Изоляция — твой верный друг,
К которому ты вечно тянешься.
Для этого еще слишком рано. Для этого всегда слишком рано. Не проходит и дня, чтобы Юнги не чувствовал себя так перед началом смены в кофейне. Он сидит в своей машине и смотрит на вход на работу, потягивая растворимый кофе, который готовит для себя каждое утро перед сменой. На вкус как дерьмо, если сравнивать с кофе, что Юнги варит на работе, но ему обычно безразлично. Лучше пить растворимый, чем не пить совсем; и без кофе Юнги, вероятно, никогда не будет функционировать как нормальный человек. Еще слишком рано для этого, и Юнги хотел бы быть дома, лежать в кровати под уютным одеялком и мечтать о свежей жареной картошке. Вместо этого он сидит на парковке и оттягивает неизбежное, потому что этот день будет мучительно долгим, он уже это чувствует. Осталось лишь пять минут, прежде чем ему придется отказаться от островка безопасности в виде своего авто и подготовиться к открытию заведения, так что он проведет каждую секунду из этих пяти минут, наслаждаясь тишиной — и, конечно, своим дерьмовым кофе. К великому сожалению, вселенная решает, что сегодня ему эта роскошь не дозволена. Стук в пассажирское окно прерывает фантазии Юнги о сне в кроватке. Он даже двигается вяло, когда поворачивает голову, встречаясь с нарушителем его мыслей. По ту сторону авто стоит Тэхен, наклонившись достаточно низко, чтобы Юнги мог видеть его лицо и восторженный взмах руки. Опять же, слишком рано для переизбытка энергии и нежелательного социального взаимодействия, но Юнги все равно опускает окно. Он, честно говоря, забыл, что сегодня Тэхен открывает кафе вместе с ним. — У нас все еще есть пять минут, — говорит ему Юнги, потому что он ни за что не выйдет из машины, пока эта пятиминутка не закончится. — Я знаю, я знаю, но я должен тебе кое-что сказать! — слишком взволнованно говорит Тэхен для того, кто должен приходить на работу к 5:30 утра. — Открой дверь. Похоже, он не уйдет, если Юнги откажется, так что этого явно не избежать. Вздыхая, Юнги открывает дверь и ждет, пока Тэхен нетерпеливо заберется на пассажирское сиденье, а затем с силой захлопнет за собой дверь. Опять же, слишком рано, чтобы так шуметь, но Юнги уже смирился со своей судьбой. — Итак, — начинает Тэхен, после чего выдерживает драматическую паузу. — Я пригласил Чимина на свидание. Он сказал «да». Пусть у Юнги и мало энергии, он все еще более чем способен отреагировать на хорошие новости. Иначе и быть не может, когда Тэхен улыбается так широко, что у него, должно быть, болят щеки. Юнги поднимает руку, чтобы дать пять, и Тэхен дает — с непоколебимой гордостью. — Разве я не говорил, что он без ума от тебя? — не может не похвастаться Юнги. Когда он прав, он прав. — Короче, поздравляю с парнем. — А, вообще-то… — Тэхену требуется секунда, чтобы прочистить горло; голова его опущена, он глядит на свои колени. — Я сказал, что приглашаю его на свидание куда-нибудь. Так что мы собираемся это сделать. Технически, он не мой парень. Но, может быть, он будет? Типа, знаешь, после свидания. Как-то быстро все утихло. Справедливости ради, Юнги думает, что это он виноват, раз поспешил с выводами. Очевидно, что это все еще очень хорошие новости, поэтому он старается не показывать свое смутное разочарование. Он уверен в успехе Тэхена, даже если они с Чимином еще не придумали ему название. — Эй, тише едешь — дальше будешь, — дразнится Юнги. Он смотрит на время и делает еще один глоток своего подостывшего кофе, прежде чем спросить: — А где будет свидание? Пригласил его куда-нибудь поесть или что-то в этом роде? Как будто по щелчку выключателя, Тэхен мгновенно переполнен волнением, исходящим от каждого его слова и движения. — Это то, о чем я хотел бы с тобой поговорить! Итак, вот в чем дело… День рождения Чимина через несколько дней, верно? — он снова делает паузу и ждет какого-то подтверждения, будто этот простой факт уже должен быть известен. На самом деле, Юнги никогда даже не разговаривал с Чимином, так почему он должен знать день его рождения? В любом случае, он кивает, чтоб Тэхен продолжал. — Так вот, насчет его дня рождения, я подумал, что было бы здорово, если б мы пошли в какое-нибудь реально веселое место. Чимини усердно учится, и я хочу вознаградить его чем-то особенным, поэтому я пойду с ним в Ноттс Берри Фарм. Юнги снова кивает. Звучит как хороший план. — Парк развлечений? Звучит весело, особенно в это время года. Они устраивают жуткое мероприятие к Хэллоуину, да? — Ноттс Скери Фарм, — подтверждает Тэхен. — Сомневаюсь, что это может быть настолько страшно, но звучит прикольно, и мне кажется, Чимину понравится? В старшей школе мы с нашими друзьями несколько раз ходили в такие парки. В общем, здесь вступаешь в игру ты. — Подожди, я? — Юнги растерянно моргает, задаваясь вопросом, правильно ли он расслышал. — Ты что имеешь в виду? Тэхен пододвигается так, чтобы смотреть прямо на Юнги, а это всегда плохой знак. Опасения подтверждаются, когда тот начинает нервно бормотать: — Я хочу, чтобы ты пошел с нами. Понимаешь, я подумал, что было бы менее неловко, если бы первое свидание было, типа, двойным свиданием? Тебе не обязательно приводить с собой вторую половинку, конечно же, просто позови кого-нибудь из своих друзей или в этом роде. Будет очень весело! Я тебе обещаю. — Ты, должно быть, шутишь, — отвечает Юнги на длинную речь, надеясь на чудо. Но поскольку Тэхен совершенно точно не шутит, Юнги качает головой, ждет, пока в голову придет нормальный ответ, и в итоге тяжко вздыхает: — Ты просишь меня побыть твоей группой поддержки… на свидании с парнем, которого знаешь уже столько лет? Я не эксперт по свиданиям, но я не думаю, что это так работает. Да и вообще, разве ты не должен хотеть остаться наедине с Чимином? — Умоляю, хен, — говорит Тэхен вместо ответа на вопрос. Похоже, он переходит к следующему этапу своего плана, включающему в себя мольбу до тех пор, пока его жертва не будет слишком измотана, чтобы отказать. — Я знаю, как это звучит, но я думаю, что это может сработать? Типа, разве ты бы не хотел провести время с более чем одним человеком в свой день рождения? — Не особо. — Нет, послушай- ладно, это был плохой вопрос, поскольку вы двое совсем не похожи. Но Чимин любит такие вещи и проводить время в группе друзей. — Тогда почему бы тебе не спросить своих друзей? — предлагает Юнги, поскольку не видит логики в предложении Тэхена. — Я имею в виду, я даже не знаю Чимина. Может, будет не так неловко, если ты позовешь вместо меня кого-то из своих приятелей? И вновь Тэхен качает головой. Он не глядит Юнги в глаза, когда тихо отвечает: — Может и так, но… Я еще не завел так много друзей; и те немногие, с кем я иногда общаюсь, не знают, что я гей. Мне не хочется постоянно совершать каминг-аут, так что… Я подумал, что будет проще попросить об этом одного из немногих, кто знает о моей ориентации. Как ни странно, после такого объяснения ситуация приобретает гораздо больше смысла. Однако Юнги все равно удивлен этой маленькой детали. Он не может сказать, что знает все о личной жизни Ким Тэхена, но у него были всякие предположения по поводу парня, исходя из взаимодействий с ним. Одно из них: Тэхен относится к типу людей, которым на самом деле все равно, что думают другие; так считает Юнги с тех пор, как они начинают непринужденно разговаривать друг с другом, ведь Тэхен на удивление откровенен. Но если так подумать, может, он таким образом относится к Юнги лишь потому, что считает его одним из своих верных друзей. Это открытие временно лишает Юнги дара речи. — Я не буду заставлять тебя идти, — продолжает Тэхен, вновь включая режим жалобного щеночка, и Юнги чувствует, как его решимость слабеет с каждой секундой. — Я подумал, что было бы веселее, если б ты пошел, поскольку… Я хотел потусоваться с тобой, но на самом деле не знал, как спросить, а теперь я спрашиваю, кажется, как-то неловко и по очень странной причине. Но если ты действительно хочешь пойти с нами, можешь взять с собой одного из своих мальчишек. Формулировка последней фразы немного смешит Юнги. Ему интересно, как бы отреагировали Сокджин и Намджун, услышав, что кто-то их называет вот так. — Ну, у моих мальчишек свое расписание, и я не уверен, есть ли у них какие-либо планы, кроме наших репетиций, — объясняет Юнги. Он хмурится, когда в голову приходит мысль, заставляющая его спросить: — Но обязательно ли приводить кого-то? Я мог бы просто пойти один, и нас было бы трое. — Нет, нет, — отвечает Тэхен, тут же отвергая более логичный план. — Я не могу заставить тебя быть третьим лишним, это было бы действительно неправильно с моей стороны. А еще… Я как бы уже купил четыре билета? Онлайн они дешевле, и это было слишком выгодно, чтобы покупать только три билета. — Вау. Так ты меня в угол загнал. — Ага! Ну, что скажешь? Будто последней попыткой добиться своего, Тэхен теперь активно использует свой щенячий взгляд. Юнги смотрит на него в ответ только полсекунды, а затем отводит взгляд, потому что такое решение предполагает использование мозга, а Юнги не может думать, когда слабеет перед щенячьими глазками. Желая немного подыграть, он протяжно гудит и постукивает пальцем по подбородку. Поход в парк развлечений не был бы худшей вещью в мире, так как Юнги действительно находит эти места забавными. Конечно, он не был там годами, а теперь застрял во взрослом цикле работы и сна, но, возможно, это небольшое путешествие может стать коротким перерывом, в котором он нуждается. Кроме того, он только что придумал идеального компаньона, которого можно взять с собой в это приключение. — Слушай, Ноттс — это то место, где полно мерча со Снупи, верно? Тэхен подтверждает это быстрым кивком, говоря: — Да, это оно. Я знаю, что это не Диснейленд, но эти четыре билета и так по карману побили. Тогда все решено. — Я пойду, — объявляет Юнги. — Но теперь ты мой должник. Как бы, я жертвую целым днем ради тебя. Слышит ли Тэхен что-нибудь из того, что Юнги говорит, тот не знает. Парень уже празднует успех с размахом, который определенно слишком велик для раннего утра, но он обещает, что Юнги об этом решении не пожалеет ни на секунду. Тем временем они неохотно оставляют машину и отправляются на работу, чтобы начать свою смену.***
— Зачем ты пригласил меня, если учишься? Сейчас Юнги, свесив голову, лежит на спине на узкой кровати в комнате Хосока, потому что, по-видимому, ему заняться больше нечем. Хосок же сидит за столом рядом с кроватью, усердно исписывая разноцветными гелевыми ручками тонну бумаги. Юнги не знает, что происходит, но похоже это на кошмар — умеренно организованный кошмар, поскольку Хосок — один из таких людей. — Я и не учусь, — поправляет его Хосок. — Я просто упорядочиваю все свои записи, которые буду изучать на следующей неделе перед экзаменом. — А есть разница? — Да, хен. Есть, — он уделяет Юнги немного внимания, когда смотрит на него и улыбается, почти поддразнивая. Длится это совсем недолго, и он вновь сосредотачивается на текущей задаче, запоздало добавляя: — Да и к тому же, мы не виделись целую неделю. Слишком сосредоточенный на конспектах Хосок, похоже, не понимает подтекст своих слов. Или, может, понимает и не стесняется это говорить, пусть и Юнги чувствует себя от этого неловко. А как и все неловкие вещи, Юнги инстинктивно превращает это в шутку. — Ты скучаешь по мне, — подкалывает он. И Хосок вновь глядит на него, на этот раз его улыбка нежнее и слаще. Однако он еще быстрее отводит взгляд. Только поэтому Юнги снова дразнит его: — Ах. Я бы по себе тоже скучал. Хосок устало вздыхает и бормочет: — Зачем я вообще с тобой время провожу? И все же тот доволен. Юнги может сказать наверняка. Они знают друг друга достаточно долго, так что от Юнги не укроешь, что Хосок находит его очаровательным. Честно говоря, это взаимно. Юнги никогда не может сдержать улыбку, когда Хосок ведет себя как, ну, Хосок. — Но я тебя понимаю. В последнее время мы оба были заняты, так что ничего не поделаешь. — Ага… Хотел бы я почаще быть на ваших репетициях, — искренне расстроенно комментирует Хосок. — Я правда хочу встретиться с Чонгуком. Забавно, что это одна из его главных причин. Юнги в итоге тихо смеется, все еще глядя на друга вверх тормашками. Хосок хмуро смотрит на него и спрашивает: — Что? Не в силах больше так лежать, Юнги переворачивается, теперь он лежит на животе; уже намного удобнее, чем раньше. Наверное, это невежливо с его стороны вот так кататься по кровати Хосока, но последний, похоже, и правда пока не возражает. А Юнги тем временем складывает руки перед собой и подпирает ими подбородок. — Знаешь, многие люди приезжают в ЛА и надеются встретить знаменитость. Требуется мгновение, чтобы до друга дошла мысль. И когда до Хосока доходит, он закатывает глаза: — Ну, так получилось, что мне действительно нравится ваша группа и все ее участники, даже их надоедливый ведущий гитарист. — Эй! — ноет Юнги. А Хосок хихикает: — Типа, насколько круто было бы говорить, что я встретил участников Starless Skies на рассвете их карьеры? И что мы были близкими друзьями? Отчасти Юнги хочется спросить, почему его формулировка звучит так, будто в далеком будущем они больше не будут друзьями. Вместо этого он говорит: — Вау. Ты говоришь так, словно мы собираемся стать такими же знаменитыми, как The Beatles или что-то в этом роде. Хосок склоняет голову: — Кто? На мгновение Юнги почти воспринимает его всерьез. Но Хосок не может сохранять непонимающее выражение лица дольше нескольких секунд; он беззлобно хихикает, говоря, что Юнги надо бы видеть свое лицо. Хотя Юнги пытается не реагировать, в конце концов он не может удержаться от смеха над глупостью. — А если серьезно, — продолжает Хосок, когда они оба достаточно успокоились. — Я действительно верю в вас, ребята, и проводить время с вами, слушая вашу музыку, мне ни за что не надоест. Честно. Улыбка на лице Юнги становится шире. Он действительно ценит постоянную поддержку своего лучшего друга. — Значит, это делает тебя нашим самым первым фанбоем. Каково это — быть живой легендой? — Неверно. Я второй фанбой, — затем Хосок указывает на Юнги. Его улыбка полна озорства. — А первый ты, потому что никто не поддерживает твою группу сильнее, чем ты. — Ладно, ладно, — соглашается Юнги. — Справедливо. Хосок возвращается к организации своих заметок, и долгое время Юнги просто молча наблюдает за ним. Почему-то наблюдать за Хосоком, пока тот тихо работает над чем-то, особенно расслабляет. Вероятно, так не должно быть, но все же это так. Юнги вспоминает одну особенную ночь, которая кажется такой давней, хотя не прошло и двух месяцев. Помнит, что чувствовал то же самое ранее, наблюдав, как Хосок складывал и раскладывал свою одежду и одновременно рассказывал историю. В ту ночь Юнги был измотан после долгой групповой репетиции, поэтому его реакция была понятна. Однако теперь он не может придумать реального оправдания тому, что чувствует себя загипнотизированным парой рук и почти засыпает, наблюдая за их движением. Возможно, на днях ему стоит пересмотреть свой режим сна. — Кстати, — в конце концов говорит Юнги, иначе он действительно заснет в постели Хосока. — Ты занят в эти выходные? Хосок перестает листать один из своих блокнотов на спирали, чтобы посмотреть на него. — Эм, нет, насколько я знаю. — Отлично, — улыбается Юнги, показывая блестящие зубы и десны. — Пойдем со мной в парк развлечений. Хосок смотрит на него широко раскрытыми глазами: — А? — Знаешь такое место с американскими горками и прочим? — Я знаю, что такое парк развлечений, гений. Я имел в виду… — Хосок откладывает блокнот и двигается на стуле так, чтобы сесть боком к Юнги и посмотреть на парня, который не понимает, почему Хосок вдруг выглядит таким серьезным. — Ты хочешь пойти туда? Со мной? Юнги пожимает плечами, оставаясь безразличным: — Ну, технически, мой коллега- мой друг хочет, чтобы ты пошел. И снова Хосок смотрит на него и говорит: — Окей, теперь я запутался. — По сути, мой друг с работы хочет, чтобы я был его группой поддержки, пока он пытается соблазнить своего лучшего друга в парке развлечений на дне рождения этого самого друга. У него четыре билета, и он хочет, чтобы я пригласил кого-нибудь, а поскольку ты, очевидно, никогда не был на Ноттс Берри Фарм, почему бы тебе не присоединиться в качестве моего «плюс один»? — О… — Хосоку требуется несколько секунд, чтобы переварить многословное объяснение, но когда он заканчивает, то спрашивает: — Как место называется? Ноттс… — Ноттс Берри Фарм, — Юнги быстро вытаскивает телефон из кармана джинсов и ищет парк в браузере. Открыв изображение парка, он поворачивает телефон, чтобы Хосок увидел экран. — Не Диснейленд, конечно, но… — Подожди! — громко ахает Хосок. Он переводит взгляд с Юнги на экран и обратно. — Это то место со Снупи? — Держу пари, что так и есть, — подтверждает Юнги, и теперь он улыбается, потому что знал, что Хосок будет в восторге от этой простой детали. Действительно, настоящий фанбой. — Итак, что скажешь? Ты с нами? Хосок кивает, не думая дважды. Затем он и в самом деле останавливается, чтобы секунду обдумать это, тихо признавая: — Ох, эм… Правда, я не катаюсь на американских горках. Не потому, что они страшные! Просто… Даже когда о подобном речь заходит, мне уже плохо становится, так что… Как думаешь, твой друг будет возражать? Я бы не хотел никому портить удовольствие. Юнги отметает опасения, махнув рукой: — Не, все будет хорошо. Я не думаю, что Тэхен такой человек, да и он будет слишком занят погоней за удачей. Кроме того, есть масса развлечений, помимо американских горок, типа призовых игр и небольших аттракционов. И Хосок сразу же оживляется, вновь излучая восторг от появившихся перед глазами образов. — Я хочу пойти, — уверенно решает он, широко раскрыв глаза. — Я пойду. — Окей, окей, — смеется Юнги. — Я ему передам. На этот раз Хосок не возвращается к своим записям. Теперь он совсем забывает о них, ведь слишком занят поиском в Интернете всевозможных развлечений и различных закусок, которыми они могли бы насладиться в парке. Он делится своими фаворитами с Юнги и заставляет того пообещать, что они, несмотря ни на что, вместе все опробуют, так как Хосок не хочет ничего упустить. Каждый раз Юнги соглашается с наитеплейшей улыбкой.***
Суббота наступает в мгновение ока. Родители Юнги кажутся шокированными, когда сын говорит им, что собирается провести день в парке развлечений с друзьями, и делится он этим добровольно. Они годами не спрашивали о том, куда он идет и что делает, но сегодняшний день должен быть захватывающим, отличающимся от обычной рутины, которая давно стала его повседневностью. Юнги просто хочет поделиться своим волнением — по причине, которую не может объяснить даже самому себе. В любом случае, в его груди становится тепло, когда удивление на лице его матери превращается в нечто, что можно описать только как большую нежность. Она советует ему как следует повеселиться и быть аккуратным на дорогах. Добраться туда, где он должен забрать свою первую группку пассажиров, достаточно просто, поскольку Тэхен учится в том же университете, что и мемберы Юнги. Когда он прибывает на место встречи, то обнаруживает Тэхена и Чимина, стоящих вдоль тротуара и ожидающих его. Что еще важнее, они держатся за руки, и их смех можно услышать даже из машины. Обычно Юнги трудно выдержать столько нежности, но он действительно рад за своего нового друга, пусть и для него их чрезмерная прилипчивость друг к другу немного противна. Тэхен открывает дверь заднего сиденья и просовывает голову внутрь. — Хей! Посмотрите-ка, кто сегодня принарядился в цветное. Юнги смотрит на свою красно-черную фланелевую рубашку в клетку, которую надел поверх своей привычной футболки с принтом. Ему не кажется, что его сегодняшний прикид сильно отличается от того, что он носит вне работы но, возможно, это заметят только близкие. Он отшучивается: — Ну, у меня не было другого выбора, а моя куртка с мрачными черепушками все еще в стирке. Это даже отдаленно не смешно, так как отчасти правда, но Тэхен все равно смеется, пока забирается на место позади Юнги. Вскоре за ним следует Чимин и занимает соседнее сидение. — Чимин, это Юнги-хен. Хен, познакомься с Чимином, — объявляет Тэхен. — Приветик. С днем рождения, — Юнги приветствует его небрежным взмахом руки, чувствуя себя неловко, потому что Чимин носит солнцезащитные очки и темную шапочку, и из-за этого большая часть его лица будто скрыта. По крайней мере, неловкость немного спадает, когда Чимин улыбается и отвечает: — Спасибо. Ты работаешь в кофейне, верно? Тэхени сказал мне, что ты в эмо-группе играешь. Вы, ребята, местные? — Я не говорил эмо, — перебивает его Тэхен, и звучит он почти смущенно из-за этой сплетни. — Я сказал панк-рок. — Так это одно и тоже, разве нет? — Нет, я так не думаю… подожди, дай я проверю. От их глупого разговора Юнги довольно ухмыляется. Что делает ситуацию еще смешнее, так это щурящийся на свой телефон Тэхен, читающий определение из Гугла, и пристально внимательный Чимин, будто узнающий что-то совершенно новое и важное для их выживания. — Да, мы местные, — позднее отвечает Юнги. — Но вы можете приписать нам любой жанр, какой захотите. Мы, по сути, просто создаем музыку, которую нам нравится играть, так что… ярлыки не так важны. — О, тогда это круто, — говорит Чимин, и он правда это имеет в виду. Внезапно Тэхен ахает и хлопает по спинке сиденья Юнги: — Подожди секунду, а где твой мальчишка? То, как он настаивает на том, чтобы называть друзей Юнги его «мальчишками», продолжает сбивать Юнги с толку так же сильно, как и смешит. — Расслабься, я заберу его по дороге. Кроме того, его зовут Хосок, так что постарайся запомнить. — Это корейское имя, — шепчет Чимин Тэхену, хотя это бессмысленно, поскольку он все равно говорит достаточно громко, чтобы все слышали. — Хен тусуется только с другими корейцами, — Тэхен притворяется, что шепчет в ответ, и они оба хихикают в ладони. Юнги не утруждает себя прокомментировать их поддразнивания, так как это в основном правда, несмотря на то, что это обычно совпадение. — О, пока я не забыл, — Тэхен наклоняется вперед, опираясь на водительское сидение, а затем просовывает сложенную купюру в верхний карман рубашки Юнги. Прежде чем откинуться назад, он объясняет: — Твоей малышке на бензин. Оказывается, это двадцатидолларовая купюра. Это, конечно, мило и тактично с его стороны, но Юнги быстро качает головой и собирается вернуть ему деньги. Пусть и идея сегодняшней поездки зародилась как одолжение, Юнги хочет, чтобы она стала нечто большим. Тэхен теперь его друг, и Юнги тоже не терпится узнать, что сегодняшний день им приготовил. — Все в порядке, мне это не нужно, — говорит он, протягивая деньги к заднему сиденью. — Я заправился по пути. — Оставь пока, — все равно настаивает Тэхен. Он пристегивает ремень безопасности с мягким щелчком. — Ты можешь потратить их на Хосока или что-то в этом роде. Не желая думать, что это означает, Юнги воздерживается от комментариев. Вздохнув, он кладет деньги в карман и бормочет слова благодарности. Сейчас ему нужно сосредоточиться на других вещах, поэтому, убедившись, что все готовы и ничего не забыли, он заводит машину и отъезжает от обочины. Короткая поездка к универу Хосока проходит в бесконечной болтовне, в основном между Тэхеном и Чимином, которым, по-видимому, есть что сказать обо всем и обо всех. Нетрудно почувствовать сильную связь между ними. Они действительно излучают ауру людей, которые дружат уже несколько лет; каждое взаимодействие кажется естественным, и даже их жесты говорят о многом. Что самое интересное: на первый взгляд, ни один из них, похоже, не нервничает из-за свидания. Тэхен переживал из-за мысли о свидании с лучшим другом и нахождении с ним наедине в такой особенный день, но вряд ли что-то из этого сейчас у него на уме. А разум Юнги начинает блуждать по определенным местам, в которые не забредал годами. Как человек с опытом отношений с лучшим другом, он задается вопросом, было ли у них так же. Даже не может сказать, помнит ли он вообще. Такое чувство, будто с тех пор прошли десятилетия. Однако даже сейчас в нем пробуждаются какие-то чувства, когда он представляет эту знакомую улыбку, заставлявшую его подростковое сердце биться быстрее. И все же сейчас все иначе, нежели раньше. Мысли об этой улыбке заставляли его ощущать тепло, нервничать и успокаиваться одновременно. Теперь все, что чувствует Юнги, — тупую боль в центре груди. Конечно, все еще больно. Не так сильно, как раньше, но боль есть, и она, вероятно, никогда по-настоящему не оставит его. Старые воспоминания о мягких губах перезахораниваются в мрачном уголке сознания Юнги, когда на горизонте виднеется общежитие. Он паркует машину на привычном месте, которое занимает всякий раз, когда приезжает, и достает телефон, чтобы отправить смску. Проходит всего несколько секунд, прежде чем он получает ответ.Юнги:
привет, извини за ожидание
я сейчас на улице
Хосок: я не долго ждал~ иду!!! Верный своему слову Хосок появляется всего через несколько секунд. Первое, что Юнги замечает в его образе — это рубашку, потому что сегодня друг решил выразить своего внутреннего фанбоя белой рубашкой с принтом со Снупи спереди. Сочетает ее со светлыми джинсовыми шортами и, конечно же, с одной из своих любимых ярких панамок. Улыбка, появляющаяся на его лице, когда он видит машину, почти ослепляет. При виде этой улыбки в груди Юнги разливается тепло, легко заменяя все чувства, которые могли быть там раньше. Парень не замечает, что улыбается в ответ, пока то же тепло не распространяется на его щеки и ему не становится немного жарко. Должно быть, дело в длинных рукавах, прикрывающих его руки, и в тепле солнца, пробивающегося сквозь лобовое стекло. Сейчас ранняя осень, но сегодняшней погоде плевать, она прикидывается более сносным летним днем. — Это он? — спрашивает Тэхен, говоря слишком громко в резко замолкнувшей машине. Юнги прочищает горло и тянется вперед, чтобы отрегулировать кондиционер: — Ага, это он. — Вау, — бормочет Чимин. — Он милый. — Он милаш, — соглашается Тэхен. Затем он хлопает по спинке сиденья Юнги и глядит на него. Когда Юнги поворачивается, чтобы встретиться с парнем взглядом, предательство написано на лице Тэхена. — Ты мне даже не сказал, что он такой милашка! Я думал, мы друзья. — Я… не знал, что было одним из обязательств нашей дружбы? — отвечает Юнги, совершенно сбитый с толку. Он не настолько слеп, чтобы не знать, что его близкий друг привлекателен. Парень действительно это знает, ведь Хосок милый и всегда был таким. Однако Юнги не понимает, почему все это имеет значение сейчас. Тэхен открывает рот, чтобы сказать что-то еще на эту тему, но, похоже, передумывает, как только открывается пассажирская дверь и Хосок грациозно опускается на сиденье. — Привет, — Хосок сначала обращается к Юнги. Улыбка друга смягчилась и превратилась в ту, которая у него обычно на лице, когда они вдвоем; и эта нежная улыбка — любимая у Юнги. Она становится немного шире, когда Хосок поворачивается, чтобы посмотреть назад. — Хэллоу! Ай эм Хосок. Он приветствует остальных двух по-английски — факт, который Юнги замечает только через несколько секунд, когда больше не виснет от улыбки Хосока. Юнги собирается упомянуть, что все в порядке, тот может говорить на своем родном языке, и другие легко поймут, но в разъяснениях больше нет необходимости, когда ребята быстро подхватывают мысль и отвечают Хосоку. — Тэхен. Юнги-хен и я работаем вместе, — отвечает Тэхен по-корейски с дружелюбной улыбкой. Чимин следует его примеру: — Привет, я Чимин. Приятно познакомиться. Выражение облегчения, которое расцветает на лице Хосока, почти комично. Он делает глубокий вдох и смеется над собой за свои предположения, но радость в его глазах очень даже заметна. — Я никогда не думал, что встречу так много свободно говорящих корейцев, пока я здесь, — говорит он впоследствии. — Но я рад. Двое сидящих позади уже явно прониклись к нему симпатией. Это достаточно просто; не любить Хосока практически невозможно. Если когда-нибудь появится человек, которому он не нравится, тот, очевидно, просто лжет себе и должен столкнуться с последствиями. — Так, сколько тебе лет? Как давно ты знаешь Юнги? Ты тоже в группе? На каком инструменте играешь? — Тэхен задает вопросы один за другим, в его тоне чувствуется нетерпение. Юнги качает головой и шепчет: — Прости за него. — Я не против, — хихикает Хосок. Юнги чуть не упускает момент, когда Хосок уже разворачивается лицом к остальным. — Мне девятнадцать, мы познакомились онлайн около двух с половиной лет назад, и нет! На самом деле я не играю ни на каких инструментах, но мне нравится гитара. Забавно, но я никогда не пытался на ней научиться играть. — Вау, — Тэхен переводит взгляд с одного парня спереди на другого, и не нужно быть гением, чтобы догадаться, о чем он думает. Однако Юнги изо всех сил старается игнорировать его поведение. — Так долго, да? Вы, должно быть, близки. Гордый кивок Хосока как вишенка на торте. Тем временем Юнги внезапно захотелось раствориться в своем кресле, пока не исчезнет в небытии. — Тогда мы будем звать тебя хен, — решает Чимин, меняя тему. Он как ангел, который пришел спасти Юнги от его ранней кончины, совсем не осознавая своей помощи. — Ты не против? Глаза Хосока расширяются, и он снова кивает: — Оу, ага! Меня это устраивает. Определенно… Его реакция прелестна, и Юнги излишне гордится тем, что он единственный, кто знает, почему она такая. Хосок однажды сказал, что привык быть младшим, поэтому можно с уверенностью предположить, что у него не будет шанса быть хеном так часто — или, может, вообще никогда. Довольная улыбка, остающаяся у него на лице, когда он поворачивается лицом к лобовому стеклу, — прямое подтверждение этому. И хотя Юнги не хочет прерывать момент молчаливого ликования Хосока, в конце концов ему приходится. — Пристегнись, Сок. Хосок мгновенно просыпается от мечтаний, подчиняясь простой команде и улыбаясь Юнги сразу после нее. Юноша всегда такой улыбчивый, и сегодняшний день ничем не отличается; волнение по поводу поездки, очевидно, вновь поднимает уголки его губ. Однако почему-то Юнги больше тронут бесчисленными улыбками, когда они адресованы ему лично. Они определенно заразны. Дорога до парка развлечений займет всего около получаса, так что Юнги не торопится и соблюдает все правила дорожного движения, как и обычно. Теперь же, когда Хосок присоединился к ним, машина снова погружена в оживленную беседу, состоящую в основном из двоих на заднем сиденье, которые задают Хосоку вопрос за вопросом о его увлечениях и интересах, словно он участник какого-то любовного реалити-шоу. Но Хосок, кажется, наслаждается вниманием, ни на секунду не теряя веселого настроя и восторга в своем тоне. — Хосок-хен! А ты на каком направлении? — спрашивает Чимин. Прошло едва ли десять минут, но они, похоже, уже поладили, о чем говорит игривый тон его голоса. — Дизайн интерьера, — с гордостью отвечает Хосок. — Мне потребовалось много времени, чтобы решиться на это. Но я люблю дизайнить вещи, так что подумал, что было бы лучше выбрать то, что мне по душе. — Вам стоит увидеть его комнату в общежитии, — добавляет Юнги к этому. — Она похожа на одну из тех комнат из Pinterest, которых на самом деле нет в реальной жизни — за исключением того, что теперь такая существует. — Она не настолько потрясна, — говорит Хосок, но он скромничает лишь потому, что всегда так делает. Его гордая ухмылка говорит об обратном. Он оглядывается на Чимина и спрашивает: — А как насчет тебя? — Контемпорари, в основном по той же причине. Я правда люблю контемп, поэтому я завис в нем уже как несколько лет. Тэхен встревает в разговор, бесстыдно хвастаясь: — Он тоже действительно хорош в этом. Вы обязаны прийти на одно из его выступлений! Я думаю, что когда-то он был лучшим в своем классе, еще в старшей школе. Разве ты не был на вершине, Чимин? — Хватит всем это рассказывать, — скулит Чимин, подразумевая, что такое происходит, вероятно, не в первый раз. Он предпринимает неудачную попытку закрыть рот Тэхена руками. — Знаешь, ты начинаешь говорить, как моя мама. — Эй, она бы гордилась мной, — настаивает Тэхен. Хосок смеется с пассажирского сиденья: — Это действительно потрясающе! Танцевать всегда весело, я немного занимался этим в детстве. Мм, но не контемпом. Я в основном был уличным танцором. — Вау, правда? — Чимин заметно оживляется, услышав это. — Почему ты перестал? Разлюбил это дело? — Нет, вовсе нет, — быстро отвечает Хосок, но ему требуется несколько секунд, прежде чем заговорить вновь. — Я просто… не мог продолжать. Но, эй, это так круто, что ты все еще занимаешься этим в университете. Я обязательно должен посмотреть одно из твоих выступлений. Чимин легко соглашается с этим планом, заявляя, что обязательно сообщит об этом Хосоку заранее. Вот так они в конечном итоге обмениваются номерами, и поскольку Тэхен идет в комплекте, Хосок обменивается и с ним. Это зрелище захватывает; все происходит за такой короткий промежуток времени, Юнги не понимает, как Хосоку это удается. С другой стороны, он предполагает, что похожая ситуация произошла между ними двумя пару лет назад на YouTube, одно взаимодействие переросло в годы дружбы и глубоко сформировавшуюся связь. Может, их троих легко развлечь, или же Хосок просто очень хорош в том, чтобы нравиться людям. Юнги готов поспорить, что дело в последнем. В какой-то момент поездки Юнги смотрит в зеркало заднего вида и видит, как Тэхен и Чимин перешептываются. Он не думает об этом и планирует не лезть не в свое дело, пока Тэхен не поднимает голову и не встречается с ним взглядом в зеркале. Парень почему-то сразу же отводит глаза и начинает тихо смеяться, уткнувшись лицом в плечо Чимина. Неудивительно, что Чимин тоже начинает хихикать. Теперь-то Юнги обеспокоен. — Хосок-хен, — зовет Тэхен, снова взяв себя в руки. — А что заставило тебя захотеть учиться в Штатах? Разве ты не скучаешь по своей семье и всему такому? — Ну, иногда? Да, я скучаю по своим родителям и дому, но путешествовать и видеть новые вещи — это то, чем я всегда хотел заниматься, — с легкостью объясняет Хосок. — Плюс, моя сестра тоже здесь учится. Я иногда вижусь с ней, когда мы обедаем вместе и все такое. Так что я здесь никогда не чувствовал себя одиноким. — Понимаю, понимаю. Значит, ты не оставил в Корее девушку? Хосок внезапно громко смеется и, качая головой, отвечает: — Нет, нет. Ничего подобного. — А что насчет парня? Вместо мгновенного смеха, реакция Хосока на вопрос заметно замедлена. Он приоткрывает губы, чтобы что-то произнести, но тут же их закрывает. Тэхен терпеливо ждет ответа, в то время как Юнги крепче сжимает руль, чувствуя, что должен что-то сказать, но не знает что. Просто понимает, что было бы неплохо сменить тему, чтобы ему не пришлось слышать это все — что бы это ни было. Проходит не более нескольких секунд, но из-за напряженного ожидания кажется, что несколько минут, прежде чем Хосок, наконец, качает головой и отвечает просто: — Нет. Я не… У меня его нет. Облегчение пронизывает Юнги до глубины души. Он делает вдох, хотя даже не подозревал, что задерживал дыхание, но ответ логичен. Хосок сказал бы ему, если бы с кем-то встречался. В конце концов, они говорят о всех и вся, ведь они лучшие друзья и достаточно доверяют друг другу. Юнги испытывает облегчение, просто потому что знает, что Хосок более сдержан — поэтому обсуждать темы вроде ориентации в присутствии двух людей, с которыми он только что познакомился, вероятно, вне зоны его комфорта. Справедливости ради, он вообще не обязан отвечать ни на один из их вопросов. Снова взглянув в зеркало заднего вида, Юнги становится очевидно, что оба парня все еще пытаются не смеяться, и что же они находят настолько забавным — остается загадкой. Что бы это ни было, Юнги хочет попросить их перестать. — А, ладно, — говорит Тэхен. Звучит достаточно невинно, пока он не продолжает: — У Юнги-хена тоже нет ни того, ни другого. — Как насчет музыки? — внезапное предложение Юнги звучит слишком громко и неловко даже для него самого, но ему плевать. Он нажимает кнопку включения и объявляет, прежде чем кто-либо может ответить: — Окей, я включу что-нибудь. Игнорировать едва скрываемое хихиканье, доносящееся с заднего сиденья, гораздо легче, когда не можешь его слышать. Юнги увеличивает громкость, и Fall Out Boy ревет на весь автомобиль. Он не может перестать слушать альбом Save Rock And Roll с момента его выхода в начале года, и сейчас самое время вспомнить, почему эта группа продолжает оставаться одной из его любимейших. Прибытие в парк развлечений кажется чудом. Музыка, раздающаяся по всему авто, не имеет никаких шансов против возбужденной болтовни трех парней, пытающихся перекричать друг друга. Честно, Юнги тоже рад наконец прогуляться и повеселиться — просто он спокойнее относится к этому. Предъявив билеты и войдя в парк, они собираются в кружок и составляют план на день. Юнги спрашивает: — Что вы, ребята, хотите сделать в первую очередь? Раз никто не хватается за шанс выбрать их первое занятие, Тэхен в конце концов предлагает: — Как насчет того, чтобы позволить имениннику решать? — Мне? Хм, — Чимин выглядит удивленным, когда все взгляды устремляются на него, будто на их небольшой вечеринке прячется еще один именинник. Он немного обдумывает идеи, прежде чем раздать команды: — Ну, нам точно нужно сначала прокатиться хотя бы на нескольких аттракционах, а потом мы сможем перекусить, и после этого… будем решать по ходу пьесы? Меня все устраивает; если честно, я просто жду Скери Фарм, она откроется в семь. — Страшную ферму? — Хосок в замешательстве наклоняет голову набок. — Что это? И Чимин, и Тэхен смотрят на него, будто не могут понять, шутит он или нет; затем они вспоминают, он здесь впервые, логично, что он не знает. С другой же стороны, тот определенно должен знать — и бы был в курсе, если б Юнги был хорошим другом и упомянул эту очень важную деталь, приглашая его. Дело в том, что Юнги совершенно забыл и не осознавал своей ошибки до этого самого момента. Если так посмотреть — поступил он плохо. — Это особый ивент, который устраивают некоторые тематические парки, — начинает объяснять Чимин. — Например, во время рождественского сезона парки украшают по-зимнему и все такое. Но поскольку приближается Хэллоуин, парки выбирают пугающую тематику и обычно остаются открытыми поздно ночью. Я не знаю, как называют другие парки, но этот называется Ноттс Скери Фарм — Страшная ферма Нотта. — Кроме того, они всегда создают жуткие лабиринты, через которые люди могут пройти, — взволнованно добавляет Тэхен. — На мой взгляд, у Ноттс это получается лучше всего. Однажды мы ходили на Six Flags, и было не так страшно. — Оу, — это единственное, что Хосок говорит; его разум, вероятно, все еще переваривает информацию. Но затем его глаза округляются, и он спрашивает: — Подождите, это поэтому некоторые сотрудники носят костюмы? — Именно поэтому! — подтверждает Чимин. — Лучшая часть — это когда они бродят по парку ночью и иногда выскакивают, чтобы напугать тебя, когда ты проходишь мимо. Я давно здесь не был, но слышал, что костюмы с каждым годом становятся все более жуткими. Чувак, усилия, которые они вложили в это, так круты. Чимин описывает все это с шаловливой улыбкой на лице, как один из тех людей, которые искренне любят чувство страха. Юнги не удивится, если окажется, что это так. Хосоку же, похоже, становится все более неловко с каждой секундой, его пальцы крепко сжимают ремень темно-зеленой сумки. Вину, накапливающуюся внутри Юнги, трудно игнорировать. — Я уверен, что это будет не так страшно, — говорит Юнги, надеясь успокоить своего друга. Он кладет руку на плечо Хосока, чтобы привлечь его внимание, так как не похоже, что Хосок его слушает. — Я имею в виду, это тематический парк без каких-либо особых возрастных ограничений, так что… разве будет настолько страшно? — Они хотят, чтобы вы так думали, — говорит Чимин и этим на самом деле совсем не помогает. Справедливости ради, никто, кроме Юнги, не знает о различных страхах Хосока перед неизвестным — и известным. — В реальности это действительно немного жутковато. Не я-сейчас-описаюсь страшно, но достаточно, чтобы сердце заколотилось. — Думаю, что мое сердце уже колотится во всю, — комментирует Хосок. Чимин и Тэхен смеются над тем, что они считают невинной шуткой, но Хосок едва может собраться с силами, чтобы посмеяться вместе с ними. Юнги определенно чувствует себя плохо из-за того, что не предупредил его. Однако, еще не все потеряно. Никто не говорит, что они обязаны пройти через один из страшных лабиринтов. Они могут придерживаться аттракционов и мини-игр, если Хосок их предпочтет. Если Юнги будет честен с самим собой, ему тоже не нравятся страшные вещи — особенно зомби, нахуй их. Они отвратительны и издают слишком много странных звуков. — В любом случае, у нас все еще есть время, чтобы потратить его впустую, прежде чем что-либо из этого начнется, — заключает Тэхен. Он поворачивается к Чимину и ухмыляется. — Хочешь пойти первым, именинник? Именинник, о котором идет речь, отвечает теплым смехом, как раз перед тем, как взять Тэхена за руку и соединить их пальцы. Чимин объявляет, что хочет сначала прокатиться на каком-нибудь поезде, при этом таща за собой своего спутника. Выражение, которое появляется на лице Тэхена, говорит, что он чувствует себя довольно застенчивым, но в то же время счастливым. Он не отпускает руку Чимина, даже когда они пробираются сквозь небольшую толпу людей. Хотя Юнги все еще думает, что публичное проявление привязанности — довольно мерзко, глубоко внутри он жаждет испытать то же самое. А пока он пихает Хосока локтем в бок. Хосок вздрагивает от внезапного контакта и смотрит на него широко раскрытыми глазами. Юнги задается вопросом, о чем тот думал. — Чего тебе? — спрашивает Хосок. — Ты, наверное, не хочешь слышать это от меня, но все будет не так уж плохо. Поверь мне, — надеясь, что это хоть немного поможет, Юнги одаривает его голливудской улыбкой. — А теперь погнали, иначе отстанем от голубков. Какие бы страшные мысли ни преследовали Хосока, они быстро отходят на второй план — очевидно, когда тот дарит в ответ свою привычную улыбку. Он быстро заставляет свои ноги двигаться, чтобы мог идти в ногу с Юнги, в основном ради мести, подталкивая друга в ответ. Парень ничего не говорит, но это нормально, потому что это не обязательно. Юнги видит, что тот чувствует себя немного лучше, и это все, что сейчас имеет значение. Следующие несколько часов пролетают быстрее, чем кто-либо из них мог подумать. Как и обещал, Чимин ведет их от одного увлекательного аттракциона к другому, большинство из которых не такие ухабистые или захватывающие дух, как можно было предположить — но все равно они приносят тонну невинного веселья, и Юнги вновь начинает чувствовать себя ребенком. Он шокирован (и горд), когда Хосок решает проехаться с ними на некоторых небольших аттракционах, за исключением тех, которые, очевидно, являются просто маленькими американскими горками. Естественно, он сразу же отказывается от настоящих американских горок и каждый раз извиняется за это, хотя Чимин и Тэхен продолжают уверять его, что все в порядке и ему не обязательно кататься, если он не хочет. Иногда Юнги решает остаться с ним, а когда Хосок настаивает, что способен несколько минут постоять в одиночестве, Юнги утверждает, что делает он это не ради Хосока, а просто потому, что ему нужно передохнуть. Время от времени можно делать перерыв, и Хосок не может ему помешать. В ответ на эти рассуждения, Хосок шутливо дергает его за ухо, а Юнги притворно хнычет. А затем они улыбаются друг другу как пара заботливых дурачков — которыми они и являются, потому что Юнги не признает, что ему нравится оставаться рядом с Хосоком, а Хосок не признает, что благодарен за это. По крайней мере, они достаточно скоро смогут по-настоящему передохнуть; Чимин объявляет, что он голоден, а Тэхен реагирует так, словно другой парень умрет с голоду, если они немедленно не найдут еду. В конце концов они вчетвером устраиваются в старомодной закусочной в дальнем конце парка. Юнги пытается сохранить аппетит, когда вынужден смотреть, как Тэхен и Чимин кормят друг друга картошкой фри в течение двадцати минут, или когда Тэхен так сильно смеется над чем-то, что Чимин шепчет ему, что он чуть не выкашливает свой напиток. Юнги полагает, вот что значит быть молодым и безумно влюбленным. Ну хотя бы Хосок, кажется, находит это зрелище забавным, а притворяется он или нет — вопрос риторический. Поскольку бросаться на новые аттракционы сразу после еды было бы худшей идеей, они решают неторопливо прогуляться по парку, пока их еда переваривается. Когда они натыкаются на множество призовых игр, энергия Хосока тут же неизбежно подскакивает с пятидесяти до ста. Юноша тащит Юнги от одного киоска к другому, желая попробовать все возможные доступные им игры, даже те, которые, как говорит ему Юнги, являются очевидным надувательством. Хосоку все равно, мир стал его игровой площадкой, а Юнги, по-видимому, теперь его компаньон. — О. Май. Гад, — ахает Хосок. Юнги витал где-то в облаках последние пару минут, но драматический английский из уст Хосока легко привлекает его внимание. Сейчас они стоят у другого киоска, и Хосок смотрит на гигантскую белую плюшевую собаку. Он поворачивается к Юнги с полным решительности взглядом и говорит: — Мне это нужно. Мне это нужно, хен. Объект, о котором идет речь, оказывается огромным Снупи, чьи висячие черные уши, вероятно, длиннее рук Юнги. Из-за огромных размеров этой игрушки неудивительно, что она привлекает внимание Хосока и отказывается отпускать его. К счастью для Хосока, именно эта игра заключается в забрасывании мяча в кольцо дальней корзины — игра, с которой Юнги знаком уже много лет. Она кажется достаточно простой, и Юнги готов поделиться своим опытом. Однако Хосок быстрее. Он практически швыряет долларовую купюру и заявляет сотруднику за стойкой, что хочет сыграть. Вскоре перед ним кладут три баскетбольных мяча обычного размера. Хосок не теряет ни секунды, берет первый и бросает в корзину, но с треском проваливается, когда мяч отскакивает от стены и падает на пол. Потрясенный, но не готовый так легко сдаться, Хосок поднимает два других мяча, один за другим, и пытается снова. И опять терпит неудачу. Юнги не хочет смеяться, но как он может не смеяться? — Нет, обычно у меня это хорошо получается! — настаивает Хосок, сердито глядя на Юнги за то, что тот смеет находить его неудачи забавными. Юнги спрашивает: — Да? Когда ты этим занимался? Совсем не удивительно, что Хосок не может ответить на вопрос. Тем не менее, Юнги с радостью спасет его от самого себя. Для этого и нужны лучшие друзья, в конце концов. — Вот, у меня есть это, — самым высокомерным образом, только известным человеку, Юнги подходит к киоску, чтобы занять место Хосока. Он роется в переднем кармане своих узких джинсов и вытаскивает немного денег, оставшихся после недавнего ужина, а затем отдает их. Прежде чем начать, он смотрит на Хосока и говорит: — Я не лгал тебе, когда сказал, что играл в баскетбол до того, как присоединился к группе. Прежде чем снова сосредоточиться на текущей задаче, Юнги замечает, как друг закатывает глаза. Хотя особой концентрации и не нужно. Юнги берет первый мяч, и ему требуется лишь секунда на обдумывание, затем он бросает мяч и наблюдает, как тот плавно проскальзывает в корзину. Второй и третий мячи следуют его примеру, и когда Юнги выигрывает, Хосок и впрямь визжит со своего места места, в сторонке. — Видишь? Все дело в навыках, — говорит ему Юнги, и звучит он слишком гордо для простой призовой игры. Хосок даже не слушает его. Вместо этого его лучший друг нетерпеливо встает перед стойкой, ожидая приз, а пока сотрудник уходит, чтобы снять игрушку. Однако парень даже близко не подходит к месту, где можно дотянуться до большого Снупи. Вместо этого он снимает со стены с призами гораздо меньшую игрушку и передает ее очень недоумевающему Хосоку. — Эм… — Хосок в замешательстве смотрит на крошечную игрушку в руке. Когда в его голове появляются слова, которые искал, он спрашивает по-английски: — А как насчет этого? Я хотел большого. Парень даже не утруждает себя ответом на вопрос, просто указывает на табличку на соседней стене, на которой показано количество очков, необходимых для каждого уровня призов. Хосок и Юнги прищуриваются, чтобы прочитать, что там написано. Похоже, для больших игрушек нужно не менее пятнадцати очков. В настоящее время у них три. Какое же это надувательство. — Что ж, давай сыграем еще раз! — заявляет Хосок. Очевидно, что он не отказывается от приза, в котором он так отчаянно нуждается. По крайней мере до тех пор, пока он не роется в своей сумке и не оказывается с пустыми руками. Все, что он может сказать по этому поводу: — Ой… Юнги сразу же его жалеет. Ничего не поделаешь, но не когда грустное выражение лица Хосока — последнее, что Юнги когда-либо хотел бы видеть. Вспомнив о деньгах, спрятанных в кармане его фланелевой рубашки, Юнги достает их, а слова Тэхена эхом отдаются в ушах: потрать их на Хосока или что-то в этом роде. Порой ирония судьбы полезна. — Похоже, у меня нет выбора, кроме как спасти тебя. Снова, — дразнит Юнги, передавая деньги. Хосок странно смотрит на него, будто он разрывается: сказать Юнги, чтоб тот ничего на него не тратил, или же плюшевая кукла все еще нужна ему больше, чем что-либо еще. Не имеет значения, ведь Юнги уже принял решение за него. Он бормочет, прежде чем взять первый мяч: — Я надеюсь, что игрушка, по крайней мере, будет стоить того. Игра занимает немного больше времени и усилий, чем раньше, но в конце концов Юнги добирается до финиша и воссоединяет Хосока с его драгоценным Снупи. Парень ожидает громких аплодисментов и восторженных ухмылок — но вот объятие застает его врасплох. Потому что Хосок действительно обнимает его. Он сжимает Юнги так сильно, как и огромную игрушку, и это почти больно, но в основном похоже на укутывание в теплое одеяло, которое только что вынули из сушилки. Хосок действительно похож на теплое одеяло, пахнущее фруктовым шампунем и свежей мятой, смешанной с легким осенним бризом, ведь даже одеколон Хосока такой же мягкий и приятный, как и сам юноша. Объятия приятны, так как оставляют у Юнги ощущение тепла внутри, но тесный контакт также заставляет его нервничать, и Юнги бы хотелось, чтобы этого ощущения не было. Он не нервничает, когда обнимает своих коллег по группе, какими бы редкими ни были эти нежные моменты. У него нет причин нервничать и рядом с Хосоком, потому что Хосок значит для него не меньше. Они вместе вот так уже больше месяца. Юнги не понимает, почему до сих пор не привык к случайным прикосновениям. — Я твой должник, — говорит Хосок, когда в конце концов решает освободить Юнги. Его улыбка настолько широкая, теплая и властная, что Юнги едва может смотреть на нее прямо сейчас. Однако ему еще труднее отвести взгляд. — И не говори, что нет, потому что да! Я верну должное, нравится тебе это или нет, вот. — Ладно, — говорит Юнги, потому что он не знает, что еще сказать в данный момент. У Хосока бывают моменты, когда он может быть таким же упрямым, как Юнги, если не больше, так что спорить с ним бесполезно. Не то чтобы Юнги собирался. — Нихрена себе. Какой большой Снупи. Странно-сладкий момент подходит к концу, когда к ним присоединяются Тэхен и Чимин, следующие за ними. Оба жуют сахарную вату и носят одинаковые шляпы с именами друг друга, нарисованными спереди аэрозолем. Кто знает, когда это произошло, или как долго они отсутствовали? Юнги предполагал, что ребята все еще играют в подбрасывание колец, от чего они не хотели отказываться даже после того, как Юнги с трудом объяснил им, что это скам. Ну, по крайней мере, у них вроде бы осталось немного денег. — Я знаю, да? Ну разве не пиздато? — Хосок с невероятной гордостью демонстрирует игрушку. Пиздато, вероятно, последнее слово, которое кто-либо использовал бы, чтобы описать мягкую плюшевую игрушку, но трудно не согласиться, когда Хосок выглядит, будто может взорваться как конфетти. — Я почти не думал, что это возможно, но Юнги-хени выиграл это для меня. Ему пришлось немного раскошелиться, но, очевидно, оно того стоило. Юнги старается полностью избегать зрительного контакта с двумя другими. Интуиция предупреждает его, что он, вероятно, никогда не смирится с этим фактом, если ему придется видеть озорство на их лицах. Его мощная интуиция никогда раньше его не подводила, и сегодняшний день не исключение. — Ооо, Юнги-хени! — протягивает Тэхен всего несколько секунд спустя, и Юнги отчаянно хочет спрятаться где-нибудь в коробке, чтобы никогда из нее не высовываться. — Это так мило с твоей стороны. Можешь выиграть и мне приз? Что ж, в эту игру могут играть двое. — Попроси своего парня, — отвечает Юнги. На мгновение мелькающий шок на лице Тэхена — чистое блаженство, и Юнги вкушает его. Месть действительно сладкая на вкус. Хотя Чимин смеется, слышно, как он говорит: — Сделай это, попроси меня. Я хочу показать себя и надрать ему задницу в некоторых играх. По-видимому, месть может быть в два раза слаще: Тэхен явно взволнован, потому что Чимин каким-то образом стал его парнем, хотя он даже не поднимал этот вопрос. Остается загадкой, почему он до сих пор не спросил об этом Чимина, ведь они вели себя как бойфренды на протяжении всей поездки, и любой, у кого есть глаза, заметит, как они хороши вместе. В любом случае, шок длится недолго, и Тэхен снова становится игривым, обнимая Чимина за тонкую талию. — О, точно. Мы вернулись сюда, чтобы забрать вас, ребятки, — говорит Тэхен с дурацкой ухмылкой на лице, которая, кажется, стала постоянной. — Страшная ферма вот-вот начнется, и мы хотим встать в очередь к одному из новых лабиринтов. — А точнее, к паранормальному, — уточняет Чимин. — Я слышал, что он должен быть самым страшным из всех, но судить об этом буду я. Последней фразы достаточно, чтобы довольство исчезло с лица Хосока. Но он ничего не говорит. Юноша, вероятно, ничего не скажет; это же Хосок, а время от времени Хосоку нравится заставлять себя страдать из-за собственной гордости. Как бы это ни расстраивало, Юнги ассоциирует себя с ним больше, чем готов признать. И поскольку Юнги понимает, он тщательно подбирает слова в надежде, что сможет помочь Хосоку, не поставив его в неловкое положение перед их новыми друзьями. — Если ты хочешь остаться здесь и поиграть со мной в игры, я не буду возражать. Я знаю, есть еще несколько вещей, которые ты хотел бы попробовать, — его слова адресованы Хосоку. Юнги смотрит на него и надеется, что тот уловит суть. — Это зависит от тебя. Хосок действительно встречается с ним взглядом, и Юнги кажется, что ощущает молчаливое понимание между ними, которое не требует больше слов, чем уже было сказано. Связь между ними сильна, и так было всегда. Может, именно поэтому Юнги также догадывается, что Хосок откажется от предложения, прежде, чем друг действительно скажет это вслух. — Все… в порядке. Правда, я хочу пройти через лабиринт с привидениями с вами, ребята, — неожиданно объявляет он. Однако его голос дрожит, пока он говорит, и, похоже, он не может убедить даже самого себя. Тем не менее, он упрямо настаивает: — Звучит весело, так что я пойду. Его подтверждение — это все, что нужно услышать двум другим парням. Они с нетерпением начинают прокладывать путь через парк, в то время как старшие мальчики следуют за ними. Хосок по-прежнему ничего не говорит. Он молча следует по их следам, неся огромного Снупи; лицо у него сосредоточенное. Он, вероятно, делает все возможное, чтобы мысленно подбодрить себя, поэтому Юнги тоже ничего не говорит. Очередь в лабиринт длинная, и это никого не удивляет. Но поскольку она не включает в себя ничего, кроме ходьбы, очередь продвигается достаточно быстро, и им не нужно ждать слишком долго. Чимин и Тэхен проводят все ожидание в оживленной беседе, выражая свои надежды и желания по поводу каждого из лабиринтов, который они планируют посетить сегодня. Чимин шутит, что если Тэхен пропадет, ему, к сожалению, придется оставить его позади; Тэхен в ответ сильно дует губы до тех пор, пока они не дойдут до начала очереди. Хосок все еще почти ничего не сказал, и Юнги чуть не начинает думать, что с его другом все будет в порядке, пока Хосок внезапно не ноет и не бормочет ему: — Ладно. Мне кажется, что я действительно могу умереть. Он поворачивает голову и глядит на Юнги полными страха глазами, практически умоляющими о помощи, по губам так и не скажешь. Учитывая, что он сам навлек на себя это, наблюдать за его неизбежным падением духа довольно забавно. Однако Юнги не смеется. Он умеет быть хорошим другом, когда этого требует ситуация. — Нагнетаешь? — шутит он, потому что нежное поддразнивание не равно насмешке, поэтому ему можно так говорить. — Как я уже сказал, тебе не нужно заставлять себя. Я знаю, что тебе подобные штуки не по душе, и мне тоже, так что… Сотрудник, охраняющий дверь в лабиринт, объявляет, что теперь их очередь входить, не давая Юнги и шанса закончить свое предложение. Тэхен и Чимин охотно входят в лабиринт без них, не замечая, что те больше не следуют за ними. Еще не слишком поздно уйти, поэтому Юнги в последний раз поворачивается к Хосоку и ждет его решения. Хосок на мгновение замирает в нерешительности, а затем делает глубокий вдох. Его взгляд вновь уверенный, а это может означать только одно. Он спрашивает: — А ты можешь, как бы… — Хочешь меня за руку взять или типа того? — полушутя предлагает Юнги, но затем мягкие пальцы обвивается вокруг его кисти, и Хосок сжимает ее так сильно, что Юнги морщится. Он задается вопросом, имеет ли Хосок хоть малейшее представление о том, насколько он силен на самом деле, или друг никогда этого не замечает. Сейчас Юнги меняет захват, чтобы ему не поломали все косточки. Хосок выглядит немного смущенным, когда Юнги отстраняется от него, но, кажется, немного расслабляется, когда Юнги снова берет его за руку и удобнее переплетает их пальцы. Теперь ему не на что жаловаться — и Хосоку тоже. Вместо этого он позволяет Юнги провести их в лабиринт, где их встречают темнота и жуткая музыка, играющая над головой. Самое приятное здесь то, что это не настоящий лабиринт, а скорее одна дорожка с изгибами и поворотами. Так что им удается догнать Тэхена и Чимина сразу после входа в лабиринт, и поскольку они идут компанией, а младшие парни — спереди, большинство скримеров направлено на них, а не на Юнги и Хосока. Юнги рад, ведь он ненавидит эти «выпрыгивания». Однако их положение, похоже, не имеет большого значения для Хосока. Независимо от того, что происходит вокруг, он все равно каждый раз так же пугается, реагируя такими же визгами и воплями, как во время их велосипедного приключения в парке в прошлом месяце. Рука Юнги постепенно немеет, но он не так уж и сильно против этого. Тупая боль сжимающей его руки Хосока — отличное отвлечение от внезапного страха перед скримером. Наблюдать за реакцией друзей даже лучше самого лабиринта, и Юнги забывает о страхе, когда слишком занят смехом до слез из-за того, что Чимин чуть не поскользнулся в спешке, убегая от выскочившего на него «монстра». Единственная причина, по которой тот не падает — Тэхен, железной хваткой держащий его за руку, потому что он отказывается оставаться позади; и если ему придется умереть здесь, он предпочел бы забрать Чимина с собой. Жуткий лабиринт заканчивается раньше, чем кто-либо из них осознает, но перед финальным скримером они все еще напряжены, хотя очевидно, что что-то должно произойти. Тэхен и Чимин выбегают из лабиринта рука об руку, громко смеясь и уже поддразнивая друг друга из-за сильной реакции на все это. Юнги не понимает, как у них может оставаться так много энергии. Это только первый лабиринт, а его энергия уже истрачена, поэтому он не утруждает себя попытками догнать их. Они с Хосоком вместе выходят из лабиринта, и Юнги собирается прокомментировать милые звуки, которые Хосок издавал на протяжении почти всего времени, но затем рука Хосока выскальзывает из его. Когда Юнги оборачивается, он видит, как Хосок, спотыкаясь, направляется к ближайшей стене, прежде чем сесть на землю, прислонившись к ней спиной. Снупи падает рядом с ним. — Сок? — Юнги подходит к стене. — Эй, ты в порядке? Хосок не отвечает ему — или, может быть, он не может ответить другу, потому что ему, похоже, слишком больно говорить. Лицо его скривилось, он дышит слишком быстро и тяжело, и Юнги знает, что должен как-то помочь, но не понимает, что или почему это происходит. Хосок стонет в агонии и подтягивает колени к груди, ногтями впивается в колени, как будто пытаясь стерпеть боль подольше. Юнги присаживается перед ним на корточки, глаза сканируют дрожащее тело Хосока, чтобы увидеть, где он пострадал, но он не успевает спросить. Внезапно к ним подходит одна из сотрудниц и опускается на колени, чтобы все-таки расспросить Хосока. Когда он не отвечает сразу, она поворачивается, готовая позвать на помощь, но Хосок немедленно останавливает ее. — Я-я в порядке, не- я в порядке, — настаивает он, хотя звучит так, как будто он сейчас далеко не в порядке. — Я… Я в порядке. Мне просто нужно… Мне просто н-нужно немного воды, вот и все. Я… да. Не похоже, что женщина ему верит, пока Хосок не поднимает лицо с колен и не прислоняется затылком к стене. Его лицо раскраснелось, парень немного вспотел, но каким-то образом все еще умудряется слегка улыбнуться, чтобы показать, что теперь он в порядке, пусть его губы и дрожат так же сильно, как и все тело. — Я в порядке, — повторяет он. — Просто обезвожен. Юнги тревожно грызет нижнюю губу. Милая женщина в конце концов решает поверить ему, затем она говорит, что поможет ему занять нормальное место, потому что ему не стоит оставаться на земле в таком состоянии. Сотрудница выжидающе смотрит на Юнги, тот быстро заставляет себя сдвинуться с места, чтобы помочь ей проводить Хосока до ближайшей скамейки. Краем глаза Юнги видит, как Тэхен и Чимин бегут обратно к ним. — Воу, что случилось? — спрашивает Тэхен. Тэхен глядит на эту троицу, но Юнги не может ответить, потому что не имеет ни малейшего понятия, а персонал, который им помогает, слишком занят Хосоком. Хосок — тот, кто в конце концов и отвечает ему, хотя бы для того, чтобы усмирить беспокойство в глазах прибежавших парней. — Ничего, просто чувствую обезвоживание и… слабость. — Правда? Ты должен был сказать об этом раньше, — мягко отчитывает его Чимин. — Я пойду и куплю тебе бутылку воды, хорошо? Тэтэ, ты должен на всякий случай остаться и помочь. Я вернусь через минуту. Чимин быстро уходит, не сказав больше ни слова, и Тэхен на мгновение выглядит так, будто он разрывается между тем, чтобы пойти за ним или делать то, что велено — и все же выбирает второе. Большого значения его решение не имеет, поскольку Чимин остается верен своему слову и возвращается к ним даже раньше, чем обещал, держа бутылку холодной воды в одной руке и шоколадный батончик в другой. Сначала он открывает бутылку и подносит ее ко рту Хосока, заставляя попить, хотя Хосок немного спорит, что может сделать это сам. Сотрудница не уходит, пока не видит, что Хосоку, похоже, стало лучше, и она советует им обратиться за помощью, если ему снова станет плохо. — Вот, я принес тебе немного шоколада, — говорит Чимин, вкладывая его в руку Хосока. — Может быть, ты и правда был обезвожен и недостаточно ел сегодня. Вот почему ты такой маленький, понимаешь? Ты должен стараться лучше заботиться о себе, хен. Несмотря на то, что Чимин сейчас очень серьезен, Хосок улыбается, словно хочет сказать, что Чимин — самый маленький человек в их группе и не может так рассуждать. Однако Хосок ничего не говорит. Он только кивает головой и отпивает из бутылки, пока не выпивает половину. Похоже, он уже чувствует себя намного лучше, его состояние резко улучшается с каждой минутой. Тем временем Юнги все еще не знает, что сказать, но, видя, как Чимин с сотрудницей справились с ситуацией, он чувствует себя совершенно бесполезным. — Теперь я в порядке, так что тебе не обязательно так на меня смотреть, — говорит Хосок, в основном поддразнивая. Прошла как минимум минута или две с тех пор, как они остались одни, но никто из них еще не отвел от него взгляда. Позже он добавляет: — Мне жаль, что я вас беспокою. Я больше не буду этого делать. — Ты говоришь так, будто это твоя вина, — говорит Тэхен. Он пытается обнадежить Хосока своей улыбкой и нежным похлопыванием по плечу. — Все в порядке, хен. Нам всем время от времени бывает плохо, так что ничего страшного. Хосок качает головой в знак несогласия, но больше ничего не говорит по этому поводу. Остальные делают все возможное, чтобы больше не пялиться. Хосок допивает воду и доедает шоколадку. Чимин предлагает пойти и купить ему еще, бормоча себе под нос, что ему следовало взять две бутылки, потому что одной недостаточно, но Хосок останавливает его и говорит, что в этом нет необходимости. Сейчас он чувствует себя намного лучше, ему просто нужно немного отдохнуть и позволить ночному воздуху его охладить. — В любом случае, вам, ребята, не нужно ждать меня, — говорит он, улыбаясь двум другим. — Идите и повеселитесь! Разве вы не хотели посмотреть другие лабиринты? Я не думаю, что присоединюсь к вам на этот раз, но вы можете вернуться и рассказать мне, как все прошло. Чимин хмуро глядит на него: — Но это может подождать? Технически, у нас есть вся ночь. Мы не собираемся просто оставить тебя здесь. — Ты не оставляешь меня здесь, если я сам решаю остаться, дурачок. Я серьезно, мне просто нужен небольшой перерыв, и я догоню вас позже. Лучше идите, пока очереди не стали слишком длинными. Чимин и Тэхен смотрят друг на друга, а затем снова на Хосока, выглядя так, как будто хотят поспорить, но не уверены, как это сделать. Они, вероятно, боятся как-то обидеть его, потому что они только что познакомились с Хосоком и не знают его достаточно хорошо, чтобы понять, как он думает, что для него нормально, а что — нет. По сути, они не знают, как реагировать. Как единственный человек в их группе, который хорошо знает Хосока и знаком с тем, как работает его разум, Юнги, наконец, говорит остальным: — Все в норме, ребят, вы можете идти дальше. Я останусь здесь с ним. Остальные трое смотрят на Юнги так, будто забыли, что он все это время неподвижно стоял там. Это справедливо — Юнги не смог вымолвить ни слова с тех пор, как Хосок… что бы это ни было. Он все еще не знает, и что-то подсказывает ему, что это нечто большее, чем простое обезвоживание. Юнги, может, и не умнейший человек в мире, но он совершенно уверен, что обезвоживание не приводит к сильному ознобу и невыносимой боли. Для Хосока было бы разумнее внезапно упасть в обморок или почувствовать себя совсем жутко — а не повести себя так. Итак, он думает, что Хосок либо неправ, либо просто не хочет говорить им правду. Хосок откликается первым: — Да все окей, ты тоже должен пойти с ними и повеселиться. Знаешь, мне не нужна нянька. Хотя тот тихо смеется, пока произносит последнюю фразу, Юнги может сказать, что это не шутка, а скорее защитная реакция. Юнги все равно. Хосок не может заставить его делать то, чего он не хочет, поэтому Юнги шагает вперед и присоединяется к нему на скамейке. — Я не говорил, что она тебе нужна. Мне просто тоже хочется передохнуть. Тебя это устраивает? — когда на этот раз Хосок, низко опустив голову и уставившись на руки, лежащие у него на коленях, не отвечает, Юнги поворачивается и обращается к друзьям. — Не стесняйтесь делать все, что вы, ребята, захотите сейчас. У меня есть твой номер, так что я напишу, если что-нибудь случится. — Ну… — Тэхен переводит взгляд с одного парня на другого, будто не уверен, что сказать или кому верить. Ему не требуется много времени, чтобы в итоге кивнуть на слова Юнги. — Если ты уверен, тогда… Я думаю, мы догоним вас позже? О, и напишите мне, если вы, ребята, решите потусоваться где-нибудь еще, чтобы мы знали, где вас искать. — Обязательно напишу, — соглашается Юнги. Они оба в последний раз оглядывают Хосока, прежде чем развернуться и уйти. Тэхен вновь берет Чимина за руку, а другой рукой Чимин, оглядываясь через плечо, указывает на Хосока: — Не забудь выпить еще немного воды! Юнги-хен расскажет мне, если ты этого не сделаешь. Хосок хихикает над поддразниванием: — Хорошо, хорошо. Попью. Как только парни исчезают из их поля зрения, Юнги не сразу заговаривает снова. Хосок тоже. Он сидит в полной тишине; его голова повернута в другую сторону, он отвлекается, собирая маленькие пятнышки грязи, которые прилипли к шерсти Снупи. Трудно найти правильные слова, когда они оба никогда раньше не были в подобной ситуации. Разговор с Хосоком всегда был простым, легким, без стресса, драмы и любой формы негатива. Разговор с Хосоком означает массу забавных шуток и взаимных поддразниваний, ни один из них не может сдержать свою привязанность к другому. По этой причине Юнги чувствует, что не знает, как поговорить с ним о том, что только что произошло. С его товарищами по группе все по-другому. Юнги знает, что сказать, чтобы заставить Намджуна поговорить с ним, и ему никогда не нужно подталкивать Сокджина, поскольку тот сообщает всему миру, когда чем-то недоволен. Но что он должен сказать Хосоку, который прикрывается яркими улыбками и громким смехом? Когда Хосока что-то беспокоит, он почти никогда не говорит об этом прямо. Юнги хочет быть с ним откровенным, но возможность быть отвергнутым пугает его больше, чем он хочет признать. — Тебе не нужно ничего говорить, — говорит Хосок, прерывая неловкое молчание. Словно он все это время читал мысли Юнги, зная, что тот сокрушается. — Сейчас я чувствую себя хорошо, но в следующий раз буду осторожнее. Юнги глубоко вздыхает. Внезапно он чувствует себя почти расстроенным. — Ты можешь быть честен со мной, Хосок. Гм, не пытаюсь сказать, что ты врешь, но… У меня раньше были приступы паники, и они выглядели примерно так же, так что… может быть, это то, что случилось с тобой? — Это не так, — перебивает его Хосок. Он отрицает это утверждение почти мгновенно, звуча так же расстроенно, как Юнги чувствует себя в данный момент. Но он, вероятно, сожалеет об использованном тоне, поскольку быстро добавляет: — Я имею в виду… Я не знаю. Может быть? Я просто… не умею справляться со страшными вещами. Это заставляет меня нервничать, и когда все достаточно жутко, мне становится нехорошо. Вот и все. Извини, если я напугал тебя тогда. — Цыц. Тебе не нужно извиняться, раз ты не сделал ничего плохого, — говорит ему Юнги. Он наклоняется в сторону и слегка пихает плечом Хосока, и этот небольшой жест каким-то образом стал их общей привычкой. — Я знаю, каково это, когда подобные вещи происходят на глазах у других людей, но ты не должен чувствовать себя… смущенным из-за этого. Я уверен, у каждого есть что-то, чего они боятся или с чем просто не могут справиться. Для меня это, наверное, все, что мы только что видели в том лабиринте, так что… так что не кори себя за это. — Может это и правда, но, по крайней мере, ты не оказался потом на земле, — бормочет Хосок. Но он не сопротивляется желанию вернуть удар плечом — и это хороший знак, что он начинает чувствовать себя лучше и морально. — Блин, я, наверное, выглядел как урод. — Но никто не вспомнит об этом после сегодняшней ночи… Я уверен, что эти случайные люди уже забыли твое лицо. Внезапно Хосок начинает смеяться, его плечи трясутся от смеха: — Ой, хен. Ты хочешь сказать, меня настолько легко забыть? Я вспомню об этом, когда через несколько месяцев у тебя будет день рождения. — Нет, я просто говорю, что здесь в парке есть гораздо более интересные штуки, — поддразнивает Юнги в ответ. Он рад слышать, что Хосок шутит с ним вот так, и понимает, что никогда не хотел бы воспринимать эти маленькие моменты как должное. — В любом случае, поскольку мы оба можем согласиться с тем, что жуткие лабиринты чертовски отстойны, как насчет того, чтобы найти что-нибудь еще, пока мы здесь? Некоторое время назад я видел аркады. Хочешь, надеру тебе задницу в аэрохоккее? Юнги вскакивает со скамейки и протягивает руку своему лучшему другу, ожидая с нетерпеливой улыбкой. Хосок смотрит на руку, а затем на Юнги, его рот автоматически изгибается в фирменной улыбке. Он берет Юнги за руку и позволяет другу поднять его, так что они стоят вместе; другая рука Хосока все еще цепляется за большую игрушку Снупи. — Ты спрашиваешь только потому, что знаешь, что я никогда раньше не играл, — скулит Хосок, хотя улыбка не сходит с его лица. — Неправда, но спасибо, что рассказал. Теперь я могу использовать это в своих интересах, — отвечает Юнги. Он идет впереди со злобным смехом, привлекая внимание нескольких проходящих мимо людей, но Юнги все равно. Для него все, что имеет значение, — это звук веселого смеха Хосока, доносящийся до его ушей, потому что это единственный звук, который он всегда будет хотеть слышать.***
Вскоре усталость пробирает их до костей, постепенно захватывая каждого из ребят в заложники, пока все не согласятся, что пора закругляться. Юнги рад, что они заканчивают до того, как он слишком устанет, ведь ему все еще нужно развезти всех по домам, а его ноги болят с каждым шагом к парковке. По крайней мере, не придется стоять в пробке, потому что уже поздняя ночь, а парк развлечений будет открыт еще несколько часов. Мудрое решение — покинуть парк до того, как это сделают остальные посетители. В отличие от прошлой поездки, машина по дороге домой наполнена мирной тишиной. Тэхен и Чимин рассказывают о некоторых своих любимых частях лабиринтов и по очереди оценивают их от наименее до самых пугающих, но разговор стихает до тихого бормотания, после чего и вовсе замолкает. Юнги едва замечает, пока Хосок не указывает на это. — Вау, они уже отрубились. Быстро взглянув в зеркало заднего вида, Юнги видит двух спящих парней на заднем сиденье; голова Чимина прислонена к двери, а Тэхен положил голову на плечо друга. Их усталость и мила, и очевидна: среди их маленькой компании, они вдвоем определенно прошли больше всех. Юнги, вероятно, сделал вдвое меньше шагов, чем они, но его ноги все еще болят, и он просто счастлив, что у него нет смен до понедельника. — Тебе тоже нужно немного отдохнуть, — говорит он, бросая взгляд на Хосока на пассажирском сиденье. Его лучший друг сейчас сидит, ссутулившись, спинка сиденья немного откинута, но глаза его широко открыты, и он в основном смотрит на яркий экран своего телефона. — Не, мне не нужно, — отвечает Хосок, но он, вероятно, нарочно упрямствует. — Я видел, как ты зевал. — Это была галлюцинация, — Хосок двигается на сиденье, теперь он почти лежит на боку лицом к Юнги. Озорную ухмылку на его лице нельзя не заметить. — Кроме того, я должен составить тебе компанию. — А? — Юнги посмеивается над этим. — Просто сидя в тишине? Ты отличный друг, Сок. — Эй, кто сказал, что мы должны говорить? Моего присутствия должно быть достаточно. — Конечно, как скажешь. Хосок отвечает, что и будет так, как он скажет, и это не имеет смысла, но Юнги все равно тихо смеется. В течение нескольких минут после их недолгого подкалывания друг друга они ничего больше не говорят. Юнги думает, что Хосок наконец-то заснул, но он оказывается неправ, когда оглядывается и обнаруживает, что тот смотрит на него полуприкрытыми глазами. Пойманный с поличным Хосок не отводит взгляд, но Юнги тут же глядит на дорогу. И спрашивает: — Что? Непредвиденно, теплые пальцы касаются прядей волос, закрывающих ухо Юнги. Вместо того, чтобы вздрогнуть от неожиданного контакта, его тело замирает, а лицо теплеет с каждой секундой. Не говоря ни слова и не утруждаясь объяснением своих действий, Хосок заправляет волосы Юнги за ухо. Это напоминает Юнги о похожем моменте, произошедшем между ними несколько недель назад, в темноте его машины, в ночь, похожую на сегодняшнюю. Помнит, как Хосок трогал его волосы и спрашивал, не заставлял ли он Юнги нервничать. В то время Юнги считал, что его реакция на простое прикосновение была результатом первой встречи с Хосоком, и что со временем он привыкнет к случайным прикосновениям и дружеской привязанности. На самом деле, кажется, что нервозность только усилилась. — Можешь рассказать мне о своем пирсинге? — спрашивает Хосок, вот так просто. Кажется, проходит еще мгновение, прежде чем Юнги действительно понимает эти слова. Он сглатывает слюну и говорит себе расслабиться. Он разговаривает с Хосоком. Нет абсолютно никаких причин нервничать, нет причин вести себя так каждый раз, когда лучший друг касается него. — Что именно?.. — Думаю, что угодно. Например, как называется и почему ты его сделал. Простое любопытство. Вот и все. Ни больше, ни меньше. Юнги должен чувствовать себя глупо из-за того, что внезапно занервничал, но в его защиту можно сказать, что иногда Хосок делает случайные вещи, которые просто трудно понять. Хочется их понять, но для этого придется задавать неудобные вопросы и признать, что это заставляет его нервничать. Юнги не может этого сделать. — Оу, ладно… это хеликс, — Юнги убирает правую руку с руля и указывает на блестящие серебряные серьги в верхней части уха. — Он у меня с тех пор, как мне исполнилось семнадцать, и… ни за одним из моих пирсингов нет реальной истории или смысла. Я сделал хеликс, потому что мне так сказал один мальчик. — Правда что ли? — Хосок тут же смеется, и когда вспоминает про двух мирно спящих на заднем сиденье, он прикрывает рот рукой. — Потрясающе. Никогда б не подумал, что всемогущий Мин Юнги будет из тех людей, что подчиняются давлению со стороны сверстников. — Все было не так, — спорит Юнги, но улыбается, потому что так оно и было. — Он сказал, что я буду круто смотреться с ним, поэтому я хотел проверить эту теорию, и в итоге я согласился. Вот и все. Как бы то ни было, у меня три пирсинга в мочке левого уха и два в правом. Я не сделал ничего слишком сумасшедшего, но когда-нибудь я могу сделать еще несколько. — Ну, я думаю, что они уже выглядят круто. — Да? Спасибо, что так думаешь. — Может быть, мне стоит сделать пирсинг, — неуверенно бормочет Хосок. Юнги улыбается этой мысли. Он бы хотел это увидеть. — Правда? — Да… хотя я смертельно боюсь игл. Делать уколы у доктора уже трудно. — Прокол делается за один раз, если решишься, — указывает Юнги. — Но это нормально. Если бы ты не боялся, какой пирсинг ты бы выбрал? Хосок несколько секунд обдумывает различные варианты, напевая себе под нос. Когда он принимает гипотетическое решение, он ахает. — Может, пирсинг в носу? Юнги отвечает низким свистом. Затем: — Оу, это круто. Но какой именно? Крыло носа? Бридж? Септум? Честно говоря, с таким носом будет классно смотреться все, что угодно. — Я… честно говоря, не знаю, как они все выглядят, но спасибо. Хосок дотрагивается до своего носа, спрашивая: — Ты действительно думаешь, что я бы хорошо выглядел с ним? Думаю, я бы побоялся случайно оторвать его, потирая нос или что-то в этом роде. — Вероятно, было его не так просто вырвать, — говорит Юнги, смеясь над этим преувеличением. — Но я не знаю, поскольку у меня его нет. Хотя я думаю, что сильно потянуть за пирсинг было бы определенно больно. Хосок качает головой: — Видишь ли, я просто недостаточно храбр для такого рода вещей. — Я не думаю, что это требует слишком много мужества. Это больше похоже на… специфичный интерес, который есть у некоторых людей, — Юнги кивает на свою же фразу. Он не может сказать, каково это для других людей, но эстетика пирсинга и татуировок всегда привлекала его внимание. Они особенно привлекательны на других людях. — Но это нормально, что ты не увлекаешься пирсингом. Просто делай то, что делает тебя счастливым. — Мм… ты часто это говоришь. И вновь Юнги на секунду глядит на Хосока, но теперь глаза друга закрыты, он свернулся калачиком, будто приготовившись вздремнуть. Он выглядит таким уютным и довольным, от этого вида у Юнги щемит в груди. Однако щемит иначе, чем обычно, это словно безболезненная боль. Юнги не знает, из-за чего, но у него такое чувство, что это останется выгравированным в его груди еще долгое время. Он спрашивает: — Что именно? — Что я должен делать то, что делает меня счастливым, — бормочет Хосок, затем делает паузу, чтобы зевнуть. — В этом нет ничего плохого, просто… мне больше никто так не говорит. Это мило. Юнги не уверен, как ответить, но это не имеет значения, когда становится очевидно, что Хосок уже заснул. Что ж, вот и составил Юнги компанию, пока тот за рулем. И все же Юнги надеется, что Хосоку приснятся хорошие сны.***
Предполагается, что на фотосессии они должны выглядеть круто и загадочно, но Юнги чувствует себя неловко, стоя на улице с гитарой, свисающей с плеча, и с покер-фейсом. Тэхен настаивает, что это добавляет индивидуальности. Он говорит, что они должны выглядеть немного странно, немного интригующе, если хотят, чтобы люди переходили на их аккаунт и обращали на них внимание. Итак, цель сегодняшней фотосессии: выглядеть странно, позировать и сделать минимум сотню различных фото. Сегодня группа собралась в местном скейт-парке, ведь, по словам Тэхена, граффити на одной из стен послужат эджи фоном для фотографий. В последнее время он снова и снова напоминал Юнги, что он все еще его должник за поездку в Ноттс Берри Фарм. Юнги сказал ему, что в этом нет ничего особенного, ему было очень весело, и Хосоку тоже, но Тэхен отказывался менять тему. Вот это и привело к сегодняшней ситуации, потому что группа обсуждала свой имидж и то, как они хотят себя представить. Им все еще нужно сформировать его с помощью красивого логотипа и нескольких групповых фотографий — и именно тогда Юнги вспоминает, что Тэхен учится на фотографа. В результате Тэхен в полном экстазе, помогая им. А Чонгук пока занимается дизайном логотипа группы, потому что оказывается, что он и сам неплохой художник, и это никого не удивляет. Этот парень может практически все. Он разрабатывает несколько логотипов, и они вчетвером собираются во время одной из репетиций, чтобы проголосовать за понравившийся. В итоге они выбирают классный дизайн, где силуэт звезды разделяет два слова названия их группы. Он достаточно прост для печати, когда придет время делать футболки и прочий мерч, и при этом привлекает внимание благодаря обалденному рукописному шрифту, который использовал Чонгук. Прошло всего несколько недель с тех пор, как Чонгук присоединился к Starless Skies в качестве их вокалиста, но кажется, что пролетело намного больше времени. Каждая практика группы полна хаотичного веселья, потому что оказывается, что Чонгук — это сгусток энергии, стоит ему преодолеть свою застенчивость. Для преодоления не потребовалось много времени — как и для того, чтобы влиться в группу. Будучи самым юным, он привносит в группу красочную ауру, которой не было раньше. Он приходит на каждую репетицию в нетерпении и мотивированный, будто всю неделю ждал этого момента. Когда приходит время закругляться и возвращаться домой, ему почти грустно от того, что они заканчивают. Естественно, услышав, что они устраивают фотосессию, он приходит в восторг, как ребенок, которому сказали, что они идут в кондитерскую. Все договариваются одеться в черное для фотосессии, чтобы, как сказал Намджун, изобразить беззвездное ночное небо города. Это заставляет их выглядеть более эджи и эмо, чем их музыка является на самом деле, но Юнги это обожает. Так что, пусть и кажется странным стоять и фотографироваться, пока незнакомые люди иногда поглядывают на них издалека, ему действительно весело. — Я думаю, на этом пока все, — объявляет Тэхен, и вся группа дружно вздыхает. Они так долго стояли и слишком старались выглядеть круто, что это ощущается как целый рабочий день. — Я постараюсь отредактировать их как можно быстрее, затем отправлю их вам, ребята, а вы сообщите мне, что думаете. — Я уверен, что они будут великолепны, — говорит ему Юнги, подходя упаковать свой инструмент. Гитара уже кажется тяжелой, и он рад, что они уже закончили. — Кстати, спасибо, что помог нам. Теперь наш Фейсбук больше не будет чертовски дохлым. — Будет еще менее дохлым, если мы сможем сделать фотографии, где мы играем на концерте, — говорит Сокджин. Он делает паузу, вытягивая руки высоко в воздух, его инструмент все еще болтается спереди. Юнги не понимает, как его друг умудряется это сделать; бас-гитара намного тяжелее по сравнению с его. — Я скучаю по живым выступлениям! Намджун, который по понятным причинам держит только пару барабанных палочек, использует одну из них, чтобы ударить по открывшемуся боку Сокджина. Усмехается, когда старший угрожает его прибить. — Прошло не так много времени, но я тоже скучаю. Нам действительно нужно сыграть в другом месте или что-то в этом роде, мне не терпится снова выйти на сцену. — Я даже никогда не был на сцене, — печально бормочет Чонгук. Намджун похлопывает его по плечу. — Твое время придет, юный падаван. И когда это произойдет, постарайся не блевать. Я не думаю, что мы достаточно популярны, чтобы фанаты любили нас с блевотиной на футболках. — Я бы так не сделал, — глумится Чонгук. — Я ж не неудачник. — Большое заявление маленького человека, — вмешивается Сокджин. В последнее время он, кажется, больше всех кайфует от подкалывания Чонгука и устраивания мелких перепалок, но все это в шутку, а Чонгуку, похоже, нравится внимание. — Смотри у меня, ты выйдешь на сцену, и следующее, что ты поймешь — так это то, что ванная кажется такой далекой. Чонгук, услышав только половину этого, уже скулит: — Я не маленький! Могу поспорить, что однажды я буду выше тебя, потому что ты уже стареешь, а мне еще несколько лет расти. Я уже почти выше тебя. В конечном итоге, борьба этих двоих на заднем плане неизбежна; остальные парни обсуждают более важные вопросы, так что никто не обращает на них внимания. — Я не шарю в площадках, но что если бы вы играли на вечеринках и все такое? — предлагает Тэхен. Он отрывает взгляд от камеры в руках, пролистав последние сделанные кадры. — Типа, разве люди обычно не устраивают вечеринки на Хэллоуин в колледже? Вы могли бы найти одного из них и предложить свои услуги. Людям бы это понравилось, потому что вы намного доступнее, чем популярные группы. — Я как-то не думал об этом, — признается Намджун. — Дело в том, что я так занят учебой и репетиторством, что ничего и не слышал о вечеринках. Наверное, я просто недостаточно крут. — Ты никогда таким и не был, — дразнится Юнги, ухмыляясь. — Но все нормально, тебя будут считать крутым, когда мы, наконец, добьемся успеха. — Вау, спасибочки, что сказал. Чувствую себя таким особенным. — Я могу спросить Чимина, слышал ли он что-нибудь о вечеринках, — предлагает Тэхен. — Вы и подумать не могли, но некоторые ребята с танцевального направления бывают довольно дикими. Оу, но я думаю, это должна быть домашняя вечеринка, верно? Поскольку вы, очевидно, не можете устроить живое шоу в общежитии или многоквартирном доме… тогда может быть немного сложнее что-то найти. — Я знаю много старшекурсников и аспирантов, которые делят один дом, — неожиданно присоединяется Сокджин. В данный момент он зажимает голову Чонгука, в то время как младший беспомощно извивается под его рукой. Не похоже, что он скоро собирается победить. — Но, типа, даже если все получится и люди захотят, чтобы мы играли для них… на этих вечеринках обычно выпивают, а наш солист — старшеклассник. Остальные тихо хмыкают в знак согласия, не рассмотрев, вероятно, самую важную деталь. Тем временем Чонгук освобождается из тюрьмы рук Сокджина и заступается за себя. — И что? Это ничего не значит, когда мы просто играем несколько песен. Нам не обязательно самим там веселиться, и мы можем просто уйти, когда все закончится, верно? Кроме того, никто из вас тоже не достаточно взрослый. — Верно, но мы старше, поэтому никто из наших родителей не следит за тем, что мы делаем. По крайней мере, не так сильно, как раньше. — Юнги оперирует простой логикой, которой, по-видимому, иногда не хватает Чонгуку. — Даже если мы сделаем все, что ты упомянул, кто сказал, что твои родители позволят тебе пойти? Ну знаешь, когда они услышат, что мы собираемся играть на какой-то студенческой вечеринке? Не желая отказываться от борьбы, Чонгук на мгновение задумывается над его словами. В конце концов он приходит к самому очевидному решению их проблем: лжи. — Я скажу им, что собираюсь на репетицию группы, как обычно это делаю. Юнги закатывает глаза: — А если вечеринка закончится поздно ночью? Что тогда? — Тогда… Я скажу им, что ночую у своего друга, — отвечает он, пожимая плечами. — Вы, ребята, ведете себя так, будто мне двенадцать лет и я никогда раньше не сбегал тайком. То есть технически я этого не делал, но это не значит, что я никогда не лгал ради благого дела. — И что за это благое дело? — спрашивает Намджун. — Заявить о нашей группе, конечно. Мы должны использовать любую возможность, если надеемся продолжать выступать и привлекать внимание. Например, разве это не наша цель? Продолжать играть музыку? Никто не может возразить, ведь это правда — и, возможно, хуже всего то, что эти слова исходят от Чонгука, нового участника их группы, который к тому же самый юный. Он недостаточно долго в группе, чтобы так сильно заботиться о ее будущем, и все же он звучит таким решительным, таким готовым рискнуть всем. Он не хочет сдаваться не попытавшись. Он не хочет ждать, пока к нему придут возможности, потому что он лучше создаст эту возможность сам. Это тот тип страсти, которого им не хватало последние несколько лет. Оправиться от внезапной потери было достаточно сложно, но сделать выбор, чтобы воплотить свои мечты в жизнь, кажется еще сложнее. Каждый шаг вперед, который они делают, важен. Ничто не является пустой тратой времени, и все имеет значение. Им нужно стать сильнее. — Я просто беспокоюсь, что все может пойти… совсем не по плану, — признает Сокджин, нарушая молчание. — Я имею в виду, с твоей стороны смело делать все возможное для группы, но стоит ли рисковать, если твои родители вдруг заставят тебя уйти? Я без понятия, тебе об этом судить. — Они никогда не заставят меня бросить музыку, — без колебаний отвечает Чонгук. Его голос звучит так уверенно, что делает ситуацию еще странней. — Они знают, чего я хочу, и что я поставил перед собой определенные цели, поэтому они всегда поддерживают меня. Думаю, будет плохо с моей стороны врать им… но я действительно хочу, чтобы у нас все было хорошо, и чтоб ничто нас не сдерживало. Вот и все. Так что я буду осторожен. Честно говоря, Юнги не знает, правда ли он сейчас это слышит или же настоящий Чон Чонгук куда-то делся. Странно слышать от него такие слова, он звучит так по-взрослому — но в то же время нетрудно понять его чувства. Музыка всегда была главной радостью Юнги в жизни. Помнит свои шестнадцать, и тогда он не хотел ничего иного, кроме как играть на гитаре весь день. Больше всего он помнит, как его собственные родители не поддерживали его так, как ему хотелось бы. Они сказали ему, что посвящение своей жизни чему-то столь рискованному может плохо обернуться и аукнуться, если дела пойдут плохо. Однако Юнги всегда был упрям. — Ну, в любом случае, еще ничего не решено наверняка, — говорит Намджун. Он улыбается им всем, пытаясь снова поднять настроение. — Никто еще даже не попросил нас сыграть на их вечеринке, и кто знает, попросят ли когда-нибудь? Будем решать проблемы по мере их возникновения. Сокджин соглашается коротким кивком: — Правильно. В любом случае, это все лишь гипотетически. — Так… вы хотите, чтобы я поспрашивал о вечеринках или нет? — спрашивает Тэхен. Он был таким тихим и просто слушал их дискуссию все это время, неудивительно, что они почти забыли, что парень все еще здесь. Юнги почему-то находит это забавным. В итоге он смеется и говорит: — Конечно, если сможешь. Все равно будет здорово иметь возможность пойти, верно? Я думаю, мы все можем с этим согласиться. Остальные участники группы кивают, потому что они и правда согласны. По крайней мере, сейчас.***
Позже, той же ночью, у Юнги появляется сильный «зуд». Он знает, что это желание написать новую песню и обратить все свои мысли и чувства в слова, которые он не может произнести просто так. Но в отличие от любого иного раза, когда он садился сочинять песню, слова не приходят на ум так легко. Юнги застрял. Не знает, какую песню его сердце хочет написать, не знает и звучание. Вероятно, ему следовало бы сочинять песни гораздо чаще, чем он это делает сейчас, потому что группа — его приоритет, и им нужно двигаться вперед. Они продвигаются медленно, но верно. Всего за месяц они успели отыграть свое первое живое шоу и принять нового участника. В следующем году им стоит умудриться выполнить как минимум в три раза больше дел, и ключ к этому — дисциплина. Им нужно больше работать, чтобы достичь желаемого, а к нему нет короткого пути. Однако размышления о таких вещах не помогают Юнги справиться с текущими трудностями. Он хочет сочинять, но ему не хватает вдохновения. В последнее время произошли важные события, так что по идее у него должна быть тонна вдохновения. И все же ее нет. Все, что у него сейчас есть, — это пустая голова и чистый блокнот, лежащий у него на коленях. Последние минут пятнадцать он только и делал, что рисовал звездочки в углах страницы. Привело это его в никуда. Лежащий рядом мобильник вибрирует от новых сообщений. Юнги рад, что его отвлекают. Хосок: хееен ты занят? ㅠㅠЮнги: совсем нет а что?
Хосок: о, хорошо! могу я тебе позвонить? Через несколько секунд Юнги, вместо ответа на сообщение, звонит сам. Хосок тут же берет трубку, и первое, что он делает, это воет в трубку, будто только что пережил самый длинный день в своей жизни. — И тебе привет, — шутит Юнги. — Ох, привет. Прости, я просто правда на нервах, — признается Хосок. Его вздох теперь не так драматичен, как прежние звериные стоны. — Завтра у меня первый экзамен на английском, который я бы предпочел никогда не сдавать, поэтому я решил, что прокрастинировать — прекрасная идея, так как учеба причиняет мне боль. В общем, как делишки? Юнги хихикает в трубку и отвечает по-английски: — I’m fine, thank you. And you? Хосок отвечает на том же языке: — I hate you. Глупая шутка определенно того стоила. — Постарайся расслабиться, Сок. Я уверен, ты просто слишком много думаешь об этом, — на этот раз Юнги действительно пытается успокоить его, так как он действительно ценит их дружбу, и чувствует, как переживает Хосок. — Ты много учился и практиковался, верно? Ты справишься с этим, а потом похвастаешься мне. — Я надеюсь, — бормочет Хосок. Он добавляет немного громче: — Я просто не хочу думать об этом хотя б несколько минут, так что… чем ты занимался? Сегодня у нас вообще не было возможности поболтать. Слыша это, Юнги улыбается и откидывается назад, чтобы положить голову на подушку — к черту сочинительство. Хосок иногда говорит подобные вещи, когда они ненадолго перестают общаться. Из-за различных занятий Хосока и увеличивающихся смен Юнги выдалось несколько деньков, когда их единственным взаимодействием были смски. Этого следовало ожидать; как бы им ни хотелось провести время вместе, планета не остановилась с момента приезда Хосока в Штаты. Они не могут избежать своих обязанностей лишь потому, что они неразлучны. И все же Юнги нравится знать, что Хосок искренне жаждет говорить с ним каждый день — и это чувство, безусловно, взаимно. — Ничего особенного. Вообще, мы сегодня фотосессию устраивали, и еще я пытаюсь написать новую песню с тех пор, как вернулся домой, но пока безуспешно. Это довольно скучно, так что… Извини, я не могу рассказать тебе ничего интересного. — Хотя фотосессия звучит интересно. Как все прошло? — Я думаю, все прошло нормально? Тэхен пришлет нам фотографии, когда отредактирует их, так что потом узнаем. А затем ребята начали нести всю эту хрень о том, чтобы сыграть шоу на вечеринке в честь Хэллоуина. — Подожди, правда? — похоже, Хосок заметно взволнован фальшивыми новостями. — Когда? Где? Каким образом? — Я не знаю, я не знаю, и… это тоже не знаю, — признается Юнги с очередным смешком. — Это была просто идея, нас на самом деле никто не приглашал на что-то подобное, и мы не знаем, пригласят ли. Просто… мы действительно хотим снова сыграть еще одно шоу, понимаешь? Особенно Чонгук. Это был бы его первый концерт с нами, и у нас был бы солист впервые за… три года. — Ага, понимаю… это будет все равно, что повторить свое первое выступление. — Именно. Вероятно, нам не стоит торопить события, но я знаю, что мы все предпочли бы, чтобы это произошло раньше, а не позже. — Я тоже, — соглашается Хосок. — Я хочу снова увидеть тебя вживую. Юнги фыркает: — Тогда приходи на репетицию нашей группы. — Да ты знаешь, что я имел в виду. — Ага-ага. Некоторое время никто из них не произносит ни слова, и Юнги молчит, размышляя, каким должен быть следующий шаг группы. У них нет никаких связей со звукозаписывающими лейблами, и, вероятно, слишком рано об этом думать. Им нужно сосредоточиться на своем звучании, сформировать его. Им нужно улучшиться в выступлениях. Возможно, в какой-то момент они смогут спродюсировать свой EP , а затем продавать его копии на своих концертах, чтобы таким образом собрать аудиторию. Все эти идеи, кажется не произойдут в течение еще долгого времени, но жизнь непредсказуема, и они никогда не знают, откуда им прилетит удар судьбы. Вот почему они хотят быть готовыми к этому. Невозможно было подготовиться к потрясшей их трагедии, но они могут сосредоточиться на вещах, которыми могут управлять. Они контролируют скорость своего роста и те усилия, которые вкладывают в достижение будущих целей. На другом конце провода слышен тихий смех. — Чего такое? — спрашивает Юнги. Он был глубоко погружен в свои мысли, и его бы не удивило, если бы Хосок сказал что-то, а он не услышал. — Я просто думаю, это отчасти иронично, — начинает Хосок, все еще тихо хихикая. — Мы много разговариваем по телефону и переписываемся, словно я все еще на другом конце света. Но на самом деле мы недалеко друг от друга, и я мог бы видеть тебя в любое время, когда захочу. Ну, по крайней мере, так должно быть. — Да, так и должно быть, — повторяет Юнги. Он вздыхает, уставившись в потолок. — Я знаю, что мы мало что делали вместе, кроме той поездки в Ноттс. Нам надо бы на какой-то день запланировать что-то увлекательное — снова только для нас вдвоем. — Надо бы, и мы все еще не были на пляже! Ты обещал, что мы сходим. Столько нытья скрылось в его тоне — это заставляет Юнги смеяться. Справедливости ради, он действительно дал обещание. К сожалению, они не успели поехать до начала учебы Хосока, ведь рабочее время Юнги увеличилось, когда его коллега Вероника внезапно уволилась. Эта кофейня — малый бизнес, которым управляет пара; у них нет таких ресурсов, как у Starbucks. Работа станет терпимее, раз к ним пришел новый стажер, но Юнги не знает, когда его график вновь будет стабилен. Хотя, их время не на исходе. У Хосока все еще первый семестр, а Юнги, очевидно, никуда не денется. У них много времени, чтобы провести его вместе, и нет необходимости спешить. — Давай так: я свожу тебя в какое-нибудь хорошее место, как только ты сдашь экзамен, — предлагает Юнги. Он слышит тихий вдох на другом конце. — Завтра у меня выходной, и я готов провести его с тобой, но ты должен сосредоточиться на учебе и хорошенько постараться на экзамене. Договорились? Подыгрывая, Хосок размышляет над планом, задумчиво гумкая. Но он никого не обманет. Юнги понимает, что тот уже взволнован самой идеей прогулки. Друг, вероятно, снова потащит Юнги куда-нибудь в Голливуд, или они выполнят одно из его странных желаний в списке. Может, они перекусят или отправятся за покупками в один из модных торговых центров. Юнги все равно, что они будут делать; проводя время с Хосоком, он всегда чувствует себя полным энергии, даже в те дни, когда он обычно предпочитает отоспаться. Наконец, Хосок соглашается на сделку: — Думаю, я соглашусь… Но на этот раз тебе лучше сдержать свое обещание. Кроме того, утром у меня экзамен, так что я, наверное, освобожусь около десяти? Или в одиннадцать, если я решу пойти домой и переодеться во что-нибудь прикольное. Я дам тебе знать. Часть Юнги задается вопросом, что значит «прикольно» для Хосока, который сегодня одевается как типичный студент колледжа, а завтра — как чудак. В любом случае, будет интересно увидеть, так что Юнги будет с нетерпением ждать этого. — Хорошо, просто напиши мне, когда закончишь свой экзамен. А теперь возвращайся к учебе, дурашка. Или я расскажу твоей сестре. Хосок хихикает ему в ухо; это все забавно, ведь Юнги до сих пор не виделся со старшей сестрой Хосока, и его не волнует, что Хосок расслабится. Он знает, что его друг на самом деле усердно работает над всем, за что возмется, и он никогда не бездельничает подолгу. Из-за этого он уверен, что Хосок хорошо сдаст экзамен, пусть тот и беспокоится по этому поводу. В общем, волноваться нечего. — Окей, окей. Тогда я вешаю трубку, раз ты больше не хочешь со мной разговаривать, — поддразнивает Хосок в ответ и фальшиво плачет, а затем смеется над собой. — Кстати! Не будь слишком строг к себе, хорошо? Я уверен, что текст придет к тебе очень скоро. На мгновение Юнги задается вопросом, о чем тот говорит. Затем вспоминает, как кратко упомянул о своих нынешних трудностях в начале разговора. Честно говоря, он удивлен, что Хосок вообще помнит, но удивяться не стоит. Они так долго хорошо дружат, что Юнги теперь должен бы знать, что Хосок всегда будет прислушиваться к каждому его слову. Между ними всегда было так. Они прощаются, и Юнги говорит Хосоку, что он держит кулачки за него, и когда звонок заканчивается, Юнги продолжает неподвижно лежать в постели. Может, ему стоит последовать совету Хосока. Слова придут к нему, как только он перестанет гнаться за ними. Сейчас он сосредоточится на чем-нибудь другом, чтобы освободить голову. Выбор завтрашнего аутфита кажется хорошим началом.***
Хосок не пишет ему на следующий день. Ближе к полудню Юнги решает связаться с ним, потому что съел на завтрак всего пару мандаринок и уже почти проголодался. Пишет Хосоку и спрашивает, хорошо ли прошел экзамен, и предлагает пообедать вместе в корейском барбекю или где-нибудь еще, что выберет Хосок. Ответа он не получает. Час спустя Юнги снова пишет сообщение, что он будет есть один, если Хосок планирует продолжать отмалчиваться. Через тридцать минут после этого Юнги пытается дозвониться до него. Хосок не отвечает. В три часа дня Юнги садится в свою машину и едет к университету. Сейчас он держится на мандаринах, кофе и большой пачке картофельных чипсов, которые он не мог удержаться, чтобы не съесть, ожидая, пока Хосок перезвонит ему — однако этого не происходит, и Юнги немного волнуется. Он говорит себе, что даже такой человек, как Хосок, с его отсутствием недостатков и идеальными зубами, иногда может вести себя как подонок. Произошло все, вероятно, как-то так: после сдачи экзамена Хосок вернулся в общежитие и уснул, в конечном итоге проигнорировав сообщения Юнги. Или, может быть, его телефон разрядился, и он не потрудился зарядить его, или, может быть, у него вообще нет с собой телефона. Возможно, за Хосоком увязалось несколько одногруппников, а его телефон отключен, пока он гуляет и болтает с ними. Это маловероятно — Хосок однажды заявил, что пусть со стороны и кажется иначе, он на самом деле не умеет заводить друзей. У него наверняка есть знакомые, люди, с которыми он здоровается и болтает ни о чем, но он не назвал бы их своими друзьями. Парень говорит, что он не так хорошо сближается с людьми и открывается им. Он не позволяет им видеть его истинную сущность. Однако Юнги знает настоящего Хосока. Знает, насколько тот внимателен, и именно поэтому Юнги сейчас немного напряжен, потому что Хосок всегда ему отвечает, и он никогда бы намеренно не проигнорировал Юнги, как сейчас. Значит, по какой-то причине или обстоятельствам Хосок не может поговорить с ним прямо сейчас, и Юнги просто хочет выяснить, почему. Подъехав к университету и припарковавшись там же, где обычно, Юнги только сейчас понимает, что он не сможет попасть в общежитие. Хосок не отвечает на его сообщения и поэтому не может впустить его внутрь. Юнги здесь не учится, так что он сам тоже не может войти. И не знает никого другого, кто мог бы его пустить. В принципе, у Юнги и не было никакого плана, но из-за волнения трудно думать. Без каких либо мыслей, он выходит из машины, запирает дверь и направляется ко входу. Кажется, удача сегодня на его стороне: из общежития выходит студент, и Юнги подходит и придерживает для него дверь, вежливо улыбаясь, пока они проходят мимо друг друга. Это, конечно, угроза безопасности, но Юнги никогда не был так благодарен, как сейчас. Стоя за пределами комнаты Хосока, Юнги делает глубокий вдох. Он говорит себе, что нет причин для беспокойства, и даже если Хосока сейчас здесь нет, Юнги как-нибудь найдет его и отомстит за все пропущенные сообщения. Пока Юнги стучит в дверь и ждет ответа. К его удивлению, секундой позже дверь открывается. Что еще более удивительно, так это то, что с другой стороны стоит не Хосок, а какая-то девушка, которую Юнги никогда раньше не видел. Парень в замешательстве, он задается вопросом, почему в общежитии Хосока есть кто-то еще, кто это, и почему она смотрит на него с подозрением. Что еще хуже — Хосока по-прежнему нигде не видно. — Да? — говорит она, прежде чем он может что-то сказать, но учитывая, в каком состоянии сейчас разум Юнги, он вероятно, вообще ничего бы не произнес. Она спрашивает: — Ты один из друзей Хосока или что-то в этом роде? Его сейчас здесь нет, так что вот. Юнги тяжело сглатывает. Под ее пристальным взглядом он внезапно начинает нервничать, что усугубляется осознанием того, насколько она красива. В голову Юнги приходит нежелательная мысль, и это похоже на удар в живот; чистая ревность просачивается из его зияющих ран. Он с трудом может выдавить слова, которые хочет сказать. — О… Окей. Эм… тогда где он? Смутное подозрение в ее выражении лица только усиливается, как будто она хочет спросить, кто он и почему она должна ему сказать. Честно говоря, Юнги хочет задать точно такой же вопрос. Вместо этого она просто отвечает: — Больница. Она разворачивается и идет обратно к кровати, где рядом с спортивной сумкой лежит небольшая кучка сложенной одежды. Шок лишает Юнги дара речи. Он с трудом может даже переварить этот ответ, не говоря уже о том, чтобы найти слова для ответа. — С ним все в порядке, так что тебе не о чем беспокоиться. Этот дурак просто слишком много на себя взвалил. Я всегда говорю ему быть осторожным с этим, но слушает ли он? Нет, он никогда этого не делает… эм, ты в порядке? Такое ощущение, будто перед глазами мелькают короткие сцены. В одну секунду Юнги стоит в дверях, пытаясь разобраться во всем, но не находит ответов. В следующую — он уже в комнате общежития, сидит в кресле за столом Хосока, а незнакомка с длинными волосами разговаривает с ним, ее глаза широко раскрыты и полны беспокойства. Секунду после Юнги понимает, что его руки начали дрожать. Он чувствует себя больным и напуганным, и больше не знает, что происходит. — Хэй? Я правду говорю, с ним все в порядке, так что тебе действительно не стоит волноваться, потому что это случается чаще, чем ты думаешь… как тебя зовут, кстати? Я Джиу, сестра Хосока. Ее слова одно за другим медленно проникают в его разрушающийся разум. Юнги заставляет свои легкие глубоко вдохнуть и говорит себе взять себя в руки. Сейчас не время переживать прошлое и позволять ему поглощать себя. Ему нужно сосредоточиться; ему нужно быть сильнее этого. Неважно, насколько больно от воспоминаний, он будет бесполезен для всех вокруг, если не сможет справиться даже с одной простой вещью. — Юнги, — говорит он, практически выдавливая это слово изо рта. Он поднимает глаза, чтобы встретиться с ней взглядом, и его сердце бьется о грудную клетку, потому что взгляд у нее такой же. Он узнает цвет и форму этих глаз, лицо, которому они принадлежат — они такие же, как у Хосока. По сути, она меньше Хосока, с длинными волосами и мягкими чертами лица. — Юнги? Подожди, ты тот самый Юнги? — удивление на лице Джиу быстро сменяется дружелюбной улыбкой, и даже она напоминает ему о Хосоке. Главное отличие в том, что улыбка не такая ослепительная, не такая яркая. — Боже, мне так жаль! Мне действительно следовало представиться раньше, извини, если я показалась грубой. Я просто так расстроена сегодня, потому что мне пришлось уйти с середины семинара, когда Хосок позвонил мне с больничного телефона. Я вообще пришла сюда собрать вещи для него, мелкий оставил свой телефон и все остальное. Разговаривая, Джиу указывает на набор различных предметов, лежащих на кровати. Помимо комплекта одежды, к нему прилагаются зубная щетка и паста, наушники, зарядка для телефона и сам мобильник. Итак, похоже, что по крайней мере одна из теорий Юнги верна. И он все еще не понимает, что происходит. Последний раз он разговаривал с Хосоком накануне вечером, так почему тот вдруг в больнице? Почему Джиу кажется такой равнодушной к состоянию своего брата? Есть еще миллион вопросов, на которые он с трудом может ответить, поэтому в итоге спрашивает: — Почему?.. Он… поранился? — Нет, нет, вовсе нет. Он просто… — Джиу не заканчивает предложение. Она сначала смотрит на него, прищурив глаза, прежде чем, наконец, спрашивает: — Подожди-ка. Разве Хосок тебе не рассказал? Юнги качает головой и чувствует себя таким расстроенным из-за путаницы, отсутствия немедленных ответов; вообще всего. — Рассказал мне что? Как это ни неприятно, Джиу не сразу отвечает на вопрос. Вместо этого она тоже качает головой, и выражение ее лица говорит Юнги: она не уверена, как ему ответить, или, может быть, думает, отвечать ему вообще или нет. — Иногда я действительно не понимаю этого мальчишку, — вздыхая, Джиу разворачивается и начинает складывать вещи в спортивную сумку; ее движения немного сердитые, и быстрее, чем раньше. — Знаешь, я просто подумала, что он рассказал бы тебе о своих проблемах с сердцем, раз вы так долго дружите? Это меньшее, что он может сделать для человека, о котором, по-видимому, так сильно заботится. Нахмурив брови, Юнги спрашивает: — Что ты имеешь в виду? Что за проблемы с сердцем? Джиу снова вздыхает: — По правде, мне надо бы позволить ему самому все тебе объяснить… но, короче говоря, у него всегда было очень слабое сердце. То есть… чем старше он становится, тем больше его сердце не соответствует требованиям его растущего тела. Вот почему ему нужно оставаться спокойным и не позволять себе волноваться, потому что его сердце не может такое выдержать. Но бессмысленно говорить ему об этом, ты же знаешь, каков Хосок. Знает? Услышав все это впервые, Юнги начинает задаваться вопросом, знает ли он Хосока вообще. Ни разу за два с половиной года их дружбы Хосок не упоминал об этом при нем. Никогда даже близко не подходил к упоминанию этого. Частичка Юнги задается вопросом, реально ли все это; действительно ли он сидит в комнате Хосока в общежитии без самого Хосока, разговаривает с девушкой, похожей на Хосока, и узнает о Хосоке то, чего никогда раньше не знал? Звучит не по-настоящему, ведь это не должно быть настоящим. Хосок — его лучший друг. И Юнги должен знать все о своих лучших друзьях. Как он мог упустить что-то настолько важное для понимания того, каков Хосок на самом деле? Возможно, это не тот вопрос, который должен задавать Юнги. Вместо этого ему стоит спросить: почему Хосок чувствует необходимость держать этот важный факт в секрете от него, и почему не доверяет настолько, чтобы поведать его. Они постоянно разговаривают друг с другом, почти каждый божий день в течение последней пары лет. Юнги доверяет Хосоку и рассказывает ему все, так почему же Хосок не чувствует того же? Это ранит. — Как только я закончу собираться, я вернусь в больницу, — объявляет Джиу. Никто из них не произнес ни слова за последние минуту-две. Она, вероятно, чувствует, что для Юнги это все слишком много, чтобы сразу принять, поэтому она сосредотачивается на своей задаче и не говорит, пока почти не заканчивает. Когда она поворачивается, то добавляет: — Ты можешь поехать со мной, если ты не занят или не направляешься куда-то еще. Ты, скорее всего, хочешь поговорить с Хосоком, верно? Это больно. Слишком больно, и поездка в больницу только ухудшит ситуацию, вышедшую за рамки его воображения — но вернуться домой, не увидев Хосока и не поговорив с ним, было бы худшим чувством из всех. Нет, Юнги не может пойти домой, не увидев Хосока своими глазами. И в то же время одной мысли о нахождении в больнице достаточно, чтобы у Юнги побежали мурашки по коже. Думает, что, войдя туда, он определенно потеряет контроль над собой. Юнги недостаточно силен, чтобы встретиться со своими страхами, своими худшими кошмарам и темным воспоминаниям прошлого. Недостаточно силен, чтобы справиться со всем этим, но само желание воссоединиться с человеком, которого хотел видеть весь день, гораздо сильнее страхов, заполонивших его мозг сейчас. Есть только одно возможное решение, один ответ на невыносимую боль в груди. Он должен увидеть Хосока.***
Это чудо, что они добираются до больницы целыми и невредимыми. С начала учебы в Штатах, Джиу везде пользуется автобусами и такси, если только не едет в машине с другом. Она собирается вызвать очередное такси, но Юнги останавливает ее, потому что у него есть машина — и это единственная причина, по которой он вообще смог добраться до университета. Так, они вдвоем едут в больницу неподалеку, где и находится Хосок. Водить авто, когда ты в невероятной тревоге, никогда не будет хорошей идеей, но Юнги удается держать себя в руках ради сестры Хосока и миллионов вопросов, которые ему все еще нужно задать. Он не уйдет домой без ответов, и его не волнует, если Хосок сначала не захочет говорить ему. Он узнает так или иначе, потому что считает, что заслуживает знать хотя бы самый минимум того, что, черт возьми, происходит. Хочет услышать это из уст самого Хосока. Юнги нужно это услышать, иначе он никогда больше не сможет обрести покой. Однако только они прибыли в больницу и нашли место для парковки, Юнги становится трудно дышать. Он не хочет заходить внутрь, и он не хочет вспоминать. Все больницы для него одинаковы, с их стерильными ароматами и белыми стенами, звуками различных сигнализаций и печальными лицами незнакомцев. Каждая такая деталь угрожает навредить Юнги. Он не двигается, не может двигаться, пока не открывается пассажирская дверь и Джиу не поворачивается к нему, прежде чем выйти из машины. — Ты в порядке? Она задала тот же вопрос в общежитии. Юнги интересно, всегда ли его лицо выдает его, раз люди смотрят на него и могут легко определить, когда он на грани. Его эмоции всегда так очевидны? Ему никогда не хотелось казаться слабым. И не хочет быть обузой. Даже если это причиняет ему боль, даже если он жутко боится выходить из машины, в конце концов он должен это сделать. По этой причине он лжет: — Да… Я в порядке. Юнги не может дышать носом, когда они входят в здание. Он знает, что типичная больничная вонь будет для него непосильной, и он не хочет ставить себя в неловкое положение перед Джиу еще больше, чем уже поставил. Каждый шаг по широким коридорам напоминает ему, почему он так ненавидит такие места. Все кажется таким холодным и неприветливым, словно он идет навстречу своей смерти. Шатания лифта, в котором они едут, почти достаточно, чтобы его вырвало, но он испытывает временное облегчение, когда лифт останавливается на третьем этаже. Юнги не уверен, что протянул бы дольше, если б палата Хосока оказалась на гораздо более высоком этаже, но стоит ему последовать за Джиу по очередному лабиринту холлов и коридоров, кажется, что это мучительное путешествие никогда не закончится. Наконец, они останавливаются перед палатой в самом конце коридора. Джиу оглядывается на него, держа ладонь на дверной ручке и будто хотя что-то сказать, но так и не делает этого. Сначала она стучит в деревянную дверь, а затем распахивает ее — прежде, чем Юнги полностью принял факт, что ему придется увидеть своего лучшего друга на больничной койке. В центре комнаты сидит 19-летний парень, одетый только в больничный халат. Поднос с едой перед ним завален пустыми обертками от крекеров и коробками из-под сока. В одной руке он держит пульт от телевизора, под спиной слишком много подушек, а его щеки раздуты от снэков, которые он все еще жует. Хосок поворачивает голову к двери, и когда их глаза встречаются, он полностью замирает. — Я принесла все, что ты просил, и даже кое-что еще, — объявляет Джиу, входя в палату и ставя сумку у изножья койки. Юнги не может видеть ее лица под этим углом, но ее тон определенно резок. — Ты все еще хрумкаешь эти крекеры? Оставь немного для других пациентов, хорошо? Если Хосок и слышит слова своей сестры, он сразу на них не отвечает. Его внимание остается прикованным к Юнги, стоящему у двери и не сделавшему ни шага с тех пор, как вошел в комнату. Нет сомнений, что Юнги — последний человек, которого он ожидает увидеть стоящим перед ним, и Юнги задается вопросом, что происходит в голове друга прямо сейчас; рад ли Хосок видеть его, чувствует ли он себя неловко из-за того, что его видят таким, сожалеет ли он о том, что держит кое-что в таком большом секрете уже так долго. Юнги столько вещей хочет сказать, что не может сосредоточиться ни на одной. В итоге он вообще ничего не говорит. Вместо этого Хосок обращается к своей сестре: — Оу, э-э, спасибо… зарядка тоже там? Медсестра показала мне, где находится розетка, чтобы я мог ею воспользоваться. Его голос дрожит. Никто не комментирует это. — Да, да, Ваше Высочество. Все на месте, — подтверждает Джиу. Просто чтобы доказать, что говорит правду, она открывает спортивную сумку и достает зарядное устройство и телефон. Хосок тихо показывает, где находится розетка, и сестра вставляет туда зарядку. Закончив, она поворачивается к нему и спрашивает: — Тебе нужно что-нибудь еще? Я думала спуститься в кафетерий и перекусить, ведь я сюда пришла вместо обеда. Если так подумать, она, вероятно, использует это как предлог, чтобы оставить их на некоторое время наедине, потому что напряжение в комнате настолько сильное, что почти трудно дышать. Опять же, никто это не комментирует. Хосок тут же кивает: — Окей, эм, тебе действительно нужно что-нибудь поесть… Со мной все будет в порядке, мне больше ничего не нужно. — Отлично. Тогда увидимся чуть позже? Прежде чем уйти, Джиу тянется к лицу брата и стряхивает сухие крошки с уголка его губ. Хосок почти не жалуется. Направляясь к двери, она ничего не говорит Юнги. Лишь мельком глядит на него с непроницаемым выражением лица, проходя мимо. — Нуна, — окликает сестру Хосок, когда та открывает дверь. Его глаза расширяются от беспокойства, когда он спрашивает: — Ты же… не скажешь маме, да? Джиу не оборачивается, чтобы посмотреть на него, но быстро отвечает: — Я уже говорила тебе, что не скажу, Хосок. Она уходит прежде, чем он успевает добавить что-нибудь еще. Было бы преуменьшением сказать, что сразу после ее ухода неловкость возрастает. Юнги все еще не сдвинулся ни на дюйм со своего места у двери, и Хосок не смотрит прямо на него. Парень пультом выключает звук телевизора, окружая их тишиной. Если и есть какой-то способ сделать ситуацию еще более неловкой, то это именно он. В конце концов, именно Хосок достаточно храбр, чтобы прервать молчаливое соревнование между ними. — Почему ты стоишь так далеко? — спрашивает он, поворачивая голову ко входу. Однако все еще не глядит прямо на Юнги. Хосок наклоняется через перила больничной койки и похлопывает по сиденью рядом, говоря: — Иди сядь сюда. Эм, пожалуйста. Может, именно из-за едва уловимого отчаяния в голосе Хосока с ног Юнги уходит оцепенение. Парень медленно подходит к кровати, шаг за шагом, пока не доходит до стула. Робко садится с краю, пока Хосок следит за каждым его движением. Не то чтобы Юнги не нравилось сидеть на больничной мебели; он презирает прикосновения ко всем вещам в больнице, какими бы они ни были. Сидение на таком стуле только усиливает беспокойство, но близость к Хосоку парадоксально успокаивает его. Уже во второй раз, Хосок говорит первым. — Итак… Думаю, мне нужно начать с того, что мне правда жаль из-за сегодняшнего дня, — тихо начинает он. Сейчас он ковыряет свои ногти вместо того, чтобы посмотреть в сторону собеседника. — Это… действительно неловко признавать, но получилось так, что я проспал. Мой будильник не сработал, потому что телефон разрядился — я по глупости забыл подключить его накануне вечером, так что… Я в спешке собрался и выбежал из общежития на экзамен. Но во всей этой панике я оставил свой телефон, а еще… упал в обморок перед зданием кафедры литературы. Я думаю, кто-то перестраховался и вызвал скорую, вот так я и оказался здесь. После этого длинного объяснения Хосок пытается отшутиться, будто бы в этой ситуации есть что-то забавное. Его реакция, однако, так типична для него. Он ведет себя так только потому, что не понял, что Юнги уже знает правду. Ведет себя так, потому что, скорее всего, планирует держать все в себе, словно легче представить все как несчастный случай. Хосок, вероятно, думает, что Юнги никогда не узнает — лишь потому, что он не планирует когда-либо рассказать ему. Одна мысль об этом выводит Юнги из себя. — Хватить чушь нести, Хосок. Фальшивый смех мгновенно прекращается. Впервые за несколько долгих минут Хосок действительно смотрит ему в глаза. Поскольку Юнги никогда не преуспевал в сокрытии своих эмоций, как бы он ни старался. Должно быть, боль и предательство отчетливо написаны у него на лице, раз Хосок выглядит растерянным. — Я знаю, что это не единственная причина, по которой ты здесь. Твоя сестра уже рассказала мне о твоей проблеме с сердцем, — Юнги не ждет реакции или ответа, сердито продолжая: — Да, мне пришлось услышать это от нее, хотя мы с ней только что познакомились. Она сказала мне, потому что я очень беспокоился о тебе, но ты… ты никогда не удосуживался упомянуть об этом. Ни разу. Просто я не понимаю… почему ты мне не рассказал? — Потому что я не хотел, чтобы ты относился ко мне так, как относишься ко мне сейчас. Юнги ожидает молчания и еще большей лжи, поэтому его застает врасплох, когда Хосок отвечает ему быстро и без колебаний. Он отвечает Юнги и тоже не отводит от него взгляда, хотя выглядит так, будто хочет спрятаться и притвориться, что этого разговора нет. Но Хосок решает больше не прятаться. По какой причине, Юнги не знает, но он не перебивает друга. — Ты имеешь полное право чувствовать себя обманутым мной. Не быть честным — это то же самое, что солгать, верно? Так что извини, — он делает паузу для глубокого вдоха, его плечи поднимаются и опускаются, когда он медленно выдыхает. — Но если б ты был на моем месте… и твоим единственным другом был единственный человек, который не обращался с тобой как с хрустальным, готовым разбиться в любой момент, разве ты не хотел бы, чтобы все оставалось таким образом? Звучит как риторический вопрос, но даже если это не так, Юнги не знает, как должен на это ответить. Отчасти он понимает это чувство. Он помнит, как все относились к нему после гибели Сэбеля. Он вспоминает взгляды одноклассников и случайных учеников, проходящих мимо него в коридорах средней школы, ведь многие знали, что парни были близки. И знали, что всякий раз, когда Юнги появлялся в школе, он, скорее всего, пропустит следующий день или два. Тогда с ним никто толком не разговаривал, но если и заговаривали, он видел, что они чувствовали себя неловко. Сейчас же Юнги молчит, а Хосок продолжает объяснять причины своего поведения. — Я просто хотел, чтобы ты относился ко мне как к нормальному человеку, вот и все… и я не хотел, чтобы ты жалел меня или был добр ко мне только из-за того, что я слаб. Дома ко мне все так и относятся. Как будто я ничего не могу сделать самостоятельно. Это… это чертовски раздражает. Я устал чувствовать себя обузой для всех. Случайная слеза стекает по одной из его покрасневших щек. Хосок не утруждается смахнуть ее. Этот вид причиняет Юнги такую боль, о существовании которой он и не догадывался. Он никогда раньше не видел, чтобы Хосок плакал, но пусть его глаза и на мокром месте, на лице появляется улыбка. — Хотя б я не чувствую себя так, когда я с тобой… потому что ты никогда не пытаешься меня удержать. Дома никто бы не согласился помочь мне покататься на велосипеде или позволить мне пойти с ними в парк развлечений. Они б посмотрели на меня как на сумасшедшего и сказали, что это слишком большой риск, но я-то знаю, что они на самом деле имеют в виду. Они параноидально боятся, что я при них помру, — в его смехе больше горечи, чем он, вероятно, хотел, но улыбка его смягчается и становится искренней. — Быть с тобой — самое увлекательное, что у меня когда-либо было. И последнее заявление не звучит как преувеличение, шутка или что-то в этом роде. Нет, это то, что Хосок действительно чувствует, глубоко в сердце, которое продолжает биться для него каждый день. Он имеет в виду каждое сказанное им слово, и, честно говоря, это все, о чем и просит Юнги. Услышать правду — единственное, чего он хочет от этого разговора. Но есть еще так много вещей, которые он хочет спросить, поэтому Юнги делает все возможное, чтобы выразить их словами. — Когда мы были в Ноттс и вместе ходили через тот лабиринт… В конце тебе стало плохо. Это было из-за?.. Хосок подтверждает это медленным кивком: — Да, в основном… эм, помимо моего бесполезного сердца у меня еще и высокая тревожность. Когда что-то слишком сильно меня пугает или, например, если я жутко волнуюсь, от тревоги учащается сердцебиение, а это сильно нагружает само сердце. Если я не найду способ успокоиться, у меня… будет один из тех приступов, свидетелем которого ты был, потому что мое сердце изо всех сил попытается накачать достаточно крови. Большую часть Юнги понимает, но все, на чем может сосредоточиться, — на том, насколько ужасно это звучит. Он задается вопросом, сколько раз в жизни Хосоку приходилось проходить через это жуткое чувство. По страдальческому выражению, которое было тогда на лице Хосока, Юнги может сказать, что это намного хуже, чем просто чувствовать себя дурно. Воспоминания о той ночи наполняют его чувством вины. Вероятно, этого никогда бы не случилось, если б Юнги изначально предупредил его о Скери Фарм. — Если честно, Сок, я хотел бы, чтобы ты хотя бы рассказал мне о своей тревожности… как бы, я думаю, что понимаю, почему ты скрывал от меня остальное, но ты же всегда знал, что у меня тоже есть тревожность. Я бы никогда не осудил тебя за нее, даже если бы я не боролся с ней сам, — говорит Юнги и смотрит прямо на друга; ему нужно, чтобы Хосок знал, что слова идут от чистого сердца. — Кроме того, это не жалость. Это как, знаешь… если у твоего друга аллергия на арахис, а ты запихиваешь в него целую миску арахиса и говоришь, чтобы он все доел, просто потому что не знал об аллергии. Хотя Хосок хихикает над этим примером, они оба понимают, что беспокойство Юнги правильно. Ему никогда бы не хотелось случайно поставить Хосока в ситуацию, которая может причинить ему вред. Конечно, Хосок сам себе хозяин, и ему нужно принимать решения самому, хорошие они или плохие; но Юнги предпочел бы быть частью счастливых для Хосока решений. Он, очевидно, не против помочь парню немного пожить и насладиться тем, что его окружает, но это не отменяет факта, что то, что они делали вместе, было опасным. В конце концов, Хосок действительно пострадал от последствий той ночи. — Извини. Я знаю, что уже заставил тебя через многое пройти, хен. С этого момента я хочу быть более честным с тобой, — Хосок быстро качает головой и исправляется. — Я буду более честным с тобой, потому что… Я действительно доверяю тебе. Моя скрытность была связана не столько с доверием, сколько с… наверное, разными комплексами. — Все хорошо, я понимаю, — Юнги успокаивающе улыбается ему, и, поскольку Хосок рядом, он протягивает руку и кладет Хосоку на бедро поверх потрепанного больничного одеяла. — Серьезно. Я мастер спорта по комплексам, так что тебе не нужно объяснять это все мне. Хосок реагирует на это игривым закатыванием глаз: — И в чем же ты можешь быть не уверен, мистер соло-гитарист с длинными струящимися волосами, классным пирсингом, очаровательными глазами и красивыми губами? — Я… — начинает Юнги и резко останавливается, не в силах осознать внезапную атаку комплиментами. Он чувствует, как кончики его ушей краснеют, а Хосок смеет смеяться над ним, смущая еще сильнее. Все, что может придумать Юнги, это слабое: — Заткнись, фанатик Снупи. — Отстой. Это факт, а не оскорбление. — Точно. Это оскорбительно, потому что это факт. — Как и твое лицо? — Что за хрень? Ты не можешь так говорить, когда только что назвал меня красавцем! Закончив по-дурацки подкалывать друг друга, оба смеются. Наверное, странно переходить от чувства обиды и беспокойства к смеху в один голос со своим близким другом, словно ничего не произошло, но, может быть, это и к лучшему. Юнги не хочет держать обиду и тащить на себе тяжесть драмы. Его основное внимание должно быть сосредоточено на восстановлении связи между ними, ведь самое главное, что с Хосоком все в порядке. Одно это знание уже приносит ему душевное спокойствие. — Давай пообещаем друг другу, — начинает Хосок. Внезапно он, подняв мизинец, протягивает руку к Юнги. — Больше никаких секретов, хорошо? Юнги не нужно обдумывать это предложение, и ему вообще не нужно думать. Он автоматически поднимает руку и соединяет свой мизинец с Хосоковым; его друг ребячески качает их руками из стороны в сторону, напевая английский детский стишок, который он, по-видимому, выучил. Закончив, Хосок разъединяет их пальцы, но Юнги вновь тянется к его руке. — А это больно? — спрашивает он, рассматривая тыльную сторону руки Хосока. Прозрачная лента лежит над костяшками его пальцев, защищая трубку капельницы, по которой сейчас в парня вливается жидкость. Видя такое вживую, Юнги всегда было немного не по себе. Хосока заметно медлит с ответом. — А… капельница? Это больно, пока ее ставят, да… прошло много лет, а я все еще нервничаю, когда дело доходит до этой части. Но потом они вытаскивают иглу и заклеивают так, чтобы катетер оставался на месте. Хм, обычно я не обращаю на это особого внимания, но иногда это немного неудобно… зависит от того, насколько хорошо сделано, и вливают ли в меня лекарства или просто жидкость. — Вау, — Юнги снова отпускает руку, его глаза поднимаются, чтобы осмотреть пакеты с жидкостью, свисающие с капельницы. Странная машина, к которой она подключена, вся светится цифрами и словами, которые Юнги не понимает. — Я не понимаю, но звучит так, будто ты много знаешь. Ты когда-нибудь думал о том, чтобы стать врачом? В ответ Хосок гогочет: — Ты издеваешься надо мной, что ли? Хен, я не могу вынести даже вида собственной крови, не говоря уж о чужой. Кроме того, от лежания в больнице я чувствую себя как-то противно, да и я недостаточно умен для медицинского. — Хотел бы я, чтоб ты так не говорил. — Как не говорил? — Не говорил, что ты недостаточно умен, чтобы делать какие-то вещи, — уточняет Юнги. Хосок отворачивается от него, потому что он вечно не хочет такое слышать; но Юнги все равно это произносит. — Ты достаточно умен, чтобы делать все, что захочешь, тебе просто нужно все время учиться и практиковаться. Я уверен, что с дизайном интерьера все работает так же, верно? Так что не смей думать, что ты недостаточно умен. Ты просто еще не использовал весь свой потенциал. — Тебе всегда нужно говорить такие вдохновляющие вещи? — дразнится Хосок, глядя на него теперь. Но улыбка его полна благодарности, потому что парень действительно благодарен. — Конечно. Это не временно — это моя сущность, — шутит Юнги в ответ. — Верно, верно. Как я мог забыть? — улыбка на его лице превращается в одну из любимых улыбок Юнги, потому что у Чон Хосока есть несколько типов улыбок для разных случаев. И тот тип, который у него на лице, буквально кричит «беда». Юнги интересно, что Хосок скажет дальше, и ему долго ждать не приходится. — Ты все еще слишком далеко… давай, сядь рядом со мной. Та странная команда — последнее, что Юнги ожидает услышать. Сначала он не понимает, о чем просит его Хосок, потому что остальные стулья стоят еще дальше, в другом конце палаты. Однако все становится достаточно очевидным, когда Хосок двигается на больничной койке, освобождая место с краю. Затем он похлопывает по матрасу и ждет. Это нормально, люди правда так делают в больницах? Такой вопрос — первое, что приходит в голову Юнги, потому что он действительно не знает. Он не видит смысла сидеть на кровати, когда для есть столько стульев, но, возможно, Хосок просто сейчас прилипчив. Пребывание в больнице, вероятно, заставляет людей совершать странные вещи. Волнение, зарождающееся где-то в желудке, практически неизбежно, поэтому Юнги изо всех сил старается игнорировать его, когда в конце концов встает со стула и осторожно садится на маленький островок, который оставил для него Хосок. Сидеть на кровати неловко. Юнги не знает, что делать со своими руками, не может смотреть на лицо Хосока, а прежний страх начинает подкрадываться снова, становясь еще заметнее, чем раньше. Он пытается оставаться спокойным, старается не обращать на это внимания. Хосок в порядке. Это не смертное ложе. Нет причин беспокоиться. — Хен? Юнги вздрагивает от касания к его плечу. И тут же жалеет об этом, он не может контролировать свой рефлекс, но Хосок этого не знает. Глаза друга расширились, и он, вероятно, хочет спросить, что не так и хорошо ли себя чувствует Юнги, потому что выглядит он сейчас немного странно. Хосок ничего не подозревает, потому что Юнги ему не рассказал. Делает ли это его лицемером? — Прости, — бормочет Юнги. Ему приходится сложить руки вместе, чтобы не поддаться желанию погрызть ногти. — Ты ни в чем не виноват, просто… мне немного тревожно находиться в больнице. Это самое большое преуменьшение за год, но это максимум, что Юнги может сказать прямо сейчас. Однако нечистая совесть не щадит его. Он лжет и знает, что ему должно быть стыдно за это после всего, что он только что наговорил Хосоку. Они даже пообещали друг другу, что больше не будут таить секреты. Юнги стыдится того, что почти нарушил это обещание всего через несколько минут после того, как оно было дано. Разговоры о прошлом никогда не были легкими для Юнги. Он знает, что должен это сделать — ведь если Хосок достаточно силен, чтобы сказать правду, то Юнги нужно найти те же силы в себе. Потому что Хосок — его лучший друг, а Юнги устал хранить секреты. — На самом деле, — продолжает он, сердце в груди бьется быстрее теперь, когда он принял окончательное решение. — Я сказал, что не буду хранить секреты, так что… есть причина, по которой мне здесь так тревожно. Я не говорил об этом особо, потому что мне не нравится это обсуждать, но я хочу, чтобы ты был знал. Он ждет ответа, но его нет. Хосок решает терпеливо ждать истории Юнги, и он не планирует перебивать его. Вот какой человек Хосок, и таким он всегда был: терпеливым, понимающим, добросердечным, бескорыстным. Он никогда бы не заставил Юнги говорить о вещах, которые причиняют ему сильную боль. По этой причине Юнги и хочет рассказать ему, потому что он хочет поделиться с Хосоком даже самыми запутанными сторонами себя. Он знает, что Хосок примет его в любом случае. — Я уже упоминал о нем раньше, о вокалисте, который был участником группы до прихода Чонгука. Его звали Сэбель, и эм… на самом деле он был моим парнем в то время. Реакция Хосока на эту новость остается загадкой, потому что Юнги уставился вперед, не в силах сосредоточиться ни на чем, кроме стены перед ним. Ему никогда раньше не приходилось облекать все это в слова. Всем, кто уже знает об этом, не нужно объяснять это, а у тех, кто не в курсе и не было причин узнавать. Юнги хранит это глубоко внутри себя уже более трех лет. Трудно описать даже половину того, что он чувствует, но он сделает все возможное для Хосока. Потому что он доверяет Хосоку, и Хосок доверяет ему в ответ. — Starless Skies существует только благодаря ему. Он создал группу и пригласил Джин-хена присоединиться, потому что они были в одном классе и уже дружили… затем мы с Намджуном вместе пошли в старшую школу. Его затянуло в группу следующим, а я присоединился последним. Юнги помнит эти события, словно они произошли только вчера. Средняя школа была достаточно сложной, но старшая была совершенно другим зверем. Они с Намджуном прошли путь от маленькой частной средней школы до одной из самых больших государственных школ в городе. Он помнит, как цеплялся за единственного друга, которого знал, хотя они уже не учились в одном классе. Кроме того, Намджун хотел стать музыкантом, в то время как Юнги уже планировал сосредоточиться на баскетболе. Именно тогда и появился Сэбель с его чрезмерным энтузиазмом и хитростью. Он нашел Намджуна, слоняющегося у помещения группы, и принял его барабанщиком в свою группу. Намджун согласился, потому что он Намджун, и ему всегда было трудно говорить людям «нет». Опять же, поскольку он Намджун, он случайно упомянул, что у него есть друг, который умеет играть на гитаре и, возможно, захочет присоединиться к группе, если они достаточно вежливо попросят. В то время музыка была любимым хобби Юнги, но он видел в баскетболе ворота в свою будущую карьеру. Он был хорош в спорте, и полагал, что сможет получить университетскую стипендию, тем самым решив проблему отсутствия академических способностей. Но все изменилось, когда Сэбель решил сделать своей жизненной миссией уговорить Юнги присоединиться к группе. Он просил снова и снова, а Юнги отказывал; потому что ему Сэбель показался странным парнишкой, который получал от жизни желаемое, умоляя об этом. Такая настойчивость раздражала, и он предпочел бы держаться подальше. Юнги это удавалось — до того дня, когда Сэбель вызвал его поиграть в баскетбол, заявив, что Юнги должен присоединиться к группе, если проиграет. Если бы Юнги победил (а Юнги знал, что победит), тогда ему, очевидно, не пришлось бы становиться их мембером. Конечно, в конце их спора и неизбежной победы Юнги Сэбель заявил, что хоть парень может и не вступать в группу, он никогда не говорил, что отстанет от Юнги со своими приглашениями. В тот день Юнги узнал, что Сэбель был хитрым ублюдком, неспособным сдаться, даже когда уже проиграл. Юнги также узнал, что по какой-то глупой причине его это привлекло. — Но дело в том, что… Родители Беля никогда по-настоящему не поддерживали его хобби. Им не нравилось, что он проводил так много времени в группе вместо того, чтобы делать то, что они от него хотели, поэтому у него были с ними не самые лучшие отношения. И, например, всякий раз, когда ситуация ухудшалась, он звонил мне или приходил ко мне домой, чтобы потусоваться. Мы жили довольно близко друг к другу. Вот… в общем, так мы и начали встречаться. Другие воспоминания начинают наводнять его разум, например, тот случай, когда Сэбель неожиданно появился в доме Юнги с грустной улыбкой на лице и синяком на щеке. Это был не первый раз, когда Себель убегал из дома, но он впервые сбежал к Юнги. В такие ночи, как та, они часами ничего не делали, только делили наушники, слушая случайные плейлисты. У Сэбеля был плейлист на все случаи жизни: когда ему было грустно, когда он злился, когда не мог придумать лирику для новых песен, когда хотел поцеловать мальчика, лежащего рядом с ним, но не решил, стоит ли. Быть с ним означало просыпаться каждое утро с предвкушением чего-то интересного. Любить его означало обнимать каждую одинокую звезду высоко в небе, обещая беречь их свет до конца времен. — Но однажды он позвонил мне, а я заснул раньше, чем обычно… Я не отвечал на звонки, и поэтому он пошел тусоваться с этими гребаными парнями из колледжа, которые мне никогда не нравились. Потому что он был глупым и одиноким, а меня не было рядом с ним. Он напился с ними, а потом они позволили ему уйти, совсем одному, и… и он просто бродил по улицам. Я… думаю, мне не нужно рассказывать тебе, что произошло дальше. Юнги больше не плачет. Иногда он задается вопросом, не может ли он физически. Каждая пролитая им слеза скатилась с его щеки и упала на землю под ним, только чтобы высохнуть и исчезнуть без следа. Юнги больше не плачет, потому что он уже так много плакал, и если где-то есть бог, этот бог его криков не услышал. Так, Юнги больше не проливает слез. Слезы не вернут ему его первую любовь. — Когда я приехал в больницу, мне сказали, что его мозг умер. Полиция даже не нашла человека, который его ударил. Я… я ждал много часов, я просто хотел увидеть его, но… Я не был его семьей. Его родители позволили мне увидеть его лишь раз, прежде чем они… решили отпустить его. Это больно. Вероятно, больно будет всегда — и Юнги учится жить с этим. Некоторые дни тяжелее других. Смеясь вместе с остальными над чем-то забавным, он порой останавливается и задумывается, разрешено ли ему быть на мгновение счастливым. Некоторые дни даются легче, чем он ожидает. Иногда он может часами бренчать на гитаре, или возиться со своими товарищами по группе, или болтать с Хосоком до двух часов ночи. Он способен делать такие вещи, потому что жизнь идет, и Юнги будет продолжать делать все возможное, чтобы идти в ногу с ней. — Я… больше не виню себя, но даже спустя три года я спрашиваю себя… если бы я не спал той ночью… если бы я был рядом с ним, был бы он все еще здесь сейчас? Я не знаю, и это больно, потому что я никогда не узнаю. Примирение с неизвестным — самая сложная задача, которую Юнги когда-либо брал на себя. Он слышал все старые поговорки, что время лечит, и он должен продолжать жить каждый день, чтобы достичь момента, когда с ним все будет в порядке. Юнги лишь хочет, чтобы больше людей говорили о том, что эта борьба нестабильна — и то, что он иногда расстраивается, не означает, что он сделал шаг назад. Он может продолжать делать успехи и двигаться вперед по-своему, потому что он сам по себе. Никто другой не может указывать ему, как скорбеть. Пара теплых рук обвивает его, когда становится ясно, что он закончил говорить. Юнги не замечает, пока его лицо не прижимается неловко к плечу Хосока, и ему не приходится повернуть голову, иначе он не сможет дышать. — Я… Что ты делаешь? Руки Хосока обнимают его, и Юнги не может понять, почему это вдруг происходит, но единственное, он может различить, так это то, что Хосок пахнет невероятно приятно. Каким-то образом. Юноша сидит на больничной койке в больничной рубашке, но от него совсем не пахнет больницей. Он просто пахнет Хосоком — свежим мятно-фруктовым шампунем, нежным осенним ветерком, который убаюкивает поврежденное сердце Юнги и обещает защитить его от остального мира. — Я не знаю, — отвечает Хосок, и хотя его объятия крепкие и оберегащие, его голос звучит наоборот: невероятно мягко и нехарактерно тихо. Он звучит так же растерянно, как и Юнги. — Я просто подумал, что должен это сделать… Я думаю, мне стоит. Что-то в этих словах заставляет сердце Юнги болеть в два раза сильнее. Он не плачет, потому что не может, но прерывисто дышит, рассеивая все болезненные эмоции в воздухе и освобождая свое тело от тяжкого бремени. Он знает, что эмоции вернутся, они всегда возвращаются; но сейчас он может быть свободен. Хосок спрашивает: — Извини. Мне тебя отпустить? — Нет, — мгновенно отвечает Юнги, потому что понимает, что не находиться в защищающих объятиях Хосока — последнее, чего он сейчас хочет. — Нет, я… я не хочу, чтобы ты это делал. Пока нет. Юнги знает, что он прилипчив. Чувствует, что он, вероятно, еще и эгоистичен. Именно Хосок — тот, кто попал в больницу, это он должен получать утешение от своего лучшего друга. Не наоборот. Быть может, Юнги тоже разрешено быть утешенным. Хоть он и не пострадал физически, это не меняет того факта, что ему больно. И когда человеку, о котором ты заботишься, больно, ты утешаешь его. Именно это делает Хосок. — Хорошо, — говорит он, крепче обнимая Юнги, когда тот прижимается к нему еще сильнее. Он повторяет: — Хорошо. Это второе обещание, которое они дают за сегодня.