Хочу увидеть, как заживают твои костяшки

— Тоша! — с порога Антона встречает моментально подбежавшая Оля, заключая в объятия своими маленькими, аккуратными ручками, — Я там такой рисунок нарисовала, пока тебя не было! Скоро и тебя перегоню, — большие, чистые глаза счастливо поблёскивают, совсем не оставляя Тоше шанса хоть на какую-либо грусть. — Оль, ну дай ему сначала покушать. Вон, без сил скоро упадет уже, — из кухни выходит Карина в своем привычном, белом фартуке, вытирая руки махровым полотенцем, — Я там курочку приготовила твою любимую, разувайся скорее. — Сейчас, — бодро бросает Петров, озаряясь улыбкой. Стоило только умыться и пройти за порог кухни, как в нос тут же ударил приятный аромат свежеиспечённого мяса с овощами. Антон торопливо садится за стол, вытирая влажные ладони об штаны. — Ой, — удивлённо восклицает Карина, — Ты же сказал, что потерял очки, — она приближается, чтобы лучше разглядеть серую оправу. — А-а, это... — теряется Антон, — Нашлись вот сегодня. Точнее... — Тоша, Тоша! Вот, смотри! — на кухню вовремя вбегает сестрёнка, фактически спасая Антона от дальнейших расспросов. Карина как-то многозначительно хмыкает, поставив тарелку перед Антоном и всё таки оставляя детей. Тот облегченно выдыхает, стрельнув глазами в сторону леса. — Смотри! Угадай, кого я нарисовала? — Оленька протягивает брату свою работу, широко улыбаясь. — Самого настоящего динозавра, — Антон аккуратно берёт в руки листочек, тепло улыбаясь в ответ и изумлённо рассматривая детский, но такой дорогой, на самом деле, рисунок, — Ещё и самого Тирекса! Всё, теперь моя очередь просить у тебя рисунки, — он ласково треплет белокурую голову под задорный смех девочки. — Хорошо, я буду тебе рисовать! Но и от твоих рисунков всё равно никогда не откажусь, — с непринуждённой твёрдостью заключает Оля, плюхаясь на стул рядом и мило болтая ногами, — Кушай скорее и пойдем смотреть мультфильм! Петров радостно соглашается, уплетая еду за обе щеки.

***

Сегодняшнее утро было добрым. Антон впервые за долгое время проснулся не от противного будильника, а от дневного, рассеянного света из неприкрытого шторками окна. Приятно потянулся в кровати, садясь на ней и потирая глаза пальцами. Взглянул на часы — 10:05. Времени было ещё предостаточно, чтобы с комфортом собраться. Уже обуваясь, Петров на миг замешкался, понимая, что там, за дверью, его уже скорее всего ждут новоиспечённые... — осечка — ...друзья? Последняя возможность передумать — и та вновь не используется. Антонова рука медленно тянется к дверной ручке, сопровождая скрип петель предвещающим вздохом. Быстрый взгляд в сторону леса, и глаза тут же подмечают две чёрные фигуры, в нетерпении переступающие с ноги на ногу. Только завидев Антона, они сходят с места, на ходу выкидывая окурки в сторону и через десяток секунд уже оказываются прямо перед Петровым. — Здаров, на. — Здарова, Тохыч, — Пятифан протягивает мозолистую руку первым, крепко пожимая Антонову. По телу тут же пробегается предательская дрожь, но теперешнее присутствие Бяши здесь слегка спасает положение. Антон сдержанно кивает, сжимая руку парня в ответ. — Ну чё, идти готов? — спрашивает Рома, пряча руки в карманы и выпрямляя широкие плечи. — Да, готов. А-а куда мы идём? — Увидишь, — хищная, звериная ухмылка, — Пошли, тебе понравится, — Пятифан кивает в сторону дороги, уже делая шаг вперёд. Петров равняется с хулиганами, оказываясь между ними. Заданный ими ритм ходьбы был прогулочным, размеренным, позволяя лучше погружаться во внешнюю обстановку. Больше подмечать, слышать и видеть — наслаждаться прогулкой. Удивительно, но лес сейчас выглядел далеко не таким враждебным, а скорее даже наоборот — был каким-то дружелюбным. — Слушай, Тох, — слева доносится голос Бяши, — Ты эт... Извиняй, что я тогда свинтил. Ну, я после этой всей истории с гаражом стремаюсь по ночам ходить, особенно в лес заходить. — Да, ты и не должен был идти. Спасибо, что в принципе вчера вызвался проводить меня, — Антон улыбается Бяше, польщенный его словами. Он совсем не ожидал от них такого. Не ожидал извинений, не ожидал, что его позовут с собой, такого тёплого отношения. Не ожидал, что его, с толстенными линзами и тяжёлыми книгами за спиной, примут так хорошо, ещё и главные школьные хулиганы. Неужели здесь и правда нет никакого подвоха? Пятифан молча наблюдал некоторое время, поглядывая то на ребят, то куда-то наверх — на макушки высоких, тёмных деревьев, резко контрастирующих с зимним небом. Сегодня было ясно, относительно тепло. — Тош, а ты бегаешь хорошо? — что-то задумав, поворачивается Пятифан, хищно скалясь. Бяша подхватывает настроение, понимая того без слов. — Ну... Я... — Правила простые: кто последний добежит до вон той деревянной постройки на холму — лох. Мешать друг другу можно, естественно, чтобы интереснее. И не успел Антон даже подумать, что ему предлагают, как слева доносится бодрый и в момент развеселевший голос: — Ну го, чё, — криво улыбаясь, говорит Бяша, тут же срываясь с места. Ромка реагирует быстро, практически одновременно стартуя с ним, не забыв и напоследок ударить по плечу растерянного Антона, чтобы растормошить. Последний стоит в ступоре несколько секунд, смотря в убегающие спины одноклассников, а после таки опомнивается и подрывается сам, с какой-то веселой улыбкой умчавшись вслед за ними. И если сначала спины хулиганов отдалялись непосильно быстро для Антошки, то теперь две мельтешащие спереди фигуры коллективно заваливаются на дорогу, давая хоть какие-то шансы их догнать. Скорее всего, Ромка хотел скинуть Бяшу в снег, но по неудаче свалился и сам. Петров ускоряется, почему-то не чувствуя сейчас привычного дискомфорта от бега, и уже через десяток секунд обгоняет хулиганов, слыша за спиной весёлые препинания и яростную возню. — Блять! Ну у тебя и патлы, конечно, п-ха-х. — Сам виноват, что ебнулся, на. Антон бодро оглядывается по сторонам на бегу, игнорируя учащенное сердцебиение и кипящую кровь, и замечает небольшую протоптанную тропинку в правом лесном ряду. Улыбается ещё шире, забегая в лесную чащу, чтобы обрезать маршрут. Снег под ногами приветливо хрустит, а воздух уже не кажется таким сковывающим — сейчас он дует в спину, а не против движения. Лесные руки-ветки больше не грозятся выткнуть глаза, а теперь даже наоборот, будто расступаются перед Антоном, принимают в свои объятия. — Куда собрался, Тошик? — из-за очередного дерева неожиданно выходит уже подоспевший Ромка, подло улыбаясь и кидая в сторону Петрова большущий ком снега. Антон падает назад, на снежное одеяло, энергично стряхивая с себя густые клубы, а стоит ему только поднять голову, как хулигана уже и след простыл. Когда успел появиться, когда успел пропасть — чёрт его поймёшь, но сейчас это не важно. Он быстро поднимается на ноги, опуская едва не слетевшую шапку, и снова бросается вперёд, чтобы обогнать негодника. Тёмная куртка мельтешит где-то за деревьями, то приближаясь, то отдаляясь, будто Пятифан играет с ним, не хочет так легко побеждать. Задорная улыбка не слезает с лица Антона — сейчас главной целью для него становится даже не добежать первым, а именно догнать Ромку. И стоило только потерять того из виду и заволноваться на секунду, как он вылетает откуда-то справа, не рассчитавший, что Антон так резко замедлится, выискивая его. Они вместе заваливаются на снег, и Петров утыкается красным от бега лицом в холодный настил. Широко улыбаясь, он выпускает из лёгких смех вместе с раскаленным воздухом, стараясь отдышаться. — Х-ха, ты мне ногу сейчас отдавишь, Ром! — почувствовав дискомфорт, Петров дёргается, чтобы высвободить конечность и тут же замирает. Громадные мурашки пробегаются по вспотевшей спине, стоит ему только ощутить горячее дыхание на открытом участке шеи. Антон затыкается, краснея до самых кончиков ушей и теперь боится даже шевельнуться. От запоздалого осознания того, что Рома сейчас всем весом прижимается к нему со спины, становится в момент нечем дышать, будто из воздуха выкачали весь кислород. Какого чёрта такая реакция?.. Он чувствует, как Пятифан молча приподнимается на руках по обе стороны от него, выпуская особенно сильный поток воздуха куда-то в затылок. Встаёт на ноги, пока Антон разочарованно выдыхает себе в руки, резко растеряв куда-то все свои силы. — Хэй, лошки! — рядом проносится Бяша, осыпав ребят волной снега. Рома провожает его взглядом, улыбаясь на миг одними глазами и стряхивая с себя рыхлые хлопья. — Давай руку. Антон поворачивается на голос и видит протянутую ему ладонь. Сглатывает, встретившись с абсолютно невозмутимыми серыми глазами и тянется в ответ. Один уверенный рывок — и Петров уже стоит на ногах, хоть и пока что с живой страховкой в шаге от него. Он на автомате поправляет съехавшую одежду, потирает мокрый нос, в завершении проведя тыльной стороной ладони по румяной щеке — избавляясь от лишней влаги и будто стараясь вместе с ней стереть и эту предательскую красноту, хоть её и можно принять за морозную. — Ушибся? — спрашивает Рома, стряхивая снег с Антонова плеча. Случайно завалить закалённого улицей и крепкого Бяшу — это одно, а вот домоседу Антона, для которого такие резкости не в привычку — немного другое. И даже несмотря на то, что он показал себя крепким пару дней назад. ...Теперь почему-то даже страшно представить, что будь, если бы они тогда решили не остановиться в разборках с Семёном. Решили бы поддержать жирную сволочь и избить непричастного ни к чему Антона просто потому что. Сейчас те действия кажутся неправильными. Даже просто издёвки над Антоном перед тем, как отмутузить самого Семёна — они кажутся плохими. Рома не впервые осознает это при каких-то своих бандитских инцидентах, но впервые чувствует вину. Петров отводит взгляд, стараясь справиться с этим странным, теплым чувством под рёбрами. Этот простой вопрос, да и в общем сейчашняя забота Пятифана ощущается даже приятнее, чем этот неловкий контакт с минуту назад. Антона ведь ещё, к тому же, волновала далеко не придавленная нога в те моменты... Но он боится признавать это даже самому себе, не то чтобы Роме. — Да нет, нормально, — неловко отмахивается Антон, разминая правую ногу — убеждая и себя и собеседника в том, что она в порядке. Снимает очки, протирая их от растаявших капель рукавом, а когда надевает их обратно, то замечает, что Рома и не сводил внимательного взгляда. Последний ухмыляется, когда Петров в который раз смущённо отводит глаза, боясь задерживать зрительный контакт. Поворачивается в сторону постройки, до которой, оказывается, осталось рукой подать. — Давай, беги первый. Можешь считать это моими извинениями, — говорит Пятифан, оглядывая напоследок взъерошенного и красного одноклассника. — Да давай одновременно побежим... Рома улыбается. — Беги давай, Тох. Антон стоит в нерешительности, сминая края рукава, но в итоге сдаётся, казалось бы краснея ещё больше. Чувство под рёбрами тоже будто усиливается с каждым подобным действием или решением Пятифана... И разве это нормально?.. Ну, разве нормально чувствовать что-то подобное к мальчику?.. Петров тяжело выдыхает, понимая, что сейчас не лучшее время думать об этом. Поворачивается в нужном направлении, стараясь усмирить такую неуместную сейчас стаю крылатышей в животе и бежит вперёд. Бежит и прибегает вторым. Сопровождаемый удивленным взглядом Бяши, победно стоящего у входа в место назначения, Петров неуклюже пересекает поваленное дерево и оборачивается, ища глазами Рому. Тот прибегает почти сразу, следом, ловко перепрыгнув одним движением через преграду и остановившись возле ребят. Едва различимо улыбается Антону, тут же отводя глаза в сторону здания с Бяшей. Если бы Пятифан хотел, то ему бы не составило абсолютно никакого труда догнать и обогнать Тошу, даже с форой. Но он решил этого не делать. И даже если всем здесь это и так понятно, то от этого не менее приятно. — Вот те на, — хмыкает Бяша, выдавая мерзковатый смешок, — Сегодня лошара ты, выходит, Ромыч. — Выходит. А дверцу чё, прикрыть решили? — Рома кивает на запертый вход, на который повесили старенький, металлический замок, будто для виду. — Походу, на. — С каких пор заброшенная лесопилка стала... "не заброшенной"? — подходит к зданию, покрутив в руке хиленькую железяку и насмешливо оглядев изрядно побитие здание с практически разрушенной крышей, — Ну ниче, через окошко над дверью пролезем. Не впервой, — Рома переводит взгляд на безучастного Тошу, — Мы часто тут бываем, особенно летом. И вряд-ли кроме нас до неё по-настоящему кому-то есть дело. — Да, я и не возражаю, всё нормально, — быстро проговаривает Петров, делая шаг вперёд. — Отлично. Тогда давай, Бяша, ты первый. Рома подкидывает за ногу беззубика, помогая уцепиться за раму. Тот ловко подтягивается дальше сам и перелезает, шумно перепрыгивая на другую сторону. — Теперь ты, Тох. Не боись, не ебнёшься. Я поймаю, если что. А на другой стороне Бяша подстрахует, — Пятифан садится на корточки, чтобы Антону было удобнее. Тот аккуратно встаёт на раскрытые ладони и тут же подбрасывается вверх, на автомате схватившись за плечо под собой. Теряется на секунду, ненароком коснувшись горячей, крепкой шеи, но быстро откидывает все лишние мысли, цепляясь сначала одной, а потом и другой рукой за нужную доску. Самое интересное, что всё это происходит за секунды. Антон беспокоится, что сейчас придётся подтягиваться, но всё ещё чувствует спасительную опору где-то снизу, поднимающую его до комфортного уровня, чтобы забраться дальше самому без проблем. Перекидывает ногу, садится — благо, окошко достаточно большое, чтобы сильно не корячиться — и спрыгивает, подняв небольшой столб дыма. — Хуясе ты ниндзя. — А как Рома перелезет? — Антон успевает лишь увидеть довольную, даже горделивую Бяшину улыбку перед тем, как услышать разбег снаружи. Рома подпрыгивает, по инерции пробежавшись по стене вверх и ухватившись за рамку. Подтягивается, быстро перелезая через проем и спрыгивает вниз, в метре от удивлённого Петрова. — Чё стоим? Пошли, — Пятифан быстро оглядывает помещение, шагая к лестнице. Подмечает, что с их последнего осеннего визита здесь ничего не изменилось, всё так же: в углу старые, забытые инструменты, в другом — их пустые бутылки из под сока, какие-то фантики, пакеты, а посреди ветхая лестница на крышу. Ребята по очереди забираются наверх и Антон, даже не успев ещё подойти к краю, раскрывает рот от того, насколько же красивые виды отсюда открываются. От крыши едва остался каркас, потому с неё свободно можно глядеть и на небо, и по сторонам. Одинокая лесопилка, окружённая по периметру густым лесом, а за ним Антонов дом, выпускающий серые клубы из дымохода. Где-то вдали должна быть школа, а позади, как оказалось, протекает широкая речка, покрытая сейчас толстым слоем льда. Это жуткое место может быть и не таким жутким, выходит... Или, может, всё дело в новых товарищах? Не просто так, всё-таки, они сюда ходят. Антону пришла в голову мысль, что он был бы совершенно не против сходить сюда ещё раз. Ещё много раз. А особенно в летнее, тёплое время года. И, что не мало важно — именно с ними. — Рад, что тебе нравится, — за спиной слышится довольный, тихий голос Пятифана, будто он не хочет портить умиротворённую обстановку. Рома проходит вперёд, опускаясь на край крыши. Бяша шагает следом, плюхаясь в метре от него и оставляя место по середине для Антона. Тут, на краю, воздух ощущается свободным, намного менее сдавленным. Ты больше не чувствуешь себя чем-то маленьким на фоне густого леса, а теперь даже наоборот — можешь глядеть свысока, видеть то, что он пытается скрыть. Бяша шуршит в карманах, вытаскивая через секунду пачку сигарет. Достает две, по привычке протягивая одну Роме. Несколько неудачных попыток с почти законченной зажигалкой и удаётся поймать искорку. Бурят затягивается, выпуская густые, серые клубы под мирное молчание. Петров машинально отворачивается в сторону Пятифана, чтобы не дышать неприятным, токсичным дымом, а последний глядит на него боковым зрением, слегка повернув голову в его сторону. Поза у него максимально расслабленная — вытянутая рука облокачивается об согнутое колено, а вторая нога свободно свисает с высокой крыши. По спокойным и уверенным движениям видно, что он не боится упасть. Совсем не думает о высоте. — Хэй, Тошик, хочешь попробовать? — беззубик смотрит долю секунды на Петрова, протягивая тлеющую палочку. — Не надо, — тут же обрывает его Рома, фокусируя строгий взгляд на Бяше, сидящем за Антоном, не дав последнему и рта открыть, — Это не его. Петров удивляется, в который раз за эти дни смотря на Пятифана с нескрываемым восхищением. Бросает быстрый взгляд на отложенную Ромой сигарету и понимает, что тот не стал закуривать только из-за того, что они сидят впритык друг к другу. Не хочет создавать дискомфорта. Бяша водит плечами, закуривая вновь. Устремляет задумчивый взгляд куда-то вперёд, за острые макушки деревьев. — А что это там? — спрашивает Антон, проследив за глазами товарища. Указывает в сторону какого-то невысокого, одинокого дома посреди небольшой поляны, за который и зацепился взгляд беззубика. Прямо как Антонов, только на вид ещё старше, совсем обветшалый. — Там уже никто не живёт, — тихо отвечает Рома, выдерживания небольшую паузу. Петров поворачивается в его сторону, зацикливая внимание на словах, — Хозяин умер ещё семь лет назад. У Антона создаётся впечатление, что ребята знают его не понаслышке. Он не ошибается. — В детстве мы часто там бывали. Ну, общались с этим дедом. Крутое время было, конечно... — бурят задерживает какой-то особенный взгляд на миг, а после выдыхает, докуривая сигарету и выбрасывая окурок вниз. Отворачивается, будто эти воспоминания даются не просто. Он не всегда может что-то передать словами, чаще они кажутся какими-то не замороченными, но едва уловимые, ценные эмоции на его лице нередко могут рассказать о многом, на самом то деле. Антон понимает, что неуместно будет задавать вопросы, как бы сильно ему ни хотелось узнать больше. Молчит, снова переводя взгляд на старую избушку. — Его звали Иван Валентинович, — сам начинает Пятифан, моментально приковывая к себе заинтересованный взгляд Тоши, — Мы с Бяшей едва ли не каждый день бывали у него. Он многому нас научил. Относился к нам так, словно мы были его родными внуками — своих у него не было, как и в принципе родни. А мы к нему, как к родному деду, — и снова эти взрослые, серые глаза, не сводящие задумчивого взгляда с одинокого дома, — Когда он умер, то вместе с этим будто и закончилось наше детство. Всё изменилось. Петров опускает глаза, обдумывая услышанное. Какое-то колющее, непонятное чувство поселяется внутри — оно похоже на тепло, оно хрупкое, очень светлое и одновременно с этим кусающее, больное. Он не находит ничего лучше, как положить ладони на плечи ребят. Простой жест, но такой искренний, по правде говоря. — Это очень хорошие воспоминания, на самом деле. Считай это просто яркой ностальгией, от того-то и так грустно это звучит, — заключает Рома, легко хлопнув Тошу по спине. — Ага, — соглашается Бяша, подбирая ноги под себя и в последний раз окидывая взглядом родную поляну. — Слушайте, поцы, — начинает бурят, видимо оставляя серьезную тему на другие вечера, — Я тут картишки прихватил. Это, может сыграем? — Дурачком опять остаться хочешь? — усмехается Рома, поднимаясь с места, — Погнали тогда вниз, там стол есть. ... — Да ты мухлюешь, на! — Ни разу. Я не виноват, Бяшич, что ты так тупишь. Ебать, умудриться каким-то образом забыть, что у тебя в руках есть пиковый король. Антон уже как минут пять вылетел из игры, откинувшись на спинку стула и теперь с улыбкой наблюдая за ребятами. Погруженные в игру, смеющиеся. Напыженные при неудачах, иногда хмурые и такие живые. Он не впервые ловит себя на мысли, что в их компании он чувствует себя очень комфортно. Будто во всех тех приключениях, в которых они успели побывать в детстве, где-то рядышком, под боком, был и сам Антон. Третьим. А иначе почему он впервые не ощущает себя лишним? Таковым, каковым ощущал себя в любой школьной, дошкольной или дворовой компании. С любыми детьми, подростками, в круг к которым случайно удавалось прибиться. Петров окидывает взглядом новых товарищей (или, всё-таки, теперь друзей?), вальяжно рассевшихся за круглым, потёртым столом и останавливается на Пятифане. Небрежная, жёсткая чёлка, выглядывающая из под короткой шерстяной шапки. Излюбленная кожаная куртка, а под ней тёмно-синяя спортивка на все случаи жизни. Где-то под столом грязноватые, видавшие кроссовки, а на руках не успевающие заживать изуродованные костяшки. Кое-где шрамы, на внутренней стороне ладони мозоли, которые он непременно сорвёт на следующий же день об турниковую перекладину. Огрубевшие подушечки пальцев, обветренные постоянным пребыванием на улице губы. Где-то в кармане спрятан нож-бабочка, в другом — сигареты. А на лице привычный, хищный оскал, предвещающий красивую победу. Пятифан скидывает последнюю пару карт, оставляя на Бяшиных плечах две шестёрочки в виде воображаемых пагон. ...и из всех возможных ребят, с которыми можно было подружиться, Антон сошёлся именно с шайкой бандитов, каковых обычно обходил стороной за километр. — Тоха, будешь ещё? — Рома поворачивается к Антону, покручивая карту между пальцами, — Десятую партию уже играем по ощущениям. Не выдохся? — Ещё чего! Раздавайте, — Петров придвигается к столу, поправляя очки и озаряясь готовой улыбкой. — Только эту последнюю, пацаны, а то мне идти уже надо. Мамка там запрягла делами каким-то домашними, на. — Ты говорил, что до вечера с нами. — Так это, Ромыч, гляди на небо — вечереет уже. А мне домой дойти ещё надо вовремя, чтобы не отхватить. И правда... Петров переводит взгляд на солнце за окном, уже давно минувшее зенит. Неужели они так долго сидят? — Хуясе, сегодня как-то быстро даже. — А мне и сравнивать не с чем, — хмыкает Петров, осторожно проводя пальцами по старой фанере. Вздыхает, понимая, что эти слова прозвучали не так непринужденно, как он планировал. Интересно, почему эту лесопилку с пристроенной мастерской забросили? Помещение выглядит добротным, сделанным с душой. Уютным даже тогда, когда за ним давно перестали следить. Или, может... — Никогда не поздно наверстать упущенное, Тошик, — тут же отвечает Рома, обрывая дальнейшие мысли. Антон переводит взгляд на друзей и робко улыбается, смягчаясь всё больше. Он верит. — Ну го последнюю тогда. ... Вместе с темнотой опускается и похолодание. Антон ёжится, засовывая нос поглубже в воротник. Едва ребята успели проводить Бяшу, как на улицу опустились сумерки. Наверняка, мама будет задавать целую кучу вопросов, начиная с того, на который Петров так и не ответил вчера — "А что это за друзья?". — Замёрз? — слышится под боком, рядом, вырывая из мыслей. — Да, немного... Застёжка ещё вот на правом кармане заклинила, не расстёгивается, — робко отвечает Антон, дёргая собачку, — Но это ничего. Рома переводит взгляд на замёрзшую ладошку одноклассника, которую тот прячет от мороза куда-то под куртку, чтобы согревать. Думает с пару секунд, а после тянется к ней, удерживая за широкий рукав. Сжимает его холодную руку в своей, такой тёплой, и под удивленный взгляд Тоши засовывает к себе в карман. — Не смотри на меня так. Вряд-ли твоя мамка обрадуется, если потом придется твою конечность в горячем тазике отогревать. И снова эта забота. Петров краснеет. Он мямлит еле различимое "Спасибо" себе под нос, размещая пальцы удобнее между Пятифановых. — Ром... — Вытащить? — Нет! Т-то есть, я не об этом, — Антон перешагивает через кочку, неловко прижавшись боком к Роме, чтобы случайно не вырвать руку. — Та лесопилка... Она ведь раньше принадлежала Ивану Валентиновичу? Пятифан молчит. Медленно поворачивает голову в сторону парня, удивлённо вглядываясь в Антоновы глаза сверху вниз, спрятанные за толстыми очками. Выходит, проницательностью здесь обладает не только он. — Да. — Спасибо, что показали, — осторожно благодарит Тоша, не знающий куда деть большой палец, лежащий на чужом. Неловко. Всё-таки, совсем сложно свыкнуться с чувством, что Рома держит его за руку, хоть и просто в практичных целях. Пятифан кивает. — Это одна из причин, Тох, почем... Осторожно! Петров только и успевает услышать противный треск сверху и почувствовать, как его толкают в сторону. Он падает на снег, тут же напяливая слетевшие очки и устремляя испуганный взгляд вперёд, а там — массивная отломавшаяся ветка, пересекающая собой, наверное, половину дороги. Скорее всего, повредилась ещё вчера, во время сильного ветра, а сейчас окончательно откололась, неспособная больше выдерживать свой вес. — Блять. Антон тут же переводит взгляд в сторону Пятифана, странно сжимающего руку. Осознание приходит быстро. Он моментально поднимается на ноги, подбегая к однокласснику. — Да не надо так испуганно глазеть, блять. Просто царапина, успокойся. — Дай, — Петров бесцеремонно, но очень осторожно утягивает к себе его руку, засучивая рукав кожаной куртки. А там действительно царапина, вот только на вид достаточно глубокая. — Всяко лучше, чем твой проломленный череп. Да хватит, блять, заживёт, — Рома забирает руку, спуская обратно куртку, — Пошли уже, тебя дома заждались. Антон оглядывается. По знакомой местности понимает, что до его дома осталось дойти совсем немного. — Пойдем, нужно обработать, пока заражение не получил. — Куда? К тебе? Ты ебанулся? — Ты ведь не обработаешь у себя, я знаю. — У меня и аптеки нет. Но это всё ещё не означает, что какой-то бандюган из твоего класса должен завалиться к тебе домой за первой помощью. Петров молчит. Ему обидно. Обидно потому, что так думает Рома. Обидно потому, что так наверняка подумает его мать. И самое обидное, что он и сам так думал пару дней назад. — Пожалуйста, не отказывайся.