Хочу увидеть, как заживают твои костяшки

Рома так и не смог уснуть во второй раз. Внутри бушевали какие-то странные, противоречивые ощущения. Нет, он уже давным-давно как смирился со своим "подарком природы", но никогда ранее не переходил эту границу, как вчера с Петровым. И дело даже не в том, что не хотел быть пидором, а в том, что банально не возникало желания, потому что никто конкретный ему никогда не нравился. В итоге — это не мешало жить. Отвращение к себе, конечно, так и не искоренилось с тех самых пор, как он обнаружил в себе тягу к собственному полу, но, по крайней мере, перестало о себе давать знать. Вплоть до последних дней. У Пятифана язык не повернётся заявить, что он о чём-то жалеет. То, что происходит сейчас внутри, хоть и похоже на какой-то сюр, но реально. Это тепло — реальное, приятное, такое светлое и такое необходимое для него. Антона хочется защищать, Антона хочется беречь и согревать. И Рома ничего не может с собой поделать. Рома может ненавидеть это в себе, может кривиться от вида сосущихся парней, но он, по какой-то причине, не может ненавидеть это в Антоне. И он уже даже не уверен в том, что если дать ему выбор, то он решит стать нормальным, потому что это будет означать, что потеряет эти чувства к Петрову. Одним словом — ебануться. Полина. Эта девочка нравилась чуть ли не каждому мальчишке из их класса, противоположных и даже чуть постарше, но со временем, в классе 7-8, Рома начал осознавать, что в его случае это было простым желанием обзавестись девчонкой, потому что это "круто". Нет, она ему и правда нравилась и даже нравится сейчас, но тут речь не о романтической симпатии. Петров же Роме нравится во всех смыслах. ... — Рома? — Антон садится на кровати, стараясь нащупать очки на тумбочке. Один миг и глаза слепит тусклый свет от настольной лампы, заставляя того зажмуриться. На часах уже шесть утра, но за окном всё ещё темно, словно ночью. Глубокая зима. — Я тут, — Пятифан убирает руку с выключателя, протягивая Петрову очки. Они были сняты ещё вчера, когда парни сидели на полу. Там и остались лежать до утра, оказывается. — Спасибо, — Петров надевает толстые стёклышки, осматривая расправленное одеяло на полу. Вопросов задавать он не стал, было понятно, почему Рома ушел. Антон тепло улыбается собственным мыслям о том, что предусмотрительность и забота Пятифана уже стали обыденным делом для него. — Сестра твоя заходила, показать тебе хотела что-то. Меня увидела — тут же дёру, — Рома облокачивается на прикроватную тумбочку, бросая взгляд на серый блокнот. "Даже перед сном рисуем?" — Да, она незнакомых людей побаивается, — Антон зевает, нехотя опуская босые ноги на пол, — Я вас познакомлю, — улыбается глазами, осматривая лицо Ромы в неравномерном свете лампы. Почему-то вчерашние события не способствуют появлению какой-то неловкости между ними для Антона, а скорее даже наоборот — ему по необычайному спокойно сейчас в его компании. — Как твоя рука? — тихо спрашивает Петров, обеспокоенно опуская глаза на Пятифаново предплечье. — Не болит, порез затянулся. Да и это с самого начала был пустяк. Антон качает головой. Спорить с Ромой было бесполезно по этому поводу. Он поднимается с места, неожиданно оставляя на щеке Ромы скромный поцелуй. И не успевает последний даже опомниться, как тот уже стоит у входа в комнату, напяливая тапочки. Быстро же ретировался, однако. — Пойдём, нам нужно покушать, а потом к тебе ещё зайти. Не хочется опаздывать. — Никогда не опаздывал, Тошик? — Пятифан скалится, тут же давая вспомнить о том, с каким учеником он имеет дело. — Нет, и тебе бы не советовал. — Я другого ответа не ожидал, — Рома отталкивается от тумбочки, равняясь с Антоном, — Погнали, чё. ... Сегодня было холодно. Снег, сыпавший всю ночь, оставил толстенный слой на земле. Разве что через лес было идти так же просто — навес деревьев прикрывал дорогу от осадков. Ребята шли бок о бок друг к другу, не нарушая какую-то спокойную тишину. Говорить сейчас почему-то совсем не хотелось. Дорога к дому Пятифана тоже проходила через рощу, только заметно меньших размеров и не такую густую, потому пересекли они её намного быстрее. Ещё пара десятков метров и они выходят на небольшую улицу, а на ней и к нужному дому с номером 19. — Я быстро, — бросает Рома, открывая входную дверь одним движением. Антон кивает. Оглядывается по сторонам, осматривая незнакомую местность, соседние ограды и выходящих из домов людей, провожающих детей в школу. Поселок потихоньку оживает, хотя и движения у его жителей были какими-то уж совсем ленивыми, нерасторопными. Низкая температура, а вместе с ней и отсутствие солнца по утрам не дают окончательно проснуться. — Какие люди, на, — слышится где-то со спины, заставляя Петрова удивлённо оглянуться. — Бяша? — поворачивается Антон полностью, распознав в бесшумно подошедшем парне своего одноклассника, — А-а ты чего здесь? — он совсем не ожидал его тут увидеть. "Неужели они с Ромой соседи?" — Живу, — быстрый смешок. Бурят показывает пальцем на дом через дорогу, прямо напротив, — А ща за Ромычем зашёл, мы ж обычно вместе в школу ходим. Позади слышится громкий стук — Пятифан бесцеремонно захлопнул за собой дверь, уже направляясь в сторону товарищей. Действительно... вернулся он быстро. — А, ты уже здесь, — обращается Рома к Бяше, пожимая тому руку. Пятифан ненавидел находиться в доме, когда там были родители. А особенно в те дни, когда они напивались до неузнаваемости и белой горячки. Когда в доме воняло алкоголем и перегаром, и единственным разумным решением было свалить на улицу, потому что находиться в той обстановке просто невозможно. Это причина, по которой Рома терпеть не может алкоголь. Почему Рома терпеть не может своих родителей. Пятифан кидает взгляд на Антона, не сводящего глаз с окна его дома. Вопросительно кивает, когда тот поворачивается на него, но Петров только мотает головой, коснувшись на миг побитых пальцев своими. Так, чтобы Бяша не увидел. Антону, по правде говоря, не хотелось бы что-то скрывать. Ждать от окружающих в любой момент осуждения, отвержения, если вдруг он захочет просто обнять Рому, в особенности когда стало ещё сложнее притуплять свое рвение, появись между ними некая дозволенность. Да даже подобная, простая поддержка в реалиях современного мира воспринимается людьми как-то что-то неправильное. Но вот Бяша... Бяша ведь должен принимать лучшего друга в любом из случаев, да? — Ну мы идём? — обращает на себя внимание беззубик, делая шаг в сторону леса, — Первым у нас матеша, крики я её слышать не хочу. ...В любом случае, нужно будет решать Роме, когда он захочет ему об этом рассказать. Если вообще захочет. — Идём, — Пятифан суёт руки в карманы, равняясь с ним. ... Школа. В тёплых жёлтых окнах торопливо снуют учителя и старосты, а по периметру разгруппировались кислолицые ученики, ожидая звонка. Ребята проходят за тёмные металлические ворота, и Антон ловит себя на мысли, что старое здание перед глазами сейчас не вызывает у него таких отрицательных эмоций, каковые были всего пару дней назад. Он понимает, что всё дело в новых друзьях. Оборачивается на Рому с Бяшей, над чем-то громко смеющимися и не чувствует себя здесь лишним. Больше не чувствует себя объектом для издёвок, кем-то не из мира сего, кого совсем не хотят принимать. Теперь он часть этого места, будь это хорошо или плохо. Кстати, о необычной дружбе — на их компанию уже обернулась не одна группа учеников, удивлённо осматривая Петрова, так хорошо вписавшегося в тусу местных хулиганов. Вот так контраст, конечно, а особенное удивление играло на лице Катьки, когда они, разговаривающие между собой, едва ли не столкнулись с ней в дверях класса, бесцеремонно проходя вперёд и не желая пропускать девчонку. Только вот Антон остановился на пороге, неловко отходя в сторону и ловя на себе удивленный взгляд изумрудных глаз. И поразилась она далеко не его вежливости. Смирнова оборачивается за спину, упираясь любопытными глазками в невозмутимые, серые радужки Ромки, остановившегося, завидев, что Петров застрял где-то сзади. Поворачивается обратно, подбрасывая косичку в воздухе, и, задирая аккуратный носик к потолку, выходит вместе с журналом из кабинета. Одни сутки и уже точно вся школа будет знать об их новой компании, это гарантированно. Впрочем — ну и ладно. — Пятифанов, — в глубине помещения звучит скребущий по слуху, противный голос их учительницы по математике. Рому аж передёргивает от этого тона, и он, тяжело вздыхая, поворачивается на звук. — Да, Любовь Владимировна? — с нескрываемой неприязнью выдает тот, натягивая улыбку. — Ты мне самостоятельную не сдал. Две самостоятельных, Пятифанов. Экзамены ты у меня не сдашь, это я тебе гарантирую. Останешься на второй год, или чего хуже вообще вылетишь, — выбрасывает она столь ядовито, что невольно возникает вопрос: а чего же такого мог натворить Рома конкретно ей, заимев к себе такое отношение? Или она разговаривает так со всеми? "Это сейчас ведь неприкрытая угроза была, что она его сама же и завалит независимо от результата, или мне показалось?" — думает Антон, неловко равняясь с Ромой, уже открывшим рот, чтобы сказать какую-то усугубляющую ситуацию колкость, но его прерывают. — Любовь Владимировна, извините... Он сдаст на днях, я обещаю. Пятифан (а вместе с ним и весь класс) изумлённо поворачивается на Антона, так и показывая всем нутром, мол "О чём ты, блять? Я ничё ей сдавать не собираюсь", но Петров только просит глазами, чтобы он помолчал. Тот, на удивление, слушается, сжимая челюсти и удобнее перехватывая бедный рюкзак за одну лямку. — А ты то тут причём? — грубо обращается она к Петрову. — Я могу позаниматься с ним, чтобы подтянуть темы. — Этому толстолобу невозможно что-то внушить, но если уж ты решил вызваться, то пожалуйста. И это ещё, конечно, если ты его уговорить сможешь, — Любовь Владимировна сверкает глазами на хмурого Ромку, в любой момент готового просто протиснуться мимо неё и усесться на своё место, — Чтобы к концу недели работы лежали на моем столе. Иначе пеняйте на себя. Антон быстро кивает, хватая Ромку за рукав и утаскивая за собой между рядами к Бяше. От греха подальше. — Фига ты, Тоха, — говорит бурят шёпотом, — Ромку иногда и правда надо контролить, а то со своей гордостью совсем пропадёт. — Нахуй иди, — бросает ему Пятифан, кидая рюкзак на парту и усаживаясь на свое место. Бяша смеётся, откидываясь на спинку стула и доставая потрёпанную тетрадку из сумки. Тот уже давно списал у кого-то из одноклассников, ну а Роме просто нет до этого дела. В младших-средних классах он ещё хоть немного занимался уроками, и то — чисто ради своего интереса, но в 11-м окончательно забил на это. Унижаться перед действительно малоадекватными учителями того совсем не стоит, но когда речь идёт о последнем оставшемся учебном году, а позади все одиннадцать лет в этой наинеприятнейшей обстановке могут оказаться пустыми, когда у тебя низкий авторитет с невозможностью быть услышанным и справедливо заслуженное звание "неуд", то промолчать в одном разговоре просто нужно. Конечно, Рома не самый лучший ученик и нехорошие оценки свои правда заслуживает, но таких — добрая половина класса, которая просто умеет списывать, и в этом заключается вся моральная проблема. Упрекают только его, потому что он решает не сделать ничего, нежели сдать не свою работу. А им, на чистоту, и не нужны твои знания — разве что ради галочки потрёпанный листочек с контрольной, в который никто даже заглядывать не станет, потому что самого наличия достаточно, учитель чист, больше спроса с него нет. Влепит тройку в журнал и дело с концом. А вот идти жаловаться на класс за неуспеваемость вместо того, чтобы заваливать кого-то одного особо своевольного — попросту невыгодно. Работы прибавится, да и авторитет хорошего учителя пропадёт. ... — Эта стерва в последнем году стала ещё хуже. — Да мне похуй, Бяша, — докуривает Рома сигарету, выбрасывая окурок куда-то в сугробы, — Ты бы лучше больше не геройствовал. Тебе, в отличие от меня, школа нужна, — обращается он к Антону, стоящему напротив ребят, за школой. — Осталось всего полгода, Ром. Доучимся спокойно, заберём аттестаты и уйдем. Пятифан лишь невесело хмыкает, облокачиваясь о стену. — Звонок щас будет уже. Го в раздевалку, хоть на физре разомнёмся, — зовёт взбодревший Бяша, скидывая капюшон и направляясь в помещение. Антон уже поворачивается, чтобы пойти за ним, но чувствует, как его поймали за руку. Рома подходит сзади, выдыхая тихое, какое-то выдавленное "Спасибо" ему в затылок, и тут же обходит Петрова, чтобы тот не успел ничего ответить. Последний улыбается, стараясь подоспеть за его быстрым шагом. Раздевалка. Антон заходит сюда впервые, тут же встречая с порога какие-то незнакомые лица. Сегодня у них смежный урок с каким-то параллельным классом, видимо. И это большая неудача. Петров и так никогда не любил уроки физкультуры, а тут ещё и новые люди. Не то чтобы он уже успел привыкнуть к старым, конечно, но хотя бы знал, чего от них ожидать. Пятифан протискивается в самый конец, тут же сбрасывая олимпийку. За ней летит и футболка, снятая одним движением. Хоть Рома и так всегда ходит в спортивном костюме, но на уроки физкультуры он носит с собой запасную футболку, чтобы потом не ходить весь день в мокрой. Да... Вот по чему, но по уроку физкультуры у Ромки явно стоит пятёрка — Антон смущённо пробегается глазами по подтянутому, крепкому телу, останавливаясь на ровных комках мышц, расположившихся по всему животу. Сколько же этой форме, наверняка, было уделено изматывающих тренировок, ежедневных походов на турники. Сложно и представить. Но и сама физиология у Ромы, стоит подметить, очень красивая — узкая талия, симметричное тело, выразительные ключицы. Взгляд Антона сам собой опускается ниже, подмечая выпирающие вены и тазовые косточки, видные из-за низкой посадки спортивных штанов. Рома останавливается, так и не натянув футболку до конца. Петров, заметив неладное, поднимает глаза выше и тут же их стыдливо отводит, когда видит, что парень ухмыляется, показывая беззастенчивые клыки. Он заметил. Антон быстро отворачивается, смешиваясь с толпой и проходя к другому концу комнаты. Открывает кармашек со сменной одеждой, вытаскивая содержимое и под тихий выдох расстёгивая рубашку. ... — Сегодня будем готовиться к сдаче нормативов, а если время останется, то и сыграем в баскетбол разок, — говорит физрук, заходя в спортзал вместе с двумя мячами. Встаёт напротив мальчишек, энергично выстраивая тех в ряд. После небольшой разминки, как обычно, все расходятся по своим местам. Выполняли они упражнения не по команде, а просто по перечисленному списку, потому уже через минуту всё в спортзале смешалось, а сам физрук так вообще куда-то пропал. Антон стоял в самом заднем углу, потому ему было можно не бояться, что в первые же секунды засмеют, только начни он делать своё самое нелюбимое — отжимания. Он вздыхает, опускаясь на пол. Расставляет руки, готовится, делает усилие и-и-и... с горем пополам поднимается, дрожа в руках. Опускается вновь, выдыхает, а затем и повторяет то же самое, только на этот раз на его живот неожиданно ложится чья-то рука, бесцеремонно поднимая его выше. — Пузо так низко то не опускай, держи его на том же уровне, что и плечи. Иначе хуйня какая-то получается, а не отжимания, — Антон резко поворачивается и мысленно выдыхает, увидев перед собой Пятифана, сидящего на корточках. Петров кивает и пробует снова, но уже как надо. Как и ожидалось, на этот раз не получается разогнуть локти до конца и руки сами собой расслабляются, роняя хозяина на пол. Сил не хватает. — Неужто всё так запущено, — Рома коротко смеётся, мотая головой и поднимаясь с места, — Вот и компромисс тебе, Тох. Я соглашусь заниматься твоей математикой в том случае, если подтянем тебя по физре. Звучит справедливо, по-моему. Антон поднимается следом, отряхивая одежду. — Да, идёт, — отвечает он с улыбкой, протягивая руку Пятифану для договора. Тот пожимает её, поднимая уголок губ. ... Мяч летает с одной части спортзала в другую. Мимо проносятся ученики, кто-то что-то выкрикивает, кто-то ругается, а Петров мирно стоит как можно подальше от центра игры, шугаясь каждого броска у себя над головой. У него в школе не редко кто-то получал какие-то травмы в таких играх, а Антон ведь ещё и сам по себе ужасно неловкий, медлительный, и поэтому он... Его неожиданно сбивают с ног, чудом не сломав в этой каше очки. Вместе с ним и заваливается самый агрессивный по игре парень из его команды, тяжело пыхтя и стараясь отдышаться. — Блять! — тот тут же злобно поднимается на ноги, раздражённо отряхивая грязный бок, — Чё ты встал то тут столбом, дебилоида кусок? — он приближается, но не успевает ничего сделать, как его моментально отталкивают в сторону. Рома встаёт между ними, устремляя какой-то особенно страшный, холодный взгляд в парня. У Петрова дыхание перехватывает. Он никогда не видел его таким прежде. — Не лезь... не в свое дело, — выдаёт парень, отшатнувшись на миг, но так и не отойдя до конца. В итоге он смелеет, сжимая кулаки и заглядывая прямо в глаза Пятифана. Рома искривляет губы и делает угрожающий шаг в его сторону, но откуда-то сбоку подходят ученики из параллельного, оттаскивая, как оказывается, новенького ученика с едва различимыми словами "Дурак, тебе бы лучше не конфликтовать с ним", "Лучше просто отойди". — Ко мне в кабинет, Крылов, — слышится строгий голос физрука со спины, обращая на себя всеобщее внимание, — Это уже третий случай за две недели. Достаточно. Парень медленно прикрывает глаза на миг, после одаривая Антона взглядом, полным ненависти. Взъерошивает волосы, забирая спортивку на скамейке и стремительно покидая спортзал. И Петров не понимает, чем заслужил такое отношение. Ненависть к себе на ровном месте, уже в который раз. — Давай руку, — к Антону подходит Бяша, помогая подняться на ноги. Как-то обеспокоенно смотрит на Рому, теперь осматривающего Петрова на предмет травм. — Всё нормально, Ром, — тихо заключает Антон, поправляя очки и машинально касаясь плеча хмурого Пятифана. — Клянусь, в следующий раз я просто сломаю ему рёбра, — заключает тот, отряхивая с щеки Антона грязь одним движением пальца. — Да ладно тебе, Ромыч, в порядке же Тоха... — бурят суетится, видимо понимая, что подобный настрой друга совсем не к добру, — Сомневаюсь, что этот ещё раз осмелится полезть, на. Это... Пошли лучше переоденемся, пока опять толпа не набежала в раздевалку.

***

Сегодня был самый нудный и тяжёлый день школьной недели — понедельник. Целых восемь подходов по сорок пять минут наконец-то завершились, распуская по домам вымотавшихся учеников. Настроения в завершении не было ни у кого, даже у вечно весёлого Бяши. Не успели они далеко отойти от школы, как бурят останавливается, звучно ударяя себя по лбу. — Я кеды в раздевалке оставил. В который раз уже, на. Пятифан тормозит следом, устало закатывая глаза и раздражённо выдыхая. — Антон! — слышится в ту же секунду откуда-то со стороны школы, вынуждая всех троих обернуться на звонкий голос, — Антон, подожди, пожалуйста! Зовущей оказалась Полина. Девочка переходит с бега на быстрый шаг, догоняя едва не скрывшихся за поворотом ребят. — Антон, я хотела тебя попросить... — Морозова дышит в вязаную варежку, стараясь восстановить сбившееся бегом дыхание, — Так вот, Тош. Пятифан как-то странно дёргается под конец, приковывая к себе любопытный взгляд Петрова, который Полина старательно возвращает на себя, прося внимания к словам. — Мне для подарка подруге нужно набросать на открытке небольшой рисунок. Там совсем не сложно должно быть! Можно прямо на перемене завтра, я думаю... — Сходишь быстро со мной, пока они перетирают тут? — ведёт параллельную беседу Бяша, вопросительно глядя на Рому. Тот задумывается, поворачивая голову в сторону и с каким-то подозрением осматривая местность вокруг — заснеженную дорогу, поля за школой, густые деревья по бокам. Будто что-то в них выискивая, задерживает взгляд на тёмных углах, возвращая под конец глаза на говорящего Антона. — Антон, ты не с нами? — тихо спрашивает Рома, перебивая беседу. — А? Нет, ребят, сходите без меня. Я тут вас буду ждать, если что, — отвечает Петров, снова поворачиваясь к Полине. Рома стоит ещё пару секунд в нерешительности. Заглядывает на Полину, продолжившую что-то говорить, и всё-таки медленно кивает, уходя следом за Бяшей. — ...нарисовать пингвина. Подруга очень любит их, и вот, — Полина благодарно улыбается, поправляя шарфик на шее, — Спасибо, что согласился. Я тогда принесу тебе завтра всё необходимое. — Мне ведь совсем не сложно, Полин, — улыбается в ответ Петров, потирая ладошкой красный от мороза нос. — И всё-таки неловко вот так вот просить тебя... — одноклассница вздыхает, — Просто у меня совсем не получается с карандашом подружиться. С музыкой вот таких проблем не случалось, — она мягко улыбается, поглядывая на скрипку у себя в руках. — Куда же столько талантов на одного человека, — смеётся Антон, невольно вспоминая, как один раз услышал её живую игру за дверьми музыкального класса. — Спасибо, — Полина опускает голову, смешно подбрасывая помпончик на шапке, — Так, а теперь я пойду. Нужно скорее домой вернуться, уроков сегодня много задали, а у меня ведь ещё и по музыке задания. — Конечно, я понимаю, — быстро отвечает Петров. — Тогда до завтра, Антон, — Полина делает шаг в сторону дороги, махая рукой на прощание. Петров отвечает тем же. И всё-таки — есть в этом месте совсем не вписывающиеся в эту гнетущую картину люди. Он ещё смотрит некоторое время в след уходящей девушки, а когда решает повернуться, то получает сильный толчок в спину. Антон падает лицом в мокрый снег, тут же получая пинок под рёбра. — Чего такое? — знакомый нахальный голос звучит где-то сверху, отвечая на тихое хрипение. Петров с трудом переворачивается на спину, фокусируя испуганный взгляд на лице парня. Это был тот же самый ученик, что и завалил его в спортзале. С двух сторон повставали ещё какие-то парни, кажется даже не с их школы. — Я уж думал, твоя подруженька никогда не уйдет, — главный верзила грубо хватает Антона за воротник, со спины двое помогают поставить его на ноги, — А чего ты так трясёшься? Без дружка своего ни на что не способен, да? — он поворачивается, противно улыбаясь. И последнее, что успевает увидеть Петров, так это замах, после которого лишь темнота перед глазами и ненормальный звон в ушах. Церемониться долго не стали. ...Антон не знает, сколько он приходил в себя, но когда наконец получилось отлепить глаза, то он увидел тёмные силуэты, странно скачущие перед глазами. Постепенно вернулись и звуки, и до Петрова дошло, что кто-то дерётся. Тут же пришедшая в голову догадка заставила через силу приподняться, чтобы увидеть, как Рома со всей мощи бьёт ногой поваленного парня, пока Бяша справляется с последней оставшейся пешкой, не успевшей вовремя удрать вместе с остальными. Петров хватается за ближайшее дерево и делает нереальное усилие, чтобы подняться на ноги. Мир кружится перед глазами, как карусель, голова отдает пульсирующей болью. Когда у него получается вновь поднять глаза на происходящее, то он видит, как Пятифан грубо поднимает уже размякшего, но находящегося в сознании парня. Видит, как Рома что-то процеживает ему сквозь зубы, после с размаху ударяя тому по лицу. С почти стопроцентной вероятностью ломает нос. Но не останавливается. Бьёт ещё несколько мощных раз по рёбрам, тянется вниз, чтобы поднять его вновь. Бяша к тому моменту уже остановился, стоя в ступоре в паре метров от происходящего. — Рома... Антона не слышат. — Рома!.. — кричит он уже громче, вынуждая обернуться на него. И это последующее лицо Пятифана... Лицо Пятифана, стоит ему только увидеть эмоции Петрова — что-то совершенно новое, совершенно бесценное, по правде говоря. Он замирает, пару мгновений глядя на заплаканного, испуганного Антона, всем нутром просящего его остановиться. И Рома останавливается, почувствовав резкую нехватку кислорода в лёгких. Как же ему, чёрт возьми, было больно сейчас видеть Антона таким...