Маленькая ложь

Вальс. Поздравления. Улыбки. Музыка. Улыбки и снова поздравления. Оркестр. Всё это перемешалось и разбавилось в шампанском. Голова шла кругом вместе с чередой танцующих. Дрина не понимала: она запьянела или просто устала. Казалось, что сейчас все сварятся в этом ведомстве и день рождения отца станет последним. Праздник превратился в одно большое и светлое пятно. В глазах Дрины огни люстр подпаливали шляпки дам, а мужчины врезались в мраморный стол и куда-то исчезали. Танцующие превратились в огромный веер, иногда вихрем проскакивающий мимо глаз девушки. Все разноцветные платья смешались и стали одной белой метелью. Дрина спрятала лицо в ладонях. Как болела голова… Девушка поклялась состричь свои длинные волосы, чтобы больше никто не додумался сотворить с ними такое. Болели щёки от улыбок, болела спина. Дрине казалось, что ещё немного, и она уснёт.  — Потерпи, осталось чуть-чуть, — положила холодную руку на плечо сестры Ада.  — На прошлый день рождения папы ты говорила тоже самое. И в результате мы пошли спать в шесть утра, когда ещё даже не все гости разошлись, — недовольно пробурчала Дрина. Часы пробили семь. Этот день, казалось, никогда не закончится: сначала концерт, теперь приём. Оркестр заиграл какой-то напыщенный вальс, и пар стало ещё больше, а шум в ушах поднялся дикий. Дрина хотела было выпить ещё шампанского, чтобы как-то заглушить этот ужас, но вовремя остановилась. Возможно, что ей сегодня уже хватит. И девушка грустно уставилась на зал: вот дама в зелёном атласном платье и её низкорослый кавалер. Кажется, это были родственники Дрины, она уже и не помнила. Вот молодая пара: девушка вся в белом. Она была похожа на маленькую собачку, как же её… болоньез, точно… Такая же пушистая и белая. Вот ещё одна дама в белоснежном платье. И их кавалеры, со спины даже не отличишь: идеально посаженный фрак и выбритый затылок. И один такой двигался сюда…  — Шелленберг, идёт к нам, словно крадётся, — прошептала Ада.  — Я с ним уже здоровалась сегодня, — отмахнулась Дрина. Она прекрасно помнила, что ещё в самом начале приёма кивнула Вальтеру.  — И все же он идёт сюда… Дрина обречённо вздохнула. Действительно, фигура все больше напоминала Шелленберга. Девушка уловила аромат его духов, и сомнения окончательно испарились.  — Не одолжите ли вы мне танец, фройляйн Дрина? — улыбнулся Вальтер.  — Только если вы будете согласны ловить меня на каждой повороте, — девушка с трудом заставила себя подняться. Она протянула руку Шелленбергу, и в следующий такт они уже вальсировали по десятку отведённых им плит.  — У вас чудесное плате. От Шанель, я полагаю?  — И как вам это удаётся, — Дрина сделала круг, обойдя Вальтера, и её только чудом не унесло. Через мгновение Шелленберг снова крепко держал девушку за талию.  — А где ваш заместитель? Я что-то его сегодня не видела, — сказала Дрина.  — Штирлиц срочно уехал, буквально вчера днём сорвался. Появилось неотложное дело.  — Ох, бедный. Сначала радистка Кэт сбежала, теперь что-то еще… Шелленберг старался уводить их подальше от сидячих мест, чтобы привлекать меньше внимания, ведь ни Гиммлеру, ни Мюллеру такое его отношение к Дрине не нравилось. Так что пара танцевала уже буквально на самом краю зала, там, где начиналась темнота закрытых для всех гостей коридоров. На ещё одном повороте, Дрина всё же сбилась со счета и врезалась в грудь Шелленберга.  — Простите, я же говорила, что еле стою…  — Ничего страшного, это бывает в вальсе, — мужчине внезапно показалось, что Дрина стала оседать на пол. Он посильнее сжал её локоть, и девушка оперлась второй рукой на его руку, что всё ещё не отпускала её талию.  — Мне дурно… — тихо сказала она. Вальтер не успел ей ответить: ему пришлось подхватить девушку. Дрина была уже без сознания. Мужчина почувствовал её дыхание на собственной коже и убедился, что с ней все хорошо. Внутри груди Шелленберга что-то сдавило. Он должен был сейчас привести её в чувство, но руки не слушались его. Вальтер лишь стоял и прижимал к себе Дрину. Сколько он так простоял? Минуту? Наверно его уже заметили… Нет, так больше продолжаться не может. Дрина ничего не помнила, она будто провалилась в ночную темноту, когда перед сном наконец выключаешь телевизор. Открыв глаза, ей показалось, что мир вокруг пошатнулся. Девушке захотелось вновь упасть. Внезапно догадка спицей пронзила её мозг.  — Вальтер? — послышалось в тишине, которая отделяла их от праздника.  — Я здесь, — свет над Дриной загородила чья-то фигура, она попыталась присмотреться, — вы потеряли сознание.  — Дайте руку, — Шелленберга будто ударили под дых этой просьбой, но девушка настойчиво повторила: — дайте вашу руку. Только когда их пальцы переплелись, Дрина поняла: да, это был Шелленберг. Она успокоилась.  — Как вы себя чувствуете?  — Нормально… С кушетки поднялась фигура. Дрина замерла, завороженно глядя на лампу, как мотылёк. И только потом осмотрелась.  — Мы в одной из спален для гостей. Сюда может кто-то прийти, а если я буду у себя, то никто не станет волноваться. Шелленберг молча согласился, он не так часто бывал в этом доме, чтобы знать всех правил. Вальтер решил выйти и проверить, не много ли людей в коридоре, которые бы узнали их.  — Куда вы? — остановил его обеспокоенный голос, — я же без вас даже не встану. Шелленберг обернулся. Дрина выжидающе смотрела на него. Мужчина почему-то видел не всю Дрину, а только отрывки её образа: сначала зелёное блестящее платье, потом руки в высоких перчатках, дальше ожерелье и затем тёмные волосы, которые медью отражали свет торшера. Кислород в грудной клетке Вальтера закончился. Он не знал, что делал, только видел перед собой золотой водопад света на локонах. Его пальцы сами скользнули по гладкой щеке и быстро опустились к руке. Поцелуи стали покрывать тонкую ладонь. Нагнувшись, мужчина почувствовал аромат волос и опьянел.  — Что же Вы делаете со мной? — прошептал Вальтер, — зачем?.. Дрина знала ответ на это вопрос и не знала. Сейчас она сидела не шелохнувшись, сидела, как каменное изваяние, как скульптура в музее, которая только может смотреть на посетителей. Дрина даже не могла покраснеть. Она хотела что-то сделать. Нет, она должна была сделать. Но от такой близости Вальтера у неё перехватило дыхание. К горлу подступил ком. Кажется, у неё жар… Шелленберг не помнил, как губы Дрина полностью завладели его разумом. Великая нацистская разведка пала, и Вальтер больше не чувствовал под собой опоры. До туда ещё долетели отголоски праздника, так что парочки и подвыпившие немцы не услышали быстрые шаги на лестнице. Их не интересовали мужчина и женщина, тенью показавшиеся в свете луны, и шорохи, скрывшиеся, за одной из дверей. В тот день никому в этом мире не было интересно, что творится в комнате на третьем этаже в доме по Рихардштрассе. Даже звезды скрылись за облаками, туман окутал улицы, и никому не виден был огонёк из окна на третьем этаже.

***

Часы в гостиной били девятый чай. Солнечный луч проскочил сквозь занавеску, и, танцуя польку, пробежал от подоконника до белой щеки на подушке. Девушка нахмурилась. Часы продолжали будить все вокруг. И, как только они замолчали, Дрина открыла глаза. Её зрачки наткнулись на солнечный луч, и девушка зажмурилась. Ей не хотелось открывать веки в свой выходной. Дрина отвернулась. Она хотела снова уснуть. Но через несколько минут девушка всё же медленно поднялась. Она села на постели и посмотрела на собственное отражение в зеркале напротив. Дрина могла бы так долго сидеть, но плечо нагрело солнце, и ей пришлось подняться. Дрина надела халат, взяла кружку со стола и вышла в коридор. Кран в ванной сломался вчера вечером, так что девушка отправилась умываться на кухню. Через несколько секунд там послышался треск битой посуды. На табуретке сидел Шелленберг. На её кухне. На этой маленькой табуретке сидел Вальтер. Когда он встал, Дрина испуганно отпрянула. Все же она надеялась, что он не настоящий.  — Что случилось? Как ты здесь оказался?  — У нас мало времени, — отрезал Шелленберг, — на Аду было совершено покушение. Неудачное. На мгновение комнату прорезала тишина. Дрина выдавила из себя только одно слово.  — Как?  — Машину, где она была с Тебесом обстреляли, затем попытались ограбить на улице Линденштрасс. Ада в больнице, твой отец проводит проверку. Нам нужно выехать из города на время ради твоей безопасности. Дрина все это время слушала его нахмурившись, а потом ноги её стали подводить. Девушка, держась за кухонный столик, опустилась на сиденье. Она молча буравила взглядом пол. Шелленбергу хотелось бы пожалеть её, обнять, но у них правда не было времени.  — Ты меня слышишь? — аккуратно спросил Вальтер.  — Да- да, дай мне время… Девушка внезапно обхватила голову руками. Все это навевало на неё скверные воспоминания. Очень скверные. И она с трудом сдерживала слезы. Но уже через двадцать шесть минут Вальтер и Дрина вышли из квартиры номер 14, где на лестничной клетке их встретила тень. Дрина задержала дыхание. Она молча уставилась на фигуру человека, который появлялся перед ней, который смотрел на неё, который показался ей знакомым При виде Вальтера его будто отдёрнули. Шелленберг потянул за собой Дрину, и вскоре оба выбежали из подъезда.  — Это были твои люди?  — Нет, скорее в машину. Шелленберг не кричал, он сказал это настолько кротко и аккуратно, что мурашки пробежались по спине. Дрина на деревянных ногах села рядом. Вальтер молча стал заводить машину, и переключатель, кажется, мог сломаться под напором его рук. Наконец двигатель завёлся. Из Берлина они выехали не сказав ни слова. Всю дорогу Вальтер видел, как Дрине тяжело было усидеть на месте. Её что-то мучило, но она не решалась сказать. Она просто смотрела на дорогу и кусала губы.  — Куда мы едем? — наконец прозвучало хоть что-то в сторону Вальтера.  — В пятнадцать километрах от Берлина живёт семья верного нам человека. Мы поживём у них, пока обстановка в городе не изменится. Девушка ответила не сразу.  — Хорошо.  — Как ты? — Дрина почувствовала на своей руке чужую руку. Она не отпрянула, не испугалась, девушка только вздохнула. Шелленберг чуть сжал её пальцы.  — Я расскажу тебе всё чуть позже. Мужчина не стал возражать. Ему тоже было о чём подумать, например, как ей сказать обо всём. Вальтеру просто повезло оказаться на соседней улице, когда всё случилось. Полицаи-идиоты разогнали нападавших, никто никого не запомнил и не схватил. Через пятнадцать минут прибыл Охенвальз, его дочь и её жениха уже увезли в больницу. Вся улица стояла на ушах. Естественно, дальше ответственность, надо было переложить на кого-то следующего по званию. Им оказался Вальтер, потому что больше там пока никого не было. Тот тут же получил задание от Охенвальза и отныне Шелленберг отвечал за судьбу младшей дочери обергруппенфюрера. Вальтер не меньше самой Дрины боялся за неё: сейчас жизнь девушки во многом зависела только от него. И всё, что сейчас происходило было нелепо и странно, но серьёзно и опасно. В машине вновь воцарилась тишина до самого пункта назначения. Каждый напряжённо думал о том, чем не хотел делиться с другим.

***

Рольф фон Ульбрихт и его жена Матильда жили в одиноком домике, среди холмов и держались за счёт маленького хозяйства. Оба были очень приятными пожилыми людьми, не слишком надоедливыми и любопытными, но и не сильно грубыми. Они, не задавая лишних вопросов, накормили Дрину и Вальтера обедом, когда те оказалось за западной стороной Берлина. Девушка, сославшись на боли в голове, пошла спать. Она была перенапряжена, так что Вальтер не стал возражать. Ему все равно было чем заняться: что-то надоедливо стучало в машине всю дорогу. Дрина действительно чувствовала себя хуже обычного. Она долго ворочалась, пытаясь уснуть, и все же скоро задремала прямо в одежде. Ей снились тёмные камеры. Ада. Балкон. Цветы. Цветы. Цветы. И выстрел пистолета. Дрина распахнула глаза. Один… Два… В коридоре раздался жуткий грохот. Три… Стоп. Дрина приподнялась — грохот за стеной не прекращался. Сердце девушки ушло в пятки. Если это не сон, то она не хотела испытать это всё наяву снова. Как будто преследуя её мысли, дверь в комнату резко распахнулась, и вместе со светом из коридора показались чьи-то окровавленные руки. Пальцы, цепляясь за косяк двери, оставляли пятна крови. Всё это было так жутко и неуверенно одновременно, будто бы человеку что-то мешало. Дрина только молила Бога, чтобы эти красные следы не принадлежали Вальтеру. Она даже не могла кричать, из груди вырывались только сдавленные стоны. Окровавленная рука исчезла, и через секунду в дверном проёме показался револьвер. Девушка зажмурила глаза. Ну вот и все… Такой же конец, как и у мамы… Раздался выстрел, и уши разорвал звук разбитого стекла. Зеркало со стены полетело вниз и ударилось о пол. Дрина закричала. Её крик слился с чьим-то жутким рёвом в коридоре, послышались удары, чьей-то кряхтенье. Резко всё стихло. Боже… где же Вальтер?.. Дрина ещё трясло от ужаса, когда к ней в голову пришёл этот вопрос. Она ещё не понимала, что всё ещё жива. Это был её кошмар, самый настоящий кошмар, который она видит не в первый раз во сне и второй раз в жизни. Дрина не хотела идти, но она заставила себя встать. Она знала, что должна туда пойти, и не важно, что она там увидит. Даже если она не хочет, голос внутри не прекращал её звать. Ей в голову пришло только взять с собой канделябр, стоявший рядом с постелью. Девушка ещё раз выдохнула, чтобы не разрыдаться. Она медленно, вспоминая единственную молитву, что знала, выглянула за дверь. От ужаса девушка чуть не выронила подсвечник: кровь заполнила всё, и на её фоне белели два тела. Одним из них был Вальтер, под которым лежал ещё один человек, незнакомый Дрине. Кровь, не прекращая, текла из-под него.  — Боже… — прошептала Дрина.  — Что тут происходит? — кряхтя, вышел в коридор хозяин дома, придерживая наготове ружье. Человек под Вальтером неожиданно для всех очнулся, вызвав приступ ужаса у присутствующих. Он, захлёбываясь в крови, тянул руки, чтобы стащить с себя Шелленберга. Однако мужчине не суждено было это сделать: ему в висок ударил позолоченный канделябр. Человек стих, и, кажется, навсегда. Дрину не прекращала бить дрожь, когда она осела на пол, пачкая свои колени в чужой крови. Кажется, если бы не шок, девушка все же бы разрыдалась. Внезапно дом пронзил сдавленный крик:  — Он же ранен!