***
Эурон Грейджой, мальчик восемнадцати лет, представляет собой уникальный гротескный образец компетентности Тобирамы. Его лицо ничуть не повреждено, оно всё такое же мальчишеское и красивое. Он очень красив, с глубоко посаженными глазами и узким благородным носом. Никогда не угадаешь, о чём он думает, только лёд в сердце Неда даёт ему некоторое бесстрастие. Эурон — настоящий монстр, такой же извращённый, как и Гора, и всё же, он выглядит так, будто любая девушка была бы довольна его ухаживаниями. Монстры прячутся у всех на виду. Пока его глаза скользят по телу мальчика, даже льда недостаточно, чтобы отогнать ужас и страх. Все конечности сломаны, а не вывихнуты. Его плечи и бедра ничем не лучше. Им уже ничего не поможет, даже если он каким-то образом переживёт сегодняшний день. Каждый человек в этом лагере плюнет на могилу этого мальчика. Нед… он не может заставить себя ощутить жажду крови. Эурону Грейджою суждено умереть, но… Оберин Мартелл и его люди строят карету для заключённого. То, как Тобирама удерживает его в бессознательном состоянии, откровенно говоря, не касается Неда. У него достаточно времени, чтобы удержаться от очередной аналогии с монстром и принцем, которую он мог бы провести. На лице мальчика следы слёз. Возможно, он умолял. Конечно, в этих пытках не было нужды. Верно? — Железнорождённые верят в погребение в море, не так ли? — спрашивает Оберин Мартелл, полностью обезумев от ненависти. — Я сожгу его у ворот замка Пайк. Боги. Они собираются… Он сглатывает. Снова сглатывает. Ничего из этого не касается Неда. Дорнийцы владеют его жизнью. Мальчик был достаточно взрослым, чтобы насиловать, калечить и убивать шестнадцатилетнюю девушку, как и ещё бессчётное количество солёных жен, которых он убил за эти годы. Он не заслуживает его жалости. — Я мечтаю только о том, чтобы этот мусор не был на пороге смерти, — продолжает Оберин. — Песчаные похороны были бы лучшим решением. — Песчаные похороны? — спрашивает Большой Джон, единственный из его знаменосцев, который смотрел на эту ужасную сцену с некоторым беспокойством. Нед рассчитывал на лорда Мандерли… Но, нет, это было глупо с его стороны. Лорд Мандерли выглядит весёлым, но он безжалостно сражался как и с железнорождёнными налётчиками, так и с бандами одичалых. Лорд Болтон, к полному удивлению Неда, выглядит так, будто готов тут же обручить Тобираму со своим сыном или даже сам встать рядом с ним у чардрева, будь проклята вера и всё остальное. — Ты не хочешь знать, — отвечает Нед, чей голос звучал хрипло, как он и ожидал, учитывая, насколько разбито было его горло. — Я не хочу знать, — но он знает. О, он знает. Это одна из многих причин, по которой, как утверждал Нед, он убил Артура Дейна. Если бы стало известно, что Хоуленд вонзил свой меч в спину Меча Зари, Доран Мартелл лично с любовью повесил бы его в пустыне, частично выпотрошив, на пир стервятникам и солнцу. — Прекрасно. Он не мог оторвать глаз от мальчика. Сгорит заживо. Сгорит-сгорит-сгорит. Рикард сгорел, Брандон сгорел. Столько огня, смерти и страданий, пытающихся компенсировать боль болью… Желчь подступает к его горлу настолько высоко, что он чувствует, что не справится с этим. — Прошу прощения. Он добирается до своей палатки как раз вовремя, чтобы опорожнить желудок в кастрюлю с супом. Кроме желчи практически ничего не вышло. Ему нужно не забывать побольше есть. — Вам нужно больше есть, лорд Старк. Блядь. Головокружение и страх ослабили тревожный зажим на его языке. — Разве у тебя нет детей, которых нужно мучить? — Ой? — Тобирама подходит, молча, как дикая кошка, готовая к нападению. Подходящее сравнение. — Вы не одобряете? Не одобряет. — Нет, нет, не одобряю, — горящие дети. Он резко вдыхает и давится едким вкусом. Во рту всё ещё осталась желчь. — Ваши знаменосцы одобряют. Ваш король одобряет. Даже напыщенные лорды-южане одобряют. — Они думают, что одобряют. Они поймут свою ошибку, — Эйрис Безумный — вот что происходит, когда люди, находящиеся у власти, привыкают разрешать свои споры с помощью огня. — Интересно. Нед хихикает. Интересно. Блядь. — Я тоже не одобряю, — продолжает Тобирама, расхаживая по палатке. — Не из жалости к садисту-насильнику, а потому, что пытки вредят тем, кто пытает. По-разному. — Ты уж извини, что я тебе не верю, — глубокие вдохи, через рот. Рядом с его рукой появляется чашка с водой. В его сердце поднимается волна обиды и благодарности. Он ничего не хочет от Тобирамы. Ему хочется свернуться калачиком и зарыдать. — Интересно. — Не мог бы ты просто… — глубоко дышать. Выпить воды. Дышать. — В этом нет ничего интересного. — Я не согласен. Я многому учусь. Люди — это высшая область изучения, каждый из людей ещё более непознаваем, чем предыдущий, — крошечные ладошки поворачивают его голову вверх, и он даже не пытается остановить рычание, скривившее губы. — Посмотрите на меня, пожалуйста. Мне нужно проверить вас на яд. Яд? Какой образ жизни вёл Тобирама, если он принимает самые основные симптомы боевой усталости за результат внешнего саботажа? — Я в порядке. Как я уже сказал, у тебя есть более интересные занятия вдали от меня. Твой принц наверняка уже начал резать этого мальчика на куски. Ты мог бы присоединиться. Кто этот ядовитый человек? Откуда эти резкие замечания? У него никогда не было остроумия, не говоря уже о сарказме. — Оберин — не мой принц, лорд Старк, — говорит Тобирама чистым и беззаботным голосом. Нет, скорее… Бесстрастным. Клиническим. — Я провозгласил своего лорда, и он, к счастью или нет, неизлечимый романтик. Покажите мне свои ногти. — Любовные укусы на твоей шее говорят о другом, — что? — Сейчас не время это обсуждать. Я сомневаюсь, что оно когда-либо наступит, — Нед испытывает извращённую, мазохистскую радость при первой искре гнева, вызванной его возмутительно неуместной откровенностью. Не такое уж и неприкасаемое божество. — Но, если вы захотите поговорить со мной, лорд Старк, я буду к вашим услугам, — он размеренно выдыхает. — Ваши ногти, пожалуйста. Нед использовал свою удачу как только мог. Стало ясно, что если он попробует ещё, то столкнётся с последствиями. — Я не отравлен, — что ты делаешь, Старк? — Какой мейстер не узнаёт боевую усталость? — Очень хороший мейстер, который не станет рисковать своим лордом, не предусмотрев все возможные варианты. Покажите ваши руки, или я обездвижу вас и осмотрю таким образом. Верно. Лучше не спорить. Возможно, это заставит его уйти и позволить Неду поваляться на земле. Он качается на пятках и выставляет руки, как ребёнок, чтобы доказать, что они тщательно вымыты. — Спасибо, — крошечные ладошки касаются его крупных рук. Прикосновение клиническое, профессиональное, но Нед не может остановить дрожь. Черт, он мёрзнет. Тобирама всегда был таким холодным? — У вас есть затвердевшие участки кожи? Какие-нибудь необычно расположенные тёмные пятна на теле? Как, чёрт возьми, он вообще мог такое знать. Как часто, по его мнению, Нед полностью раздевается во время военных кампаний? В отличие от Тобирамы, у Неда нет толпы людей, изо дня в день осматривающих его тело. — Нет. — Есть трудности с глотанием? Затруднённое дыхание? Странные болезненные толчки из ниоткуда? Ха. — Нет. — Очень хорошо. Если вы снова почувствуете приступы тошноты, вы сразу придёте ко мне. — Поскольку вы собираетесь сжигать детей, я подозреваю, что буду часто испытывать такие приступы, — блять. Тобирама молчит в течение длинной убийственной паузы. Нед думает вырезать себе язык. Кажется, это лучшее решение. — Я не буду участвовать в чём-то подобном, — говорит Тобирама. — Я мог бы. Я более чем способен замучить ребёнка до смерти, лорд Старк, если будет необходимость. Как назло, в этом никогда нет необходимости. Боги. — Мальчик ничего не почувствует. Нед моргает, не рискуя бросить взгляд в сторону Тобирамы. Он ослышался? Он никак не мог. С одной стороны, он никогда в жизни не видел человека столь ужасающе пустого. С другой стороны… Ну, это Тобирама. Взгляд на Стену, на это беззастенчиво сверхъестественное сооружение, казалось, наполнял его похожим благоговением. Не в первый раз он задаётся вопросом: «Какие секреты Тобирама скрывает под своей покрытой шрамами белой кожей?» — Прошу прошения? — Эурон Грейджой. Серийный насильник-убийца, которого мы обсуждаем. Я добьюсь его фактической смерти до вынесения приговора. Он ничего не почувствует. Нед сглатывает. Должен ли он… — Зачем? — нет, ты, безмозглый шут, это не… Ты его не поблагодарил! Нет, тебе не нужно знать, зачем и почему. Пожалуйста, боги, пожалуйста, не позволяйте ему сболтнуть лишнего. — Потому что, слушая, как он кричит в агонии, пока его плоть медленно плавится от огня, ты расстроишься. Нед снова хихикает.***
Когда Тобирама каким-то образом саботирует ворота, замок сдаётся почти сразу. У них и так почти не было солдат, возможно полагая, что они будут заняты замком Пайк, нежели возиться со сравнительно небольшой крепостью. Роберт преодолевает его менее чем за несколько часов почти без потерь. Это означает, что они движутся к замку Пайк, всё ещё таща за собой Эурона Грейджоя.***
Как и было обещано, мальчик ничего не почувствовал. Если бы запах горящей плоти не был таким безошибочным и, если бы лицо мальчика не оставалось таким нетронутым, обитатели Пайка, возможно, не поверили бы, что это происходит. Как бы то ни было, Оберин-чтоб его-Мартелл строит костёр восьмиметровой высоты, прибивает мальчика к паре скрещенных шестов и поджигает его у ворот замка. — Сообщи своему лорду, — говорит он бледнолицему железнорождённому, посланному на переговоры. — Если бы я хотел, я бы сжег вас всех, одного за другим. Увы, Эурон Грейджой был единственным, на кого у меня были претензии. Сообщи лорду Грейджою. У него было три брата, которые или умерли, или скоро умрут, — он делает паузу, фальшивый небрежный тон превращается в пародию на мурлыканье. — Я слышал, у него есть дети. Сыновья. Интересно, сможет ли он спрятать их, чтобы их не убили в бою. Боги. Тобирама стоит позади Оберина. До вчерашнего дня Нед подумал бы, что это из солидарности. Теперь он не уверен. Боевые огни в глазах Оберина ярко сияли, и то, как его губы отдёргивались от зубов, когда он смотрел, как перепуганный железнорождённый, спотыкаясь, возвращался в замок… Что ж. Это могло быть мерой предосторожности. — Ты должен отдать дорнийцам должное, — говорит Роберт. Обстановка настолько тяжёлая, что даже его друг-берсерк подавлен. — У них есть склонность к драматизму. — Тело девушки было опознано Оберином, — говорит Виман из всех гребаных людей. — Он сам срубил её с кола. Насколько я слышал, единственным способом опознать её — были зубы. Боги. — Чертовы железнорождённые. Железнорождённый? Таргариен? Северянин? Андал? Все они только что смотрели, как мальчика сжигают на костре. Они наблюдали, как детям, намного моложе боеспособного возраста, угрожают. Все они знают, кто изнасиловал и убил мать на глазах у трупов её малолетних детей. — Надеюсь, ваши осадные орудия готовы, Роберт, потому что я не хочу тратить ни одного лишнего дня на эти руины острова. Ни одного дня. Давай закончим это. — Да.***
Тобирама не сражался, как ожидал Нед. Он думал… Ну, он думал, что Тобирама будет сражаться в обороне. Он целитель, защитник по натуре. В своих более эгоистичных мечтах он думал, что Тобирама будет сражаться, чтобы защитить Неда. Тобирама идёт впереди всех, убивая людей со скоростью и точностью, о которых он даже не подозревал. У Роберта и Неда практически нет шансов взмахнуть мечом. Крошечная белая тень движется, как дикое животное, ни одно движение не пропадает даром. Он как гром среди ясного неба, каждым жестом он несёт смерть, люди падают вокруг него без единой царапины. Он не защищает Оберина Мартелла. К лучшему или к худшему, он позволяет человеку убивать. Красный Змей и его группа воинов движется отдельно от Неда, Роберта и нескольких его лордов. Им не нужна помощь, чтобы передвигаться по полю боя, только не с их проклятыми копьями. Только не с Деймоном Сэндом, запускающим нож за ножом, и лордом Ульвиком вместе с Оберином Мартеллом, прикрывающими их спереди. Нед, ну, он не может сказать, что когда-либо боялся битвы, но он не помнит, чтобы когда-нибудь так уставал от неё. Обычно битва — это самое худшее, кульминация всего страха, беспомощности и безумия, подпитываемого адреналином. Запах смерти в воздухе и металлический визг в ушах. Теперь он вышел на поле битвы, потеряв смысл, и каждая смерть становится лишь ещё одним кирпичом в стене между миром и им самим. Он даже ничего не чувствует по поводу этой бессмысленной бойни. Смерть здесь, смерть там. Смерть повсюду.***
Тобирама ускоряется, Роберт фыркает рядом с ним, но с исчезновением Тобирамы некоторые железнорождённые остаются, чтобы напасть на короля. Стражи замка Пайк сражаются храбро. Отчаянно. Нед хотел бы убедить их, что к ним будет проявлено милосердие, если они сдадутся. Впереди ещё целая жизнь. Они не станут жертвой боли Оберина Мартелла. К сожалению, Нед не может, никогда не мог, тем более сейчас, когда он чувствует себя куклой на верёвке, которую дёргает ряженый шут. Оберин Мартелл тоже подозрительно исчезает. Нед убивает ещё одного юношу, не старше девятнадцати, и вообще ничего не чувствует.***
Бои прекращаются несколько внезапно, так сказать. Тобирама бросает труп Бейлона Грейджоя на ступени крепости, как раз там, где бой был самым ожесточённым. Дорнийское копьё пронзает человека вертикально, от горла и до чуть ниже пупка. Это ужасная демонстрация силы. Того, на что способен Оберин Мартелл. С другой стороны Тобирама. Он также, что характерно, пропитан кровью. Те немногие из его белых мехов, что оставались чистыми до того, как он оторвался в одиночестве, теперь пропитаны красным, ни одна часть его одежды не осталась незапятнанной. — Мои извинения, Ваше величество, — произносит он во внезапно наступившей тишине, когда войны железнорождённых выходят из боя и отступают, уставившись на своего лидера с несколько озадаченным замешательством. — Я планировал захватить лорда Грейджоя. Он сопротивлялся. Где-то между Недом и ледяной стеной образуется пузырь смеха, достаточно далеко, чтобы ему не нужно было этого показывать, но достаточно близко, чтобы он немного согрел его. — Семь адов, Тобирама! — выдох Роберта почти равнозначен раздражению и изумлению. — Тебе пришлось проткнуть его насквозь, как свинью на вертеле? — Я не понимаю идиомы вашего величества, — напевает Тобирама, резко взмахивая волосами, и в воздухе летят красные капли. — Лорд Грейджой встретил меня в бою. Я просил его сдаться три раза. Он отказался, — он делает паузу, руки тянутся к его окровавленным волосам, раздражение мелькает на его лице. Движениями театральными и вялыми он скручивает их, выжимая лишнюю жидкость. — Безоговорочно. — Боги, помилуйте, — выдыхает Большой Джон за его спиной. Нед может только согласиться. Восстание Грейджоя заканчивается тихим и горестным смешком Оберина Мартелла.