■■■
Умереть кажется отличной идеей. Он знает, что как только он выйдет из романа, никто никогда не узнает, что он чихнул в лицо самому красивому человеку, которого он когда-либо встречал... но Ким Докча будет знать. И где-то в этом вымышленном мире, где Ю Чжунхёк бродит и трахает людей, значительно лучше выглядящих, чем Ким Докча, Ю Чжунхёк тоже будет знать. Так что да, смерть звучит здорово. Настроение основательно испорчено после его несчастного случая, но Ким Докча считает это замаскированным благословением. Он был захвачен настроением: огонь, тесные помещения пещеры, память о губах Ю Чжунхёка на его коже... Но наступает новый день, и Ким Докча вновь обретает решимость защитить свою добродетель. К настоящему времени храм уведомит Первосвященника о его исчезновении, и его родители будут в равной степени в бешенстве. Ю Чжунхёк еще не ассоциируется с Ким Докча, но у Первосвященника есть особый способ выяснить вещи. У него нет времени, чтобы тратить его на выкручивание своих мозгов, не тогда, когда у него еще так много подготовки. У Ким Докча много информации. Он планирует её использовать. Он хочет это сделать. Он не может полностью преодолеть чувство неполноценности от того, что находится рядом с кем-то таким же совершенным, как Ю Чжунхёк. Но... практически – это очень, очень рискованно. Ким Докча смотрит на гигантское растение, похожее на венерину мухоловку. Без Ю Чжунхёка Ким Докча может умереть. С ним нечто абсурдное просто суждено случиться. В любом случае, Ким Докча не может победить, но если вчерашний вечер является каким-либо показателем, то, возможно, он сможет действительно отбиться от достижений Ю Чжунхёка. (Ким Докча понятия не имеет, что имеет ввиду Ю Чжунхёк, когда говорит что-то вроде: «Я видел, как ты на меня смотришь», — он не смотрит на Ю Чжунхёка каким-то особым образом!) — Это пустая трата времени. — Либо помоги мне, либо заткнись. Ю Чжунхёк, очевидно, ничего не делает, кроме как властно смотрит на борьбу Ким Докчи. — Выделения этого растения на самом деле полезны, ты знаешь? Ю Чжунхёк щелкает языком. — Для контроля скорости высвобождения лекарств. Есть и другие ингредиенты, которые могут сделать то же самое. — Он делает паузу, осматривая растение и Ким Докча, прежде чем его брови хмурятся. — И без суицидальных методов сбора. Ким Докча делает паузу. Почему, черт возьми, Ю Чжунхёк это знает? Чёрт возьми, Ю Чжунхёк. Просто позвольте Ким Докча покрасоваться хоть раз. Не каждый может так же легко быть крутым и знающим, как главный герой. Некоторым приходится использовать знания, полученные от того, что их заставили прочитать развратную порнуху подруги, прежде чем она отправила её своему редактору. — Они дорогие, — говорит Ким Докча, а затем жестикулирует на растение с победной улыбкой. — Это бесплатно! Продолжая внутренне разглагольствовать Ю Чжунхёку, Ким Докча осторожно подходит к растению. Оно огромно, возвышается над обеими их головами. Ким Докча слегка задерживает дыхание, когда он попадает в диапазон стебля, тянясь к сверкающей слизи, капающей по бокам... — Ким Докча! В одно мгновение Ю Чжунхёк вырывается вперед, когда их вдвоем охватывает массивное растение. Ким Докча никогда не состоял в отношениях, но ему сказали, что общение является самым важным фактором. Он, кажется, не очень хорош в этом, видя, как Ю Чжунхёк пытался предупредить его. И теперь они в ловушке. Заключенные может быть лучшим словом, смотря на то, каким образом они окружены скользкими внутренними стенками, но когда Ким Докча пытается оспорить смысл этого, Ю Чжунхёк смотрит достаточно яростно, чтобы заткнуть ему рот. — Все в порядке, я могу вытащить нас, — говорит Ким Докча, покачивая одной зажатой рукой позади себя, пытаясь найти соединение там, где растение закрылось вокруг них. Его бедра движутся вперед, чтобы дать его руке больше свободы, и Ким Докча подавляет крик. Ю Чжунхёк остается совершенно неподвижным. Его голос, тихий от ярости, вызывает дрожь в позвоночнике Докчи. — Перестань. двигаться. Какого черта, Хан Суён? Написание твоих главных героев, чтобы быть такими... любезно наделенными? Ю Чжунхёк не возбужден, но даже когда передняя часть Ким Докчи прижимается к промежности Ю Чжунхёка, он может почувствовать монстра, запертого в его штанах. Даже короткое прикосновение поджигает все нервы Ким Докчи. — П…прости, — проглатывает Ким Докча. Его рука удаляется. — Мой меч, — говорит Ю Чжунхёк. Да, я знаю, Ким Докча хочет сказать, я чувствую это прямо напротив себя, спасибо, но, конечно, это не то, на что намекает Ю Чжунхёк. — Прости, что? — Возьми мой меч. Ох. Ох. Ким Докча хочет ударить себя по лицу. Конечно, Ю Чжунхёк не говорил о своем... — Я могу попробовать, — говорит он, смещаясь, но его движения заставляют растение сжаться еще сильнее вокруг них. Их тела теперь вровень друг с другом, где Ким Докча может почувствовать дыхание Ю Чжунхёка на щеке. С их близостью, он еще раз напомнил о приятном тепле, когда Ю Чжунхёк сосал его член. Может ли быть такое, что спать с главным героем лучше, чем это? Поместится ли его член вообще внутрь него? Если бы Ким Докча захотел, он мог бы наклонить голову в сторону и обхватить губами пульс Ю Чжунхёка, и, возможно, поцеловать мужчину. Он никогда никого раньше не целовал — он чихал в лицо близкому к нему мужчине — поэтому он не совсем уверен, что все это повлечет за собой. Но это только в том случае, если Ким Докча этого захочет. Чего он не делает. Но по какой-то причине его член твердеет в штанах. — Ты... — Пожалуйста, заткнись, — умоляет Ким Докча. И тогда, к своему ужасу, он понимает, что Ю Чжунхёк тоже твердый. Его член раздражающе (и предсказуемо) намного больше, чем у Ким Докчи, набухающий напротив его, внушительный размер, который ощущается даже сквозь ткань их штанов. Из-за отсутствия какого-либо другого способа помешать ему двигаться, Ю Чжунхёк яростно кусает мягкий изгиб плеча, больно даже через ткань его туники. Он не может поверить, что Ю Чжунхёк укусил его. Тем более, он не может поверить в задушенный стон, который он вырывает из его легких. Ким Докча закрывает глаза, прижимая тело к телу Ю Чжунхёка. Оба мужчины замирают от звука, Ким Докча быстро краснеет от смущения. Технически, если бы они ждали, растение переварило бы их за двадцать-тридцать дней. После своего стона Ким Докча задается вопросом, может ли он что-нибудь сделать, чтобы ускорить этот процесс. Зубы Ю Чжунхёка на самом деле снова кусают Ким Докчу, его руки хватают ткань рукавов, откуда его руки заперты под неудобным углом. Прежде чем Ким Докча сможет издавать более унизительные звуки, его пальцы прижимаются к чему-то металлическому. — Нашел! Голос Ким Докчи обманчиво спокоен, когда его рука обхватывает рукоять меча Ю Чжунхёка — нет, он проклинает себя, настоящий меч Ю Чжунхёка. Он поднимает лезвие вверх из ножен, где он, наконец, может вонзить кончик лезвия в соеденение ловушки. К счастью, это не требует много сил. Растение отшатывается при первой боли, распахиваясь и отправляя их спотыкаться обратно в лес. Они покрыты липким веществом изнутри растения. Губы Ю Чжунхёка сжимаются, как будто он собирается что-то сказать, но Ким Докча прерывает. — Можем ли мы просто, — беспомощно жестикулирует Ким Докча, — притвориться, что этого никогда не было? Даже будучи покрытым прозрачной слизью, Ю Чжунхёк поразительно красив, когда он смотрит вверх сквозь распущенные волны волос, падающие ему на лицо, яркие глаза сияют, как сверкающий обсидиан, когда он смотрит на Ким Докчу. Сначала растерянность, а потом брови сужаются, глаза смотрят так, как будто что-то разозлило его. Но если они ведут себя так, как будто это было ничто, то расстраиваться не о чем. Правильно?■■■
Когда они приближаются к воротам шумного пограничного города, Ю Чжунхёк молчит, до такой степени, что Ким Докча больше не может держать рот на замке. Настроение Ю Чжунхёка не улучшилось с тех пор, как они сбежали с храма, но Ким Докча уверен, что в конце концов он преодолеет отвращение к их случайному легкому фроттингу; у них есть более важные вещи, о которых нужно беспокоиться, например, не позволить ему быть пойманным любой поисковой свитой, которую отправил храм. Он забирает бразды правления у Ю Чжунхёка и останавливает их. — Нам нужна история прикрытия, — говорит он, соскальзывая с лошади, прежде чем Ю Чжунхёк сможет опомниться и помочь ему. Быть так близко к Ю Чжунхёку не хорошо для его сердца, и он чувствует необходимость идти в ногу, когда они говорят. Ему нужно какое-то пространство между ними, чтобы очистить голову, подумать. — Люди могут как искать, так и не искать меня. С вершины лошади Ю Чжунхёк смотрит на него нечитаемым взглядом, уголки губ опущены вниз. Ким Докча надеется, что его нежелание не проскользнет мимо его вежливой улыбки. — В этом нет ничего плохого. Храм просто пытается найти меня. — Он узнает этот город по роману. Тамплиеры, ищущие дворянку, будут здесь, чтобы найти его. — И, возможно, несколько свит королевской гвардии. Жила пульсирует на виске Ю Чжунхёка. У Ю Чжунхёка много врагов. Королевская семья является одной из них, и Ким Докча привлекает внимание прямо к его входной двери. Предательство Анны Крофт в последнем томе было всего лишь вишенкой на торте несчастья Ю Чжунхёка. — Объясни, — требует Ю Чжунхёк. — Если они увидят меня, ты, вероятно, будешь главным подозреваемым в моем похищении. — Похищение? Ким Докча. — Его тело смещается, как будто он собирается вытащить свой меч и ударить Ким Докчу. — Конечно, нет. Ты мой рыцарь! — Ким Докча спешит сказать. Он обнажает зубы в ухмылке, руки умиротворяюще протянуты. — Не волнуйся, они не знают, что ты связан со мной. Если мы будем держаться в тени, мы сможем въезжать и выезжать из города до того, как кто-либо узнает кого-либо из нас. Все остальное я проясню позже. — Я должен оставить тебя здесь, — говорит Ю Чжунхёк. Характерная жилка на его виске была довольно оживленной с момента встречи с Ким Докча. Ким Докча смеется, но в его груди немного нервозности. — Но ты не сделаешь этого, не так ли? Мы заключили сделку. — Черт подери твою сделку, — рычит Ю Чжунхёк. Глаза, наполненные приглушенным гневом, Ю Чжунхёк бросает свой толстый плащ в Ким Докчу. Ким Докча брюзжит, когда ловит его, ворча себе под нос. Ю Чжунхёк не уходит, но это, конечно, не так, как было в романе: «Войдя в непредсказуемую область, Ю Чжунхёк нежно надел свой плащ на плечи героини...» «... ее сердце прыгало от ощущения его теплой руки на ее талии, когда он вел их через город. Плащ, накинутый на ее плечи, сильно пах им, головокружительный в своей интенсивности. Она была благодарна за то, что он одолжил ей плащ. Хотя она знала, что это должно было скрыть ее личность, капюшон закрывал ее румяное лицо, затяжное тепло из ее тела просачивалось в ее истощенные кости. Ю Чжунхёк был груб снаружи, но он был надежным. Воистину, это был человек, на которого она могла положиться...» Для сравнения, Ким Докча получает полный рот звериного меха. Конечно, к этому моменту дворянка полностью отдалась чарам Ю Чжунхёка. Он все еще расстроен тем, что Ким Докча чихнул на него? Или, может быть, как он попал в ловушку в растении-людоеде? То же самое можно сказать и о любой другой нелепой ситуации, в которую, кажется, попадает Ким Докча, но Ю Чжунхёк особенно разгневан сегодня. Он, вероятно, не рад тому, что ему лгали, но Ким Докча исправил проблему, не так ли? Никто из королевской гвардии не узнает даже то, что он на этой стороне королевства. Ким Докча настоял бы на том, чтобы он пошел искать какого-нибудь добровольного соседа, если бы это не означало безвременную гибель Ким Докчи. Не раздумывая, он проезжает мимо Ким Докчи. Прежде чем Ким Докча сможет сесть с ним, он подгоняет лошадь вперед быстрее, чем Ким Докча может сесть. — Что? Подожди, что ты делаешь? У Кима Докчи нет другого выбора, кроме как следовать медленной рысью за Ю Чжунхёком, но быстрым для человека темпом, тем более, что он отягощен тяжелым плащом Ю Чжунхёка. Когда они добираются до охранника, он смотрит на бумаги Ю Чжунхёка незаинтересованным взглядом, которые загораются, когда они смотрят на красивого мужчину. Его глаза смотрят на Ким Докчу, который значительно менее впечатляет в грязном коричневом плаще и капюшоне, покрывающем его и его меньший рост, а затем на тяжелый плащ, который он держит. — Что привело тебя в город, сэр Рыцарь? Охранник спрашивает Ю Чжунхёка. — У меня есть дело в Эдеме. Ю Чжунхёк — человек, которого трудно подвергнуть сомнению. Охранник выглядит одновременно пораженным и запуганным, но не любопытствует больше. — Вход стоит пять серебряных. — Заплати ему, — приказывает Ю Чжунхёк. Ким Докча смотрит на охранника, пока Ю Чжунхёк не смотрит через плечо, чтобы взглянуть на него. Глаза Ким Докчи расширяются, прежде чем он сжимает челюсть и послушно опускает голову. Он копается в карманах в поисках мешочка для монет, который уже значительно легче, чем когда началось их путешествие. Все время, пока они бродят по рынку, Ю Чжунхёк относится к нему как к слуге. Может быть, это потому, что он знает, как хорошо Ю Чжунхёк относится к женщинам, которых он стелит, раздражение Ким Докчи усиливается из-за их краткого пополнения запасов в городе. Ким Докча никогда не считал себя угрюмым или драматичным человеком; даже когда над ним издевались в школе, ему удавалось сохранять хладнокровие на протяжении всех его мучений, но в Ю Чжунхёке есть что-то, что толкает его вверх по стене. Он обвиняет в тенденции романа делать все, что он делает, каким-то образом соблазнительным. Почти удушающе встретится с желанием, которое даже не ощущается как его собственное, которое чувствуется как монстр, поднимающийся внутри него. Он ощущает себя таким растянутым этой болью, таким готовым вернуться в место, где он не чувствует, что он задыхается от тревожного, нежелательного раздражения. Тем не менее, Ким Докча подыгрывает. Помимо того, что он сделал несколько покупок для себя, он держит голову опущенной, следуя за устойчивой походкой Ю Чжунхёка. В гостинице есть только одна комната. — Оставайся здесь, — приказывает Ю Чжунхёк, а затем тут же уходит. Он не говорит, где и почему, но боль Ким Докча настолько сильна, что не заботится о том, чтобы спросить. Ким Докча ждет, пока дверь в их комнату не закроется, чтобы начать жаловаться. — Слуга? Ю Чжунхёк! Ты сволочь! Ким Докча хочет задушить его. Оставшись один в их комнате, он оглядывается по сторонам. К его неудивительному разочарованию, есть только одна кровать. Снова. Он лежит посередине на ней, занимая пространство. Сено торчит сквозь тонкую простыню и тычет в любую открытую кожу, но, несмотря на комковатость и царапины, это лучше, чем спать на твердой земле. Он приятно дремлет впервые за несколько недель — до тех пор, пока Ю Чжунхёк не возвращается и не отправляет его в полет с матраса одним быстрым перетягиванием тонкого одеяла. Ким Докча лежит на земле, пораженный достаточной болью, чтобы застыть на месте. Челюсть у него сжимается, лоб прижат к твердому полу. Ю Чжунхёк заставляет его спать на полу. Снова. Ким Докча ненавидит его.■■■
Только после того, как они покинули город (оставив позади эту маленькую комнату, односпальную кровать, жесткий пол под Ким Докча, когда он заставил себя рассказать подробности романа, который он знал, чтобы не думать о тихом, даже дышащем всего в нескольких метрах от него), он чувствует, что снова может дышать. Они путешествуют в тишине большую часть дня. Душно, напряженно несколько часов, где Ким Докча пытается не трогать Ю Чжунхёка, даже будучи полностью прижатым к нему. Позже они разбили лагерь у близлежащей реки. — Я наполню свой бурдюк. Не иди за мной, — говорит Ким Докча, когда Ю Чжунхёк стремится к огню. Ответ Ю Чжунхёка — незаинтересованное ворчание, за которым присоединяется еще один пучок ветвей к растущему пламени. Ю Чжунхёк может быть способным. Он может быть лучшим фехтовальщиком в стране. Он может быть невероятно красив. У него может быть три головы и шесть крыльев для всей заботы Ким Докча — он абсолютно не может терпеть его. Глупый сексуальный ублюдок с неисправимой личностью. Ким Докча должен отрезать его член в следующий раз, когда Ю Чжунхёк даже подумает использовать его, чтобы выпустить пар! Он становится на колени у основания реки, промывая свой бурдюк. Если бы он не был так измучен от метания и ворочанья на земле, он мог бы заметить, как виноградные лозы подкрадываются к нему. В одно мгновение все ломается на части.■■■
Хан Суён — извращенка. Хан Суён – извращенка! Это предложение повторяется снова и снова в его голове, когда скользкие зеленые лозы оборачиваются вокруг его конечностей. Даже если бы Ким Докча не унаследовал знания гербологии от своего персонажа, он узнал бы этот троп где угодно. Они срывают струящуюся ткань его рубашки, подвергая его голую кожу холодной слизи, сочившейся из растения. Он борется с лозами, дергающими за шнуры его штанов, но вскоре виноградные лозы ослабляют узлы. Штаны соскальзывают по его бедрам, обнажая его член и задницу полуденной жаре. Ким Докча бросают на живот в пышной листве, уползая, когда виноградные лозы обматывают его открытые бедра и раздвигают их. Более мелкие лозы дергают и тянут за его соски, заставляя их выделяться на фоне прохладного воздуха. — Черт возьми, Хан Суён, — проклинает Ким Докча, вдавливая лицо в сладко пахнущие цветы. — Кто тебя этому научил? Он облизывает губы. Пыльца пахнет сладко, но на вкус землистая, как травяные тоники, которые он пил в храме. Виноградная лоза толкает его отверстие. Ким Докча задыхается, и виноградная лоза пользуется возможностью, чтобы наполнить его рот. Толстый конец его трется о его щеки, распространяя липкое вещество по плотному кольцу мышц. Это почти похоже на язык, думает Ким Докча, грудь вздымается. Несмотря на его первоначальный страх, виноградная лоза, похоже, еще не хочет входить в него, беспорядочно терясь о его отверстие. Удовольствие заставляет его тело дергаться, бесполезно борясь с другими виноградными лозами, удерживающими его лицом вниз в цветах. Пыльца почти комично надувается в воздухе, оседая, чтобы оставить еще один легкий слой, как будто она еще не полностью покрывает его. При первом инородном прорыве Ким Докча кричит вокруг виноградной лозы, засунутой ему в рот, но большая часть сопротивления покинула его тело. Виноградная лоза не очень густая, но Ким Докча никогда не думал, что его первый раз будет с гребаным растением, и это потрясает его до глубины души, несмотря ни на что. Он хотел бы, чтобы ему было противно это ощущение, но вместо этого он обнаруживает, что его бедра качаются обратно в толкающее растение, позволяя ему скручиваться внутри него и гладить его стенки. Вся головокружительная похоть, которую он пытался подавить в течение последних недель, бурлит на поверхность, заставляя его сдаваться легче, чем он хотел бы признать, постороннему прикосновению растения. Это зудит и чешется, хочет он этого или нет. Когда виноградная лоза прижимается к месту, которое посылает искры, танцующие вокруг его зрения, Ким Докча почти впадает в панику. Но затем виноградная лоза снова ударяет по этому месту, с любопытством подталкивая его; снова и снова Ким Докча стонет в цветы. Это лучше, чем прикасаться к себе. Тепло неуклонно накапливается внутри его желудка. Сколько времени проходит таким образом? Щека Ким Докчи втирается в мягкие лепестки, слюни выскальзывают из уголка рта. Он, должно быть, ушел достаточно давно, чтобы заставить Ю Чжунхёка заметить. Яркое, драматическое шоу фехтования освобождает его, виноградные лозы разлетаются в воздухе, когда Ю Чжунхёк срезает их. С истинным временем главного героя, Ю Чжунхёк спасает его. К сожалению, он также прерывает его, прежде чем Ким Докча может кончить. Ощутимое облегчение, которое Ким Докча начал испытывать всякий раз, когда появляется Ю Чжунхёк, вызывает привыкание, опасное чувство, но на этот раз оно сменяется разочарованием, поскольку он внезапно пуст, дыра жадно сжимается вокруг ничего. Виноградная лоза во рту падает, Ким Докча кашляет, задыхаясь от воздуха. Ю Чжунхёк смотрит на него сверху вниз, красивый даже с ярко-желтой пыльцой, пылающей его щеки. Смутно он задается вопросом, должен ли он беспокоиться о том, что Ю Чжунхёк также подвергается воздействию вещества, но его дырка дергается, как будто ей одиноко. Ким Докча провел последнюю неделю, отбиваясь от всевозможных смехотворно сексуальных ситуаций, и это похоже на вишенку на торте. — Ким Докча, — говорит он, с тревогой в своих темных глазах, когда Ким Докча лапает переднюю часть штанов Ю Чжунхёка. Слишком отвлеченный своей похотью, Ким Докча не видит, как взгляд Ю Чжунхёка путешествует по открытой, бледной коже Кима Докчи. Его пальцы неуклюжи, когда они сражаются с поясом Ю Чжунхёка, отчаянно пытаясь скрыть затвердевший член под тканью. (Один из нескольких поясов, которые он обычно носит, но, к счастью, сейчас он носит только один. Ким Докча бессмысленно трахал бы себя пальцами, если бы ему пришлось ждать Ю Чжунхёка и его проклятые пояса.) Вместо ярости Ким Докча думает, что он сможет принять ту жгучую эмоцию в глазах Ю Чжунхёка в течение последних нескольких дней. Желание. Как будто он этого хотел. Как будто он хочет Ким Докча. Это не первая книга WOS, которую он читает. Все предыдущие книги следуют шаблону, и с самого начала Ким Докча был бы слеп, чтобы не видеть этого. Если эта вселенная сосредоточена вокруг сексуальных приключений Ю Чжунхёка, и эти приключения не происходят, естественный поток будет только продолжать пытаться исправить это. Черт возьми, думает Ким Докча. Настройте Вселенную правильно. — Ты не в здравом уме, — предупреждает Ю Чжунхёк, крепко держа руки на дрожащих плечах Ким Докчи. Если вселенная хочет, чтобы Ким Докча был трахнут Ю Чжунхёком, то он это сделает. Ким Докча хочет существовать, не беспокоясь о том, что попадет в ловушку еще одного растения-монстра. Он предпочел бы оказаться в ловушке на чудовищном члене. И Ю Чжунхёк, будучи глупо красивым, не имеет к этому никакого отношения. — Тебе было все равно в прошлый раз. — Ким Докча. — Ю Чжунхёк, — Ким Докча стонет, толкая его на землю. По какой-то причине Ю Чжунхёк позволяет ему это сделать, его руки покоятся на талии Кима Докчи, когда он завис над ним, на коленях. — Заткнись и трахни меня, ты проклятый сукин сын. Его ногти впиваются в кожу Ю Чжунхёка. Кровь течет под тонкими порезами полумесяца, и глаза Ю Чжунхёка дрожат. И как будто плотина прорвалась, Ю Чжунхёк протягивает руку, чтобы схватить его за заднюю часть шеи, когда он выпрямляется, его свободная рука не позволяет Ким Докча упасть назад при его резких движениях. Он толкает Ким Докчу вперед, сминая их губы вместе. Это похоже на танец, как будто тебя съедают, как все, что Ким Докча когда-либо хотел в жизни. Ким Докча может попробовать пыльцу на губах Ю Чжунхёка, и не заботиться об этом. Ю Чжунхёк держится за него достаточно сильно, чтобы появились синяки, как будто Ким Докча попытается снова вырваться из его рук. Ким Докча безумно хочет посмеяться. Он в ужасе, но больше нигде он не хотел бы быть. Поцеловав неопытного Ким Докчу, затаив дыхание, он оттягивает назад одну нить слюны, соединяющую их открытые рты. Сравнение их членов не делает Ким Докчу таким застенчивым, как он думал. Потому он думает, что причиной этого может быть афродизиак, который Ким Докча вдыхал в течение последнего часа. Скорее, наоборот; рот Докчи выделяет еще больше слюны при его виде. Он хочет опустить на него рот. Он хочет почувствовать это внутри себя, меняя свои внутренности, заставляя его корчиться. Трахаться с ним также, когда он читал, как Ю Чжунхёк трахал этих девушек; пока они не капали, наполовину опьяненные его спермой. Член Ким Докчи трогательно истекает, когда он скрежещевает его с членом Ю Чжунхёка, достаточно толстого, чтобы его рука не могла должным образом обхватить их обоих. Когда рука Ю Чжунхёка прикрывает его, Ким Докча перестает думать. Он выгибается к Ю Чжунхёку, потянув за розовый сосок, дергая зубами, пока он не опухнет под ртом. Каждый сантиметр кожи, к которому прикасается Ю Чжунхёк, чувствуется горящим, его кровь бурлит с зудом, начинающимся низко в животе. Он бьется о член Ю Чжунхёка, когда его дырочка дергается, пустая боль от того, что его дразнят, но не удовлетворяют. Ким Докча не знает, как об этом попросить. Он боится что-либо сказать вообще, потому что, как только он это сделает, будет умолять так, что не сможет остановиться. — Ты начал это, — выдыхает Ю Чжунхёк и переворачивает их. Член Ю Чжунхёка проскальзывает между половинок, натыкаясь на его дырочку, растянутую виноградными лозами. С хныканьем Ким Докча вращает бедрами и тянется между ними, чтобы расположить у его входа. Низко проклиная себе под нос, наблюдая за происходящим, Ю Чжунхёк проводит рукой в успокаивающем жесте по позвоночнику Кима Докчи, к изгибу его задницы, потирая кольцо мышц, когда кончик его члена касается его там. При первом вторжении головки члена Ю Чжунхёка после его края, Ким Докча дрожит. Его мышцы уже мягкие, скользкие из-за липких остатков из сочившегося растения, но он хочет сделать это медленно. Он хочет почувствовать, как Ю Чжунхёк наполняет его живот. У Ю Чжунхёка нет таких сдерживаний, он хватает Ким Докчу за талию и погружает в него свой толстый член. Ким Докча кричит. Он чувствует себя наполненным к горлу, близким к тому, чтобы трещать по швам. Затем Ю Чжунхёк поднимает его, только чтобы опустить его в другом безжалостном, диком движении. Легко Ю Чжунхёк вырывает воздух из своих легких, в то время как Ким Докча запрокидывает голову назад, коротких ах, ах, ах, ах в тандеме с каждым шлепком его бедер. Он сжимает член Ю Чжунхёка. — Я думал, что ты будешь болтливее, — ворчит Ю Чжунхёк, удивляя их обоих. Достаточно взглянуть на покрасневшее лицо главного героя, чтобы увидеть, что Ю Чжунхёк также заражен пыльцой. Заткнись, Ким Докча хочет сказать ему, но Ю Чжунхёк держит Ким Докчу так глубоко на его члене, как только он может, и вдалбывает еще дальше. Головка его члена трется о самые глубокие стенки Докчи, как будто пытаясь — одна из любимых непристойных линий Хан Суён — придать форму его тела члену Ю Чжунхёка. — Ты более проблемный, чем того заслуживаешь, — говорит Ю Чжунхёк, но он все еще дотягивается до щек Кима Докчи и скользит тремя пальцами в рот, чтобы растечься по языку. Ким Докча стонет, когда он обнимает его за руку. Ю Чжунхёк наблюдает за ним с покрасневшим, довольным выражением лица. Ким Докча хочет задушить его, поэтому он замолкает; но он также хочет слушать, как он говорит вечно. Проклятье, Хан Суён. Благодаря пыльце первый оргазм оглушает его, зрение возвращается только тогда, когда его тело расслабляется от напряженного растяжения пальцев ног, его мышцы сильно сокращаются. Затем Ю Чжунхёк хватает свой член и вырывает из него второй оргазм. Член Ким Докчи брызгает по всей руке Ю Чжунхёка, капая на буйную землю под ними. Его бедра дергаются и сопротивляются, тело неудержимо дрожит. К третьему разу Ким Докча понимает, что он плачет, слезы льются по его лицу от ощущения наполнености, снова и снова, когда он лепечет. — Остановись, пожалуйста, — умоляет Ким Докча, даже когда его твердый член все еще качается между его ног. — Я, я не могу... — Как я могу остановиться, когда ты еще не удовлетворен? Рука Ю Чжунхёка обнимает член Ким Докчи, тыкая головой, когда он ласково зарывается в его волосы. Ким Докча ползет к ручью, чтобы глотнуть воды, или попытаться уйти, или найти какое-то облегчение от удовольствия, подавляющего все, что он когда-либо знал... но Ю Чжунхёк скользит руками под талией, поднимая его и тянет обратно к своему члену. — Не беги, Ким Докча. Ю Чжунхёк слишком сильно вонзает ногти в кожу Ким Докчи. Его захват — это клетка, из которой Ким Докча все равно не смог бы вырваться. — Ххнх! Песок скользит сквозь пальцы Ким Докчи, когда Ю Чжунхёк вдалбивает бедрами так глубоко, как только может. Он понятия не имеет, сколько раз Ю Чжунхёк заставляет его кончать. Солнце начинает садиться, превращая вечернее небо в дикий красный цвет, словно колени Ким Докчи натертые от песка и камней. Ю Чжунхёк продолжает брать его до тех пор, пока его использованный член не истечет прозрачной жидкостью на берег реки, пока сперма главного героя не потечет по его укушенным с внутренней стороны бедрам, и звезды не выйдут, чтобы насладиться шоу. Во второй раз за свою недавнюю память Ким Докча делает то, что делает каждый переполненный любовный интерес, когда встречается с мастерством Ю Чжунхёка. Он теряет сознание.■■■
Езда на лошади в десять раз хуже после секса. Болит все. Он чувствует себя, как будто его сбил грузовик, и даже задается вопросом, было ли это на самом деле. Может быть, именно так он попал сюда в первую очередь, и он просто не помнит, но это имело бы смысл. Вот как это происходит во всех этих других историях, верно? Ю Чжунхёк держит блаженно медленный темп, помня о дискомфорте Ким Докчи. Воистину, самым джентльменским человеком был до сих пор. К тому времени, когда они прибывают в следующий город, луна высоко в небе, полная и яркая. Фонари усеивают снаружи зданий, большинство окон освещаются жителями внутри. Несмотря на отчетливую боль в спине (и во всех других его частях), Ким Докча является самым довольным за все это путешествие, вытертым начисто и запеленатым в густом плаще Ю Чжунхёка. Он тонет в запахе чего-то по сути Ю Чжунхёка, опьяненный и легкомысленный со всем этим, но это может быть истощением. — Ты должен подумать о наморднике, — предлагает Ким Докча, нахмурившись, когда воротник его туники натирает нежную кожу, сырую от укусов. Его идея заткнуть рот Ю Чжунхёку почему-то не сбрасывает его с лошади. Может быть, это было бы лучше, чем ездить с ним на лошади; менее неловко, чем осознавать его теплое, твердое присутствие на спине Ким Докчи. Его твердые бедра прижимаются к бедрам Докчи. Он может легко представить длину его огромного члена, прижимающегося к его заднице, близко познакомившись с ним в течение последних нескольких часов. К огорчению Ким Докчи, его способность не думать о сексуальном мастерстве Ю Чжунхёка значительно ослабла. Трактирщик думает, что они женаты, но Ким Докча слишком отвлечен своим изуродованным телом, чтобы заметить оплошность, полусонный, прислонившись к Ю Чжунхёку. Ю Чжунхёк проводит слегка бредящего Ким Докчу в их комнату. Опять же, одна кровать. Вместо того, чтобы рухнуть в нее, как он хочет, Ким Докча падает на деревянный стул. Он поднимает локоть на стол и держит руку на лице. Он постелит постельное белье, ему просто нужна секунда. Ким Докча не знает, как долго его глаза были закрыты, пока голос Ю Чжунхёка, более мягкий, чем он когда-либо слышал, не заговорил. — Возьми кровать, — говорит Ю Чжунхёк. Глаза Ким Докчи открываются, и Ю Чжунхёк сидит напротив него. — Все, что нужно, это немного половой пыльцы, и ты позволяешь мне спать? — Если бы ты сказал мне... — говорит Ю Чжунхёк, возмущаясь. Ким Докча сидит с хмурым взглядом, задаваясь вопросом, действительно ли Ю Чжунхёк попытается начать ссору сейчас, из всего времени: — Твое проклятие. Я не знал. Ах. Ю Чжунхёк увидел. Конечно, он видел, думает Ким Докча. Ю Чжунхёк трахал его часами, облизывал и сосал его соски до набухшего состояния. Вдоль его плеч были следы укусов от зубов мужчины; он никак не мог пропустить черные усики, распространяющиеся по его телу. Ким Докча смеется. — Как бы ты узнал? Почему я должен был сказать тебе? — говорит он. Ю Чжунхёк, наблюдая за ним с неразличимыми эмоциями темными глазами и бороздчатыми бровями, молчит. Пальцы Ким Докчи чешутся, чтобы снять дневную одежду и упасть в постель, но эта уязвимость кажется неразумной. — В любом случае это ничего бы не изменило, — добавляет Ким Докча, пытаясь рассеять неловкое напряжение. Что... Что это за атмосфера? Ким Докча задается вопросом, не из-за природы ли его проклятия Ю Чжунхёк ведет себя таким образом. Ю Чжунхёк никогда не ладил с созвездиями, поэтому, возможно, он чувствует какую-то жалость к Ким Докча. Ю Чжунхёк лучше всех знал бы обоюдоострые мечи таинственных созвездий, играющих в бога с этим миром. Сначала Ким Докча предположил, что Ю Чжунхёк сердится. Ю Чжунхёк, будучи ублюдком, да, это обычное дело, и он ненавидит это, но он может справиться с этим. Огонь в их комнате потрескивает, тепло оседает в больных костях Ким Докчи. Он проснулся больше, чем несколько минут назад, озадаченный неожиданно обеспокоенным лицом Ю Чжунхёка. Ю Чжунхёк больше ничего не говорит, только смотрит на Ким Докчу, как будто... Нет. Это, должно быть, гнев. Он не знает, что делать, если это не так. Внезапно в комнате становится слишком душно. Несмотря на то, что его тело кричит ему, чтобы он заснул, он выталкивает себя из кресла. — Я голоден.■■■
Певица напевает простую, приятную мелодию, ее пальцы играют на лютне. Мужчины играют в карты за столом в углу, звук их случайной болтовни неразличим, когда он дрейфует к усталым ушам Ким Докчи. У него не было возможности должным образом насладиться миром, слишком сосредоточенный на том, чтобы остаться в живых и выбраться, но... Это приятно, считает Ким Докча. Ю Чжунхёк падает на сиденье напротив Ким Докчи. Перед ним стоит дымящаяся тарелка супа, куски мяса и овощей плавают в густом бульоне. С улыбкой Ким Докча радостно копается в блюде. Секс наработал агрессивный голод, понимает он с приливом. — Ты не должен напрягать свое тело до такой степени, — говорит Ю Чжунхёк на ровном месте. Он застает Ким Докчу врасплох, держа ложку на полпути к его открытому рту. — Ты беспокоишься обо мне? — Ким Докча ухмыляется. — Забудь о том, что я сказал, — насмехается Ю Чжунхёк, скрестив руки. Пинта эля перед ним остается нетронутой. Как будто он слишком заинтересован в том, чтобы Ким Докча ел, чтобы делать что-то еще, кроме как наблюдать за ним. Он не уверен, связано ли беспокойство Ю Чжунхёка с настойчивостью Ким Докчи о том, чтобы они ели в таверне, а не прятались в своей комнате после того, как его чуть не трахнули до смерти, или его решимость путешествовать по королевству с гниющим телом. Суп наполняет его желудок теплом, а нежная суета горожан вокруг них создает комфортную атмосферу для честности. — Я должен уйти. Это мой последний шанс, — признается Ким Докча. Он держит свой взгляд сосредоточенным на потрескивающем огне очага в центре комнаты. — Если мы потерпим неудачу... Если он вернется, семья этого персонажа никогда не позволит ему уйти. Из-за заблуждения, искренней озабоченности, да, но ему здесь не место. Ким Докча пожимает плечами. Ким Докча отказывается жить в ловушке в незнакомом мире. Ю Чжунхёк ничего не говорит, не то, что Ким Докча ищет утешения. Однако, если в Ю Чжунхёке есть хоть капля чести или праведности, о которых читал Ким Докча, то он, по крайней мере, воспользуется этим. Чтобы вернуться обратно в свой мир, Ким Докча будет использовать все, что сможет. Они не разговаривают до конца трапезы. Ю Чжунхёк никогда не был болтливым, но он более сдержанный, чем обычно. Ким Докча не знает, как избавиться от странного настроения, но беспокойство о том, что он так близок к своей цели, отвлекает его даже от попыток. — Тогда я первым пойду спать, — говорит Ким Докча, стуча ложкой, когда он кладет ее в пустую миску. Ю Чжунхёк смотрит на него, как будто потрясенный его ужасными манерами, несмотря на его воспитание, но остается на месте. В конце концов, они не обязаны возвращаться в комнату вместе. На полпути вниз по коридору наверху он чувствует, что кто-то следует за ним, но когда он смотрит через плечо, никого нет. Страх поднимается внутри него, как желчь. Их комната так близко, но время замедляется, и дверь кажется все дальше с каждым шагом. Найти Ю Чжунхёка было бы самым безопасным способом действий, но этот путь заблокирован тем, кто следует за ним. Часть его задается вопросом, когда он так легко начал полагаться на Ю Чжунхёка, находя это почти жалким. Тем не менее, Ким Докча выравнивает плечи и думает об этой широкой, надежной спине, когда он сталкивается со своими противниками. С долгим вздохом Ким Докча останавливается. Он оборачивается. — Я знаю, что ты там. Свечи, разбросанные по залу, мерцают от ветра, который он не чувствует, танцуя в тускло освещенном пространстве. Ким Докча не добирается до комнаты.■■■
По прибытии в скромный, уединенный монастырь Ким Докча раздевается, купается и снова одевается в мягкие белые одежды. Каким бы причудливым ни было это место, на территории патрулирует значительное число охранников; Ким Докча признает знаки отличия на передней части их пальто священным символом духовенства. Комната, в которой он содержался, скромно обставлена, аккуратна и гостеприимна. Оба его похищения были достаточно приятными. Самая неприятная деталь сейчас сидит напротив него. — Тебе интересно, куда пошел твой маленький рыцарь? — спрашивает Первосвященник, улыбаясь, наклоняя голову. — Мы поблагодарили его за то, что он сохранил тебя в безопасности, и заплатили оставшуюся часть его гонорара, но сказали, что для тебя было бы неприятно больше оставаться подальше от нашей защиты. — По крайней мере, кто-то платит ему. Слова Ким Докчи расслаблены, но что-то падает в живот. Если ему заплатили, у Ю Чжунхёка нет причин приезжать. Что еще удерживало Ю Чжунхёка рядом с ним, кроме их долга? Первосвященник щелкает языком, словно разговаривает с ребенком. — Ваша семья беспокоится за вас. Такие действия только разобьют их сердца. — Ты не будешь вознагражден, как только я расскажу им о своем лечении в ваших руках, — скрежещет зубами Ким Докча. Большинство побочных персонажей в этом сериале остаются безымянными и неважными (поскольку Хан Суён отдавала приоритет сексу, очевидно), но Ким Докча никогда не мог забыть персонажа перед ним. Один из повторяющихся антагонистов истории, прекрасный священнослужитель со злым умыслом: Первосвященник Асмодей улыбается. Он скрещивает одну ногу над другой, его локоть опирается на подлокотнике, когда он нераскаянно смотрит на Ким Докчу. Он никогда раньше не встречал первосвященника, но все его чувства кричат "беги". — Чистое облегчение вашего возвращения затмит все остальное, — говорит Асмодей. Чистый белый цвет его одежд плохо подходит к тяжелому, почти удушающему присутствию, сидящему перед ним. Глаза Ким Докчи смотрят наружу. Прошло несколько часов. Заходящее солнце окрасило небо в сердитый красный цвет, а из окна открывается вид на густой, темнеющий лес. Асмодей ошибочно принимает его дрейфующее внимание за желание убежать, поскольку он наказывает его. — Возможно, это сработало в первый раз, но, пожалуйста, не пытайся сделать это снова. Или попытайся, кажется, говорит улыбка Асмодея. Странная, головокружительная эмоция пузырится внутри Ким Докчи. — На самом деле, я именно там, где я хочу быть, — говорит он. — А? Брови Асмодея причудливо дергаются, но он, похоже, не удивлен. Дрожь поднимается вверх по позвоночнику Ким Докчи, когда Асмодей наклоняется вперед. — У меня есть что-то ценное, чтобы предложить вам. Ценнее моей крови. — Ценнее? Я думаю, что ты ошибаешься, дитя. — Я? Ким Докча размышляет. — Иначе зачем первосвященнику приходить самому? Асмодей не пропускает ни одного удара, когда говорит: — Ты почетный гость. — Король демонов не заботится о чести, — говорит Ким Докча. В комнате становится холоднее. Улыбка Асмодея не спадает, но есть что-то, что мерцает за его взглядом. Тем не менее, Ким Докча настаивает: — Я хочу ключ, который ты украл у Ведьмы. — Мой ключ. — Асмодей моргает, медленное осознание пересекает его лицо. — Я должен был догадаться, что она прячется неподалеку. И ты пытаешься добраться до нее... Улыбка Асмодея становится насмешливой. — Это не сработает — никто не сможет разрушить ваше проклятие. — Я не пытаюсь сломать его. Это похоже на первую правду за несколько недель, исходящую из его уст. — Ты не можешь отменить дар созвездий. В конце концов, следы, простирающиеся по телу Ким Докчи, не являются проклятием. Если верить преданиям Хан Суён, то это благословение. ... один из самых жестоких секретов этого мира и величайших даров. Тем Благословение Звезд, таинственный атрибут, завещанный несчастным смертным созвездием. Существование настолько редкое, что только несколько живых душ смогли бы понять причину ее страданий. Унция ее крови могла залечить поверхностные раны. Пинта может привести кого-то с самой грани смерти. При очищении восстановительные свойства могут быть увеличены в десять раз. Это относилось только к людям, отличным от нее самой. Сила благословения пришлась на тяжелую цену ее собственного здоровья. Пока она дышала, она могла помочь тысячам людей. Однако, если какой-либо другой вид — будь то дьявол, ангел или якобы сами созвездия — вступит в контакт с ее кровью, будет ощущаться невообразимая боль. В чужих руках она была неограниченным источником яда, способом низвергать богов и разрушать царства. В неправильных глазах она была более ценной, чем любая золотая жила, ожидая, когда ее разденут и обнажат... Молчание Асмодея является достаточным ответом. Несколько месяцев назад Хан Суён прислала ему первую главу тома под названием «Святая». Ким Докча немедленно предложил ей изменить его, потому что это испортило сюрприз. Этот разговор словно происходил целую жизнь назад, считает Ким Докча. — Если ты дашь мне ключ, я убью Ведьму. Ю Чжунхёк был не единственным, у кого были неуравновешенные сомнения. Если ведьма не хотела, чтобы ее использовали для развития сюжета, она не должна была наживать врагов в лице восьмидесяти процентов персонажей. — Ты собирался использовать мою кровь, чтобы убить ее в любом случае. — Ты довольно хорошо информирован. Это звучит как угроза. — Есть ли что-нибудь, что нельзя купить за деньги? — Ким Докча снова лжет: Если она не может помочь мне, как ты сказал, то для меня не имеет значения, выживет она или умрет — есть что-то еще, чего я хочу, но я могу украсть это с ее трупа, если мне нужно. В голосе Асмодея есть почти развратный тон, когда он смотрит на Ким Докчу вверх и вниз: — Ты собираешься убить ее? Ким Докча не может с этим не согласиться. Было бы смешно, если бы он убил одно из самых могущественных существ в этом мире в одиночку. — Ну, я нанял наемника для грязной работы. Снаружи слышен взрыв, раскачивающий хрупкие стены. Ах, Ким Докча думает с удивительным всплеском облегчения и болью, цветущей в горле, время протагониста. Несмотря на хаос снаружи, Асмодей только смеется, его глаза маниакально сияют от волнения. — Что, если я хочу убить ведьму своими руками? Если я сам хочу разорвать ее на куски? Это интересное предложение... — У тебя нет выбора. Внезапно Ким Докча кашляет. Его плечи встают с силой этого. Кислый вкус железа покрывает его язык. Когда Ким Докча отдергивает руку, глаза Асмодея расширяются на черную желчь, разбрызганную на его ладони. Ким Докча ухмыляется со слегка окровавленными зубами: — Либо ты дашь мне ключ, либо я умру здесь. — Что ты имеешь... Его восторг прервался и сменился возмущением, Асмодей угрожает: Я убью твоего спутника. Крик со двора. Неумолимый звук лезвия, разрезающего плоть и кость. Вытирая кровь в уголке рта, Ким Докча не может не смеяться. — Ты не можешь убить Ю Чжунхёка. Ты не можешь убить Ведьму, но ты можешь позволить мне умереть и потерять все, ради чего ты так усердно работал. Он чувствует негодование Асмодея. Это напоминает ему о том, что он сидит слишком близко к огню, достаточно близко, чтобы позволить ему обжечь его кожу. — Смерть — это не то, что придет так легко. Асмодей не знает, насколько он прав. В WOS он был движущей силой ее власти, которую выясняли и злоупотребляли с целью получения прибыли. Нет, если Ким Докча может что-то сказать по этому поводу. Дверь распахивается, охранник пытается сказать: — Ваше высо-! Лезвие вырывается из его груди, когда он прерывается, и Ю Чжунхёк ревет: — Ким Докча! В отличие от романа, в глазах Ю Чжунхёка нет отчаянной, романтической озабоченности. Он в ярости. Такая ярость, которая заставляет Ким Докчу беспокоиться, что он прыгает со сковороды в огонь со своим рыцарем в сияющих доспехах... Он, вероятно, злится на то, что Ким Докча пропал без вести, и единственной подсказкой было имя Асмодея, нацарапанное на записке, оставленной под пустой тарелкой супа Ким Докчи. Яд заставляет его чувствовать себя в восторге, если не в бреду. — Ты опаздываешь, Джунхёк-а. Ю Чжунхёк переступает через тело охранника, которого он убил несколько минут назад. Его длинные шаги в одно мгновение приводят его на сторону Ким Докчи, его меч направлен на Асмодея. Когда Асмодей наблюдает за Ю Чжунхёком с заинтригованным выражением лица, крики приближающихся охранников доносятся из зала. Возвращая свое внимание Ким Докча, губы Асмодея сжимаются, глаза дрожат от смеси гнева и ликования, от которого Ким Докча почти дрожит. После напряженной тишины с охранниками, осторожно входящими в комнату, Асмодей в конце концов говорит: — Ты, должно быть, испытываешь сильную боль. — Это ничто, — говорит Ким Докча, — но я, вероятно, должен принять противоядие, прежде чем умереть. Благодаря объединенным знаниям женской героини и Ким Докча, собранный змеиный яд, смешанный со слизью из плотоядного растения, легко превращался в медленно действующий яд. Это было так легко, что у Ким Докчи были сомнения по поводу того, чтобы сбить черную жидкость, но это был лучший курс действий. За последние несколько часов агония стала более болезненной, но Ким Докча считает, что использование его в качестве фермы крови на всю оставшуюся жизнь было бы хуже. С окровавленными зубами Ким Докча освежающе улыбается. — У нас есть сделка?