21 марта 1917 года, Бывшее Средиземное Море, нейтральные воды.
Транспортное судно “Боян”, сопровождаемое дредноутами, вроде именитых “Императрицы”, “Антиоха III” и “Севастополя”, приближались к южному побережью Королевства Франца, Герцогства Аквитания. Вооруженные недюжинной силой, эти железные колоссы распугивали на своем пути сначала остатки флота Хаичианского Султаната, который до сих пор не смог поучаствовать в войне из-за внутриполитических потрясений, а затем и жалкий огрызок флота Италии, большая часть кораблей которого были потеряны вместе с наземной армией и воздушным флотом где-то в ином мире, у берегов Хиспании. Прежняя осторожность роисиянских мореплавателей была вытеснена гордостью: отныне именно их корабли, сохранившиеся при переходе, доминировали в новых водах сего загадночного мира; пожалуй, ни один народ не смог бы с ними посоперничать, пожалуй, ни одна из империй не смогла бы возразить их господству. Впрочем, эти мысли были столь приторные, что из держали в основном маргинализированная кучка юнцов, готовых на манер бритонцев, наверное, скидывать руки к солнцу, послужи то их низкому желанию избавиться от ответственности и встать за спинами популистов, изрыгающих медовое словоблудие через сноски в газетах; - хорошо или плохо, радиосвязь, только придя, отправилась в мир иной по причинам своей выявленной неэффективности в новом мире. Но кто бы что не говорил и не надумывал, исключая диссидентское шапкозакидательство, можно было объявить, что наземная империя оказалась в ситуации, когда помимо ее армии, власть ее простиралась глубоко за горизонт. Так 400 тонн доступной загрузки “Бояна” были заполнены всяческой гуманитарной и военной помощью, идущей по договору о дружбе Роисиянией Францу. Генералиссимус их Империи вместе с высшим руководством и думой возлагали большие надежды на эту дипломатическую миссию; учитывая успехи на фронтах гражданской войны, подобная операция была возможной и - если вспомнить, чего стоил сепаратный договор - мягко говоря, необходимой. По цепочке из самого Новгорода подвергались огласки теперь не только успехи на фронте с нашими, роисиянскими врагами - коммунистами и сепаратистами, но и о ситуации на том конце их бывшего земного шара; неустанная работа всех штатов газет не унывали в своих сводках о ситуации во Франце, подвергая сомнению “преувеличенные” донесения оттуда, а также высказывая мысли, что враг, пусть он и страшен, не непобедим - следовательно, вопрос времени, когда их францкие друзья выметут неприятеля на его территорию и разгромят того. Призывая сплотиться в этом порыве, некоторые из государственных изданий сравнивали атлантов с коммунистами, что разорили их земли и едва не уничтожили страну, однако в последний миг все же были поражены сверкающим наконечником копья их опережающей время военной машины. И помимо францкого груза, на корабле плыл пехотный батальон, цель миссии которого для самих солдат была не совсем ясной, но от того та не казалась лишенной смысла; за минувший месяц до каждого слышащего добрались вести о невиданных животной ярости, варворсве и человеконенавистничестве пришедших из ниоткуда, как некоторые их звали, демонов. Иные полагали, что их целью станет оказание помощи пострадавшим братьям-европейцам там, на которых снизошел огонь и меч, карающий невинных. Христианская миссия - что может отягощать их спины, если не этот груз ответственности ? Спасение правого дела, спасение мира от грязи, пошлости, разврата, варварства и декадентства. Очищение ! Одним из неведающих о своем пути был подполковник Донсков, выходец из богатого купеческого рода, грамотный и инициативный боец, отслуживший после ухода добровольцем в армию Его Имперского Величества более шести лет. Он был тем, кто сумел пережить и почти не пострадать от применения химического оружия гермейцами; он был тем, кто верой и правдой эти два года нес знамя своей родины в пекло боев; он был уверенным в себе сторонником Агафангела; он был славянофилом и сторонником изоляционизма. Он же ненавидел гермейцев и бритонцев, и он же верил в вечную дружбу между Францем и Роисиянией. В данный час ночи, ярко освещаемой звездой на небосводе, он поглядывал на волны сереющего вдали моря, подмечая странности, которые сопровождали его с тех самых пор, как весь земной свет оказался в этом… аду ? По правую руку стоял его адъютант, также заинтересованно глядевший в сторону взгляда подполковника. Его неуверенный голос обратил внимания Донскова — Ваше высокоблагородие, смею полюбопытствовать о сути отягчающих вас болот и непроходимых лесов ваших мыслей ? — Даже так ? — Он усмехнулся плюясь от привкуса дешевого спирта, не пришедшего ему по вкусам, — О том я думаю, куда же нас, дорогой друг, занесло. Ты можешь обращаться по имени, Городиненко — Он сделал шаг назад и с присущей молодому телу гибкостью сделал резкий поворот на 180 градусов, после чего зашагал в направлении кают. За ним следом увязался адъютант. — И как вам кажется, Михаил Донсков, где мы ? Он вновь усмехнулся — Полагаю, уж точно не на Земле. — Он почесал покрасневший нос — А если точнее, то меня смущают местные воды. Ты видел бесцветные моря на своем веку ? Думается, нет ни единой записей об этом ни в мемуарах гермецких исследователей их экспедиций во всех континентах Земли и общепринятых учениях в книгах по географии да истории. Однако, я смею вбить последний гвоздь в крышку гроба гепотизе, мол мы с вами, господин, оказались в Тартаре. Отнюдь, если это загробный мир, то более всего он подобен чистилищу, хотя и в еретических его толкованиях, может. Если применять рационализм, Городиненко, то будь это адом, пусть и не христианским, быть нам с вами, друг, отчаявшимися и едва живыми. Покамест я вижу иную картину. — А разве не пытка ль в том, чтобы даровать надежду и растоптать ее в самом конце, перед самою кончиной ? Будучи Люцифером, я бы, Михаил Донсков, так бы сделал: вселил бы в нас ложное чувство своей значимости, чтобы в последний момент ее отобрать, а послее… — Начать снова ? Втянуть всея человечество, все наше многоликое племя в цикл падений и взлетов ? — Он перебил его, не желая слушать то, что он, в принципе, и сам сознавал возможным — Вполне, только вот какие у нас надежды ? Мы светские люди, поэтому и победа, я надеюсь, не затуманит наши с вами умы. А пока наши властители трезво мыслят, есть шанс избежать жестокого обмана. К тому же, я вам напомню, наше прошлое ничем не отличается от подобной концепции ада. Недавняя война тому подтверждение. — Пути Господни неисповедимы - их власть простирается бесконечно во времени и пространстве, Михаил Донсков. Тогда мы можем принять правила этой игры и отдаться миру. — Право, в таком случае не нам с вами, Городиненко, рассуждать об этом, ибо мы с вами… — Он наконец обернулся и посмотрел адъютанту в глаза — …правда, ничего не значим. — Он постучал по животу и продолжил, — Вместо дум на сей счет предлагаю лучше сходить да на конец этого похода отужинать ? — Честно, лучшая идея за последнюю неделю ! Донсков улыбнулся — То-то !22 марта 1917 года, мостик “Императрицы”.
Утром 22 марта по старому новгородскому времени флотилия из трех военных и одного транспортного корабля прибыла в точку прямой видимости берегов Франца, на границу территориальных вод этого королевства. Утешенные долгожданным прибытием и окончанием долгого похода, на счастье оставшегося без серьезных инцидентов, капитан и адмирал облегченно вздохнули. Это было первым их плаванием в неизведанном мире, которое грозило низвергнуть на храбрых путешественников все припасенные этим миром опасностями. В честь этого заварив кофе, офицеры принялись дожидаться разрешения на швартовку судов. За этим действом последовал разговор между капитаном “Императрицы” и их адмиралом. — И что же вас занесло в эти дали, адмирал ? Говорят, сама земля разверзлась и вышли из нее твари, непостижимые ни логикой, ни верой, а вы… а у нас своих проблем нет что-ль ? — Расположенные на капитанском мостике, двое статных мужчин наблюдали спокойными водами по ту сторону железной обшивки их гордого корабля, который до того, движимый опытными моряками, прорезал саму неизвестность, окутавшей все их знакомое и милое Средиземное Море. — Долг, капитан. На Родине все спокойно, красные теряют инициативу, а с сепаратистами были подписаны пакты о ненападении - я верю, что мы там справимся. А вот на западе дало обстоят в крайней степени паршиво ! Что же будут делать эти францы без нас, когда их раздавит превосходящий враг ? Да и если нет, сами понимаете, вопрос с этим неизученным врагом серьезно захватил голову нашему правительству с настойчивости его императорского величества. — И мы сможем их остановить экспедиционным корпусом ? — Усмехнулся капитан, догадываясь о несколько иных целях данной авантюры. — Я вам открою небольшой секрет: наша цель - установить дружественные отношения с… — Он замялся, наблюдая любопытные глаза окружающих их людей. Нагнувшись и отложив чашечку с горячим кофе, он шепотом продолжил — …новым монархом, — И улыбнулся, — Это если мы забудем, об атлантах. Обеспокоенный глаза капитана дали понять его сконфуженость данной вестью — Я… я никому. — Будет вам, капитан, не первый год дружим ! — Он отпил кофе и отложил пустую чашку — Но все же да, никому… Их милую беседу вдруг прервал радист, с недавних пор поселившийся на мостике. Он с улыбкой огласил — Капитан ! Дали разрешение ! — Капитан в свою очередь отложил недопитый напиток и приказал двигаться в порт Монако, с тем одновременно обеспокоенно перебирая новую информацию в своей голове, смея догадываться, что происходит на политической карте мира. Он нервно покосился на свое командование и сделал кривую улыбку — В следующий раз, адмирал, расскажите подробности.22 марта 1917 года, Королевство Франц, Санс.
Раздосадованный гермеец рассматривал столпившихся у франкских офицеров солдат, слушающих разного рода напутственные речи, которые, несмотря на множество проповедей, проведенных до сего часа, выглядели даже для фанатиков сомнительно, чего говорить о скептиках, вроде него самого ? Впрочем, здесь пред ними находился поворотным момент в истории - шарнир времени, который определит и закрепит линию их дальнейшей судьбы. Таких было множество. Начало великой войны, что перетекла в войну Евпропы и Атлантиды - своего рода тот же шарнир, оказавшийся в данной перспективе незначительным и нелепым - только предвестником того, что сейчас все лицезрели с застывшим дыханием, надеждами и потаенными страхами. В этот нелегкий час, когда до смертного боя оставались считанные минуты, к нему подступил один из сослуживцев, с которым тот, как бывало, перекидывался парой тройкой фраз за время несения службы. — Как себя чувствуешь, Адольф ? — Достал он сигарету и приложил к огню товарища, после чего указал рукой в сторону столпившейся массы, — Францы наивно полагают, будто авиация Объединенной Европы вызовет трепет, хотя, по большей части, из всего, что нам сегодня доступно, только наш воздухоплавательный флот на что-то да горазд. Сомневаюсь, что это будет достаточно ультимативный удар для тех, чья бронетехника настолько многочисленна. Адольф задумался, крутя тлеющий окурок. Затушив его слюной, он растоптал остатки принятого сегодня яда — Паршиво. Тот гермеец нисколько не обратил на его слова внимания, продолжая, — Слышал, беженцы из сданных территорий рассказывают о ведущемся геноциде. Враги врагами, а все же францы люди, какие мы с тобой. Отрадно, что они одумались и вовремя объявили о своей капитуляции. — Мне один знакомый из переведенных сюда лингвистов, заявил в качестве минутки политинформации, якобы атланты уводят некоторых особо им приглядевшихся женщин на свои земли. Что они там делают, неизвестно, но можно положить, точно не знакомятся с вдовами для скрепления романа браком. — Эти нецивилизованные мрази не знают, что есть гуманизм, поэтому и мы, Адольф… — Да-да, — Он не стал слушать этого озлобленного от пролитой крови невинных детей и матерей солдата, просто махнув испачканной в грязи рукой. Ему казалось это нелепым: если те, против кого они выступают, правда превзошли их в экономическом и технологическом плане, то их культура и философия оставались для него омерзительным атавизмом - сохранившимся обезьяньим хвостом у человека - чем-то инородным для, как он считал, цивилизованного и богатого европейского да и любого другого общества, — но мне бы не хотелось затмевать свой ум животной яростью. Давай это оставим на случай, когда у нас не останется выбора ? — Хочешь сказать, на тот самый, когда мы войдем в их города, а они, не сознавая своего положения, вздумают продолжать эту богомерзкую войну ? Адольф улыбнулся, ничего не отвечая. Было забавно видеть подобное наигранное высокомерие, поддерживающее уверенность в себе, ибо за последнее время в их сердца уже успело прокрасться сомнение, больно колющее в груди каждый раз, когда очередной караван из числа крайне везучих и удачливых групп беженцев достигал их позиций. Забыв о приеме, оказанном францами их силам в этом городе, он отбросил прежнее отвращение к своим прошлым врагам. Оглядев своего знакомого, Адольф испытывал жалость. Жалко было всех людей, а себя еще более. Проснувшийся в нем альтруизм все же вынудил того вымолвить из себя слова — Скажи, ты человек ? — Конечно ! — И я… — Он похлопал его по спине, говоря на прощание — так останемся людьми. –- И откланялся к группе солдат, на которую до того взирал в своих тяжелых и малоприятных мыслях, схожих по своему агрегатному состоянию с едким туманом. За собой он услышал крик — Я обязательно отыщу для тебя ту бабулю с вареньем, Адольф ! Да хоть все свои сигареты отдам, друг, чтобы вынудить эту старую каргу взглянуть правде в глаза ! — Затем на той стороне поднялась волна смеха, уносящая с собой даже ничего не понимающих новобранцев. Адольф улыбнулся - вот же урод, только бы не обманул ! — …а теперь, бойцы, перейдем к вашим действиям в случае прохождения вон той — Он указал из окопа куда-то вдаль – черты, которая значит безопасную зону для нас с вами, а также пересечение которой могло бы означать смерть для некоторых из наших братьев по оружию. Я не знаю, насколько то вам пригодится, но в нашем случае нельзя безответственно подходить к защите вверенных нам людей. Лишь вы стоите на пути разорения Франца, убиения наших родных и близких, а с тем и всех, что идут дальше на восток. Так вот, господа, вы уже знакомы с основной тактикой, а кто нет, тот, будьте любезны, слушать внимательно. Во время Великой Войны обе стороны использовали холодное оружие на случай, если враг прорвется в окоп. Штыки - дело хорошее, но противостоит ли штык вооруженного мечом и закованному в легкие доспехи солдату ? Здесь, несмотря на кажущийся вид новой войны - войны 20-го столетия, где роль играет наличие огнестрельного оружие и его скорострельность — он нежно приложил руку на стоящий сбоку пулемет — в действительности никуда не делись методы наших прошлых лет - их опыт и по сей день служит нашим целям. Хороший боец ближнего боя может решить то, продержится ли наш с вами окоп или падет ? Линий у нас с вами всего три - больше физически не успели бы, поэтому вам надлежит беречь каждый сантиметр от осквернения его сапогом атлантов ! К сути. — Он достал тяжелое копье, наконечник которого поблескивал в лучах вечного светила, — архаичное и устаревшее, но крайне эффективное, если на вас мчится гермеец… — Он взглянул на группу союзных солдат и осекся — как было в недалеком прошлом. Теперь, господа, и вы, гермейцы, должны будете использовать это против нашего общего неприятеля. — Он передал холодное оружие в руки одного из ближайших к нему солдат и, пока тот разглядывал его, достал небольшой нож — Сие детище очень распространено в криминальных кругах. Этот ножичек удобен и легок в обращении, посему он находит спрос среди мелких воров, которые еще во время Великой Войны тревожили порядок и благосостояние нашего Королевства. Однако я попрошу вас не относится к нему с пренебрежением из-за его репутации. В силу его легкости и незаметности, вы можете использовать его в тех случаях, если враг будет свободен применять свое ружье по назначению. — И в сей раз он отдал демонстрационный материал для изучения солдатами, теперь в руки Адольфа. — Что можно сказать ? Если их не отпугнет газ, если они справятся с бомбардировкой, если не отступят в час, когда потеряют поддержку своей тяжелой техники, вы можете очень просто и почти безболезненно лишить врага жизни. Цельтесь в уязвимые места: шея, подмышки, голова. Если окажется, что враг слишком опасен, обездвижьте его до прихода подкрепления. Вы все прекрасно знаете, что он делал с нашими людьми, поэтому в ваших силах покарать его, но, конечно же, в пределах разумного ! — Уставившись куда-то вдаль, инструктор замолчал не то в смятении, не то в благоговейном трепете перед представшим ему зрелищем, покрываясь с головы до пят мурашками и заметно содрогаясь. Окружившие его солдаты переключили свое внимание с него на то, что было им замечено и что вызвало в офицере этот коктейль эмоций, когда каждого из них накрыло всеговение перед идущими. Носимый двойкой крепких мужей, ставших знакомыми каждому, тот двигался в тени идущего по небосводу гермецкого цеппелина. Над его головой, словно нимб, поднимались десятки истребителей, нависая над городом надежным и непроникновенным молотом правосудия всея Европы. Поистине величественных момент душевного единения был встречен молчаливым ликованием и сдерживаемыми, чтобы не сорваться в неконтролируемый восторг, восхищением и почтением. Тогда Август и Марсель спустились в траншею и уложили святого на подготовленный проворными отроками Санса постамент с подушками и согревающим пледом. В какой-то момент, предвещая готовящуюся мессу, их поглотила тень вздутого гелием цеппелина, который, проходя над встревоженными солдатами, раскрепостил их и воззвал к вложенной в генетический код каждого присутствующего здесь истовой вере. Даже Адольф не мог не преклониться перед этим отважным мужем. Вскоре коленопреклоненные христиане застыли в жгучем ожидании, ловя каждое движение и каждый звук Илона. — Храбрые мужи Европы, я признаюсь всем вам… — Начинал он, особо не торопясь. Рядом вставшие переводчики, дожидались пауз и переводили слова поднявшегося авторитета католической церкви, — ...в скором времени, быть может, в ближайшие часы, я покину сей бренный мир и отправлюсь на встречу с Господом и его судом. Однако я хочу, чтобы моя гибель не была напрасной. Я надеюсь, мой дух переродится на этой земле и направит меч священной войны на неверных, вторгшихся в наш славный мир, на Землю. Я благодарю Господа, что мои мечты не лишены смысла; я благодарю его за то, что он создал нас, подобных самому себе - милостивыми защитниками справедливости; за то, что сейчас каждый раб господень стоит, крепко держа в руках единственный и верный инструмент сохранения своей и свободы наших братьев. Эта грязная война - верю я - не оставит на благословенных народах Европы неизлечимых ран, стигматы же будут напоминанием нашим следующим поколениям о том, какую жертву мы отдали во имя Господа нашего Бога. Эта грязная война определит ваши судьбы и будущее ваших детей на десятилетия вперед. Помните, наш враг слаб и невежествен, пусть он и в сильнее нас с военной точки зрения. Как некогда мы несли истину в святые земли, - и победили ! - так мы понесем с собой веру и истину в Атлантиду. Бог наблюдает за нами. Бог всегда с нами. А я, как его верный раб и истинный христианин, буду наблюдать за нашей священной войной, пока мы не одолеем врага - тогда я испущу свой дух, спокойным за нас с вами. Благословляя вас, в обход Папского Престола я объявляю крестовый поход ! — Теперь послышались первый рев летящих бомб, вибрирующая земля от которых приводила всех в сознание - атланты здесь; атланты несут языческих богов; атланты поплатятся за убиенных ! Далекие раскаты грома, создаваемые детонацией сброшенных боеголовок, взбурлили кровь - и все бросились по своим местам, оставив святого наедине со своими мыслями. Он подозвал своих верных последователей и они вместе ушли к месту, с которого откроется истинно величайшее зрелище этого и предшествующих ему столетий. За их спинами послышались воодушевленные крики на множестве родственных языках — За Родину ! За народы Европы ! - Огонь ! — Зашумели артиллерийские ряды, застрекотали пулеметные очереди, загремели растянутые во времени залпы из ружей францев и гермейцев. Атлантида и ее погибель в конце концов добрались их земель и встретились, аннигилируя саму землю францкую. Обещано благословив защитников, все это Илон с Августом и Марселем могли наблюдать в относительной безопасности с услужливо предоставленной башни местного собора, до которой те добрались быстрее, чем бой был по-настоящему начат. Огонек в угасающих глазах его обжигал рядом стоявших последователей, которые с немалой долей страха оглядывали своего мессию. Огонь. Словно бы из самого эпицентра, невредимые, целеустремленные атланты приближались, вселяя в окрыленных европейцев страх. Их не становилось меньше, их могучие танки, которые наблюдал с тревогой Илон, прорывались. - Слава Богу ! - встревоженно прошипел Илон, видя, как точные выстрелы артиллерии уничтожали колоссов, на фоне которых Mark IV смотрелся бы милым щенком. Но этих монстров у атлантов было много больше ! Их было слишком много ! Еще одна канонада взрывов вырезала тех демонов, что решились остановиться и отстрелять свой боезапас - не дали. Не дали им сделать решающие выстрелы из угрожающих своими размерами Европе дул превосходящих технологии Бритонии танков. Илов видел, как броня, неимоверно прочная, просто изогнулась, выворачивалась наизнанку, выдавливая прячущихся в башнях танкистов и демонстрируя нечто противоестественное, что до сих пор было сокрыто под сими панцирями. Не веря своим глазам, Илон встревоженно указал вдаль — Это… это живое существо !? — Ему стало плохо, боли вновь дали о себе знать, туманя рассудок. — Ваше высокопреподобие… — Марк… Аврелий ?! — Он непонимающе покосился на них — Боже, что… — Он не успел договорить, когда землетрясение скинуло его на землю. Один из танков удачно попал в рядом стоящий каменный дом, до основания снеся его, и к ряду тройку стоящих за ним. К счастью для невинных жителей Санса, тот танк вместе с группой других скоро получили возмездие, которое полностью уничтожило их. Отхаркиваясь и завывая от нестерпимой боли, святой был поднят Августом с помощью Марселя и осторожно усажен на место. Неверя своим глазам, он слабой хваткой сжимал руки своих верных людей — Что это за сила ? Ес-если бы они были более организованы... — в его глазах поселился временный страх, отчего он не смог продолжить свое предложение. Он замахал руками, освобождая от хомута своих пальцев своих верных слуг — Господи, спасибо за то, что они столь самоуверенные и глупые ! Тем временем очередной артиллерийский залп угодил в ряды приближавшейся армии, выпуская из недр своих зеленый дым, что тут же поглотил обширные участки земли и находящихся там солдат с техникой. Затем еще и еще - местность перед ними заволок непроглядный дым, ветром уносимый на запад, что спасало францев и гермейцев от ненужных страданий. С неба продолжилась массированная бомбардировка дальних рядов, которая не позволяла атлантам развернуться и убежать - только смерть. Однако, казалось, это не помогло. Атланты не только не пали духом, они продолжали наступление. Еще тройка выстрелов угодило в город, а два последующих за ними попали в окопы с людьми, которые тут же были стерты в прах. Движение танков (или что они приняли за таковые) продолжилось. Несколько наехало на окопы, предварительно подготовленные к подобному, некоторые, проехав все три ряда, врезались в фортификации, которые тут же были сметены, а люди в них погребены под завалами, да к тому и раздавлены лапами, виднеющимися из под брони "танков". Впрочем они через некоторое время остановились, потеряв свой ход, так и не сделав ни единого выстрела. Озабоченные тыловые солдаты тут же окружили технику неприятеля, их силуэты в противогазах вызывали у Илона животный страх, но в то же время и благоговение, пьянящее его и полневшее грудь жаром — Боже, только бы то не была лихорадка ! — он перекрестился, глядя, как в некоторых местах атланты успешно прорывались в окопы и тут же брались на штыки и копья. Затем последовал очередной оглушительный залп, который поглотил огнем и хлором перегруппировывающихся атлантов, не позволяя им и помыслить новую тактику. Казалось, некоторая часть их армии принялась безрезультатно отступать, тут же умирая под дождем из бомб, который лился на них из парящих в недосягаемости цеппелинов. С той стороны даже уже не пытались покрыть огнем позиции крестоносцев. Там, когда развеялся зеленый туман, открылось устрашающее - для всех атлантов, и завораживающе упоительное зрелище - для францев и гермейцев; - еще недавно освежающе пышная растительность и золотистые поля были теперь покрыты множественными воронками-могильниками и новообразованными реками крови. Пусть он, простой священнослужитель, и не видел подобных сцен, разворачивающихся когда-то не восточном фронте, ему ни сколько не сделалось плохо. Хладнокровно он оглядел десятки тысяч мертвых тел и тысячи навеки искалеченных атлантов, закашлявшись в смехе. — Аврелий, Марк… это… великий день ! — Он с облегчением, уже более не замечая острой боли, истязающей все его тело, склонил голову назад на мягкие подушки, принесенные ему. Голова болела. Жар пожирал его изнутри. Он, наверное, умирал, только для себя он решил, что то была милость, и он услужливо принимал ее. Август и Марсель, заметив слабеющий рассудок наипочтеннейшего человека, с сожалением окружили его, дожидаясь часа им долгожданной смерти. Когда, казалось, он пробил, они принялись прощаться. — Вы что удумали ? — Крикнул покойник — Похоронить меня вздумали ! — Он неловко поднялся в сидячее положение — Не позволю ! Не позволю ! — Он скороговоркой зачастил одно и то же на протяжении нескольких минут, чем давал возможность опомниться своим последователям. После, словно ударенный, Илон воскликнул — Бог дает мне силы, чтобы Я принес ему победу над неверными ! Крестовый поход ! Понимаете ? Я не умру, пока не увижу, как мы топим этих неверных в собственной крови ! — Из его горла вышел завтрак с мокротой, — Аврелий ! Марк ! Требую меня на самую высокую башню - наблюдать торжество христиан ! — Но… но… — С трудом приводя себя в порядок, Август и Марсель приложили свои руки к высохшему телу Илона. Не важно, понимал он, что вокруг него происходит или нет, он сделал все ради них, — Ваше высокопреподобие, слушаемся… Когда бои утихли, на улицу, возвещая о победе Европы над Атлантидой, выбежали те самые низкие люди, на которых некогда с презрением глядели все окружающие. С восторгом, они несли молву о поражении демонов на реке Йона, чем обнадеживали тех, кто вместе с ними пережил эти страшные часы в городе Санс. Маленькие девочки - сестра тех отважных детей, которые отправились помогать своей и союзной армиям в сей столь сложный час, бежали встречать своих героев, пока отпущенные в небольшой отпуск ополченцы - те, что жили в Сансе - вернулись к своим обеспокоенным женам целыми и невредимыми. 22 марта 1917 года были заложены братские могилы для тех, кто был потерял свои жизни за цену спасения своих родных домов или погиб от попадания врага по жилым домам - их отпустили с почестями, как героев и жертв презренной и бесчеловечной нации - нации атлантов. С этого дня люди задумались о мести. С этого дня многие серьезно допустили возможным уничтожения демонов. С этого дня началось приготовление к контратаке.15 марта 1917 года, Королевство Франц, Монако.
Королевская чета вместе с верными людьми из правительства ожидали прибытия кораблей Роисиянской Империи. Вместе с ними находились роисиянские дипломаты, агенты и солдаты экспедиционного корпуса - под прикрытием последних и была затеяна эвакуация лидеров Королевства Франца. Один из двойников короля не так давно отбыл на гермецкую границу с прочими лидерами, преданность коих стояла под вопросом пред монаршей особой, поэтому у всех них было достаточно времени, чтобы скрыться и забыть и страну, и Атлантиду как страшный сон. Однако некоторыми из мигрантов ставилось под сомнение сие бегство. Например, двадцативосьмилетний наследник короля, троюродный брат настоящего императора Роисиянии, герцог Шампани и граф Монмон, Витале де Пуатье испытывал презрение к трусости настоящего короля и негодовал, о чем он не пренебрегал делиться с роисиянским дипломатом. Во время одного из таких разговоров в лагере роисиянских солдат, Витале высказал крайне опасную идею остаться во Франце. — Вы безусловно правы, ваше высочество, однако что будет, ежели атланты прорвутся через фронт, а вы или ваш отец окажетесь беззащитны перед их ордами ? — Дипломат сложил руки на груди — Вас сомнут и расчленят, не задумываясь, кто вы и что ! Королевство останется без монарха. — Хорошо, но что бы на моем месте сделал ваш император ? — Его заинтересованный взгляд буравил дипломата, которому стало не по себе. Было расслабившись, он забыл, что перед ним сидит родственник его императора, а это могло значить только одно… Да, в эту самую секунду он думал только о том, что эти двое поразительно похожи друг на друга, хотя сам он Агафангела I, царствующего на троне Роисиянии, лично не видел - вести получал из министерства. — Пожалуй, он бы не оставил свой народ на растерзание, ваше высочество. — С хрипотцой от иссохшего горла добавил он, — Наш Император не оставил страну даже тогда, когда в столице, откуда он царствовал - в Новгороде поднялись мятежи. Ему удалось взять в свои железные руки и армию, готовую поднять переворот, и духовенство, переметнувшееся на сторону коммунистов, и инакомыслящих князьков, решивших захватить трон. Словно наделенный благословением Бога, тот устоял и уничтожил всех; — Прочищая горло и одним глазом взирая на восхищенного юнца, дипломат улыбнулся, — его величество Агафангел I Цариев не сбежал тогда и не сбежит впредь - если отвечать прямо. — Тогда чем хуже я, дорогой посланец царствующего брата ? — Невинно дотронулся тот до руки дипломата — Разве можно говорить, что я трус или идиот, господин дипломат ? Осторожно высвободив руку из цепкой пасти акулы, по глупости названной человеком, и дипломат Роисиянии неловко покачнулся — Я… Ваше высочество, конечно же нет ! Ни в коем случае ! Вы равны нашему императору по силе, уму и храбрости, вот только… — Только что ? — Однако вырваться ему не позволили; хотя иллюзорно он его не держал, в действительности уже переламывал косточки — Неужели нападение этих варваров страшнее восставшей страны ? Неужели три сотни миллионов собственных подданных, готовых вас убить, куда страшнее пары миллионов солдат Атлантиды, не имеющих даже авиации ? Неужели, господин дипломат ?! — Он соскочил и закружился по комнате, заходя за спину посла Роисиянии — Я ведь знаю, что вы и ваша дипломатическая миссия говорите отцу… Чего вы хотите от меня ? — Вы знаете, ваше величество, вы с Агафангелом куда больше похожи друг на друга, чем об этом говорят. — Слышал, но, я полагаю, вы имеете в виду не слухи, связанные с моей матушкой ? — Он наконец улегся на диване напротив посла. — Говорите, всему есть цена - мы договоримся. — Это касается Гермации и почившей Бритонии, а меж тем и трона Франца. К сожалению, ваше высочество, на случай, если вы пойдете на сотрудничество, ваш брат не предусмотрел подарка, однако он указал, чтобы мы говорили с вами откровенно в таком случае. — Посол вынул из дипломата лист бумаги и протянул его Витале — Это копия документа об эвакуации королевской семьи, а также… — Он достал еще один, — цели этой миссии. — Я изначально должен был остаться ? Тогда к чему вся эта поездка ? — Он недоуменно прочитал приказ, а после взглянул на второй документ. — Необходимо было ваше добровольное желание остаться — Пока тот не прочел второй лист, вводил тот его в курс дела. — Как я могу стать королем, если отец не подпишет отречение. — Он бросил листы на столик перед собой. В его голове, конечно, были предположения, но он хотел услышать все с уст представителя второй стороны секретного договора. — Он сбежал, будто последний трус, ваше величество. — Усмехнулся в ответ дипломат. — Хорошо. Эльзас-Лотарингия и Нижние Земли ? — Польша, Данциг, Верхняя Силезия, Пруссия, Галиция и Трансильвания. — Ваши аппетиты велики, но не мне судить. — Он покачал головой и выдохнул — Что с Атлантидой ? — Если сила иноземцев столь же велика, как о ней говорится, все наши планы окажутся пустым звуком. Если же мы способны противостоять этой угрозе, оставим это Центральным Державам. — Франц уже дорого заплатил… — Он скривился, вспоминая, сколь многое отдали францы и его отец с инициативы Бритонии и не мог не поносить всю их нацию вместе с этим карликом в своей душе. — Во многом виной всему Бритония. Я склоняюсь к тому, что их богомерзкие планы стали причиной нашей кары… Мы не собираемся для мести, ваше величество, и уж точно не заинтересованы в вашем истощении, напротив, мы здесь для уничтожения будущих соперников и создания крепкого блока, как некогда в прошлом то уже было. Если Атлантиду не остановить вам, то во Франце некому будет платить; наши далеко идущие планы предполагают допущение, как я уже сказал. И раз мы допускаем победу, а после и полагаем, что в этом случае гермейцы займут доминирующее положение, нашим народам нужно время на восстановление. Последнее, ваше величество. Я смею вас просить от имени его величества, попытаться не отдать большего, чем это было при вашем отце, в следующее десятилетие. — А Роисияния… — Терзаемый сомнениями, ему не дали углубиться вглубь собственных страхов. Посол Роисиянии отрезал его ход мыслей: — На нашем престоле не Альфред Фордье, мы не собираемся совершать самоубийство, да уж точно не останемся одни. Это не месть, а передел мира. Мы располагаем ресурсами и методами, способными переписать настоящую политическую карту мира. Я так скажу, есть много недовольных среди союзников Гермации ее гегемонией. — Хорошо, я подумаю. — Витале более не желал продолжать сей разговор, поскольку получил то предложение, которое в случае, если Франц и он сам выживут, могло бы вернуть его стране утраченное в войне экономическое и политическое влияние. Он не желал быть марионеткой в руках роисиянцев, однако на данный момент рынок не мог предоставить лучшего предложение, а значит, у его страны не было иного пути. Пока он не найдет альтернативы, он готов втайне наращивать военную мощи Франца - лишним, как ему казалось, то не будет, даже если ничего из затеи восточного брата Агафангел не выйдет. — Мы и ваши люди надеемся на вас.