Of Sheep and Battle Chicken

Голоса не прекращались. Паркер?! Где Паркер?! Батарианцы захватывают FOP! Они подложили бомбы своим гребаным детям! Запах горелого мяса, привкус пепла на языке… Где наша проклятая огневая поддержка! О господи - медиков вывели... Резкие согласные Хар'шая, сверкающие игольчатые зубы, обнажённые в тысячах голодных оскалов… Глупая обезьянья мерзость, ты думал, что сможешь бросить вызов Кулаку Хар'шана? Узрите свою смерть от рук ваших лучших! Ощущение порванной мышцы, тепло вытекающей крови… Что случилось с моими мальчиками, Шепард? Что... почему ты не защитила моих мальчиков? Я доверял тебе, несмотря ни на что… они должны были быть в безопасности с тобой… Ах, вот она, пустая агония, которая никогда не прекращается... она питает, она питает, красная ярость, как прилив, возвышается над крохотной, изломанной фигурой девушки, все огромные глаза и грязная копна черных волос, прилипших к голове потрепанный плюшевый мишка… Вы должны сделать… то, что мы не смогли… они идут… Шепард открыла глаза, весь мир превратился в белое пятно, пронизанное зелеными и черными полосами. Всплески боли пронзили ее руки, живот и бедра. Она сделала глубокий, судорожный вдох. Пока, смерть. На днях мы хорошенько поболтаем о том, какой ты паршивый парень. проклятый дразнитель. — Я думаю, она просыпается, доктор. Голос был женский, мутный и измученный, и на мгновение незнакомый. Шепард начала садиться, ее движение остановила рука на плече, и она сильно моргнула. - «Полегче, коммандер. Вы получили много повреждений там внизу, даже до того, как решили ударить гета». Женщина перед Шепард была высокой, с гибкими стройными формами прирожденного космонавта. Умные, спокойные зеленые глаза ласково сморщились, когда она положила подушку за спину Шепард, но ее губы были сжаты в мрачную линию, придавая ее классически красивым чертам усталый оттенок. Серебристо-седые волосы ниспадали на обе стороны, ее униформа была бело-зеленой, как в медицине Альянса, но с четырьмя серыми полосами майора. Шепард тряхнула головой, чтобы прочистить мысли, и вздрогнула, когда это движение вызвало взрывы в ее черепе. - "Ой. Извините, док, я немного... все еще одурманена. Объясните мне? Полагаю, вы корабельный врач. Никогда не было времени, чтобы сделать мой медицинский осмотр". Шепард откинулась назад, осматривая комнату. Медицинский отсек был тускло освещен, в дальнем конце стоял плоский металлический стол, заставленный медицинскими журналами, и компьютерный блок с тактильной клавиатурой, обрамляющей форму нескольких рамок для фотографий, которые в противном случае были погружены во тьму. На двери висел дозатор медигеля. Вдоль ближней стены стояли медицинские сканирующие кровати, на потолке стояли шкафчики с причудливыми надписями — «БиоСтат», «РефСтаб» — с тяжелыми замками. Рядом с дверью сидела Уильямс, теперь уже в стандартной униформе морской пехоты BDU, с закатанными рукавами, обнажающими повязки с медигелем на предплечье. Один глаз и часть ее лица были закрыты бинтами, а также толстыми бинтами, обернутыми вокруг ее туловища. Оставшийся глаз женщины был прикован к Шепард. Доктор вздохнул. - "В самом деле. Я Карин Чаквас, майор медицинской службы Альянса. Офицер корабельной медицинской службы. И у вас длинный список травм, юная леди. Вы только прибыли на Нормандию, но у вас как минимум два выстрела, сколотый позвонок, ожоги первой и второй степени большей части правой стороны лица, кусок металла в одном бедре, сто тридцать два металлических осколка внедренных в ваше тело, плазменные ожоги третьей степени в груди и, конечно же, семь сломанных костей в руке, не говоря уже о половине кожи, сорванной с указанной руки. И вспышки ожогов вокруг вашего биотического усилителя от чрезмерного использования. Шепард встретилась глазами с доктором, ее глаза были холодными и ясными, а затем посмотрела на свое тело. Ее правая рука была в легком гипсе, и теперь она чувствовала повязки на плече и животе. - "Принято к сведению, доктор. Я полагаю, я полностью выздоровею?" Чаквас вздохнул. - - У тебя есть еще час или два с этой рукой в регенераторе камеры. И ты не будешь готов к полному дежурству по крайней мере неделю. Но опять же, я сомневаюсь, что ты будешь слушать меня, когда я скажу тебе, что Вам нужно успокоиться, вы, спецназовцы, кажется, думаете, что вы непобедимы». Уильямс в углу издал слабый смешок. - «Док, она ударила гета, а потом наговорила об этом всякой ерунды. Это почти непобедимо». Чаквас изогнул бровь. - «Вы тоже должны отдыхать, шеф Уильямс. У вас не намного больше здравого смысла, чем у нее, когда вы ходите с дыркой в животе». Уильямс пожал плечами. — Я… я просто хотела убедиться, что с командером все в порядке, мэм. Шепард вздохнула. - «Последний четкий образ, который у меня есть, — это приближение к Маяку. Затем…» Она нахмурилась, опустив глаза на грубое стандартное медицинское одеяло. Дверь со свистом распахнулась, открывая темную фигуру капитана Андерсона. — Доктор? Она встала? Чаквас кивнула, отступая назад. - «Да, она проснулась. Она выздоравливает нормально, хотя я заметил большую активность REM, пока она была в отключке». Шепард взглянула на дока. — И вообще, как долго я была в отключке? Андерсон вздохнул. - «Мне нужно поговорить с Шепард наедине». И Чаквас, и Уильямс кивнули, последняя неуверенно встала на ноги. — Тогда я буду в столовой, сэр. Она вышла, ковыляя, за ней Чаквас, и дверь захлопнулась за ними с последним стуком. Капитан скрестил руки на бочкообразной груди и вздохнул. — Ну, я вижу, ты снова умудрилась расплакаться, Сара. Ответ вылетел у нее изо рта прежде, чем она успела подумать. - «Это поимело мою команду». Андерсон мягко улыбнулся. - «Вероятно, теперь он жалеет об этом, солдат». Улыбка исчезла. - «Шепард, я не собираюсь тебе врать. Ситуация плохая. На Иден Прайм было убито более тридцати тысяч человек, в том числе более четырехсот солдат Альянса. Маяк… ну, уничтожен. После всего, что он сделал с тобой, источник питания, к которому он был подключен, взорвался. Вы отсутствовали более четырнадцати часов. Найлус мертв, и пока вы были без сознания, убийца проник в больницу, где докер выздоравливал, и снес ему голову начисто." Шепард откинула голову на подушку. - "И что теперь? Мы пойдем за этим Сареном?" Андерсон покачал головой. - «Сарен — Спектр Совета. Их самый доверенный агент. Я несколько раз пересекался с ним. он несет с собой страдания, острые ощущения. Он также не друг человечества. Подробности отрывочны, но он винит человечество в смерти своего брата, и в прошлом он несколько раз действовал враждебно». Она выгнула бровь. — И ему сходит с рук это дерьмо? Андерсон мрачно улыбнулся. - «Как Спектр, все, что он делает, не записывается, и в большинстве случаев его невозможно отследить. воины в известной галактике. В общем, ужасный враг». Шепард нахмурилась. - «Я не понимаю, сэр. У нас есть показания этого докера. Совет лишает его статуса, мы находим его и пускаем пулю в его бронированный куриный череп». - «Не все так просто. Совет в беспорядке, а наш посол Удина не помогает. Его больше беспокоит то, как это выставляет Альянс, чем правда, и какие бы политические сделки ни заключались, чтобы дать вам шанс стать Спектром». Он вздохнул, одергивая форменную куртку. - «Слухи разлетаются повсюду. Кое-кто из высшего руководства Альянса говорит, что все это было инсценировано, что мы были настроены на провал, что Сарен работал на Совет и украл у нас данные Маяка, используя что-то вроде «взлома», чтобы контролировать гетов. Другие говорят, что он стал мошенником, а третьи говорят, что человечество пытается подставить его, чтобы помешать ему расследовать деятельность человеческих исследовательских компаний на Новерии». Андерсон зашагал. - «Но я знаю Сарена. Я знаю его политику. Его… ненависть. Если он делает это, то он хочет напасть на человечество. Чтобы уничтожить нас. прочь, как он думал о чем-то. Шепард нахмурилась. - "Сэр?" Капитан сложил руки. - «Извините, коммандер. Собирательство. В совокупности все выглядит плохо. Мы потеряли Маяк, Спектр, который поддерживал вас, мертв, наш единственный настоящий свидетель того, что произошло, мертв, единственный подозреваемый имеет иммунитет к судебному преследованию или не может даже быть допрошеным... и в довершение ко всему Совету нужен отчет. Они в значительной степени обвиняют во всем вас». Шепард закатила глаза. - «Совет может поцеловать меня в задницу, сэр. Я космический пехотинец Альянса, мне все равно, что они говорят». Андерсон кивнул: - «К сожалению, приказ — от высшего руководства Альянса — состоит в том, чтобы мы предстали перед ними и дали показания. Попытаться спасти что-то из этого беспорядка. Сейчас мало шансов, что они сделают тебя Спектром… если только ты не кое-чему научилась у Маяка». Шепард снова покачала головой. - «Нет, сэр. Это было… болезненно и хаотично. Образы и слова, подразумевающие гораздо более высокий уровень технологий. Много синтетики, много кораблей, подобных тому, что мы видели на Иден Прайм. Их десятки. Я видел машины, растворяющие людей. Убивающие их. Зарезающие их…» Она замолчала, вздрагивая, чувствуя, как сжимается от чистой боли и агонии воспоминаний. Она сделала паузу. — Я… я думаю, это было предупреждение. О чем, я не знаю. Глаза Андерсона сузились. - «Мы должны сообщить об этом Совету». Шепард подняла голову и горько усмехнулась. - «Сказать им что? Что кровожадному человеческому психу, которого они навязали им как кандидату в Спектры, приснился плохой сон? Сэр, они будут смеяться над нами из комнаты. Я не могу… игнорировать то, что я видел, не говоря что-то грядет, и это плохо. Но мы серьезно не можем ожидать, что они выслушают нас без реальных, веских доказательств». Андерсон прислонился мускулистым плечом к шкафчику и нахмурился. - «Сара, я давно тебя знаю. С того момента, как на меня напали бандиты, когда я помогал тебе, я знал, что ты не просто маленькая девочка. Я поймал за это два выстрела, как и ты. когда преступники, с которыми ты работала всю свою жизнь, попытались воспользоваться тобой, чтобы причинить мне вред, твоей реакцией было их полное уничтожение». Он изобразил призрачную улыбку. - «Я не буду притворяться, что понимаю вас, что я понимаю боль, через которую вы проходите каждый день. Я не буду лгать и говорить, что я понимаю, как вы делаете то, что делаете, или почему вы можете разорвать на части целые армии и заставить кроганов писаются от страха, но не могут даже поговорить с людьми, которые пытаются прорваться к вам." Шепард посмотрела вниз, нахмурившись, но Андерсон продолжил. — Но за восемь лет, что я тебя знаю, я видел, как ты плачешь только дважды. Один раз, когда я спас тебе жизнь. Рука осторожно протянулась, пальцы провели по щеке Шепард, чтобы вытереть слезу. — А теперь, когда ты говорил о том, что ты видел в видении. Это значит, что это важно, мать вашу, что думают другие. Ты не сумасшедшая. - я… Андерсон покачал головой. - "И я знаю еще одну вещь. Мне наплевать, что говорят Совет, начальство Альянса или кто-либо еще. В моих глазах ты не провалила свою миссию. Ты поступила правильно, дитя. Любой другой просто бы умер. Там внизу. Против армии гетов вы не только спасли полмиллиона человек от ужасной смерти, но и вернули Маяк и спасли останки 212 подразделения и тех ученых. Так что, если они назовут вас чокнутым, я буду прав там, рядом с тобой, готовый принять удар». Шепард сделала небольшой выдох. - «Мне… извините. Я просто не знаю, как… обработать все это. Все должно иметь смысл. Иди сюда, включи биотику, убей плохого парня. В последний раз бежать самому, чтобы уничтожить лидеров. Написать письма о людях, которые были убиты, потому что какой-то REMF на Арктуре не удосужился прочитать информацию, или потому что кто-то в целом считает, что женщины должны быть босыми и беременными и не давать мне ресурсы, чтобы сделать работу правильно. Я могу это сделать. - «Я не хочу… чувствовать. Я просто… хочу выполнить свою работу». Она посмотрела вверх. - «Я не знаю, как с этим справиться. Выступить перед Советом и убедить их в чем-то, во что я даже не знаю, верю ли я? Андерсон, я даже половину времени не могу понять, как разговаривать с другими людьми». Ее здоровая рука сжалась в кулак на одеяле. - «Я устала. Я устала от того, что меня отправляют умирать, и только умудряюсь убить всех вокруг себя. Я устала пробираться через эмоции и пытаться притворяться, что их нет. Я просыпаюсь каждую ночь, желая опустошить свой череп. Я устал от единственного мира в своей жизни, когда я нахожусь на поле боя, убивая кого-то. Мне говорили, что я идеальный солдат, идеальная машина для убийства. Оп, каждый тренировочный класс, каждая проклятая квалификация… Она прервалась, когда Андерсон положил руку ей на плечо и сжал. — Сара, я твой друг? Опять это проклятое слово. Опять этот проклятый вопрос. - я… Глаза, смотревшие в ее глаза, были такого мягкого, открытого оттенка коричневого. Это были единственные глаза, которые она знала, которые не осуждали, которые никогда не осуждали, которые всегда видели в ней что-то, чего не могла видеть даже она, даже когда она зашла слишком далеко в ненависти, ярости и страхе. - «Я даже не знаю, как завести друга. Ты все, что у меня есть, Дэвид». Андерсон нахмурился. - "У тебя есть другие, которые заботятся, Сара." Она вздохнула. - «Да, и где они? Все они просто исчезли после Торфана, Дэвид. Рэйчел не ответила ни на одно сообщение, которое я отправила, и никто, с кем я связался, не может даже сказать мне, где она находится. Кайл ничего не сказал мне с тех пор, как я убила его детей. Фон Грат не занимается политикой и не может быть связан со мной… он даже не помог, когда я попросил выбраться из-под этой задницы Делакора». Она посмотрела на него. - «У меня нет ни малейшего представления о том, что делать или как это сделать, и я не доверяю себе, чтобы сделать правильный выбор, когда каждый выбор, который я сделал до сих пор, — это пиздец». Андерсон кивнул. - «Тогда, если ты не доверяешь себе, доверься мне. Ты можешь это сделать. Ты не можешь продолжать жить, обвиняя себя в плохом, а затем используя это как причину не меняться, Сара. Я не буду лгать. и скажите, что я это понимаю — как я уже сказал, я не могу получить боль, с которой вы имеете дело». Он скрестил руки. - «Но цепляние за это тоже не сделает тебя лучше. Ты научилась выживать. Но этого недостаточно. Ты должна научиться жить сейчас же, дитя. Ты достаточно себя наказала». Она фыркнула, но голос ее дрожал. - «Я была виновата в том, что сделала неправильно, почему бы мне не наказать себя?» Он поморщился, открыл рот, чтобы что-то сказать, и остановился. Через мгновение он тяжело покачал головой. - «Вы никогда не были виноваты. Это люди подталкивали вас. Использовали вас. Детали…» Он сделал паузу. - «Ну, есть причина, по которой капитан флота застрелил человека, ответственного за планирование Торфана. Не в этом дело. У вас есть шанс, пусть и небольшой, доказать людям, что вы больше, чем они думают, если вы сделаете еще один шаг, Сара. Поверь, что ты можешь быть больше. Ты прошла путь от того, чтобы тебя использовали, до того, чтобы прокладывать свой собственный путь. От преступника, причиняющего людям боль, к герою, к человечеству, которое их защищает. Теперь ты должна быть более сильной." - «Что, если я потерплю неудачу?» Андерсон отпустил ее плечо, выпрямившись во весь рост. Его униформа идеально смотрелась в тусклом свете, а его поза говорила только об уверенности. Это почти больно. - «Сара, за всю свою жизнь ты ни разу не потерпела неудачу ни в чем, к чему приложила всю свою волю и разум. То, в чем, по твоему мнению, ты потерпела неудачу, можно положить к ногам людей, которые не дали тебе того, что тебе было нужно для победы. Не могу и не приму, чтобы ты брала на себя вину за чужую некомпетентность. И я тебя знаю. Ты никогда не довольствуешься тем, что отдаешь что-либо, кроме самого лучшего. И ты не собираешься начинать сейчас». Андерсон отвернулся. - «Мы все еще далеко от Цитадели. Покончим с Чаквас, и пусть она подготовит вас к выходу, когда мы пришвартуемся. Мне нужно подготовить отчет адмиралу Хакетту». - да, сэр. Дверь открылась, и Андерсон вышел, замененный Чаквас, которая тут же подошла и начала обращаться к тактильному интерфейсу у изножья кровати. - «Лейтенант Аленко сообщил мне, что вам скоро придется вставать. Вам действительно нужна неделя на восстановление, коммандер». Шепард откинулась на подушку. Ее разум все еще кружился. — Я быстро выздоравливаю, доктор. Чаквас нахмурился. - «Нет, не надо. Ты просто толкаешь себя, пока не исцелишься, как будто ты ничего не значишь. Твое тело — это лоскутное одеяло из плохо заживших ран, которые должны были тебя убить». Она обошла кровать, ее руки ловко сняли гипс с разбитой руки Шепард и надели на нее квадратную форму клеточного регенератора. - «И ваш психологический профиль и медицинские записи…» Шепард вздохнула. - «Я разговариваю с каждым врачом, с которым имею дело. Нет, я не психотик. Нет, у меня нет проблем с управлением гневом. Нет, я…» - «Командер. Я не собиралась ничего говорить об этом. Мне просто жаль, что вам пришлось… терпеть… то, через что вам пришлось пройти». Шепард фыркнула. — Ты будешь первой. Она согнула руку внутри регенератора, чувствуя пульсирующую боль, затем повернулась, чтобы посмотреть на Чаквас, отметив пораженное выражение на ее лице. - "Что?" Со своей стороны, доктор Чаквас разрывалась между яростью и желанием плакать. — Вы серьезно? Что все это время ваши врачи игнорировали ваше прошлое и то, через что вы прошли? Шепард пожала плечами, поморщившись, когда мышцы спины напряглись. - «Док, большинство моих наземных команд были изрядно потрепаны в ходе неоднократных операций по борьбе с пиратством. В итоге врачам приходится латать вместе людей, которые платят за то, чтобы я выполнял свою работу. Судят меня по тому факту, что я был бандитом и убийцей, торговавшим наркотиками. Первые врачи Альянса, те, что в учебном лагере и в штрафных легионах космической пехоты, видели во мне обузу. Они искали любую причину, чтобы убрать меня». Чаквас вздохнула: увольнение из-за проблем с психикой, когда ты была в Штрафном легионе, было основанием для немедленной пули в голову. — Они должны были тебе помочь. Лицо Шепард было спокойным, бесстрастным, как будто она обсуждала кого-то другого. - «Нет, они должны были помогать людям, которые нуждались в помощи. Ты теряешь право на это, когда превращаешься в монстра». Чаквас громко фыркнула, убрала волосы с глаз и пристально посмотрела на женщину перед ней. - «Я никогда не слышал такого обидного, пренебрежительного слова. Женщина, травмированная, преданная собственными родителями, вынужденная выживать в среде, где любая слабость означает смерть или что похуже, и когда ты показываешь, что ты не просто монстр, они относиться к тебе как к одному из них? Ужасно. Неэтично. Непростительно». Шепард наклонила голову. - «Док, вы читаете те же отчеты, что и все остальные, верно? Подбросил мне дерьмо, расстрелял кучу людей, бла-бла-бла? Это то, что большинство людей называет сумасшествием». Она покачала головой. - «Я не унижаю себя, потому что мне нравится то, как я себя чувствую, док. Я делаю это, потому что, если я забуду, кем я был раньше, я боюсь, что снова стану таким». Чаквас пересекла комнату, чтобы взять датапад, и включила его, пролистывая что-то. - «Ах, да. Цитирую: «Несмотря на невыполненные приказы и собственные травмы, субъект лично доставила лейтенанта Андерсона в местную больницу с травмами. При этом местный полицейский опознал ее как члена банды. полицейский отчет подразумевает, что полицейские пытались получить от Андерсона заявление о причастности субъекта к преступной деятельности.Андерсон отказался это сделать.Системы мониторинга больницы записали короткий разговор между Андерсоном и Шепард, в котором она спрашивает, почему он не предал ее и он отвечает, что если бы она была злой, ее бы не застрелили, спасая ему жизнь, и что она заслуживает еще одного шанса». Конец цитаты». Чаквас отложила датападд и скрестила руки на груди. - "Да, очень чудовищно. Вы уничтожили хворое нашествие злых людей, которые превратили вас в оружие для их использования. Но в конце концов вы этого не сделали. Вы обратили зло. Старайтетесь следовать приказам и выполнять работу. Я сильно сомневаюсь, что вы когда-нибудь вернетесь к тому состоянию, в котором вы были умственно или эмоционально… и даже если это было неправдой, предвзято судить о действиях, которые вы пытались исправить, — это наихудший способ трусости». Чаквас подошла к Шепард, аккуратно сняв повязку с ее головы, и критично кудахнула. - «Никаких заметных шрамов, хорошо. Шепард, я знаю вас только по груде документов, которые я получил о членах экипажа, и по тому, что мне рассказал Андерсон. Но я своими глазами вижу, что вы не чудовище. И вы отвлекаете этого гета Прайма от лейтенанта Аленко, чтобы сбросить его, не привлекая его внимания, и нырнуть сквозь плазменный взрыв, чтобы забить его до смерти». Она помолчала, возясь с повязкой на плече, немного нахмурившись, голос у нее был ровный, спокойный и… добрый. - «Монстр не стал бы подвергать себя опасности снова и снова каждый раз, когда ему приходилось жертвовать солдатами, как будто надеясь умереть вместе с мужчинами и женщинами, которым вы должны позволить умереть, чтобы выполнить работу. Я не такой жесткий, как вы Я не думаю, что смог бы сделать то, что сделал ты. Это не значит, что это делает тебя злым, или неправильным, или достойным чего-либо, кроме как внимания и заботы, если не больше, чем любого другого солдата на этом корабле». Чаквас отвернулась, ее культурный голос был наполнен отвращением. - «То, что тебя не лечили другие доктора, — единственное, что вызывает отвращение во всем этом. И любой, кто дает клятву не причинять вреда, а затем игнорирует твою боль… это единственные монстры, которых я здесь вижу». Шепард вздохнула. - «Незадолго до моего перевода сюда был один психолог, который отличался от других. Сказал мне, что я должен оставить все как есть». Она покачала головой. - «Я… я не знаю, что со мной не так. Может быть, это Маяк. Мне нужно сосредоточиться на миссии». Чаквас слегка обеспокоенно улыбнулся. — Командер. Вы не привыкли к тому, что кто-то беспокоится о вашем благополучии? Что ж, я привыкла, человек, которого я безмерно уважаю, говорит, что вы хорошие люди, тогда кто я такой, чтобы спрашивать его?» Шепард отвела взгляд. Чаквас вздохнул и откинул одеяло, изучая повязку на бедре Шепард. - «Все, кроме руки, заживает хорошо, коммандер. Хотя обычно я бы хотел, чтобы вы оставались в постели еще двадцать четыре часа, регенератор закончился с раной на бедре, и вам нужно пройтись по нему, чтобы предотвратить рубцевание мышц, которое может ограничить вас. Вы не допущены к какому-либо бою, но я думаю, что вы могли бы закончить отдых в своей каюте. Шепард кивнула. — Что с моей рукой? Чаквас улыбнулась. — Ну, на это у вас есть еще хотя бы час. Может быть, вы могли бы рассказать мне о своей военной истории? Она мне все равно нужна для вашей медицинской справки. А эти документы полны поправок. *** Два часа спустя Шепард хромала к главной батарее, погруженная в меланхолию. У нее все еще кружилась голова от последствий Маяка, боевой медицины и одного из самых странных разговоров, которые у нее когда-либо были. Чаквас был таким возмутительно упрямым. Никогда не осуждаю. Никогда не предполагая. Как будто я был каким-то реальным человеком, а не картонным вырезом, который снимал вещи. Она ходила по палубе экипажа, чувствуя, как напряжение в ее раненой ноге начинает сглаживаться. У нее никогда не было возможности совершить настоящую экскурсию по кораблю, когда она садилась на борт, спешка в Иден Прайм была всепоглощающей, и в результате она понятия не имела, где что находится. Но она любила оружейные системы, и прежде чем пойти и попытаться взаимодействовать с кем-либо из экипажа, ей нужно было время, чтобы мысленно собраться. Батарея была заброшена, стеллажи с ракетами «Спирфиш» аккуратно сложены в автозагрузочные стеллажи, сами пусковые установки убирались в корпус. Ракеты Spearfish были больше, чем наземные штурмовые ракеты с мобильных артиллерийских грузовиков, они были почти пять с половиной метров в длину и имели на конце частичку антиматерии, подвешенную в вакууме с нейтральным зарядом, поддерживаемую полями эффекта массы. Невероятно дорогие, они давали «Нормандии» мощность гораздо большего корабля без большой тяги. Когда она шла вперед, она могла слышать голоса, звучащие над ней. Кто бы ни был на мостике, я полагаю. Первый голос явно принадлежал лейтенанту Аленко, его тихие тона звучали приглушенно. - «Я просто говорю, что она не совсем такая, как я ожидал, Джокер. Я подумал, что она будет менее холодной». Другой голос, который она смутно узнала, принадлежал пилоту. Она вспомнила, как Андерсон назвал его Джокером, очевидно, это было какое-то прозвище. Его голос звучал горько. — Боже, Аленко, ты что, правда не понимаешь? она не холодная. Она просто пытается держать все в себе. Голос Аленко был почти насмешливым. - «И когда ты стал экспертом по ледяным машинам для убийства, Джокер? Поверь мне. Я видел ее вживую, помнишь? Она огрызнулась на Уильямс за то, что она была расстроена, увидев, как вырезали ее собственное проклятое подразделение!» Джокер какое-то время молчал, а потом чуть не зарычал. - «Забавно, лейтенант. Люди не понимают боли. Видите ли, я живу с болью каждый день. Все думают: «О, у него больные кости, ему нужно быть осторожным». Осторожность не помогает. Каждый раз, когда я двигаюсь, кости немного ломаются. Идти за чашкой джо и идти к голове? Кувалдой вверх и вниз по ногам, на каждом шагу. утром? Такое чувство, будто кто-то пинает меня в позвоночник и бедра. Я даже, блядь, не могу спуститься в столовую, чтобы поесть без боли, так ужасно, что мне иногда хочется плакать». Аленко помолчал, а потом заговорил. - "Я не знал." - "Заткнись, Кайден. Не моя точка зрения. Мне не нужна людская жалость. Я сижу здесь, потому что надрал себе задницу в летной школе. Я оставался в симуляторах до тех пор, пока не смог больше не спать с кофе и сигаретами. Я заставлял себя учиться по двадцать часов в день, я справлялся с каждым тестом, преодолевал все ограничения и не давал себе времени исцелиться, мне все время было больно, и чем сильнее я страдал, тем больше я старался. " Его голос смягчился. - «Я подумал… если бы я поступал достаточно хорошо, если бы я был лучшим, может быть, это придало бы смысл боли. Может быть, люди были бы достаточно впечатлены, чтобы видеть насквозь неуклюжего ребенка со сломанными костями, делать больше, чем просто жалеть меня и избегай меня в барах. Но, конечно, это только оттолкнуло всех». - «Это неправда, Джокер. По крайней мере, я надеюсь, что нет, я… я имею в виду, да блин, мы вместе выпивали». Джокер рассмеялся. - "Это было потому, что вы были повсюду с той азари и нуждались в ведомом. Но нет, лейтенант, вы правы. Некоторые люди здесь сделали это. Не многие. И это не то, что я говорю. Проведя все эти годы в стороне жизни, наблюдая, как все остальные проходят через движения, любовь, жизнь, мелочи, которых я не могу иметь, вы действительно хорошо оцениваете людей, видите то, что другие люди упускают». Голос Джокера стал тихим. - «И наша новая Командер такая же, как и я. От боли. Пытается быть лучшей, чтобы избавиться от нее, но опирается на боль, чтобы подтолкнуть себя дальше. Вы не знаете, что делать. В летной школе меня называли «Джокером», потому что я был таким серьезным, что отталкивал всех. У меня не было ни одного друга до пяти лет после этого». Кайден издал задумчивый звук. «Я не думал об этом в таком ключе». Голос Джокера был горьким. - "Большинство людей не знают. Легче избегать и жалеть ребенка с сломанными костями. Легче избегать и бояться сумасшедшей леди с плохой историей. Но это не так. Это жестоко, и это ненавистно, и это заставляет вас ненавидеть себя еще больше, больше вините себя за то дерьмо, на которое вы даже не можете претендовать. А потом вы становитесь все эмо, и люди уходят без вас ». Кайден рассмеялся. - «Не могу представить, что ты когда-либо был… эмо, Джокер. Может быть, швыряешь непочтительные комментарии о заднице Уильямса в мой личный комм-линк». Джокер издал насмешливый звук. - "Ну да. Я имею в виду, что я калека, а не мертвец. И хотя Командир еще и красивая женщина, шансы, что я скажу что-нибудь о ее заднице, закончившейся тем, что у меня будет еще больше сломанных костей, слишком высоки, чтобы я мог рисковать сказать что-нибудь по комм-линку». Кайден рассмеялся. - "Верно. Думаю, я просто... блин, я не знаю, Джокер. Я думал, что умер. Я был уверен, что она позволит нам отвлечь этого Гета Прайма и убрать его сзади. Dirth, Мендуар, Торфан, Разве не этим она известна? Большие потери, победа любой ценой?» Джокер ничего не сказал. Голос Кайден продолжал бессвязно. - "Но она этого не сделала. Она бросилась в более чем семидесят гетов, а затем чуть не убила себя, спасая нас. Может быть, ты прав, а я несправедлив. Я не знаю. Но она все еще кажется холодной." Джокер наконец снова заговорил. - «Так бывает, когда не можешь понять, как что-то сказать. Я делаю это с юмором и сарказмом, но… я просто… мне кажется, я знаю, откуда она. Наша боль не та. Я не могу делать все те невероятные вещи, которые умеет она, или говорить, что у меня такое же плохое прошлое, как у нее». Джокер сделал паузу, затем его голос стал саркастическим. — Опять же, она не может заставить «Нормандию» сделать семьсот двадцать километров менее чем за десять кликов на максимальной отметке и при этом умудриться попасть в дрейф менее полутора тысяч километров через всю галактику». Аленко рассмеялся. - «Так скромно, Джокер». Шепард пристально посмотрела на ракеты, старые голоса играли в ее голове. Потом она подумала об Андерсоне. - «Шепард, единственный человек, который может дать тебе отпущение грехов, это ты сам. Но не думай, что ты в этом один. Тебе просто нужно протянуть руку». *** Джокер уже был в кабине один через десять минут, когда за его спиной послышались неправильные шаги. Он повернулся вполоборота, увидев командующего Шепарда, стоящего позади него. - «Командер. Все системы работают. Сейчас мы в одном часе пятьдесят две минуты от Цитадели». — Принято, лейтенант. Ее голос был ледяным и ровным. Он подождал, пока она отвернется, но вместо этого она медленно, осторожно опустилась на одно из сидений рядом с ним, охраняя артиллерийский пост. - «Мне нужно проверить некоторые колебания мощности, которые я заметил при проверке аккумулятора». — Конечно, мэм. Несколько секунд молчания. Шепард листал меню. Ее движения не были быстрыми, но ей не нужно было ходить туда-сюда. Она явно знала, что делает, но это как будто выучили наизусть, а не выучили. — Если позволите, я спрошу, мэм, я думал, что вы космический пехотинец. Она кивнула. - «Я была. Прежде чем меня назначили сюда, несколько лет назад, я пошел дальше и прошел квалификационный пакет для старшего офицера, штурмана, инженера и общих систем». - "Хм. Тогда на каком корабле вы служили?" Шепард посмотрела на него с нейтральным лицом, а затем снова на панель. - «Нет, лейтенант. Я изучил материал и прошел все курсы до четвертого и пятого уровня». Она определила систему и вызвала ее минимальным движением руки по тактильному интерфейсу, изучая что-то. - «Но эти курсы предназначены для офицеров, у которых есть двухлетний опыт несения вахты для подготовки!» Джокер даже представить себе не мог, что пройдет мимо них, не имея реальных знаний. Шепард холодно улыбнулась. - «Как обычно, люди не понимают, как что-то может получиться, если вы достаточно напрягаетесь». Джокер на мгновение замолчал. - "Да, мэм." Он замолчал. Последнее, что он хотел сделать, это быть выскочкой перед командером. Он мог бы ругать Аленко за то, что он уклонялся от ее, и он знал, что его эго по поводу его навыков пилотирования было причиной того, что он часто хвастался собой, но вблизи она была… ужасающей. Красивой, ледяной, спокойной и, вероятно, видел в нем функцию корабля, а не человека. Шепард закончила сканирование и отключила связь. Но она не двинулась со своего места. После нескольких минут все более тревожной тишины Джокер взглянул на нее, наблюдая, как она смотрит снаружи на приближающиеся звезды. - "Командер?" Она не смотрела в его сторону, но говорила. В ее голосе была странная нотка, почти неуверенная. - «Корабли часто полны маленьких причуд. Двигатели, которые не сбалансированы должным образом. Панели, которые не работают должным образом. Дозатор медицинского геля, который брызгает вам в лицо. Ракетные звенья, которые никогда не настраивались на заводе». Бит тишины. - "Или то, что из-за акустики и вентиляции кто-то в передней батарее слышит каждое слово разговора двух лейтенантов о заднице их командира." Джокеру казалось, что вся вселенная сжалась вокруг его сердца. Он не смел оглянуться, просто держал дрожащие руки на тактильном управлении. — М-мэм? Его горло казалось шириной около сантиметра. Шепард долго ничего не говорила, секунд пять. — У меня не так много людей, которые… понимают, почему я такой, мистер Моро. У меня были друзья в прошлом, но… дружба — забавная штука, и иногда она ослепляет вас, когда вы видите, что правильно. перед вами. Может быть, это не так важно, как быть понятым. Хотя я не уверен, что «друзья» когда-либо действительно понимают меня, есть определенное… утешение в том, что я, по крайней мере, не совсем неправильно понят всеми людьми. " Джокер не мог поверить своим ушам. Осторожно выдохнув, он взглянул туда, где сидела Шепард. Ее глаза были устремлены на какую-то точку впереди в пространстве. Она собирается убить меня. Теперь я вижу заголовок. «Пилот с синдромом Вролика разбит на куски разъяренным командиром Шепардом за то, что он был милым». Он все равно протянул свободную руку, чтобы осторожно положить ее на ее правую руку. - «Мэм, вы не одиноки в… э-э, в одиночестве. Я не могу понять, через что вы прошли, а любой, кто это понимает, — лживый придурок… но я знаю более чем достаточно о жизни в боли каждую секунду каждого дня. Если я смогу пройти через это, то сможет любой». Шепард какое-то время смотрела на тонкокостную элегантную руку пилота поверх ее, прежде чем Джокер потерял самообладание и отдернул ее. Ей казалось, что кусочки ее разума кружатся в пьяном виде. «Чувствую… больно, лейт… Джокер». Она резко встала и начала уходить. Джокер не мог этого допустить. — Как и все остальное, мэм. Но, по крайней мере, чувство может причинить что-то помимо боли. Шепард сделала паузу и ничего не сказала в течение нескольких долгих секунд, ее рука уперлась в дверной проем, чтобы выдержать ее вес. Наконец она выпрямилась. - «Лейтенант, если вы прокомментируете мою задницу любому члену моей наземной группы, я лично вставлю вам обе бедренные кости в легкие». Она выдохнула, когда Джокер внутренне проклял себя за то, что сказал что-то. - «Пока ты этого не сделаешь, Джокер, я был бы… признателен за любую дополнительную информацию, которую ты можешь дать. Я направлюсь в Инженерный отдел, если я понадоблюсь капитану». А потом она исчезла. Он знал, что она морщится, заставляя себя идти тихо и нормально, чтобы никогда не выглядеть слабой. Он мог это понять. Его лицо расплылось в ухмылке после минутного размышления. Она называла его «Джокер».