10 марта 1917 года, Королевство Франца, Парыж.
Комната переговоров совоюющих сторон находилась в Версале - месте, что было переоборудовано под нужды штаба объединенной армии Европы в связи с отбытием королевской семьи в более безопасное место на востоке страны. Сам король Франца позволил этому быть, а лучшего и достаточно просторного места для заседания генералов всей Европы придумать было нельзя. Просторные залы, украшенные лепниной, комнаты, отделанные чистейшим золотом - все это обставлялось техникой связи для налаживания коммуникаций с готовящимися окопаться по реке Сена армиями. Скелет экстренного плана по противостоянию Атлантиде был составлен, продовольственные колонны из Дуная и недавно оккупированной Польши обещали исправно приходить, сотни эскадрильей ВВФ были подняты над землей, тренируя бой. Проедая дерево и ткани, табачный дым завихряется в сумрачном помещении одной из многих комнат, где собрались основные участники этого конфликта. Пять лидеров решали судьбу цивилизованного мира, и один из них в данный час утробным и спокойным голосом извещал собравшихся — Дирижаблей будет недостаточно, — Фриц фон Швец, представитель и доверенное лицо самого Императора, часть высшего командования армиями Гермации, а также опытный генерал, выражал скорбь. — Похоже, действительно, придется танки брать пулеметами. — Он получил полную сводку о состоянии армий неприятеля, осознав, в какой ад была втянута Европа. Порядка 80% всего воздухоплавательного флота уничтожили в ходе боевых действий, поэтому Гермация не сможет предоставить необходимую огневую мощь. — Их основные силы прибудут через десять дней. В данный момент они заняты мародерством и пополнением провизии — Указал на основные пункты их остановки представитель от Италии — С учетом превосходства в артиллерийских частях, есть шанс массированного обстрела, который посеет хаос в рядах атланцев. Дунайский военачальник отмахнул этот позитивный настрой представителя стороны, почти полностью лишившейся собственной армии — Превосходство в танковых соединениях легко сломят оборону и не позволят их армии опустить моральных дух до критического. Здесь или верная смерть для них, или победа. Будь на месте простого солдата, я бы ставил на этих бронированных колоссов. К тому же, сеньер, вы уверены в том, что их артиллерия не превосходит нашу ? Они могут ударить еще до того, как мы их увидим. — Бритонские эскадрильи пустят на них свинцовый дождь. У них нет воздушного флота, поэтому то обязано быть… — Мальчик Говард, что могло бы их остановить, так это наши дирижабли, которые вы, ведомые лживыми речами этой длинноногой обезьяной Альфредом, уничтожили за мнимую свободу. — Фон Швец был непреклонен в своей апатии. За эти дни он изрядно потерял в здоровьи и выглядит стариком. — А между тем, я хочу заметить, нет никакого основания считать, что у них нет авиации. Вполне вероятно, что те, не сталкиваясь с сопротивлением в прошлом, подобно нашим колониальным частям на Земле, не считают необходимым бросать на аборигенов лучшие свои силы. — Позвольте ! Столкнувшись с развитыми европейскими нациями… — Было хотел возразить лорд, но ему не позволили. — Фриц прав, — Заместитель военного министра, внезапно подкошенного простудой, твердо рассматривал молодого по меркам присужденного ему титула парня, — мы для них вкусный кусок пирога, как то до этого было с Индией. Замечу, цивилизованная и богатейшая нация… была до нашего прихода. — Именно, Филипп. — Дунайский генерал затянулся последней в Европе кубинской сигарой и продолжил — Но и мы не они. Не хотелось бы, конечно, использовать порох для неэффективного пускания “ракет” против пушек и мушкетов… — Он прочистил горло и попытался сменить тему — Впрочем, как я сказал, мы не они; мы сможем отразить атаку передового корпуса, в чем нам крайне помогут и оставшиеся у нашего союзника дирижабли, верно ? Фриц засмеялся — Господа, только за каждое угробленное в этой войне судно вы заплатите втридорога ! Лица присутствующих оскалились в улыбке и они продолжили обсуждение плана, который уже был в своей основе приведен к исполнению. Солдаты, еще недавно нещадно рубившие себя на поле брани, вспомнив рождественское перемирие, вновь объединились, но на сей раз для отбрасывание сил, вышедших, по слухам, из самой темной и затхлой бездны мира. Множество беженцев передавали вести по ту сторону строящегося фронта. Напуганные, голодные, раненые, болеющие - кто пешим ходом, кому повезло войти в военные колонны отступающих гарнизонов - все они доводили до слуха простых солдат слухи о безжалостной машине разрушения. Падая в истерике, некоторые из них искренне верили в конец света, во второе пришествие. Активизировались религиозные деятели на брошенных территориях, которые поднимали ополчения из простых рабочих и крестьян, однако не добивались ровно никаких достижений, лишаясь голов еще на подходе танковых формирований Атлантиды. Теперь те из них, что выжили после всего этого, а точнее, один конкретные видный священник, лишившийся ног, двигались в колонне под защитой скромных войск Франца на восток. Кстати, об этом святом человеке. Он проповедовал, невзирая на боли и лихорадки, сопровождающие его путешествие. Он нес слово божье людям, еще вчера бывшим истинными атеистами. Он поднимал, как только мог, моральный дух обездоленных. Наконец, спустя неделю, в один из погожих дней, они достигли переправы через Йонна и были одними из первых беженцев, лицезревших нечто невероятное: огромные, поистине колоссальные работы велись по обустраиванию армий Объединенной Европы; землю рыли, землю взрывали, землю пахали, готовясь закопать в оную трупы атланцев; множество, невероятное множество людских масс, облаченных в разнообразнейшие военные формы всех государств Европы, словно муравьи, слонялись, занятые работой, по всей протяженности реки. Священник даже заметил наспех возводимые защитные сооружения, создающих длинные тени на полях по эту сторону, и кои должны были бы быть надежной опорой для обороняющихся. Это зрелище поразило всех и каждого, но большая часть, охваченная ступором от встреченной жестокости демонов по ту сторону Атлантики, не только не уверовала в Европу, но даже изошли к ненависти ко всей суете. Послышались бранные выкрики, люд начал плеваться, говоря, что все то бессмысленно и их, наверное, сметут в первый же час. — “Также услышите о войнах и о военных слухах…” — Читал священник про себя — “Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; всё же это - начало болезней…” — Утомленный поездкой и резкими болями Илон, ставший моральным наставником беженцев, указал своим навязавшимся помощникам рукою, чтоб те утихомирили крики. В ту же секунду один из них забил в колокол, увезенный с одной из церквей, дабы ту не разграбили. Люди, услышав знакомый звон, обернулись на повозку с ранеными, но в первую очередь на скромного слугу господа. Тот осмотрел свою паству и тихим голосом, обращаясь руками к слушающим, заговорил, — Я понимаю все ваше недоверие к предпринимаемым мирской властью мерам, однако не Бог к нам спустился и не Иисус, не силы тьмы вышли из под толщи земли и не направляемы они возмездием на тех, кто погубил сына божьего. Нет. Сыны объединили оружие, встали в одни ряды. Простили они друг друга - и стались единым целым. Супротив кого и что ? Как мы с вами, те создания из чистой крови и плоти, с присущими каждому людскими грехами; как наши братья и сестры, не познавшие истинной веры на востоке, как те, кого мы вернули в лоно бога на западе, как те, кого мы клялись защищать на юге - с верой в лжебогов; они - это очередное наше с вами испытание. - Мы встали единым напротив отступников из неизвестных земель. Мирская власть, несмотря на мое ее неодобрение, это осознает. Она готовится принять это испытание, преодолеть его и, справившись с ним окончательно, вернуть отступников на путь истинный. А мы, истинные католики, не должны вставать на пути священной войны ! Ни одно бранное слово, ни один косой взгляд, ни одна хула ! — Во время речи, заметившие их еще на подходе, солдаты Франца выступили моторизированным отрядом на велосипедах, и к сей минуте уже подъехали. Они не трогали толпу, а только обступили ее, пока глава отряда узнавал, кто таковые и откуда они держат путь. Получив сведения, он отправил одного из солдат доложить о прибытии беженцев, а сам обратился к уставшим францам: — Подразделениям, отступившим во время боестолкновений с превосходящим наступательной силой врагом, надлежит пройти в штаб для написания рапорта, после чего будет роздана надлежащая амуниция и будет установление на местах обороны, где ваша помощь будет неоценима. — Говоривший перевел взгляд на Илона — Раненные и больные могут поступить в полевые госпитали после проезда за линию фортификаций — Он наконец обратился к столпившимся людям, в основном состоящие из женщин и детей — а все прочие, кто может держать в руках оружие или инструменты труда, после прохождения осмотра пройдут с нами для поступления на временную службу в ополчение. — Он дал знак сослуживцам, привел ружье к боевой готовности и повел группу к мосту. Королевство Франца, Санс. Немного погодя люди вошли в чертоги города, жизнь которого была много более активной, чем когда-либо раньше, ибо стольких людей этот город не принимал в себя, даже когда армия Гермации была на подступах к нему. Сюда прибывали обозы с провизией, постоянно приходило подкрепление, а с тем стекались ручьи бежавших от Атлантиды людей. Тысячи, десятки тысяч вооруженных солдат перевозили оружие, технику, над городом поднимались воздушные шары, и всюду расходились грязь да вонь. Беженцы уже успели разделиться на три группы, в одной из которых входили два верных последователя и сам Илон - в группе раненых. Священника мучил жар, не давали спать боли и тревожили открывающиеся раны на ногах, которые, по всей видимости, начали к тому же загнивать. Таких как он было еще два десятка человек, что не смутило принимавших их медиков. Те, до этого принимавшие участие в лечении раненых солдат на восточном фронте, легко могли определить, кого им по силам излечить, а кому суждено отправиться в лучший из миров. Один из медиков долго изучал Илона, по итогу придя к неутешительным выводам: — К сожалению, господин Илон, я вынужден сообщить вам о том, что проведенная операция по ампутации нижних конечностей, была инициирована неопытным хирургом, а также в дальнейшем не была должным образом обработана. Вероятно, начался сепсис, с чем, увы, мы поделать ничего не можем. — Он сочувственно склонил голову, — Мы можем предоставить вам морфий, который несколько облегчит ваши мучения, однако для того мы рекомендуем вам лечь под присмотром наших медсестера в госпиталь. — Вы предлагаете мне — Илон недоуменно взглянул на доктора — оставить людей без связи с богом ? — Что вы ! —- Доктор замахал руками в отрицательном жесте, резко поднимаясь. Из под халата блеснул крестик — Нет-нет, господин Илон, ни в коем случае. Только то, что вы могли бы проповедовать умирающим, будучи под присмотром наших людей, дабы встретиться с Богом в наиболее милостивых, чем те, что могут быть, условиях. Господин Илон, поймите, боли будут становиться куда более невыносимей… — У вас есть человек, занимающийся отпущением грехов при госпитале ? — Незаинтересованность его сразу же была замечена доктором и он принялся обходить ответ на сей заурядный вопрос. Илон повторил его — Есть ли ? — Конечно есть. — От поражения тот стал серьезен, а прежняя маска спала с его лица. — Тогда я займусь стражами вашего спокойного сна. А теперь извольте, мне пора. — Его тут же подобрали стоявшие до сей поры рядом два последователя, Август и Марсель, которые, несмотря на свою обеспокоенность здоровьем, как некоторые за спиной его звали, святого, исполняли приказания первого без прекословий. Так они оказались на косых улочках города, неся “святого” в местный божий дом, за чем безразлично наблюдали прохожие. Одним из прохожих оказалась одна немолодая, несколько потрепанная жизнью, в теле женщина, что несла со своим сыном на разросшийся рынок товар. Увидев столь омерзительную для неподготовленного сознания картину (хотя стоило бы уже привыкнуть), она сдерживала рвотные позывы и сквернословила. — Ну-ка, гляди сына, еще одного безнадежного урода потащили изверги ! — Она указала взглядом направление в сторону носилок и, как ей казалось, безногого нищего. Сын, двадцатилетний юноша, почти никак не отреагировал на этот комментарий - только едва слышно хмыкнул. — Пойдемте, матушка, пока народ весь не разошелся, иначе никому не продадим ничего и есть сегодня будем суп из опилок. — Да иду я, иду; куда денутся эти твари тевтонские, да и чуждое светило не заходит - теперь не пойми, день то или ночь… — На первый риторический вопрос сын остолбенел и тихо толкнул мать локтем — Да иди ты ! Всю кровь выпили уже, захватчики этовы. — Говоря это, подходили они уже к рынку, когда кто-то оглушительно прыснул от смеху. — Кто же то идет ! Сама Яна, свет ее дери ! — Беззубой улыбкой пугала она молоденьких солдат, огибающих прилавок женщины — Опять проклинаешь гермецев ? — А ты их, видно, любишь больно, Силя ? — Огрызнулась Яна стукнув корзиной с товаром о ее прилавок. — Ведьма снова рот забыла свой с мылом вычистить ! — Почаще б ты мыла, может, зубы сохранила ! Женщины вновь погрузили весь торговый переулок в звонкий смех, обнимаясь друг с другом. За этим балаганом наблюдали гермейцы, которые уже натерпелись от местных, не понимающих, как им казалось, справедливых истин: они здесь защищают их. Впрочем, не обращая ни малейшего внимания на молодых и недовольных солдатиков, женщины принялись возводить удобства для сидения на рынке всего последующего земного дня, пока сын Яны разбирал остальные корзины с принесенным товаром. — Ну-с, рассказывай, что да как тут у нас ? — Подсела ближе к подруге Яна, махая сыну на прощание рукой. — Да как тебе сказать, дорогая моя ? Пока вы там в деревне своей охоту на дичь вели, новости поспели: вся Европа объединилась для борьбы с дьяволами ! А еще слышала, что энти самые дьяволы всю землю нашу выжигают и людей убивают, невзирая на то, стар или млад пред ними. — Страшно живется — Яна перекрестилась, но ничуть не испугалась. Для нее то было где-то там, далеко. Ее не могли переубедить даже виды перевозимой артиллерии, разнообразные модели которой свозились на поездах, а после конной тягой свозимых и в этот закуток мира. — А наши то что ? — А что наши-то ? Молчат - как рыбы, воду в рот набрали. Вот мне одна бабка говорила, знакомая с достоверным источником, что ходят слухи от тевтонцев, будто сбег наш король - он подался совсем куда-то. А еще говорят, видели его на юге-то совсем - куда душа его окаянная повела ! — Да ну ?! — Еще на подходе немцев к Парыжу случались слухи, будто король и семья его куда-то убежали, но каждый раз то была ложь, которую опревергал сам монарх, выходя к людям — Не может быть энтого, чтоб наш король да сбег. Врут проклятые кровопийцы, клянусь тебе. — Да я сама не знаю, чему уж верить… — Тоскливо оперлась Сильвия рукой о стол и ясными глазами высматривала предполагаемых покупателей. — Чего думать, заговоры все это, чтобы наши земли к ручищам своим пребрать. Не смогли твари энти захватить нас силой, вот теперь и ломают голову, как обмануть честной народ, чтоб он сам им родную землю на блюдце принес. — Пустое это дело - говорить об энтих интрижках. Как у вас в деревне-то, а ? — Она взглянула на подругу, утомленными и измученными глазами. — Как оно может идти ? От постоянного света вся живность с ума посходила. Представь, что бы было, исходи от нашего светила постоянный жар ? Вот-вот, померли б мы с тобой мучительно ! Ты лучше скажи, как торговля идет ? — Да вот, смотри, идет ! — Женщина махнула рукой к приближающемуся белобрысому пареньку с голубыми глазами. Подойдя к ним, он улыбнулся белоснежной улыбкой, чем очаровал уже относительно старых женщин. Порхая глазками, Сильвия обратилась к нему — Милый франец, где ж вы раньше были ! Не женитесь ли на мне ? — Этим она вызвала очередной приступ смеха у своей подруги. Франциец же на ломанном францком заявил — Прошу извинения, я хотеть купить один варенье, — и продемонстрировал валюту, чем еще больше поразил Яну, которая едва ли не падала от хохота, и лицо ее немело и теряло в подвижности из-за него же. Ее подруга в это время почернела и выражала неописуемую ненависть, а тот, совершенно наивный призывник, из-за которого страсти накалились до предела, продолжал — Я взять у вас деньги… обменять - могу купить ? — Пшел отсюда ! И не возвращайся, лицо гермецкое ! — Она пригрозила кулаком и тот, несколько напуганный криками и ничем необоснованной агрессией, ломанулся прочь. За собой он услышал омерзительный смех и нес несмываемый позор. Ему стало стыдно и горько от того, что вот уже который месяц не мог себе позволить купить чего-то сладкого, а заимев эту возможность, найдя в конце концов немного сладостей для себя и друзей, он был согнан, словно уличная псина. Понурый он вернулся к группе солдатов, от которой отошел, и начал нести свой долг по сопровождению колонны беженцев. Конечно же, вопрошающие его гермейцы добились правды о походе своего друга, от которой чуть ли не рассыпали строй. И без того омраченный новобранец еще более разочаровался в королевстве Франц, и без того злой, он плевался на землю, которую был послан защищать. На это обратили францские солдаты, но ничего поделать с тем не смогли. Донеся о настроениях голове колонны, они услышали безразличие в их обещаниях разобраться и смирились с этим буквально наплевательским отношением к их родине. К тому же отойдя от рынка, они скоро потеряли прежнюю тему, обращая свое внимание на все разрастающиеся кадры женщин легкого поведения на улицах Санса. Один из солдат, отвоевавших пять месяцев на западном фронте с Гермацией, обратился к другому: — Посмотри на них: сюда идут исчадия ада убивать и потешаться над убиенными, а те, словно ни в чем не бывало, крутят своими телами на витрине перед публикой. — Сказал закаленный в бою франец, сверкая глазами по грудям полуобнаженных, но уж точно внешне непривлекательных проституток, — Неужели в них нет самого примитивного животного страха ? Почему они не бегут ? — А ты румильцев видел ? — Вскинул второй франец руки, обильно жестикулируя. На его лице показалась презренная улыбка, а глаза сверкнули в том же направлении, что и у первого — На каждой улочке стараются впихнуть свой товар - вот загадка человеческой психики - на что они-то здесь ? Эти - ладно; куда им идти ? Скорее всего, из бывших беспризорников, а может, что даже родная семья выгнала. — Торгаши, — Сплюнул первый солдат, — весь сброд собрался чествовать победу сил зла. Даже эти… — Обернулся он на гермейцев, шутивших в задних рядах.22 марта 1917 года, Королевство Франца.
Прошло чуть месяца с момента образования земли на западе Франца. За то краткое время разношерстные армии старались уживаться друг с другом и преодолевать тяготы совместного быта. Работали все, поэтому почти никаких стычек не происходило. Работали много, поэтому питать ненависть к ближним своим не было сил. Первые фортификации были возведены в ужасающе краткие сроки. Над ними работали, если не все, то многие народы Европы. Окопы были столь же невероятных размеров, отчего у некоторых нет-нет, да возникало чувство гордости за общность и мир между некогда противоборствующими сторонами. В небе появлялись самолеты Гермации и Франца вместе с остаточными воздушными флотилиями Бритонии, да даже, бывало, взглянешь в небо - летит эскадрилья Дуная. Все без исключения ощущали причастность к великому единению Европы, о которой, пожалуй, мечтали все, но никто не видел его в таком ключе. Впрочем, это же вызывало все больше страха перед тем, против чего они все это строили. Неужели Атлантида столь могущественна ? - Солдаты задавались этим вопросом часто, но в одном городке под названием Санс неожиданно возник святой, который принялся проповедовать перед ними. Изначально офицеры негативно относились к неизвестному, пытались мешать его мессам, но чем более они его узнавали, чем больше проникались его проповедям, чем глубже осознавали положительный эффект его деятельности, тем сильнее верили в него и старались всячески помочь. Сам факт, что умирающий, больной и обессиленный священнослужитель, не страшась ничего, обращал страх солдат Европы в веру во священную войну; само обстоятельство, что он своими глазами лицезрел этих убийц и сумел выжить, спасая простой люд из павших селений, указывая на то, что враги их смертны, что враги их - человек, заставляло смотреть на того иначе. Так он стал всеобщим любимцем, героем и святым сначала для францев, а после, с легкой руки опомнившихся гермецких католиков и протестантов, и всей Европы. Скоро его проповеди, разносимые по всем окопам, стали основным идеологическим стержнем фронта, который должен был бы устоять перед атлантами и обернуть в бегство неверных. И вот настал день Х, который должен определить всю дальнейшую историю Франца, а с ним и всего человечества. Один из пилотов заприметил врага в 30 километрах к востоку от Парижа, после были найдены другие отряды и звенья, пересекающие опустошенную местность близ Санса. Истребители были неэффективны против наземных целей, но со всех полей в небо устремились тысячи самолетов, застилая собой небо. Конечно, это было не повсеместно. Так, например, в Сансе вылетело не более двух сотен истребителей, сопровождающих тройку цеппелинов, однако там, где все же этому были свидетелями сами люди, в восхищении возносили руки к небу и кричали улетающим героям свои молитвы. Сотни танков на уязвимых участках фронта готовились к контратаке, чтобы раздавить отступающие силы и поддержать огнем, если вражеские танки прорвутся через оборону и за ними устремится пехота. Здесь настроение было омрачено донесениями о численности вражеской техники и о технологическом превосходстве ее над всем, что имела Бритония к 1917 году. Неприятный факт, что их танки несли на себе дула пушек, превосходящие все те, что может понести Mark IV, омрачал не только самих бритонцев, но и их братьев в этой священной войне - гермецких, францких и дунайский воителей. Однако поддерживаемые верой и ненавистью, все как один был готов ринуться в бой. У артиллеристов с боевым духом было все еще лучше: 152-миллиметровое пушка, - были уверены они, - эта гордость францев размажет по полю, словно надоедливых муравьев, каждого атланта, да и запрещенные в прошлом женевской конвенцией боеприпасы с химическим оружием, просто поглотит всю пехоту врага, не оставляя ей и малейшего шанса на выживание. Ничто не устоит перед их мощью. Победа или смерть ! Санс, Собор Сент-Этьен де Сенс. Принятый почетным гостем и святым в церкви прекрасного города - города в скором будущем, как был уверен Илон, победителей, - он наблюдал за окрашенными в розовый тенями проходящих по ту сторону столь надоевшего ему окна солдат. Боли, как и предрекал врач, становились сильнее, и лихорадка с последней не наступившей ночи не покидала его. Он полагал, что это его последние 24 часа перед тем как он упокоится в руках Господа, однако это его нисколько не тревожило. Куда больше он опасался лишиться рассудка и не увидеть победы. Еще бы три дня, чтобы разглядеть этих заблудших вблизи ! — Август ! Марсель ! — У изножья установленной в храме с благословения местных жителей и от веры местных служителей во святость Илона постели дрогнули два вернейших последователя. Они уже более часа стояли здесь молясь о его бессмертной душе, считая, словно тот испустил дух. Удовлетворенно улыбнувшись, сдерживая подступающий кашель со смехом, Илон полушепотом обратился к ним — Скоро ли неверные падут мечом на праведных христиан ? Не имея возможности унять свои испуг, двое запинались — В-ваше пр-пре-преосвященство, их армия подступает к Сансу. К земному вечеру их ноги ступят в зону поражения сил Европы. — Мило ! Мило ! Как же мило ! — Он поднялся, кривя лицо от боли — Следует… нет, требуется насладиться этим зрелищем ! — Истинно, ваше преосвященство ! — Август и Марсель склонили головы. — После службы, дети мои, мы с вами отправимся на самую высокую… — Он загнулся от накинувшегося на него кашля. Так, под взволнованные взгляды его послушников, он рвал грудь околов полуминуты, но, отойдя от него, он улыбнулся — …отправимся на самую высокую башню, благословляя всех солдат, пока не наступит бой. Тогда мы с вами начнем молитву о спасении Европы и христиан ! - и мы увидим, как Атлантида потонет вновь, на сей раз в собственной крови. Парыж, Версаль, штаб Объединенных Сил Европы. По коридорам Версаля в сторону мозгового центра коалиции направлялись тяжелые шаги трех человек - францского, гермецкого и дунайского генерала, несущих особое донесение. Их встретила гвардия, которая тут же пропустила данных лиц, завидев у них петлицы генерал-лейтенантов и пропускной документ. Сидящие во мраке закуренной комнатушки представители передовых армий Европы обратили на вошедших свое внимание — Вольно. Докладывайте. — Обратился к тем Фриц, представитель императора Гермации. — Есть ! Враг достиг оборонной позиции на реке Йонна. Начались бои. В данный момент связь потеряна. — Другим лидерам также передавали данное донесение на своем языке. — В сей момент ведутся работы по восстановлению связи, а также подготовке к бою по реке Сена. Разведывательная эскадрилья приносит фотографии передвижения атлантов, которые свидетельствуют о нашем точном предсказании времени их прибытия. Все армии готовы к бою.