Мой "Грим"

      Рем проснулся в шесть утра прекрасном настроении и сразу вскочил, побежав чистить зубы.       Такое счастье его окутывало довольно редко. Но последние недели ничто не омрачало его дух.       Ну а из-за чего ему расстраиваться? Родители давненько не писали, Воландемортом даже и не пахло поблизости, завтра канун Рождества и праздник в школе, за окном восхитительная снежная зима… а еще Рем до дрожи в коленях влюблен в одного, так сказать, мальчика… мальчика, с которым сегодня идет концерт Queen… Конечно же без подтекста!       Лунатик смотрел на себя в зеркало и даже меньше, чем обычно чувствовал отвращение. Фантастика.       Мерлин, как бы он ни корил себя за свои глупые надежды, сколько бы он себе не повторял, что он не нравится Сириусу, его сердечко затыкало уши. Затыкало и продолжало во что-то верить. Не понятно, конечно, во что, ведь дураку понятно, что Бродяге не может нравиться кто-то вроде Рема, если ему вообще могут нравиться парни. Но неважно. Для Ремуса все это сейчас было неважно. Как бы он ни старался его забыть, как бы он ни старался сделать так, чтобы чувства пропали, они не пропадали. Лунатик был безумно влюблен. А также безумно любил его.       Рем вышел из ванной. Все его соседи еще спали. Питер, успевший уже почти полностью восстановиться благодаря мадам Помфри, посапывал, Джеймс и Дейви громко храпели, а Сириус зарылся с головой в одеяло, прямо как зверек, предчувствующий холода. Как же хотелось залезть под это одеяло к нему и согреть его… Как жаль, что этого никогда не будет.       Но сегодня Рема не пугала даже эта мысль. Сегодня был особенный день. «Тебе нужно будет сменить имя на «Четверокурсница», Рем, » — сказал он себе. Да и плевать. Пусть он ведет себя, как маленькая девочка. Зато он счастлив.       Прошло уже приличное количество времени с тех пор, как их чуть не прихлопнул Воландеморт. В тот день Лунатик уже не мог ни о чем думать, ничего анализировать. Он просто лег спать, предполагая, что ничего уж такого особенного не произошло. Но еще как произошло.       Во-первых, как известно, Джеймс и Лили помирились. То есть как, помирились… Просто они начали общаться, как нормальные люди, а не как кошка с собакой. Они здоровались друг с другом, даже иногда говорили о чем-то, что касалось уроков. Джеймс больше не лез к Лили и Стэнли. Когда он приходил, Сохатый просто делал вид, что ему нужно срочно куда-то по делам, либо притворялся, что его не существует.       Питер, когда все это увидел, был в полнейшем шоке. Казалось бы, что такого должно произойти, чтобы Джеймс и Лили жили в мире и согласии? Но вот Рем наоборот был нисколько не удивлен. Ему вообще всегда думалось, что не так уж Лили ненавидит Джеймса, как говорит об этом. Подсознательно он ей очень даже симпатичен. Но дело даже не в этом. В тот день они все могли погибнуть. Они действительно очень рисковали своими жизнями. В такой момент просто невозможно не объединиться и не забыть свои старые обиды и ссоры.       Это коснулось и Рема. Он тоже чувствовал, как что-то поменялось в нем после того, как он был в такой опасности. Вернее, после того, как в такой опасности был Сириус. Возможно это странно, возможно Лунатик в конец свихнулся, но он правда смотрел на Бродягу немного иначе.       Например, когда тот задерживался на квиддиче, Ремус все время надумывал себе, что бы с ним могло такого случиться. Может, снова объявился Воландеморт и сделал что-то с ним? А может Сириус снова ссорится с Регулусом? А может, вдруг нагрянули его родители и наказали его за все, что он делал последние полгода? А может, он просто свалился с метлы? Или он не справился с Бладжером, и тот ударил его?       Короче говоря, Рем стал надумывать себе еще и то, что с Сириусом постоянно может что-то случиться. Ему это очень мешало, надо сказать. Он жил в бесконечной тревоге. Так не далеко и с ума сойти. То есть, мало того, что он сходит с ума от безответной любви к Сириусу, так теперь он еще и будет втрое больше беспокоиться за него? Да уж, веселого мало.       Рем вышел из ванной, подошел к своей кровати, переодеваясь и одновременно смотря на спящего Сириуса. Вот есть хоть один единственный человек в этой жизни, который бы не согласился с тем, какой Бродяга красивый? Это незаконно — быть таким красивым. И дело даже не в том, что у него какие-то там правильные параметры лица, дело не в его росте и телосложении и даже не в его потрясающих глазах. Дело в нем самом. В его индивидуальности, в его искренности. В том, какой он растепанный и уставший, но довольный после тренировки, в том, как он меняется в лице, когда задумывается о чем-то важном, в том, как он честен, как открыт и искреннен, особенно в разговоре по душам. А как он сейчас спит… Никто кроме Сириуса не спит так, что его хочется затискать в объятиях.       Но ладно, это все понятно, все как всегда. Наверное, Рем никогда не устанет петь дифирамбы Сириусу. Видать, это его крест. И кстати, его это вполне устраивает.       Лунатик смущенно улыбнулся себе под нос, отводя взгляд от Бродяги, взял небольшой свиток пергамента и перо с чернилами и направился в совятню.       Он довольно быстро добрался до туда, буквально не заметив, как прошел все коридоры, как спустился по всем лестницам. Он просто думал о сегодняшнем концерте. Этот день обязан быть лучшим в его жизни, по-другому быть не может. Улыбка снова расползлась по лицу Рема, и он прикрыл лицо руками, стараясь скрыть ее не понятно от кого. Ну, чтобы не лыбиться, как умственно отсталый.       Сов в совятне было на удивление мало. Обычно все помещение кишило птицами, но сейчас можно было насчитать штук двадцать, не больше. Этому было объяснение. Большинство детей уезжает сегодня домой на Рождество и на каникулы, но перед этим они обычно всегда отправляют своим родителям сов с письмами о том, как они скучают, когда они приедут, как они поздравляют их с праздником и так далее.       Ремус чувствовал ужасные угрызения совести, когда думал об этом. Он не мог избавиться от накатывающего на него стыда и тревоги от того, что он сам вовсе не хотел ехать к родителям на Рождество. Нет-нет, он правда любил своих родителей, но… Он не хотел проводить с ними те прекрасные зимние свободные дни, которые мог провести в Хогвартсе в компании Сириуса.       Так уж было заведено: Бродяга и Лунатик оставались на рождественские каникулы в школе вдвоем. Джеймс и Питер всегда уезжали к семьям. А Сириус и Рем оставались… И это было лучшее время в году. Время бесконечных разговоров, новых локальных шуток, каких-нибудь гулянок, которые никогда бы не состоялись в учебное время. Да это же мечта Ремуса. Что вообще может быть лучше?       А родители… С ними только обязанности, тревога, ссоры, чувство вины, подавленное настроение и тому подобное. А Рем этого не хотел. Нет, он был бы готов потерпеть все это ради их радости, ради того, чтобы приехать и не расстраивать их своим отсутствием, но… Здесь была такая возможность остаться вдвоем с Сириусом на целых две недели.       Но все дело в том, что Рем обычно приезжает домой хотя бы на один день, на само Рождество. Но сейчас получается так, что они всей компанией Мародеров едут в Лондон поездом, потом там расходятся, а потом Ремус и Сириус едут назад ночью, после концерта. И Лунатик не успевает навестить родителей.       Вот за это его жрала совесть. Они же любят его… Они не виноваты, что оказались в такой ситуации… Они не виноваты в том, что их брак не сложился и что они так ссорятся… Они не виноваты в своих психологических травмах, из-за которых они так себя ведут… А он. Не может даже на Рождество к ним приехать, зная, что они обрадуются.       Рем метался в своем чувстве вины, а потом понял, что из этой ситуации есть выход. Ведь они живут недалеко от Лондона, так? А значит, они могут доехать до Лондона на электричке и встретиться с Ремом, например, после концерта. Да, это отличное решение… Так Лунатик и решил сделать. Он написал отцу и четко распланировал, как все это должно организоваться.       Потому он и пришел в совятню: отправить еще одну записку с временем отправления поезда и проверить, не пришло ли ответное письмо от отца. Потому что, судя по расчетам, оно уже должно было прийти.       И действительно: в уголке совятни Рем увидал немного потрепанную немолодую неясыть с куском пергамента, примотанным к лапке. Он тут же подошел к ней, отвязал письмо, а та мгновенно вспорхнула и улетела куда-то далеко под потолок башни. Лунатик проводил ее глазами и вернулся к письму, развернув его.       «Рем,       Ладно, я уже понял, что ты не приедешь… Правда что, куда интереснее веселиться с друзьями в твоем-то возрасте. С папой видеться уже не круто. Но не важно…       Встретиться можно, это идея неплохая, если ты, конечно, не боишься, что я покажусь на глаза твоим друзьям, с которыми ты идешь на концерт свой этот. Я когда увидел название группы, на которую вы идете, я в ужасе был. Но это ваше дело… В вашем возрасте мы, бывало, и не такое слушали…       Ты написал, что начало в 7pm. Но я так полагаю, что и раньше этого времени там будет не протолкнуться, много же фанатов у этих веселых, ярко одетых ребят… Поэтому встретимся после. Я подъеду к 9.30pm. Позже не получится, потому что электричка уже не ходит.

Увидимся,

Папа.

P.S. Если не обращать внимания на то, что ты получил отработку до Рождества, то можно сказать, что меня очень порадовали твои оценки за полугодие! Молодец! Здорово! Правда вот непонятно: у тебя же всегда все было хорошо с Заклинаниями и с Нумерологией… Почему «Выше ожидаемого»?.. Ты же ежедневно занимался по этим дисциплинам?.. А так — молодец!»       Вот тут же, сразу же, как Ремус прочитал письмо, ему захотелось разорвать его на мелкие кусочки. Агрессия возрастала с каждой прочитанной строкой и к концу (P.S, понимаете ли) достигла своего пика. Хорошее настроение и счастье немного притупились.       «Что ж, спасибо, папа. Всегда умел вернуть с небес на землю», — подумал про себя Лунатик. Ему вдруг стало невероятно обидно, некуда было деть свою распирающую злость, она смешалась с обидой и рисковала потечь слезами из глаз прямо сейчас.       Будем честными: какого хрена? Какого вообще Мерлина это все время происходит! Почему? Он смял письмо у себя в руках и злобно засунул его в карман, изо всех сил контролируя себя, чтобы не заплакать.       Рем всей душой ненавидел это. Он ненавидел эту чертову пассивную агрессию отца, он ненавидел, когда тот постоянно цеплялся к его оценкам, ненавидел, когда он употреблял все вот эти свои «не круто». Он ненавидел, когда тот изо всех сил показывал, что ему не нравится, чем его сын интересуется (что он слушает, на какой концерт идет, в данном случае), а потом говорил якобы «это, конечно, твое дело».       Папа никогда даже не пытался его понять или принять. Он все делал так, как хочется ему. Он считал, что Рем обязан быть его копией, которая должна быть в десять раз лучше, чем он сам.       А как Ремус ненавидел все эти многоточия! Это просто какой-то кошмар… В каждом письме. После каждого предложения. И даже после знаков вопроса! Нет, ну серьезно? После знаков вопроса? Зачем?!       Хотелось кричать от обиды, потому что так было всегда, всю сознательную жизнь Рема. В детстве он вообще был во всем согласен с отцом и считал его прекрасным человеком и примером для подражания. Но потом с каждым годом, когда Лунатик открывал что-то новое, менял свое мнение насчет чего-то, в принципе менялся сам, у папы подгорало. Он спорил с Ремом до хрипоты, пытаясь доказать, что тот не прав и слишком молод еще, да и вообще инфантилен и ничего не понимает в жизни! Какая она сложная, какая тяжелая! А ему надо бы «подзавалить еб…» (ну, как сказал бы Джеймс). Ведь у кое-кого здесь недостаточно жизненного опыта, поэтому он не имеет право на свое мнение и свободу выбора. И это при том, что сам Рем даже не начинал этот спор!       Да, Лунатик злился на отца. Но даже это он не мог делать долго, ведь ему не позволяла его совесть. Разве можно злиться на родителей, даже если они не правы? Они же тебя родили, воспитали, содержали, кормили, отвели в школу и так далее. Разве можно злиться на этих людей? Вот и Рем думал, что как-то это нехорошо. Их ведь не изменить.       Ремус всегда утешал себя мыслями о том, что родители никогда не поменяются. Они всегда будут стоять на своем. Они не будут слушать тебя, говоря, что ты еще не созрел и ничего не понимаешь в жизни. Так будет всегда. И чем быстрее с этим смириться, тем быстрее можно прийти к тому, что все конфликты с ними бесполезны. И злиться на них бесполезно. Они ведь все равно останутся такими же, а ты лишь потратишь свою энергию и проявишь неуважение к людям, которые тебя вырастили.       Рем сделал глубокий вдох и выдох. «Он не поменяется, Рем. Как и мама. Их не изменить. Поэтому нет никакого толку в том, что ты злишься. Папа такой. С этим ничего не поделаешь. Просто не бери в голову», — четко сказал он себе.       Стало немного легче. Эта мысль не всегда срабатывала, зачастую от нее становилось даже еще хуже, но сейчас Лунатику удалось успокоиться. Сегодня же будет концерт! Концерт, на который он идет с Сириусом! «Ага, и встреча с папой», — пронеслось в голове. Рем хмыкнул и вышел из совятни.

***

      — О, вот ты где! — хрипло пробурчал Джеймс, выглядывая из-под одеяла.       Рем закрыл дверь в спальню и глянул на него исподлобья, усмехаясь.       — А что это ты так рано проснулся? — удивился он.       — Сам в ахуе, — огрызнулся Сохатый. — Может, потому что Бродяга тут копошится с утра пораньше?       — Его же тут нет… — задумался Рем, оглядев всю спальню.       — Он в душе, — пояснил Джеймс.       — С добрым утром! — вдруг послышалось откуда-то.       Лунатик завертел головой, потом увидел, кто это сказал и рассмеялся.       — Дейви, у тебя все в порядке? — уточнил он.       — В полном, — ответил Дейви, выпутываясь из одеяла с таким видом, будто бы не спал всю ночь.       — Мне кажется, ты выглядишь еще хуже, чем я, — заржал Сохатый.       Мародеры, надо сказать, частенько забывали про Дейви, общаясь между собой вчетвером. И Дейви всегда появлялся где-то в самый неожиданный момент. Как хорошо, что он не появился тогда, когда они столкнулись с Воландемортом.       — Завидую Питеру, — обиженно пробормотал Дейви, указывая на Хвоста, который мирно сопел, свернувшись калачиком пол одеялом. Глядя на него действительно очень хотелось просто лечь и заснуть.       — Это уж точно, — захныкал Джеймс, снова ложась на кровать и предпринимая попытку залезть под одеяло, как вдруг…       — Сохатый! Не спать! — радостно и бодро крикнул Сириус, только что вышедший из душа и закрывающий за собой дверь.       Нельзя не заметить, что Бродяга имел привычку выходить из душа голым с одним единственным полотенцем на бедрах. Он делал так всегда, и это порой убивало Ремуса, хотя нельзя сказать, что ему в моменте было ну… не очень приятно…       Но сейчас стояк будет не в тему. Или все же… Нет! Нет. Точно нет. Нельзя оборачиваться. Просто не надо на него оборачиваться и все.       — Сам — не спать! — буркнул Джеймс в ответ и собирался уже укрыться, но Сириус не позволил, подскакивая к нему и сдирая с него это самое одеяло.       Рем сглотнул. Перед его глазами перекатывались мышцы обнаженной спины, еще слегка влажной после душа. И безумно прекрасные поджарые руки, которые тоже напрягались, стягивали это чертово одеяло.       Лунатик сейчас же отвел глаза и пошел к своей кровати, садясь на нее и делая вид, что он очень сильно чем-то занят. Как же он обожал эти руки, Мерлин бы их побрал… Это было уже что-то не совсем нормальное. Рем мог возбудиться даже если Сириус просто делал что-то руками, например, держался за что-то или писал пером или перебирал свои волосы или нес что-то, отчего его мышцы четко очерчивались сквозь рубашку…       Так, хватит. Не надо сейчас никаких стояков. Сейчас он оденется, как всегда, и все будет хорошо. Все станет нормально.       Рем порылся в своем сундуке, достал оттуда маггловскую книгу «Записки юного врача» и уткнулся в нее, пытаясь расфокусировать внимание. Для этого понадобилось несколько минут, но все же получилось, и Рем погрузился в чтение практически до тех пор, пока не нужно было уезжать (один раз прервавшись на завтрак).

***

      Хогвартс-экспресс уже подоспел к станции, которая разрывалась на части от количества людей, толпящихся и пытающихся растолкать друг друга. В общем, как всегда.       Сириус, Джеймс, Питер и Рем как раз подошли к поезду и встали в очередь за какими-то смеющимися второкурсниками. Двери в вагоны все никак не открывали и ничего не оставалось, кроме как стоять и ждать.       Во всей этой обстановке Ремуса радовало одно (кроме того, что он едет в Лондон на концерт Queen вместе с Сириусом): он был без чемодана. Все дети тащили с собой домой на две недели свои огромные сундуки, клетки с совами или какими-то другими животными. Буквально все до одного. Кроме Лунатика и Сириуса, которые были полностью налегке.       Да и в целом настроение снова было прекрасное. Рем затолкал куда подальше письмо от отца и пообещал себе больше не вспоминать о нем, пока не придется с ним встретиться. Но это произойдет еще нескоро, так что не надо лишний раз загоняться и думать об этом. Как будто бы у Рема мало поводов для того, чтобы загнаться.       Наконец двери открылись. В них с удивительной силой тут же повалили второкурсники и третьекурсники, затем те, что постарше, но ненамного умнее, потом уже первачки, которых пропустили старшие, а напоследок уже сами старшие, среди которых были Мародеры (как ни странно). И так всегда.       Рем смог более-менее расслабиться только тогда, когда они вчетвером заняли купе и сели на свои места (Сириус подсел к Лунатику… ладно, неважно). Только теперь можно было выдохнуть и не думать об этом ужасающем столпотворении.       Поезд тронулся. Сириус и Джеймс над чем-то хохотали до слез, Питер тоже посмеивался, но не участвовал в их разговоре. Краем уха Рем услышал, как они наваливают все новые и новые шутки, и по его лицу невольно расползлась улыбка. У него такое хорошее предчувствие на сегодняшний день… Да, безусловно, это глупо, конечно, но все же разве осталось в жизни Рема хоть что-то, что не глупо?       Поезд покачивался. Бродяга и Сохатый смеялись. Лунатик выделял для себя из их общего смеха смех Сириуса, и ему становилось еще теплее на душе. И он сам не заметил, как уснул.       Кажется, он пару раз просыпался не то от того, что кто-то заходил в купе, не то от того, что Джеймс что-то орал ему на ухо, но… Он помнил это очень смутно, и когда он внезапно пришел в сознание, принимаясь разглядывать все вокруг и не понимая, как он здесь оказался, внезапно услышал бархатистый голос:       — Рем… Приехали.       — А? — не понял он, оборачиваясь на Сириуса и смотря на него абсолютно адекватными глазами, будто бы он и не спал вообще, а сидел все это время и смеялся вместе с ними.       — Приехали говорю, — улыбнулся Бродяга.       — Чего? — нахмурился Рем, осознавая произошедшее. — Я что… Проспал столько времени? — испугался он.       — Добро пожаловать в мой клуб, — хохотнул Джеймс и зевнул. На самом деле, он всегда зевал, как только речь заходила о сне. Он действительно любил спать.       — Слушай, ты столько времени дрочился с этой учебой, — покачал головой Бродяга. — Я не удивлен, что тебя так вырубает. Я бы на твоем месте потратил бы все каникулы на сон, чтобы хоть как-то восстановиться от этого пиздеца.       — Да, реально, Лунатик, — поддержал Питер. — Ты же ночами не спал. Что ж ты думал, что у тебя нескончаемые запасы энергии?       — Вот и я о чем, — кивнул Сириус.       — Ладно, может погнали уже? — предложил Джеймс.       Сириус приоткрыл дверь купе. Толпа людей уже, вроде как, в разы меньше, так что теперь было возможно выбраться из поезда. Сириус и заспанный и немного неловкий от этого Рем вышли из купе и направились к выходу из поезда, пока Джеймс и Питер возились со своими сундуками.       Рем вылетел из поезда и сразу убежал подальше от людей к стене, чтобы все подошли к нему и им не пришлось толпиться вместе с детьми и их мамами, радостно обнимающими при встрече. Через мгновение к нему подскочил Сириус, а через минуту и Джеймс с Питером.       — Ну ладно, ребят, мы погнали, наверное, — улыбнулся Сириус. — А то нам туда еще дойти надо и быть там пораньше, чтоб реально было зайти.       — Ага, — кивнул Джеймс. — Ну тогда давайте, удачи. Хорошей тусовки.       Они с Сириусом с размаху и с хлопком пожали руки и обнялись.       — Передавай привет родителям, — напомнил Бродяга Сохатому. — Особенно маме, — подмигнул он.       — Да пошел ты, — легонько пихнул его тот, смеясь. — Мама тебя любит, а ты…       — Да я тоже ее знаешь как люблю, — заржал Сириус.       — Пошел нахуй, — также заржал Джеймс.       Рем пока попрощался с Питером.       Когда все помахали друг другу и пожелали нормального Рождества, Сириус и Рем направились к выходу из вокзала.       — Ты знаешь куда идти? — уточнил Рем.       — Ну… — задумался тот. — Вообще да, но… Примерно знаю, короче.       — Понятно, — многозначительно кивнул Лунатик.       — А что? — возмутился Сириус его недоверием. — Думаешь, заблудимся?       — Не-ет, — протянул Ремус. — Точно нет.       — Я вырос в этом городе, детка, — горделиво хмыкнул Бродяга, подмигивая, и Рем опять залыбился как дурак.       — Ну я тоже здесь жил… — пролепетал он.       — Да не парься, — махнул рукой Сириус. — В любом случае — время у нас еще есть.       — Это да, — согласился Лунатик.       Как только они вышли с вокзала, Рем тут же узнал Лондон. Куча народу, вымощенные камнями мостовые, фонарные столбы, телефонные будки, автобусы. Воздух был морозный и свежий. Снег лежал только на крышах домов, все остальное было идеально расчищено. Но несмотря на это, все напоминало о Рождестве. Все было украшено венками из остролиста, гирляндами, а кое-что даже омелой. Лунатик снова счастливо улыбнулся, впитывая в себя все это.       Люди суетились. Все потому, что у большинства короткий день, и все уже закончили работать, решив прямо сейчас побежать за подарками. Оттого магазины, разные ларьки ломились от покупателей или просто от народа, который внимательно что-то высматривал.       Сириус и Рем вышли на улицу, по всей видимости, самую оживленную. Но это не было не так уж плохо, потому что царила такая неповторимая атмосфера Рождества и чуда, что можно было закрыть глаза на толкучку. Ну а как? Без нее никуда.       На самом деле было даже интересно наблюдать за этими маглами: взрослые дяди с рабочими портфелями в руках поправляли свои пальто и постоянно посматривали на наручные часы, семьи с несколькими детьми веселились друг с другом, дети ели огромные леденцы, кто-то из них капризничал и выпрашивал подарки, где-то шли группы подростков, ржущих как кони и в шутку толкающих друг друга, где-то стояли разодетые в рождественские костюмы продавцы и рекламщики, кто-то среди них был Санта-Клаусом, кто-то рождественским эльфом с длинными заостренными ушками и в зеленых ботинках с золотыми бубенчиками.       Сириус и Рем решили пойти пешком. Не потому, что у них было слишком много времени до концерта, а потому, что у них не было магловских денег, да и вообще они не были знатоками магловского транспорта и редко ездили на нем, поэтому не стали сейчас экспериментировать. Ну а вдруг они уедут в неизвестном направлении куда-нибудь в криминальный район, где в прошлый раз оказались Бродяга с Сохатым? А ведь такое может произойти. Сириус сказал, что он бы, может, и хотел бы такого приключения, но не во время концерта Queen, на котором есть возможность присутствовать.       Вообще Сириус был каким-то опьяненным от счастья. Рем даже начал подозревать, что он действительно хлебнул огневиски еще в поезде, но Бродяга поклялся, что он этого не делал. Но выглядел он именно так: он смеялся с каждой шутки, он хватался за Лунатика обеими руками и хохотал, он вспоминал все тупейшие истории, которые с ним происходили и делился ими с Ремом, он иногда вообще нес полный бред, но это было так смешно, что они оба чуть ли не падали от смеха. А окружающие смотрели на них немного осуждающе.       Сириус постоянно улыбался, и Рем не мог не заражаться от него. Сириус был счастлив, и это делало Рема самым счастливым на планете человеком. Бродяга смотрел вокруг, вдыхал морозный воздух… Его нос, щеки и губы слегка покраснели, и это безумно ему шло, да и вообще выглядело крайне умилительно. Его глаза блестели, в них отражались гирлянды даже сейчас, при дневном свете солнца. Какой же он прекрасный, Мерлинова борода… Какой же он прекрасный, когда счастливый. Пусть он будет счастлив всегда, пожалуйста. Рему больше ничего не надо.       И правда, такой искрящийся Сириус — это лучшее, что случалось в этом мире. Лунатику хотелось плакать от переполняющих его чувств, когда он осознавал, что это все благодаря тому, что он всего-навсего купил тогда эти билеты. И благодаря этому Сириусу сейчас так хорошо… Это лучшее чувство в мире. Фантастика. Нет ничего более прекрасного.       Рем шел рядом с Бродягой и понимал, что если бы сейчас нужно было вызвать Патронус, он бы точно смог это сделать. Это был бы лучший Патронус в его жизни. Лунатика настолько окутывала энергия, исходящая от Сириуса… Он настолько чувствовал его счастье, это даже не передать словами. И ему самому от этого становилось так невообразимо хорошо, что просто хотелось кричать, рыдать, прыгать, бегать, хотелось понестись вприпрыжку на этот концерт, встать в самом первом ряду и запрыгнуть на сцену прямо к Фредди Меркьюри.       Надо сказать, Рем все с большим трудом контролировал себя, чтобы этого не сделать. Ему очень хотелось бесноваться. Ему хотелось разнести весь Лондон. Он хохотал вместе с Сириусом с их общих шуток так, что у него всерьез болел пресс и текли слезы из глаз. Ему хотелось запеть. Ему хотелось валяться вместе с Бродягой прямо на этой мостовой, и чтобы люди смотрели на них, как на полных придурков.       Наконец они подошли к концертному залу и тут же убедились в правильности своего решения прийти пораньше, потому что люди уже начали собираться. Как хорошо, что у Сириуса с Ремом билеты в фан-зону, и они в любом случае будут ближе к сцене. Их запустят раньше, чем людей с билетами на танцпол.       — Удачно мы, — заметил Сириус, оглядывая разрастающуюся очередь возле концертного зала. Они подошли к людям совсем вплотную и встали за ними.       — Это уж точно, — согласился Рем. — Как думаешь, концерт начнется вовремя, или его задержат?       — Я, кстати, даже и не знаю, — озадаченно пожал плечами Сириус и шмыгнул носом. Мерлин, это слишком мило, у него такой розовый носик от мороза, Лунатик сейчас умрет…       — Вообще, задерживать не должны, — рассуждал Бродяга. — Но всякое бывает. Сколько раз я бывал на концертах, всегда было по-разному.       — Меня очень волнует один вопрос, — хмыкнул Рем. — Это очень громко, да?       Сириус посмотрел ему в глаза улыбнулся и кивнул.       — Да уж, Рем, удачи, — хохотнул он. — Ты, конечно, охуеешь. Потом жужжать в ушах будет, пока спать не ляжешь.       — Понятно, — безнадежно вздохнул он.       — Да не страшно, — успокоил его Бродяга. — Это сначала непривычно, но потом заебись.       — Надеюсь, — кивнул Рем. — А еще, надеюсь, что меня здесь не растопчут все эти люди.       — Да забей ты, — спокойно проговорил Сириус. — Ты же со мной все это время будешь стоять.       — Да, кстати, об этом… — замялся Ремус.       — Что такое? — нахмурился Бродяга.       — Мне скорее всего придется уйти пораньше, — мрачно произнес Лунатик. — Просто… Я же говорил тебе, что собирался встретиться с отцом?       — Да, — кивнул Сириус, внимательно его слушая.       — Так вот, он сказал, что транспорт, на котором он поедет до дома не ходит поздно ночью, поэтому мы должны встретиться в девять тридцать, — объяснил он.       — Подожди… Транспорт? Разве он не может трансгрессировать? — удивился Сириус.       — А, я же тебе не рассказывал, — вспомнил Ремус. — Министерство ограничило его в некоторой магии из-за больших долгов Гринготтсу, которые он просрочил… Среди этой магии трансгрессия. Вот…       — Пиздец, — протянул Бродяга, качая головой.       — Да все как всегда, — усмехнулся Лунатик.       — Так, Рем, послушай, — серьезно начал Сириус, а Рем поднял на него глаза. — Мы сегодня приехали оттянуться. И мы это сделаем. Мы просто отдохнем и потусуемся. Забудь о нем. Встретишься с ним и все. И мы поедем назад в Хогвартс на Рождество. И не будет у тебя никаких скандалов и тому подобного.       — Надеюсь, — улыбнулся ему Рем.       Сириус улыбнулся в ответ.       Он правда его успокоил. Ему это помогло. Помогло расслабиться и не забивать себе голову.       В этой очереди возле концертного зала они простояли Мерлин знает сколько времени. С каждой минутой люди все пребывали, и в какой-то момент Рем начал переживать за этот несчастный зал. Как туда влезет столько человек? Не многовато ли?       Но чудо все-таки случилось и их запустили в здание. Они прошли по коридору, держась за рукава друг друга, чтобы не раствориться в толпе. Потом сдали свою верхнюю одежду, и их по очереди начали пропускать в сам зал, проверяя билеты. Сириус предоставил билеты, и им приглашающе кивнули головой в сторону двери, в которую все проходят.       И Сириус с Ремом прошли. Они быстро подбежали к высоченной сцене, как можно ближе к ее середине и стали беспокойно и предвкушенно переговариваться.       Ждать пришлось долго. Люди все пребывали и пребывали, стесняя все больше. В какой-то момент Лунатик начал уже тревожно оглядываться по сторонам. Такое количество галдящего народа, тем более не всегда трезвого или вообще невменяемого вгоняло его в эту тревогу. Вопрос только, как они могут быть уже пьяные, если на входе всех проверяют… Их бы просто не пустили, если бы что-то заподозрили. Так это что же значит, они пронесли алкоголь с собой и напились сейчас? Невероятное умение.       Рем не знал, сколько времени прошло. Он понял, что много, потому что у него начали гудеть ноги, а так же немного заложило уши от шума вокруг. Но он не мог уделять этим мелочам внимание, придавать им большое значение. Потому что Сириус был настолько радостным и взбужораженным, что ничего рядом стоять не могло. Какая там усталость?       Так. Кажется они дожили до концерта. В зале выключился свет… Все, в том числе Сириус, заорали так, что Рем чудом не оглох. Потом послышались звуки гитары. И это было громко, хоть это и было только начало. На сцене темнота, ничего не видно. Кажется, кто-то вышел. И снова крик.

***

      «Anybody find me somebody to love Кто-нибудь, найдите мне любовь.       Each morning I get up I die a little Каждое утро я встаю и немного умираю,       Can barely stand on my feet Я едва стою на ногах,       (Take a look at yourself) Take a look in the mirror and cry (Посмотри на себя) Смотрюсь в зеркало и плачу.       Lord what you're doing to me Господи, что Ты делаешь со мной?       I've spent all my years in believing you Я отдал все свои годы вере в Тебя,       But I just can't get no relief Lord Но я не получаю никакого утешения, Господи.       Somebody (somebody) ooh somebody (somebody) Кто-нибудь (кто-нибудь), ооо, кто-нибудь (кто-нибудь),       Can anybody find me somebody to love Кто-нибудь может найти мне любовь?»       Это была одна из немногих песен, которую Рем знал и которой мог подпевать. Он раскачивал руками над головой вместе со всеми, вместе с Сириусом. Великолепная музыка, от которой действительно бежали мурашки, уже звучала у него в голове. Будто бы ее загрузили туда.       Он был сейчас просто безмерно счастлив. Он улыбался Сириусу и видел, как тот смотрел на него. Почти так же, как на Фредди Меркьюри. Ну, Рем, конечно, все это себе выдумал, но тем не менее. Ему просто так хотелось, чтобы это было правдой. Хотелось отпустить себя хотя бы на один вечер… И он позволил себе это сделать. Он перестал контролировать себя и просто расслабился.       «Somebody (somebody) ooh                  somebody (somebody)       Can anybody find me somebody to       love»       Голос Фредди разливался по залу и отдавался многочислеными голосами фанатов. Они возвращались ему. И он улыбался. Он подзадоривал всех, он размахивал руками и продолжал петь. По рукам Рема снова побежали мурашки.       Единственный минус — это то, что он не слышал, как подпевает Сириус, потому что здесь вообще мало что было слышно, за исключением живой музыки, конечно.       Бродяга посмотрел на Лунатика. Взгляд того случайно упал на его губы, которые как раз подпевали привев. Рем тут же опомнился и глянул Сириусу в глаза с опаской, надеясь, что он не заметил. Но даже если Сириус заметил… Он лишь улыбнулся ему. Причем так улыбнулся… У Рема побежали мурашки уже не от музыки.       Естественно он не смог сдержать ответную улыбку, которая сама рвалась наружу.       Вдруг Рем понял, что они слишком долго смотрят друг другу в глаза. Очень долго. Слишком подозрительно. Так нельзя… Хотя… Лунатик же хотел отпустить себя…       Значит отпустит. Ремус махнул рукой на то, что пялится на Сириуса в открытую влюбленно. Он разрешил себе вот так смотреть на него сейчас. Именно в эту секунду.       «Somebody (somebody)                        ooh somebody (somebody)       Can anybody find me somebody to       love»       Но Сириус не отводил взгляд. Он стоял и смотрел на Рема своими чистейшими голубыми глазами, которые расширились и потемнели от всего происходящего вокруг. Он, казалось, не обращал внимания даже на людей, которых буквально колбасило рядом. На такой мелодичной песне, как эта они не прыгали, но зато махали руками и орали. А впрочем… Правда, какая разница.       Рем сглотнул и его окатил жар, потому что на мгновение ему показалось, что голубые глаза скользнули по его губам. Сердечко сделало кульбит… А Сириус продолжал смотреть. Показалось, как будто бы это уже длится вечно… «Ну сколько можно смотреть, Сириус, хороший мой, пожалуйста, отведи взгляд, пожалуйста, пожалуйста, ну я же все всерьез воспринимаю», — взмолился Ремус.       Но Бродяга не отвел взгляд. Более того, Лунатик совершенно отчетливо увидел, как его веки чуть опустились, и как он подался вперед. К Рему. А у того задрожали колени…       «Да что ж ты делаешь… Сириус, ну я же ведусь, я же верю», — захныкал Рем в мыслях. А Бродяга был уже совсем близко к его лицу.       К черту все это. Лунатик шагнул ему навстречу…       И тут же почувствовал сильнейший толчок в спину. Его пихнули в Сириуса. Слава Мерлину, не получилось лицом к лицу — Рем врезался в его грудь и в плечо лицом.       Его будто бы выдернули из параллельной реальности. Как будто спустили с небес на землю. Лунатик почувствовал очень неприятную трезвость, а люди вокруг завизжали. Потому что закончилась песня.       — Педрила, — ужасно отвращенно фыркнули позади Рема.       Он обернулся и увидел, кто его толкнул. Это был какой-то парень с длинными лохмами волос в компании нескольких таких же на вид друзей.       — Хуле ты лезешь к нему посреди концерта? — грубо выплюнул парень Лунатику. — Дома будете ебаться! Если он, конечно, не блеванет.       Его друзья заржали. Рема как будто облили ледяной водой. Да, их было плохо слышно, и он не понял, что они говорили дальше, но… Ему хватило того, что он услышал.       — Тупые что ли? — вскинул брови Сириус, глядя на эту компанию. — Отъебались бы.       Те ничего не ответили, потому что Фредди заговорил о том, что концерт подходит к концу, и осталось всего три-четыре песни.       — Рем… — позвал Сириус, потянул его за локоть и развернул к себе. — Забей ху…       — Который час? — резко и внезано спросил Лунатик, не давая ему сказать. Сириус посмотрел на часы.       — Девять — тридцать шесть, — сообщил Бродяга.       — Мне пора к отцу! — воскликнул Ремус так, будто это было самым важным в его жизни.       — Рем, — уже напористее начал Сириус, но тот снова оборвал:       — Встретимся на выходе!       И помчался прочь. Точнее как, помчался… Нырнул в толпу. Сделал то, чего до ужаса боялся.       Он пробирался между людьми, он расталкивал всех, он протискивался, он искал глазами выход…       Это было тяжело, но у него получилось. Он вынырнул из зала за дверь. В коридоре было абсолютно пусто. Кажется, даже охранники сейчас были в зале. Еще бы, кто не любит Фредди Меркьюри…       Внутри все опустело. Все счастье, наполняющее его весь день, исчезло как по щелчку. Он с огромным трудом заставил себя проглотить слезы. Еще разговор с отцом. Еще разговор с отцом. Нельзя плакать. Нельзя плакать. Развел здесь, слабак… В самом деле, как Сириуса от такого не тошнит?       Рем поджал губы и впился ногтями себе в ладони, чтобы попробовать предотвратить слезы хотя бы болью. У него получилось. Плоховато, но получилось.       Так, все. Все потом. Сперва отец, а потом все остальное. Как всегда.       Рем вышел по коридору к выходу, забирая у гардеробщиков верхнюю одежду. Накинув на себя ее, он открыл дверь и вышел на улицу. Уже совсем стемнело. И во всю валил снег. И это было бы красиво, если бы не все то, что сейчас было у Ремуса внутри.       Он сразу увидел отца. Тот стоял неподалеку от концертного зала, ближе к проезжей части. Сутулый, как всегда, руки сложил на груди, в руках держит тот самый рабочий портфель, на голову натянута шапка, закрывающая уши так, что сползла на брови… Лунатик еще раз проглотил слезы и побежал к нему.       — Привет, — поздоровался он как можно аккуратнее, мало ли какое у него настроение.       — Привет! — воскликнул папа, обернувшись, и обнял его, похлопывая по спине. Значит, в нормальном расположении духа в кои-то веки?       — Да что ж такое, — покачал головой папа, отстраняясь от Рема и оглядывая его. — Ты так быстро растешь! Ты уже с лета вымахал, представляешь? Вот я не представляю… — Он тяжело вздохнул. — Как же время быстро летит.       — Наверное, — пожал плечами Рем. С его отцом лучше давать нейтральные ответы. Потому что иначе он придерется и выведет к тому, что Ремус не прав и вообще мало что понимает в жизни. А еще лучше с ним соглашаться. Но этого делать Рем не хотел. И без того паршиво.       — Ну как там ваш концерт? — поинтересовался отец.       — Здорово, — выдавил улыбку Лунатик. — Музыка правда потрясающая. Не понимаю, почему ты так к ним относишься.       — Действительно, — хмыкнул папа. — У вас, у молодежи, вся музыка прекрасная, конечно. Ладно, я не хочу с тобой спорить, я не об этом…       Теперь Рему хотелось плакать от злости. На весь мир и на себя. И на отца. Вот как у человека может быть такая суперспособность: любое слово превращать в пассивную агрессию? Как?       — Я все хотел спросить, что с Заклинаниями и Нумерологией? — нахмурился папа.       — Пап, вообще-то, «Выше ожидаемого» — хорошая оценка, — напомнил Рем.       — Ну да, — снова хмыкнул тот. — А «Превосходно»?       — У меня и так все остальные — «Превосходно», — как можно спокойнее проговорил Лунатик.       — Вот я о чем и говорю, — кивнул отец. — Ладно. Я понимаю прекрасно, что ты не хочешь со мной разговаривать…       — Да почему ты так говоришь? — не выдержал Рем. — Я сам попросил встретиться с тобой!       — Ой, ну, спасибо, сделал одолжение, — нервно засмеялся папа, насмешливо глядя на Рема. У Рема начали раздуваться ноздри.       — Пап.       — Ладно, ладно, — отмахнулся он и сделал вид, что все в порядке.       Они проболтали так еще минут пятнадцать. И все было бы нормально, но… Папа опять завел свою шарманку.       — Слушай, Рем, это… — опустил голову он. — Скорее всего скоро будет развод. И мне надо знать с кем ты останешься.       Лунатик сделал глубокий вдох.       — Мне важно это знать, — сказал отец.       «Да неужели».       — Пап, — терепеливо вымолвил Рем. — Мы же обсуждали это с тобой.       — Да, но вдруг что-то изменилось…       — Что могло измениться? — спросил Ремус. — Вы не делаете это сейчас, пока я несовершеннолетний. А совсем скоро мне будет семнадцать, и я съеду. Я не хочу делать этот выбор, понимаешь?       — Конечно, лишь бы побыстрее сбежать из дома, хорошее решение нашел, молодец, — стараясь скрыть недовольство, ответил отец.       — Пап!       — Что?       — Ну это глупо! Я не хочу выбирать, какой в этом вообще смысл?       — Я услышал тебя.       Рем закипал.       — Ладно, Рем, скоро уже твой поезд уходит, — вздохнул отец. — Давай там.       Лунатик собрал себя в кучу, чтобы не злиться сейчас. Еще не хватало поссориться с отцом за день до Рождества. Они обнялись и попрощались. Папа кивнул ему, развернулся и пошел к пешеходному переходу.       Рем прикрыл глаза. Казалось бы, могло быть и хуже. Но неприятный осадок все равно был таким отвратительным… Как будто бы они сейчас не просто поссорились, а пожелали друг другу смерти. «Еще не хватало», — подумал Рем. Он ушел от проезжей части ближе к зданиям, но так, чтобы его было видно, и чтобы Сириус смог его найти.       А народ, тем временем, повалил из концертного зала. Толпы людей. Да что ж такое, когда же уже это закончится… Рем больше не может это терпеть. Он больше не выдерживает этого.       Вдруг Лунатик увидал высокого парня с черноволосым хвостом. Ну слава Мерлину. От того, что Сириус уже здесь, как-то потеплело на душе. Вот он, вышел, высматривает Рема среди толпы.       Рем улыбнулся и зашагал к нему. И тут он вспомнил, что произошло перед тем, как он ушел. И замедлил шаг.       Твою ж. Мать.       Он полез к Сириусу. Он просто полез к нему… Он вообще себя не контролировал! А если бы он его поцеловал там, при всех? Сириус бы точно оттолкнул его. И никогда бы с ним больше не разговаривал. И был бы абсолютно прав. Ну разве так можно?       Рем резко остановился и схватился руками за лицо. Что же теперь будет… Он точно обо всем догадался… Тут даже слепой бы догадался… Ну как… Как… Где была голова Рема, а? Куда она исчезла, когда была так нужна?       Вдруг Лунатика резко дернули за руку и куда-то потащили. Он вздрогнул, подумав, что это Сириус, но… Что-то грубовата была рука, которая его схватила. На Сириуса не похоже.       Рем убрал руки от лица. И в его жилах застыла кровь. Совершенно незнакомый мужчина, вполне нормально одетый и даже пахнущий одеколоном, грубо тащил его за руку в темный переулок. Нет, уже притащил.       Прежде чем Рем успел среагировать, его прижали к стене спиной. Мужчина схватил его за грудки и прижался к нему всем телом. Лунатика охватил ужас и неописуемое отвращение.       — Не бойся, котик, ну чего ты, — заговорил мужчина сладеньким успокаивающим голосом, когда Рем начал выдираться.       — Вы что, с ума сошли? Что вы делаете? — растерянно и испуганно лепетал Рем, стараясь отпихнуть его от себя и прикладывая к этому все свои силы. Но ничего не получалось. Он был сильнее. Он силой удерживал Рема у стены, хватая его за ягодицы и… растегивая свой ремень на брюках.       — Не беспокойся, — повторял мужчина. Его спокойный и до тошноты милый голос совершенно не соответствовал его действиям. Рема обдало холодным потом, когда он почувствовал, как он очень сильно сжал его ягодицу и потянулся к ложбинке, вместе с этим пытаясь содрать с Лунатика штаны…       Лунатик собрал все свои силы реальные и нереальные. Он понимал, что магию использовать нельзя, потому что это магл. За такое исключат из школы, а этого происходить точно не должно. Поэтому Рем просто впитал в себя все силы на каком-то космическом уровне, сделал глубокий вдох и… рванулся от мужчины, ударяя его коленом в пах.       Только сильные руки успели на десятую дюйма отдалиться от него, как он понесся вон из переулка на большую шумящую улицу, по которой они с Сириусом шли к концертному залу. Он побежал как сумасшедший. Он бежал быстрее машин.       Он понимал, что концертный зал слишком близко, и если вдруг что, он там не спасется, поэтому он побежал сразу к вокзалу.       Встречный воздух раскидывал слезы по его лицу. Рем плакал навзрыд, но при этом бежал так, как не бегал раньше никогда. Не оборачиваясь. Не останавливаясь.       «А что ты так побежал? — спросил он себя. — Мог бы и остаться. Ты же этого хотел, не так ли? Да-да, именно этого. Именно этого ты хотел, когда дрочил на Сириуса в туалете, именно этого ты хотел сегодня на концерте. Ты ничем не отличаешься от того мужика».       Рем не мог больше контролировать слезы. А на горизонте уже показался вокзал. Лунатик побежал еще быстрее… Он бежал и бежал и бежал, пока не добрался до платформы девять и три четверти, пока не нырнул в нее и не запрыгнул в Хогвартс-экспресс в первый попавшийся вагон, в первое попавшееся купе.       Только там он смог перевести дух и броситься на сиденье лицом в обивку. И зарыдать.       У него тряслись колени, ему было ужасно страшно, но в то же время стыдно. Он чувствовал себя самым грязным человеком на планете. Он чувствовал себя человеком гораздо хуже того мужика…       Но этот приторный парфюм он запомнит на всю жизнь.       «Сам виноват. Заслужил», — сказал он себе и вновь зарыдал. Из-за всего. Из-за того, что случилось. Из-за того, какой он грязный, и как ему стыдно. Из-за того, что он влюблен в человека, который никогда не ответит ему взаимностью. Из-за того, что он слабак.       Рем не знал, сколько времени прошло. Он просто рыдал лицом в сиденье. Он растворился в этом состоянии, и в какой-то момент ему показалось, что он так и существовал всю свою сознательную жизнь: лежа на сиденьях и плача.       Но что-то выдернуло его из этого состояния. Какой-то звук. Рем резко обернулся и сел на кресле, утирая слезы с щек.       В купе заглянул Сириус. Весь бледный и взмокший. Он пытался отдышаться, держась за оба бока одновременно.       — Ептвоюматьрем… — невнятно произнес он. Рем сразу сделал вид, что все в порядке.       — Ты здесь… — продолжил Сириус, глядя на него перепуганными глазами. — Мерлин… Я так обосрался… Что стряслось? Почему ты побежал? Тот мужик, который вышел и за хуй свой держался, что-то тебе сделал?       Рем посмотрел на Бродягу, мотая головой. Судя по виду, Сириус и вправду испугался не на шутку.       — Нет! Нет… С чего ты взял? — нервно улыбнулся Лунатик, судорожно все отрицая и просто ужасно пытаясь соврать.       — Потому что блять выглядело так, как будто он затащил тебя за угол и попытался изнасиловать, а ты от него убежал! — затараторил Сириус, чуть ли не путая буквы в словах от волнения.       Рем отвернулся от него.       Сириус закрыл дверь в купе и подсел к нему, внимательно смотря ему в лицо.       — Ну не отворачивайся… — мягко попросил он, очень легко касаясь его плеча, будто бы боясь сломать. — Ты плакал? — с ужасом в голосе сдавленно спросил Бродяга.       Рем покачал головой, но из его глаз снова предательски полились слезы.       Сириус поджал губы. Рему показалось, что по его щеке тоже покатилась слеза.       — Пиздец… — прошептал Сириус. — Это просто какой-то пиздец. Он успел что-то?..       — Нет-нет, — уже уверенно ответил Рем, стараясь избегать его взгляда.       — Блять, слава ебучему Мерлину, — облегченно вздохнул Сириус. — Сука… Вот почему… Какого хуя получается, как всегда, через одно место…       Рем опустил голову, согласно кивая.       — Если бы… Этого могло бы не быть, если бы я тогда остановил тебя или пошел бы за тобой к отцу…       — Нет, только не вздумай винить себя! — замотал головой Ремус. И почувствовал, как Сириус осторожно погладил его по плечу. И это было самое приятное прикосновение в его жизни. Совсем не такое, как от мужчины в переулке.       — Нет, Рем, отчасти я виноват… — горько выговорил Бродяга. — Я бы мог пойти с тобой, но с какого-то хуя решил оставить тебя одного… А все потому, что я испугался из-за того, что случилось там, на концерте… Я имею ввиду то, как на тебя наехал этот имбицил… — Рем не отвечал, а просто сидел, не шевелясь. — Мне показалось в тот момент, что тебе так все это неприятно… Я должен был спросить тебя… Я должен был рассказать тебе, как сильно я влюблен в тебя… Я должен был сделать это и тогда бы ничего этого не было. Тогда бы, вероятно, и на концерт ты бы со мной не пошел, но это хотя бы было бы честно. Какой же я трус.       Все нутро Рема рухнуло вниз.       Ему точно послышалось. Он уже не в себе.       Он медленно повернулся к Сириусу и заглянул ему в глаза. В его честные, прекрасные голубые глаза, которые никогда прежде ему не врали.       — Что? — практически пискнул Рем, бегая глазами и не понимая, что делать.       Сириус сразу понял, что Лунатик имеет ввиду.       — Я… люблю тебя, — сказал Сириус.