ханнен

венти отстаёт от сяо, и кошмары вновь протягивают к тому чёрные ленточные лапы. и он опять прыгает, и летит, и прыгает, и кружится и прыгает в стремительном танце с шестом. потому что если стоять на месте, если замереть, хоть на мгновение забыться, потерять равновесие, ошибиться — его убьют. задушат те самые шёлковые лапы, которые обвивают его всю жизнь, всё его бесконечное существование… казуха снова возвращается на пост его ночного стража, и сяо стыдно, так стыдно за это! он не останавливает его, потому что это бесполезно, и только благодарит каждый раз, когда просыпается, а потом долёживает до шести часов, борясь с сонливостью роком на полную громкость в наушниках, и убегает на улицу. там тихо, там пусто, там ледяной воздух, там не заснёшь, там надо двигаться, чтобы выжить… к сожалению, учатся они не на улице. экзамены пролетают — или он просыпает их? — как один долгий-долгий день. сяо передвигается между классами, как робот, что-то пишет, что-то говорит, что-то делает — и не запоминает, что. экзамены сяо сдаёт. кое-как. ну, по крайней мере, без пересдач. наполовину в его успехе виновата удача, на другую половину — ху тао. сяо не перестаёт удивляться тому, что она всё ещё с ним общается. и под конец экзаменов, просматривая лист с оценками и баллами, оставляет мысленное напоминание — заказать ху тао в подарок на новый год коробку с… э-э… что она там любит? ладно, это потом. а сейчас в его жизни, кажется, наступает белая полоса: экзамены заканчиваются, венти перестаёт приставать, а казуха объявляет, что уезжает на две ночи. и сяо позволяет себе расслабиться. самую малость. в первую ночь каникул он лежит, бездумно просматривая видео и дожидаясь, пока казуха проснётся и уедет, а затем спит до обеда, вскакивая как по будильнику каждые сорок минут. и всё равно он готов спать до самой ночи и ещё неделю, чтобы не сталкиваться кое с кем в полупустой столовой, но вспоминает, что отец ждёт его у себя. но удача вновь на стороне сяо — чжун ли перехватывает его сразу у входа в столовую с подносами в руках. он ведёт сына в свою комнату, где они неспешно обедают праздничным каникулярным рисом, и сяо молча жуёт, радуясь тому, что отец против разговоров во время еды, но. после обеда. — представляешь, сяо, — упоминает чжун ли, когда они переходят к чаю, — ко мне приходил венти. что? сяо так резко вскидывает голову, что ударяется подбородком о край чашки, поднесённой к лицу. чай проливается. обжигает подбородок, а потом лавовыми ручьями стекает вниз по шее. сяо сдерживается, чтобы не выкинуть чашку на пол, и медленно опускает её на стол, игнорируя мокрый жар на пальцах. нельзя портить вылизанную аккуратность отцовской комнаты. нельзя. отец ничего не говорит и, судя по лицу, даже не думает о том, чтобы ругаться, — но сяо всё равно чувствует себя так, будто чай не пролил, а специально плеснул ему в лицо. чжун ли отставляет свою чашку и уходит за тряпками, а по его возвращении они молча избавляются от последствий чаепития. — так вот, насчёт венти, — напоминает чжун ли позже, когда у сяо в руках нет ничего травмоопасного. — он задал очень странный вопрос. чжун ли смотрит на сяо, и его взгляд — чисто учительский — нервирует. сяо что, должен угадать, о чём его спрашивают? да ещё и ответить? миссия невыполнима. потому что, ну, это же венти. он может ляпнуть что угодно. хоть «а знаете ли вы, учитель, как размножаются миноги?» и эти слова всё равно будут в его духе. чжун ли вспоминает по молчанию сяо, что тот не умеет читать мысли. и договаривает: — он спросил, знаю ли я, что за ссора у вас случилась. сяо рад, что в руках у него нет ничего бьющегося или проливающегося. ох, чёрт. нет, нет, нет. только не это. — мне это показалось странным, — медленно продолжает чжун ли, — почему он спрашивал о том, что случилось между вами, кого-то постороннего? спокойнее, сяо. спокойнее. ещё немножечко не показывай эмоций — ты же умеешь, тебе это не впервой. — как будто сам он… не помнил. или забыл. сяо штормит только внутри — снаружи он недвижим, как скала. и, будто в награду за устойчивость, в голову, словно спасательный круг, падает идея. — я уверен, он это специально, — архонты, какой же мразью сяо себя чувствует, когда врёт отцу, — чтобы меня задеть своим безразличием. он знал, что ты перескажешь мне ваш разговор. — вот как, — чжун ли качает головой и отпивает чай, о чём-то раздумывая. на лице его мало-помалу проступает неудовольствие. кажется, он верит. с сяо слетают оковы тревоги. одна за другой. — довольно… подло с его стороны. да. именно. пусть лучше отец считает венти интриганом, играющим на чувствах других людей, чем узнает правду. никто из учителей не должен узнать. сяо когда-то дал такое обещание. и намерен держать его, даже если возненавидит венти. даже если откажется от него. даже если это неправильное решение. он обещал. — ну, ладно, забудем о нём, — качает головой отец, как будто стряхивает с себя приставучую муху. — я видел твои оценки, сяо. ты молодец, что смог сдать все экзамены с первого раза. да и средние баллы у тебя выше, чем в прошлом году. — да. не хотел оставаться на допы, — сяо говорит вполне искренне (в могиле он видел учиться дольше, чем должен). — на тот случай, если бы мы поехали куда-нибудь на каникулы. это нечестный приём — нельзя играть на чувстве вины. но так же и самый простой способ отвлечь отца от остатков мыслей о венти. и он срабатывает… но сяо всё равно уже второй раз за день чувствует себя мразью, когда различает вину в золотистых глазах чжун ли. — прости, сяо. не в этот раз. — всё нормально, — отмахивается сяо. — тебе не обязательно куда-то меня возить. мы уже много путешествовали. он не успевает договорить — а в воспоминаниях уже проносятся пейзажи, один за другим: унылый январский пляж холодного океана, осыпающийся песчаник обрыва; стерильно-свежая тайга и пустошь, заросшая колючками высотой до шеи; шумная и хаотичная толпа на ночной площади, тысячи фонарей в небе. их старая квартира, маленькая и захламлённая. мама. — скоро я тоже начну зарабатывать, — решает сяо. — и придёт моя очередь возить тебя куда-то. — я рад, — искренне улыбается чжун ли. — но в первую очередь заботься о себе, сяо. я как-нибудь проживу. сяо не знает, что ответить. в груди растекается что-то тёплое и тягучее; как будто его сердце плавится и заливает всё тело. — так вот, насчёт каникул, — продолжает чжун ли, не замечая ностальгически печального настроения сяо. — раз уж тебе не надо посещать дополнительные занятия для отстающих, и у тебя свободны каникулы… как насчёт того, чтобы позаниматься в борцовском клубе? тебя давно не было на тренировках. ох, чёрт. чёрт. чёрт. сяо забыл. вот вылетело из головы, и всё тут. наверное, он заразился от венти. — когда? — сегодня, — отвечает чжун ли. — ко мне буквально за несколько минут до обеда забегал аякс и попросил открыть ему зал. он нашёл кого-то, кто согласен тренироваться вместе с ним. — то есть, нас будет трое? нечётное число… не очень удобно. сяо не то чтобы против. но и не «за». он так давно не занимался. он всем проиграет. на глазах у отца. — зная энтузиазм аякса, — чжун ли качает головой и улыбается, — могу предположить, что к началу тренировки он приведёт половину учеников, оставшихся в школе на каникулы. сяо… не нравится его улыбка. почему он выглядит довольным, когда говорит о ком-то другом? а чуть позже, во время тренировки, он с неудовольствием наблюдает за тем, как аякс буквально не отлипает от чжун ли и постоянно перетягивает его внимание на себя (сяо не ревнует, не ревнует, не ревнует), чёрт. стоило ему отлучиться на пару месяцев — а отец уже завёл себе любимчика. поэтому сяо с ощутимым удовлетворением отвешивает несколько ударов аяксу, когда очередь доходит до их поединка. и, как и в прошлом бою, сяо проигрывает, получив болезненный безжалостный удар в голову, но, пока лежит, оглушённый, его осеняет идея. и почему он не додумался до этого раньше? это же очевидно. видимо, ему нужен был удар по голове от кого-то вроде аякса, чтобы мозги встали на место, и он понял. понял, что всё, что нужно для того, чтобы венти от него отстал — вызвать очередной провал в памяти. тем же способом, что и в прошлый раз.