Хочу увидеть, как заживают твои костяшки

Тяжёлый выдох. — Всё нормально? — Нет, — грубо бросает Рома, взъерошивая жёсткие волосы одним движением, — Открывай уже, — подходит ближе к входной двери, напрягая и без того выразительные желваки. "Не привык принимать помощь? Боится, что будут смотреть осуждающе? Боится не за себя, боится за меня" — Петров опускает голову, расслабляя пальцы на ледяной металлической ручке. Не потому, что передумал, а потому что внутри что-то сильно кольнуло. Он выдыхает, вмиг собираясь и уверенно дёргает дверь, пропуская в дом холодный воздух. — Мам, я дома, — кричит Антон, приглашая недовольного Пятифана заходить за порог. — Явился таки. А я то думала... Ой, — Карина останавливается перед ними, поднимая удивлённые глаза на темноволосого парня, — А-а у нас гости? — пробегается глазами-сканерами по его внешнему виду, переводя через секунду немногозначительный взгляд в сторону Петрова. Так и говорящий, мол: "Кого это ты к нам привёл? Такую ты новую компанию себе нашёл?" — Да, — Антон тяжело выдыхает, придвигаясь ближе к напряжённому Роме и уверенно кладёт ладонь на его плечо. Последний вздрагивает, едва заметно поворачиваясь в сторону Петрова и как-то удивлённо заглядывая в его глаза. Сильное плечо под тонкими пальцами постепенно расслабляется. Даже несмотря на то, что всё идёт сейчас, похоже, по пизде, как и ожидалось — ему очень приятно чувствовать такую прямую поддержку от Антона. — Мам, тут Рома поранился по дороге, пока меня провожал... — Антону и самому только сейчас приходит осознание, что Рома в очередной раз провожает его до дома. Это уже вошло в привычку, похоже, — ...и идти ему далеко к себе. В общем, я хочу обработать ему рану. Карина снова переводит взгляд на Пятифана, но теперь смотрит так, будто видит впервые. Отношение само собой теплеет, и Антон пока не понимает, почему. — Конечно, проходите, — она подходит ближе к ребятам, закрывая дверь у них за спиной, — Дверь то надо было сразу прикрыть, холода столько напустили. Давайте, разувайтесь, умывайтесь. Аптека на верхней полке в прихожей, если что. Потом на кухню приходите обязательно, покушаете горячего с улицы. Петров улыбается, скидывая шапку и расслабляя вязаный шарф на шее. Поворачивается в сторону Ромы, уже расстёгивающего куртку. — Спасибо, — тихо говорит он Карине под её тёплую улыбку. Она кивает, разворачиваясь и проходя за порог кухни. Оставляет ребят одних, чтобы больше не смущать своим присутствием. "Почему такая резкая смена настроения?" — задумывается Петров, расшнуровывая ботинки. Он оставляет мысль открытой, решая всё-таки на время принять это как приятное данное. — Пойдем, умоемся, — Антон поворачивается к Роме, но останавливается, завидев, как тот под тихое шипение отлепляет влажную ткань от руки, — Царапина, говоришь... — Это по факту царапина, Тох. Просто большая, — он улыбается уголком губ, но спустя секунду вновь сдвигает брови к переносице, когда цепляется рукой, неосторожно снимая олимпийку. Антон подходит ближе, протягивая руку к Пятифану. Вздыхает, аккуратно проводя пальцем по покрасневшей коже вокруг. Рома ловит его взгляд, смотрит исподлобья. — Как это вообще произошло? Каковы были шансы, блин, что сучок прямо под куртку залезет, — Петров опускает взгляд на длинный рваный порез по внутренней стороне предплечья. Осматривает ближе, казалось бы становясь всё обеспокоеней. Ранение не прям серьезное, благо, но ощутимое и требующее к себе вмешательства. Шрам точно останется. — Ты слишком много фокусируешь на этом своего внимания, Тох. Бывало и похуже, — Пятифан мягко высвобождает руку и оставляет кроссовки в стороне, проходя вперёд по коридору. Осматривает прихожую, а затем и кидает быстрый взгляд в сторону кухни, выдыхая, — И что, куда? — Ты проходи в ванную комнату пока, Ром, а я салфетки принесу. Промочим осторожно руку после мытья, чтобы полотенце кровью случайно не замарать, — бросает ему Антон, указывая на дверь слева и делая шаг в сторону кухни. Пятифан кивает. — Мама, а где... А, вот, — Петров находит салфетки, собираясь уже выходить из комнаты, но его окликают. — Погоди, Антон. Парень замирает. Поворачивается на полпути, вопросительно глянув в сторону матери. — Это ведь тот же мальчик, что и в первый школьный день тебя провожал? Ну, тогда ты ещё без очков пришёл. — Д-да. А откуда ты знаешь? — Антон очень удивляется. — Оля в окно увидела. Спрашивала у меня ещё, а кто это с тобой идёт. — Понятно... "Это причина, по которой ты раздобрилась?" — Выглядит одного с тобой возраста. Одноклассник твой? — Да. Нам удалось достаточно быстро сдружиться, вот... — Антон запинается, вспоминая, как именно они познакомились, — Мам, я пойду, меня ждут, — делает шаг назад, собираясь поскорее вернуться к Роме, чтобы не оставлять его надолго одного. Карина понимающе кивает. Неловко, к тому же, задавать вопросы — гость ведь прямо за стеной стоит. Теперь всё проясняется, похоже. Радуется такому хорошему отношению к своему сыну, но, скорее всего, всё ещё настораживается сомнительной дружбе, разведует. ... — Твои каракули? — Рома подходит к Антонову столу, осматривая приклеенные к стене рисунки. — А? — Петров поворачивается на голос, снимая через голову мягкую шерстяную кофту, — Да, начиная с третьего класса, — улыбается и подходит ближе, протягивая руку через Пятифаново плечо, — Вот это вот космический корабль. Я очень любил... Да и сейчас, если честно, люблю всю эту окологалактическую тему, — тихо смеётся, пробегаясь глазами по старым работам. — Я никогда не интересовался этими ботанскими хуючинами, но всё-таки — красиво, — Рома поворачивает голову через плечо, встречаясь с такими живыми сейчас глазами. Ещё и эти блики... Пятифану кажется, что здесь, в этом забытом богом месте, ими обладает только Антон. Остальные жители посёлка будто пусты, обделены тем светлым, что хранится внутри этого парня. И Рома тоже, похоже, часть этой серой массы. Пятифанов взгляд ненароком опускается на губы Антона, пока тот отчаянно делает вид, что разглядывает рисунки за ним. — Ты жалеешь? — Что? — Петров на миг возвращает взгляд к Роме, но вновь не выдерживает слишком прямого контакта, опуская его вниз. — Жалеешь, что переехал сюда? — Пятифан поворачивается полностью, заслоняя собой и без того тусклый, желтоватый свет от настольной лампы. Теперь выражение его лица совсем скрылось в полумраке. Лампочка в комнате перегорела ещё вчера ночью. Так и не заменили. — Я... Я жалел, — пальцы Антона задумчиво пробегаются по тёмной ткани майки на широком плече, пока тот продолжает. Руку убрать не подумал, или же просто не захотел, — Потому что думал, что вновь буду белой вороной здесь. Без друзей, — поднимает глаза, теперь стараясь разглядеть чужие, — Но ошибся, наверное... Рома молчит. С кухни слышится крик Карины, словно на фоне, зачем-то зовущий Олю спуститься. Видимо, уже готов ужин. Петров оглядывается на него, постепенно выныривая из сложившейся необычной атмосферы. — Мы хотели... обработать руку, а потом кушать нужно идти, — Антон отпускает плечо Пятифана, неловко отстраняясь, — Подожди немного тут, а я за аптекой. Лампочку ещё за одно захвачу. — Валяй. Антон стоит ещё с секунду, а после делает медленный шаг к двери, покидая комнату с тихим выдохом. Почему-то сейчас внутри не такие чувства, какие были в лесу — они всё ещё светлые, безумно тёплые и приятные, но крылатыши в этот раз не грозятся поцарапать рёбра, а теперь просто гладят изнутри. Это чувство очень мягкое. Оно больше не режет своей запретностью. Возможно, это лишь временно, и в следующий раз это больше не будет казаться таким правильным, но Антону очень не хочется терять эту тонкую ниточку. Не хочется вновь воспринимать эти чувства как какое-то недоразумение. Петров переводит задумчивый взгляд в сторону соседней комнаты и замечает через полуприкрытую дверь, что Оля уснула. На экране телевизора, как обычно, сменяются картинки из излюбленного временем, нестареющего Алладина. Мультфильм близится к завершению, предвещая титры с уже заученной наизусть песней. Антон улыбается, осторожно подходя к кровати и укрывая сестрёнку серым пледом. Теперь понятно, почему она не выбежала его встречать. Телевизор выключать он не стал — приятно спать под что-то любимое, на самом деле. Выдох. Чем же ты такой особенный, Рома Пятифанов? ... — Не сильно больно? — Антон убирает вымоченную в перекиси ватку от раны, вопросительно глянув в сторону Ромы. — Нормально всё, Тоха. Петров кивает. Осторожно, без нажима вытирает чистой ваткой пену и заматывает руку бинтом, предварительно подложив под низ специальную марлю, чтобы не прилипало. — Охуеть, эти руки впервые с такими осторожностями сталкиваются. Обычно зелёнкой хуйнул и нормально, жить можно, — Рома откидывается на спинку кровати, быстро осматривая результат работы Петрова, — И всё-таки... спасибо. Антон улыбается. — Пойдем вниз, там мама рис с овощами приготовила вкусн... — Не думаю, что это хорошая идея, — Пятифан опускает руку и поднимается с кровати, сопровождаемый жалобным скрипом пружин под его весом, — Мне стоило бы уже домой идти. Да вообще с самого начала стоило, — медленно тянется к спортивке у её изголовья. — Потеряют родители? Мы позвоним, оповестим, снизу есть телефон. — Были бы рады потерять. И это в том случае, если вообще помнят обо мне сейчас, — Рома хмыкает, перекидывая олимпийку через плечо. Такой невозмутимый, будто давно свыкся с этой мыслью. А вот Петров теряется, узнав такие подробности о нём. — ...останься, Ром. С ночёвкой. Завтра утром встанем пораньше, зайдём к тебе, заберём рюкзак и пойдём в школу. Пятифан опешивает. — С ночёвкой? А что твоя мать на это скажет? — Она и сама бы тебя не отпустила. Уже ночь за окном, считай, а дети пропадают. — Мне это не грозит. — Побеспокойся о себе хотя бы раз. Хотя бы сегодня... Рома замирает, распознав в этих глазах сейчас самое искреннее беспокойство. Вспоминает, что они горели так же, когда тот поранился. Когда ему залатывали рану. И он, честно говоря, совсем не понимает, чем заслужил такое отношение. — ...хорошо, я останусь. Петров загорается, словно ребёнок. Улыбается во все зубы, вскакивая с кровати окончательно и подходя к Пятифану. — Тогда идём сейчас кушать. А потом я дам тебе сменную одежду, чтобы комфортнее было спать, — Антон подходит к двери, оборачиваясь на так и не сошедшего с места Рому, — Ты идёшь? Улыбка. — Да. ... Карина накормила их вдоволь, напоследок убедившись в том, что с рукой у Ромы всё нормально. Дала дополнительное одеяло, подушку и простыни. Спросила про родителей, но услышав что-то вроде короткого "волноваться не будут" — перестала задавать вопросы. И Пятифан, как показалось Антону, начал чувствовать себя в последний час немного лучше. У Петрова никогда не получалось заводить друзей. Таких друзей, которых он мог бы привести к себе, с которыми мог бы гулять целыми днями и чувствовать этот вкус детства. Друзей, которые и правда побеспокоятся о Тоше и проводят до дома, в случае чего. И Карина это понимает. Она бы любого мальчика приняла к себе среди ночи, конечно, но к Роме сейчас хочется относиться теплее, даже несмотря на весь быдловатый и опасный вид. В голове что-то щёлкнуло при осознании того, насколько может быть важно это знакомство для Антона. К тому же, он уже не тот недалёкий ребёнок, за жизнью которого стоило бы пристально следить. Он сам выбирает себе друзей, и он далеко не глуп, хоть и местами всё ещё может казаться наивным. ... По комнате неравномерно рассеивался приятный, синий свет от экрана телевизора. Ребята комфортно расселись на полу рядом друг с другом, по очереди передавая потёртый джойстик в руки после каждой смерти. На часах — 1:00, родители уже давно спят, а вот у парней вместо сна шутер и непринужденные разговоры. — Блин, — Петров в очередной раз погибает почти в самом начале, раздражённо опуская руки, — Никогда мне не давалась эта игра. — Спокойно, Тоха, ты просто прыгаешь зря. Момент для выстрела же потом хуевый, задержка огромная, — Пятифан толкает его коленкой, — Дай, покажу, — забирает джойстик, открывая меню и перезапуская уровень. Петров откидывается назад, облокачиваясь спиной на кровать и фокусируя взгляд на ярком экране. Глаза уже начинают уставать, слипаться, но эта усталость — приятная, и даже несмотря на последние неудачи в игре. Рома откидывается следом, соприкасаясь плечом с Антоном и умело располагая пальцы на кнопках. — Для уворотов используй стрелки, прыжки нужны только для передвижения по карте, но не во время боя, — Пятифан слегка поворачивает голову в сторону Петрова, убедившись, что тот его слушает. Улыбается уголком губ, заприметив, что он до ужаса милый даже тогда, когда хмурится, обижаясь на собственные неудачи, — Дробовик лучше в начале не бери, потому что тебе нужно дистанцию держать с врагами. Антон переводит взгляд с игры на пальцы Ромы, так умело орудующие джойстиком. Наверняка, они с Бяшей наиграли не одну ночь в Сегу, оттачивая умения и набираясь опыта, а вот Тоша в основном играл только с младшей сестрёнкой, и то в какие-нибудь лайтовые, лёгкие игры. Но он совсем не завидует, а скорее даже наоборот — ему очень приятно следить за тем, как Рома играет. Приятно понимать, что тот учит его вместо того, чтобы без труда побеждать. Да Тоше просто очень приятно быть в его компании сейчас. Сейчас, когда, казалось бы, весь посёлок уже дремлет, создавая впечатление, что они в нём совсем одни. Ведь только из их окна горит едва заметный, тусклый синий огонёк. Даже снежинки сейчас опускаются на землю особенно лениво, словно при замедленной съёмке, словно во сне. Антон замирает, смотря на них сквозь толстое стекло. — Холодно? — тихо спрашивает Пятифан, как-то неловко перекладывая джойстик в руках. Петров только сейчас обращает внимание на происходящее и понимает, что неосознанно прижимается к нему всё ближе. Он концентрируется на ощущениях, чувствует, насколько же Рома горячий в сравнении с температурой в комнате. Антон покрывается мелкой дрожью от этого контраста, случайно задевая кончиком носа чужое ухо, когда поворачивает голову обратно. На секунду улавливает запах улицы, едва ощутимо сигарет и ещё чего-то... Чего-то очень приятного, совсем не яркого. Того, что он не чувствовал раньше. Так пахнет сама кожа Ромы, без каких-либо посторонних, перебивающих запахов. Так пахнет Рома. — Н-нет, наверное... — бубнит Петров себе под нос и в тот же миг краснеет, не зная, куда деть коленку, уже практически лежащую на Пятифановой, — Я просто задумался. — И мои комментарии по игре ты не усвоил, да? — Рома по-доброму хмыкает, снова устремляя какой-то невидящий взгляд к экрану, — Я говорил, что если ты буд... — Я слышал, что тебе нравится Полина, — быстро выдыхает Петров, не веря в то, что говорит это. Он зажмуривается, в момент пожалев о сказанном. Пятифан замирает. Его персонаж разбивается о камни, когда он не успевает нажать прыжок в нужный момент. Он поворачивает голову в сторону Петрова, ощущая, насколько же сильно у того бьётся сердце. — Нравилась. В шестом классе. — А сейчас? — почти шепчет Антон, готовясь в любую секунду соскочить с места, если Рома заподозрит, зачем же ему эта информация. Хотя чего уж там — только слепой не догадается. Хочется прямо сейчас провалиться под землю. Что же ты творишь, Петров? Антону кажется, что эта пауза длится целую вечность. Он громко выдыхает, собираясь подниматься с места и говорить, словно найдя в этом спасание, что им стоило бы уже ложиться спать, но Рома его прерывает. — ...я покажу.