Прислуга

Лежа в постели, сквозь сон Фрэнк услышал, как тихонько скрипнула дверь в его комнату. Легкими шажками, стараясь не наделать шума, кто-то пробрался в спальню, чем-то при этом шелестя. Он не открыл глаза, почуяв, что этот кто-то подошел к нему, и продолжал притворяться спящим, даже после того, как незваный гость споткнулся о ножку кровати и пробубнил еле слышное «Черт». Послушав с полминуты, как посетитель пытался оправиться от полученной травмы, восстанавливая сбившееся от боли дыхание, он почувствовал, как под ним прогнулся матрас. Непрошеный визитер, личность которого без труда определялась по ранее услышанному ругательству, бесцеремонно устроился на его бедрах, усаживаясь сверху. Подобное наглое вторжение в личное пространство, которое теперь уж точно гарантировало ему совсем нежеланное пробуждение, взбесило Фрэнка. Но вместо хныканья или доброй порции матов он решил действовать иначе. Резко распахнув глаза и уставившись на «персональный будильник», он громко воскликнул: – Бу! – Боженька, блять, всемогущий! Фрэнк! – с выпученными от страха глазами, хватаясь за сердце, прокричал Боб. – Видел бы ты свое лицо, – сотрясаясь от хохота, произнес Фрэнк, а просмеявшись, добавил: – Какого, собственно, хрена? Друг явно не разделял его веселья и, продолжая держаться за сердце, гневно на него смотрел. – Пришел тебя с днем рождения поздравить, придурок! – Ну так поздравляй, – он театрально закатил глаза и подложил руки под голову. – С днем рождения, – совсем не по-праздничному пробубнил Боб, – придурок. Фрэнк расплылся в довольной улыбке, и друг тут же последовал его примеру. Заерзав на имениннике и достав из-за спины то, чем не так давно шелестел, он протянул Фрэнку подарок, обернутый в красочную бумагу. Тот сразу же принялся рвать подарочную упаковку с таким энтузиазмом, что даже язык от усердия высунул. Однако, спустя мгновение, от воодушевления не осталось и следа. Ему на смену пришло удивление, заставив брови ползти куда-то вверх. – «Сумерки»? Серьезно?! – с недоумением воскликнул Фрэнк. – Ну, ты же любишь вампиров… – Слушай, чувак, ты сидишь верхом на мне в моей кровати, что само по себе пиздец, как странно. Да еще и даришь мне… это? Последнее слово он произнес со смесью досады и отвращения в голосе, и Бобу полагалось, как минимум, оскорбиться, но тот, напротив, только покатился со смеха. Фрэнк вообще перестал что-либо соображать и только вопросительно смотрел на друга, трясущегося от хохота и посылающего своим телом вибрации, заставляя матрас ходить ходуном. – О, Фрэнки… видел бы ты свое лицо, – в перерывах между смешками выдавил из себя Боб и полез в карман куртки, чтобы на этот раз достать из него коробочку поменьше. – На самом деле, я принес тебе кое-что другое. А все это, – он заерзал на бедрах Фрэнка, показывая, что говорил именно о своем странном положении, – для большего эффекта. С этими словами он взглянул на Фрэнка и заговорщицки ухмыльнулся, убедившись, что тот по-прежнему ничего не понимает. Фрэнку оставалось лишь недоуменно наблюдать за его действиями. Подозрительный прищур тут же исчез с его лица, стоило Бобу открыть коробочку и высыпать ее содержимое прямиком на него. Глаза Фрэнка расширились и стали похожи на блюдца. – Какого… – он приподнялся, опираясь на локти, и принялся разглядывать устроенный беспорядок. Вся кровать, постельное белье, да и сам он были устланы маленькими разноцветными треугольничками. Фрэнк взял один из них, и его губы тут же растянулись в радостной улыбке. – Медиаторное конфетти в честь именинника! – торжественно воскликнул Боб, слезая с кровати. – Блин, чувак! Спасибо огромное! Он последовал примеру Боба и поднялся с постели, заключая того в объятия. Пара приставших к футболке медиаторов с еле слышным звуком упали на пол, когда приятель обнял его в ответ. – Ну, какие планы на вечер? У Джессики родители сваливают, и она устраивает вечеринку в твою честь. – Ага, прям так и в мою! – скептически заметил Фрэнк. – Ну… вообще-то в честь Хэллоуина. Но ты почетный гость! Он одарил его взглядом «Ну ты, Бобберт, и трепло», а затем сказал: – Мне на работу нужно. – Чувак! Ты что не можешь пропустить? – Боб плюхнулся на кровать, отчего разноцветные треугольники подпрыгнули на матрасе. – Позвони этому пердуну, скажи, что заболел… – Он не пердун! – резко оборвал его Фрэнк. Боб вытаращился на него, а затем приложил ладонь к щеке и чуть слышно зашептал: – Божечки, Фрэнки. Все так серьезно? Мне стоит волноваться? – Иди ты… – Но, это что же получается… ты меня бросаешь? – не унимался он. – Ой, да заткнись уже! – Фрэнк пытался звучать строго, но не смог сдержать улыбки. – Я приду на работу пораньше, а значит, раньше освобожусь и успею на вечеринку «почти в мою честь». Уставившись на него, Боб пару секунд прикидывал что-то в уме. Поймав его недоверчивый взгляд, Фрэнк вскинул брови, как бы давая немое обещание. – Ладно! – наконец, согласился парень и поднялся с кровати. – Я тогда пойду к Джесс. Ну, знаешь... Дом помогу украсить. – Ага. Смотри не переусердствуй там, Ромео. Губы Боба растянулись в широкой улыбке, отчего он стал похож на довольного кота. Еще раз поздравив с днем рождения и попрощавшись, он вышел из комнаты и оставил Фрэнка в одиночестве. Наскоро прибрав устроенный им беспорядок и собрав в коробочку разбросанные по всей кровати медиаторы, Фрэнк отправился в ванную, привести в порядок и себя, а после зашагал на кухню, чтобы позавтракать. Все его надежды на праздничный завтрак рухнули, когда он понял, что чаевничать ему придется наедине с самим собой. На кухонном столе обнаружилась записка от мамы, в которой говорилось, что ей срочно пришлось убежать на работу. Рядом с листком бумаги стоял блестящий красный пакет, и, опечаленная от вынужденного утреннего одиночества в собственный праздник, мордашка Фрэнка тут же сменилась на радостную, стоило ему только заглянуть внутрь. Он выудил из пакета коллекцию игр для приставки, которую давно хотел, а вместе с ней и открытку. Его глаза непроизвольно закатывались к потолку, пока он читал все эти милые глупости, написанные мамой. Эти ласковые словечки и сюсюканье, которыми не пренебрегают родители, потому что, сколько бы лет нам не исполнилось, мы, кажется, все равно останемся для них розовощекими карапузами. Хоть он и находился в доме один, ему все равно казалось необходимым изо всех сил сдерживать улыбку, невольно трогавшую губы от всех маминых «Мой малыш Фрэнки», потому что он уже взрослый, черт возьми! Закончив с открыткой, Фрэнк отложил ее в сторону и достал из холодильника торт, о существовании которого узнал из прочитанной ранее записки. Он провел пальцем по краю коржа, таким образом обмакивая его в воздушные сливки, а затем облизнул. Вдруг на него вновь накатила волна грусти. Как-то несправедливо было сидеть тут и есть торт в одиночестве в свой собственный день рождения. В Хэллоуин! Праздник, который он обожал, казалось, всю свою жизнь. Поэтому, не желая больше оставаться наедине со своими мыслями, он убрал торт обратно в холодильник и поспешил отправиться на работу. Грустные размышления тут же покинули голосу, стоило только выйти за порог. Весь район был уже готов к празднику, и Фрэнк с интересом рассматривал украшенные дома соседей. Как же он обожал это! Все эти бутафорские паутины, летучие мыши, свисающие с деревьев, сидящие на крыльце скелеты, злобные и не очень рожицы, вырезанные на тыквах. Улицы стали мрачными и красочными одновременно. Фрэнку нравился этот праздник, даже больше, чем Рождество. И не только из-за того, что он родился в этот день. Ему нравилась сама атмосфера. Поначалу, конечно, когда он был еще маленьким и ходил с соседскими мальчишками по окрестностям попрошайничать сладости, больше всего его привлекала возможность нашкодить и остаться безнаказанным. Он вымазывал двери отказавшихся давать дань соседей сажей и из года в год пугал старушку миссис Томпсон, когда та вечером на кухне заваривала себе чай. Они с ребятами подходили к ее окошку и тарабанили по нему окровавленной пластиковой рукой, отчего женщина страшно пугалась и подолгу охала. Но когда Фрэнк повзрослел, понял, что миссис Томпсон, безусловно, притворялась, да и сладости больше не радовали так, как в детстве, он начал вдумываться в саму историю праздника. Он очень любил фильмы ужасов и все эти страшные истории, и ему нравилось размышлять о том, что в канун Дня всех святых миры живых и мертвых пересекаются и потусторонние обитатели пробираются на землю. Безусловно, самая интересная часть начиналась с приходом сумерек, когда на город опускалась тьма и жуткие мистические декорации освещали лишь тыквы-фонарики. Но и сейчас, при свете белого дня, Фрэнк загляделся на двор, который больше походил на кладбище. От мыслей о том, как же круто будут смотреться эти могильные плиты с наступлением темноты, его отвлек звонкий лай. Парень машинально оглянулся на источник шума, и его губы тут же тронула улыбка. Позади него прогуливалась молодая пара, чей питомец – маленький толстенький мопс – был наряжен в костюм банана. Хотя из-за своей комплекции больше походил бы на тыкву, будь оттенок наряда чуть темнее. Проводив пару и их забавную собаку, смешно перебирающую тоненькими ножками, взглядом, пока они не скрылись за поворотом, Фрэнк отправился наконец на работу. Вся атмосфера мистичности и таинственности, царившая вокруг, испарилась, стоило ему только переступить порог ворот, ограждающих территорию резиденции Уэев. Это было так странно. Будто он сделал шаг и очутился на другой планете или провалился в кроличью нору. Хотя и то, и другое, было бы намного красочнее и интереснее. Во всем огромном дворе не было ни единого намека на праздник, царящий за его пределами. Ему подумалось, что, возможно, Уэи просто еще не украшали территорию, но внутри обнаружится целый склад всяких интересных штуковин, которым обязательно найдется применение в саду. Все ожидания лопнули, как мыльный пузырь, когда, вместо груды черепов и бутафорских отрезанных пальцев, он застал в гостиной лишь мистера Уэя, непринужденно развалившегося на диване и листающего какой-то журнал. Подумав, что босс, как и все художники в воображении Фрэнка, просто чертовски странный и, возможно, любитель минимализма, он отправился на кухню, надеясь обнаружить там хотя бы одну тыкву. Ведь даже самые чокнутые минималисты оставили бы ну хоть этот обязательный атрибут праздника. Но он опять промахнулся. Ничего примечательного, кроме нескольких чашек в раковине, он не нашел. Вот тогда его терпение и затрещало по швам. Полный неизвестно откуда взявшейся решительности, он направился в гостиную и, встав прямо перед мистером Уэем, для пущей убедительности упираясь руками в бока, задал вопрос: – Что здесь происходит? Опустив журнал, тот посмотрел на него, затем оглядел комнату и спокойно произнес: – Ничего здесь не происходит. – Вот и я о чем! – вскрикнул Фрэнк. Ему явно не хватало безмятежности, которая окутала расположившегося на диване начальника. – Сегодня же Хэллоуин! А у Вас даже тыквенной семечки в доме не найдешь. – Ах, ты об этом. Не вижу смысла все утро развешивать по углам паутину, чтобы потом все следующее утро ее убирать, – мистер Уэй отвечал размеренно, в то время как брови Фрэнка непроизвольно ползли вверх от каждого произнесенного им слова. – Сэнди уже вышла из возраста, когда ее забавляли летучие мышки на ниточках. Она идет на какую-то вечеринку, я остаюсь один. И предпочитаю бесполезным занятиям чтение статьи об Артуре Рэкеме. С этими словами он снова углубился в чтение, закрыв журналом лицо. Ненадолго. Все та же, неведомо откуда появившаяся, решительность, теперь распространилась на пальцы Фрэнка, и он, взявшись за край журнала, потянул его вниз, встречаясь взглядом с боссом. – Мистер Уэй, это совсем не круто. Посмотрите! – он оторвал пальцы от глянцевых страниц и обвел рукой комнату. – У Вас такой огромный дом, да здесь разгуляться можно! И даже крохотной тыковки нет. Все это пространство бездарно пустует. Да Вам, как художнику, стыдно должно быть. И это в такой крутой праздник! Все американцы обожают Хэллоуин! Вы ведь американец? – Вообще-то, у меня есть итальянские корни… – И неспроста обожают! – не дал договорить Фрэнк. – Потому что это самый крутой праздник в году. И я говорю так не потому, что у меня день рождения… – У тебя день рождения? О, Фрэнк, мог бы не приходить... эм... – мистер Уэй поднялся с дивана и, протягивая руку, произнес: – С днем рождения. Парень был настолько смущен в этот момент и даже не сразу сообразил, что сам нечаянно только что проболтался, пару секунд недоумевая, откуда мистер Уэй знает, когда он родился. Когда способность мыслить к нему все-таки вернулась, он протянул свою руку в ответ и пожал руку начальника. Безусловно, Фрэнк мог прямо сейчас попросить отпустить его домой, но все, на что его хватило, лишь тихонько произнести «Спасибо». Его воодушевленный монолог был настолько внезапно прерван, что весь запал исчез так же скоро, как и появился, заставляя неловкое молчание воцариться в комнате. Неизвестно, как долго продолжалась бы эта немая сцена, в которой Джерард смотрел на Фрэнка, а тот изучал ковер под ногами, если бы не раздавшийся наверху грохот и последовавший за ним вопль. Фрэнк встревоженно посмотрел на мистера Уэя, на что тот лишь отмахнулся. – С самого утра так. – А что случилось? – поочередно оглядываясь то на него, то на лестницу, ведущую на второй этаж, спросил он. Мистер Уэй только хмыкнул в ответ и пожал плечами. – А узнать не хотите? – О, нет, – поднимая руки вверх, будто сдается, произнес мужчина и присел на диван. – Предпочитаю не попадаться ей на глаза, и тебе не советую. Она с утра ясно дала понять, что не желает ни с кем разговаривать, когда чуть не надела мне на голову кружку с горячим кофе. – Но ведь… – снова долетевший сверху матерный крик заставил Фрэнка вздрогнуть, – господи! Но ведь это ненормально. Может, что-то серьезное случилось. Мужчина снова лишь пожал плечами. – Я пойду, посмотрю. А то она там весь дом разнесет, а мне убирать потом. – Удачи, – по-доброму усмехнувшись, сказал мистер Уэй и вновь принялся за свой журнал. Под звон чего-то, что, по ощущениям, ритмично разбивалось о пол, Фрэнк поднялся по лестнице. Обнаружив коридор второго этажа пустым, он облегченно вздохнул. «Ну, слава тебе господи, масштабы бедствия хотя бы не вышли за пределы ее комнаты», - подумал он и легонько толкнул дверь в спальню Сэнди. – Ого! – случайно вырвалось из его рта, и хозяйка комнаты обернулась. Она уже была в своем костюме: черные кожаные штаны, облегающие стройные ноги и темно-серая майка с орлом, с рваными краями. Левое предплечье Сэнди украшал витиеватый узор, по которому Фрэнк и догадался, что она решила нарядиться в Джоан Джетт. Он без колебаний признал бы этот костюм одним из лучших, если бы не ее длинные волосы, мягко струящиеся и ниспадающие на плечи, но, увидев позади на письменном столе черный парик с рваной стрижкой, понял, что Сэнди продумала образ до мелочей. – Классно выглядишь! Думал, ты будешь в костюме медсестры или, ну... пиратки. А ты… круто! – Будь я тупицей без фантазии, то непременно нарядилась бы медсестрой, – ехидно заметила Сэнди, уставившись на него густо подведенными глазами. – Ты, вообще, что тут забыл? – Просто ты кричала, и я… – А ты у нас что, гребаный супермен? – резко оборвала он. – Ты же горничная, вот и иди, подметай или что ты там обычно делаешь. – Все понятно, – обижено буркнул Фрэнк и развернулся к двери, собираясь покинуть комнату. Опустив веки, Сэнди одними губами произнеся беззвучное «Блять», а затем открыла глаза и сказала: – Подожди! Фрэнк остановился на пороге и обернулся. Он смотрел на нее, вскинув брови, как бы спрашивая, чего еще ей надо, и ожидая очередную порцию хамства с ее стороны. – Прости, – тихо сказала она и отвела взгляд от расширившихся до размера грецкого ореха глаз Фрэнка. – Прости, ты тут ни при чем, а я срываюсь и порчу тебе праздник. Пусть хоть у кого-то он удастся. – Т-ты, блин, шутишь что ли? – заикающимся от неожиданных извинений голосом пролепетал Фрэнк. – Твой наряд просто супер! Мистер Уэй сказал, что ты собираешься на какую-то вечеринку. Да ты там будешь самой крутой! С чего это твой Хэллоуин не удастся? – Ни с чего! – воскликнула Сэнди и замолчала. По опыту он знал, что так обычно бывает с девчонками: сначала они говорят «Ничего», а через некоторое время дамбу их молчания прорывает, и они выкладывают все, как на духу. Поэтому он не произнес ни слова, а просто ждал. – Да с того, что вы все уроды вонючие! – спустя несколько мгновений тишины произнесла Сэнди, тем самым полностью подтверждая его теорию. – Кто «мы»? Горничные? – шутливо спросил Фрэнк, и она, казалось, впервые одарила его искренней улыбкой. – Нет. Парни. Все вы одинаковые. И надо было мне узнать все именно сегодня... – она отвернулась от него и будто разговаривала сама с собой. – Когда я уже этот дурацкий костюм напялила. Теперь снимай все это… – Ага, сними. И скорее в кроватку, обнимать подушку и плакать. Тон Фрэнка заставил ее обернуться и недоуменно уставиться на него. Парень и сам был слегка шокирован тем, как твердо он звучал. – Хватит сопли тут распускать. Где та Сэнди, которая терроризировала меня два месяца? Иди и покажи этому придурку, что он потерял. Только это... не переусердствуй. Последние слова он произнес мягче, вспомнив недавнюю историю с полотенцем. Сэнди хотела что-то возразить и уже даже открыла рот, но Фрэнк как-то по-непривычному решительно смотрел на нее, и она лишь вздохнула и кивнула головой. Он улыбнулся своей маленькой победе и осознанию того, что впервые поговорил с ней по-нормальному, и собрался выйти из комнаты, но Сэнди вновь окликнула его. – Фрэнк! Веселого Хэллоуина, – сказала она, и уголки ее губ поползли вверх. – Веселого Хэллоуина! – так же улыбаясь, ответил он. Рабочий день быстро подходил к концу. То ли оттого, что Фрэнк старался сделать все поскорее, и ему было просто некогда следить за временем, то ли оттого, что он пребывал в отличном настроении после негласного перемирия с Сэнди. Как бы там ни было, он с легкостью расправился со своими обязанностями и собирался доложить об этом боссу. Войдя в дом с заднего двора, на котором он собирал в аккуратные кучки уже успевшую опасть листву, он прошел в гостиную и застал мистера Уэя глядящим в окно. На улице уже смеркалось, и Фрэнк невольно подумал, как здорово бы смотрелся сейчас двор, будь тот украшен, как следует. – Мистер Уэй, я все, – окликнул он, отчего мужчина еле заметно вздрогнул и обернулся. – Отлично, можешь идти. Только… – Джерард обогнул его и подошел к журнальному столику, на котором лежал его альбом. Он вырвал из него один лист и протянул Фрэнку. – Вот. Счастливого Хэллоуина. И дня рождения. Посмотрев на рисунок, Фрэнку не удалось сдержать улыбку. На нем был изображен, как он понял, он сам, только в эдаком варианте для комиксов. Руки Фрэнка на рисунке крепко обнимали тыкву, прижимая ее к груди с таким усердием, что он высунул кончик языка. А вверху была надпись: «О боже, как же я люблю Хэллоуин!». – Спасибо огромное, мистер Уэй! Так круто! – воскликнул он и, пожелав веселого праздника в ответ, попрощался и направился к выходу. Уже будучи практически на пороге, он вдруг резко остановился. После того, что сделал мистер Уэй, он не мог просто так уйти. Сэнди уже отправилась на вечеринку, а значит он остается в этом огромном доме совсем один. «И что он будет делать? Пялиться в окно?» Не хотелось оставлять его в одиночестве. Можете считать Фрэнка маленькой феей, несущей всем добро, но ему не нравилось, что в его любимый праздник кто-то будет грустить в пустом и ни капельки не украшенном доме. И не просто «кто-то», а главным образом мистер Уэй. Поскольку он считал, что тому и без того хватало о чем грустить. Именно поэтому, развернувшись, он вновь прошел в гостиную, где напоролся на озадаченный взгляд. – А давайте посмотрим какой-нибудь фильм! – стараясь звучать как можно более непринужденно, воскликнул Фрэнк. – Украшений у Вас в доме не имеется, но хоть «Битлджус»-то найдется? Это же классика. – А как же твои друзья? Тебя наверняка ждут… – Да все нормально! – соврал он, на секунду задумываясь, какие маты на него посыпятся от Боба. – А мама все равно на работе, так что, давайте, где ваша DVD-коллекция? Не дожидаясь ответа, Фрэнк сам зашагал в нужном направлении, потому что он, вообще-то, пыль с этих дисков смахивает и, конечно, знает, где тут что находится. Быстро отыскав нужный фильм, он протянул его мистеру Уэю, а сам поспешил устроиться на диване, будто боясь, что кто-то займет лучшие места. Джерард включил телевизор, вставил диск в проигрыватель и, погасив свет, тоже расположился на диване. Стоило только зазвучать зловеще-забавной музыке, а макушкам деревьев замелькать на экране, как они с Фрэнком переглянулись и оба растянули губы в улыбке. Он уже видел этот фильм. На самом деле, он видел его уже раз тридцать шесть. И не то чтобы он ему не нравился, напротив, «Битлджус» был одним из его любимых фильмов, просто гораздо интересней сейчас было краем глаза наблюдать за мистером Уэем, чем за происходящим на экране. После того, как неделю назад между ними состоялся откровенный разговор, точнее сказать монолог, он почти каждый день возвращался к тому моменту и прокручивал его в голове. С той самой минуты, как мистер Уэй открылся ему и рассказал кусочек своей жизни, он автоматически стал самым интересным человеком, которого Фрэнк когда-либо знал. Мистер Уэй взрослый, он художник, довольно умный, по меркам Фрэнка, и печальный. Узнав немного о его жизни, ему захотелось знать о ней все. Возможно, именно поэтому он поначалу следил за ним боковым зрением, а потом, надеясь остаться незамеченным в темной комнате, которую освещал лишь экран телевизора, и вовсе повернул голову. Парень внимательно изучал его профиль. Вообще-то, он уже неделю занимался этим украдкой, задерживаясь на мистере Уэе взглядом, пока тот увлеченно рисовал посреди гостиной или разговаривал с кем-нибудь из издательства по телефону. Но еще никогда ему не доводилось разглядывать его так близко. Он мысленно отметил, что у него практически идеальный профиль. Практически, потому что Фрэнк не верил в существование чего-либо идеального и, напротив, всегда старался искать совершенство в несовершенном. Да, при всем своем, на первый взгляд, дерзком облике, он был тем еще романтиком. На забавных моментах по ходу фильма мистер Уэй мягко улыбался, иногда обнажая свои маленькие, похожие на детские, зубы, и неглубокие лучики морщинок обрамляли внешние уголки его глаз. Фрэнк задумался: что если каждая морщинка – это след от какой-то пережитой печали, и не заметил, как, за подсчетом их на лице Джерарда, медленно провалился в сон.