Хочу увидеть, как заживают твои костяшки

— Бяшка потерял меня, наверное, — вздыхает Рома, когда у выхода из лесной чащи виднеется старенький фасад их школы. Совсем пустующая территория перед ней, лишённая привычного скопления учеников, выразительно напоминает о том, что они сегодня и вправду опоздали. Правда совсем не намного — проснулись парни на целых сорок минут позже, но зато собрались заметно быстрее обычного по инициативе пунктуального Петрова. Но, даже несмотря на всю сегодняшнюю сонность, утро было по-особенному тёплым, а вместо привычной кислой мины в семь утра на их лицах играла подозрительная улыбка. Вообще, Рома планировал подняться пораньше: осторожно выпутаться из рук Петрова, открыть щеколду в комнату, а после и уложиться досыпать на отдельный матрас, но план дал внушительную трещину ещё на самом первом пункте, когда нужно было через невероятную силу воли отодвинуться от Антона и потерять его тепло. По правде, делать это становится с каждым днём всё сложнее, и думается Роме, что когда-нибудь его самообладание станет рушиться не только в те моменты, когда они одни, но и на обществе. А вообще, им очень даже повезло с мамой Антона, потому как она не просто посчитала пробуждение их личным делом, но и бестактностью заходить по раннему утру в комнату. — В классе объяснюсь, — Пятифан осторожно расцепляет замочек из их пальцев, уже по привычке спрятанных вместе в карман его куртки. В знак объяснения коротко кивает на школьные окна, прямо из которых их могут заметить ненужные пары глаз. "Интересно, что он скажет Бяше..." — думает Антон, придерживая холодную металлическую калитку, — "Что не встретился сегодня с ним на привычном месте, потому что ночевал у меня дома?" — Петров опускает голову, боковым зрением поглядывая на сонного и немного рассредоточенного Рому, — "Особенно после тех странных объятий около школы... А ведь мы так и не объяснились перед ним. Или Рома говорил ему что-то вчера?" — он осторожно шагает по заледеневшим ступенькам за спиной у одноклассника, ведущим ко входу в школу. Пятифан, зайдя в тёплое помещение, быстро проходит мимо вахтёрши, не обратившей на его опоздание совершенно никакого внимания, словно данное явление давно как обыденность. А вот Петров тут же словил нахмуренный взгляд в свой адрес, после которого последовало строгое "Не опаздывать больше!" в спину. Антон кидает быстрый взгляд на настенные часы в холле, подмечая, что опоздали они всего на двадцать пять минут. Не так страшно. Проходя в необычайной для этих коридоров тишине, Петров вздыхает, возвращая нить рассуждений. Цепляется за мысль, что Пятифану, скорее всего, намного сложнее даётся осознание собственной ориентации, нежели ему самому. Об этом кричит всё: его внешний вид, его повадки, его окружение, друзья... Но самое интересное, что это, почему-то, совсем никак не проявляется. Это потому, что он боится тем самым задеть? Борется с собой, контролирует внутренние эмоции? — Бля, Тох, ты не проснулся ещё, что ли? — Пятифан резко ловит под руку Петрова, не позволяя ему разбить нос о лестничную плитку, когда тот спотыкается, совсем не смотря себе под ноги. Антон, естественно, моментально выныривает в реальность, неуклюже переставляя ногу. — Прости, я задумался, — он кидает виноватый взгляд на Рому, плотнее прислоняя к носу едва не слетевшие вместе с рывком вниз очки. Пятифан легко хлопает того по плечу, медленно продолжая путь наверх. Пара кабинетов, доска с объявлениями, заворот, а за ним и нужный двадцать седьмой кабинет русского языка. Антон останавливается в нерешительности, предупреждающе глядя на Рому, а после вдыхает и тихо стучит три раза в дверь, опуская через секунду расшатанную металлическую ручку. — Лилия Павловна, извините, можно зайти? — Антон скромно протискивается в класс, останавливая немым жестом одноклассника за спиной, чтобы тот вдруг не решился в своей манере пройти за парту без разрешения. — Петров? — женщина сначала не наигранно удивляется, опуская руку с мелом, но спустя миг её взгляд вновь становится стальным, — Я понимаю Пятифан, о нём и говорить уже нет смысла, но ты? Плохого нахватался уже? — поворачивается всем корпусом, испытующе глядя на двоицу. За спиной слышится смешок Ромы. — Нет-нет, он не виноват! Извините... Антон нервно поправляет выбившуюся светлую прядь, переводя беглый взгляд влево, когда со стороны парты Семёна слышится какой-то звук. Здоровяк скрипуче откидывается на стуле, с какой-то внезапно накипевшей злобой глядя в сторону их компании. Рома хмурится следом, выглядывая из-за плеча Антона, но взгляда долго на нём не задерживает, словно даже смотреть на Бабурина ему было неприятно. Лилия Павловна, в свою очередь, не отходит от контекста. Женщина красноречиво приподнимает бровь, переводя строгий, предупреждающий взгляд из под очков на Пятифана. Так и говорящий, мол: "Попробуй только мне прилежного ученика испортить". Она шумно выдыхает, быстро указывая в сторону парт. — По местам. Быстро. И чтобы всю классную работу к концу урока успели написать, ясно? — Д-да, — скомканно отвечает Антон, поворачиваясь к учителю. Он тянет Рому за рукав, чтобы расшевелить, а сам проходит за свою парту мимо Семёна, стараясь не встречаться с ним взглядом. Тихо опускается на место, быстро вытаскивая принадлежности и лучше оглядывая происходящее в классе. Некоторые ученики что-то шепчут друг другу на ухо, поглядывая на нашу троицу, а некоторые кидают странные взгляды конкретно в сторону Антона. Катя даже не постеснялась на положительных эмоциях пальцем куда-то на задние парты показать, но за вольность была наказана строгим взглядом матери, вынуждающем не отвлекаться от материала. Значимое отличие от первого школьного дня разве что в том, что сейчас эти взгляды, скорее, заинтересованные, а не насмешливые. Петров поворачивается левее, ловя улыбчивый взгляд Бяши, сидящем на соседнем ряду. Он явно рад, что очередной нудный школьный день пройдет не без Ромы. Впрочем, он и так ставил на то, что тот всё-таки придёт, хоть и с опозданием. Бурят кивает Антону в знак приветствия, быстро пожимая под партой руку Ромы. ... Антон словно и не замечает звонкую трель звонка, не отрываясь от тетради с сегодняшней классной и дописывая последние два предложения. Едва поставив одну точку, он видит на своей парте рассеянную тень, а за ней и улавливает знакомый запах откуда-то сверху, совсем рядом. Рома нависает над его местом, заглядывая в слишком, по его мнению, аккуратную тетрадку. — Ты когда-нибудь на перемены выходить будешь? — он тихо смеётся, слегка приминая широкую ткань его школьного свитера рукой, расположившейся на спинке стула. Действие безобидное, Пятифан просто стоит рядом, вот только ощущения Петрова думают с недавних пор совсем иначе. Он осторожно поворачивает голову через плечо, только чтобы увидеть лицо Ромы, отражающее уже ставшую родной для Петрова ухмылку. — Да, буквально через минутку, — Антон отворачивается обратно, тихо выдыхая и стараясь вновь собрать едва не потерявшийся контекст. Рома стучит пальцами по спинке, а после с бодрым "бывай" отдаляется, поднимая маленький вихрь воздуха прямо в сторону Петрова. Тот немного сжимается, стараясь концентрироваться на работе, а не том, как же вкусно, всё-таки, пахнет его Рома. Стоп... Его Рома? Антон замирает. Обращает внимание на моментально растянувшееся тепло где-то под рёбрами, стоило лишь подумать об этом в таком ключе. Он проводит по загоревшейся щеке тыльной стороной ладони, теперь осторожно выискивая глазами из под больших очков только что отошедшего Пятифана. Тот запрыгивает на подоконник в конце класса, что-то уже обсуждая с Бяшей. Антон с каким-то восхищением пробегается глазами по его улыбке, по смятой на груди футболке, по старым спортивным штанам, по крепким пальцам, что-то показывающим в воздухе. Петров сам собой улыбается следом, скрещивая ноги под стулом. Он никогда не понимал и не признавал желания людей делать друг друга "своими". Не позволять им общаться с другими, ограничивать их в чём-то, перекрывать кислород. И с тех самых пор ничего не поменялось — он считает, что в близких душевных взаимоотношениях такому не должно быть и места. Но и не признать он не может, хоть и со страхом, что одна только мысль о том, что он имеет с Ромой намного больше дозволенностей, чем любая другая девочка здесь — делает его до какой-то одури счастливым. Делает счастливым мысль, что Рома с ним так открыт. Антон прикрывает глаза, унимая разбушевавшиеся в неподходящем месте эмоции, и удобнее перехватывает ручку, выводя уже последнее предложение. Контрольный раз оглядывает работу, проверяя на ошибки, а после поднимает с парты тетрадку, собираясь относить её на проверку Лилие Павловне, как и было наказано, но путь неожиданно преграждает Полина, оказавшаяся прямо у его места. — Ой, — девушка кидает взгляд на тетрадку в его руках, — Ты хотел на проверку отнести? Извини, проходи, — Морозова скромно отходит в сторону, легко улыбнувшись. Антон опускает глаза на яркие рисовальные принадлежности у неё в ладошках, и внезапно вспоминает, что обещал ей нарисовать совёнка ещё вчера. Неудобно вышло... — Полин, извини, что вчера не пришёл... — Антон проводит по своему плечу, поднимая виноватые глаза, — Но я нарисую открытку сегодня, обязательно. Да прямо на следующей же перемене! На двух, чтобы наверняка хорошо получилось, даже если там совсем простенький рисунок планируется. — Ничего страшного! — Полина быстро отмахивается, словно его слова как-то её застыдили. Это ведь её просьба, а он оказывает добрую услугу, — А... что это у тебя? — взгляд одноклассницы становится нахмуренным, — Ты поэтому вчера не пришёл? — она немного склоняет голову, трогая кончиком пальца ссадину на его щеке. Смотрит испуганно, мешая эмоцию с внезапно взявшейся обеспокоенностью, — Это всё Бабурин этот, да? — Нет, на этот раз не он, — Антон вздыхает, поглядывая на пустующее место Семёна. Он сейчас где-то на перемене, — Это ничего страшного, заживёт быстро, — улыбается, сгибая кончик тетрадной странички. Он чувствует, как касание прекращается, и внезапно понимает, что оно его ни чуть не смутило, почему-то. С Ромой совсем по-другому... — Так, я сейчас. — Сейчас ты с нами, если чё, — Бяша хлопает Петрова по плечу, бодро проходя мимо него, — Мы ждём тя у входа в класс, давай, пока перемена не закончилась, — кричит уже на пороге, покидая кабинет. Рома проходит следом, с тихим "пардон" протискиваясь между Полиной и рядом, а затем кивает Антону головой, приглашая к ним присоединиться. — В общем-то... — Да, иди с мальчиками. Свидимся на следующей перемене, выходит, — Морозова в последний раз глядит на ссадину, а после тихо вздыхает и проходит за свою парту. Антон смотрит некоторое время на пока что совсем непонятную девчонку, стараясь разгадать, наконец, в чём же секрет такой исходящей искренностью доброты. Петров ведь и не сделал ничего при Полине, чтобы заслужить такое хорошее к себе отношение. Или как раз дело в том, что он отличается своей безучастностью здесь? Не смеётся над каждой неприятной мелочью, как почти все в этом классе? Он едва заметно улыбается неясному, но всё-таки правда приятному явлению. Улыбается Полине, хоть она и этого на этот раз не видит. Лилия Павловна одобрительно кивает, когда Петров подносит готовую работу. — Короче, я чё предлагаю, — Бяша начинает говорить сразу, как Петров выходит из кабинета. — Бях, погоди, — Рома останавливает его, — Ты мне так и ничё не ответил. Нормально всё, не нормально? — Да бля, нормально, — Бяша как-то странно отмахивается, словно не хочет этот случай мусолить, — Не встретились в один день, и чё? Значит причина была. Ребята замолкают на секунду. Каждый здесь понимает, что, на самом деле, всё немного сложнее для обычного "и чё", ведь некоторые недомолвки в компании и вправду существуют. Но Бяша старается это игнорировать, понимая, что на их давно закрепившуюся с Ромой дружбу они никак не повлияют. Повлиять на временное ухудшение отношений может разве что то, если он начнёт до чего-то яро докапываться. Пятифан в глубине души тоже, на самом-то деле, всегда понимал, что даже расскажи он Бяшке всё на чистоту — тот примет. Поймет, даже если и будет ходить денёк-другой со смешно скривившемся лицом. Поймёт, потому что друг детства будет стоять заметно выше любого предрассудка. — Так вот, я что хотел. У нас предпоследним сегодня физ-ра, так? Рома вздыхает, переводя всё внимание на спасительную тему. Быстро кивает. — И это, наш физрук сегодня в отъезде типа. Потому урока не будет. Я предлагаю на наше место сходить, давненько мы там не были. — Точняк, — Рома быстро загорается, окончательно забывая на время старую тему, — Мы там раньше вообще половину школьных будней проводили, — поворачивается к Антону, — Просвятим тебя. Посвятим даже, так сказать. Тут совсем рядом от школы, даже школьной территорией можно считать. — Одна нога там, другая на последнем уроке биологии, — подтверждает Бяша с кривоватой улыбкой, ожидая соглашения от Антона. А тот лишь недвусмысленно улыбается ребятам, дав понять, что он, конечно, согласен. Даже несмотря на все мысли о том, что это будет нарушением правил, хоть и не серьёзным. Да и кому, вообще, будет до старшеклассников на физкультуре дело? — Тогда замётано, — улыбается Рома следом. ... Следующие три урока пролетели совсем незаметно. Антон успел на двух с половиной переменах нарисовать хоть и простенький, как и планировалось, но однозначно красивый и гармоничный рисунок. Полина с горящими глазами осмотрела маленькое творение, а после, ярко улыбаясь, поблагодарила Петрова за труд. А ему и самому только в радость помогать. — Тох, ты куда? — Рома окликает Антона, когда тот собирается выходить из класса. Последний задерживается у двери. — В столовую сходить хочу, а чего? — не понимает Петров, едва успев пропустить в дверь с ненормальной скоростью вылетающих одноклассников. — Через минуту догоню, — кидает Рома, что-то выискивая в рюкзаке. Петров медленно кивает и водит плечами, выходя из кабинета. Сегодня в школе было как-то особенно шумно: младшеклассники с особым рвением и смелостью забегали на второй этаж, пользуясь случаем, раз уж бо́льшая часть учителей засиживается на собраниях. Старшеклассников в коридорах тоже было заметно больше, чем раньше — кто-то куда-то спешил, толкаясь, а кто-то толкал намеренно. Антон оборачивается на особо густое скопление учеников, что-то высматривающих в окне и тыкающих в замёрзшее стекло пальцами. Желания узнать причину не было от слова совсем, а вот скрыться от противно гогочущих над чем-то школьников — да. Петров заворачивает за очередной угол, удивительно безлюдный, ступая на лестницу вниз, но его ловит откуда-то сбоку большая, грубая ладонь, прижимая того к стене. — Ну привет, уродец, — прямо перед глазами возникает противная, ухмыльчатая рожа Семёна, — Думал, тебе теперь ничегошеньки в этом мире не грозит, раз уж получилось "сдружиться" с Ромой? — слово про дружбу он особенно желчно выделяет, словно оно и не применимо здесь, — Думаешь, стал полноценным корешком для него? Что на тебя не похуй вдруг, что они это не показушно делают? Да на тебя, гандона... — он чуть ли не плюётся от злобы и отвращения, вынуждая склонить голову в сторону, чтобы не ощущать перед собой до дури неприятный запах, — Из-за тебя... — Не безосновательно думает, — из-за угла на этот раз вовремя выходит Рома, одним сильным рывком оттаскивая взъевшегося Бабурина от Антона. Толкает того к стене, впечатывая мягкую тушу в бетон, — Тебе прошлых двух разов было мало, свинотина? — слегка отводит от стены, чтобы вновь в неё с силой впечатать, — Тебе живётся скучно, сука? — злобно кривит губы, испытующе глядя на опешившего Семёна. Антон отходит на два метра от потасовки, бегающе следя за происходящим. — Ты... — свистяще выдыхает Бабурин, скрывая в миг весь образовавшийся перед Ромой страх в глазах, — Почему ты заприметил именно это гандонище в очках?! Таких мы обычно пиздили в шесть ног до посинения, а здесь вдруг этот, — Семён тыкает пальцем в сторону испуганного Антона, бешено процеживая, — Этот кусок пожизненно трясущегося на месте дерьма вписался вдруг? А меня выперли?! — искренне задаётся вопросом Бабурин, выбрасывая слова прямо в лицо Пятифана. Тяжело дышит от злости, сжимая кулаки, но не пытаясь вырваться — понимает, что не выйдет. В глазах играет настоящее отчаяние, терять ему нечего. Рома становится заметно свирепее. Петров слышит, как трещит одежда, а в серых глазах видится вновь тот самый страшный огонёк. Пятифан становится мрачнее тучи, заставляя Антона неосознанно сжаться. — Да хоть прирежь меня на месте, сука! Но я хочу знать! Но Рома неожиданно... не замахивается. Рома не тянется за ножом, не вдавливает больше в кожу синяков, не смотрит страшно. Напротив, он медленно прикрывает глаза, тяжело выдыхая и теперь стараясь взять контроль над каждой эмоцией. Потому что чувствует спиной, как прямо позади него стоит Антон. Очень пугливый, очень чувствительный, очень хороший. И очень ему, блять, дорогой. — Мы никогда не пиздили никого просто за наличие очков на лице, — открывает глаза Пятифан, тихо процеживая это в лицо всё ещё озлобленного Бабурина, — Мы пиздили их за те качества, сука, что есть в тебе. Мы пиздили крыс, — в последний раз сжимает его воротник прежде, чем отстраниться, — И из каждого уебка, подобного тебе, который когда-либо прибивался к нам, этот самый гандон... — Рома кидает взгляд на Антона, на лице которого играет большая смесь эмоций. Но отчётливее всего там вдруг читается... нежность? — Оказался самым, блять, лучшим. Даже если у него не прописано в крови вести такой же хуевый образ жизни, как у нас. У Петрова аж внутри что-то ёкнуло, когда он это услышал. Он делает неосознанный шаг вперёд, к Пятифану. — С ними двумя можно делать то, что с тобой никогда не было возможным, как ни крути. Просто, блять, дружить. В независимости от того единственного, что нас объединяло — бандитской школьной жизни. Семён замолкает. Он злится, очень хочет что-то сказать в ответ, несколько раз открывает рот, но в итоге так и ничего не находит. Потому что через скрежет зубов понимает, что Рома сейчас прав. Поднимает неприятные, колючие глаза на Антона, и последнему вдруг становится по-особенному не по себе. Он видит в них сейчас не только неконтролируемую злобу, как было до этого, но и... зависть? Вдруг там возникшая откуда-то грусть, отчаяние. А может они были там и раньше. Семён несколько раз шумно вздыхает, а после срывается с места, быстро покидая комнату. Оставляя в ней на время звенящую тишину. Рома тянется к лицу, несколько раз тяжело проводя по нему ладонями. Поворачивается к Антону, но тот оказывается рядом раньше, осторожно взяв его за руку и утягивая за собой куда-то вниз по лестнице. Пятифан смотрит непонимающе, но послушно идёт следом. — Умоемся холодной водой, — тихо объясняет Петров, не обращая внимания на прозвеневший только что звонок. Руку с предплечья Ромы не убирает, а скорее наоборот — неуверенно опускает ниже, скрещивая их пальцы вместе. Осторожно следит за его реакцией, проходя по пустому, но всё ещё опасному для таких вольностей коридору, но Пятифан только выдыхает через нос, сжимая его пальцы сильнее. В голове сейчас почему-то отчётливо звучит фраза Ромы о предыдущих двух расправах, а за ней и назойливая, не покидающая мысль — почему их было две? Почему, расправившись один раз там, в лесу, Пятифан на следующий день его не оставил? Поймал по дороге в школу, забрал очки, а когда отдавал их Антону, то объяснился пацанским долгом наказать негодяя. Но дело ведь было не в нём в тот, второй раз? Пятифан подходит к умывальникам, слыша, как Антон за спиной закрывает дверь. Окутывает лицо ледяной водой, после поворачиваясь к подозрительно тихому однокласснику. — Всё нормально? — быстро проведя рукавом по лицу, чтобы снять влагу, спрашивает Рома. Он подходит ближе к Антону. — Спасибо, — тихо говорит Петров, поднимая взгляд на Рому, — Спасибо, что ты всегда рядом. И всегда выручаешь. — Всегда, как же... — невесело смеётся Пятифан, склоняя голову в другую сторону. Проводит пальцами по переносице, сжимая на миг глаза. — Всегда. И в тот раз тоже. Ты ведь спас меня, Ром. Вы с Бяшей спасли меня, — Антон ловит его руку на лице, осторожно её убирая, чтобы заглянуть в отчего-то ставшие виноватыми глаза, — И ты спасал меня ещё с самого первого дня... — Тогда бы я этого в жизни не признал, — Рома кладёт руку на раковину позади Антона. Теперь он стоит намного ближе, чем стоило бы стоять обычным друзьям, — Не признал бы, что дело вовсе не в том, что мне просто трупов в классе не хочется, а в том, что какой-то стеснительный парнишка, которого мы сначала чуть не отпинали, заставит волноваться о его жизни только из-за парочки его действий и слов, — быстро проговаривает Рома, касаясь кончиком носа румяной щеки, — И те догадки в итоге оправдались, ведь парнишка то оказался по итогу и вправду классным другом, — он отстраняется, с лёгкой улыбкой заглядывая в глаза напротив, — Казалось бы, совсем другим, нежели мы с Бяшей, но так хорошо к нам вписавшийся. Потому что он умеет ценить. Потому что он и вправду совсем не такой, нежели все остальные здесь. Антон тихонько смеётся, кладя руку на плечо Роме. — Что? Я звучу слишком пафосно? — улыбается последний. — Нет. Просто ты делаешь меня счастливым, — глаза у Антона всё ещё горящие, лицо всё ещё улыбчивое, но по словам отчётливо понятно — говорит он абсолютно серьезно. — А по итогу... — серьезнеет и лицом Рома, проводя подушечками пальцев по светлому воротнику, — По итогу, ты заставил ещё и влюбиться в тебя. — Заставил? — вновь улыбается Петров, проводя пальцами между тёмных жёстких прядей. Рома вздыхает. Прикрывает глаза, прислоняясь собственным лбом к Антонову. — Как бы там ни было, это последнее, о чём я пожалею. Вместе с тем, что подошёл к Бяшке тогда, пятого сентября, в первом классе. Знакомства с вами — мои любимые события. Антон перестает улыбаться. Не потому, что перестал чувствовать, как внутри разрывают приятные чувства, а как раз таки наоборот — потому что они стали уже слишком сильными. Он прикрывает глаза, когда чувствует, как их щиплет, а после делает маленький выпад вперёд, прислоняясь к губам Ромы собственными. Совсем коротко целует, даже просто касается, отстраняясь только для того, чтобы зарыться носом в его плечо. Вздохнуть полной грудью, наслаждаясь тем, что его крепко обнимают в ответ, а затем прикрыть глаза, просто радуясь его присутствию рядом. Радуясь тому, что он может быть с ним. — Семён, он... — неожиданно начинает Антон, путаясь пальцами в ткани на спине у Ромы, — Он плохой человек, плохой друг, и дружбы такие правда не заслуживают, — Петров чувствует, как Пятифан легонько отстраняется, внимательно его слушая, — Но мне хочется... Хочется, чтобы мы дали ему ещё один шанс. Шанс исправиться, шанс попробовать. Он тоже этого бы очень хотел. Рома невольно хмурит брови. Сразу же хочется отказаться, сказать Петрову, что его доброта в этом случае к хорошему не приведёт, что это бесполезно, что... — Мы ничего не потеряем. А вот он может обрести многое. Очень многое, — Антон заглядывает в серые, озадаченные глаза, решая больше ничего не говорить. Он не уговаривает его. Он хочет, чтобы Рома решил сам. — Ты как обычно... — Пятифан вздыхает, вновь прижимая Петрова к себе, чтобы тот не видел его лица. Воротит нос, ничего в итоге не отвечает, как и не хочет признавать, что по правде задумался. Но Антон и так всё понимает сам. Прикрывает глаза, ещё плотнее прижимаясь к тёплому Роме. Улыбается, в который раз понимая, что тот, на самом деле, тоже далеко не лишён доброты. Просто её перекрывает много всего тяжёлого.