Хозяин Трости повелевал душами. Подобное за рамками возможного! Ни Первородные ангелы, ни Древнейшие Дьяволы не обладали подобными способностями! Что делало Баскервилля едва ли не самым опасным существом за всю историю мироздания. Я перевела тяжелый взгляд обратно на хромого, но тот все еще разглядывал тень за моей спиной. На лице у него застыло престранное выражение, распознать которое у меня так и не вышло. — Так вот почему подчиняющий аркан так и не подействовал, — вдруг сообщил он, вновь сосредотачивая внимание на мне. Несмотря на то, что теперь Баскервиллю стало известно, что перед ним не безмозглая нечисть, говорил он по-прежнему мягким терпеливым голосом. — По моим расчетам плотность вязи заклинания была достаточной, чтобы подчинить разумную форму жизни. Я даже накинул точно такой же аркан на высшего оборотня и хватило суток чтобы он по команде приносил палки и давал лапу. Хотя по началу мне и показалось, что ты присмирела через пару дней, но думаю, дело было в другом. Моя умница была терпелива и выжидала момент. Он ласково улыбнулся и кинул ошейник на софу, теперь у него в руках была только трость, на которую он легко опирался. — Но что же нам делать теперь? Аркан не сработал, следовательно, и смысла в нем больше нет, он только мешает тебе восстанавливаться. Я напряглась, шестое чувство нашептывало, что вот-вот случится что-то еще. Все чувства обострились, когти впились в толстый ворс ковра, а исходящий из глазниц туман уже устилал весь пол в комнате — помещение быстро пропитывалось моей энергией, и я буквально чувствовала, как от этого растворяется наложенный на особняк щит. Баскервилл тоже это чувствовал, но делать что-либо не спешил, только задумчиво разглядывал меня и мою тень. — Приручить дикую собаку куда легче, чем перевоспитать уже обученную, знающую лишь одного хозяина, — вздохнул он, на что я непонимающе дернула ухом — он сравнил меня с собакой? Уловив отголосок эмоций хромой благодушно пояснил: — Ангелы всего лишь хорошо выдрессированные сторожевые псы, не имеющие собственной воли, верно говорю, солнце мое? Подобное оскорбление снести было невозможно! Как такое ничтожество смеет оскорблять нас?! Шерсть вдоль хребта и хвоста встала дыбом, а из глотки вырвалось жуткое змеиное шипение совершенно не похожее на кошачье. Подобная реакция показалась Баскервиллю забавной, и он легко рассмеялся: — Что такое, моя прелесть? Почему ты злишься? Неужто ты не знала этого? — Он озабочено наклонил голову на бок. — Или ты еще слишком молода и не поняла, что ваш «Бог» это люди? Человечество держит вас на цепи и распоряжается вашими жизнями. Туман пошел волнами, стало сыро и холодно, каждое новое слово Баскервилля сопровождалось облачком пара. Тени оттесненные на периферию вновь зашевелились, сплетаясь единый кокон вокруг нас, сбивая светильники, впиваясь шипами в обои и разрывая редкую мебель, стоящую вдоль стен. А между тем глубокий бархатистый голос неумолимо продолжал изливать свои гнусные полные яда слова: — Вы существуете только ради людей, ради них рождаетесь, ради них живете, ради них убиваете, ради них страдаете и ради них умираете… разве это не удел собак? Огонь в камине надрывно зашипел и опал, хлынувший за решетку туман проглотил последние лоскуты пламени, и комната погрузилась во тьму. В следующий миг я метнулась в сторону, сделав ложный выпад удлинившимся хвостом в сторону Баскервилля — из-за высокого плотного тумана и темноты разглядеть стремительное движение с его слабым зрением было невозможно. Хвост сбил кресло и столик, метнув мебель в противника, но они рассыпались в прах еще на подлете. Тени и туман вступили в схватку, отчего стены комнаты затрещали, стекла задрожали и пошли трещинами, но не лопнули — держались исключительно за счет защитного аркана, впаянного в кровавую кладку особняка. Стоя по колено в тумане Баскервилл выглядел возмутительно безмятежным, но это было обманчивое впечатление — череп на трости лязгнул челюстью и в глазнице зажегся потусторонний зеленый свет. В ответ на это туман стал закручиваться в воронку в центре которой стоял хромой. Теневые лозы, подхваченные потоком, потянуло следом, и они стали отрываться от стен. Мне нужно было больше — намного больше тумана! — Прелесть моя, тебе не растворить мой барьер, — как бы между делом заметил Баскервилл и шевельнул тростью. В ответ на это движение пентаграмма, нанесенная на потолок, вспыхнула светом обозначив рисунок. — Эта комната самое защищенное место в доме. Я промолчала, затаившись в тумане и скрыв свое присутствие, сосредоточилась исключительно на выработке тумана. Треть резерва, выпущенная на инстинктивном уровне при встрече со странной крысоподобной тварью, почти убил это тело, но и оставил в барьере пару дыр. Правда сейчас этот способ — чистый суицид. После него и здоровое тело было порвано едва ли не на лоскуты, а сейчас меня добьет и одна пятая резерва, а потому нужен был иной способ. Уж не знаю какой орган отвечал за туман, но никакого дискомфорта или напряжения внутри тела я не ощущала, но глазницы костяной маски пошли мелкими трещинами — слишком большой объем я прогоняла через небольшие отверстия. Я не была уверена, хватит ли того количества что уже имелось, но и ждать больше было нельзя — трещины на окнах стали срастаться, а значит Баскервилл стал вливать силу в барьер. — Мр-рф! — напрягшись заставила туманную воронку ускориться и накрыть хромого с головой. Плотный белесый полог на несколько мгновений полностью скрыл жуткий зеленый свет, исходящий от черепа. Перемолотые, с обломанными шипами и спутанные ошметки теневых лоз шевелились полудохлыми змеями, но им на подмогу из самых темных углов уже спешили новые. Туман клубился, стараясь поглотить добычу, но хватило его ненадолго, прошло чуть меньше минуты и ловушка пала, разлетелась клоками эфемерной ваты. И хотя туман не пропал полностью, все еще покрывая плотным ковром пол, движение воронки замедлилось и вскоре совсем прекратилось. Пентаграмма на потолке вспыхнула с новыми силами и тогда дрожь стен прекратилась, пропали трещины на окнах. Защитный барьер был полностью восстановлен. — Что ж, это будет хорошим уроком, верно, солнце мое? — улыбнулся Баскервилл, опуская трость. Но этот самоуверенный вопрос остался без ответа. Потому что в комнате меня больше не было.