Я бы сделал все, чтоб увидеть тебя снова, Если бы только мог путешествовать так далеко.
***
Десять минут. На часах осталось всего десять минут, прежде чем Юнги снова сможет ощутить вкус свободы, но каждая предшествующая минута длится вечность и на вкус как горький эспрессо. Сейчас он беспокоится, что это вещество может навсегда въесться в крошечные вкусовые рецепторы на его бедном языке. — Ну? Как на вкус? Как бы он ни пытался контролировать выражение своего лица, послевкусие крепкого кофе заставляет лицо Юнги на долю секунды неловко исказиться. Однако он не может вечно отрицать правду. Это должно быть тренировкой, и он должен кого-то тренировать, так что ему нужно честным. Ложь привела бы только к увеличению работы для них обоих. — Он… очень крепкий, — заключает Юнги. Он ставит изящную кофейную кружку на стойку и делится своей непревзойденной мудростью. — На этот раз ты использовал все нужные ингредиенты, но слишком много эспрессо. Недостаточно молока. Если сравнивать с предыдущим напитком, этот должен быть менее горьким. У стоящего прямо перед ним Тэхена заметно опускаются плечи. Он печально бормочет: — А… Хорошо. Я надеялся, что в этот раз у меня правда получилось. — У тебя и получилось. Просто в следующий раз тебе стоит быть немного точнее с граммовкой, — Юнги пытается успокоить его. Это, должно быть, его наименее любимая часть обучения стажера; он ненавидит смотреть на этот расстроенный вид. — В любом случае, ты же тут только вторую неделю, верно? Не отчаивайся, скоро все усвоишь. Хотя он и говорит это, Юнги по личному опыту знает, что изучение и запоминание каждого напитка в меню требует много практики, тонны проб и ошибок. Он начал работать в кофейне около года назад и страдал от того же, но для него это гораздо лучше, чем весь день пиццу развозить. Он испытывает облегчение, наконец-то избавившись от запаха жирного сыра на одежде и пробок в Лос-Анджелесе, а работа в кофейне имеет свои преимущества. Что ж, необходимость вставать очень рано и получать такую же почасовую зарплату не входит в их число, но все же они есть. Просто отсутствие необходимости ездить по городу — это единственное, о чем Юнги может припомнить на ходу. Он, хотя бы, получает удовольствие от прослушивания инди-музыки, играющей на фоне во время смены, а скидки для сотрудников выгодно подкармливают его зависимость от кофеина. На самом-то деле, ему не на что жаловаться, ну и пусть это еще одна работа в сфере обслуживания, а некоторые клиенты существуют исключительно для того, чтобы сделать его жизнь намного сложнее, чем она должна быть. Извращенно это или нет — Юнги стал более-менее равнодушен к периодическому плохому отношению к себе. С другой стороны, Ким Тэхен постоянно производит впечатление тонкого стекла, что может разбиться даже от взгляда не под тем углом. Юнги знает его недостаточно долго, чтобы сказать, чувствителен ли тот от природы или его поведение — просто результат того, что он первокурсник колледжа, пытающийся выжить на своей самой первой работе на неполный рабочий день. В любом случае, реалии капитализма и работа в сфере обслуживания достаточно скоро ожесточат его, словно маленького покемона, вынужденного эволюционировать для выживания. — Я попробую сделать его снова, — внезапно заявляет Тэхен, и он звучит настолько решительно, что непривычно от него такое слышать. Он поворачивает голову и глядит на Юнги с огоньком в глазах. — Меньше эспрессо, больше молока. Верно? Юнги коротко кивает: — Верно. Получившийся напиток намного легче воспринимается вкусовыми рецепторами, и это облегчение для рта Юнги. Только что закончив давать фидбэк, он замечает время. Наконец освободившись, Юнги не теряет ни секунды; ему не терпится избавиться от фартука и закончить смену. Он уходит немного раньше, чем обычно, но это необходимо, чтобы согласовать его собственное расписание с расписанием группы. Даже Сокджин решил пропустить денек своего летнего курса, утверждая, что он не пропустит ничего важного, ведь его профессор читает с презентации и звучит как робот. — Тебе правда нужно идти? — спрашивает Тэхен. Он стоит там с широко распахнутыми глазами и обеими руками в карманах фартука. — То есть, я понимаю, если тебе уже пора… Просто я надеялся, что мы еще потренируемся в готовке напитков? Теперь я хочу улучшиться в приготовлении фраппе. На мгновение Юнги кажется, что он смотрит на щеночка. — Эм, да. Извини, мал…чувак, но групповая репетиция никого не ждет. Мы начнем работать над фраппе на следующей неделе, окей? — чтобы никто лишний не услышал, Юнги подходит поближе, бормоча: — Также, не бойся попросить Веронику тебе помочь. Обещаю, она не кусается, если вежливо попросить и упомянуть, что тебе нравятся собаки. Она их любит. Тэхен бросает короткий взгляд на их синеволосую коллегу, которая сейчас вытирает столы. Вероятно, они еще ни разу не разговаривали, но, честно говоря, так всегда бывает: нанимается новый человек, выбирается храбрая жертва для его обучения, а все остальные вздыхают с облегчением, продолжая выполнять свои обычные обязанности. Возможно, на этот раз Юнги был храброй жертвой, но его коллеги наивны, если думают, что смогут избежать ответственности, когда его нет рядом. — Ладно, ты сегодня хорошо поработал, не беспокойся. Увидимся на следующей неделе, хорошо? Напоследок, Тэхен кивает и выглядит менее напуганным перспективой остаться одному на остаток смены. Когда Юнги подходит к выходу из кофейни, Тэхен на прощание кричит: — Хорошей репетиции!***
Студия как всегда выглядит старой и захламленной, но когда Юнги проходит через двойные двери здания, он чувствует, словно вернулся домой после утомительного рабочего дня. Он полубегом поднимается по короткой лестнице, перешагивая через две ступеньки за раз, неся на спине тяжелый чехол с гитарой. Несет он не только сам инструмент — все свои надежды и мечты заодно. Так что груз на его плечах ни за что не станет тяжкой ношей. — Я не опоздал. Таковы первые слова, соскользнувшие в него губ, только он вошел; запыхавшийся, но жаждущий начать репетицию, жаждущий коснуться кончиками пальцев струн своей гитары. Прошло слишком много часов с его последней игры. — Верно. Ты по-светски рано, аж осталась минутка для безделия, — проговаривает Сокджин, но Юнги понимает, что тот просто дразнится. Раз Намджун не умеет водить, а они вдвоем живут в одном районе, они привычно приезжают в студию вместе. И еще стоит учесть факт, что студия немножко ближе к их университету, нежели к дому или работе Юнги. — Кстати, ты читал мое сообщение? — Ага, — склонившись над полом, Юнги по-быстрому расстегивает сумку и достает свою полностью черную Fender Stratocaster. Он держит инструмент так же заботливо, как бы нес новорожденного; его пальцы исключительно нежны при настройке гитары. — Которое про то, что мы будем последними в лайн-апе? Так даже лучше. Сокджин отчаянно стонет: — Ты имеешь в виду хуже, верно? Быть последними значит, что все ожидают, что мы будем хороши, прям очень хороши. — Эй, но мы же и правда хороши! — встревает Намджун. Сейчас он сгорбившись сидит на стуле за барабанной установкой, его очки для чтения — на переносице. Он, вероятно, не осознает, что все еще носит их; плохо, если они разлетятся по комнате от обыкновенного покачивания головой. — Это лучше, чем быть первыми, иначе люди забудут о нас к концу шоу. — Не знаю, я б лучше был предпоследним. Или, может, третьим с конца? Где-то в середине, в некой безопасной зоне. Разговоры его друзей в основном влетают в одно ухо и вылетают из другого. Стоя в студии с гитарой наготове, Юнги сосредоточен только на этом ощущении и ничем ином. Прошло несколько недель, как они получили новости, и это все еще не кажется реальным. По крайней мере, для Юнги. Он помнит тот день с точностью, словно времени вообще не прошло: Сокджин отправляет в групповой чат сообщение за сообщением, а Намджун и Юнги не отвечают сразу. Упоминает, что один из его случайных школьных приятелей приглашает их сыграть в небольшом заведении, в котором он работает во время ННГ (следующая смска Сокджина кратко объясняет, что та аббревиатура — сокращение от «Ночь Новых Групп»; мог бы ее и сразу напечатать). Сразу созвали экстренное собрание группы, хоть оно было довольно бесполезным. Они ни за что не упустят такую блестящую возможность. И неважно, что они будут выступать перед небольшой группой людей в пригороде, которые не знают об их существовании. Каждая великая группа должна с чего-то начинать, и это лучше, чем вообще никогда не стартовать. Поэтому они репетировали при каждом удобном случае, а поскольку до шоу осталось всего четыре дня, они почти не проводят свободное время вне студии. Им дали время только для исполнения четырех своих песен, но это не имеет ни малейшего значения. Просто больше всего на свете они хотят, чтобы люди их запомнили. Проблема в том, что они не выступали перед толпой еще со старшей школы, когда они не были так уж искусны. Потом был годовой перерыв, во время которого Юнги чуть не бросил музыку навсегда. После этого они как бы немного практиковались там и сям, когда было время встретиться друг с другом — все же школьные занятия и работа на полставки перетягивают все внимание на себя. Как бы там ни было, капитализм — сучка, а университет — надувательство. Юнги будет жить с этими убеждениями, пока они будут удерживать его от достижения долгосрочных целей. В любом случае, их неподготовленность привела к по крайней мере одному кризису. Но с тех пор они усердно практикуются, корректируя все, что необходимо улучшить, и принимая во внимание каждую мысль и мнение, которыми они делятся друг с другом. Они, конечно, трио лучших друзей, но их химия как мемберов группы сияет так же ярко. Им всегда удавалось довольно хорошо работать друг с другом; когда один человек чувствует, что что-то не так, они делают шаг назад и вместе анализируют ситуацию. — Нет разницы, будем ли мы первыми или последними, или даже в середине, — произносит Юнги, и его внезапный вклад в разговор привлекает к себе внимание. Понимая, что все взгляды сейчас устремлены на него, он сверкает уверенной улыбкой и полными озорства глазами. — Нам нужно просто прийти и сыграть, верно? Так давайте играть. Простое воодушевление — вот и все, что нужно. Больше ничего не надо говорить, и все они это знают. У них действительно крепчайшая связь и сильнейшая химия. Вот почему, когда Намджун стучит своими барабанными палочками друг о друга и начинает их со знакомого ритма, Сокджин мгновенно добавляет к ритму мягкое звучание своего баса, а за ним следует бесстрашный рифф гитары Юнги. Больше ничего не стоит говорить — музыка будет их голосом. Мы будем в порядке, думает Юнги. Мелодия струится по его венам и управляет его телом, как марионеткой, его пальцы без усилий воспроизводят каждую ноту в совершенстве. Нет, мы будем великими. Практика заканчивается через некоторое время, когда Намджун заявляет, что уже не чувствует свои руки, как ему хотелось бы. Становится поздно, и студия все равно скоро закроется, так что они неохотно закругляются и собирают вещи. Юнги съеживается, когда вспоминает, что на следующий день ему нужно вставать в пять утра на работу, но что сделано, то сделано. Он, вероятно, съест какой-нибудь дерьмовый фаст-фуд по дороге домой, попытается принять душ, не упав в обморок, а потом… — А как поживает Хосок? — внезапно интересуется Намджун. На голове у него полотенце, а в рот уже засунута половина протеинового батончика, и, как бы неаппетитно это ни выглядело, желудок Юнги сейчас откровенно завидует. — Он же следующей неделе прилетает, да? Он, наверное, чертовски рад. — Ага, на следующей. И он рад, — подтверждает Юнги. Невозможно скрыть улыбку, что так и норовит появиться на его лице, так что он и не пытается. Он также не может скрыть невнятного разочарования в своем тоне, когда добавляет: — Но это уже после шоу, так что… он немного расстроен, что не попадет на него. О чем Юнги не упоминает, так это о том, что это единственное, о чем говорил Хосок. Он напоминает об этом Юнги каждый божий день во время их разговоров, выражая свое волнение, что он наконец отправляется в одно из мест своей мечты, чтобы испытать немного независимости и свободы. Он слишком много раз извиняется, что не сможет попасть на первое настоящее шоу группы, но обещает найти время на посещение некоторых их репетиций, если они ему разрешат. Юнги не может себе припомнить, чтобы он когда-либо был против, но в то же время он понимает Хосока. Тот может быть одним из его лучших друзей, но нетрудно догадаться, что он, вероятно, чувствует себя аутсайдером. Однако так будет не всегда. Если Юнги что-нибудь ради этого предпримет. Как бы долго Хосок ни планировал оставаться в стране, ровно столько времени Юнги планирует провести с ним. Он сделает все, что в его силах, чтобы Хосок чувствовал себя желанным гостем. — Н-да… Но не волнуйся, я уверен, он попадет на следующее, — говорит Намджун. Он ободряюще похлопывает Юнги по плечу и так перекошенно улыбается, что другой парень не знает, что и думать. Сокджин прочищает горло и говорит: — Ладно, отличная репетиция, как и всегда. Думаю, могу признать, что мы действительно хороши. Но теперь я хочу смыть с себя всю мерзость, так что можно мы пойдем? — Да будет так, — соглашается Намджун. Ради забавы, он берет свое потное полотенце и размахивает им перед лицом Сокджина, прекращая свои шалости, только когда кажется, что ему в ответ вот-вот сломают шею. Как всегда, Юнги наблюдает за своими лучшими друзьями с нежной улыбкой на лице.***
Скайп подключается вечность. Ну или так кажется Юнги, когда ему приходится ждать больше двух секунд. В любом случае, его веки тяжелеют, дешевые тако удобно улеглись в животе, а его волосы влажные после недавнего душа. У него все симптомы человека, готового отрубиться, но он цепляется за бодрствование с упрямой гордостью. Он должен сопротивляться. Наконец, знакомое лицо появляется прямо перед ним на экране. — Хен, хэй! Извини, что заставил ждать — Оу, у тебя вся голова мокрая. У вас дождь сегодня? — Хаюшки, — Юнги устало улыбается. — Нет, я только из душа вышел и решил не париться сушкой этого жуткого беспорядка на голове. Хихиканье Хосока чувствуется через динамик: — Не выглядит как беспорядок, как по мне… но мне всегда было интересно: за волосами сложно ухаживать? Раз они у тебя такие длинные. Услышав этот вопрос, Юнги задумчиво хмыкает, глядя вниз на мокрые черные пряди, лежащие на его полосатой пижамной рубашке. Он захватывает пальцами парочку, не зная, что с ними делать, и в конце концов пожимает плечами. Он ничего не знает о волосах и не планирует узнавать в ближайшее время. — Ну то есть, я ничего с ними особого не делаю, — признает он. — Я знаю, что мне нужна одна из этих процедур для длинных волос, как она там называется. Наверное, у меня уже много секущихся кончиков, но без понятия. Сто лет не был в салоне красоты. — Вау, правда? — Угу. — Но они выглядят так классно! — Ты преувеличиваешь, — Юнги смеется и тут же меняет тему. — Так, а что это за вещички у тебя на фоне? Забыл их сегодня постирать? — А, это? Ну почему же, рад, кстати, что ты спросил, — Хосок отодвигается в сторону, чтобы получше показать огромную кучу одежды на своей кровати. Затем он широко улыбается в камеру и вытягивает руки, словно показывая какой-то грандиозный сюрприз. — Добро пожаловать во вторую часть «Собирайся Вместе с Хосоком»! На этот раз мы занимаемся чем-то еще более захватывающим — складываем и укладываем. Услышав так называемое грандиозное вступление, Юнги реагирует на него драматическим стоном и кладет лоб на стол. — Серьезно? И это то, что ты так сильно мне показать хотел? Это ж как с тем списком было. — Ах, не будь так разочарован! Тот список мне правда помог, — Хосок говорит, посмеиваясь. — Шучу, но я правда хочу поболтать с тобой, пока собираю оставшиеся вещи. Подумал, что так мне будет не сильно скучно. Слыша это маленькое признание, Юнги не может найти в себе сил жаловаться дальше. Он также видит здесь закономерность. В прошлый раз они провели почти два часа, обсуждая, что Хосок должен и не должен брать с собой в Америку, и Хосок так увлекся этим, что составил целый список предложений. На этот раз Хосок хочет поболтать, пока он готовится к путешествию. Как будто он намеренно включает Юнги во весь этот процесс, как будто это то, что они переживают вместе, а не по отдельности. В каком-то смысле так оно и есть. Хосок впервые путешествует в другую страну. Юнги впервые встретится лично с одним из дорогих ему друзей. Это впервые для них обоих, несколько первых разов и куча волнения. Юнги не знает, что делать даже с половиной этих чувств. Хотя бы он не будет один, ведь они проходят через это вместе. — Ладно, думаю, я не против, — в конце концов отвечает Юнги. Поверить не может, насколько он счастлив, видя, как улыбка тут же возвращается к Хосоку. — Кажется, у тебя много шорт. Убедись, что у тебя будет и что-то подлиннее, когда похолодает. — Заметано, — Хосок недолго роется в огромной куче рядом с ним, пока он не выныривает с парой светло-голубых узких джинсов. Затем, напевая себе под нос, он аккуратно, с невиданной точностью их складывает. — У вас же не сильно похолодает, да? Только не в Южной Калифорнии. — Эй, лучше быть готовым ко всему. Но нет, где я живу, так холодно не бывает. Типа, я даже не помню, когда последний раз шел снег. — Ах, правда? — Хосок на секунду хмурится в камеру. — Какой отстой, я люблю снег. Снег у нас тоже идет не слишком часто, но я всегда радуюсь, когда он выпадает. А! Как ваша репетиция прошла? Ты же только с нее вернулся, разве не так? — Да, с нее, — на секунду Юнги останавливается, чтобы прикрыть рот, зевая. — Было супер, практиковались до крови в пальцах… шучу, конечно, но у меня как раз появились новые мозоли, если хочешь на них посмотреть. — Посмеешь показать — отключусь, — предупреждает Хосок. Юнги тут же ржет над ним: — Расслабься, ты же знаешь, что я не стану. После этого Хосок действительно расслабляется, но еще раз предупреждает Юнги, что любой «смешной выкрутас» приведет к тому, что он повесит трубку, не пожелав спокойной ночи. Честно говоря, это восхитительно, что это — его версия угрозы. Хосок слишком мягкий человек, чтобы когда-либо быть злым по отношению к кому-то другому, но он накажет их молчанием или отсутствием прощания. Каким-то образом это делает его одновременно и милым, и опасным. — Ну да ладно; вы, ребята, так усердно трудитесь. Я уверен, что вы будете великолепны там, на сцене, — сложив вырвиглазно-яркую рубашку и аккуратно отложив ее в сторону, Хосок вновь поворачивается, чтобы сосредоточиться на экране. Тот не успевает и рта открыть, а Юнги уже знает, что тот собирается сказать. — Только мне бы хотелось быть там же, посмотреть ваше выступление. — И мне, — бормочет Юнги. — Но как я сказал до этого… мы взамен дадим тебе специальный концерт в студии, так что там-то тебе лучше быть. — Конечно! Ни за что на свете не пропущу. После своего заявления Хосок подмигивает. Юнги отводит взгляд. Подобные действия заставляют его чувствовать себя неловко, а ему не нравится чувствовать себя неловко, поэтому он вместо этого притворяется, что ничего не произошло. — Так, эм, — начинает Юнги, размышляя, что сказать дальше. — Мы всегда говорим о моем дне, так что я теперь хочу послушать, как прошел твой. На это Хосок фыркает: — Мм, нет, не хочешь. Мои дни либо скучные, либо долгие и выматывающие. Как я и сказал, столько всего упаковать надо. Чтобы подчеркнуть это, он поднимает чемодан, припрятанный в стороне, преувеличивая его тяжесть с помощью своих типичных драматичных звуковых эффектов. Тем не менее, Юнги посмеивается, потому что он все равно находит это забавным. Хосок всегда такой забавный с ним. — Неважно, — Юнги говорит ему. — В любом случае расскажи. — Ну, раз ты настаиваешь. Вместо того, чтобы начать сходу, Хосоку требуется некоторое время, чтобы действительно решить, о чем он хочет поговорить. Каким-то образом он останавливается на случайной истории, связанной с недавней пропажей одной из его любимых туфель и тем, как он нашел ее именно там, где оставил; что в конечном итоге переходит в несвязанную историю о странном человеке, с которым он столкнулся, пока ходил с родителями за школьными принадлежностями. Юнги слышит каждое сказанное ему слово, но через некоторое время его мозг отключается, и он больше не понимает их значение. Он воспринимает только успокаивающий голос и пару тонких рук, непрерывно складывающих одежду. Замечал ли он их до этого? Юнги не припомнит. Такое чувство, что он впервые целенаправленно смотрит на руки Чон Хосока, а не просто видит их. Приятно наблюдать, как он бережно обращается с каждым предметом одежды. И хотя Юнги не видел их вблизи, он может сказать — эти руки нежные. Они, вероятно, совсем не похожи на его собственные руки, закаленные и изношенные за годы использования. Это не значит, что Юнги не любит свои руки, вовсе не так. Он любит браться за любую задачу, которая требует много ручной работы. Он любит видеть результат своих творений. И все же, руки Хосока — совершенно иной род красоты. Будь то игра света или самой веб-камеры, но по какой-то причине Юнги не может отделаться от мысли, что они выглядят такими маленькими и изящными. — Хен-и? Юнги ускоренно моргает: — А? — Грубиян, — Хосок намеренно протягивает каждый гласный звук. — Ты уснул, пока я разговаривал. Юнги снова моргает, на этот раз сбитый с толку таким обвинением. Он даже не помнит, как закрыл глаза, не говоря уже о том, чтобы уснуть. Хосок, вероятно, прикалывается над ним. — Врешь, я был бодр как никогда. — Конечно-конечно, — Хосок притворяется, что бросает на него злобный взгляд, но он сразу же выходит из роли, когда ему не удается скрыть широкую улыбку. Он добавляет. — Если устал, иди отдыхай. Тебе же лучше будет. Юнги мотает головой: — Я и не устал. Я на самом деле с нетерпением жду, когда увижу, как ты складываешь остальную одежду и… о чем ты там говорил. Только сейчас он наконец замечает, что складывать больше нечего. Кровать Хосока, как всегда, опрятна и прибрана, не осталось ни единой вещички, с которой можно было бы разобраться. Должно быть, он все закончил, пока Юнги был занят «морганием» и странными мыслишками о руках своего лучшего друга. Теперь Хосок явно недоволен: — Серьезно, иди поспи. — Я не сонный. — Нет, сонный. — Нет, не сонный. — Ну и что это тогда за зевок был такой? — Зевок? Какой зевок? — спрашивает Юнги и тут же напрягается, чтобы предательски не зевнуть еще раз. — Не было ничего. — Такой упрямец, — констатирует факт Хосок, это ведь правда. Игнорируя это, Юнги говорит: — А еще, разве это не последний раз перед твоим отлетом, когда мы созваниваемся по видео? Раз ты занят всей этой подготовкой, а я утопаю в работе и репетициях… — Вероятно, да, — Хосок ерзает на кровати, пока не оказывается лежащим на боку, подперев голову мягкой ладонью. Мягкой? Нет, Юнги должен перестать думать об этом. — Но я все равно смогу тебе писать в любой момент, не будет так, что мы перестанем общаться на неделю. — Правда, но это совсем не то. Почему-то Хосок внезапно начинает смеяться. Он иногда так делает. Юнги знает, что он веселый парень, но он никогда не знал, насколько, пока не подружился с Хосоком. Ему нужно только открыть рот или скорчить рожу, и Хосок разразится счастливыми слезами и радостным смехом. Однако в данный момент у него возникает ощущение, что вместо этого Хосок смеется над ним. И словно в подтверждение этой теории, Хосок подшучивает: — Божечки, ну ты и приставучий. — Нет, я не такой, — вместо моментального отрицания, Юнги задумывается. — Или да? Нет… Не думаю, что да? Хосок опять придурочно смеется: — Ага-ага. — Да, серьезно? Я же стараюсь таким не быть. — Да я пошутил, хен, — на этот раз, когда Хосок смотрит прямо на него и снова подмигивает, Юнги изо всех сил старается сопротивляться желанию отвести взгляд. — Да и вообще… Я никогда не говорил, что это плохо. Ты мне нравишься таким, какой ты есть, не волнуйся. Это мило. Для него это немного чересчур, не может справиться со всем этим за один раз. Юнги закрывает лицо руками, прежде чем осознает, что делает. Справедливости ради, Хосок обычно не дразнит его так сильно, а Юнги слишком устал, чтобы придумывать остроумные ответы. Вот почему, когда его дразнящий друг хихикает над его реакцией, Юнги признает, что проиграл этот раунд. Он отомстит в день получше, когда не будет уставшим, а его мозг не будет сбоить из-за каждой мелочи. — Полагаю, от этого мне немного лучше, — наконец опуская руки, бормочет Юнги. Он старается не смотреть в камеру. — Но я все равно не пойду спать. Пойду, только когда ты закончишь рассказывать ту историю. Хосок закатывает глаза: — Да ты, наверное, большую часть мимо ушей пропустил. — Можешь тогда рассказать с начала, — откидываясь на спинку стула, Юнги подтягивает ноги и устраивается так удобно, как только может. — Я весь внимание. На мгновение кажется, что Хосок станет сопротивляться, но тот довольно быстро сдается с улыбкой с ямочками на щеках и легким кивком. — Хорошо, тогда я, пожалуй, начну.***
Ночью перед шоу Юнги спрашивает совета у звезд. Он сидит на теплой траве на заднем дворе своего дома, потому что сейчас его комната по какой-то причине кажется слишком маленькой, и ему трудно дышать. Свежий ночной воздух помогает немного успокоиться, а когда он глядит на звезды — его накрывает волна комфорта. Если б только звезды всегда были видны ему. Быть может, ему никогда бы не пришлось тревожиться, если бы он мог видеть их и днем. — Извини, я знаю, что много времени прошло с тех пор, как я разговаривал с тобой вот так, — тихо начинает Юнги. Ему уже не стыдно время от времени болтать со звездами, но сегодня он говорит негромко, зная, что звезды внимательно слушают. — Ты же не злишься на меня? Нет, наверное… ты никогда не мог на меня разозлиться, даже когда я вел себя, как козлина. Сверчки на фоне заполняют тишину, когда Юнги делает паузу, чтобы собраться с мыслями. В последнее время произошло так много событий, что ему было трудно поспевать за ними. Впереди еще так много всего, и он не знает, готов ли он к этому; если вообще возможно как-то подготовиться. Жизнь может подбросить все, что угодно, и он никогда не предугадает заранее — вот что больше всего пугает. — Завтра вечером мы выступаем с концертом… типо, реальное шоу с реальной аудиторией, не просто со знакомыми. Мне стоило бы уже лечь спать, но я весь на нервах, не могу надолго глаза закрыть, — Юнги не может не смеяться над собой. — Ну разве это не убого? Ты б, наверное, места себе не находил от предвкушения или репетировал в последнюю минуту, настолько ты сумасшедший. И ты бы еще сказал, что нет смысла нервничать, что нам просто нужно сыграть так же, как и во время репетиций. Юнги не нужно это представлять, это, скорее, одно из многих приятных воспоминаний, которые он надежно хранит в своем сердце. Он помнит похожие слова, сказанные ему много лет назад, когда группа решила принять участие в шоу талантов средней школы. В то время это казалось таким важным делом. Юнги помнит, как посмотрел вниз и увидел, насколько сильно трясутся его руки. Помнит, как чужая рука протянулась к одной из них, чтобы переплести пальцы вместе. — Хотелось бы мне быть похожим на тебя, — шепот Юнги растворяется в ночи. Легкий ветерок подхватывает его слова и уносит в темное небо над ним. Он не хочет представлять, какой ответ он получит, поскольку знает, что неправ. Легко быть честным с собеседником, когда тот ничего не может ответить. Так почему бы Юнги не воспользоваться этим? — Так, что еще мне стоит тебе рассказать?.. — Юнги перебирает травинки, размышляя, что сказать дальше. Внезапная мысль приходит к нему и заставляет улыбнуться. — А, точно. Хосок прилетает в ЛА на следующей неделе. Помнишь его? Я уверен, он бы тебе понравился, вы с ним в чем-то схожи… не суть, мы наконец встретимся лично, хоть он и не успеет на концерт. Хотя бы ты на нас посмотришь, верно? Знаю, ты бы ни за что это не пропустил. Ни о чем другом не думая, Юнги позволяет комфортной тишине наступить, пока он просто наслаждается видом летнего ночного неба. На этот раз достаточно.***
Через двадцать минут начнется репетиция — Сокджина нигде нет. Юнги безостановочно ходит взад-вперед по зеленой комнате, держит пальцы левой руки у рта — у него всегда была дурацкая привычка кусать ногти от волнения; правой рукой он сжимает телефон так сильно, словно вот-вот сломает. Он уставился на маленький экранчик, перечитывая недавние сообщения, словно они магически поменяют смысл.Юнги: хен тебя где черти носят???? нам надо репетировать......
Сокджин: почти приехал! я не опоздаю <3 В этом нет никакой логики. Привычно, Сокджин и Намджун приехали бы вместе, потому что так было всегда. Но из всех дней именно сегодня Сокджин заявляет, что у него есть какие-то срочные дела, о которых ему нужно позаботиться перед шоу. Он просит Юнги вместо него заехать в университет за Намджуном, чтобы они вместе отправились на площадку. Хоть для Юнги, конечно, это не проблема, он хочет знать, почему. Чувствует, что имеет право знать, почему их басист до сих пор не приехал или почему это срочное дело не могло подождать до окончания шоу. Сегодняшний день должен стать самым настоящим началом их карьеры. Нельзя, чтобы в такой судьбоносный момент произошло что-то странное или незапланированное, и все же именно это и происходит. Кажется, конец света вновь приближается. — Эй, хен. Хен? Может быть, это знак. Они еще не готовы; прыгнули выше головы, думая, что готовы выступать перед живой аудиторией. Конечно, они хороши в своем деле, но «хороши» — это недостаточно. Они могли бы столько всего улучшить; возможно, все это все большая ошибка. Они высокомерны, беспечны, импульсивны- — Бро, расслабься, — Намджун кладет руки на плечи руки, заставляя того прекратить бесконечную ходьбу. Юнги перестает глядеть в телефон и поворачивает голову к другу. Понять не может, как Намджун может выглядеть настолько спокойным. — Джин-хен приедет вовремя, окей? Ты же знаешь. Еще даже не наша очередь репетировать, так что давай просто… отдохнем. — Или, — Юнги отвечает наперекор, стряхивая с плеч чужие руки и хмурясь. — Он не успеет, и мы пропустим свою очередь, и все теперь пойдет не так, лишь потому что в один момент что-то пошло не по плану. Боже, поверить не могу, что так поступает… Прежде чем Юнги успевает вернуться к своим расхаживаниям, Намджун берет его за руку и ведет к одному из ближайших незанятых стульев, заставляя сесть. Теперь Юнги чувствует себя как ребенок, которого отправили в угол, что очень раздражает, но он теперь хотя бы не ходит туда-сюда. — Это неправда, но я понимаю. Ты просто беспокоишься из-за шоу. Как и мы все, — Намджун одним глазком смотрит на свой телефон, потому что тоже писал Сокджину. — Смотри, давай я пойду на улицу и буду высматривать его машину. А ты пока сиди остывай и ментально настраивайся, или что за странную штуку ты обычно делаешь. Юнги стонет в ответ; он больше, чем расстроен. Запрокидывает голову и смотрит на замызганный потолок: — Ты не помогаешь. Думаешь, что помогаешь, но ни черта подобного. Неудивительно, что Намджун игнорирует его и обещает скоро вернуться. Он говорит Юнги, что тому нельзя вставать со стула — и все, и след простыл. Юнги глубоко вздыхает и задается вопросом, кто, черт возьми, назначил Намджуна главным. Технически, ни один из них не главный. Они никогда не выбирали лидера или фронтмена, даже в школьные годы, но каждый из них берет на себя ответственность в той или иной форме. И эта ответственность выходит далеко за рамки написания лирики и продюсирования треков. Например, большая часть духовных сил и энергии группы исходит от Сокджина. Он единственный, кто никогда не позволяет отягощать себя ошибками и неудачами. Он принимает весь негатив и превращает его в возможность для роста и совершенствования, а не погружается в отчаяние или ненависть к себе. Он из тех людей, которые никогда не сдаются, никогда не выходят из игры и никогда не остаются на дне слишком долго, если знают, что могут подняться. Порой Юнги хочется быть похожим и на Сокджина. Возможно, их динамика — одна из причин, почему Юнги сейчас бесится, ведь здесь нет Сокджина, чтобы убедить его, что не все потеряно. Это не конец света, и у них все еще есть шанс. Пока шоу еще не началось, они все еще могут успеть. Наконец, дверь зеленой комнаты распахивается вновь, и Юнги видит сначала макушку Намджуна, потом его в целиком, а следом идет Сокджин с… Оу. Сокджин появляется в дверном проеме, неся на спине футляр для гитары, загораживая обзор человеку, следующему за ним по пятам, пока он не отходит в сторону. Теперь все, что Юнги может видеть, — знакомую пару больших любопытных глаз и улыбку в форме сердечка. — Я же сказал тебе, что не опоздаю, — говорит Сокджин; конечно, он заговаривает первым и звучит таким самодовольным. — Был занят, подбирая твой подарочек-сюрприз, всегда пожалуйста. Хосок говорит сразу после него, хоть он может добавить лишь воодушевленное: — Сюрприз! Ведь это Хосок стоит в другом конце комнаты. Чон Хосок здесь, вживую, прямо перед ним. Сбитому с толку мозгу Юнги требуется больше времени, чем следовало, чтобы переварить всю внезапно обрушившуюся на него информацию. Немного отойдя от шока и наконец реагируя, как нормальный человек, он вскакивает с маленького пластикового стула, случайно опрокидывая его. Другие люди в комнате — выступающие сегодня музыканты, которые, вероятно, в сто раз лучше него, — смотрят в его сторону, но Юнги не обращает на это внимания, это не имеет значения. Единственное, что сейчас важно, — это неожиданное появление его лучшего друга. Остальное Юнги не контролирует. Его тело подвластно инстинкту, ноги сами несут его в другой угол комнаты, меньше секунды спустя они стоят лицом к лицу. Он обхватывает Хосока руками, обнимая его, сам того не осознавая. Он не останавливается, чтобы подумать о других людях в комнате или комфортно ли Хосоку так обниматься. Черт. К счастью, последнее переживание бьется вдребезги, когда Хосок тут же обнимает Юнги в ответ так крепко, что тому немного трудно дышать. Конечно, Юнги никогда не представлял, что их встреча произойдет за кулисами в незнакомой комнате с какими-то другими людьми, наблюдающими за ними, но он не жалуется: Хосок здесь, а не на другом конце света. Он прямо здесь, а это значит, что Юнги не нужно ждать еще несколько дней, чтобы просто увидеть его. Как это вообще возможно? Как только съехавшая крыша догоняет его, Юнги понимает: это вообще не может быть возможно. Он кладет руки на плечи Хосока и слегка отодвигается, чтобы хорошенько рассмотреть парня. Опущенные уголки глаз. Вздернутый нос. Родинка у губы. Ямочки. Да, это точно тот самый Чон Хосок. — Это разве- А ты- Что? Как? Слова Юнги звучат как одна большая мешанина бессмыслицы. Он слишком потрясен, чтобы смущаться из-за этого, даже когда другие два друга смеются над ним. Факт остается фактом: Хосок должен прибыть только через три дня, так почему же он здесь сейчас? Его тепло точно не похоже на галлюцинацию или сон. — Ты удивлен? — Хосок так спрашивает, словно это не очевидно. Его ладони лежат на талии Юнги, и от них исходит нереальное тепло. — Помнишь, я тебе сказал дату отлета? Я солгал, ага. Вообще, я прилетел вчера, но ничего не сказал, потому что правда хотел сделать тебе сюрприз перед концертом. Словно раскрывая каждый шаг своего супер-злойдеского-плана, Хосок указывает на двух других, стоящих поблизости, и продолжает объяснять: — Поскольку Сокджин-хен все еще подписан на твой заброшенный аккаунт в инстаграме, которым ты никогда не пользуешься, я нашел его в подписках и отправил ему сообщение с просьбой о помощи. О, а потом Намджун узнал об этом и присоединился к веселью. — Я так рад, что все закончилось, — говорит Намджун, вздыхая с облегчением. — Ты просто не представляешь, как плохо я храню секреты. Извини, Хосок. — Это еще мягко сказано. Этот парень столько раз чуть не проболтался обо всем! — восклицает Сокджин и начинает считать на пальцах. — Один раз — как-то в студии, когда он зачем-то упомянул Хосока… о, и тот раз, когда он чуть чаты не перепутал. Клянусь, его чуть не придушил. — Так… так вы все в этом были замешаны? — спрашивает Юнги. Трудно поверить, что такие люди, как они, могут успешно провернуть подобное. — Виноваты, — подтверждает Сокджин, но не раскаивается. — Я надеюсь, ты не расстроен, — говорит Хосок, и Юнги возвращает все внимание к парню, все еще держащемуся за него. — Хотя вряд ли. Разве не ты говорил, что американцы любят сюрпризы? Озорная улыбка, расцветающая на лице его лучшего друга, не должна заставлять Юнги чувствовать, что он свободно парит в воздухе — но заставляет. Он также не знает, почему он так уверен, что не упадет — но уверен. В его защиту — так много замечательных вещей происходит одновременно, и он больше не знает, чего ожидать. Реальность все еще пугает его, но, вроде, не так сильно, как раньше. Сейчас Юнги просто насладится вещами, которых заслуживает. — Заткнись-ка. Он не может придумать, что еще сказать. Его руки сами заключают Хосока в еще одно крепкое объятие, тот, похоже, ничуть не возражает. Хосок с нетерпением обнимает в ответ; его тихое хихиканье практически вибрирует в груди Юнги. Его смех вживую звучит еще лучше. Юнги всегда знал, что так и будет. Когда Юнги готов отпустить, реальность бьет его по голове — и он немного смущается. Он не привык быть откровенно нежным. Он часто проявляет свою любовь к своим друзьям добрыми поступками и ободряющими словами. Физическая привязанность для него редкость, но сегодняшний вечер может и стать исключением. В конце концов, это его первая встреча с Хосоком. Волнение и шок овладели им прежде, чем он смог взять себя в руки, но теперь он заставит себя быть немного спокойнее. Он бы никогда не захотел рисковать, заставляя Хосока чувствовать себя неловко. — Охренеть. Значит, ты и правда посмотришь концерт! — восклицает Юнги. Сразу после к нему приходит еще одно осознание, и он несколько раздраженно скрещивает руки на груди. — Вау. Да пошел ты к черту за то, что заставил меня думать, что пропустишь шоу. Хосок как всегда хохочет: — Знаю, знаю. Но я ведь уже здесь, верно? Как и я говорил, ни за что на свете его не пропущу. Неважно, насколько смазливо это звучит; услышав это, Юнги мгновенно перестает дуться. Как бы он ни старался, он не может заставить себя чувствовать себя преданным своими друзьями. Это в любом случае невероятно мило с их стороны, что они прошли через все эти трудности с хранением секретов и планированием сюрпризов. Юнги не верит, что заслуживает всего этого. — Ладно, ребят, я не буду вас задерживать. Вам же еще нужно репетировать, да? — Оу, — Юнги честно об этом совершенно забыл. — Ага… но где будешь ты? — Тут неподалеку, на улице, думаю, — разъясняет Хосок. Он оглядывается по сторонам прежде чем приблизиться и пробубнить. — Я как бы и не должен быть здесь? Двери площадки закрыты до шести, но женщина на входе разрешила мне пройти, когда Сокджин рассказал ей про наш сюрприз. — Оу, — ошарашенно повторяет Юнги. Весь словарный запас ему помахал ручкой на вечер. — Ну, ты не должен ждать снаружи в одиночестве, тебе даже будет не с кем поболтать. Я могу пойти с тобой- — И репетицию пропустить? — прерывает его Сокджин. — Слышь, Юнги, соберись. Намджун хрюкает от смеха, а Юнги чувствует, как пылает его лицо. Обычно, подколы так на него не действуют, но сейчас все иначе, он пытается произвести хорошее первое впечатление. Несмотря на то, что Хосок уже знает его — знает уже два с половиной года, — он не знает Юнги так, как те двое. Юнги пока не готов выглядеть глупо перед Хосоком; тем более что Хосок, похоже, думает, что тот крутой — по какой-то причине, которую Юнги никогда не поймет. Когда Хосок смеется вместе с ними, он звучит нежнее остальных: — Не волнуйся, хен, со мной все будет в порядке. Я уже большой мальчик, ты же знаешь; могу и в очереди со всеми постоять. — Я знаю, что можешь, просто… — Юнги не заканчивает фразу, понимая, что не уверен, что именно хочет сказать. Он все еще стыдится своей прошлой фразы, так что сдается и решает просто улыбнуться в ответ. — Хорошо. Тогда до встречи? Хосок повторяет те же слова. Юнги наблюдает, как тот покидает зеленую комнату, все еще улыбаясь и махая рукой через плечо. Когда Хосок уходит, Юнги продолжает пялиться на захлопнувшуюся дверь. Отчасти он не верит, что это только что произошло. Чувство, похожее на то, которое он испытал много лет назад, в ту ночь, когда пошел на свой самый первый концерт. Главное отличие в том, что после сегодняшнего вечера веселье не закончится. Он сможет видеться с Хосоком почти в любое время. Внезапно, кто-то за спиной прочищает горло. — Ничего не говорите, — Юнги предупреждает их, потому что знает. Знает, что его близкие друзья и товарищи по группе — это парочка дьяволов, какими бы они снаружи ни казались. — Ни единого словечка. — Эй, я ничего и не собирался говорить, — нагло врет Намджун. Его самодовольная ухмылка говорит обратное. Сокджин, напротив, признает: — Ну, я определенно собирался кое-что сказать, но у нас осталось мало времени. Так, кто готов стать богатым и знаменитым или погибнуть, попытавшись? Каким-то образом, это преувеличение выводит Юнги из ментального тумана. Ему стоит держать в голове: сегодняшний вечер посвящен всей группе, а не только ему самому. Если они преуспеют, то игры на случайных площадках могут стать для них обычным делом. Со временем они построят себе репутацию в этом районе, и люди начнут с нетерпением ждать встречи с ними. Те же самые люди будут помнить их имена и звучание их музыки, их оригинальные песни, над созданием которых они так усердно работали. Такая возможность — это то, что приведет их к воплощению всех их надежд и мечтаний. Больше нет времени на переживания. Они приехали, осталось лишь сыграть. — Верно, — Юнги переводит взгляд на мемберов, те смотрят прямо на него. Он знает, что они думают об одном и том же, потому что он знает их даже лучше, чем самого себя. С обнажающей десны улыбкой, он говорит им. — Давайте сделаем это.***
Огни сцены почти ослепляют. Его сердце бьется в такт гитаре, а душа подпевает каждой ноте. Впервые за много лет Юнги охватывает это чувство, единственное в своем роде. Быть на сцене — неописуемая смесь спокойствия и адреналина, эпицентра бури и суровейших ветров, которые она создает. Он больше не играет лишь для себя, он играет для всех остальных в этом зале — таково его послание им. Осознание того, что он больше не одинок, вдохнуло жизнь в этот момент. Сокджин слева от него, Намджун позади них. Они создают музыку и отправляют свое послание вместе, каждый участник вносит что-то свое, уникальное, оставаясь при этом в гармонии с группой. Хоть Юнги и твердит себе, что это словно репетиция перед выходом на сцену, это, по правде, нечто гораздо большее. Групповая практика позволяет переигрывать заново, совершать ошибки. Это место, где можно отточить свои навыки и подумать о том, что будет дальше. Настоящее выступление — это результат их тяжелого труда, шанс продемонстрировать свою любовь к музыке — своей музыке. Настоящее выступление посвящено толпе, пришедшей, чтобы получить их послание, впитать весь их тяжкий труд, их страсть — и отправить назад оглушительной энергией и восторгом. Юнги бы хотелось запечатлеть этот момент в своей памяти, он хочет запомнить каждую деталь: от рева аудитории до запаха зала и каждого чувства, идущего от всего его разбитого сердца. Он кидает взгляд на небольшую толпу. Освещение все еще яркое, но он не перестает смотреть вдаль; вглядывается в каждое лицо у сцены, пока не находит знакомое. И пусть прожектора мешают обзору, Хосок все равно сияет ярче всех. Быть может, дело в его неоново-зеленой футболке или в том, что он единственный стоит не шевелясь, пока остальные отрываются под музыку. Может, это все его шире-чем-перспективы улыбка на его лице, сверкающие зубы и сияющие глаза. Его мягкие кисти рук крепко сцеплены на груди, но он на секунду их расцепляет, чтобы протереть щеку. Он ни разу не отвел взгляд от Юнги. Юнги тоже не сводит с него глаз. Когда песня подходит к концу, зал на кратчайший момент погружается в тишину. Затем, подобно маленьким каплям дождя, превращающимся в град, толпа разражается звонкими криками и аплодисментами, которые берут Юнги за душу. Будто резко выведенный из транса, Юнги моргает и вновь оглядывается, пораженный полученным ими вниманием. Это последнее выступление вечера, и некоторые люди уже ушли — скорее всего, они сюда приходили поддержать своих друзей или заценить новые группы на районе. Однако не похоже, что толпа стала меньше. Каждый голос звучит громко и отчетливо. — Спасибо, спасибо! — голос Сокджина заглушает остальные, раз он единственный говорит в микрофон. Зал становится тише, чтобы послушать его слова. — Так, эм… как вы все себя чувствуете сегодня? Надеюсь, вы наслаждаетесь шоу, а если нет, ну… отстой полный. Я слышал, что денежки за концерт вам не вернут. Толпа хором смеется, и Юнги вдруг понимает, что смеется вместе с ней. Он все еще не вдупляет, почему Джин отказывается быть в центре внимания, когда очевидно, что он естественным образом там оказывается. По его расслабленному общению с аудиторией никто бы и не сказал, что он чертовски стрессует или боится, что будет выглядеть странно во время пения. Первая песня, с которой они только что выступили, единственная, у которой есть текст — и включить ее в сетлист было целиком и полностью идеей Сокджина. На одной из репетиций он заявил, что хочет спеть песню, одну песню, чтобы всем показать, на что они способны. Он сказал также, что готов пожертвовать собственным чувством стыда ради кайфа аудитории. Если верить реакции толпы, план старшего был абсолютным успехом. — Ой, точно. Чуть не забыл нас представить, — говорит Сокджин, и многие в зале снова смеются. — Я басист группы, Сокджин. Крутой парень позади меня — это наш барабанщик, Намджун, а тот мелкий пацан справа от меня — наш главный гитарист, Юнги. В общем, мы — Starless Skies , и мы надеемся, что следующий трек вам тоже зайдет, ведь это наша нереально крутая инструменталка. Мелкий пацан. Юнги еще отомстит за это. А сейчас месть подождет, ведь Намджун начинает играть следующую песню, и все возвращается на круги своя. Лучшая из всех, это любимая песня Юнги, потому что он сочинил ее всю, а еще в ней, ближе к концу, есть гитарное соло, благодаря которому он может показать себя. Если он будет честным с самим собой, то признает, что лишь одна реакция ему важна. Его взгляд вновь блуждает по прыгающей толпе, пока не достигает цели — одного лица, которое он хочет видеть больше всех остальных. Стоя всего в нескольких метрах от сцены, Хосок опять устремляет свой взгляд только на него, и Юнги ухмыляется, ведь это идеально, это именно то, чего он хочет — нет, жаждет. В таком духе и продолжается их выступление.***
После концерта некоторые музыканты и их слушатели остались поболтать за кулисами. Это напоминает Юнги, как поклонники более известных артистов после шоу слоняются неподалеку, хоть шанс встретить кумира и сделать селфи или получить автограф крайне мал. Вот только здесь никто не знаменит, и никто не просит никаких сувениров. Атмосфера гораздо более спокойная, потому что музыканты встречаются со старыми друзьями и заводят новых. И в самом деле, несколько человек подходят к Юнги и остальным двум парням, чтобы восхвалить их навыки и поздравить с первым настоящим выступлением. Это происходит почти сразу после окончания концерта, стоит им только уйти со сцены. Сейчас с людьми больше разговаривает Намджун, ибо Сокджин выглядит так, словно истратил всю свою социальную энергию на шоу — но все равно славно услышать от других людей замечательные вещи про себя. Приятно, когда тебя хвалят, пусть ты и полный дилетант на сцене альт-рока. Главное, что группа может уйти сегодня вечером с гордостью за первый шаг к достижению великой цели. Все эти мысли убегают в самый дальний уголок сознания Юнги, когда перед ними появляется Хосок. — Парни, вы были невероятны! — восклицает он, от восторга прыгая на носочках. Только в этот момент Юнги понимает, что Хосок немного повыше него. — Типо, я офигеть как офигел! Поверить не могу, что вы так долго заставляли меня ждать, чтобы послушать вашу музыку. Юнги становится немного застенчив и отвечает неловким пожатием плеч. — Ну… Я хотел, чтобы это было сюрпризом? — дразнится он. Он думает, что Хосок этого заслуживает. — И все же спасибо. Мы все равно звучим лучше вживую. Хосок тихо хихикает: — Определенно. Я правда имел в виду то, что сказал. Вы действительно были невероятны на сцене, так что я рад, что именно таким был мой первый в жизни концерт. — Спасибо, чувак- подожди, ты серьезно? — выпучивает глаза Намджун. — Ха, да… Просто раньше не было как-то возможности да и повода пойти на концерт, — как бы грустно это ни звучало для остальных троих, радостная улыбка на лице Хосока не исчезает. Она даже становится шире, когда он спрашивает: — Итак, кто первым даст мне свой автограф? Приколист однажды — приколист навсегда. Какое облегчение, что на самом деле нет никакой разницы между онлайн-Хосоком и Хосоком в реальной жизни. Юнги смеется от души и приобнимает лучшего друга за плечи. Он в таком хорошем настроении, что не замечает, как тот прижимается к нему, и не сопротивляется внезапному порыву потрепать волосы Хосока, пока они не станут как следует потрепанными и Юнги не будет доволен. Хоть Хосок и скулит по этому поводу, он ничего не делает, чтобы это прекратить. Он остается ровно на том же месте, зажатый под рукой Юнги и прилипший к его боку. Да, это именно тот Хосок, которого он знает и обожает. — Это следует отметить! — внезапно провозглашает Сокджин. По его уверенному лицу нетрудно догадаться, что он немного оклемался. И никого не удивляет, когда он предлагает. — Корейское барбекю? Да или да? — Да! — все трое не сговариваясь соглашаются. Сокджин победно сцепляет руки: — Супер. Тогда давайте же упакуем реквизит и отправимся в Корея Таун. Намджун поедет со мной, а ты возьми к себе в машину Хосока, окей? Погнали! Сокджин не дает никому времени переварить сказанное, тут же разворачивается и шагает к закулисью. Иронично получается: лидера у них нет, но они все равно слушаются Сокджина. Привилегии старшего мембера, конечно же. Юнги поворачивает голову к Хосоку, все еще стоящему под его рукой: — Тебя это устроит? Он не знает, зачем спрашивает. Хосок уже согласился с этим планом, и неважно, кто с кем поедет, очевидно же, что Хосок составит ему компанию. Он является гостем Юнги в той же степени, как и лучшим другом; не секрет, что именно Юнги — главная причина его поступления в Штаты. Вдобавок, они впервые видятся лично, но еще не успели провести время наедине. Отлично сыграно, Сокджин. (И в то же время, ну и проказник.) — Конечно, — смеется Хосок. — Нам тогда стоит им помочь? Нас, кажется, кинули. Безусловно, так и есть. Юнги этого не замечал, пока друг на это не указал, но они как бы тупо стоят в центре комнаты. Он быстро отпускает Хосока и прочищает горло. Теперь пора сосредоточиться на кое-чем другом, и он готов выложиться на полную.***
Путь к ресторану был, мягко говоря, уникальным опытом. Как выясняется, стоит адреналину схлынуть и атмосфере стать поспокойнее, Юнги возвращается в свое обычное состояние. То есть, он вновь становится тем Юнги, что несколько нервничает и стесняется находиться в машине наедине с Хосоком — это так удручает. Он знает, что нет ни единой причины так себя чувствовать, они уже не первый год дружат, и Хосок, по сути, его партнер по преступлению. Кто-то скажет, что они вместе ни единого преступления не совершили, но все же. Ему не стоит чувствовать себя так, как сейчас. Только реквизит упакован и все расселись по своим машинам, они покидают место проведения концерта один за другим; Юнги едет прямо за машиной Сокджина, потому что тот лучше ориентируется на запутанных улицах Лос-Анджелеса. Радио играет тихо, пока Юнги пытается завязать разговор, расспрашивая Хосока о его полете, его новой комнате в общежитии и его семье. Хосок рассказывает, как он нервничал, проходя через аэропорт Лос-Анджелеса со своей старшей сестрой, которая «теперь уже в этом профи». Он рассказывает о своем долгом перелете, прекрасном виде на пушистые облака и о том, как ему не терпится приступить к занятиям менее, чем через две недели. Их разговор прост, потому что они болтают о простых вещах, и им не должно быть это в тягость, они всегда так общались. Но все же Юнги не может отделаться от ощущения, что все сегодня должно пройти идеально. Все пока что и идет хорошо — может, даже слишком. Он не может позволить своей глупости испортить впечатление Хосока о нем. Когда они останавливаются на светофоре, Юнги старается выглядеть невозмутимым, но трудно игнорировать Хосока, что сейчас нагло на него уставился. Он смотрит так на него уже пару минут как минимум; Юнги, пока смотрел на дорогу, заметил это краем глаза. Становится не по себе, ведь их теперь не разделяет монитор. Юнги не очень хорош в таких ситуациях, но все же находит в себе силы повернуться и спросить прямо: — Что?.. Вместо того, чтобы сразу что-то ответить, Хосок тянет руку к нему; его пальцы соприкасаются с шелковистыми волосами, лежащими на плечах Юнги. Играя на гитаре, Юнги предпочитает завязывать передние пряди в пучок, чтобы те не мешали ему; но потом он сразу же развязывает и позволяет им висеть, так удобнее всего. Но это все неважно, ведь теперь пальцы Хосока касаются упомянутых волос, и Юнги неосознанно задерживает дыхание. — Странно… вживую выглядят гораздо длиннее, — наконец комментирует Хосок, и звучит он, словно сделал невероятнейшее открытие. Он убирает руку и кладет ее себе на бедро. Раз Юнги никак не реагирует, Хосок интересуется. — Что-то не так? — Да я не… — светофор загорается зеленым. Юнги убирает ногу с тормоза и мягко жмет на педаль газа. — Неважно. Очевидно, легко он не отделается. Никогда не было легко. — Скажи мне, — приказывает Хосок, а затем смеет легонько ткнуть Юнги в плечо. — Я хочу знать. Юнги качает головой, но поддается: — Разве ты не… нервничаешь? — Нервничаю? — сбитый с толку, повторяет Хосок. — Не особо… а ты? Юнги кивает и продолжает смотреть вперед, на дорогу. Ему так лучше; он чувствует себя гораздо менее волнительно, и ему не обязательно смотреть на заставляющую его волноваться вещь. Ну или как в этом случае — на человека. Спустя долгое, как кажется, время Хосок отвечает: — Понимаю… Это ты из-за меня нервничаешь? — Ну… когда ты мне такие вопросы задаешь, конечно, — Юнги не может сдержать тихий смешок. — Извини, не обращай внимания на меня. Я имею в виду… Я скоро оправлюсь. Я не ожидал тебя встретить сегодня, так что мой мозг типа… в шоке. — Ах, вот в чем дело? — и снова Хосок в него тычет, только теперь хихикает, добавляя: — Но не в этом ли прикол? Ты любишь сюрпризы. Сейчас Хосок специально так себя ведет. Бесспорно. Слишком уставший для придумывания умного ответа, Юнги рычит и просит отвалить. Но эта наигранная злость только сильнее заставляет того засмеяться и напоследок тыкнуть в плечо еще разочек. — Честно говоря, мне кажется, это воодушевление и адреналин меня оберегают от волнения, — признает впоследствии Хосок. Он сцепляет руки и вновь кладет их на бедро, словно молча обещая держать их при себе. — Черт, да я даже не чувствую джетлага — пока. Уверен, как только реальность ударит мне в голову и я пойму, что нахожусь в другой части планеты, я описаюсь. Юнги на это все кивает: — На здоровье, но только не в моей тачке. Он почти пугается, когда смех, раздающийся рядом с ним, на этот раз в два раза громче. Хосок реагирует всем своим телом, и если бы не теснота и ремень безопасности, он мог бы и упасть. — Видишь? — Хосок приостанавливается, чтобы смахнуть слезу. — Ты уже больше похож на себя. Разве? Юнги не уверен, но примет это за правду. Он также полагает, что жуткая нервозность подтаивает каждый раз, когда Хосок смеется или дразнит его. Честно, быть с Хосоком действительно комфортно и легко. Так будет до тех пор, пока Юнги не запутается в собственных мыслях.***
Когда они подъезжают, ресторан уже битком заполнен. Сегодня, в конце концов, вечер пятницы, а такие места обычно работают до часу ночи — идеальное местечко для перекуса после шоу. Все четверо жутко проголодались; к счастью, им приходится ждать всего пять минут, пока для них освободится столик. Юнги берется за приготовление мяса и следит, чтобы ни единый кусочек не подгорел, пока его друзья громко болтают. Он рад не сидеть без дела, ему нужно чем-то занять руки, иначе он просто уснет прямо тут. Хорошие новости: его друзья без труда развлекают Хосока, гораздо лучше, чем Юнги, оба задают простые вопросы, на которые Хосок, кажется, так и жаждет ответить. В основном они обсуждают университет, — тему, которая для Юнги не жизненна и про которую ему сказать нечего — так что он просто слушает в сторонке, готовя им еду. Когда Намджун увлекается рассказом об одном из его многочисленных нелепых случаев в колледже, Сокджин пихает его локтем в бок и говорит: — Меньше конглиша, больше корейского. — Ой, виноват, — Намджун хлопает ладонью по лбу, словно ругая себя. — Я к этому так привык, но, полагаю, в этом еще один плюс присутствия Хосока здесь, а? Я теперь должен нормально говорить по-корейски. Мама бы гордилась мной. Хосок быстро это отметает, махнув рукой: — Что вы, ребят, вам не обязательно со мной говорить только на корейском. На самом деле, это мне стоит практиковать английский, пока я тут. Типа, я довольно разговорчивый, но я еще слишком далек от того, чтобы говорить свободно. — Он лжет, — таковы первые слова Юнги в этом разговоре. — Мы иногда разговариваем друг с другом на английским, и он от меня не отстает. Он сейчас просто скромничает. Под столом Хосок легонько пинает Юнги по ноге. Он лишь немного раздражен, когда говорит: — Я поэтому и сказал, что я разговорчивый, хен. У тебя со слухом все хорошо? Сидящий напротив них Сокджин чуть не давится капустой, пока смеется, явно найдя их мелкую перепалку забавной. — Я теперь официально в команде Хосока, — заявляет старший, словно его кто-то спросил. — Он дерзкий, мне это нравится в парнях. Сразу после этой ахинеи, Сокджин протягивает руку через стол для рукопожатия. Хосок быстро подыгрывает его глупой выходке и присоединяется к веселью, крепко пожимая руку и объявляя об их новом товариществе. Хотя Юнги закатывает глаза, он позволяет им насладиться моментом. — Ну и каково это, быть одним из «Троянз»? — спрашивает Намджун. — Хотя, думаю, мы с тобой теперь из-за этого враги. Хосок останавливается, не успевая поднести стакан воды к губам: — Эм, одним из… кого? — Он имеет в виду «Троянз» против «Брюинз», — поясняет Сокджин, прикрывая рот, так как он забивает его всеми возможными закусками. Проглотив кимчи, он приступает к корейским рыбным пирогам. — Наши школы известны как соперники из-за двух спортивных команд, и между нашими кампусами идти буквально, типа, минут двадцать. Как по мне, это все очень глупо. — А, окей, — Хосок на секунду замолкает, а затем уточняет: — А команды по… бейсболу? Намджун смеется: — Нет-нет. Американский футбол. Люди придают большое значение школьным командам, хоть те далеко не профессиональны. — Ой, извините. Я, честно, мало что смыслю в спорте. — Он только приехал, понимаете, — Юнги решает вставить свои пять копеек. — Хватит говорить о вещах, которые он не понимает. — Эй, не надо тут быть сторожевым песиком, — парирует Намджун. — Я так ему рассказываю об американской культуре, вот и все. Уже второй раз Сокджин задыхается от смеха, теперь уже из-за газировки, которую он случайно вдохнул. Юнги чувствует, как краснеют уши от обвинения, настолько легко он на это купился. — Что? Я не… слушай, это называется быть чутким, — бормочет он, избегая прямого зрительного контакта. — Я просто не хочу, чтобы он чувствовал себя лишним или что-то в этом роде. Боковым зрением он замечает, как на лице Хосока тут же появляется широкая ухмылка. — Это очень мило, но не стоит обо мне беспокоиться, хен, — затем Хосок обращается к остальным. — Правда, вы можете говорить о чем угодно, и я все равно буду слушать. Я рад просто быть здесь, я впервые ужинаю в компании друзей. Слыша это маленькое признание, часть Юнги хочет спросить, чем же Хосок занимался в Кванджу всю свою жизнь, если никогда не ходил на концерты или не тусовался с друзьями. Но это не его дело, и он не имеет права судить, тем более, что сам Юнги ни с кем не заводил дружбу помимо участников группы. Хосок пока — единственное исключение, и это потому, что Хосок настойчив, когда дело доходит до их дружбы. Если бы не общительность парня, Юнги, вероятно, не стал бы отвечать ему больше пары раз тогда, в начале. Хосок ахает и тут же добавляет: — Ой, эм… я могу вас так называть, ребята? Своими друзьями? Раз вопрос явно адресован двум другим, оба слегка удивленно пялятся на Хосока. Юнги не знает, сколько они общались, пока разрабатывали свой совместный «дьявольский план», но он предполагает, что не так уж и долго. Намджун отвечает, улыбаясь с ямочками на щеках: — Да, чувак. Конечно, мы будем твоими друзьями. Мы и есть твои друзья. Сокджин делает вид, что смахивает слезу, лепеча: — Как ты можешь быть таким драгоценным? Но это как раз тот вопрос, которым три парня и правда задаются, особенно когда Хосок радостно складывает ладони вместе и говорит: — Клево, спасибочки! Он — само определение слова «драгоценный». Вот кто он. — Но я тебя обязан предупредить, — немного подумав, говорит Сокджин. Он останавливается, чтобы палочками украсть с гриля кусочек мяса; его набитые щеки движутся вверх-вниз, пока он произносит. — Дружить с нами — значит частенько выбираться с нами поесть, а еще тонну подколов. Так что если тебе кажется, что ты этого не выдержишь… — Я выдержу, — моментально отвечает Хосок. Он говорит уверенно, словно ситуация серьезная. — Типа, я выдерживаю Юнги-хена уже два с половиной года, так что у меня есть какой-никакой опыт. В то время как оба демона едва сдерживают хохот, Юнги проглатывает еду и смотрит с выражением шока и предательства на парня, сидящего рядом. — Прошу прощения? Я — лучшее, что когда-либо случалось с тобой, и ты это знаешь. Юнги ожидает, что его будут дразнить еще больше, но вместо этого Хосок нежно улыбается, снова поднося стакан к губам. Прежде чем отпить холодненького, он отвечает на это одним словом, произнесенным так тихо, что его почти не слышно. — Вероятно.***
Где-то после половины одиннадцатого они закругляются. Юнги благодарит звезды за то, что у него нет завтра смены в кофейне. Все удовольствия сегодняшнего дня наконец дают о себе знать — в теле такая усталость, словно его волокли по земле. Он испытывает облегчение, когда все его друзья встают из-за стола, за которым просидели бог знает сколько времени. Наевшись, они волочат ноги через небольшую парковку и прощаются друг с другом. Сокджин и Намджун берут с Хосока обещание посетить одну из ближайших репетиций, после чего они уходят. Уже второй раз за сегодня Юнги оказывается наедине с Хосоком во время короткого путешествия по улицам Лос-Анджелеса. На этот раз меньше неловкости, главным образом потому, что Юнги больше не нервничает по поводу своего имиджа и создания хорошего первого впечатления. Совместный ужин, безусловно, помог ему развеяться. Вот почему когда Хосок включает радио и начинает орать текст песни Леди Гаги, Юнги может лишь смеяться и подбадривать его. Время, кажется, и вовсе не идет. GPS на телефоне Юнги сообщает, что они прибыли в пункт назначения, который, оказывается, находится недалеко от здания общежития Хосока. Как-то жутко тихо для вечера пятницы в районе, полном студентов колледжа, но потом Юнги вспоминает, что большинство из них, вероятно, еще не прибыли к новому семестру. Ситуация Хосока немного иная, он иностранный студент и все такое. Ему нужно начать раньше остальных, чтобы хорошенько адаптироваться — умственно и физически. — Ну… И как здесь живется? — спрашивает Юнги. Он не знает, что еще сказать; уже несколько секунд как они уставились на общежитие, и никто из них не решается первым выйти из авто. Хосок резко поворачивается с хитрой улыбкой на лице, словно готов раскрыть самую большую в мире тайну. — Хочешь взглянуть? Он открывает пассажирскую дверь и быстро выходит, прежде чем Юнги успевает ответить. Не имея другого выбора, Юнги следует за ним, пока они подходят ко входу в общежитие. Все нормально, он все равно хотел проводить Хосока до двери. Правда теперь Хосок пригласил его внутрь, и, что ж, Юнги не будет противиться и этому. Общежитие Хосока оказывается всего в нескольких комнатах от главного входа. Он заранее извиняется за беспорядок, открывая дверь карточкой-ключом, но когда они заходят, Юнги не может найти ни одной вещи, которую можно было бы отнести к беспорядку. Комната не такая уж большая, чего и следовало ожидать от любого общежития, но из-за порядка она выглядит просторнее, чем есть на самом деле. Помимо этого, это одноместная комната — то есть она вся в распоряжении Хосока. — Миленько, — комментирует Юнги, ведь, по факту, эта комната настолько хороша, насколько это возможно. Он следует примеру Хосока и кладет свою обувь на маленький стеллаж у двери. Идеальный размер для такой комнаты, почти не занимает места. — Так, погоди. Ты разве не только вчера приехал? Почему тогда твоя комната уже так классно украшена? И он не преувеличивает. Кровать аккуратно заправлена, на столе в строгом порядке лежат канцелярия и всякие безделушки, а стена у кровати украшена несколькими фотографиями. Но самым впечатляющим украшением является гирлянда, обрамляющая дальнюю стену с окном и мягко освещающая комнату. Плюс, нет никакой одежды, в спешке заброшенной в случайный угол. — Я действительно приехал сюда только вчера, — говорит Хосок, приближаясь к кровати. Он похлопывает по матрасу и выжидающе глядит на Юнги, явно приглашая подойти и сесть рядом. — Заселился сюда, как только расправился со всякими раздражающими штуками в аэропорту. Сестренка немного помогла мне с распаковкой чемоданов, а потом кинула меня на несколько часов; а раз я тогда еще не устал, решил поукрашать комнату. Мне, кстати, нравится украшать, так что было весело. Юнги с готовностью подчиняется безмолвной команде, ноги сами несут его к маленькой кровати, та, на удивление, кажется слишком высокой. Он плюхается на край и приятно удивляется, что матрас не тверд как камень. Хосок не садится рядом с ним, как ожидал Юнги, а вместо этого идет к шкафу и роется в нем. Юнги любопытными глазами наблюдает за ним. — А где она живет? Сестра твоя, то есть. — За пределами кампуса, делит квартиру с несколькими соседями по комнате, — отвечает Хосок, с головой уйдя в шкаф. Юнги гумкает, показывая, что слушает, но раз он никогда не встречал сестру Хосока, ему любопытно, что она за человек такой. Чаще всего, когда Хосок ее упоминает, он говорит о ней, словно она какая-то богиня. Описывает ее с намеком сильного восхищения и едва скрываемой зависти. По словам Хосока, она — главная причина, по которой родители разрешают ему учиться в Штатах. Разрешают, ведь он смог поступить в ту же школу, где уже учится его сестра, а значит, она присмотрит за ним. Такие маленькие детали также заставляют Юнги задуматься, какие взаимоотношения у брата с сестрой. Что насчет Юнги с его собственным братом — ну, он не слишком уверен, как их описать. Они достаточно хорошо ладят, но на этом все заканчивается. Единственное, что у них общего, — их любовь ко вкусной домашней еде. Однако Юнги всегда предпочитал музыку, в то время как его брат интересуется другими видами искусства. Брат гораздо более «практичный», поэтому он и учится на разработку программного обеспечения. — Ладно, — голос Хосока прерывает его мысли. Вынырнув со дна шкафа, он возвращается к кровати и протягивает Юнги внушительных размеров подарочный пакет, заполненный бумагой тишью . — У меня для тебя есть еще один сюрприз. Юнги смотрит на внезапно появившийся подарочный пакет, затем поднимает взгляд на Хосока. Его встречает та же ослепительная улыбка, что и тогда, когда он стоял на сцене и пребывал в своего рода нирване. С того момента прошло лишь несколько часов, а кажется, что вся жизнь. — Ты шутишь… — не веря, Юнги мотает головой; взяв подарок и подглянув, что там, он не может скрыть обнажающую десны улыбочку. — Тебе правда не стоило мне ничего дарить, Хосок. Сегодня даже не мой день рождения. — Это и не подарок на день рождения, дурилка ты картонная! — Хосок громко смеется, но даже так он звучит немного застенчиво. — Это что-то вроде сувениров. Типа, что же я за лучший друг такой, если не привезу тебе ничего из родного города? — Ты был бы нормальным лучшим другом, познавшим искусство экономии, — возражает Юнги. Конечно, он просто дразнится. Его волнение особенно заметно, когда он отбрасывает папиросную бумагу, пробираясь к таинственному содержимому подарка. Сначала он вытаскивает что-то, похожее на набор аксессуаров для волос — присмотревшись, понимает, что это он и есть. Спереди прикреплены маленькие черно-белые заколочки для волос с кошачьим принтом. Сзади — одна резинка с теми же милашными персонажами. — Я знаю, что ты любишь завязывать волосы, чтобы те не мешались, пока играешь на гитаре, — объясняет Хосок. — Резинка для волос, которую ты вечно носишь на своем запястье, уже выглядит старой и растянутой, так что я подумал, тебе бы пригодилась новая… но типа, знаешь, с твоим брендом. — Потому что кошки — мой бренд, — невозмутимо говорит Юнги. На самом деле, он задействует всю силу воли, лишь бы не расхохотаться сейчас; ему бы не хотелось это признавать, но аксессуары милые — а он не может позволить Хосоку насладиться этим признанием. — Никаких сомнений, — говорит Хосок, и его бесстыдная улыбка почти заразительна. — Но ты продолжай. Твои настоящие подарки на дне пакета. Как бы ему ни хотелось отчитать Хосока за то, что тот подарил ему кучу всего, Юнги только качает головой и делает, как велено. Для сохранности он откладывает очаровательные аксессуары для волос в сторону. Пусть они там ради прикола, это все равно подарки от его лучшего друга, и он по-прежнему ценит их так же сильно, как и любые другие. Оказывается, что теми самыми таинственными-подарками-на-дне-пакета являются различные корейские конфеты и снэки, три разные пары носков с милыми персонажами и белая футболка с надписью спереди на корейском: «Я ♥ Кванджу». Юнги хихикает, читая ее вслух; он даже никогда не был в Кванджу, но кого это волнует? Он эту футболку все равно до чертиков заносит. — Божечки, Хосок- поверить не могу, что ты мне столько всего подарил. Как же мне тебя превзойти? — отчасти он шутит, но чувство вины за то, что он не приготовил какой-то подарок к приезду, определенно будет его глодать какое-то время. — Черт, я обязан это примерить. Прежде чем встать с кровати, Юнги откладывает пакет с остальными подарками в сторону. Держит футболку перед собой и понимает, что она ему точно подойдет, но ему не терпится увидеть, как он будет в ней выглядеть. Не теряя ни секунды, он стягивает с себя футболку, та падает к его ногам. — Оу, — реагирует Хосок, стоя в сторонке. — Ты… ты имел в виду прямо сейчас? Юнги кивает и мгновение спустя натягивает новую футболку, все его внимание отдано ей. Подходит к длинному узкому зеркалу, висящему на дверце шкафа, и любуется своим отражением. Футболка безумно удобная и к тому же немного велика ему, но именно это делает ее идеальной. Юнги сейчас действительно любит носить мешковатые футболки, сочетая их с узкими джинсами. Довольный, он вертится у зеркала, спрашивая: — Как я выгляжу? Круто, да? Хосок сначала просто пялится пустым взглядом. Он довольно быстро приходит в себя, его внимание возвращается к Юнги; он оглядывает парня с ног до головы и делает вид, что оценивает его внешность. Наконец, Хосок отвечает: — Ага. Эстетика скейтеров жива-здорова. — Ой заткнись, — Юнги смеется от подкола. Он возвращается к кровати, вновь садясь на то же место. — Спасибо, реально… Мне правда очень нравятся все эти классные подарки. Чувак, парни обзавидуются, когда увидят это. В ответ на это Хосок издает смешной звук и неловко почесывает голову: — Оу, эм… Я как бы и уже раздал их подарки. Ну, там, на парковке, когда мы готовили твой сюрприз перед шоу. Они их положили в машину Сокджин-хена. — Вау. То есть, сначала я был последним, кто узнал о твоем приезде. Теперь же я последний, кто получает подарки? Попахивает фаворитизмом. В комнате раздается смех еще до того, как он завершает драматичную речь. Смешить Хосока всегда было одним из простейших удовольствий в жизни, с тех пор как они стали созваниваться вместо переписки. А теперь еще лучше — Юнги может испытать это лично. Ему нравится знать, что есть кто-то, кто находит его забавным. — Не ревнуй. Не слышал никогда, что лучшее оставляют напоследок? — теперь Хосок сидит рядом с ним, на кровати, и наклоняется немного вбок, чтобы легонько толкнуть его плечо своим. — Но я рад, что тебе все понравилось. Я долго размышлял, что же взять, пока я просто не… взял все, что выглядело круто. Юнги фыркает и толкает плечом в ответ: — Ты мог бы просто мне привезти палочки для еды, и я все равно был бы благодарен. — Ну, ты достоин гораздо большего, чем это, так что вот. За искренним признанием следует минута молчания, во время которой ни один из них не знает, что сказать или сделать дальше. Это хотя бы не ужасно неловко, и на этот раз Хосок не заглядывает ему глубоко душу. И все равно Юнги должен научиться принимать тот факт, что молчание не равно дискомфорту или чему-то негативному в принципе. Это нормально; иногда нечего сказать. Это не значит, что он плох в общении или скоро наскучит Хосоку, встретившему реального человека по ту сторону экрана. Раз уж на то пошло, это просто еще один этап в их дружбе, к которому они пришли. Не успеет он опомниться, как такая близость с Хосоком будет казаться совершенно естественной. Ему просто нужно дать себе немного времени, чтобы приспособиться. — Займемся чем-нибудь? — внезапно спрашивает Хосок, но тут же перефразирует вопрос. — Я имею в виду, типа, хочешь посмотреть со мной что-нибудь?.. Могу включить ноут и поискать что-нибудь в интернете- только если ты хочешь. Знаю, сейчас поздно, тебе нужно еще домой ехать… Ты же наверняка устал после шоу, да? Извини, я должен был подумать, прежде чем спрашивать- — Я не против, — прерывает его Юнги. Кажется, он не единственный, кто порой слишком много думает. — Я все равно не настолько устал, так что… конечно, давай посмотрим что-нибудь. Есть идеи? Безумная радость и облегчение на лице Хосока — то еще зрелище. Все его поведение меняется, и он никак не скрывает свое рвение. Перечисляет различные идеи, одновременно хватая свой ноутбук со стола и принося его к кровати, и в этот момент Юнги вспоминает, что, технически, это первый раз, когда Хосок так далеко от дома. В этом контексте его поведение имеет полный смысл. Все сводится к одной простой вещи. Хосок, вероятно, сейчас не хочет оставаться в одиночестве. Это все решает. Юнги составит ему компанию, если тому это сейчас нужно. Вместе посмотрят какую-нибудь безвкусицу и укажут на нелепые дыры в сюжете, а он скажет что-нибудь, чтобы рассмешить Хосока, чтобы Хосоку было комфортно, чтобы Хосок был счастлив; ведь Хосок — один из его самых дорогих друзей, и Юнги не может устоять перед теми, кто нуждается в его заботе. Вот так они и проводят оставшиеся мгновения своего первого пятничного вечера вместе. Правда, Хосок вырубается еще до середины фильма, потому что джетлаг — это тихий убийца, расправляющийся со своими жертвами без предупреждения. Это нормально, ему нужен отдых, а адаптация к новому часовому поясу займет несколько дней. А пока, Юнги укладывает его, закрывает ноутбук и подключает к зарядке, а еще оставляет на столе простую записку на стикере в форме собаки. После этого Юнги понимает, что он мог бы отправить смску, но неважно. Дело сделано, и он тихонько уходит, выключив свет. Записки от руки в любом случае милее сообщений.***
— Чего дуешься? Спрашивает Юнги вместо приветствия, как только открывается пассажирская дверь. Сегодня Хосок идеально одет для прогулки в конце лета: джинсовые шорты, майка, белая панамка и пляжные сандалии — хотя они едут не на пляж. По крайней мере, пока что. Юнги нужно предупреждать за несколько дней до жертвы своим временем и здоровой кожей ради денечка на пляже. Сев в авто и пристегнувшись, Хосок закрывает дверь. Кажется, он дуется еще больше. — Ты должен был меня разбудить, — бормочет он, ведь, конечно, причина его кислого личика и очаровательного хмурого взгляда кроется в неудачной прошлой ночи. Они уже все обсудили в переписке, но Хосок, похоже, не может отпустить ситуацию. — Я бы не уснул, если б ты меня подтолкнул или что-то в этом роде. — Ты все еще об этом? — смеется Юнги, качая головой. — Как я уже сказал, тебе нужно было отдохнуть, было поздно. Не мог же я потревожить тебя, когда ты выглядел, словно видел лучший сон на свете. — А? Что это значит? Я странные звуки издавал? — Нет, нет- неважно, — ждать больше нечего, и Юнги заводит машину. — Ладно, мы сегодня гуляем, ведь так? Только мы вдвоем. Так что нечего дуться на вещи, которые уже в прошлом. Кстати, ты уже решил, куда я тебя везу? Кажется, Хосок собирается поспорить, но упрямство угасает почти так же быстро, как появилось. Он оживляется и лезет в крошечную сумку, которую он взял с собой сегодня, вытаскивает маленький листок бумаги и осторожно разворачивает. — Что это? — спрашивает Юнги. — Мой особый список, — объясняет Хосок, внезапно преисполненный волнения. Похоже, он уже забыл обо всем остальном. — Это список всех вещей, которые я хочу сделать, пока я здесь, в Америке. Я записал их, чтобы ничего не забыть. Что ж, это, безусловно, практично. Впечатленный, Юнги хмыкает и тянется за списком, чтобы взглянуть на него самому. Просматривая его, кажется, что многие активности связаны с туристическими местами и достопримечательностями; но сюда втесались и рандомные желания, которые не совсем сочетаются с остальными, например, «напиться» и «покататься на велосипеде». Буквально нет причин, по которым это нужно осуществить именно в Штатах, но Юнги решает пока не задавать лишних вопросов. — Верно… Тогда, думаю, твой список будет нашим ориентиром сегодня, — он возвращает листок законному владельцу. — Можем начать с чего-нибудь простого, например… Посетить место, которое ты хотел бы увидеть. Желательно, такое, где бронь не нужна, раз ее у нас нет. — Хмм… — Хосоку требуется много времени, чтобы просмотреть свой же список и обдумать множество вариантом. Когда он наконец делает выбор, он ахает и спрашивает: — А мы можем тогда поехать в Голливуд? Я очень хочу увидеть Аллею Славы. Черт. Иногда Юнги жалеет о своих решениях. — Оу, э-э… ты уверен? — спрашивает он на случай, если каким-то чудом Хосок передумает. — На улице сегодня довольно жарко, и там точно будет много народу… Хосок лишь пожимает плечами: — Меня устраивает! Видишь ли, я обо всем позаботился и взял с собой солнцезащитный крем на всякий случай. Конечно же, он показывает мини-бутылочку солнцезащитного крема, которая идеально помещается в его крошечной сумке. Лучше всего то, что он выглядит бесспорно гордым собой за то, что был подготовлен к любым приключениям. Так что, как бы Юнги не хотел иметь дело со злыми солнечными лучами и толпами потных людей, он не может сказать «нет» этому личику. Он не может подвести Хосока, даже на секунду. Вздыхая, Юнги вбивает адрес в карту на телефоне, чтобы посмотреть маршрут: — Аллея Славы, значит.***
Юнги ненавидит Голливуд. Не поймите его неправильно. Он не испытывает ненависти к здешним местечкам и развлечениям — он сам весело проводит здесь юность. От посещения легендарных заведений типа Pink’s Hot Dogs и прогулки по Голливудскому бульвару до зависания в музеях поблизости, ведь Намджун — обожатель искусства, который из года в год ни в каком другом месте отмечать свой день рождения не собирается. Голливуд — веселое место, если рядом с тобой близкие люди. В то же время — хочется послать нахуй это место и всех отвратительных водителей. В Голливуде никто не знает, как водить машину, а еще ее негде поставить. На каждой улице правила парковки свои, где самое банальное: в какое время суток и в какие дни недели вы можете припарковаться, не заработав себе солидный штраф. Конечно, касается это большей части Лос-Анджелеса, но в Голливуде это кажется более раздражающим и неудобным. Вот почему к тому времени, когда они нашли свободное место для парковки, Юнги уже чувствует себя измотанным. Что касается Хосока, его восторг увеличился в десять раз. Только они выходят из машины, он уже делает фотографии на свой телефон, и Юнги уже подумывает, что тот убежит и потеряется где-нибудь, как ребенок в парке развлечений. К счастью, ему, кажется, больше нравится тащить Юнги за собой; теплая рука тянет его запястье каждый раз, когда Юнги слишком долго стоит. В защиту же Юнги можно сказать, что здесь недостаточно тени, а солнце активно пытается прикончить его этим ярким субботним днем. Все же он проглатывает свои многочисленные жалобы и позволяет Хосоку наслаждаться, потому что, в конце концов, это то, чему посвящен весь сегодняшний день. К счастью для здравомыслия Юнги, Хосоку быстро наскучивает находить разные имена знаменитостей на дороге и фотографировать их. Нафотографировавшись, они не спеша прогуливаются по бульвару, останавливаясь, только когда Хосок находит что-то интересное. В итоге они смотрят пару выступлений уличных танцоров, посещают знаменитый музей восковых фигур, и Хосок настаивает на том, чтобы купить им одинаковые сувенирные футболки у случайного продавца, который практически тащит их к своему ларьку. Это, конечно, пустая трата денег — но Юнги не может заставить себя такое сказать, видя выражение лица Хосока. Хосок не перестает улыбаться с момента их приезда сюда. Посмотри вы один раз на выражение его лица — и вы бы были убеждены, что он сейчас веселится больше, чем когда-либо. Кто знает? Быть может, так оно и есть. Его реакция на все вокруг — вот что делает поездку стоящей потраченного времени, особенно для Юнги, который получает удовольствие, просто наблюдая за Хосоком. И все же, такое облегчение, когда Хосок говорит, что голоден и хочет куда-нибудь сходить пообедать. Юнги цепко хватается за это предложение. И он знает идеальное место для перекуса, так что с радостью ведет туда. — Johnny Rockets — настоящая американская классика, — поясняет Юнги после того, как они сели. Ярко-красные диваны и декор 1950-х годов сразу вызывают у него чувство ностальгии. — Думаю, я с детства не был в их закусочных, но я помню, что всегда было весело, а еще еда была просто великолепна за свою цену. — Бургеры, картошка фри… больше бургеров и больше картошки, — Хосок читает меню и смеется. — И правда, очень по-американски. Оу! А вот это выглядит очень круто. Не хочешь взять одно на двоих? Он переворачивает меню и тычет на блюдо, чтобы Юнги посмотрел, о чем он. На картинке аппетитный пломбир в высоком стакане. Мозг Юнги протестует, заподозрив молочную тюрьму, но живот говорит обратное. Приняв сторону желудка, он улыбается и кивает в знак согласия. — Конечно, давай попробуем. Хосок настаивает на том, чтобы сделать заказ самому, когда официант вернется к их столику, желая попрактиковаться в английском, пока у него для этого есть все возможности. Когда общение с официантом заканчивается, Хосок тяжко вздыхает от облегчения, Юнги тихонько аплодирует ему. Он искренне гордится своим лучшим другом и всеми его усилиями. — Не нервничай, ты уже почти свободно говоришь, — утверждает Юнги. — Да ладно тебе, это не так, — возражает Хосок. Однако, когда он упирается глазами в стол, его щеки заметно краснеют. — Хотя, я и правда чувствую себя немного увереннее каждый раз, когда поговорю с кем-то. — Видишь? Это и есть прогресс, — в попытке придать еще больше уверенности, Юнги пихает ногу Хосока под столом. — Могу поспорить, ты будешь учиться ему еще быстрее, когда начнутся занятия. Я имею в виду, у тебя не будет иного выбора, но потом это поможет тебе чувствовать себя гораздо комфортнее. — Мм… да, наверное. — Может, попробуем сейчас пообщаться по-английски? — Нет, — мгновенно выпаливает Хосок, его глаза внезапно расширяются. От такой драматичности Юнги смеется. — Окей, я знаю, что говорил, что хочу попрактиковаться, но… Не знаю. Я предпочитаю говорить на корейском, когда мы вдвоем? Так проще, и мне нравится, как ты звучишь, когда говоришь на нем. — Оу? — брови Юнги поднимаются. Он решает подколоть в ответ. — Тебе что, кажется, что я звучу сексуально или типа того? Хосок едва успевает отреагировать на это. Его глаза вновь округляются, и он будто собирается все отрицать, как тут возвращается официант с их огромным десертом и извиняется, что еда еще не готова. Юнги молчит, давая Хосоку возможность снова попрактиковаться в общении. В результате Хосок заикается, благодаря по-английски, но когда официант уходит, он пинает Юнги под столом. — А? — удивляется оскорбленный Юнги. — Черт, да за что? Я же тебе помогаю. Хосок — тот еще гаденыш — решает не объяснять свою грубость, отвечая лишь хихиканьем и переключаясь на мороженое. Он пробует небольшую ложку, мурлычет, наслаждаясь вкусом, и заставляет Юнги тоже попробовать. Тот отвечает, что не делит мороженое с задирами. — Не драматизируй. Попробуй, это вкусно, — настаивает Хосок, отправляя в рот еще одну ложку. Затем он ахает: — Нам нужно повторить ту штуку и сделать селфи вместе! На, держи трубочку. — Штуку? Какую еще штуку? — спрашивает Юнги, беря трубочку, которую Хосок практически пихает ему. — Ну, знаешь, штуку, которую делают парочки в старых фильмах, — говорит Хосок. Он объясняет, одновременно показывая наглядно, вставляя трубочку в высокий стакан и настаивая, чтобы Юнги сделал то же самое. — Мы вставляем соломинки вот так, а затем наклоняется и пьем одновременно. Это же так обычно делается? Ты американец, тебе лучше знать. Юнги в ответ много раз моргает, пока в непонимающей голове витает сотня различных вопросов. В итоге он выдавливает нервный смешок и спрашивает банальное: — Почему… мы должны так сделать? То есть, для чего? — Потому что это легендарно? — просто отвечает Хосок. Он пялится на Юнги, словно тот задал реально глупый вопрос. Хосок достает телефон и готовится сделать фото. — Ну так что? — Но так не делают с мороженым. Ты путаешь с милкшейками. Хосок пожимает плечами: — Разве такие детали важны? Наклонись ближе, не вижу тебя в кадре. — Боже, ладно, — наконец сдается Юнги. Он все еще не понимает, почему они это делают, или почему Хосок так сильно хочет это сделать. Может быть, это еще одна странная хотелка из того длинного списка желаний. Юнги не удивился бы. Сейчас же он подчиняется, наклоняясь через стол, чтобы его рот мог дотянуться до трубочки. Хосок делает то же самое, и внезапно их лица оказываются так близко друг к другу, что они пересекаются взглядами. Юнги бормочет, зажав соломинку между губами. — Ты… ты уже сфоткал? Звук затвора камеры звучит несколько раз, затем Хосок откидывается назад, и Юнги быстро делает то же самое, глубоко вдыхая, так как он, по-видимому, не дышал несколько секунд. Вдруг сидящий напротив Хосок разражается смехом. Он так сильно смеется, что падает набок, его голова почти ударяется об окно. — Что смешного? — требовательно спрашивает Юнги. Он просто знает, что Хосок смеется над ним; Юнги бесится от того, что чувствует, как от смущения краснеют уши. — Дай мне телефон, я хочу посмотреть, как мы получились. — Нет! Ты удалишь их, — предполагает Хосок, и он, возможно, не ошибается. — Не удалю, — нагло врет Юнги. — Покажи. А Хосок лишь качает головой, все еще злобно ухмыляясь, когда говорит: — Тогда я тебе их отправлю. Обещаю. Юнги возражает, что в этом нет смысла, когда они буквально сидят друг напротив друга, но Хосок не сдается ни на секунду. Ну и ладно, у Юнги есть другие способы получить желаемое, даже если ему придется играть нечестно, например, втихаря украсть телефон Хосока. Пароль к устройству, вероятно, что-то вроде года его рождения, так что взломать будет просто. Да, блестящий план. Хосок ни за что его не предугадает. — Вот знаешь, ты выглядишь таким невинным и все такое, но ты — самое настоящее зло, — запоздало комментирует Юнги. Единственный ответ, который он получает, — это два сердечка пальцами.***
Домой они возвращаются спокойно. Они почти не разговаривают. Из динамиков тихо играет Mogwai, потому что хаотичность радио не подходит под настроение. Они оба в той или иной степени вымотаны, но в хорошем смысле. Прогулка по Голливудскому бульвару с Хосоком — это воспоминание, которое Юнги, безусловно, будет лелеять долгие годы. Было весело, но по-новому, ибо он не часто проводит свои выходные вот так. Он всегда предпочитал валяться дома или проводить время с мемберами, но теперь сюда прекрасно вписались и тусовки с Хосоком. — Спасибо, что провел со мной день, — мягко произносит Хосок. — Надо бы еще раз так погулять перед началом семестра… как думаешь, куда бы мы нам пойти в следующий раз? — Куда ты только захочешь, — с легкостью отвечает Юнги. Отрывает взгляд от дороги лишь на мгновение и улыбается, когда их глаза встречаются. — У меня на примете нет какого-то конкретного места, так что я согласен на что угодно. Хосоку нужно всего несколько секунд на раздумья, прежде чем уверенно ответить: — Тогда на пляж. Мы обязаны пойти на пляж вместе. Нелюбимый вариант Юнги, но опять же — он с радостью присоединиться к Хосоку в любой момент. — Хорошо, тогда мы пойдем на пляж, — подтверждает он. — Обязательно как-нибудь сходим. — Обещаешь? Боковым зрением он видит протянутый ему мизинец. Когда Юнги поворачивается, чтобы посмотреть на него, то натыкается на пару сияющих карих глаз, выжидающе на него глядящих. Ему отчасти хочется приколоться, хочется спросить, на детской ли они площадке, чтобы на мизинцах давать обещания, о которых к концу дня позабудут. Но он этого не делает; чувствует, что не должен. Вместо того, чтобы дразнить, Юнги кивает. Он убирает одну руку с руля и переплетает свой мизинец с Хосоковым, честно повторяя: — Хорошо, я обещаю. Довольный Хосок откидывается на спинку кресла. Они вновь возвращаются к комфортной тишине, которая на этот раз кажется почти необходимой. Юнги глубоко погружен в свои мысли и прокручивает в голове некоторые из многочисленных событий дня, как вдруг замечает световой сигнал о низком уровне топлива. Они почти приехали к университету, но не помешало бы сделать небольшой крюк, чтобы пополнить бак. Лучше сейчас, чем потом, полагает он. — Не против, если я остановлюсь подзаправиться? — спрашивает он на случай, если Хосок захочет, чтобы его сначала подвезли до дома. К удивлению Юнги, ответа он не получает — и тут он видит спящего Хосока, отвечающего лишь легким подергиванием острого носика. Драгоценный. Не желая нарушать его столько необходимый отдых, Юнги едва сдерживает звуки умиления. Хосок уже второй раз засыпает при нем и, вероятно, не последний, если злобный убийца под именем Джетлаг еще объявится. Юнги позволяет Хосоку вздремнуть, так как через несколько минут ему все равно придется его будить. Однако сначала он лучше запечатлеет этот восхитительный момент на свой телефон. В качестве мести, конечно. Справедливости лишь ради.