Прислуга

Фрэнк проснулся рано. Боб все еще мирно посапывал, свесив одну ногу с маленького диванчика в гостиной, когда тот, стараясь не наделать много шума, спустился на первый этаж, накинул куртку и, потихоньку отперев замок, скользнул за дверь. Утренний декабрьский мороз тут же защипал нос, и, хоть Фрэнк непроизвольно поморщился, ему нравилось это ощущение. Хотелось верить, что свежесть воздуха поможет ему прояснить разум и прогнать навязчивые мысли, которые все никак не желали покидать его головы. Именно сейчас Фрэнку совсем не хотелось думать о мистере Уэе и случившемся, да и отправляться сию минуту в особняк было бы чертовски глупо. Все-таки действительно было еще рано, и нормальные люди, которые не набрасываются на начальников с поцелуями и не страдают потом от угрызений совести, просыпаясь в воскресенье с первыми птицами, нормальные люди, вроде Сэнди, все еще спят. И, не то чтобы Фрэнк оттягивал момент появления в доме Уэев настолько, насколько это возможно. Просто он не хотел выглядеть вконец обезумевшим типом, который сначала, не говоря ни слова, вылетает из особняка, а затем спозаранку долбится в парадную дверь. Поэтому решил немного прогуляться по только-только пробуждающемуся городу, и заодно купить подарок для Сэнди, чтобы поздравить ее с наступающим Рождеством в ответ и, как он надеялся, хоть немного смягчить удар куда-нибудь в челюсть, который она, без сомнений, захочет ему нанести, когда узнает, что он, в общем-то, пришел попрощаться. Добравшись до центра города, Фрэнк ненадолго заглянул в одну из кофеен и, вооружившись стаканчиком с горячим кофе, отправился вдоль по улочке с маленькими магазинами, которые, казалось, всегда открыты и ждут посетителей, тем более в это время года. Остановившись на пару мгновений, выуживая из кармана пачку сигарет, его взгляд невольно упал на одну из витрин. Кроме прочей, такой обычной сейчас, рождественской мишуры, в ней красовался плакат с Дэвидом Боуи, одетым в колпак Санты. Фрэнк хмыкнул себе под нос и, позабыв о прежнем намерении покурить, двинулся прямиком к дверям магазинчика со столь забавным оформлением. Как и предполагал Фрэнк, это был музыкальный магазин, что показалось ему, как нельзя, кстати. Хоть Сэнди и обожала многие вещи, что нравились ее сверстникам-парням, назвать ее пацанвой язык не поворачивался, и Фрэнк был уверен, что она очень обрадовалась бы какой-нибудь девичьей штуковине в подарок. Вроде заколки или украшения. Только вот сам он совершенно в таких вещицах не разбирался. К тому же, хотелось в полной мере выразить в подарке то, что воцарившийся между ними мир и зарождающиеся дружеские отношения очень важны для него, поэтому он не хотел дарить ей очередную, пусть и красивую, но безделушку. Ему хотелось, чтобы подарок нес в себе какие-то эмоции, и, в то же время, заставлял владелицу подобные эмоции и переживать. Например, книга или музыкальный диск. Он сделал выбор в пользу последнего по многим причинам. Во-первых, Сэнди сама подарила ему диск со своими любимыми песнями, и Фрэнку казалось отличной идеей поделиться с ней чем-то подобным в ответ. А, во-вторых, если задуматься, так уж вышло, что вся недолгая история их отношений, так или иначе, была связана с музыкой. В первый день они разговорились о любимых исполнителях, концертах, на которых побывали, и Сэнди даже дала Фрэнку потрогать свою гитару, а это чертовски важный момент, спросите любого, у кого есть своя собственная. И, пусть дальше события развивались не совсем ровно и благополучно для нервной системы Фрэнка, именно музыка, хоть и косвенно, но помогла им вновь немного сблизиться, когда на Хэллоуин он похвалил ее костюм и подбодрил ее. Или, когда он принес гитару, чтобы научить играть мистера Уэя, и они хихикали, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не рассмеяться в голос, когда с кухни наблюдали за его измученным взглядом и неумелыми попытками сделать хоть что-нибудь. Фрэнк остановился между полок с разноцветными коробочками с дисками, машинально поглаживая кончиками пальцев одну из них. Ну, естественно, он мысленно застопорился на самой волнительной части того дня, а именно – на моменте, когда собственными пальцами сжимал руку мистера Уэя, удерживая ее на грифе гитары, чтобы у того наконец получился его первый, практически самостоятельно взятый, аккорд. Он будто и сейчас чувствовал тепло и мягкость кожи мистера Уэя под подушечками своих пальцев, будто наяву видел его темные сияющие, как два Солнца, глаза, неглубокие морщинки вокруг которых были словно их лучики. Эту радостную, совершенно по-детски беззаботную улыбку, мягко покоящуюся на его губах. Губах, которые он вчера целовал. Как бы ни старался Фрэнк, как бы ни оттягивал момент и ни отгонял от себя мысли о нем и всем случившемся, абсолютно любые размышления в конечном итоге приводили его к воспоминаниям о вчерашнем вечере. Он не имел ни малейшего представления, как пройдет их сегодняшняя встреча, и это незнание страшило его. Несмотря на заверения, данные вчера Бобу, сейчас он уже не был так уверен в том, что, забудь мистер Уэй произошедший инцидент и позволь он остаться ему на прежней должности, пусть даже с меньшей зарплатой (или вовсе на добровольных началах), он бы не вцепился в это предложение, как утопающий в спасательный круг. И ему хватало мужества признать, что это не только из-за Сэнди. – Эй, ребенок, не спи! – вдруг вырвал из вихря собственных мыслей чей-то голос. – О чем задумался? – О том, что от себя не убежишь… – будто все еще в трансе, пролепетал Фрэнк, потихоньку оборачиваясь, чтобы посмотреть, кто к нему обращался. Перед ним стоял мужчина, полноватый и темнокожий. В своих крупных ладонях он держал несколько виниловых пластинок, а в нагрудном кармане его светлой клетчатой рубашки Фрэнк смог разглядеть очертания круглой коробочки, похожей на те, в которых продается жевательный табак. – Мда… зря я поторопился назвать тебя ребенком. Но, все же, не думаю, что ты пришел сюда за лучшими хитами Синди Лопер. Мужчина широко улыбнулся, обнажая большие зубы и, вскинув брови, кивнул в сторону полки, у которой стоял Фрэнк. Тот проследил за его взглядом и обнаружил собственную руку, крепко сжимающую диск с платиновой блондинкой на обложке. – Нет, – тут же ответил он, неловко разжимая кисть и опуская руку в карман. – Но ты не стесняйся, если что. Я чего только не повидал на своем веку, – задорно подмигнул мужчина, опускаясь на одно колено и принимаясь укладывать пластинки в коробки, стоящие на полу. – И ко всяким вкусам отношусь с пониманием. Эта дамочка, может, и не такая голосистая, как Элла Фицджеральд, но тоже ничего. Музыка, она вся, сама по себе, занятие достойное. – Я согласен с Вами, но все равно нет. Мне бы что-нибудь… позадорнее. Фрэнк озадаченно сверлил глазами седовласую макушку своего нового знакомого, пытаясь подобрать нужное слово, но недолго. Мужчина резко обернулся и поднял на него темные глаза. – Задорнее, чем Синди Лопер? АББА? Он с полминуты смотрел на Фрэнка самым невинным, на который только был способен, взглядом, что парень даже слегка растерялся и подумал было, что он это всерьез, и у старика дела совсем плохи. Но, не выдержав заметно озадаченного выражения лица, мужчина вдруг залился смехом, и его хриплый низкий хохот разнесся по небольшому помещению. Фрэнк, не скрывая облегчения, выдохнул и тоже принялся хихикать над шуткой мужчины, пока тот, не спеша, поднимался с колен, опираясь на поданную ему руку. – Нет, – наконец просмеявшись, продолжил разговор Фрэнк. – Я имею в виду, что-нибудь заводное, веселое… – он снова поймал на себе игривый взгляд старика и поспешно добавил: – И что-нибудь не из того, что звучит на вечеринках в домах престарелых. – А ты забавный парень! Как твое имя? – Фрэнк, сэр. – У! Как Фрэнк Синатра? – Нет, сэр. Он, вроде, Фрэнсис. Я просто Фрэнк. – В любом случае, это достойное имя для достойного юноши. – Мужчина ободряюще похлопал его по плечу и, жестом приглашая за собой, развернулся и прошел вглубь магазина. – Только не надо мне этих «сэр», ладно? Мы народ простой. Зови меня Эрл. Так, что тут у нас… Эрл принялся что-то искать на одной из витрин, пока Фрэнк оглядывался по сторонам. Это был один из тех музыкальных магазинчиков, откуда не хотелось уходить. Никакой грохочущей музыки, бьющей по ушам так, что невозможно услышать собственных мыслей. Хоть сейчас ему, может, и недоставало того, чтобы кто-нибудь выключил громкость внутри его головы, все же, Фрэнку никогда не нравилась эта особенность некоторых музыкальных отделов. А здесь он чувствовал себя более чем комфортно. Магазин хоть и был действительно небольшим, но по количеству стоящих тут и там коробок с пластинками и дисками и по содержимому на полках, можно было сразу понять, что ассортиментом он не обделен. Здесь имелась даже небольшая витрина со всякими примочками для музыкальных инструментов, вроде барабанных палочек или медиаторов. Но вот самих инструментов Фрэнк не заметил. Зато на стенах было много плакатов с музыкантами, играющими во всех направлениях, от Оззи до Мадонны, и Фрэнк неслышно хмыкнул, вспомнив странный плакат с Боуи, который изначально и привел его сюда. Однако спросить о нем владельца не решился. Вместо этого он принялся изучать целую галерею портретов за его спиной. Здесь, насколько понял парень, были только портреты именитых блюз- и джаз-исполнителей и, в отличие от других плакатов, просто прикрепленных к стенам на кнопки, эти фотографии были заключены в рамки, отчего сразу становилось понятно, что для человека, украшавшего эти стены, они играли особую роль. – Кое-что в твоем лице, – вновь привлек к себе внимание и, с улыбкой указывая взглядом на колечки в носу и нижней губе Фрэнка, начал Эрл, – натолкнуло меня на мысль, что тебе, мой юный друг, это придется по душе. Он протянул ему диск, и стоило только Фрэнку взять его в руки и прочитать название, красующееся вверху, как глаза у него заметно округлились. – Вот только не нужно мне этих взглядов! Я же сказал: я разбираюсь кое в чем, – не преминул ответить Эрл и, снова хрипло посмеиваясь, опустился на стул за прилавком. Фрэнк держал в руках диск и не знал, что ответить. Это была одна из самых классных групп, исполняющих панк-каверы, из ему известных, и их музыка, на самом деле, могла бы стать тем, чем ему захотелось бы поделиться с Сэнди. – Огромное спасибо, Эрл! Это то, что нужно. Задорно, динамично и, не думаю, что кто-нибудь из пансионата «Долголетие» знает хоть что-нибудь из их репертуара. Хотя… Фрэнку подумалось, что еще пару минут назад он и в отношении этого старика не смог бы предположить, что тот хотя бы слышал о существовании Me First And The Gimme Gimmes, не то, что посоветует их диск. – Вот-вот, теперь ты понимаешь, о чем я, – с все такой же широкой улыбкой произнес Эрл, знающе покачивая головой. Улыбнувшись в ответ, Фрэнк еще с минуту разглядывал диск, а потом поспешил расплатиться. Уже собираясь прощаться, он еще раз взглянул на стену с портретами, заметил, ранее невиданный, продолговатый футляр на полке за прилавком, и его вдруг осенило. – Постойте! Эрл! – Стою, Фрэнк, – в своей манере ответил мужчина, заставляя усмехнуться. – Да нет же. Вы – Эрл. Дядюшка Эрл. Мне мама о Вас рассказывала. – Ох… – Вы, вроде как, наша местная знаменитость. Великий джазмен, одаренный саксофонист, волшебные пальцы, – Фрэнк так воодушевился, что и сам не заметил, как сыпал прилагательными и активно жестикулировал. – Ох… – Что «ох»? Мне мама Вас всегда в пример ставила, между прочим. И, когда я говорил, что никакой талант не поможет мне выбраться из этой дыры, она тут же вспоминала о дядюшке Эрле. Фрэнк с нескрываемым восхищением вглядывался в лицо старика напротив, до сих пор не веря, что тот, чей образ вдохновлял его в трудные моменты, сейчас стоял всего в метре от него. – Да, были времена, – с задумчивой улыбкой наконец ответил мужчина. – Но теперь я просто Эрл, а мой верный друг, – он кивнул на футляр, – звучит теперь лишь для одного слушателя. – Но что случилось? – не унимался Фрэнк. – Вы ведь, и вправду, были очень крутой. Играли на лучших сценах Нью-Йорка. Почему Вы… здесь? Усмехнувшись на словах о собственной былой крутости, Эрл достал что-то из-под прилавка и, поднявшись со стула, подошел к нему. – Норма, – ответил он, протягивая Фрэнку фото. – Случилась Норма. Моя истинная любовь и женщина, которую я с гордостью могу называть своей женой. Когда я покинул ее, отправляясь в Нью-Йорк, мне было тяжело, не скрою. Но мне казалось, что слава и сцена помогут мне забыть ее. Тогда было не то время, Фрэнк, и я, в общем-то, отправлялся в никуда, и не мог взять ее с собой. Мы были такие молодые, встречались всего-то пару месяцев. Я думал, что забуду ее. Но ошибся. Фрэнк, до этого внимательно рассматривающий женщину на фото, перевел взгляд на Эрла. Он думал найти в его лице хоть тень сомнения, хоть каплю сожаления по тому, от чего он отказался, но не разглядел в его глазах ничего, кроме чистой радости за свой выбор. – Спустя несколько лет в городе огней, я понял, что моя любовь и страсть к Норме неизмеримо больше, чем к музыке. И я вернулся, – Эрл издал низкий смешок. – Такой глупец, я думал. Она ведь могла уже и позабыть меня. А я все бросил и вернулся. – Глупцам везет, – с улыбкой промолвил Фрэнк, протягивая фотографию обратно. Старик не преминул вновь обнажить свои крупные зубы. – Ты смышленый парень, Фрэнк. И в тебе есть страсть. Не растеряй ее. Всегда борись за то, во что веришь, – он протянул ему руку. – Было приятно с тобой познакомиться. Фрэнк протянул свою ладонь для рукопожатия в ответ. – Для меня честь познакомиться с Вами, Эрл. Мама с ума сойдет! – Заглядывай как-нибудь вместе с ней. Кто знает, может, хоть ей мне удастся-таки продать этот чертов диск Синди Лопер. Магазин снова заполнился низким гортанным хохотом, вперемешку со звонким смехом Фрэнка, который, просмеявшись, еще раз поблагодарил своего нового знакомого и, попрощавшись, направился к двери. Разговор с Эрлом значительно помог Фрэнку отвлечься, и он вышел из магазина в прекрасном настроении, не обремененный тяжелыми мыслями. Но чем больше он отдалялся от уютного атмосферного магазинчика, тем сильнее охватывало прежнее волнение, поэтому, когда он стоял уже у самых ворот особняка, от его былого приподнятого настроя не осталось и следа. Он, незаметно для самого себя, весь ссутулился, держа руки в карманах куртки, вовсе не от холода, а просто потому, что не знал куда их деть, нервируя и нагнетая свое, и без того взвинченное, состояние. Медленно, шаркая ногами по расчищенной дорожке, он брел к парадной двери, с полным ощущением того, что на его плечах взгроможден огромный мешок с углем, который так и тянет его к земле. Он не озирался по сторонам, стараясь запомнить каждую деталь, хоть и был уверен, что это его последнее появление здесь. Напротив, Фрэнк смотрел лишь под ноги, не желая останавливаться взглядом ни на чем в этом месте. В месте, по которому он уже заранее скучал. Последние шаги к двери оказались самыми сложными. В голове то и дело мелькала соблазнительная мысль: развернуться и дать деру, оттягивая нежелательный момент еще хоть на сколько-нибудь. Но он сдержался, хоть и промялся еще с несколько минут у входной двери, сверля глазами кнопку звонка. Наконец, собрав остатки воли в кулак и подумав, что вдруг ему повезет, и дверь откроет сама Сэнди, он тяжело вздохнул и, в очередной раз назвав самого себя размазней, резко нажал на звонок, в ту же секунду пожалев об этом. Фрэнку казалось, что его сердце остановилось. Но он понял, что это ложное ощущение, потому что, на самом деле, это случилось, когда на пороге перед ним возник мистер Уэй. Они оба замерли, не произнося ни слова, просто смотря друг на друга, и сложно было однозначно сказать, кто из них в данный момент испытывал большую неловкость. Фрэнку, и вправду, казалось, что его сердце перестало биться и разгонять по венам кровь, потому что ему стало вдруг невероятно холодно. Несмотря на затянувшуюся паузу, смущение, которое будто бы можно было увидеть физически, и повисшее молчание, тишину которого нарушало только редкое щебетание птиц где-то вдалеке, они не отрывали взглядов от лиц друг друга. И, когда дрожь Фрэнка стала более очевидна, что даже подбородок и губы начали заметно дрожать, мистер Уэй первым нарушил молчание: – Фрэнк. Ты весь дрожишь. Пройди в дом. Он отошел в сторону, пропуская его внутрь, но не разрывая зрительный контакт. Фрэнк последний раз несмело заглянул ему в глаза и шагнул через порог. Несмотря на положительную разницу температуры в помещении, его не переставало трясти, но, в то же время, он не предпринимал совершенно никаких попыток согреться. Вместо этого, он, не поднимая глаз выше уровня коленей начальника, начал тараторить, как заведенный: – Мистер Уэй, я п-прекрасно понимаю, что Вы н-не хотели б-бы меня видеть, да я б-бы и сам не посмел с-сюда явиться, но у м-меня не было другого выбора. Я п-пришел к С-сэнди. Я от-тдам ей кое-что и сразу уйду, и В-вы меня больше не увидите. Я обещаю. Я т-только… – Но, Фрэнк, – робко прервал стучащего зубами парня Джерард. – Сэнди улетела сегодня утром. Фрэнк поднял на него переполненные беспокойства глаза. – К-как улетела? К-куда? – Во Францию. Довольно странно, что ты забыл, учитывая, что она только и жужжала об этом в последнее время. Мистер Уэй издал нервный смешок. Внутри Фрэнка все оборвалось. Весь его план был растоптан в секунду. Что ж, в последние пару дней, планы – явно не его конек. Он не знал, что делать. Вместо ожидаемого разговора с Сэнди, при котором, в идеале, он ни разу не наткнулся бы на мистера Уэя, и скорого ухода из особняка раз и навсегда, он стоял теперь с ним один на один, и все, чего ему хотелось – испариться. Он совсем не замечал, что мистер Уэй вовсе не кричал на него и не выставлял за дверь, как ожидалось, а, в действительности, волновался не меньше него самого. – Я… извините, я… я п-пойду, вот, только передайте ей это, когда она вернется, – он вытащил из-за пазухи коробочку с диском, протягивая ее мистеру Уэю. Как только подушечки пальцев мужчины коснулись пластика, Фрэнк резко развернулся и направился к выходу, но, к своему удивлению, был тут же остановлен прикосновением к локтю, и, судя по тому, как мистер Уэй сразу отдернул свою руку, к его удивлению тоже. – Фрэнк… тебе не нужно уходить, – мужчина старался тщательно подбирать слова и сохранять уверенность в своем голосе, хоть это и давалось ему с трудом. – Я много думал о… случившемся. И пришел к выводу, что будет неправильно тебя увольнять. Тебе, действительно, нужны деньги, и ты можешь приходить сюда, как раньше, только если… если пообещаешь, что ничего, что произошло вчера, больше не повторится. Как и всегда, Фрэнк внимательно выслушал каждое слово мистера Уэя, и тревога в его глазах сменилась грустью. – Но я не могу, – еле слышно произнес он в ответ. – Что? – Я не могу, – повторил он уже громче. – Не могу этого обещать. – Фрэнк. Ты не можешь… ох… – мужчина поднес руку к лицу, и устало провел кончиками пальцев по линии бровей. И то ли Фрэнк все-таки расслышал неуверенность в его голосе, то ли кровь, действительно, перестала в достаточном количестве поступать в его мозг, но в эту самую секунду он твердо решил – теперь он просто так отсюда не уйдет. Не сдастся, не попытается в очередной раз сбежать от себя и собственных чувств, и, если уж шагнет за порог этого дома, то только будучи твердо уверен, что он – единственный в этой комнате, кто испытывает эти самые чувства. – Я, может быть, еще сам до конца не понял, что испытываю к Вам, и мне это только предстоит выяснить, – голос Фрэнка с каждым словом обретал все большую уверенность в своем тоне, заставляя Джерарда окончательно смутиться от подобной внезапной откровенности. – Но, мне кажется, что не только я чувствую что-то… здесь. Он смотрел мужчине прямо в глаза и положил ладонь себе на грудь. Несмотря на ровность тона, которую обрел его голос, он мог отчетливо ощущать, как под слоями одежды и плоти сбивчиво и быстро бьется сердце. Фрэнк не задал никакого конкретного вопроса, но оба понимали, что этот вопрос существует, и, с какой силой один из них хотел услышать на него ответ, с такой же – другой не желал его произносить. В очередной раз не выдержав пристального взгляда, Джерард на несколько секунд спрятал лицо в ладонях, когда его пальцы нервно поглаживали лоб, завершая свое неловкое движение, запутываясь в волосах и откидывая красную челку назад. Он все так же стоял напротив Фрэнка, но не смотрел на него, отведя взгляд в сторону. – Ты так молод, Фрэнк. Слишком молод. Тем более, чтобы рассуждать о чувствах. – Что значит слишком? – позабыв о давшемся ему с таким трудом спокойствии, вспылил Фрэнк. – Кто составляет эти графики, по которым наступает «тот самый возраст»? Мне что теперь, и чувствовать нельзя? Люб… – Вот видишь! – нервно усмехнувшись, оборвал Джерард. – В силу собственной юности, ты и сейчас не можешь совладать с собой. Фрэнк раздраженно фыркнул, тем самым только подтверждая произнесенные в его адрес слова. На что Джерард вновь ухмыльнулся, и, не раздумывая долго над тем, что эти усмешки, безусловно, были вызваны нервным напряжением, а вовсе не действительным желанием посмеяться, Фрэнк только начал злиться еще больше. – Я, может, и не пример спокойствия, красноречия и не стою тут в… в гребаном костюме за несколько тысяч, – отчаянно размахивая руками и точно не определившись, что он собирается сказать, так же пылко продолжил он. – Но зато, я хоть не бегу от себя, как последний трус. Зато я честен перед самим собой. – Не говори того, о чем потом можешь пожалеть, – тихо произнес Джерард, стараясь вложить в эту фразу всю свою строгость, но она больше прозвучала, как мольба. – А я, может, хочу пожалеть, – так же тихо ответил Фрэнк, делая шаг вперед. Джерард наконец снова обратил на него свой взгляд, и в его глазах парень сразу же прочитал волнение. Но там было что-то еще. И, несмотря на, казалось бы, всю абсурдность ситуации, именно сомнение в глазах Джерарда заставило Фрэнка не бросить все снова и не отступить прямо сейчас. Но и действовать, как в прошлый раз, опрометчиво и напирать он не стал, поэтому больше не двинулся с места, а просто стоял и по-прежнему вглядывался в глаза напротив. – Мне тридцать шесть лет, Фрэнк. Я в два раза старше тебя… – А вот и не правда, – тут же вставил парень. – У Вас плохо с математикой, мне девятнадцать. Так что, ничего не в два раза. Джерард снова усмехнулся, но сейчас это не вызвало во Фрэнке ни капли злости, потому что в этот раз улыбка была искренняя, и Джерарду, действительно, хотелось улыбнуться. Хоть это и продлилось недолго. Вспомнив всю серьезность ситуации и почувствовав, что сдается, он решил опять взять себя в руки и продолжил спорить: – Вот видишь, ты даже обращаешься ко мне на Вы. Ты слишком молод, Фрэнк. – Ничего я не слишком молод, – пробубнил себе под нос Фрэнк, и это выглядело настолько очаровательно, что Джерард невольно умилился, хоть через секунду уже и проклинал себя за слабость. – Мне девятнадцать. А это значит, что я могу голосовать, – он сделал еще один небольшой шаг вперед, – служить по контракту, – снова шаг, – и целовать того, кого мне хочется. На этих словах он ступил вперед в последний раз, и теперь с Джерардом их разделяла всего пара десятков сантиметров. Помня свои прошлые ошибки, теперь Фрэнк совсем не старался спешить. Да, он собирался вновь поцеловать Джерарда, по тревожным глазам которого можно было легко определить, что он достаточно четко понимал его намерения. Но, на этот раз, Фрэнк хотел запомнить все. Или хотя бы попытаться. Он не знал, как отреагирует Джерард на его очередной замысел, все-таки в последние дни ему не очень-то везло с намеченными планами. И, возможно, это будет их последняя встреча. Фрэнк понимал это. И, хоть подобная мысль заставляла его сердце сжаться, он допускал подобный исход, потому сейчас старался вобрать и оставить в памяти как можно больше деталей. Он всматривался в лицо Джерарда, скользил взглядом по светлой коже, впервые заметив, что родинки на его левой щеке расположены в форме, напоминающей трапецию. На несколько мгновений задержался на слегка пересохших от волнения, но все таких же розовых и, казалось, мягких даже на вид, губах. Заглянул в темно-зеленые глаза, которые тоже пристально смотрели на него, и не смог сдержать едва заметной улыбки. Все, чего он так страстно желал, находилось всего в нескольких сантиметрах от него, и от осознания этого где-то меж ребер, совсем близко с сердцем, будто было еще что-то. Что-то, что немного затрудняло дыхание, но это было приятное чувство. Будто оно только зарождалось, но, в то же время, уже окрепло и стало неотъемлемой частью. Что-то, что в полной мере невозможно выразить ни словами, ни музыкой, ни красками. Но что можно попробовать передать, всего лишь встав на носочки, сократив последнее разделяющее расстояние, и прикоснувшись своими губами к другим. Они снова не дотрагивались друг до друга нигде, кроме этого прикосновения губ. И этот поцелуй был, как и прежний, легким и трепетным. Но одно различие все-таки было. Ведь, вопреки тому, что Джерарду в эту секунду было, наверное, еще страшнее, чем Фрэнку, сегодня он не смог бы увидеть, как дрожат темные ресницы парня в эти секунды, потому что сдался и закрыл глаза. Как бы Фрэнку ни не хотелось отрываться от столь желанных губ, еще больше он не хотел спугнуть их обладателя, поэтому не решился углублять поцелуй и спустя несколько мгновений отстранился. Он несмело открыл глаза и увидел перед собой Джерарда, лицо которого выражало буквально все: смятение, сомнение, волнение, смущение, трепет. Главное – на нем не было и намека на злость, что он посчитал за хороший знак и не преминул вновь его поцеловать. Но стоило ему только опять приподняться на носочках, сокращая разницу в росте, и приблизить свое лицо к лицу Джерарда, как тот немного подался назад. – Фрэнк… не нужно… Он словно видел внутреннюю борьбу с самим собой, что сейчас происходила в голове Джерарда, и это, отчего-то, лишь придавало ему уверенности. Он осторожно поднес руку к его лицу, на мгновение задержал ее в воздухе, совсем близко, но не дотрагиваясь, как бы спрашивая разрешения. Затем подушечками пальцев притронулся к щеке, даже этим легким прикосновением заставив вздрогнуть, и шепотом произнес: – Не нужно бежать от себя. Не нужно сдерживаться. Джерард. И то ли эта из ниоткуда взявшаяся уверенность Фрэнка, то ли, как никогда соблазнительные, нотки в его тоне, что раскрывали его с новой, еще неизвестной Джерарду стороны, показывая, что он, действительно, не несмышленый подросток, а взрослый парень, который знает, чего хочет, и готов бороться за это. То ли собственное имя, произнесенное этим еле слышным шепотом, от которого мелкая дрожь прошлась по шейным позвонкам, и слетевшее с этих губ впервые. Что-то заставило Джерарда задвинуть в дальний угол своего сознания все сомнения, перестать взвешивать все «за» и «против» и, в этот раз, уже самому податься навстречу и поймать своими губами губы Фрэнка, приоткрытые во вздохе неожиданности. И, скорее всего, это было неправильно и, уж точно, безрассудно. Но до чего же приятно! Особенно, когда Фрэнк вышел из своего мимолетного ступора и начал отвечать на поцелуй. Их губы двигались неспешно, лениво. Это уже совсем не походило на прежнее невесомое касание, но, все же, они не торопились углублять поцелуй, пока только нежно посасывая губы друг друга, и теперь уже совсем тесно прижимаясь телами. Фрэнк переместил свою ладонь с лица Джерарда, зарывшись пальцами в волосы на его затылке, в то время как тот сжимал пальцами плотную ткань рукава его куртки, в которой он по-прежнему находился; Джерард все еще боялся позволять себе что-то большее. В очередной раз обхватив своими губами нижнюю губу Фрэнка, Джерард не сдержал легкого смешка, который не остался без внимания, и Фрэнк, хоть и нехотя, но отстранился, медленно опускаясь на пятки и открывая глаза. – Что? Что смешного? – сразу же спросил он, удивившись, каким задохнувшимся звучит, даже несмотря на то, что они пока еще не позволяли себе ничего слишком откровенного. «Пока еще», – слова в мыслях заставили осознать, как жарко ему находиться в этой огромной зимней куртке. – Сережка… Я думал… думал, что она будет… – начал тихонько отвечать Джерард, наконец переместив ладонь с рукава куртки, поднося ее к его лицу и, удерживая Фрэнка за подбородок, подушечкой большого пальца очертил линию под нижней губой, задерживаясь у места пирсинга. – Она же металлическая, я думал, что… Он настолько увлекся разглядыванием серебряного колечка, что совсем не замечал озадаченного взгляда его обладателя, а когда все же оторвался от так заинтересовавшего его украшения и увидел эти забавно поднятые брови и круглые глаза, еще раз усмехнулся самому себе. – Ничего. Не обращай внимания. Я… Но договорить ему так и не удалось, потому что Фрэнк, может, толком и не понимал, что заставляло Джерарда так странно улыбаться, но зато точно знал, что больше просто не в силах был чувствовать прикосновения этих рук, смотреть на эти растянувшиеся в улыбке губы, и не поцеловать их снова. Он заметил, что теперь, когда большой палец Джерарда нежно поглаживает его щеку, а остальные легонько массируют кожу за ухом, иногда задевая мочку, их поцелуй словно становился еще слаще. Подаваясь навстречу приятным касаниям, он склонил голову немного вбок и, совершенно не думая, оттого и не колеблясь, вместо того, чтобы просто нежно засосать одну из уже немного припухших губ Джерарда, запустил к нему в рот свой язык и медленно провел кончиком по небу. Это было невероятно. Безусловно, в жизни каждого из них было достаточно поцелуев, и само действие не являлось чем-то новым и непостижимым. Но, несмотря на то, что это было далеко не в первый раз для них обоих по отдельности, это было впервые для них вместе. И чувственность произошедшего заставила Джерарда рвано выдохнуть, обдав влажные зацелованные губы парня своим горячим дыханием, а Фрэнка – повторить свое легкое прикосновение снова. С каждым движением губ их раскованности становилось все больше, а воздуха в их легких – все меньше, но это никогда бы не заставило их прерваться дольше, чем на пару секунд, в которые они, не открывая глаз, прижимались друг к другу лбами и ни на мгновение не прекращали плавные движения своих рук. Никто из них уже и не помнил, в какой момент язык Джерарда вступил в танец с языком Фрэнка, проходя по кромке зубов и плавно исследуя каждый миллиметр его рта. Фрэнку стало невыносимо жарко в верхней одежде, он еле стоял на ногах от переполнявших его ощущений, и, казалось, что вот-вот рухнул бы на пол, если бы не крепко прижимающие к себе руки, которые сейчас покоились на его талии. Фрэнк завершил очередной затяжной поцелуй, напоследок нежно коснулся губами уголка рта и, проложив дорожку из частых поцелуев до уха, произнес: – Я хочу подняться в твою спальню, Джерард. Он опустился на пятки, отодвигаясь на небольшое расстояние, чтобы заглянуть Джерарду в глаза, и переместил руки с его шеи на плечи, чтобы потом кончиками пальцев провести по мягкой ткани костюма, держа свой путь к запястьям, и найдя пальцы, переплести их со своими. Умиротворенное выражение лица Джерарда тут же сменилось на беспокойное, а в его глазах Фрэнк отчетливо смог разглядеть вновь одолевшие его сомнения. И, пока он не нашел в них что-то вроде откровенного страха, он еще раз прикоснулся своими губами к губам Джерарда и двинулся в сторону лестницы, все еще продолжая держать его за руку. Поднявшись в комнату, он отпустил теплую ладонь, только для того, чтобы наконец снять с себя куртку, и вновь переплел их пальцы. Несколько минут они просто стояли и смотрели друг другу в глаза, пытаясь осознать то, что они собираются сделать, и найти в лицах друг друга подтверждения того, что они оба готовы на это пойти. Очередной влажный и страстный поцелуй скрепил их немое соглашение. Хоть Фрэнк и был из них двоих младше, он вел себя более уверенно и больше проявлял инициативу. Джерард, который, казалось, все еще обдумывал правильность их действий, позволял себя вести. Фрэнк помог ему снять пиджак и, взяв в ладони его руку, поднес ее к молнии на своей толстовке. Не разрывая зрительного контакта, Джерард медленно расстегнул замок и помог избавиться от предмета одежды, оставляя из верха на Фрэнке лишь футболку. Они снова начали целоваться и продолжили изучение тел друг друга, которое оказалось еще приятней теперь, когда их разделяло совсем немного ткани. Пятясь назад, Фрэнк по памяти двигался в сторону кровати и утягивал Джерарда за собой, непроизвольно постанывая в поцелуй каждый раз, когда тот нежно касался его в особо чувствительной точке между лопаток. Упершись ногами в кровать, ему пришлось отстраниться, чтобы забраться на нее и встать на колени, дожидаясь, пока Джерард последует его примеру. И когда тот снова оказался в паре сантиметрах от него, Фрэнк обхватил его шею, совершенно сокращая расстояние и, медленно проведя языком по губам мужчины, вновь слился с ним в затяжном поцелуе. Они почти не разговаривали, общаясь с помощью ласк, взглядов, прикосновений. Это был, действительно, волнительный момент, но происходящее было настолько долгожданным и казалось таким правильным, и пальцы Фрэнка вовсе не дрожали, когда он расстегивал рубашку Джерарда. Закончив с пуговицами и прежде, чем снять с него предмет гардероба совсем, он приложил ладонь к его груди и, чувствуя, как быстро – так же, как и его собственное – под ней бьется сердце, не смог сдержать улыбки. Улыбнувшись в ответ, Джерард подарил ему еще один поцелуй, и через несколько мгновений ему пришлось оторвать руки, нежно заключающие в ладонях лицо Фрэнка, чтобы тот смог окончательно освободить его от рубашки. Спустя еще несколько поцелуев, они уже оба были лишь в одном нижнем белье. Фрэнк опустился на спину, увлекая Джерарда за собой и выбивая из него взволнованный вздох от внезапной смены положения, который тут же растворился в очередном поцелуе. Ему было так приятно чувствовать вес мужчины, хоть тот вовсе не был тяжелым и, к тому же, практически сразу оперся на локти, чтобы, как он думал, не доставлять своей тяжестью неудобств. Но Фрэнку хотелось этой тяжести, хотелось чувствовать его каждой клеточкой своего тела, притянуть его настолько близко, насколько это вообще возможно. Он скользил ладонями по его обнаженной спине, в то время как Джерард запустил пальцы в его волосы и слегка выгибался под ласкающими прикосновениями. Найдя кончиками пальцев особенно чувствительное место на его спине, Фрэнку так хотелось запомнить, где оно располагалось, но ему не удалось, потому что, от столь приятного прикосновения, в этот раз Джерард выгнулся немного сильнее и потерся бедром о его пах, выбивая из него первый откровенный стон. Лицо Фрэнка тут же загорелось, а по всему телу, напротив, прошла мелкая дрожь, и эта палитра ощущений заставила его уже самостоятельно податься бедрами вверх. Он уже не мог отвечать на поцелуй и просто извивался под Джерардом, позволяя ему плавно исследовать свой рот языком, изредка прерываясь на то, чтобы уделить внимание шее, подбородку, нежной коже ключиц. Дыхание Фрэнка стало совсем неровным и частым, и в какую-то секунду он подумал, что все может закончиться слишком быстро, и как бы приятно не было все то, что сейчас происходило, ему хотелось пройти этот путь до конца. Поэтому он еще раз пробежался кончиками пальцев по спине Джерарда и, добравшись до его лица, заключил в ладони, заставляя его отпрянуть от так понравившегося ему места рядом с ухом Фрэнка. Фрэнк запечатлел на его губах легкий поцелуй и начал подниматься вверх, и когда они оба снова были на коленях, невесомо касаясь, стал спускаться подушечками пальцев вниз, погладив шею, проведя ладонями по груди, тут же перемещая их на бока и заставляя Джерарда покрыться мурашками от приятного щекочущего касания. Завершив свой путь на бедрах, Фрэнк, не сводя с лица Джерарда глаз, подцепил пальцами резинку его белья и стянул боксеры вниз. Он не мог не посмотреть. И, не то чтобы он стеснялся, просто это был первый раз в жизни, когда он видел чей-то член, кроме собственного, так близко. Он пялился. И Джерард позволил ему это. Фрэнк отметил, что член Джерарда был больше, чем его собственный, но немного тоньше, и этот факт вовсе не смутил его, а наоборот, даже немного подбодрил. Хоть это был и первый его подобный опыт с мужчиной, и гей-секс, безусловно, был для него чем-то новым, ему все-таки было девятнадцать лет, и он имел о процессе некоторое представление и понимал, что эта хреновина скоро окажется в его заднице. – Можно я… – прервал долгое молчание он, заглядывая Джерарду в глаза. – Да, – на выдохе ответил тот. Фрэнк сразу же взял член в руку, обернув вокруг него пальцы, чем выбил из Джерарда измученный вздох. Поджав губы, он поднял глаза, пытаясь изобразить на лице что-то вроде извинительной улыбки за свою несдержанность. Но, встретившись с затуманенным взглядом Джерарда, понял, что хоть и резок, но делает все правильно, поэтому прижался к его губам, слегка улыбаясь в поцелуй, и начал движение рукой по члену вверх-вниз. Шумно и сбивчиво дыша через нос, через некоторое время Джерард все-таки сдался и, разорвав поцелуй, положил голову Фрэнку на плечо. Фрэнк чувствовал, как член в его руке раздувается и растет еще больше, и ему было любопытно, не станет ли он совсем огромным в полностью эрегированном состоянии. От мыслей его отвлекло прикосновение к этой самой руке. Джерард сжал ее ладонью, заставляя остановиться, и член Фрэнка, обделенный на время вниманием, дал о себе знать, дернувшись в трусах, когда парень понял, что тот боялся не сдержаться точно так же, как и он сам некоторое время назад, и главное – именно Фрэнк заставлял его чувствовать себя подобным образом. Конечно же, у Джерарда не оказалось смазки, но зато в его прикроватной тумбочке нашелся какой-то лосьон для рук, который пах совсем уж по-женски, и Фрэнк только тихонько хихикал на все попытки извиниться и какие-то совершенно нелепые оправдания по поводу происхождения нашедшихся там же презервативов. Он больше смеялся от волнения, потому что, хоть и хотел этого всем своим естеством и храбрился, но ему все же было немного страшно и неловко. – Мы можем сделать это по-другому. Ну, знаешь… – прервал хихиканье Джерард, пытаясь своим смущенным закатыванием глаз объяснить, что он имел в виду. – И мы не обязаны делать этого вовсе. Фрэнк ничего не ответил, а только, смотря ему в глаза, взял за руку и нежно поцеловал каждый палец, затем вложил в его ладонь бутылочку с лосьоном и пошире развел колени, стараясь показать этим действием как можно больше уверенности, чтобы подбодрить и себя, и Джерарда. Последний кивнул, скорее больше самому себе, и, обильно нанеся на пальцы вязкую ароматную жидкость, произнес: – Это будет неловко… и больно. Поэтому, Фрэнк, я хочу, чтобы ты в любой момент не стеснялся остановить меня. Хорошо? – Да. Некоторое время Джерард просто массировал подушечками пальцев отверстие Фрэнка, склонившись над ним и вовлекая в медленный поцелуй, решив, что тем самым немного отвлечет от неловкости и позволит расслабиться. И оказался прав. Ощущения были совершенно новыми, но приятными. Было слегка щекотно, отчего мурашки бегали по рукам, но когда пальцы Джерарда то мягко поглаживали его анус, то плавно перемещались и ласкали нежную кожу у яиц, он полностью расслабился, лениво отвечая на поцелуй. И когда Джерард ввел в него первый палец, это было скорее непривычно, чем больно и неприятно. Он не торопился, стараясь подготовить Фрэнка, как следует, чтобы свести до минимума все болезненные ощущения, и только спустя долгие минуты, когда два пальца уже с легкостью скользили внутри, а сам Фрэнк тяжело дышал и непроизвольно подавался им навстречу, Джерард вынул свои пальцы и, запечатлев на его губах очередной влажный поцелуй, принялся открывать презерватив. – Готов? – спросил он, закончив с надеванием презерватива и обильно смазав его лосьоном, проводя рукой по своему члену. – Да, – на выдохе произнес Фрэнк. Кожа на его груди и шее раскраснелась, губы припухли от частых поцелуев и блестели от слюны. Его глаза были затуманены желанием, и он выглядел так чертовски соблазнительно, весь открытый, с широко разведенными коленями и твердым налитым членом, лежащим на животе. Джерарду хотелось кричать оттого, насколько парень перед ним был прекрасен. И он поспешил озвучить свою мысль, вызывая на этом умиротворенном лице пленительную улыбку. Они оба знали, что все закончится слишком быстро, потому что, даже если бы это продолжалось несколько недель, им никогда не было бы достаточно друг друга. Поэтому когда боль и дискомфорт от первого проникновения начала понемногу угасать, они не теряли времени. Фрэнк трогал Джерарда везде, куда мог дотянуться: проводил ладонями по спине, на которой уже через несколько минут начали проступать капельки пота, отчего руки еще более плавно скользили по ней; вплетал пальцы в волосы, несильно оттягивая пряди, затем спускаясь на шею и снова играясь с короткими волосками у ее основания; проводил кончиками пальцев по груди, задевая розовые соски и выбивая из Джерарда шумные вздохи, когда он поднимался на руки, чтобы изменить угол вхождения. Джерард же, казалось, пытался расцеловать каждый миллиметр его тела, не задерживаясь надолго на одном месте, перемещаясь от шеи к ключицам, оставляя влажный широкий след всей поверхностью языка на груди Фрэнка, перед этим вобрав в рот и нежно прикусив зубами сосок. Он расцеловал все его лицо, не забыв даже про брови и виски, и между своими частыми поцелуями не переставал шептать, насколько Фрэнк красив. Когда Фрэнк в очередной раз провел ладонями по его спине, останавливая их на ягодицах, несильно сжимая и заставляя войти еще глубже, из груди Фрэнка вырвался откровенный стон. – Здесь… – задыхаясь, промолвил он, и Джерард сразу понял, о чем он говорит, продолжая входить так же глубоко и стараясь не изменять угол. Фрэнк уже не сдерживался и его шумные вздохи вскоре сошли на нет, полностью заменившись страстными протяжными стонами, к которым позже присоединились и глухие постанывания Джерарда, потому что, каждый раз, как он задевал его простату, тот непроизвольно сжимал член внутри себя. Это было почти невыносимо. И без того девственная теснота сводила с ума, а это сокращение мышц, вперемешку со всеми чудесными звуками, что издавал Фрэнк, практически причиняли Джерарду боль. И это была самая сладкая боль, которую только можно было пожелать. Задыхаясь в собственных стонах, Фрэнку все-таки удалось поймать губы Джерарда и на несколько секунд задержать дыхание, воруя у него сладкий поцелуй. – Джерард… прошу… прикоснись ко мне… пожалуйста, – сбивчиво произнес он, отстраняясь, больше не в силах терпеть тянущее ощущение внизу живота. И это было сверхчувствительно. Он ощущал, как плотно заполняет его Джерард с одной стороны, и как нежно, но ритмично ласкает – с другой; ему хватило всего несколько прикосновений, чтобы на мгновение затихнуть и будто бы даже переставая дышать, почувствовать, как тугой узел внутри живота словно растворяется, пуская электрический импульс по всему телу; излиться в ласкающую руку, оставляя несколько капель спермы на собственном животе, и полностью обмякнуть в руках Джерарда, который пристально вглядывался в его лицо, стараясь не пропустить ни одной детали. Этих припухших приоткрытых губ, закрытых глаз с дрожащими на щеках ресницами, грациозно выгнутых бровей и совершенно умиротворенного блаженного выражения лица, было вполне достаточно для того, чтобы и сам Джерард начал сбиваться с ритма и спустя мгновения кончил, с шепотом произнесенным именем Фрэнка на губах, по инерции несколько последних раз двинулся внутри него и, не успев перевести дух, вновь потянулся к его приоткрытым губам. Немного восстановив дыхание, он осторожно вышел из него и, поцеловав во влажный от пота висок, произнес: – Я сейчас вернусь. Он поднялся с кровати, напоследок нежно проведя по руке Фрэнка кончиками пальцев, и после слабого его кивка, скрылся в ванной комнате, ненадолго оставляя лежать на кровати одного и пытающегося осознать то, что только что случилось. Не прошло и минуты, как он вернулся, с мягкой улыбкой на губах и небольшим полотенцем в руках. – Ты как? – спросил он, бережно вытирая живот Фрэнка. – Я потрясающе, – вовсе не преувеличивая, ответил тот, улыбаясь в ответ. Закончив с его животом, Джерард снова лег на кровать, пристраиваясь сбоку от Фрэнка, расположившись на спине и расслабляясь. Фрэнк перевернулся на живот и опустил голову на подушку, разворачиваясь к нему лицом и лениво перебирая пальцами пряди его взмокших растрепанных волос. Несколько минут они просто лежали и молчали, слушая размеренное и уже окончательно восстановившееся дыхание друг друга, а потом Фрэнк прервал тишину: – Я сказал тогда «любовь» не из-за роз и не цвета сердца, – начал он, продолжая играть с волосами Джерарда. – С этим цветом у меня ассоциируешься ты. – Это опасность, – тут же ответил Джерард, развернувшись и поймав губами пальцы, которые еще мгновение назад путались в его волосах. – Загорается красный сигнал светофора, и пешеходы замирают, опасаясь оказаться под колесами какого-нибудь старенького грузовика, – он прервался, заметив изогнутые брови Фрэнка, и ухмыльнувшись на его недоверчивую гримасу, продолжил: – Этот цвет привлекает внимание, но заставляет остановиться. Не переступать черту. Когда я вхожу в конференц-зал, наполненный людьми, которых вижу впервые, их взгляды обращаются на меня не потому, что я – тот, с кем они пришли подписать контракт. Я в таком же строгом костюме, как и они, меня так же душит галстук, и мой тон так же официален. Но красный в моих волосах наталкивает их на мысли. Фрэнк внимательно слушал его, и уже не гримасничал, а смотрел с каким-то даже пониманием. – Они знают, что я художник, и списывают половину своих опасений на счет моей эксцентричности, в то время как другую – как ни крути – оставляют на долю сумасшествия, которым я непременно должен страдать. Ни черта не смыслящим в искусстве, при произношении имени Ван Гога, в голову не приходят его работы. В их сознании сразу возникает его образ, отрезающий собственное ухо в подарок проститутке. Его перепачканные кровью ладони, сжимающие ошметок собственной плоти… – Кровь тоже красная… – Вовсе нет. Для меня, нет, – ответил на реплику Фрэнка Джерард и, встречаясь с его непонимающим и заинтересованным взглядом, продолжил объяснять: – Она алая. Иногда бордовая. А иногда, и вовсе, черная. Но это все тонкости моего взгляда, а для людей несведущих, тех, что в конференц-зале, ты прав, ладони Винсента в красной крови. И они, волей-неволей проводя параллели, опасаются. Он повернулся набок и, согнув руку в локте, подложил ее, опершись на кровать, под голову. Подушечками пальцев свободной руки он начал свое путешествие от основания шеи до поясницы парня и обратно, неспешно повторяя это расслабляющее и приятное движение снова и снова. – Это софизм, – снова начал он, заставляя Фрэнка распахнуть прикрытые от наслаждения незатейливыми ласками глаза, стоило ему услышать незнакомое слово. – Художник Ван Гог отрезал себе ухо. Джерард Уэй – художник. Джерард Уэй отрежет себе ухо. Ложноположительные истины, которые подкидывает им мозг, заставляя смотреть на меня иначе. Относиться с осторожностью. Сторониться. – Тебе все это чертовски нравится, не так ли? – с улыбкой спросил Фрэнк, замечая, с каким удовольствием тот рассказывает об отношении к нему окружающих. – Не люблю тесный контакт с белыми воротничками, – игриво ответил Джерард. – Но меня это не остановило. Джерард прекратил движение руки, а потом и вовсе поднес ее к лицу Фрэнка, убирая несколько выбившихся прядей челки за ухо. – Ты тот, кто рискует оказаться сбитым старым грузовиком. Он произнес каждое слово с серьезным выражением лица, но под конец заигрывающе прикоснулся к кончику носа Фрэнка, заставляя того смешливо поморщиться. – Ты… кокетка! – тут же заявил Фрэнк. – Нельзя вот так вот говорить все эти странные и до жути интересные вещи и ожидать, что я начну тебя сторониться. – Ну, уже немного поздно для этого, не так ли? – ответил Джерард, напоминая взглядом, что они лежат в постели обнаженные. Фрэнк рассмеялся, и Джерард последовал его примеру, немного отвлекшись и удивляясь, когда тот вдруг тесно прижался к нему и украл с его губ сладкий поцелуй. – Это, наверное, все неправильно… но я чувствую счастье, – произнес он, отстранившись. – О, серьезно? – тут же лукаво заметил Джерард. – И вот не надо строить глазки, – с улыбкой оборвал Фрэнк. – Тут дело не в классном сексе и не потрясающем оргазме, спасибо-черт-возьми-большое, – произнес скороговоркой он, и Джерард прыснул. – Я просто… не знаю. Счастлив. – И будешь. До тех пор, пока не перестанешь, – заглядывая ему в глаза, ответил мужчина, и теперь наступила его очередь срывать с губ напротив долгий нежный поцелуй. – Но мне все еще нравятся девчонки. Мне кажется… – Ох… Джерард театрально закатил глаза, а после накрыл их ладонью. – А что? От них приятно пахнет, и волосы у них такие… длинные, – сказал Фрэнк и, желая подразнить, добавил: – Я, между прочим, знаток в девчонках, знаешь? – О, да неужели! – убирая руку от лица и обнажая маленькие зубы, с усмешкой произнес Джерард. – Ага. Я могу лифчик одной рукой и с закрытыми глазами расстегнуть, знаешь ли. – Да кто тебе поверит? Чем докажешь, знаток? Вот у меня есть живое доказательство моего общения с противоположным полом – дочь. Игривая улыбка тут же исчезла с лица Фрэнка. – Вот блять! Сэнди! Она меня точно теперь убьет… – он зажмурил глаза, уже представляя, каким именно изощренным способом она сначала будет его пытать, а потом прибьет; и, глядя на его несчастное выражение лица, Джерард не удержался от смеха. – Ну чего ты ржешь? Господи, Джерард! Кто так делает, вообще? Вот знаешь же, как испортить момент. Прекрати! Фрэнк аж весь раскраснелся. То ли от стыда, то ли от злости, и толкнул Джерарда в бок. Тому по-настоящему сложно было сдерживаться, поэтому еще с пару минут он то затихал, то вновь заливался смехом. Но ему все-таки пришлось сдаться под буравящим взглядом. – Ну все, молчу-молчу, – почти серьезным тоном произнес он. И сдержал обещание.