Всё в порядке, это...

Спалось Хёнсоку плохо, он без конца ворочался, голова кипела от всякого рода доводов. Конечно он думал о Чону, его бледный образ из первого дня в оранжерее стоял перед глазами. Передозировка лекарством – звучит завуалировано и подозрительно. Может, это и не лекарство было, а какие-нибудь запрещенные вещества. Ну а если все-таки лекарства, то догадки приводят к еще более худшим размышлениям… Неужели Пак Чону пытался свести счеты с жизнью? Но зачем? Что в его жизни такого ужасного и нестерпимого? Всё при нем – богатство, красота, положение в обществе – купайся в роскоши и любви поклонников, что еще нужно? Хёнсок ковылял по коридору от скуки сначала в одну сторону, потом в другую. Ноги отказывались идти в оранжерею, он знал себя, стоит встретиться с Чону, и Чхве с головой выдаст свое новоприобретенное знание, и непонятно, какая реакция последует, а терять ниточку маломальского нормального общения между ними не хотелось. Следовало немного переждать, пережевать эти мысли о наркомании или суициде и принять как свершившийся факт. В последнее время он успешно применял эту тактику практически ко всем поворотам своей судьбы. Коридор был совершенно обыкновенный, ничего интересного, ну разве что отделка и минимальный декор, явно выполненные нанятыми дорогостоящими дизайнерами. Хёнсок развлекал себя подсчетом дверей, окон, декоративных горшков и на самом интересном месте (шутка, конечно), залюбовавшись малышами-кактусами с бантиками, почти влетел в директора их школы. Он торопливо поклонился почти на девяносто градусов, чувствуя, как ускорилось сердцебиение от волнения. Директор Пак всегда производил впечатление сурового и твердого человека, он мог заставить трястись поджилки одним взглядом. На этот раз обошлось, мужчина бросил на него мимолетный взгляд и прошел дальше к выходу из секции, наверно, навещал сына. Что мог он чувствовать, зная, что его ребенок едва не умер? Хёнсок лично не мог остановить слез, воображая, что случилось бы, если жизнь Чону не спасли. Дверь палаты в метрах трех от его текущего местоположения открылась, и в коридор вышла женщина с длинными черными волосами. Она с удивлением обнаружила новое лицо на этаже, ее глаза пробежались по Хёнсоку, и внезапно расширились, и вместе с тем на лице появилась добрая улыбка. - Ты ведь Чхве Хёнсок-ши, не так ли? – спросила женщина, делая уверенные шаги к нему. Относительная тишина коридора была нарушена стуком ее каблуков. В голове парня пробежали мысли, что, может, если директор Пак здесь был только что, то вместе с ним пришла и его жена, мама Чону. Но откуда ей знать о нем, непримечательном однокласснике сына? - Да, - ответил он, вежливо кланяясь. - Давай знакомиться. Меня зовут Пак Миён. – в голове Хёнсока загорелась лампочка верной догадки. – Я – мама Пак Джихуна. – И она тут же перегорела. Чхве пребывал, мягко говоря, в обескураженном состоянии и не знал, что сказать и надо ли что-то говорить. К добру ли эта встреча? - Я пришла в больницу, чтобы навестить тебя. – Пак Миён между тем продолжала говорить все более шокирующие вещи. - Меня? - Да. Найдем более удобное место для разговора, хорошо? Коридор и правда мало подходил для обстоятельного разговора, а госпожа Пак, очевидно, не ради пяти минут забежала. Так что они пришли в палату Хёнсока. Сам больной сел на постель, а посетительница устроилась на маленький диван, расправляя длинную юбку. В ней определенно виделось сходство с сыном, Джихун многое от нее унаследовал. Тот же овал лица, и глаза…да, глаза – один в один. - Мне очень жаль, Хёнсок-ши, - сердечно произнесла женщина, сложив ладони вместе и сделав полупоклон, насколько ей позволяло сидячее положение. Взрослая и влиятельная дама проявляла к простому школьнику исключительное внимание и уважение. Она, конечно, не добивалась от парня неуклюжести, но Хёнсок не мог чувствовать что-иное, кроме дискомфорта и настороженности. - О чем вы? – он едва владел голосом, даже не произнося особо много слов. Чхве сидел так прямо, что кости натягивались и мышцы спины сводило. - Я знаю, что произошло с тобой. Короткие ногти впились в ладонь. В его палате сидела мать человека, из-за которого он оказался здесь, и она об этом прекрасно знала. Хёнсок смотрел на ее красивое лицо и высеченное на нем раскаяние, смешанное с сожалением, и не понимал, чего от него хотят. - Откуда? Пак Миён поднялась с диванчика, словно не в силах усидеть ровно на одном месте. - Мой сын целыми днями стучит по своим барабанам. - Она начала шагать по комнате туда-сюда, ее руки жили отдельной жизнью, то теребили ткань блузки, то цеплялись друг за друга, то безвольно повисали. - Он всегда так делает, когда где-то накосячил. Конечно, сам Джихун никогда мне не расскажет где, но его друзей всегда было легко разговорить. – С ее губ сорвался короткий смешок, но женщина быстро вернула себе серьезность. - Давно уже он не срывался до драки… - Она резко развернулась лицом к Хёнсоку, дневной свет из окна за спиной придавал ее фигуре подсвечиваемый контур. – Я, разумеется, не буду допытываться, что произошло между вами. Но ты должен понимать, что меня сильно волнуют такие вспышки сына. – Взгляд ее опустился вниз, и резко перед Чхве стояла уже не обаятельная женщина из высшего общества, а растерянная девчонка. - Я лучше всех знаю, что очень виновата в том, что Джихун вырос таким. Он не плохой, совсем нет, скорее слишком активный и чересчур вспыльчивый, характер уж такой. – Госпожа Пак встряхнула головой, возвращая себе чуточку уверенности и, прямо посмотрела в глаза младшему. - Но мы работаем над этим. Именно мы, - подчеркнула она интонацией. - Он тоже хочет научиться контролировать себя. Так вот… я пришла к тебе, Хёнсок-ши, во-первых, чтобы извиниться за жестокость Джихуна. – Миён снова поклонилась. - Прости. Хёнсок почувствовал, что не выдержит, если она еще раз поклониться ему или извинится перед ним, поэтому, когда женщина снова посмотрела на него, он поднялся с постели, кивнул и поклонился ей в ответ. Госпожа Пак, кажется, испытала облегчение, по крайней мере, ее лицо немного просветлело. Она подошла ближе к парню, сохраняя дистанцию в ничтожные три шага. - Во-вторых, чтобы ты дал ему шанс на полноценное прощение, - близко к шепоту прозвучали ее следующие слова. Полноценное прощение? Это как? Смотреть на Джихуна и не вспоминать их незадачливые отношения? Забыть о боли и страхе, которые так тесно переплелись с самим звучанием его имени? Хёнсок бы хотел этого, откровенно и искренне, но так ли уж важно это для самого Пака-младшего? - Оно ему действительно нужно? – неуверенно спросил он. - Нужно. И тебе тоже, чтобы двигаться вперед, не оглядываясь назад к прошлым обидам. - И как это будет выглядеть? - Я приглашаю тебя к нам на поздний обед, ну или ранний ужин, - объявила она свою идею. Это, значит, приехать в дом Джихуна и сесть напротив него за обеденным столом… Чхве плохо представлял себя в подобной обстановке – он не вписывался. - Ты должен согласиться, Хёнсок. – Дверь в палату отворилась и на пороге показался Чону. – Это лучший шанс, который ты мог получить. Хёнсок забегал взглядом между двумя посетителями, словно где-то именно там крылся ответ на его сомнения. Что он потеряет, если примет приглашение? Даже формулировка вопроса глупая – ему ведь и терять теперь нечего. - Хорошо. Госпожа Пак радушно улыбнулась, ее глаза наполнились мягким светом. - Спасибо, Хёнсок-ши, - поблагодарила она, хотя и не стоило, Чхве и без того чувствовал себя слишком смущенным ее теплотой. – Это тебе. - Миён изящно подняла с диванчика пакет с угощениями и положила на столик. – После твоей выписки я непременно свяжусь с тобой, и мы еще раз поговорим, хорошо? Хёнсок кивнул в знак согласия, Чону одобрительно показал поднятый вверх большой палец. Женщина еще поспрашивала его о самочувствии, наличии каких-либо жалоб на персонал и прочее, в сущности она копировала его маму в каждый визит родителей. Госпожа Пак определенно располагала к себе, совсем не похожа она была на знатных высокомерных леди из высшего общества, куда более простая и человечная, ей хотелось доверять. Оставшись вроде как удовлетворенной безропотными ответами Чхве, Миён, пожелав выздоровления и с надеждой на скорую встречу, ушла. Поняв, что от женщины в помещении остался лишь шлейф дорогого парфюма, Хёнсок вытаращился на Чону, который последние пятнадцать минут вальяжно восседал на его подоконнике. Он столкнулся с проблемой, от которой усиленно бежал всю первую половину дня. - Тётя – очень добрая и хорошая, - отозвался Пак, поймав чужой прямой взгляд. – Джихун чтит ее как святую. Да что там Джихун, мы все. Тебе ничего не угрожает в их доме, не волнуйся. - Я…я не волнуюсь. - Тогда почему ты так пялишься на меня? Хёнсок слишком быстро, чтобы не быть заподозренным, отвернулся от младшего и водрузился на кровать, начиная от паники теребить кромку одеяла. - Харуто не заходил к тебе вчера? – в голову, слава богу, почти мгновенно пришел предлог уйти от неудобного вопроса. - Харуто? Он что был здесь? - Хёнсок медленно кивнул, подтверждая. Чону слабо улыбнулся, на лице высвечивалось разочарование. – Заносчивый ублюдок. В конечном итоге, Чхве всегда знал, что порой слишком нетерпелив. Его любопытство лопнуло, подобно мыльному пузырю. - Почему ты в больнице? – выпалил он быстрее, чем всерьез обдумал, что планировал сказать. Выражение лица Чону ни капли не изменилось, да и в целом ничто в нем не выдало удивления или раздражения. Кажется, он ожидал этого вопроса и был к нему готов. - Благодаря двадцати таблеткам кеторолака, - как ни в чем не бывало сообщил парень, не избегая прямых пересечений взглядов. - Но ты ведь и так знал. Лучше бы Хёнсок не спрашивал. Пожалуй, ярлык наркомана был ему по душе куда больше, чем ярлык суицидника. Хотя даже рассуждать о таком, выбирать между двумя одинаково неприглядными явлениями жизни – последнее дело. - Это же… - Мой осознанный выбор, - перебил тут же Пак. Выбор или нет, Хёнсок не понимал. Он отказывался понимать и принимать подобное. Думать о том, что Чону так решил и, пожалуйста, давайте позволим ему распоряжаться своей жизнью, как он сам того пожелает, было совершенно неправильно, с его точки зрения. Сидеть сегодня рядом с ним и болтать о мелочах, а завтра – что? Смотреть на пустующее место в классе? Листать ежегодник со старшей школы и осознавать, что с момента последней фотографии парень уже не повзрослеет больше? Старший сжал крепче руки на одеяле, холод пробрал его тело от набежавших мрачных мыслей. - До выпуска осталось всего ничего, - слегка сипло произнес он, так как внезапная жажда и сухость в горле одолели его. - Дальше начнется другая жизнь. - Дальше будет еще хуже, Хёнсок, - возразили ему настойчиво. - Разве… - Какая бы херня не случилась в моей жизни, я способен это пережить! – Хёнсок взорвался, от прежней неуверенности в голосе не осталось и следа. - Я переживу всё, кроме самой смерти. Пак не ожидал от него такого эмоционального выплеска. Было видно, что это даже заставило его чуть растерять прежнее равновесие. - Это ты, - предположил он, намекая на разницу между ними. Да ты что прикалываешься? Как будто сам Хёнсок этой разницы не замечал! - А это - ты! – вскричал он и отчаянно зажестикулировал руками. - Посмотри на меня и на себя. У меня нет ни твоего богатства, ни твоей прекрасной внешности, а у половины земного шара дела обстоят даже еще хуже, в тысячи раз. С чем ты не в состоянии справиться? – требовательно спросил Чхве, пусть и риторически. - Может быть, тебя завалили письмами ненависти или побили, или поцеловал другой парень? А может ты, блять, взял и влюбился в последнего придурка на земле? Хёнсока конкретно вынесло, и только спустя полминуты осознав, что именно он выболтал, парень сокрушенно вздохнул. Но Чхве говорил чистую правду, он может все пережить и то, что его самый охраняемый секрет перестал быть таковым, в том числе. Так что он смело встретил взгляд одноклассника и…все сундуки с тайнами между ними распахнулись как по волшебству. Хёнсок знал этот взгляд, он видел его в зеркале. - Так, значит, ты тоже… - произнес он хрипло, резко захотелось опустошить целый стакан воды. Чону улыбнулся разбитой улыбкой и, не став увиливать, кивнул. - Это настоящее наказание, понимаешь? - Понимаю. Еще бы Хёнсок не понимал. Он за последний месяц вообще хорошо прочувствовал на личной шкуре смысл строк знаменитой песни: "Ваше благородие, госпожа удача, Для кого ты добрая, а кому иначе…" А что еще хуже, если герою строк не везет в смерти, так повезет в любви, то парню даже в этом плане боги удачи показали средний палец. - А ты представляешь, как отреагируют другие, мой отец, если узнает? – теперь тон Чону был совсем далек от стабильности и уравновешенности. Младший представлял собой живую форму отчаяния. - Да он самолично впихнет мне в глотку тридцать таблеток кеторолака, чтобы уж наверняка! Ты прав, пережить можно многое, но жизнь ли это? Хёнсока не проняла его речь, он оставался преданным собственным убеждениям. - Пока рядом есть те, кто тебя любит, да. Если отец откажется от ребенка по столь глупой причине, то нет надобности в таком отце. Если таинственный возлюбленный не ответит на чувства – очень жаль, будет больно, но не смертельно. Чону хмыкнул и соскочил с подоконника, направляясь прямиком к двери. - Пак Чону, так ты еще… - Нет, - Пак прервал нервное предположение старшего, и Хёнсок готов был выдохнуть от облегчения. - Я хочу узнать, чем закончится твоя борьба. Я буду болеть за тебя. У людей в окружении Хёнсока была явная тенденция оставлять последнее слово за собой. Они уходили, бросив что-то незначительное, на их собственный взгляд, а парню – варись с этим, засыпай и просыпайся. Больному нужен покой, а покой Хёнсоку только снился. Мир, устойчивый ранее, становился все более нестабильным и запутанным. Теперь уже не разобраться, как правильно и как положено, одна сумятица. Парень лег в постель, накрылся одеялом с головой и представил, закрыв глаза, что мира за тканью этого одеяла просто нет. Так он провалялся в течение следующих трех дней, проходя через все стадии принятия своей глупой и никому не нужной влюбленности. Чону заходил к нему, нагружая и без того воспаленный мозг всякими фактами из биографии Джихуна и немного других парней из Т6, но зато младший ожил, сбросив с себя оцепенение неудавшейся попытки суицида. Когда доктор пришел на контрольный осмотр для окончательного принятия решения о выписке, Хёнсок был готов выйти за двери этой больницы и жить, до самой могилы скрывая свою юношескую первую любовь к другому парню. -.- Наконец больница осталась в прошлом. Хёнсок был счастлив оказаться за ее порогом и провожать взглядом в зеркало заднего вида, сидя рядом с отцом в автомобиле. Казалось бы, от проведенных в стерильных стенах дней осталась масса неизгладимых впечатлений, завеса тайны Т6 приоткрылась еще шире, но вместе с этим вокруг парня образовалась воронка, затягивающая все глубже и глубже. Возможно, не всегда ошибочен лозунг из «1984», и в незнании порой также кроется сила. Ах, как было приятно оказаться в своей родной комнате, одеться в любимые вещи и вернуться к обычным занятиям и хобби! Хёнсок хорошо понял суть выражения: «когда имеем - не ценим». Особенно в тот момент, когда с горечью осознал, что к футболу он уже не сможет вернуться. Не то чтобы его травма была такой уж серьезной, но до конца года оставалось не очень долго, и прежде чем ему окончательно закроют освобождение от физкультуры, все школьные турниры завершатся. Джихун освободил ему достаточно времени для безделья, вот за эту «услугу» Чхве был бы не прочь дать ему ответку. Может испорченное лицо перестанет быть для него привлекательным, и чувства пройдут как легкое недомогание? Хёнсок плеснул в лицо холодной водой, чтобы уже перестать думать о… Он яростно вытер кожу полотенцем и выскочил из ванной, тут же хватая планшет и включая первое попавшееся видео на ютубе. Ему катастрофически не везло, потому что на его глазах проигрывался ролик – компиляция ярких моментов из дорамы «Цветочки после ягодок» разных годов и разных стран производств. Парень разочарованно взвыл, его жизнь – не выдуманный сюжет для любителей своеобразной романтики, и у него мало общего с главной героиней, и уж он никогда не поверит, чтобы характер главного мужского персонажа, который в глубине души чуткий и внимательный, совпадал с характером Джихуна. Хёнсок вырубил видео и плюхнулся на постель, зарываясь лицом в подушку. Почему он так нервничал? С начала следующей недели ему больше не придется делить парту с Паком, вернуться прежние рутинные школьные дни… Не может быть, чтобы он заскучал по тем дням, полных игр с огнем. Ведь не может, да? Йоши позвал его погулять по городу и поесть уличной еды. Хёнсоку требовалось отвлечение, к тому же ему не хватало компании доброго друга, поэтому он, не сильно раздумывая, согласился. Они гуляли по улицам, кутаясь в куртки, побаловали животы угощениями на разный вкус и пополнили галереи кучей фото. Такие дни всегда привносили в жизнь Чхве капельку наслаждения – он молод и в нем еще куча энергии, чтобы попробовать все развлечения, которые предлагает жизнь. Без внезапно проявившихся чувств к другому парню, правда, можно было и обойтись, но не судьба, м-да. - Послушай, Хёнсок, - вдруг позвал Йошинори, смотря на него чересчур серьезно. Старший остановился вслед за другом на пешеходном мосту, через который они продолжали свой маршрут. – Ты мне не доверяешь? Хёнсок, не ждавший такого вопроса, слегка панически схватился рукой за парапет. На что намекал Йоши? Он разоблачил его странную влюбленность? Только не это, пожалуйста. - Конечно, доверяю, - возразил Чхве, стараясь погасить всколыхнувшееся волнение. – Почему ты сомневаешься? Лицо младшего парня явственно нахмурилось, он сунул руки в карманы и отвернулся к виду на реку. - Тогда скажи честно, ты из-за Пак Джихуна попал в больницу? Скорее всего по школе все же ходили всякие слухи, нельзя было замести все следы. Ну и, разумеется, Канемото был сообразительным парнем и, в конце концов, мог найти несостыковки и сложить два и два. - Йоши-я… - Взгляд, который получил Хёнсок от друга, заставил его сердце бухнуться вниз. Он опустил плечи и голову, резко ощутив, как тяжело держаться прямо. – Да. – Признание прозвучало как что-то неправильное, словно говорил другой человек. - Мы подрались. Йошинори стремительно схватил его за плечи, чуть встряхивая и заставляя смотреть ему в лицо. В глазах младшего горели гнев и обида. Ну, старший считал, что заслужил. - Я ведь предупреждал тебя! А ты… - Я всё это и так знаю! – Он убрал чужие руки со своих плеч. - Извини, Йоши. Теперь, когда вся эта…баламуть в прошлом, я бы не хотел лишний раз вспоминать. - Ну да! – Младший с досадой всплеснул руками. - Для тебя так всегда было лучше – не обращай внимания, забудь, не будем обсуждать… Ты – мастер игнорирования слона, который всё растет и растет. Он никуда не исчезнет сам собой! - О чем, черт возьми, ты говоришь? Какой слон? - Разрыв между тобой и мной, Хёнсок. – Йоши прочертил между ними в воздухе невидимую черту. - Наверно, ты думаешь, что, скрывая от меня что-то или обманывая, таким образом, ты избавляешь меня от ненужных лишних переживаний. Абсолютная хрень! – Он резко повысил голос. Впервые Хёнсок видел, как его всегда крайне уравновешенный друг вышел из себя и это, черт возьми, пугало. - Всякий раз поступая так, ты делаешь шаг от меня. Я пытаюсь, но уже, кажется, не смогу преодолеть это, по крайней мере до тех пор, пока ты не станешь по-настоящему мне доверять. Чхве не нашелся с ответом, он стоял в ошеломлении и смотрел на суровое лицо Йоши. Да и как бы ни был прав младший парень, приставьте пистолет к виску Хёнсока, он не сможет раскрыть все свои секреты. - Извини, - это всё, что ему оставалось сказать в такой ситуации. - Просто подумай над моими словами, пожалуйста, - уже куда более спокойно предложил Йоши. – Так дружба не работает. Вот и своеобразный реверс: некоторое время назад Хёнсок журил Джихуна и Т6 за их неумение дружить, а теперь получил сам. Интересные все-таки повороты приносила ему судьба. Он согласно кивнул на слова друга. Хорошо, Хёнсок обдумает снова смысл такого явления как «дружба». Расстались они не без осадка, но хотя бы не кровными врагами. Завтра их ожидала новая учебная неделя, и следовало двигаться дальше. Как бы сильно не надеялся Хёнсок, что жизнь станет прежней, этого не произошло. Пока он отсутствовал, в классе назрели какие-то нешуточные страсти – коллектив раскололся на тех, кто поддерживал лидера Доёна и на тех, кого парень совершенно не устраивал. Из-за чего началась гражданская война Чхве никто так и не смог нормально объяснить. Но важнее последствия – капитально поменялась схема рассадки, и его обожаемую первую парту во втором ряду заняли Доён и одна девчонка из клуба пловчих. Конечно, было бы не трудно через классного куратора выбить себе одно из мест, однако Хёнсок не хотел сидеть ни с одним из них. Никаких личных причин или неприязней, всего лишь предубеждение, во-первых, Доён вызывал вопросы, как парень, разрушивший дружбу Джэхёка и Чону и, с ним у него прочно ассоциировались нежелательные перемены, во-вторых, с недавнего времени Чхве побаивался пловчих, а его одноклассница, пусть он и не был уверен в этом, могла быть в числе его преследовательниц в тот день на стадионе. Итак, когда он и Чону пришли в класс вместе со своим куратором, так как пред началом занятий оба должны были сдать ему медицинские справки, их ждал сюрприз в виде двух свободных мест: одно за последней партой, неизменно принадлежащей Пак Джихуну, второе – предпоследняя парта в третьем ряду, где теперь сидел Ким Джункю. Недолго думая, Хёнсок практически бросился к парте Джункю под насмешку Чону, который все же вошел в положение и без споров занял место со старым другом. Как бы странно не прозвучало, но Ким оказался более проблемным соседом, чем Джихун. Он был разговорчивым парнем и, Хёнсок был вынужден поддерживать с ним беседы. Но это можно было пережить, ведь в остальном парень, он был дружелюбный и неконфликтный. Еще одно новое явление в его жизни – регулярное общение с Чону. Возникло такое ощущение, что за эти неполные две недели, что они провели на одном этаже больницы, у него выработалась привычка поболтать с Хёнсоком хотя бы даже пять минут. Ну, в защиту Чону, отметим, что и сам Чхве довольно сильно привык к компании Пака. И если для них двоих короткие разговорчики вроде перекидывания парой незначительных фраз или шуточками на перемене казались вполне обычным делом, то их одноклассники юмора не поняли. Опять-таки возвращалось нежелательное внимание к персоне Хёнсока. В виду вышеуказанного совсем неудивительно, что госпожа Пак передала свое приглашение на ужин через Чону – его ожидали в резиденции в субботу около четырех часов. Без появления излишней тревоги не обошлось, было велико желание соскочить, но Пак Чону упорно промывал ему мозги. Да и он ведь обещал госпоже Пак, как-то нехорошо будет. Давно пора побороть эту трусость и перешагнуть установленные самим же собой барьеры. В субботу за час до назначенного времени за ним приехала машина, госпожа Пак предусмотрела и этот момент. Хёнсок, взволнованный, юркнул внутрь и уставился в окно, провожая заоконные виды. С самого утра он ходил на взводе, долго подбирал себе наряд и слушал расслабляющую музыку, даже пробовал медитировать. Все это не особо помогло, когда, выйдя из автомобиля и оказавшись у дверей шикарного дома, прямо на пороге его встретил Джихун. К слову о нем, на неделе Пак никак не проявлял себя по отношению к Чхве, и вообще был незаметным. Он сидел за своей партой и не обращал внимание ни на кого, только иногда переговаривался тихо с соседом Чону. Это было непривычно, чтобы вездесущий и шумный Джихун вдруг затерялся на фоне. Итак, Пак распахнул шире двери и пропустил гостя внутрь дома. Уже только один холл, ослепительно оливково-белый, с глянцевыми полами и потолком поразил взгляд Хёнсока. Он осмотрелся, стараясь не оказывать своей впечатленности и восторга, и вновь вернулся к лицу одноклассника. - Красивое ожерелье, - внезапно сказал Джихун, пристально глядя в чужие глаза. Хёнсока это бесконечно смутило, рука непроизвольно дернулась к изящной серебряной цепочке, украшающей его шею. Она безусловно ему тоже очень нравилась, и потому несмотря на долгие раздумья, парень все же осмелился ее надеть. История появления этого украшения была полна загадок и тайн. В день выписки медсестра занесла ему запакованный подарок и, Чхве, в приступе жгучего любопытства едва не разорвал упаковочную бумагу. Внутри в красивом черном футляре лежало это самое ожерелье, в которое парень влюбился моментально. Он безрезультатно искал записки или открытки, хоть чего-то, что намекнуло бы на отправителя подарка, даже расспрашивал медсестру, но вещь принес курьер, так что концы уходили в воду. Думая-гадая о дарителе, Хёнсок перебирал разные варианты: родители отпали, потому что считали, что у него и без того полно набралось этих побрякушек, друзья, то есть Йошинори, - тоже, так как это абсолютно расходилось с его обычным поведением, а больше идей не возникало – круг знающих о его страсти к украшениям был очень узким. Не подозревать же Асахи в самом деле, пусть он и засек хёнсоков онлайн-шоппинг на вечеринке у Харуто. В общем, кто бы ни был этот даритель, он желал остаться в тайне, и парень решил не зацикливаться на размышлениях о нем. Когда Пак сделал этот неожиданный комплимент, по ощущениям у Хёнсока поднялась температура и серебро нагрелось. Он почувствовал, как загорелось его лицо, а вместе с ним летел в пекло план не поддаваться на провокации Джихуна. Хотя была ли эта провокация? Ничего уничижительного за этим коротким комментарием не последовало, одноклассник лишь указал рукой направление движения. Чхве, склеиваясь обратно, прошел вперед и вскоре оказался в просторной столовой, отделанной в светло-бирюзовом оттенке. И тут его ожидал еще один неждан – за столом сидели все участники Т6. В голове тут же образовалась уйма вопросов: разве они не перестали общаться с Джихуном? Разве они не перестали общаться с Джэхёком? Между Харуто и Чону тоже уже все наладилось? - Я так рада, что ты пришел, Хёнсок-ши. - Госпожа Пак с лучезарной улыбкой встретила его на полпути. – Я подумала, что нам втроем будет немного неловко, и пригласила еще гостей, надеюсь ты не против? По сути Хёнсоку было наплевать, он уже имел опыт общения с каждым из этой компании, вряд ли что-то могло пойти еще хуже, чем уже есть. Так что парень отрицательно покачал головой, отвечая на чужую улыбку своей. - Замечательно. – Женщина указала на место рядом с Асахи. – Присаживайся, пожалуйста. Он послушно сел на это место и оказался по левую руку от Пак Миён, которая заняла место во главе стола, и напротив ее чудесного сына, прямо как и представлял тогда в больничной палате. Им подали блюдо, названия которого, естественно, Чхве не знал, но было понятно, что это что-то мясное. - Приступим, - тихо провозгласила хозяйка и взяла в руки вилку и нож. Хёнсок растерянно посмотрел на нее, и это остановило ее и всех других парней на полпути к тарелкам. Нет, проблема не была связана с невежеством парня, он знал, как пользоваться столовыми приборами европейского типа, потому что среди учебных предметов в школе им преподавали и этикет, да и кроме того обожал смотреть фильмы и дорамы про жизнь богачей, не зря же ему на ютубе вышла подборка ф4. Его смутило и удивило другое. - Приятного всем аппетита, - негромко произнес Хёнсок и поймал недоуменный взгляд Джихуна. Госпожа Пак захлопала глазами, а потом надтреснуто улыбнулась. В ее глазах парень увидел смутное ностальгическое чувство, красивое лицо просветлело, как будто она услышала то, что так давно не слышала, но очень ждала. - Ах, и тебе приятного аппетита! Спасибо! – Миён проговорила это взволнованно, но несчастная улыбка сменилась живой и искренней. Остальные парни повторили за ней пожелание, выглядело это сумбурно и странно, даже как-то чужеродно. Было видно, что им и самим неловко. Хёнсок вдруг подумал, что, может, в их кругах такая вежливость не в почете или обычно так в их домах не говорят. Как бы то ни было, он отмахнулся от всех размышлений по этому поводу и вслед за другими тоже приступил к трапезе. Блюдо было вкусным, но атмосфера за столом убийственно молчаливая, Чхве бы лучше поел на лавочке в парке, окруженный голубями, чем вот так. После того как все сложили вилки и ножи, наверно, по общему расписанию таких обедов-ужинов наступила пауза для распития напитков и неспешной светской беседы. Госпожа Пак для каждого из сидящих нашла по вопросу: учеба, спорт, хобби, здоровье. Как можно догадаться, Хёнсока спросили именно о последнем. - Всё в порядке, - ответил он с вежливой улыбкой. Это же так нормально делиться своим успешным выздоровлением после удара от парня, сидящего напротив него за столом. Пусть, мол, знает, что удар у него такой себе, слабенький, что за 7+ дней Хёнсок легко оправился. И подумав об этом, стало как-то обидно за самого себя. - Только вот, - продолжил парень, когда другие и не ждали. – Пропущу из-за травмы осенний кубок по футболу. Наверно, больше не буду играть вообще. У него правда рождались такие мысли. Футбол в школе был его отдушиной, вряд ли ему удастся в дальнейшем в университете продолжить заниматься спортом, так что грустно заканчивать эру школьного футбола вот так. Госпожа Пак разом приуныла, буквально как зеркало отражая все его эмоции. Было заметно, что она тщательно подбирала слова, чтобы как-то подбодрить или утешить, и уже этого было достаточно для Чхве, он был ей благодарен за ее искренние старания и сострадательность. - Мне жаль. – Хоть женщина и открыла рот для подготовленной речи, слова были произнесены вовсе не ею. Это был ровный и глубокий голос ее сына. – Ты действительно хорошо играл в футбол. Ну что тут сказать. Хёнсок был поражен до потери речи. Охренели и его друзья из Т6. Ну а мама выглядела безмерно гордой и довольной. - Ты видел мою игру? – не веря, уточнил Чхве. Именно эта деталь больше всего ошеломила его трясущуюся душу. - Видел, - подтвердил Пак. - И не раз. - Мы, то есть я, Асахи и Джихун, ходили на все домашние матчи, - внес чуть больше ясности Джэхёк, и сразу внезапно поднялся со своего стула. – Я прошу прощения. – Он сложил руки ладонями вместе и приложил к груди на манер тайского приветствия. – Я назвал подонком Джихуна, но сам ничем не лучше. И я заслуживаю твоей ненависти. Только в эту минуту Хёнсок кристально увидел, в каком состоянии пребывал его одноклассник. Джэхёк представлял из себя руины: потерянный взгляд, темные круги под глазами, заострившиеся черты лица, небрежность в одежде. Внезапно за него стало очень и очень страшно, как будто моргни, и он растворится в воздухе. - Я пойму, если вы все ненавидите меня, - продолжал горькую исповедь Юн, практически плача. – Оказалось, что я самый ужасный друг на свете. Госпожа Пак мигом поднялась со своего места и, подойдя к нему, увела за руку из комнаты. Всех накрыла гнетущая тишина. Хёнсок с тревогой смотрел на двери, за которыми скрылись двое, и надеялся, что женщине удастся утешить Джэхёка. - Какого хрена вы делаете в моем доме? – нарушил тишину Джихун, недовольно зыркнув на своих друзей. Потом быстро исправился, заметив шок на лице Чхве: – Этот вопрос касается всех, кроме Чхве Хёнсока и Пак Чону. Ах, спасибо и на том. А то знаете, Хёнсоку резко захотелось опрокинуть этот стол на голову Джихуна. Возможно, быстрое замечание спасло его несчастную головушку. - Это не только твой дом, - спокойно заметил Асахи, невозмутимо потягивая холодный лимонад. – Нас пригласила тетя, ты знаешь, никто бы не смог ей отказать. - Почему бы не сказать моей матери, что мы больше никакие нахуй не друзья? – едко спросил Пак. - Да, действительно, почему ты ей ничего не рассказал? – парировал Харуто, и их взгляды встретились как острые сабли. – Боишься вновь разочаровать? Не стоит, после случая с Хёнсоком – это пустяки. Ватанабе, кажется, знал, куда надо ударить, что бы получилось побольнее, это мигом отразилось на лице Джихуна. - Ты должен быть ему благодарен, - подхватил Чонхван, кивая на Хёнсока. – Он согласился на этот ужин и гипотетически может тебя простить, а, значит, и обелить твою репутацию в глазах тети. - Комплимента по поводу футбольных навыков, к слову, явно недостаточно, - добил Харуто. У Чхве голова готова было лопнуть от этих притворно-вежливых и одновременно оскорбительных речей. - Вы можете заткнуться!? – не выдержал Хёнсок этой глупой перепалки. – Там вашему другу плохо, а вы ругаетесь как сварливые аджумы! Четыре пары глаз вылупились на него с чистейшим офигеванием и частично презрением (Харуто не умеет по-другому). Где-то сбоку послышались тихие аплодисменты. Чхве повернул голову и увидел одобрительный жест со стороны Чону. - Ну хоть один нормальный нашелся, - кинул он, пристыжая своих друзей. – Пожалуй, лучше дружить с ним, чем с вами. Харуто на его последнюю фразу рассмеялся. И, знаете, один его смех уже звучал как оскорбление. Хёнсок сжался внутренне, так некомфортно ему стало от реакции Ватанабе. - Может быть, у вас и правда что-то получится, - сказал он, смерив их по очереди своим проницательным взглядом. Да, это звучало двусмысленно, не составляло труда распознать в этом жирный намек от Харуто на вовсе не дружеские отношения. Короче, он знал секрет Чону, и Чхве был уверен, что ему была известна личность возлюбленного друга. Может ли быть именно с этим связана причина разлада между ними? Возможно, однажды Хёнсоку откроется и эта истина, но пока что он не мог думать ни о чем другом, кроме как смятения от чужих намеков. Как бы он ни качал в себе искусственно храбрость, чтобы противостоять Джихуну, это не срабатывало в отношении Харуто. Этот парень все еще представлял из себя непостижимую уму фигуру, да и не хотелось бы до той поры, пока табель не окажется в его чистеньких руках, портить с ним отношения. - Тебе нравится твое ожерелье? – со слегка хитроватой улыбкой спросил Асахи, прерывая намечающуюся неловкую тишину в комнате. Хёнсок медленно кивнул, после резко приходя в себя. - Ты его прислал? - Нет. Я его выбирал, но оплатил кое-кто другой. Любопытство возродилось в нем с новой силой. - Кто? Хамада сделал изящный кивок в сторону Пак Джихуна, на что рассекреченный едва ли не взревел: - Асахи! - Ну, а что? – невозмутимо спросил Асахи, мужественно встречая чужую злость. - Тут заметили, что комплиментов недостаточно, я всего лишь хочу исправить их мнение о тебе. К тому же Хёнсок должен знать, что ты очень стараешься заслужить его прощение. Чхве медленно обработал полученную информацию в мозгу, вопросов становилось больше час от часу. А обстановка меж тем накалялась. - Ты – сука! – обвинительно выплюнул Джихун, вновь демонстрируя свою неприглядную вспыльчивую натуру. - Здорово, что мне больше не придется терпеть тебя рядом. Ножки стула громко проскользили по деревянному полу, своим резким звуком привлекая внимание каждого. - Что ж, я сыт, - это Харуто поднялся со стула и вышел из-за стола. Асахи и Чонхван одновременно поднялись вслед за ним и вышли из-за стола, покидая столовую. Красноречивый и в то же время пассивный жесткий ответ на чужой выпад. - Он помог выбрать тебе лучший подарок для Хёнсока, - заметил Чону, как только двери за ними закрылись. – не так ведут себя суки. И его слова были совершенно справедливы: тебе следовало хотя бы подписать свой подарок, а не прятаться за анонимками. – Джихун бросил на него свирепый взгляд. – Я всё понял. – Пак-младший, не теряя времени, вышел из-за стола. – Уже ухожу. И вот так они остались в столовой наедине. - Так, значит, это, - Хёнсок поддел пальцем цепь, - от тебя? – Пак кивнул. – И зачем? Младший состроил такое задолбанное жизнью лицо, что Чхве подумал, что его матери еще работать и работать над его воспитанием. И все же было забавно, что он сдерживал свою обычную дерзость, старался все-таки. - Как признание своей неправоты, - ответил Джихун. Ему и такие слова знакомы? Удивительно, но факт. - Ну, я этого не понял. – Старший пожал плечами. Он сказал это намеренно, чтобы подчеркнуть свою солидарность с предыдущими ораторами, нападение на Асахи было чересчур грубым и неуместным, на его взгляд. – Ладно. Ты признаешь, что не прав. Во всём? Пришло время очной ставки. - Ты действительно ничего не сделал против меня, - честно признал младший. - Я даже не был прав, когда сказал, что ты мне не нравишься. Это гадкое чувство буквально грызет меня изнутри. И извини за поцелуй, наверно было больно. - Было, - машинально ответил Хёнсок. - Губа заживала четыре дня. С сердцем в это время творилось нечто аномальное. Он правильно всё расслышал? В такой извращенной манере ему только что признались в любви? Как хорошо теперь мог понять Чхве чувства бедной Элизабет Беннет. - Лучше так, - спокойно рассуждал меж тем Джихун. Кажется, у него не было никаких проблем с осознанием собственной ориентации. - Или мы бы не ушли с той крыши. - Что?! Паку не нужно было отвечать досконально на поставленный вопрос. Хёнсок прочел в его взгляде всё, он увидел там, в черных больших зрачках, возможный сценарий того вечера. Что бы случилось, если бы поцелуй между ними не прервался? Если бы Джихун не оттолкнул его? Куда бы привела их двоих эта болезненно-жгучая близость? - Такова правда. Ты ее хотел, ты ее получил. Хёнсок сам не свой встал и, обойдя стол, подошел к так же поднявшемуся Джихуну. Без лишних слов он сделал то, о чем давно мечтал – ударил по самодовольному лицу, раня скулу. И ударил бы и по второй – для симметрии, но Пак перехватил сначала одну руку, потом и вторую, и оттеснил старшего к стене, прижимая. Хёнсок упрямо поднял подбородок, встречаясь с ним взглядом и стремясь передать всю свою ярость. Мир между ними замер. Слишком клишировано, но Чхве правда пережил сотню жизней в своей голове, пока время тянулось в этой комнате, наперекор законам физики. Джихун наклонился к нему, обхватывая губами его губы. Хёнсок ожидал дежавю, жмурился, готовясь почувствовать болезненный укус, но ничего. Поцелуй был совсем не похож на тот самый, первый между ними, гораздо более чувственный и опьяняющий. Волнами поднялись прежде лишь смутно знакомые эмоции, у него подгибались пальцы ног и по телу растекался жар. Хёнсок под воздействием другого, как бы странно это не показалось, сдался, расслабляя руки, и их тут же перехватили более нежно и мягко. Всё было забыто и потеряно, мир был послан куда подальше, и это длилось ровно до того момента, как распахнулись двери и на пороге появилась мама.