***
Школа. Как бы Антон ни старался оттягивать дорогу до неё, но злосчастное здание вырисовалось перед глазами даже быстрее, чем обычно. Петров оглядывается на каждого прохожего мальчишку в коридоре, боясь узнать в нём своего одноклассника. Он не знает, что ему сказать, когда увидит. Боится и просто не знает. Да и что это вообще была за клоунада вчера, Антон? Почему же вдруг так захотелось сбежать? Сбежать от проблемы, скрыться в своей берлоге, потому что непривычно. Просто непривычно. И не конкретно в Роме дело, конечно. И вот, Антон уже стоит у входа в класс, разделяемый с ним лишь тонкой деревянной дверью, местами обрисованной со внешней стороны какими-то чернилами. В такие моменты больше всего хочется обращать внимание на детали, чтобы отложить действие как можно на дольше. Но открыть ведь всё равно придется, и чем больше тянешь, тем... — Ой, Антон, а ты чего тут? — послышался мелодичный голос где-то за спиной, рассеивая напряжённые мысли. Петров неуклюже поворачивается, едва не скинув с плеча рюкзак, и упирается взглядом в Полину, мило сжимающую в ладонях скрипку в потертом, коричневом чехле. Голубые, ясные глаза поблёскивают, с каким-то светлым интересом наблюдая за юношей. И как только у неё получается всегда выглядеть так чудесно? — А я-я... Кхм, — Антон неловко поправляет очки, стараясь собраться и перестать выглядеть так глупо, — Заходить как раз собираюсь, вот... — не получилось. Полина тихо, по-доброму хихикает, убирая за ухо длинную тёмную прядку. Она равняется с Петровым, аккуратно приоткрывая дверь и пропуская того в класс первым. Сердечный удар, а за ним и молниеносный взгляд на четвёртую парту второго ряда и... Что?.. Рома с Бяшей не пришли сегодня в школу? С плеч будто упала огромная гора, выпуская вместе с собой и горячий воздух из лёгких, хоть и Антон понимал, что это временное решение проблемы. Он торопливо проходит за свою парту, размещая рюкзак на соседнем стуле и утыкается в книгу по литературе, пробегаясь глазами по сегодняшней теме и практически скрываясь за корешком от одноклассников. С одной стороны, а проблема ли это вообще? Может быть, или даже скорее всего Пятифан уже и думать забыл о вчерашнем, в отличие от переволновавшегося Петрова. Но почему-то от этой мысли не легче. Лилия Павловна заходит в класс ровно за секунду до звонка, здороваясь с учениками и поправляя идеально выглаженный пиджак. Как всегда пунктуальная, строгая и хмурая. — Сегодня у нас необычный урок, потому давайте оперативнее. Никаких разговоров и бездельничества, — голос отдает металлом, отражаясь от стен даже забитого кабинета, — Делимся на пять... — она недовольно оглядывает класс, отмечая отсутствие учеников, — Нет, на четыре группы. Одноклассники суетливо снуют по классу, рассаживаясь на чужие места и равномерно заполняя ряды. А за окном, тем временем, будто становится всё темнее. Пронизывающий ветер разгоняет клубы снега, бьёт по окнам, угрожая выбить пробки и потушить свет в кабинетах. — Петров, ты садишься на четвёртую парту, первый вариант. Быстрее. Антон несколько раз моргает, вперив задумчивый взгляд на пустующий стул Пятифана. Спохватывается, выходя из мыслей, и, осознав сказанное, торопливо поднимается, неуверенно проходя к указанной парте. Он медленно опускается на стул, раскладывая принадлежности и оглядывая место — сначала Бяшину, на сегодняшний день и свою половину, а после и Ромину, подмечая небрежные следы от синей пасты, потёртые углы и какие-то надписи, выведенные неровным почерком. Петров приближается, чтобы разглядеть написанное, но отдергивается, услышав строгий голос учителя, уже объясняющий план урока. ... Противный звонок, оповещающий о завершении урока, бьёт по сонной голове, остро реагирующей сейчас на громкие звуки. Антон снимает очки, упираясь лицом в ладошки и зажмуриваясь. Вместе с ухудшением погоды ухудшается и самочувствие. Петров слышит шум в классе, скрип отодвинутых стульев — все возвращаются на свои места, а после и, чуть ли не выбивая дверь, выбегают на перемену. Как только всё стихает, усмиряя и ненормальную пульсацию в голове, по рукам и лицу пробегается едва ощутимый холодок, будто кто-то бесшумно подошёл к парте. Антон приоткрывает глаза, на автомате натягивая окуляры, и первым делом упирается взглядом в крепкие, побитые пальцы, легко скользящие по парте и оставляющие Антоновы очки прямо перед ним. Те самые, которые вчера у него отнял Семён. Петров сглатывает, медленно поднимая глаза выше. Рома... Антону кажется, что сейчас сердце из груди выпрыгнет. Он не был готов к этому. Он думал, что Пятифана сегодня не будет... Рома вскользь встречается с испуганным взглядом одноклассника и проходит вперёд, на ходу снимая мокрую от снега кожанку и вешая её на крючок в конце класса. Спокойно возвращается, пока Петров прожигает взглядом парту, и садится на своё место, задевая Антоново плечо своим. Тот вздрагивает. Он не решается встать и пересесть к себе, боясь, что это будет выглядеть не хорошо. Особенно с учётом последних событий. Переводит беспокойный взгляд на очки, а после и неуверенно тянет к ним руку, удивлённо осматривая. — С-спасибо, — смущённо бубнит Петров себе под нос, протирая находку рукавом и неуклюже надевая вместо старых. Пятифан следит за ним некоторое время, откинувшись на спинку стула и вытянув руку на парте. Подмечает, что у Петрова уши сейчас скорее всего даже краснее, чем у него самого, пришедшего с мороза. Ухмыляется, мотая головой. — Я не для тебя это делал, Тошик, не обольщайся. Жирный поступил как настоящая крысятина и был за это наказан. Стёклышки твои просто у него с собой оказались, вот и вернул, — Рома небрежно раскидывает ноги, случайно ударившись об Антоново колено своим. Последнему даже показалось, что его ударило током от этого касания, — А Лиля Павловна опять свою нудятину тут развела, я смотрю. — Т-ты про командную работу? Да, п-пересаживала тут ребят... Рома обнажает острые зубы в кривой улыбке, придвигаясь ближе к парте и облокотившись о неё ладонями. Низкий, короткий смешок Пятифана раздается совсем рядом, бьётся о стенки правого уха Антона, вызывая новую волну дрожи. То ли от страха, то ли от чего-то ещё, очень странного. — Не трясись ты так, зайцеподобный, — с ощутимой ухмылкой в голосе говорит Рома, а после неожиданно делает слишком затянутую паузу, невольно заставляя Петрова заволноваться, — Идти можешь на своё место уже, не обижусь, — резко меняясь в лице, кидает он уже как-то серьезно, натянуто. Рома нервно расстёгивает спортивку, поднимаясь на руках с места и направляясь в сторону выхода из класса. Перемена ещё не закончилась. И если Антону минуту назад действительно показалось, что всё уладилось, то теперь это скребучее беспокойство только усилилось, поселяя в груди кусающий холод. Наверняка, Пятифан не хотел показать, что что-то не так. Как раз таки наоборот, пытается усердно убеждать и себя и Петрова в том, что душевно срать ему должно быть на вчерашнее. Вообще, по-хорошему было бы просто прямо сказать Антону, что он вчера не по понятиям съебался, но, вместо этого, Рома предпочитает молчать, словно обиженная девчонка. Самому от себя противно. С каких вообще пор в нем это поселилось? — Какой же пиздец, — тихо произносит про себя Пятифан, недовольно морщась и направляясь в сторону уборных. Петров ещё некоторое время сидит за партой, нервно теребя края кофты и прокручивая в голове последние минуты. И только он, с горем пополам, решается подняться, находя это лучшим решением на данный момент, как в класс вваливается особенно угрюмый Семён, тут же вперив озлобленный взгляд в Антона. Последний затравленно замирает, уже готовясь к новой порции какой-то ехидности или тычку, но здоровяк лишь недовольно отворачивается, садясь за свою парту и не проронив ни слова. Петров стоит в замешательстве, не понимая, что происходит. Как это абсурдно, да? Находиться в таком обществе, в котором удивительным будет не то, что тебя могут безнаказанно унизить, а то, что этого не случилось. Только сейчас Антон замечает, что у Семёна разбита губа. Ещё пара ссадин на лице, взъерошенный вид и особенно недовольная гримаса. А если ещё и учесть то, что они с Ромой вдвоем пришли ко второму уроку, на лице Антона его старые очки и вспомнить слова Пятифана про наказание, то будет не сложно сложить два плюс два и догадаться, что случилось. Раздается очередная трель звонка. Такая длинная по ощущениям перемена подходит к концу, уже засасывая учеников обратно в класс. Петров торопливо проходит к своему месту, опускаясь позади Семёна и тяжело выдыхая. Интересно, а где тогда Бяша?***
Уроки прошли не столько напряжённо, как потерянно и непонятно. Школьный материал не хотел усваиваться в забитой голове, и Петров не понимал, почему это происходит. Почему его волнует какая-то моральная дыра между ним и человеком, который вчера же угрожал ему ножом? Который был на одной стороне с абсолютно безнравственным Семёном, унижающим его ни за что с первого же школьного дня. Пятифан ведь тоже из того самого класса людей, которые будут бить тебя просто за наличие очков на лице и желания учиться, так ведь?.. Но почему тогда к Антону такое хорошее отношение? И почему Пятифан совсем не посмеялся над тем, что Петров совершенно не умеет затягиваться, да и принципе делать то, что они привыкли по жизни? Почему не попытался уговорить? Почему он является главарём бандитов, авторитетом среди таких, но при этом так отличается от них? Рома и правда делал плохие вещи, но в нём есть то, чего никогда не найдешь в таких, как Семён. Пытаться это что-то разглядеть вряд-ли будет хорошим решением, ведь ступая на эту дорожку, ты должен понимать, что в любой момент может случиться что-то плохое и ты ошибся. И Антон это понимает. И Антон очень не хочет ошибиться. Петров опомнивается, когда Пятифан уже практически скрывается за поворотом. Набирает в лёгкие воздуха, мысленно выругиваясь, и бежит в противоположную от дома сторону, догоняя одноклассника. — Ром, подожди! — выдает запыхавшийся Антон, не привыкший в принципе бегать, особенно зимой. Переводит дыхание, прогнувшись и так и не убрав руку с плеча Пятифана, — Я хочу поговорить... Рома инстинктивно повернулся ещё заранее, услышав быстрые шаги где-то за спиной. Теперь он удивлённо смотрит в упор на покрасневшего Антона, безуспешно пытаясь догадаться, что же его сподвигло на это. — Ну тогда говори, — беззлобно произносит Пятифан, чувствуя, как Антон медленно отпускает его плечо. — В-в общем, я... Точнее... — тот теряется, схватившись за лямки рюкзака и, прикрыв глаза на миг, успокаивается, уже ровнее выдавая, — Я хочу сказать тебе спасибо, что ты проводил меня вчера, вот... — поднимает глаза, смотря как-то по-детски, искренне, — Прости, что я вчера убежал. Я просто не привык, ну... Не привык, что может быть так, — неоднозначно заключает, немного склонив голову набок и отводя взгляд. Снова краснеет, но уже не от физической нагрузки. Рома некоторое время молчит, переваривая услышанное. Смотрит ещё более удивлённо, не в силах оторваться от этого лица. От бегающих глаз, искренней вины на покрасневшем лице и от него такого. Такого сейчас для Ромы. Внутри что-то приятно кольнуло от осознания того, что для Антона это имеет значение. Всякие обиды моментально дали трещину, не оставляя сомнений в ответе. — Проехали, Тох, — Рома прочищает горло, яро передёргиваясь от собственного подрагивания в голосе, — Хуйня это всё, на самом деле. Поебать. Погнали домой, — звучит уже как прежде, уверенно, заставляя Антона невольно улыбнуться уголками рта и засеменить рядом. — А почему Бяши сегодня не было? — спрашивает Антон, поправляя очки на ходу. — У его мамки опять появилось какое-то важное дело, уехали на день. Антон хмыкает, шаркая ногами по снегу. Пятифан невзначай поворачивает голову, с интересом наблюдая за ним. Подмечает про себя, что тот чувствует сейчас себя чуть увереннее в его компании, чем вчера. Или это просто из-за возможности хорошо видеть? Рома привычно ухмыляется, когда Петров тоже поворачивается, тут же смущённо отведя глаза в сторону и спросив "Что?". — Я хотел спросить про Семёна, — неожиданно начинает тот после некоторой паузы, потупив взгляд на стволы темных деревьев по периметру. — И что же? — тут же выдаёт Рома, теперь уже пристально наблюдая конкретно за изменениями в Антоновом лице. — Сегодня он даже боялся посмотреть в твою сторону, в то время как немногим ранее вы были друзьями, наско... — Друзьями? — перебивает его Пятифан, прыская со смеху, — Эта свинья никогда не была мне другом. Он мне с самого начала не нравился, я не поддерживал ни одного его тупорылого решения или действия, и вот эта хуйня была последней, решающей каплей. — А как так вышло, что он попал к вам изначально? — Он был назойлив, сам постоянно набивался. Был паинькой, делал всё, что мы говорили. Но я никогда не давал ему повода посчитать, что он окончательно признан и принят. Семён был на испытательном сроке, так сказать, который он успешно проебал. — На испытательном сроке в друзья? — бросает Антон без задней мысли, не подумав над словами и тут же даёт себе мысленный подзатыльник. Рома хмыкает. — На испытательном сроке стать членом банды. — А Бяша? Он тоже член банды? — очередной глупый вопрос, очередной подзатыльник. На этот раз Антон даже зажмуривается на миг, борясь с желанием воплотить мысль в реальность. — Бяша, прежде всего, мой брат. Друг, если тебе так удобнее, — говорит Рома уже серьезным голосом, ни на секунду не давая усомниться в правдивости слов, — Мы с ним с самого глубокого детства знакомы. Антон быстро кивает, соглашаясь и теперь боясь выдать что-то ещё более неуместное. Зацепить, оскорбить, или даже обидеть, что кажется на первый взгляд просто смешным. Всё-таки, у него был совсем не богатый опыт в общении с людьми, особенно с настолько другими. С людьми из той касты, которые обычно лишь издевались над бедным Антоном, но никак не провожали до дома или как-то помогали. — Ты уж извини, Тох, что тебе пришлось быть подопытным кроликом в моём эксперименте над Семёном, — отворачиваясь и не меняя серьезного тона, тихо говорит Рома, вводя Антона на секунду в замешательство. Он не ожидал этого услышать. — Я-я... Я всё равно не держу зла, — как-то неловко отвечает Петров, легко похлопав Пятифана по плечу. Чувствует под хрупкими пальцами на миг — насколько же крепкое телосложение у Пятифана, насколько он сильнее его самого. В голову бесконтрольно приходит мысль, что Антон ничего не сможет сделать, в случае чего. Сейчас хочется её отбросить, какой бы здравой она ни была. — Я удивился, когда увидел, что ты не так прост. И я даже не о физической силе сейчас говорю, а моральной, — начинает новую мысль Пятифан, поворачиваясь обратно и вперив проницательный взгляд во внимательно слушающего Петрова, — Ты вряд-ли, конечно, сгодишься на заинтересованного в деле члена банды... — Рома ухмыляется, делая отсылку на слова ранее, —...но я бы хотел потусить с тобой ещё, вне школьной суеты. Ты мне определенно нравишься, Тохыч, — замечание звучит братским, без задней мысли, дружелюбным. Такими обычно не разбрасываются налево и направо, в особенности Пятифан, как кажется Антону. — Ну, спасибо... — искренне говорит Петров, казалось бы даже согревая окружающий морозный воздух своей улыбкой. Рома замечает, как блестят глаза Антона, и в очередной раз мотает головой, удивляясь тому, насколько же он чист. Не испорчен, восприимчив. Плохая погода, к слову, начала свой спад ещё на предпоследнем уроке. Так же стремительно улучшаясь, как и ухудшилась, она оставила после себя лишь относительно холодный ветер, изредка задувающий откуда-то с запада. — Завтра мы собирались с Бяшей сходить кое-куда. Ну, как обычно, по воскресеньям. Го с нами, короче, — с энтузиазмом говорит Рома, обращая внимание на то, что Петров в очередной раз ёжится от холодного потока, — А щас пошли быстрее, пока ты больным не свалился. Антон подмечает, что Пятифан в очередной раз печётся только о его состоянии, в то время как сам одет намного менее защищённо — кожанка, однозначно не зимние кроссовки и неприкрытые уши. Как до сих пор не отморозил себе чего — не ясно... Или настолько хорошо закалён? — Я-я... — Петров некоторое время сомневается над ответом, неожиданно вспомнив о том, с кем он сейчас разговаривает. На что подписывается, куда ввязывается... Но ответ через секунду вылетает сам по себе, отрезая тем самым дальнейшие, хоть и справедливые, сомнения, — Да, я приду. Антону действительно хочется пойти. Пятифан скалится, обнажая острые клыки под широкой улыбкой. Что важно — дружелюбной. — Мы пришли, кстати. Петров удивлённо поворачивает голову в ту сторону, куда тот смотрит, и осознаёт, что Рома в очередной раз провожает его до дома. А ведь сегодня Антон хотел проводить его в знак благодарности... Боже, как нелепо. — Спасибо, но на этот раз не было необходимости, — неловко говорит Петров, ковыряя носком рыхлый, свежий снег. Почему-то сейчас совсем не хочется уходить домой, так быстро прощаться. — Мне было не сложно, Тохыч. К тому же, прогуляться я всегда люблю, — говорит Пятифан своим привычным тоном, протягивая руку, чтобы попрощаться. Антон неуверенно протягивает в ответ и тут же млеет от того, насколько же у Ромы, особенно в сравнении с температурой снаружи, горячие руки. Моментально смущается, сжимая руку чуть дольше, чем требовалось, вызвав тем самым немного недоумевающий, странный взгляд напротив. — Тогда чё уж, до завтра, выходит. Идти никуда тебе не надо, просто проснись не позже, чем в 11 и выходи на улицу. Встретим, — возвращая привычную ухмылку, говорит Пятифан, делая шаг назад и готовясь уходить. Антон лишь неловко кивает, а после махает рукой, когда Рома уже разворачивается, направляясь домой. Выдох. И что это было сейчас, Антон?.. Он не впервые ловит себя на мысли за эти дни, что касания Пятифана воспринимаются им как-то странно. Это приятно. Настолько приятно, что при любой удобной возможности Антон, хоть и совершенно неосознанно, старается контактировать с ним. И что самое интересное — до Ромы он такого не замечал в себе. Как же стыдно об этом думать. А особенно страшно представлять реакцию Пятифана, узнай он об этом. В голову тут же пришёл обрывок из памяти, в котором Рома невозмутимо спрашивает у него "А ты, случаем, не педик?". Петров мотает головой, стараясь выкинуть запомнившийся издевательским голос из мыслей. Ещё раз выдыхает, на этот раз особенно глубоко, а после разворачивается на пятках, направляясь в сторону дома.