***
Рем разлепил глаза, вдруг понимая, что спал как убитый. Как он вообще проснулся? За окном только светлело, значит сейчас часов семь-восемь. Лунатик осторожно, чтобы не разбудить лежащего рядом Сириуса, поднялся на локте и вдруг понял, что в одно из окон спальни кто-то стучит. Вернее, не кто-то, а сова. Очень странно — совы довольно редко прилетают не во время завтрака, когда им положено прилетать. Ни у него, ни у Сириуса своей совы нет, получается она вообще не должна здесь быть. Рем напрягся, очень медленно и нежно выпустил Бродягу из объятий, попутно чмокая его в макушку, встал с кровати, поправляя пижаму и подошел к окну, в которое стучалась сова. Красивая, большая, с блестящими перьями, сипуха впорхнула в помещение, хлопая крыльями, подлетела к спящему Сириусу, бросила на него свиток пергамента и тут же вылетела обратно. Рем даже среагировать не успел, он лишь разинул рот и уставился на свиток. Тут и дураку было бы ясно, что это за письмо. А ведь Сириус только перестал переживать по этому поводу. И что они ему написали? Что они хотят от него? Бродяга потянулся на кровати и открыл глаза. — Сириус… — Рем попытался не показать волнения, но, кажется, у него ничего не вышло. — М? — невнятно отозвался тот, продолжая потягиваться. Лунатик закрыл окно, подошел к нему и взял свиток в руки. Сириусу Ориону От Матери «Оригинально», — подумал Ремус. — Тут тебе письмо. — Чего? — нахмурился Сириус. — Тебе письмо пришло от матери, — сглотнул Рем. Бродяга поднялся и взял у него свиток, разворачивая его и тревожно пробегаясь по нему глазами. Лунатик сжался и закусил губу. Но Сириус не помрачнел, как ожидалось, а наоборот, даже просиял и отбросил пергамент, облокачиваясь на спинку кровати. — Сука. Пронесло. — Что? — не понял Рем. — Все гораздо лучше, чем я предполагал, — улыбнулся Сириус и кивнул на письмо. Лунатик поднял его. Сириус Орион, У меня нет никакого желания писать тебе или вообще иметь с тобой какие-либо контакты. Ты опорочил честь нашей семьи и больше не являешься ее членом. Но, к сожалению, в глазах людей ты до сих пор остаешься Блэком, поэтому если у тебя осталась хоть капля самоуважения (я уже даже не упоминаю об уважении к своей семье), не общайся так публично с отбросами вроде Аластора Грюма. А этот ваш новый учитель — Аарон Фоули и вовсе образец позора и предательства крови. Прими к сведению.(Между прочим) Матушка.
— Это просто… — покачал головой Рем. — У меня слов нет. — У нее с головой не все в порядке, — хмыкнул Сириус. — Но это неважно. Я ожидал, что она скажет, что мне пора завязывать со свободолюбием, возвращаться домой и больше никогда выходить оттуда. А она всего лишь прочитала мне мораль, да и то в очень легкой форме. Даже… странно, — вдруг понял он. — Так, все, — мотнул головой Рем. — Не думай больше об этом. Будем надеяться, что на этом все закончится. — Да уж, — вздохнул Бродяга.***
Рем с каждым днем мылся все тщательнее. От него уже, наверное, за несколько метров пахло шампунем, все тело было идеально гладко выбрито, но он все равно не успокаивался и продолжал намываться. Может, это не совсем адекватно, но он хотел выглядеть идеально, когда они с Сириусом займутся сексом. Но только… Это никак не происходило. Вчера они успели заподозрить Фоули в предательстве, узнать кучу всего нового о его жизни, провести несколько часов в Запретном Лесу, побывать в Министерстве, но так и не успели сделать это, наконец. Рем уже на стену лез, как ему хотелось, это уже не вписывалось ни в какие рамки нормального, но он ничего не мог с собой поделать. А Сириус все тянул. Почему? Он ведь знал, что Рем хочет. Может дело в том, что не хочет сам Бродяга?.. И тут, когда Рем подносил к своему рту вилку с болтуньей, его осенило. Сириус не хочет его. Лунатик положил вилку и усмехнулся — а ведь в этом нет ничего удивительного. Почему он вообще ожидал чего-то другого? Как человек в здравом уме может его хотеть? Правильно, никак. И когда он успел стать такого высокого мнения о себе? А ведь все сходится: и почему он вчера сказал, что они могут и не заниматься сексом, и почему он всегда отстранялся, когда возбуждение уже достигало пика, и то, почему он сейчас спокойно сидит и завтракает, даже не задумываясь ни о каком сексе, потому что если задуматься о сексе с Ремусом, то аппетит точно пропадет. И дело было не в том, что Сириусу не нравятся парни — они ему нравятся, он сам говорил. И да, он возбуждается, когда они с Лунатиком подолгу целуются, он всячески шутит на эту тему, он специально делает все, чтобы завести Рема. Да, он вчера сказал, что хочет его, но это скорее всего было для того, чтобы Рем расслабился, и можно было получить хоть какое-то удовольствие от обжиманий. Но это неважно — просто Сириус такой человек. На самом деле он совсем этого не хочет. Рем ни в коем случае не винит Сириуса в этом. Он винит себя. Как он мог подумать, что кто-то настолько может его хотеть? Он ведь некрасивый, худой с парой мышц — максимум, у него выпирают эти отвратительные ключицы, ребра, к тому же все исполосовано шрамами: и грудь, и живот, и спина… Неловкие, неуверенные руки, странные, не менее неловкие ноги, волосы странного цвета, да и лицо далеко не модельное, а какое-то неприятное, острые скулы, немного впалые щеки, глаза какие-то зелено-желто-карие, подбородок некрасивый. Нет, не то, чтобы он был уродцем, но точно не мог быть для кого-либо объектом сексуального желания. Все. Теперь он понял. Он отстанет от Сириуса и больше эту тему не поднимет. Будет очень глупо потерять его из-за того, что он не хочет с ним… В общем, Рем не животное, он прекрасно без этого обойдется. Он ведь даже ни разу этого не делал, а вдруг это совсем не так здорово, как кажется? Наверняка. Да. Рем больше не будет об этом думать. Он все-таки наколол на вилку кусочек болтуньи и погрузил его в рот. — Рем? Все в порядке? Рем посмотрел на Сириуса, сразу же испугавшись. Да уж, не самое лучшее его качество — все, что у него в голове, отражается и на лице. — Да, — напустил удивление он. — Почему ты спрашиваешь? — Рем, — вздохнул Бродяга и облокотился на стол так, чтобы это не выглядело слишком двусмысленно (все-таки они находятся в Большом Зале), но чтобы придвинуться ближе. — Ну ты же сам сказал мне не думать больше о моих родителях. И знаешь что? Я не думаю! И ты не думай. Забей хуй вообще, я не хочу чтоб ты хоть секунду об этом беспокоился. Это просто пиздец, как того не стоит. — Не буду, — улыбнулся Рем, немного радуясь, что удалось скрыть настоящую причину его кислого лица. — Дело не в этом, да? — как-то догадался Бродяга, сканируя его своими восхитительными глазами. — Сириус, все нормально, — отмахнулся Ремус. — Ты вчера говорил, что научишь меня вызывать Патронус. Может, начнем сейчас, — еле сменил тему он. — Давай, конечно, — согласился Сириус. — Но сначала скажи, в чем дело. — Вдруг взгляд Бродяги озарился пониманием. — Это что… касается нас с тобой? Что-то не так? — Нет… — неправдоподобно протянул Лунатик, отворачиваясь и вставая с лавки. — Рем. — Сириус обошел стол и подлетел к нему, желая что-то сказать, но потом осекся и шепнул: — Пойдем. Рем покорно направился за ним. Они вышли из Зала, и Бродяга потянул его в уголок возле одного из дверных проемов. — Рем, — серьезно и немного встревоженно начал Сириус. — Давай, пожалуйста, обсуждать все проблемы сразу и ничего не замалчивать. Если что-то не так, скажи мне прямо сейчас. Я что-то не то ляпнул? Или сделал что-то и не заметил? В любом случае, я не хотел тебя задеть или обидеть, прости, пожалуйста, — уже совсем взволнованно заговорил он, — ты же знаешь, что я иногда несу всякую хуйню, шучу идиотские шутки и не задумываюсь о последствиях. Так в чем дело? — Не-ет, — теперь уже искренне удивился Ремус. — Ничего такого, правда. Я не обижаюсь на тебя, ты что. Все хорошо. — Но что-то явно не так, — настаивал Сириус. — Ты так помрачнел во время завтрака. Я последний раз тебя таким видел, в тот день, когда мы были на концерте. Когда какой-то долбоеб начал гнать на тебя, ну, мы тогда стояли у сцены. Рем замялся. Как бы хотелось рассказать Сириусу о своих переживаниях, но это ведь так глупо… К тому же, вдруг они из-за этого поссорятся. Нет. Поговорить об этом нужно, чтобы больше не возвращаться к этому разговору. Рем должен услышать от Сириуса, что тот не хочет, чтобы между ними было что-то больше поцелуев, и сказать, что он совсем не против, и ничего от этого не изменится. — Только давай не здесь? — попросил Лунатик. — Хорошо, — кивнул Сириус.***
Рем настоял на том, что это разговор исключительно для спальни, и Бродяга согласился даже на это. Лунатик по дороге туда десять раз подумал о том, что из-за него у Сириуса слишком много переживаний. Слишком много бесполезного выноса мозгов. «Такими темпами ваши отношения завершатся вместе с каникулами», — пронеслось в голове. — Рем, прости, я опять спрашиваю, но просто… — подал голос Сириус, закрывая дверь спальни. Вид у него был не на шутку взволнованный, и Рем мысленно взвыл и кинул в себя каким-нибудь проклятием. — Просто я что-то волнуюсь. В чем дело? — Нет, прекращай, — покачал головой Ремус, молясь, чтобы голос не дрогнул от неуверенности, неловкости и стыда. — Это ты меня прости, я не хотел, чтоб ты так волновался. Я сразу тебе скажу, что это… немного глупо и бредово… И я очень не хочу, чтобы мы поссорились, поэтому, что бы ты мне не ответил, это все неважно. — Ответил на что? — ни капли не расслабился Сириус. Рем сделал глубокий вдох. — Ты не хочешь… спать со мной? — Эта фраза далась ему так тяжело, как будто он разговаривал об этом с отцом, а не с Сириусом. — Что? — опешил Бродяга. — Чего? В смысле? — повторял он, с каждой секундой удивляясь все сильнее. — Ну… — растерялся Ремус, плюс ко всему еще и краснея. Замечательно, лучше и быть не может. — Ты думаешь, что я не хочу заняться с тобой сексом? — выпучил глаза Сириус. — Ну… да, но, — начал Рем, но Бродяга его перебил. — Ты с чего вообще сделал такой вывод? — искренне недоумевал он. — Погоди… То есть, ты ни на что не обижаешься? — Нет, конечно нет, я же сказал, — успокоил Рем. — Фух, — действительно выдохнул Сириус, переставая беспокоиться. — Я уж думал, что ты резко захотел расстаться или что-то в этом духе. — И тут же снова вытаращил глаза. — Ты что правда так считаешь? И ты из-за этого так расстроился? Рем промолчал, не находя, что сказать, и опустив голову. — С чего ты это взял? — ошеломленно, потрясенно спросил он. — Мы же с тобой столько раз… Да я даже говорил тебе, что хочу тебя! И неоднократно! Так откуда ты?.. — У меня такое ощущение, что ты оттягиваешь это, — не выдержал Ремус. — Мы могли бы уже… Но ты все время останавливался. — Вчера я остановился только потому, что Грюм с Фоули пиздились с Пожирателями Смерти, — тут же сказал Сириус. — А до этого я не хотел, чтобы это произошло сразу или слишком рано. Мне казалось, что ты не готов, что тебе неловко, и я ни в коем случае не хотел давить на тебя с этим. Блять, Рем, как ты мог подумать, что я не хочу? Я наоборот думал, что слишком много пристаю к тебе, что тебе нужно больше личного пространства, да и вообще… Я хотел, чтобы ты проявил инициативу. — Что? — сжался Рем. — Мне хотелось, да и сейчас хочется, чтобы ты все это начал. Во-первых, для того, чтобы точно понимать, что ты готов, а во вторых, —Сириус игриво улыбнулся, — мне очень нравится, когда ты позволяешь себе быть раскованным и поддаешься своим желаниям. Нет, ты не думай, я не поэтому хочу тебя. Мерлин, Рем, да как тебе это вообще в голову пришло… Я, блять, постоянно хочу тебя уже хуй знает сколько времени, я никогда так никого не хотел вообще-то. Ты меня заводишь всегда. Я так люблю твои охуенные длинные пальцы, твою шею, я обожаю твои шрамы. Они такие красивые… Знаешь, мне даже кажется что у меня какой-то фетиш на них. И я обожаю, что ты все время такой смущенный… Щеки с ушами горели. Лунатик сглотнул и посмотрел в глаза Бродяге. — Ты такой потрясающий, — вполголоса сказал Сириус, сделал шаг вперед и опалил горячим дыханием ухо Ремуса. — Ты очень красивый. — Рем нахмурился и хотел перебить, но Сириус не дал ему. — Только не говори, что это не так. Я знаю, что ты сам так не считаешь, но я-то вижу тебя. — Он коснулся губами щеки Лунатика, проводя руками по его предплечьям и притягивая за шею к себе. Из груди Ремуса вырвался рваный вздох. — Ты не представляешь, сколько раз, — горячо и хрипло шептал он, — я мечтал сорвать с тебя эту ебучую одежду. — Сириус легонько поцеловал в щеку, прижимая к себе. — Сколько я представлял себе, как провожу членом по твоим губам. — Рем втянул воздух сквозь зубы, цепляясь за его плечи, чтобы не потерять равновесие. — Как я мечтал на уроках взять тебя и оттрахать прямо на столе Слизнорта или Макгонаголл. — Рем сглотнул, а ноги все-таки подкосились, хорошо, что он держался за Сириуса. — Это потому, что ты не горишь желанием заниматься Зельеварением и Трансфигурацией, — с трудом произнес он, удивившись, как изменился его голос, насколько он стал хриплым. — Это потому, что мне было невыносимо видеть тебя каждый день и не иметь возможности коснуться тебя, прижаться к тебе, зацеловать тебя всего, — продолжал Сириус, и Рем просто с ума сходил, — опуститься перед тобой на колени и отсасывать тебе столько, сколько ты захочешь, позволить тебе отыметь свой рот. — Лунатик сдавленно выдохнул, постепенно уходя куда-то в невесомость, продолжая держаться за Бродягу и слушать все эти слова. Так не хотелось, чтобы он замолкал, это слишком горячо, слишком возбуждающе, слишком хорошо, но в то же время, по непонятным причинам стыдно. Как будто настолько правильно, что неправильно. — Как я потом дрочил на тебя в ближайшем туалете… У меня перед глазами только и была картинка, как отсасываю тебе или вылизываю. Я бы умолял тебя разрешить мне сделать это, — сглотнул он, дыша в ухо и щеку Рема все тяжелее и прерывистее. — А потом умолял бы взять меня. Ты ведь не против того, чтобы меняться? Лунатик понял, что край наступил. Он слишком долго ждал, больше он физически не выдержит. Именно поэтому он неожиданно даже для самого себя сорвался, не давая себе поддаваться нахлынувшему стыду: развернулся к лицу Сириуса и со всем своим месяцами копившимся желанием впечатался в его губы, сразу же жарко и голодно целуя, обвивая не только руками, но и ногами, карабкаясь на него, потираясь о него вставшим членом. Сириус опешил лишь на секунду, но потом тут же включился и начал так же голодно отвечать, подхватил Рема на руки, сжал его задницу и замычал в поцелуй. Лунатик жалобно простонал, даже не думая сдерживаться, и продолжил, совершенно потеряв какой-либо контроль над собой, тереться пахом о Сириуса. Тот с Ремусом на руках отошел к кровати и завалился на нее спиной так, что Лунатик оказался сверху. Рем совершенно обезумел от ударившего в голову возбуждения и от страсти: он лег на Сириуса и кусал его губы, он сплетал его язык со своим, вылизывал его рот, целовал так, будто они больше никогда не увидятся. Бродяга шумно дышал и постанывал в поцелуй, продолжая сжимать руками ягодицы Рема и толкаться пахом ему в промежность. Когда Рем издал очередной несдержанный стон, Сириус сел на кровати, заставляя подняться и его, остранил его от себя и посмотрел ему в глаза. Каким же туманным, каким несфокусированным был сейчас его взгляд… Рема обдало какой-то сумасшедшей сладостной волной мурашек, в которой уже показались отголоски оргазма. «Так, — подумал он про себя, успокаиваясь. — Думай о Воландеморте, Ремус, думай о полнолунии». Сириус, не разрывая зрительный контакт, мучительно медленно стянул с Ремуса свитер и футболку и, вжимая его в себя, припал губами к его шее. Тот, благодаря помощи мыслей о полнолунии, сообразил, что Сириус хочет немного замедлить его быстрый, нетерпеливый и несдержанный темп. Он тягуче целовал его ключицы, втягивая нежную кожу так, что становилось немного больно, но так сладко и так хорошо, что Рем откинул голову назад и высоко, негромко простонал. Бродяга же, как будто в ответ на его стон, звучно выдохнул. В ширинке уже неприятно жало, до смерти хотелось уже хоть чего-нибудь, но Рем был не в силах прервать эту невероятную ласку: Сириус одной рукой крутил его сосок, заставляя его покраснеть и припухнуть, другой сжимал и оглаживал ягодицы, проходясь пальцами по ложбинке, и продолжал влажно выцеловывать его ключицы, грудь, проходиться языком по другому соску. Лунатик запускал руки ему в волосы, гладил его шею, его крепкие плечи и предпринимал попытки потираться о него пахом, но Сириус не давал, держа крепко. После горячих поцелуев на коже оставались влажные следы, которые холодели на воздухе. Рем чуть не захныкал, когда Сириус остранился и снова заглянул ему в глаза. — Пиздец, Рем, — сдавленно и хрипло произнес Бродяга, гладя Лунатика по голове, убирая растрепавшиеся волосы с его лица. — Ты просто охуительный. И такой нетерпеливый, — как-то загадочно добавил он. — Сириус… — настолько жалобно выдохнул тот, что не понять, что он имеет в виду невозможно. — М? — как ни в чем не бывало отозвался Сириус, потом зацепил руками края своего свитера и снял его с себя. Рем судорожно вздохнул и сглотнул накопившуюся во рту слюну. — Не торопись, — шепнул Бродяга, не дождавшись, и снова впился в его губы. Он втягивал нижнюю губу, мягко покусывал ее, он углублял поцелуй, он творил языком во рту что-то совершенно невообразимое, Рем готов был просто сознание потерять от возбуждения и желания. Но при этом Бродяга не срывался, он как будто сдерживал себя, специально замедлял поцелуй, специально не давал Ремусу ерзать на нем, прижиматься к его голому торсу. — Си-ириус, — со стоном взмолился Рем ему в рот. Он хотел сказать что-то вроде «зачем ты мучаешь меня», но не смог сформулировать свои мысли. Его голова была абсолютно пуста. Крышу снесло уже давно, ничего внятного, ни одной мысли давно уже не было. Поэтому Рем просто отстранился сам и, как можно быстрее, чтобы Сириус не успел среагировать, прильнул губами, которые уже во всю ныли от поцелуев, к его шее, выцеловывая его кадык, спускаясь ниже, к ключицам, к груди и, конечно же, оглаживая руками пресс, грудь, спину… Это вообще законно, быть таким прекрасным, таким горячим? Касаться его — лучшее, что Рем испытывал. Запах его кожи, его жар... Сириус сначала задышал совсем часто, испустил пару сдавленных стонов, но опять зачем-то остранился от Ремуса, взял его лицо и посмотрел на него. — Сириу-ус, — теперь уже действительно захныкал Рем. — Я хочу, чтобы ты сказал, что хочешь меня, — горячо прошептал Бродяга прямо ему в губы. — И что ты хочешь, чтобы я сделал. Нет, это точно незаконно. Так просто нельзя поступать с людьми. Нельзя. Это слишком. Ремуса разрывало от желания, от возбуждения, но в то же время в нем еще был барьер, который он не мог преодолеть. Зачем Сириусу это? Зачем он так его мучает, в самом деле? — Сириус… — Рем, скажи, — настаивал тот. — Пожалуйста… — Он заставил его привстать на коленях и самозабвенно припал губами к его животу. — Пожалуйста… — Нежно провел рукой по ширинке, огладил бугорок, чуть сжал и сразу же убрал руку. Рем захлебнулся воздухом, так что не вышло даже стона. Ему больше всего на свете сейчас хотелось, чтобы Сириус вернул руку назад, это было действительно необходимо на каком-то физическом уровне. Уши и щеки во всю горели, мозг ничего не соображал, хотелось простого человеческого — руку Сириуса на своем члене. — Скажи, — шепнул Бродяга, придвинул Рема за бедра ближе к себе, сам практически лег, опираясь на локти и провел носом по ткани брюк, вдыхая и губами очерчивая проступающий стояк. — Скажи, — повторил он, жарко дыша. Рем сошел с ума, улетел, уплыл, потерял сознание, ушел в небытие — все что угодно. Он судорожно выдохнул, всхлипнул, сначала зажмурился, а потом опомнился и раскрыл глаза, чтобы не упустить момент, чтобы запоминать все в Сириусе сейчас. Его румянец, его легкую испарину, его темный, безумный взгляд уже не голубых, а синих глаз. Рем сжал волосы на его затылке. Это все было слишком, все параметры зашкаливали. Просто хотелось прямо сейчас, хотелось как можно скорее и как можно больше. Хотелось всего или хотя бы чего-нибудь. Наверное, если бы Сириус сейчас стянул с Рема брюки с боксерами и взял бы в рот его член, то можно было бы спокойно умирать. Но лучше бы он, конечно, взял его самого, целиком. Настолько необходимо прямо сейчас почувствовать его в себе, Лунатик готов был все ради этого сделать. Член уже изнывал и подрагивал, возбуждение сладко и очень мучительно пылало внизу живота, ужасно хотелось, чтобы Сириус вошел в него и просто-напросто отымел. — Пожалуйста, Сириус, умоляю тебя, сделай уже хоть что-нибудь, — беспорядочно, путая буквы в словах, шептал Лунатик, ужасно стыдясь самого себя. — Пожалуйста, я так тебя хочу. Я очень сильно хочу тебя, пожалуйста. Сириус резко вылез из-под него, схватился за его ремень, расстегнул, стянул брюки, оставив Рема в одних боксерах и повалил его на кровать, снимая свои джинсы. Лунатик не мог отвести взгляд от его члена, который скрывала лишь тонкая ткань трусов. Большой, сочащийся смазкой, судя по всему, обрезанный, он был прижат боксерами и переодически немного подергивался от нетерпения. Бродяга навалился сверху и взялся пальцами за резинку трусов Рема. Тот просто тяжело дышал, не в силах уже думать о чем-либо, кроме того, как бы продержаться подольше, как бы не кончить сразу, как Сириус коснется его. Но Сириус не снял боксеры, а лишь навис над ним. — Сначала хотел попросить тебя сесть мне на лицо, — хрипло проговорил он, и Рема снова, как будто ударили под дых. Как же его вело от того, как Сириус просто говорил все эти слова, как же заводил его хриплый низкий голос, как же это все интимно — невозможно… — Но потом подумал, что лучше сделать это потом, — сглотнул он. — Боюсь, что сейчас у нас не так много времени. — Это да, — сдавленно согласился Ремус, завороженно смотря на его немного взмокшие виски, на розоватые щеки, покрасневшие и распухшие губы и в его пьяные темно-голубые глаза. — Поэтому скажи, чего именно ты хочешь, Рем, — опять попросил Сириус. — Я хочу всего, — неопределенно, но честно ответил Рем. — Ре-ем, — протянул Бродяга, улыбаясь, мол, так не прокатит. — Скажи конкретно — я не читаю мысли. — Тебе ведь не для конкретики это нужно? — немного обиженно отозвался тот, стараясь не сорваться на поскуливания от того, как прекрасно их члены сейчас соприкасаются, разделяемые всего-навсего тонкими тканями. Стояк Сириуса такой крепкий, такой горячий… Рем чувствовал капельку смазки на своих трусах. — Не только, — ухмыльнулся Сириус. — Давай же, Рем. Тебе же самому невыносимо ждать. Мне так нравится, что ты такой открытый, что ты позволяешь себе хотеть меня, что ты доверяешь мне… Какой же ты отзывчивый… Ты умудряешься стонать во весь голос и при этом смущаться обычных слов, меня так это заводит, ты не представляешь, меня кроет просто. Но я пиздец как хочу, чтобы ты все-таки сказал. — Я хочу взять твой член в рот, я хочу, чтобы и ты сделал это, хочу, чтобы ты… вылизал меня, хочу, чтоб ты трахнул меня наконец, пожалуйста, Сириус, сделай уже это, я больше не могу-у… — судорожно зашептал он, забывая обо всем, но все равно чувствуя, как пылает все лицо, уши и даже шея. Тяжело дышащий Сириус сдавленно простонал, глядя ему в глаза, тут же стянул с него боксеры и откинул их в сторону, одновременно снимая их с себя, и отполз на локтях назад. Рем снова вцепился в его волосы и поднял голову, не в силах оторвать от него глаз. Бродяга взглянул на него снизу вверх, потом посмотрел на его колом стоящий член и судорожно выдохнул, опаляя горячим дыханием чувствительную головку. Он взял его у основания — Рем задохнулся и жалобно всхлипнул, чувствуя, как поджимаются яйца и как горят щеки, а парадоксальный стыд вновь возвращается — другой огладил его внутреннюю сторону бедра и провел языком от основания до головки, сразу насаживаясь губами. Рема окатило такой мощной волной удовольствия, пробило такой сладостной дрожью, что потемнело в глазах, во рту пересохло, и он отчаянно заскулил, даже не слыша себя. Сириус довольно замычал, пуская вибрацию по стволу, и Лунатик с высоким дрожащим стоном обильно излился прямо ему в рот. На несколько секунд он, кажется, действительно потерял сознание, но потом немного пришел в себя, все еще ошарашенный мощным оргазмом, и понял, что произошло, сразу же начиная ужасающе краснеть совсем не от возбуждения. — Твою мать… — тихо выругался он, закрывая лицо рукой. — Мерлин… Прости, пожалуйста, прости, Сириус, я… я не знаю, как так… Сириус, облизываясь, подполз к его лицу, снова нависая сверху. — Рем.... ты что? Перестань извиняться! — Он взял его руку и убрал от лица. — Да хватит тебе. Пожалуй, Лунатику еще никогда не было настолько стыдно. Как он мог так все испортить? Нужно было совсем немного потерпеть, нужно было думать о полнолунии, о Воландеморте, о тараканах, о чем угодно, ну почему он так облажался… — Я правда не хотел… — виновато лепетал Ремус. — Рем! — Сириус развернул его за подбородок к себе. — Ничего страшного, слышишь? Все в порядке, это ведь твой первый раз, — успокоил он, выравнивая свое дыхание — он все еще был очень возбужден. — Но не настолько же быстро… — поджал губы Рем, отводя взгляд. — Рем. — Бродяга коротко поцеловал его в щеку. — Это нормально и даже очень хорошо. Ты же не думал, что мы действительно часами будем трахать друг друга? Лунатик стыдливо посмотрел на него. — Нет, конечно, но… Мы даже еще не начали… — Так будет только проще, — покачал головой Сириус, снова целуя его в щеку. — Ты ведь все еще хочешь? Готов на второй раунд? — Конечно! — Вот и все, — улыбнулся Бродяга, еще раз облизнувшись. Черт, а Рем ведь даже не предупредил, что сейчас кончит. Не то, чтобы он сам этого ожидал, но… А что, если Сириус не хотел, чтобы ему в рот, ну?.. — Прости, что не предупредил, — прошептал Лунатик, снова ощущая почему-то приятный прилив стыда. — Малыш, расслабься, все прекрасно, — тоже шепотом ответил он так искренне и так нежно, что Рем растекся в лужицу. — Все просто охуенно. Сириус приблизился к нему, и Рем, ни секунды не медля, поймал его губы. Бродяга скользнул в рот языком, оставляя странный солоноватый вкус. В самом деле, оставалось только расслабиться: все это так чувственно, так хорошо, так правильно, что Рем не мог больше переживать. Все, что он мог — это полностью раствориться в этих ласках. Сириус лег на него сверху, оглаживая руками его бока и бедра, и только сейчас Рем вдруг понял, что они оба полностью голые. Сириус сейчас без одежды. Внизу живота мгновенно снова потянуло. Тот все потирался своим твердым членом о бедро. Наслаждаясь его тяжелым дыханием, теряя голову от прекрасного глубокого влажного поцелуя, Рем решился на активные действия: он отстранил его от себя, мягко толкнул в плечо, заставляя перевернуться и лечь на спину, оседлал его бедра, косясь на член, но пока не трогая и не слишком засматриваясь на него, и тут же прильнул губами к его шее. Бродяга рвано выдохнул, откинулся на подушку, открывая доступ к шее, и положил руку Рему на голову, совсем чуть-чуть сжимая волосы, больше поглаживая. Ремус втягивал губами кожу, гладил Сириуса по нереальному подтянутому телу, чувствуя рельеф груди и пресса под своими пальцами. Сириус постанывал, мычал и судорожно вздыхал лишь от этих прикосновений. Рему даже казалось, что он притворяется, чтоб ему было не обидно. Все-таки он не такой опытный и умелый, хорошо, если он вообще сможет сделать хоть что-то, что понравится. Судя по реакции, Сириусу нравилось, а как нравилось самому Рему — это просто что-то невероятное. Он мог целовать этого потрясающего человека везде, он мог вдыхать носом запах его кожи, он мог касаться его, а тому было от этого так хорошо. Хотелось вечно делать ему хорошо. Это так распаляло, выбивало воздух из легких. Рем провел языком по груди и вобрал в рот вставший сосок, сразу начиная быстро ласкать его, как делал с ним самим Сириус. Тот вновь тихонько застонал, и Лунатик в очередной раз забыл, где он находится. Было кое-что, что хотелось сделать, но Рем не решался, боясь что Сириус сочтет его ненормальным. Он всегда тащился от его рук, а сейчас они были так близко, они гладили его по голове. Мышцы плеч и бицепсов напрягались прямо у него перед носом, а кисти, увитые венками, и вовсе находились прямо на нем. И Рем не сдержался. Слишком много в нем было желания сейчас, слишком распаляла и заставляла забыть о сомнениях эта пьянящая близость. Лунатик отстранился от его груди, взял его за запястье, другой рукой касаясь предплечья, и уткнулся носом и губами в его бицепс, сразу начиная жарко целовать и широко лизать. Сириус охнул и снова замычал, и Рем почувствовал, как он напрягся всем телом, но не двинул рукой, а наоборот, притянул за спину Рема к себе еще ближе и сжал волосы на его затылке. Тот про себя выдохнул, понадеявшись, что Бродяге правда нравится и не кажется чем-то странным. Рем подобрался к подмышке, и Сириус в очередной раз сдавленно вздохнул — это стало последней каплей. Лунатик отстранился, отодвинулся назад и наклонился прямо к члену Сириуса. Мерлин, это точно лучшее, что Рем видел в своей жизни: большой, с блестящей от смазки малиновой головкой, обрезанный, с проступающими венками — красивый до безумия. Рот тут же наполнился слюной, а в животе туго стянулся горячий узел. Лунатик поднял свой не соображающий взгляд на Сириуса. Тот не сводил с него потемневших глаз, от которых по всему телу табуном носились мурашки. Рем, не переставая смотреть на него осторожно коснулся губами головки, придерживая член у основания. Сириус ухмыльнулся, поняв, что Ремус помнит все, что он ему сказал и воспринимает вполне себе буквально. А что? Как будто Лунатик сам этого не хотел. Он высунул язык, широко лизнул головку и мягко обхватил ее губами, сразу начиная теребить уздечку кончиком языка. Сириус протяжно застонал, держась за волосы Рема и глядя ему в глаза. Тот вдруг осознал, что все это время пошло пялился на Сириуса снизу вверх, да еще и с членом во рту, и к щекам с новой силой прилил жар. — Блять, — выдохнул Бродяга. — Как ты можешь смущаться сейчас? Ты просто шикарен, ты так великолепно сейчас выглядишь… Но эти слова смутили Рема еще сильнее, хоть и обдали возбуждением. Он, уже не смотря на Сириуса, медленно, стараясь не задеть зубами, насаживался ртом на ствол. Это было гораздо сложнее, чем он предполагал, потому что когда Рем насадился настолько, насколько мог не подавившись, он даже не доходил до середины ствола. Он, конечно, разочаровался в себе и сокрушился о том, что не принесет Сириусу никакого удовольствия, но решил, что лучше так, чем подавиться членом, а если сработает рвотный рефлекс — так это же вообще какой-то кошмар. Он бы никогда не забыл об этом и никогда не простил бы себе. Поэтому Рем насаживался настолько, насколько мог, двигая головой и придерживая член у основания. Сириус у него над головой так сладко постанывал, так сжимал волосы, так извивался, что Лунатика вело, и он даже начинал думать, что не так уж плохо все это делает. — Тихо-тихо-тихо… — Сириус внезапно схватил его за плечи и отстранил от себя, сам немного отодвигаясь. Рем выпустил член изо рта с неприличным хлюпом, и за ним потянулась ниточка слюны, которую он тут же смахнул рукой. — Что такое? Я что… зацепил?.. — испугался он, уже начиная ненавидеть свою неловкость. — Нет-нет, — замотал головой Сириус, глубоко дыша, чтобы успокоиться, проводя рукой по лицу и откидывая черные пряди волос — Рем в какой-то милионный раз подумал о том, какой он красивый. — Просто еще немного, и я бы последовал твоему примеру. А мы тут с тобой, кажется, планировали что-то посерьезнее отсоса, — лукаво хмыкнул он. — Или нет? — Да! — ответил Рем быстрее, чем успел подумать. — Тогда иди сюда, — улыбнулся Сириус и притянул Рема к себе, жадно целуя и переворачивая его на спину, снова оказываясь сверху. — Как ты хочешь? — произнес он ему в губы, но потом снова целуя. — Сверху, снизу? Мне, если что, без разницы, я бы и то, и то попробовал, — Снова он оттягивает губу Рема, снова сплетает свой язык с его языком. — Пока снизу, — судорожно вздохнул Ремус, опять припадая к губам Сириуса. Бродяга поддержал этот тягучий поцелуй, но потом отстранился, облизываясь. — Ты вставлял что-нибудь в себя? — непринужденно осведомился он, а Рем снова покраснел настолько, что даже шея залилась жаром. — Это важно, — шепнул Сириус, коротко клюя его в губы и гладя его щеки большими пальцами. Бродяга издевается. Разве можно задавать такие вопросы так прямо, так обычно? Это просто выбивает Рема из колеи, он не может так, он человек-стыд. «Что же ты со мной делаешь, — захныкал он про себя. — С ума меня сводишь». — Пальцы, — тихо ответил Рем, кажется, еще сильнее заливаясь краской, если это вообще возможно, и стараясь избегать взгляда Сириуса. — Сколько? «Да что же ты делаешь». — Два, — поджал губы он. Бродяга сначала замер, а потом рвано выдохнул и прикрыл глаза. — Блядство. Прости, просто представил, как ты это делаешь. Надеюсь, как-нибудь покажешь мне. — Рем одновременно захотел провалиться сквозь землю и наброситься на него и самому сесть на его член без какой-либо подготовки. — Блять, Рем… Пиздец… — Он глубоко вдохнул. — Но этого мало. Тебе сейчас лучше перевернуться и встать на четвереньки. Сириус поймал его губы и прижал его к себе целиком так, словно они сейчас расстанутся на годы. Рем совсем расплылся, сдавленно простонал и, остранившись, послушно встал на четвереньки. Даже мысли о том, что все, что сейчас видит Сириус — это его задница, не заставляли вернуться в реальность. Он элементарно потерял какую-либо связь с ней. Бродяга немного развел его колени и мягко надавил на поясницу, заставляя прогнуться и лечь лицом на подушку. Рем так и сделал и тут же почувствовал себя так… уязвимо что ли. — Пиздец, — сглотнул Сириус, оглаживая его бедра. Рему было неловко и все еще стыдно — ему не казалось, что вид его ануса — это нечто, на что можно любоваться, — но, услыша возбужденный голос Сириуса, он об этом тут же забыл и просто улегся, прикрывая глаза. Бродяга наклонился к нему и поцеловал ягодицу, сладко посасывая нежную кожу и точно оставляя на ней засос. Лунатика хватило только на жалкий всхлип. Руками Сириус гладил половинки, разводил их в стороны, но к ложбинке не прикасался, а лишь выцеловывал все, что было возле нее. Рем, кажется, прогнулся в пояснице настолько, насколько никогда раньше не прогибался, а все для того, чтобы быть ближе к Сириусу. Совершенно неожиданно, оторвавшись от ягодицы, Бродяга широко провел языком по ложбинке снизу вверх. Рема подбросило куда-то к потолку. Он ахнул, а потом заскулил, чувствуя, как Сириус повторил это еще раз. Тот выдохнул, и от его горячего дыхания по телу снова разлилось такое невероятное удовольствие, что Рем испугался, что снова кончит. Это было просто нереально, слишком хорошо. Сириус на этот раз лизнул ложбинку и мелко задвигал кончиком языка. Лунатик поскуливал и постанывал, уже ничего не видя перед глазами, машинально подаваясь бедрами навстречу Сириусу, тыкаясь задницей ему в лицо. Тот то замедлялся, тщательно вылизывая складки, то ускорялся, то глубоко целовал, ввинчивая язык в Рема. Рем чувствовал, как пылают щеки. Он извивался, он вновь подавался бедрами назад, его колени разъезжались сами собой, он просто не контролировал свое тело, все, на что у него хватало сил — это жалобные всхлипы и скулеж. Сириус горячо дышал ему в сфинктер, давился воздухом, нежно гладил ягодицы, разводя их и трахая его языком. Невозможно. Слишком. Чересчур. Вокруг становилось все жарче. Лунатик умирал от удовольствия и от того, как этого мало. Это было безумно приятно, особенно интимно, но Рему хотелось член Сириуса у себя в заднице, хотелось до дрожи, до подкашивающихся ног и каменного стояка. — Си-ириу-ус, — взмолился Рем, хныкая. Тот понял его без слов, отстраняясь, вставая с кровати и уходя, видимо, за палочкой. В голове у Лунатика пронеслась мысль о том, что ему же сейчас, наверное, совсем невыносимо. Это Рем уже успел кончить и заново возбудиться до предела, а Сириус ведь все это время держится, и по нему видно, что с трудом. Как только он вернулся, он сразу шепнул какое-то заклинание и коснулся пальцами сфинктера, размазывая по нему что-то вязкое. Ощутив долгожданное прикосновение, Рем высоко простонал и подался бедрами назад. — Сейчас, малыш, — отозвался Сириус так хрипло, что Рем сам захотел пообещать ему, что потерпеть осталось совсем немного. — Сейчас, еще чуть-чуть. И он вошел пальцем, сразу вставляя до основания. Лунатик не сдержал сладкий стон и крепко сжал одеяло и подушку. Убедившись, что один палец проходит легко, Сириус добавил второй, точно так же медленно вводя его до основания. Два пальца прошли туговато, но нормально, Рему не было больно, он слишком много раз пытался удовлетворить сам себя всяческими разными способами, чтобы не сидеть потом на парах со стояком от одного только взгляда Сириуса. Бродяга вытащил пальцы, и Рем разочарованно захныкал, ощущая неприятную пустоту. — Потерпи немножко, — нежно произнес Сириус, чмокая его в ягодицу. Осторожно, медленно он проникнул в него тремя пальцами. Рем уже не мог ни стонать, ни скулить — он лишь тяжело дышал в унисон с Сириусом. Дыхание Бродяги совсем сбилось, Лунатик каждой своей клеточкой чувствовал, как ему тяжело и с какой силой он сдерживается. Он вводил пальцы до конца, вытаскивал их до середины, потом снова проникал и разводил их в стороны, чтобы растянуть. В какой-то момент он еще и нащупал простату, так что Рем и вовсе сошел с ума, метаясь на кровати, извиваясь и стоная. Его прострелило таким наслаждением, что он уже не был уверен, что все это происходит на самом деле. Он не знал, сколько это продолжалось, и как они с Сириусом это выдержали. Это время казалось ему вечностью, он даже успел забыть о том, что он здесь делает, почему лежит головой на подушке кверху задом, и почему внутри него давящее, но такое приятное чувство заполненности. Наконец Сириус вытащил пальцы, и Рем снова услышал, как он произнес это же заклинание. — С презервативом? — выдохнул Бродяга. — Без, — отозвался Лунатик и охнул, потому что Сириус резко перевернул его на спину, наваливаясь на него всем телом и заставляя обвить себя ногами. — Если будет больно — сразу говори, — еле выговорил он, и Лунатик кивнул. Сириус приставил головку к сфинктеру и, стараясь делать все максимально медленно, вошел в него на всю длину. Рем задохнулся, чувствуя сладкую волну оргазма совсем близко. Чувство заполненности сводило с ума, было немного больно, но вполне терпимо и даже приятно. Но Бродяга тут же вышел из него, причем гораздо быстрее, чем вошел, и навис над ним, прикрыв глаза. — Таймаут, — сглотнул он. — Мне совсем чуть-чуть осталось, — взмолился Ремус так жалостливо, что сам себя не узнал. — Рем, ты такой узкий, просто пиздец, — прошептал Сириус, чмокая в губы. — Если бы я не остановился, не было бы никаких чуть-чуть. Он снова приставил головку ко входу и вошел уже резче, чем раньше, и под другим углом, сразу начиная двигаться и искать нужный угол. Вдруг Рема снова пробило сумасшедшим удовольствием, и он громко, гортанно простонал. Из груди Сириуса тоже вырвался несдержанный, хнычащий стон. — Кончи в меня, — шепнул Ремус. Сириус сорвался на сумасшедшие, резкие толчки, и в глазах потемнело. Лунатик почувствовал, как сильно он сдерживался. Легкая боль все еще оставалась, она была настолько кстати, она так сочеталась с острым удовольствием, которое ударяло благодаря Сириусу, каждый толчок попадающему по простате, с невероятным чувством заполненности… По всему телу пробежали мурашки, стало слишком жарко и огромная, сбивающая все на своем пути волна окатила Ремуса с головы до пят. Его передернуло, он зажмурился, кажется, закричал… Когда он более-менее начал соображать, что происходит и открыл глаза, ощутил вес тела Сириуса на себе и почувствовал на ложбинке что-то горячее и вязкое. Бродяга, выглядящий абсолютно пьяным, чуть поднялся над Ремом и завалился на кровать рядом с ним. Лунатик посмотрел на него, облизывая губы и Сириус посмотрел тоже. Какой же он… Это невозможно описать словами. — Блять, — тихо выдохнул он и глубоко вдохнул воздуха, который, кажется, тоже стал вязким. — Как ты? — Охуительно, — так же выдохнул Рем, в ответ на что Сириус округлил глаза и даже чуть приподнялся, чтобы посмотреть ему в лицо и убедиться, что это действительно он. Рем захихикал. — Просто не знаю, как по-другому сказать. Ситуация подходящая. — Ну ничего себе, Рем, — восхищенно улыбнулся Сириус. — Теперь я видел все. И, кстати, согласен с тобой полностью. Охуительно.