Открою тебе маленький секрет: Я жажду лишь твое тепло.
Юнги не знает, что делает. Темная линия, растушеванная под его левым глазом, выглядит как-то не так. Он впервые подводит глаза самостоятельно, и он никогда б не думал, что это будет так сложно. Юнги настолько боится ткнуть кисточкой себе в глаз, что рисует совсем не там, где нужно — и теперь выглядит так, будто нарисовал на щеках черные полосы к футбольному матчу. Парень слишком боится накрасить другой глаз, зная, что, скорее всего, получится еще хуже. На самом деле незачем так стараться выглядеть круто. Он не прилагал столько усилий, чтоб кардинально изменить свой образ перед их первым живым концертом, но на этот раз все по-другому. Играть они будут не на сцене в маленьком зале, где есть небольшая дистанция между ними и аудиторией. Сегодня вечером они выступают перед толпой студентов, близко и лично, без каких-либо других групп, которые могли бы перетянуть на себя внимание. Эта ночь принадлежит им и только им, поэтому Юнги хочет произвести хорошее впечатление. В конце концов, им каким-то образом удалось получить настоящее приглашение сыграть концерт на вечеринке в честь Хэллоуина — пусть раньше это и казалось маловероятным. Эту возможность им нельзя упускать или облажаться с ней. Конечно, все это не имеет никакого отношения к подводке для глаз, но разве это преступление — хотеть выглядеть эджи? Юнги так не думает. Кроме того, он и его товарищи по группе одевались так еще в старших классах, когда «перестараться» не считалось чем-то плохим. Все еще не может поверить, что все так плохо, но то, что он до сих пор не может нанести себе макияж, действительно ранит его гордость как альт-рок-музыканта. По другую сторону двери Сокджин зовет его: — Юнги-я! Ты закончил уже крутиться у моего зеркала в ванной? Вздохнув, Юнги решает встретиться с последствиями своих ужасных ошибок. Он тянется к ручке и открывает дверь, полностью готовый к реакции своего друга — и даже не моргает, когда Сокджин тут же смеется над ним. Юнги не ждет, пока тот закончит, ведь времени осталось мало и не хочется опоздать на вечеринку. Им нужно создать репутацию, все должно пройти гладко. — У меня не получается, — почти уже ноет Юнги. Он вкладывает подводку в ладонь Сокджина. — Хватит ржать и помоги мне, или мы ни за что не выйдем вовремя. — Ладно, ладно. Без паники, — Сокджин, наконец, прекращает нежелательный смех, заталкивая Юнги обратно в ванную. Заставляет Юнги сесть на крышку унитаза и приносит полотенце, чтобы намочить его в раковине. — Ты с закрытыми глазами красился, что ли? Слишком далеко нарисовал. — Да знаю я, но разве так не рисуют? Я не хотел себе выколоть глаз. Сокджин не утруждается ответить на слова не разбирающегося друга. Он с жалостью качает головой и встает между ног Юнги с влажным полотенцем в руке. Оно морозит кожу, но Юнги терпит, пока Сокджин аккуратно стирает размазанный макияж у него под глазами. — Тебе изначально следовало попросить меня о помощи, но… ах, неважно. Это же ты, — его ухмылка раздражает Юнги больше, чем обычно, но он не может жаловаться. Кажется, что Сокджин всегда спасает его. Юнги задается вопросом, будет ли у него когда-нибудь шанс отплатить тем же. — Окей, теперь замри. Сначала накрашу тебе верхние веки. Пока Сокджин аккуратно делает макияж, Юнги сидит с закрытыми глазами и терпеливо ждет результата. Он знает, что никогда не был хорош в мейкапе, но когда он думает о прошлом и о тех, с кем проводил все свое время, Юнги понимает: это все потому, что он никогда и не пробовал. Тогда Сэбель был тем, кто ходил в школу с подводкой для глаз и знал, как укладывать свои волосы. Не Юнги. Тогда Сэбель нежно держал щеку Юнги, говорил ему не двигаться и что краситься подводкой не больно, если Юнги будет сидеть смирно. Это всегда был Сэбель: пирсинг Юнги, его длинные волосы, подводка для глаз — все. На многое из того, что Юнги делал и чем наслаждался, повлиял человек, которым он восхищался. Но прошлое осталось в прошлом, а Юнги все еще пытается понять, кем хочет быть. Он думает, что всегда круто выглядел с подводкой для глаз, поэтому надеется когда-нибудь научиться правильно ей пользоваться. Может быть, он не в состоянии сделать это сегодня, но это не значит, что он сдастся. — Вау, ты даже прическу сделал, — тихо комментирует Сокджин. Хотя, похоже, он искренне впечатлен. — Я никогда раньше не видел, чтобы ты носил эту резинку для волос, она новая? Подожди-ка… она с котиками? — Это Хосок подарил, — объясняет Юнги, но его друг уже посмеивается над тем, насколько очарователен этот маленький аксессуар. Обычно Юнги ходит с распущенными волосами, пока не приходит время брать гитару, но сегодня он пытается быть смелым, собрав волосы в хвост наполовину; остальные волосы каскадом лежат на плечах. — А это выглядит… плохо? Только честно. — Нет-нет. Вовсе нет. Это просто неожиданно, — говорит Сокджин, и его слова действительно звучат искренне, когда он добавляет: — По-моему, тебе идет. Стоит делать так почаще или… поэкспериментировать и с другими стилями. Ладно, короче, теперь нижние веки. Юнги вновь открывает глаза и сидит молча. Признаться, комплименты заставляют его чувствовать себя хорошо, будто он и не тратил время, возясь с сумасшедшим гнездом на голове. Ему не особо нравится идея что-то менять, но, возможно, не помешает последовать совету его друга и попробовать различные варианты. Сегодня хвост, а на следующий день пучок; кто сказал, что ему ничего другого не понравится? Выяснить это придется самому. — Волнуешься? Внезапный вопрос вырывает Юнги из его мыслей. Он моргает, и Сокджин предупреждает его, чтобы он так не дергался, стрелка почти идеальна, и он не хочет, чтобы его тяжелая работа была напрасной. Несмотря на все подшучивания, этот вопрос все еще висит в воздухе, и Юнги вынужден быть честным с другом и самим собой. — Ну… невозможно не волноваться, — тихо признается он. — Но это же не важно? Когда мы приходим и устраиваем чертовски хорошее шоу, кого волнует, что мы нервничаем? Теплая улыбка, расцветающая на лице Сокджина, говорит Юнги, что друг думал так же. — Хэй, — внезапно к ним присоединяется третий голос — теперь в дверях стоит Намджун; Юнги видит его только краем глаза. — Все еще помогаешь Юнги-хену прихорашиваться? Чонгук только что написал мне, что он уже на месте, так что нам пора выдвигаться. — Готово! — объявляет Сокджин сразу после этого. Он отступает, чтобы рассмотреть свою работу, а затем отвечает на волнение Намджуна: — Скажи ему, что мы в пути. Я знаю, что он живет дальше, но мы можем забрать Хосока и позже. Я не хочу, чтобы Джей Кей долго стоял на улице в одиночестве. — Меня это устраивает, — говорит Юнги, замечая, что Сокджин ждет его одобрения. Изначально они планировали подобрать Хосока, а затем пересечься с Чонгуком, но новый план имеет больше смысла. Таковы обстоятельства, ничего не поделаешь. В любом случае, он отвечает: — Я тогда предупрежу Хосока. Не теряя ни минуты, они втроем покидают квартиру Сокджина и садятся в его тачку. Из-за характера сегодняшней вечеринки группа неохотно приняла приглашение выступить на ней. Чонгук поклялся, что обязательно сможет провернуть свой гениальный план и сказать семье, что ночует дома у хорошего друга. После того, как его высадили у дома этого друга и он убедился, что все чисто, Чонгук немедленно покинул квартал, отправившись пешком в ближайший круглосуточный магазин, где он сейчас и ожидает своих мемберов. Это по-дурацки рискованно и далеко не самая лучшая схема, в которой они когда-либо соглашались участвовать, но они смирились с этим по одной-единственной причине. Группе нужно использовать каждую предоставленную им возможность, если эти возможности помогут им стать ближе к своей конечной цели. Такие ночи — просто часть неизбежного процесса, и это их личный тест, который проверяет, готовы ли они сделать все возможное, чтобы добиться успеха. Успех и слава — вот что они жаждут попробовать. Так что никто не может пожаловаться на методы достижения целей. Пока никто не пострадает, их ничто не остановит. Чонгук стоит у входа в 7-Eleven, освещенный яркой флуоресцентной вывеской, с чехлом для гитары за спиной. Для Юнги младшенький совсем не выглядит тревожным, по крайней мере, внешне. Он уверен, что нервяк догонит его, как только они приедут на вечеринку, но пока Чонгук лучезарно улыбается, когда видит въезжающую на небольшую парковку машину. Паренек практически вприпрыжку спешит к двери заднего сидения и, когда открывает ее, бросает на Юнги короткий взгляд, прежде чем обратиться к остальным мемберам, сидящим спереди. — Привет, я как раз собирался отправить еще одно сообщение, чтобы спросить, где вы, ребята. Ты как-то медленно едешь, Джин-хен. — Прошу прощения? Это называется соблюдать правила дорожного движения, чтобы мою задницу не арестовали, — спорит Сокджин. Не реагируя на это, Чонгук вместо этого поворачивается к Намджуну, наклоняясь ближе к спинке пассажирского сиденья и шепча как можно громче: — Кстати, кто она? Сначала никто ничего не говорит, не понимая, что и кого именно Чонгук имеет в виду. Однако Юнги первым понимает, что мальчишка на самом деле говорит о нем. Это настолько нелепо, что Юнги не уверен, должен ли он смеяться или обижаться, но больше склоняется к обиде, поскольку Чонгук сейчас явно не шутит. — Это я, идиотина! — практически пищит Юнги, но остальные его слова едва слышны из-за громкого ржача Сокджина и Намджуна, когда те понимают ситуацию. — Все, что я сделал, это изменил прическу и накрасил глаза, Гук. Поверить не могу, что ты… — Это я идиотина? Ты выглядишь совершенно по-другому! — едва возражает Чонгук, но в то же время смеется, и от этого его слова звучат не так искренне. — Извини, хен- клянусь, на секунду ты стал другим человеком, потому что я не смотрел на тебя особо долго, чтобы заметить. Я подумал, что ты, типа, какая-то рандомная подружка или девушка… Ржач с переднего сидения становится лишь в два раза громче. Чем больше Чонгук пытается объяснить свои рассуждения, тем глубже роет себе могилу: — Я ничего такого не имел в виду, клянусь! Это только потому, что у тебя длинные волосы и ты выглядишь довольно симпатично, поэтому я просто предположил… Юнги хочет разбить его лицо об окно. Он сдерживается, чтобы прекратить серию извинений, которые Чонгук приготовил для него. — Все в порядке, окей, я понял, — надеясь доказать, что он правда не злится, Юнги пару раз ободряюще похлопывает другого парня по плечу, ухмыляясь, когда Чонгук резко вздрагивает. — Я не злюсь, обещаю. И… Мне все равно, что ты думал, что я девушка; но, возможно, то, что ты подумал, что я могу быть подружкой одного из них, как раз-таки ранит мои чувства. Я как бы явно слишком хорош для них, так что вбей себе это в голову. Юнги не отрицает, что ему приятно видеть, как Чонгук кивает в знак согласия со всем, что он говорит, в то время как два сидящих спереди демона хвалят Юнги за впечатляющий камбэк. И все же он рад, что шумиха стихает, когда они вновь в дороге; следующая остановка — универ Хосока. Сейчас Юнги ловит себя на том, что думает о других вещах: например, как Хосок отреагирует на незначительные изменения в его внешности. Юнги никогда особо не заботился, что другие люди о нем думают. Что насчет незнакомцев, он относится к ним с элементарной человеческой порядочностью, которой заслуживают все люди, потому что он не мудак и не хочет, чтобы его таковым считали. Когда дело доходит до его друзей и семьи, он относится к ним даже лучше, ведь они действительно ему дороги и он хочет поддерживать с ними хорошие отношения. Хосок — один из его самых близких друзей, это правда. Тем не менее, Юнги не может игнорировать факт, что его невероятно волнует мнение Хосока о нем; и чем ближе они подъезжают к университету, тем больше он волнуется. Это не тот тип страха, который заставляет его руки дрожать. Он вполне способен отправить Хосоку смску без единой ошибки, давая тому знать, что они ждут снаружи. Нет, это другой тип волнения. Это нервное чувство зарождается в его животе и разрастается, когда Хосок наконец появляется в поле зрения. Это ощущение заполняет грудную клетку, щекоча; Юнги не может решить, хорошее это чувство или нет. Хорошее чувство возникает у него, когда он видит улыбку Хосока, пока друг приветствует группу. Сегодня он одет в забавный костюм дьявола, дополненный красными рожками на макушке и развевающимся позади черным плащом. Чонгук выходит из машины и позволяет Хосоку проскользнуть на заднее сиденье, занимая место посередине. Внезапно его плечо прижимается к плечу Юнги, и их бедра соприкасаются, когда Хосок устраивается поудобнее, но на этом все только начинается. Хосок поворачивает голову и открывает рот, чтобы впервые за вечер поприветствовать своего лучшего друга, но в ошеломлении застывает. Юнги пытается не реагировать, но его тело не дает ему выбора. Нервозность в его груди поднимается к скулам, кончикам ушей и задней части шеи, без спроса раскаляя их. Юнги старается не реагировать, но их лица слишком близко, и он не может заставить себя посмотреть на Хосока, поэтому вместо этого пялится на свои колени. Так проще, так он не может видеть то, что заставляет его беспричинно нервничать. — Вау, — таково первое слово, вылетевшее из раскрытого рта Хосока. Это едва слышно для кого-либо еще, но за этим быстро следует низкий свист и дразнящие слова. — Вау, хен! Посмотри на себя, ты разодет как сексуальная рок-звезда в этих кожаных джинсах. Твои волосы тоже выглядят очень красиво! За последние пару месяцев Юнги усвоил одно: принимать комплименты от Хосока еще сложнее, чем от кого-либо другого. Кроме того, получить комплимент от Хосока в присутствии других людей — наисложнейшее испытание. Юнги прочищает горло и пытается отмахнуться от этого, потому что Хосок определенно преувеличивает, и все это ненужное внимание, мягко говоря, смущает. — Эм, спасибо… На самом деле я не сделал ничего особенного. О, и я напортачил с подводкой, так что Джин-хену пришлось сделать это за меня. Если это выглядит странно или что-то в этом роде, можешь обвинять его. С переднего сиденья доносится скулеж «эй!» и что-то еще, чего Юнги вообще не слышит, ибо Хосок намеренно наклоняется ближе и рассматривает макияж. Иногда Юнги действительно не понимает Хосока и его странные действия. Тот часто делает вещи, которые любой нормальный человек счел бы стыдными или неловкими, но только не Хосок. Парень без проблем вторгается в личное пространство Юнги, называет его сексуальным и рандомно трогает его волосы. Юнги обычно списывает это на культурные различия, но нельзя же этим оправдывать каждую странную ситуацию. Возможно, ему нужно рассматривать поведение Хосока не столько с общей точки зрения, сколько с личной, потому что Хосок не похож ни на кого, кого он когда-либо встречал. Юнги вспоминает некоторые истории, которые Хосок рассказал ему тет-а-тет в больничной палате около двух недель назад. Хосок описал ему, каково это — расти с хроническим заболеванием, ходить в больницы и обратно большую часть своей юности. Завести друзей казалось почти невыполнимой задачей. Дети в школе писали ему письма и приносили открытки «выздоравливай скорее!», пока не привыкли к его частому отсутствию и совсем не забыли о нем. Хосок сказал, что, став старше, он признал, что его легко заменить. Друзья, которых он заводил в начале учебного года, обычно его за друга не считали, потому что он упустил слишком много вещей, слишком много событий и возможностей для налаживания связи с окружающими. Когда парень перешел во второй класс средней школы, он решил, что ему лучше учиться самостоятельно, дома. Возвращаться в класс раз в неделю ради контрольных работ по пройденному дома материалу было проще, чем просто пропускать кучу дней подряд. Каждое событие в жизни Хосока привело его туда, где он сейчас, — в университет в стране, которую, как он думал, никогда не увидит вживую. Хосок ведет себя так, потому что таков его характер, а еще он не привык иметь близких друзей, с которыми он может быть ласковым и на которых может положиться. Юноша утверждает, что Юнги — единственный настоящий друг, который у него когда-либо был, и на преувеличение это совсем не похоже. Больше похоже на преданность. — Я правда это имею в виду, — шепчет ему Хосок, когда они снова в пути. Остальные трое ведут углубленный разговор о My Chemical Romance, а Хосок в основном уделяет внимание Юнги. — Ты правда выглядишь суперски. Отчасти Юнги собирается это отрицать; он желает сказать Хосоку, чтобы тот перестал говорить ему такие вещи, и хочет спросить, как Хосок может произносить эти слова без смущения, в то время как Юнги чувствует, что вот-вот взорвется внутри. Но задавать такие вопросы было бы несправедливо, ведь Хосок просто такой человек, и Юнги этого изменить не может. И не хочет. Еще давным-давно он решил принять Хосока — будет принимать и сейчас. Хотя Юнги не может найти правильных слов для ответа, он мягко толкает Хосока в плечо, и друг как всегда сначала хихикает, прежде чем ответить тем же.***
Как оказалось, вечеринка проходит в одном из богатейших районов в округе. Так что, выезжая на длинную подъездную дорожку у дома, все, о чем думает Юнги, — это как кто-то вообще может позволить себе оплачивать и учебу в универе, и такое жилье. Правда, эту мысль озвучивает не он, а Чонгук. Сокджин поясняет, что иногда ради вечеринки люди арендуют подобные дома на одну ночь, но даже он своим словам не особо верит. Справедливости ради, никто из них не ожидал, что они будут играть концерт в доме с коринфскими колоннами у входа. В то же время, это не так уж и удивительно, ведь вечеринку проводит студенческое братство. — Так, у нас есть правила! — Сокджин перекрикивает ребят, все еще обсуждающих огромный дом. — Мы туда заходим, играем чертовски классное шоу, а когда мы там больше не нужны, мы уходим. Чонгук, ты всегда должен быть рядом с кем-то из нас. Не пей, не ешь и не говори людям, сколько тебе лет. — Что значит не ешь?! — ахает Чонгук, потрясенный нелепым приказом, который ему дали. — Нельзя такое правило вводить, ты же знаешь, насколько я голоден, когда усердно поиграю… А если чипсики? Можно мне хотя бы их поесть? Я не позволю тебе морить меня голодом. — Если это так, ты должен был хорошенько поужинать! — Сокджин продолжает спорить с мальчишкой еще секунд тридцать, прежде чем сдается со вздохом поражения. — Окей, хорошо, ладно. Ешь свои чипсики, мне пофиг, но никакой выпечки! Не спрашивай, почему, просто… поверь мне на слово. — Окей, — легко соглашается Чонгук без каких-либо возражений. Он, кажется, уже не бесится — вероятно, потому, что его нытье уже сработало в его пользу. Такая изворотливость до добра его не доведет. Сокджин же продолжает: — Хорошо. Раз мы со всем разобрались, вы пока вытаскивайте аппаратуру из багажника, а я пойду скажу хозяевам, что мы приехали. Договорились? Ребята соглашаются с планом. Та самая «аппаратура» состоит в основном из усилителей и ударной установки Намджуна — и то, и другое занимает больше всего места. Как только парни получают разрешение от хозяев, Чонгук хватает все, что только может, и шагает через ворота в задний двор, где, видимо, они и будут скоро выступать. Технически, вечеринка еще не началась, но из дома уже доносится громкий смех. Глядя в необъятные застекленные окна, Юнги видит нескольких членов братства, уже наряженных в костюмы и возящихся с красными пластиковыми стаканчиками. Он жаждет поскорее выступить вновь настолько же, насколько надеется, что это все поскорее закончится. Вернувшись к машине, Юнги замечает Намджуна, борющегося с одним из усилителей, потому что этот излишне уверенный дурачок решил ускорить процесс, буквально взвалив все на себя. Хосок, любезно предложивший помочь все расставить и переносивший вещи полегче, не колеблясь, снова предлагает свою помощь. Однако Юнги вмешивается прежде, чем Намджун сможет принять ее. — Притормози-ка, Халк. Это же не гонки, — шутит Юнги. Он берет оборудование с другой стороны и помогает его донести, пока Намджун бормочет благодарности и зовет Юнги своим героем. — Я серьезно, давай не будем калечиться перед шоу. Проходя мимо Хосока, Юнги старается незаметно поглядывать на своего друга, но не уверен, что это получилось незаметно. Тогда, в больнице, Хосок попросил Юнги не рассказывать остальным о случившемся. Точнее, Хосок не хотел, чтобы Юнги рассказал их друзьям о его проблемах с сердцем. Юноша извинился за то, что держал это в тайне, но Юнги напомнил ему, что все его поступки — это его решения, и он имеет полное право их принимать. И поскольку Юнги уважает выбор друга, он никому не разболтал о том, что узнал в тот день. И все же Юнги надеется, что Хосок немножко облегчит его бремя. Комбоусилители — это не шутки, они тяжелые, и с ними опасно иметь дело, если ты не знаешь, что делаешь. Ясное дело, Хосок — не музыкант, и он в этом совсем не разбирается. А Юнги не хочет видеть друга, задыхающегося на полу от переутомления, вот и все. Когда парни ставят комбик на землю, Юнги встает, чтобы потянуться, и говорит себе не винить себя за то, что только что совершил. Он не жалеет Хосока или же намекает, что тот ничего сам сделать не может. Это просто ситуация, похожая на ту с аллергией на арахис. Они все еще заняты сборкой ударной установки, когда к ним возвращается Сокджин и говорит, что перед выступлением еще есть немного свободного времени, так что при желании они потом могут отдохнуть у бассейна. Старший тут же добавляет, что это не значит, что они могут разбрестись и делать что душе угодно в самом доме — хотя, сейчас никто и не собирается запариваться общением с другими гостями. Кажется, даже Чонгука наконец настиг монстр страха сцены. Он старается держаться к ребятам поближе и снова и снова спрашивает, может ли он чем-нибудь им помочь. Это несомненно мило. Хосок сидит на краю бассейна, закатав штаны и окунув босые ноги в воду. Он тише обычного; правда, в его спокойном выражении лица нет намека на какую-то проблему. Не имея больше никаких дел, Юнги садится рядом с Хосоком и поджимает ноги под себя, не желая их мочить. — Собираешься поплавать? — спрашивает он в основном шутливо, раз никто из них не брал с собой сменную одежду. Они, в конце концов, сюда приехали поработать. Но так как Хосок — один из гостей, что им разрешили взять с собой, юноша может делать, что пожелает. И все же Хосок качает головой: — Да я и плавать-то не умею. И раз ты теперь знаешь мою слабость, не смей воплощать свои странные идеи. Он искоса глядит на Юнги и притворяется, будто опасается его, в то время как друг изумленно хихикает и говорит, что это абсурд. Не то чтобы Юнги сильно поражен ответом, теперь он вовсе чувствует себя глупым из-за своего же вопроса. Хосок не умел кататься на велике, так что было бы по-странному смешно, если б он вдруг умел плавать. — Может, я научу тебя когда-нибудь, — говорит Юнги, и Хосок смотрит на него с легким удивлением. — Я терпеть не могу воду и быть мокрым, но… если ты захочешь, я тебя научу. Или покажу, как держаться на плаву? Ради своей же безопасности, тебе нужно знать хотя бы это, даже если не будешь уметь плавать. — Реально? — посмеивается Хосок. — А если окажется, что я из тех людей, что почему-то не могут даже оставаться на плаву? Что тогда со мной делать будешь? — Скажу, что мне жаль и я сделал все, что мог, — шутит Юнги. Как он и ожидал, Хосок смеется еще громче и толкает его в плечо, но ему это нравится, кажется, гораздо больше, чем должно. В последнее время он чувствует, словно живет именно ради таких моментов. Смешить Хосока тем, что он говорит, и глупостями, которые он делает, должно быть, любимое занятие Юнги. Когда оба вновь замолкают, Юнги произносит: — Знаешь, тебе не обязательно сидеть здесь в одиночестве. Мы скоро начнем, но до шоу ты можешь спокойно делать что угодно. — Однако я предпочту остаться тут, с вами, — отвечает Хосок. Он оглядывается назад, где Намджун с Сокджином разговаривают с одним из членов братства, пока Чонгук возится с микрофонной стойкой, по-видимому, просто чтобы занять руки. — Я и не знал, что требуется столько усилий, чтобы все настроить перед шоу. Это правда круто. — Скорее, хлопотно, — поправляет его Юнги. — Но и отчасти по-своему весело… тем более, нам не часто это приходится делать. Это делает все более, знаешь, запоминающимся. — Да, я знаю, что ты имеешь в виду. В детстве я примерно так себя и чувствовал, когда надо было идти куда-то, типа парка, ведь случалось это нечасто. Мне не разрешали бегать, как делали это остальные мальчишки, но мне было просто весело там находиться, — тихо объясняет Хосок. Он немного смеется, когда говорит: — Иронично, как все ожидают, что маленькие мальчики будут целыми днями бегать и пачкаться, а я буквально не мог этого сделать. Впрочем, какая разница. Мне всегда не нравилось быть грязным. Юнги внимательно слушает каждое его слово и задается вопросом, как часто Хосоку удается вот так открыто говорить. Не похоже, что достаточно часто. Однако с этого момента все будет по-другому. Рядом с ним Юнги — и он с радостью выслушает его без осуждения, без жалости и без каких-либо ожиданий. Потому что Хосок — его лучший друг, о котором он сильно заботится, и это взаимно. — В любом случае, когда придут Тэхени и Чимини, я не буду одинок, — Хосок вновь звучит воодушевленно. Он в последнее время то и делал, что переписывался с ними двоими, и после поездки в Ноттс они виделись еще пару раз, ведь их универы рядом. Юнги рад, что Хосок заводит новых друзей и чувствует себя довольным. — Оу, да. Ну, надеюсь, они скоро подъедут. Тэхен обещал сделать нам сегодня классные фотки для нашего Фейсбука. — Не волнуйся, хен. У меня есть запасной план, если вдруг они не появятся, — заявляет Хосок, с озорной улыбкой держа в руке мобильник. Юнги едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Вскоре после этого начинается выступление, и все они в шоке, когда пустой задний двор внезапно заполняется людьми. С улицы трудно сказать, сколько людей в доме, но толпы, стоящей перед ними сейчас, почти достаточно, чтобы соперничать с аудиторией прошлого шоу. Однако неожиданный размер толпы их не смущает. Они начинают шоу с безграничной энергией, первой играя одну из своих лучших песен. Это старая мелодия, которую Юнги и Намджун написали вместе еще в старшей школе, но в ней все еще содержится то же послание, которое они стремятся донести в настоящем.Можете пытаться сломить нас,
Но мы ни за что не отступим,
Нет, мы ни за что не отступим.
Для того, кто едва может сдержать нервную дрожь перед началом шоу, Чонгук передает послания их песен так, словно был рожден для этого. Его мощный вокал взывает к небесам, в то время как голос Сокджина поднимает его и уносит еще выше в небо. Химия их уникальных звучаний остается непревзойденной для ушей Юнги, и это отнюдь не преувеличение. Он искренне верит, что его товарищи по группе были благословлены голосами ангелов. Эти двое могут с легкостью болтать с аудиторией, подхватывая фразы друг друга во время речи после первой песни, а также иногда подключая Намджуна с Юнги. На этот раз группа всего пару дней назад придумала жалкую пародию на сценарий, чтобы было проще, но, похоже, публике они все равно нравятся. Сокджин рассказывает забавную историю о том, как они придумали название для одной из своих новых песен, Чонгук вовремя вставляет шутейку — и холодный ночной воздух наполняется смехом толпы. Играя финальный припев второй песни, Юнги замечает единственные знакомые лица среди студентов, стоящих перед сценой. Тэхен лавирует в толпе и выходит из нее с модной камерой в руках, полностью посвятив себя подбору лучших ракурсов для своих фотографий. А Чимин тем временем скачет под музыку, его волосы развеваются во все стороны, а крошечные кулачки подняты в воздух. Прямо рядом с танцующим парнем стоит Хосок, его глаза широко раскрыты в восхищении, а губы растянуты в постоянной улыбке, которая только становится шире, когда он замечает, что Юнги смотрит на него. Момент, который они разделяют, длится недолго, и все же осознание того, что Хосок всегда наблюдает за ним, дает Юнги такой заряд энергии, что ему кажется, он может продолжать играть целую вечность. Находясь перед толпой, чувствуешь себя как во сне. Долгое время Юнги не осознавал, что он подпевает. В отличие от Чонгука и Сокджина, у него даже нет микрофона перед собой, но он подпевает, почему бы и нет, он кайфует от исполнения музыки со своими лучшими друзьями. В такие моменты он реально убеждается, что играть музыку — это все, чем он когда-либо хотел заниматься. Только это, ничего больше. Потому что ничего больше ему и не нужно. Юнги «просыпается» только в конце. Громкие приветствия звенят в ушах, слишком много голосов звучат одновременно: один голос говорит всем, чтобы они еще раз поаплодировали группе, несколько других раздают комплименты и бесконечные похвалы. Он слушает их и старается запомнить каждое слово, насколько позволит ему мозг, потому что такие моменты случаются недостаточно часто, и он не хочет, чтобы это заканчивалось. Но это уже закончилось, и все, что Юнги хочет сделать сейчас, это перемотать время назад и играть снова и снова, пока тело не откажет. В следующий раз. Он должен начать с нетерпением ждать следующего раза, потому что тот обязательно наступит, и ребятам нужно подготовиться к нему. Пока группа продолжает стремиться к великим свершениям, следующий раз всегда будет. Большая часть толпы вновь уходит в дом, поскольку это единственное укрытие от прохладного осеннего бриза. Юнги признает, что его пальцы и щеки прохладные на ощупь, но остальная часть его тела кажется слишком горячей. Кто-то включает стерео, и каждый раз, когда кто-то открывает раздвижную стеклянную дверь на задний двор, слышны громкие басы популярной музыки. Пока Юнги обращает внимание только на знакомые лица, которые приближаются к нему. Без предупреждения, Хосок закидывает обе руки на плечи Юнги, притягивая того в неожиданное объятие, чуть не выбивающее гитариста из равновесия. На этом юноша не останавливается. Хосок хихикает прямо ему в ухо, от сладкого звука по спине Юнги пробегают волны мурашек, в то время как его полный восторга приятель раскачивает их обоих из стороны в сторону. Он всегда был любвеобильным, но все же это кажется перебором. Юнги не знает, как на это реагировать — да и шанса ему не дают: Хосок немного отстраняется и улыбается ему блестящими зубами. — Ты рок-звезда! — громко заявляет он. С близкого расстояния розовый оттенок на его щеках виден отчетливее, чем что-либо другое, вместе с запахом выпивки, который разносится в воздухе между ними. — Я наблюдал за тобой все это время! Ты видел меня? Ты видел, где я был? — Ну, да, я- — Я тоже тебя видел! — встревает Чимин. Он чуть не спотыкается о собственные ноги, но умудряется удержаться, когда со смехом наклоняется к Хосоку. Лицо его такое же красное, и Юнги задается вопросом, когда, черт возьми, это произошло, потому что оба они явно немного пьяны. — Типа, я не ожидал, что вы, ребята, будете так хороши, не буду врать. Звучит оскорбительно? Извини, я просто имею в виду, что ты так хорош. Может быть, по-странному хорош. — Видишь? Разве я тебе не говорил? Они лучшая группа в мире, — хвастается Хосок. Пьян он или нет, но его дикое заявление звучит совершенно серьезно. Все равно приятно от него такое слышать. В любом случае, Юнги не уверен, как вести себя с двумя пьяными парнями, которые перебивают друг друга и цепляются за него, но взгляд в сторону его товарищей по группе показывает, что никто не обращает на них никакого внимания, так как все они столпились вокруг Тэхена, чтобы посмотреть фотографии, которые он сделал сегодня. Как бы глупо это ни было, какое облегчение, что Чимин замечает это и сразу же переваливается, чтобы прильнуть к своему парню. Он громко провозглашает Тэхена величайшим фотографом, который когда-либо жил, и что группа должна ему тысячу долларов за его услуги. Его товарищи по группе могут пока повеселиться, так что Юнги обращает свое внимание на Хосока, который все еще не полностью освободил его — не то чтобы Юнги возражал, все совсем наоборот. — Я думаю, кто-то был занят вычеркиванием вещей из своего списка желаний, — дразнит он. — Хотя, я немного ревную, потому что ты сделал это с Чимином, а не со мной. — Оу… — Хосок смотрит на него в шоке, как будто его только что поймали на совершении ужасного преступления, и он в нескольких секундах от того, чтобы сойти с ума. — Прости, хен, я не знал, что… что ты хотел, чтобы я подождал тебя… — Я прикалываюсь, Сок. Это была просто шутка, — поясняет Юнги, и то, как Хосок немедленно возвращается к ухмылке, делает все это намного забавнее. — Как ты себя чувствуешь? — Как… как… — Хосок замолкает, слова не приходят в его пьяный разум. Он заканчивает: — Я не знаю? Это не должно быть так забавно, но Юнги не может не смеяться над тем, как его пьяный друг мучается со словами и банальными действиями. Возможно, тот факт, что это первый раз для Хосока, и делает его таким иконичным. Хосок же испытал здесь так много первых разов, и Юнги счастлив быть их свидетелем. Он хочет быть их свидетелем, каждого из них, ведь они всегда переживают такие моменты вместе. — Эй, это лучше, чем чувствовать себя ужасно, — отмечает Юнги. Хосок смеется вместе с ним: — Да, наверное. И еще! Теперь, когда шоу закончилось, в этот раз со мной должен выпить ты. Ты хочешь, хен? Выражение лица у юноши такое нетерпеливое, что нельзя отказать. Юнги всегда был слаб перед людьми, милашничающими, чтобы добиться своего; и сейчас то же самое. В конце концов, он сам слаб перед Хосоком, так что ничего не поделаешь. Юнги еще раз оглядывается через плечо, задумываясь, хорошая ли это идея. Сокджин сказал, что они уйдут, как только их услуги больше не понадобятся, но не похоже, что это скоро произойдет. Старший сейчас слишком занят, смеется над чей-то фразой, окруженный несколькими рандомными тусовщиками. Намджун крадет стаканчик прямо из рук Чонгука и выпивает содержимое, а сам Чонгук лишь пожимает плечами, как будто его поимка была неизбежна. Его все равно больше интересует целая миска картофельных чипсов, которую ему кто-то предлагает. — Конечно, — в конце концов решает Юнги, и блеск в глазах Хосока гипнотизирует его. — Один глоток не повредит. Не проходит и секунды, как Хосок берет его за руку и ведет за собой.***
Подобно лавине на вершине высочайшей горы, все валится без предупреждения. Таков пьяный Хосок — факт, который Юнги быстро усвоил в эту ночь. Они вместе выпивают по случаю празднования, и примерно через двадцать минут Хосок полностью выходит из строя. Он не теряет сознание или что-то в этом роде, но переизбыток энергии утекает вмиг. В один момент он хихикает, запрокинув голову, не стыдясь, а в следующий — выглядит совершенно потерянным. Лицо его свекольно-красное, и не похоже, что ему все еще весело, но, к счастью для него, парни не задерживаются здесь надолго. Юнги поручает Чонгуку присматривать за Хосоком в машине, пока остальные собирают оборудование. Сначала Чонгук реагирует разочарованным стоном, но затем он видит состояние Хосока своими глазами. После этого мальчишка не жалуется, и довольно мило наблюдать, как он ведет Хосока за руку, словно молодой человек помогает пожилому перейти улицу. Ну хотя бы Хосок послушен. Вот Тэхену приходится чуть ли не нести Чимина до своей машины. По той же схеме, что и раньше, Чонгука высаживают первым, но Сокджин настаивает на том, чтобы отвезти его до дома того друга, а не оставлять в круглосуточном магазине. Чонгук признается, что это была одна из лучших ночей в его жизни, и все это время он глядит себе под ноги, скрывая смущение. Когда старшие начинают дразнить его за это, Чонгук советует им валить, пока он не вызвал копов. Однако в машине без него слишком тихо. Ни у кого нет сил связать больше пары слов. Хосок сидит неподвижно, положив голову на плечо Юнги. Тот знает, что друг все еще не спит, потому что всякий раз, когда тачка качается, он устраивается поудобнее. Дребезжание машины — не самый приятный опыт, поэтому Юнги испытывает облегчение, когда они наконец добираются до универа. Хосок выбирается из машины теперь намного легче, но Юнги на всякий случай держит руку на его талии. — Где твоя ключ-карта? — спрашивает Юнги, дойдя до входа в общежитие. Хосок отвечает долгим гудением, как будто его мозг пытается придумать правильный ответ. К счастью, ему не требуется много времени, чтобы пробормотать: — Карман. Левый, думаю? Или… другой, не левый? Хз. Он заканчивает свою короткую бессвязную речь тихим смехом, который быстро затихает. Мило. Однако он не совсем беспомощен, поскольку Юнги находит карточку в левом кармане брюк Хосока. Как только они оказываются внутри, он продолжает вести Хосока по коридору и той же карточкой открывает дверь в комнату. — Ты сейчас та еще макаронина, так что… Я помогу тебе лечь спать, — предлагает Юнги. Он отпускает Хосока и ждет ответа или подтверждения, но Хосок продолжает двигаться; снимает обувь и свои дьявольские рога, беззаботно бросая их на пол. Он делает то же самое с нелепым плащом, почти спотыкаясь о него, шагает к кровати и падает прямо на матрас. — Сок-а, ты как бы все еще в своем костюме. — Нормлн, — бормочет Хосок, наполовину зарывшись лицом в подушку. — Завтра… день стирки, мне все равно нужно постирать простыни и все такое. О, а ты можешь вставить мою мобилу в розетку? Я там сделал миллион фоток вашего выступления, и он почти мертв. — Вау, правда? — Юнги смеется, качая головой. Однако он уже выполняет просьбу, быстро снимает обувь и подходит, чтобы взять телефон, который Хосок протягивает ему. — Ты мне про это не сказал. Ты обязан прислать мне лучшие фотки. — Ну вот говорю тебе сейчас, — Хосок показывает язык. — И окей, я пришлю тебе несколько. Напомни мне, когда мы проснемся. Найдя нужный USB-провод, Юнги подключает телефон к зарядке. Он оглядывается на Хосока и спрашивает: — Мы? — Ага. Разве ты не останешься на ночь? Юнги делает паузу, не зная, что сказать. Спрашивает глупое: — Я… Я не знаю… Разве? — Разве ты не поэтому здесь? Не поэтому, но Юнги не знает, как это объяснить, и не может заставить себя попробовать. На самом деле, это должно быть так же просто — сказать, что он просто хотел помочь, потому что Хосок не трезв, а лучшие друзья заботятся о своих лучших друзьях. Лучшие друзья также устраивают вечеринки с ночевкой, и он делает это с Намджуном с тринадцати лет. То, что на этот раз это Хосок, не означает, что что-то должно измениться. Схема та же. Нет логичной причины нервничать. — Наверное… если ты этого хочешь, — отвечает Юнги. Во всяком случае, он считает, что это хорошая идея. Он не должен оставлять Хосока одного в таком состоянии, это небезопасно. С этой мыслью Юнги пытается устроиться поудобнее, снимает свои невероятно узкие джинсы-скинни и кладет телефон на стол. Парень не хочет спать и в своей футболке и уверен, что Хосок не будет возражать, если он одолжит одну. На самом деле, Хосок уже крепко спит, его дыхание замедлилось, а на лице самое умиротворенное выражение. Позаимствовав одну из футболок из ближайшего комода, Юнги выключает свет и встает посреди комнаты, взвешивая все за и против того, чтобы вновь разбудить Хосока. За: Юнги может попросить у Хосока одну из подушек, чтобы не чувствовать себя как на камнях, пока спит на полу. Против: Он помешает столь необходимому отдыху Хосока. В конце концов, Юнги решает смириться с болью. Он уже готов обречь себя на бессонную ночь, полную дискомфорта, когда замечает движение с кровати, за которым следует зевающий Хосок, пристально глядящий на него. — О. Значит, ты остаешься? — Эм, да, — говорит Юнги, хотя он уже упоминал об этом раньше. Либо Хосок уже забыл, либо он спал дольше, чем Юнги предполагал. По крайней мере, теперь он может попросить подушку. — Окей, — бормочет Хосок. Затем придвигается ближе к стене, освобождая как можно больше места, и похлопывает перед собой. Юнги несколько секунд смотрит на руку. — Эм. Разве я не сплю на полу? — На полу? — потрясенно повторяет Хосок. Он говорит так, будто Юнги сейчас ведет себя странно. — Зачем мне заставлять тебя спать на полу? Сюда забирайся, дурашка. Уже во второй раз тело Юнги машинально повинуется. Он подходит к кровати и пытается игнорировать каждую странную мысль, которая угрожает прийти ему в голову, когда он садится на край и осторожно ложится рядом с другом. Это нормально, он и раньше спал рядом с другими своими друзьями, и это никогда не было неловко. Детская спальня Намджуна маленькая, а конечности Сокджина слишком длинные, он всегда каким-то образом дотягивается до Юнги. Спать рядом с Хосоком не должно быть чем-то иным, пусть они и делят кровать — а это отличается от сна на полу. Но это все равно не делает ситуацию странной. Громкая вибрация на деревянном столе пугает Юнги. Отгоняя эти мысли на задний план, он тянется за телефоном, щурясь от слишком яркого экрана. Когда видит, что это сообщение от Сокджина, он почти вскакивает с кровати. Как он мог совершенно забыть, что остальные все еще ждут его снаружи? Сокджин: ты там че ему сказку на ночь читаешь? пожелай спокойной ночи и выходи я как бы спать хочуЮнги:
бля прости
не жди меня
я остаюсь
Сокджин: чего?Юнги:
я остаюсь с хосоком
Сокджин: чел твоя машина у моего домаЮнги:
ой точно
ты мж забрать меня завтра?
я тебе заплачу
Сокджин: омг просто выйдиЮнги:
не могу я
хосок все еще пьян
Сокджин: и?Юнги:
так что я не могу просто оставить его здесь
одного
ты знаешь почему…
Сокджин: ок ок я понимаю но его стошнит на тебяЮнги:
скорее всего
Сокджин: черт возьми ну ты и влипЮнги:
че?
Сокджин: ладно тогда до завтра ;-)Юнги:
ок…
Сбитый с толку Юнги смотрит на последние несколько сообщений еще минуту. На что Сокджин намекает? Парень тут же отказывается это разгадывать и кладет свой телефон на обратно на прикроватную тумбочку. Его друзья ведут себя странно, и у него нет времени или сил задумываться над каждым их словом. Это не так важно. Тем временем Юнги закрывает глаза и пытается не думать о теплом теле, лежащем в нескольких сантиметрах от него. Однако это не значит, что он не может взглянуть. Всего разочек. Повернув голову, Юнги снова открывает глаза и вглядывается в темноту. Его глазам требуется некоторое время, чтобы после слепящего телефона привыкнуть к тьме; и теперь он поражен, насколько они близко друг к другу. Хосок повернут к нему, а не к стене, а его мягкое лицо находится всего в одном дыхании. Юноша спит, по крайней мере, последние несколько минут, и это единственная причина, по которой Юнги может найти в себе смелость глядеть на него прямо сейчас. Было бы ему разумнее лечь у изножья кровати, чтобы спать подальше друг от друга. Ну, так размышляет Юнги. А еще Юнги думает, что он не хочет рисковать и снова будить Хосока; а если заметаться по кровати, как сумасшедший, друг точно проснется. Единственный вариант — остаться на месте и надеяться на лучшее. Если так подумать, Юнги сегодня все равно почти спать не будет.***
Тепло. Как же тепло. Юнги никогда в жизни не чувствовал себя так комфортно. Тепло, комфортно, безопасно, счастливо. Он слышит свой смех. Его грудь вибрирует от его собственного смеха, и он понимает, что кто-то говорит — но он не знает, что именно этот человек говорит, чтобы заставить его так смеяться. Юнги думает, что это потому, что его глаза закрыты. Он рискует открыть их, и его сразу приветствуют жемчужно-белые зубы и улыбка в форме сердца. Его взгляд поднимается выше, останавливаясь на самом безупречном носе, который он когда-либо видел, а затем на него глядит пара больших карих глаз. Хосок. Прямо сейчас он смотрит на Хосока. Мгновение спустя он понимает — ему тепло потому, что Хосок лежит на нем сверху. Они лежат где-то вместе, и Хосок смотрит на него сверху вниз, улыбаясь своими губами, глазами и сердцем. Юнги не может понять, где они и почему он так много смеется, но у него такое чувство, что это не имеет большого значения. Все, что сейчас для него важно, — это Хосок. Хосок похож на солнце и сам излучает тепло. За его спиной бесконечно простирается чистое голубое небо. Юнги говорит Хосоку, что это его небо, что оно принадлежит ему. Парень не чувствует движение своих губ, пока произносит эти слова, но он знает, что они все равно доходят до Хосока. Знает, потому что яркая улыбка на солнечном лице юноши значительно смягчается, но все еще полна счастья. Счастья, и… Теперь рука лежит на шее Хосока. Это рука Юнги, потому что теперь он тянется к Хосоку и не знает, почему это кажется таким естественным, таким легким, таким простым, когда юноша наклоняется ему навстречу. Они никогда не делали этого раньше. Ведь так? Юнги не может вспомнить. Но по какой-то причине это нормально. Ему не нужно думать прямо сейчас. Он вообще не должен думать, и поэтому он этого не делает. Не может. Только не с ним, загорая в его вечном тепле.***
Больно. Бедро Юнги, его локоть, его грудная клетка — все адски болит, когда он просыпается на полу в общажной комнате Хосока. Юнги стонет в агонии, и ему требуется еще мгновение, чтобы вспомнить, где он, несмотря на боль. Делить односпальную кровать всегда плохая идея. Она предназначена для одного человека, а не двух. Это падение, вероятно, едва не стоило ему жизни. Юнги удивлен, что не ударился головой и не заработал сотрясение мозга. Синяки задержутся на его теле еще на несколько дней, это уж точно. — Хен? Когда измученный разум Юнги способен сосредоточиться на чем-либо, кроме боли, он поднимает голову и глядит на голову, свисающую с кровати. Хосок смотрит на него сверху вниз, глаза едва открыты, а его сонное личико растерянно хмурое. Его волосы рандомно торчат, а поскольку на пареньке все еще надета часть костюма, выглядит он так, будто его только что обокрали. Определенные образы всплывают в голове Юнги, и все внутри него жалко сжимается. Он сразу же отворачивается и пристально смотрит в пол, на его щеках появляется заметный румянец. Юнги не может смотреть на Хосока прямо сейчас. Он вообще не может смотреть на Хосока. Не после того, как вспомнил странный, неуместный сон, который его помутившийся мозг решил преподнести ему прошлой ночью. Ему могло присниться буквально все, что угодно, или же вообще ничего — не вот эта хрень, чем бы она ни была. Сон обрывками прокручивается у него в голове, и Юнги не может описать, что все это значит. Не может описать обстановку, их разговор, ощущение Хосока на нем, его тепло, просачивающееся в тело Юнги и — поцелуй. Там определенно был поцелуй. Потому что Юнги определенно видел во сне, как он целовал своего лучшего друга. Не в реальности. — Ты что, свалился отсюда? — спрашивает Хосок, и его утренний голос такой тихий и сонный, что по коже Юнги начинают пробегать мурашки, и он хочет, чтобы это прекратилось. — Черт, мне очень жаль… Я не знаю, столкнул ли я тебя или нет; да, наверное. Ты поранился? — Я… это… нет, я… в порядке, — заикается Юнги. Он даже не может больше нормально говорить. Все, что приходит ему в голову, — это пара мягких губ прямо перед ним и самое приятное тепло, которое он когда-либо испытывал раньше. Его ноша неизмерима. — Не беспокойся об этом, ты ничего не сделал. Я просто… приуныл. — Чего? — не понимает его Хосок, что и логично; а секунду спустя хихикает первый раз за день. Этот смех тысячей игл колет кожу Юнги. Он не готов к такому. — Ну, раз уж мы оба проснулись, не хочешь позавтракать со мной? Эм, после того как я приведу себя в порядок, душ приму. Иу. Ну и воняет же у меня изо рта. После следующей ночной попойки напомни-ка мне почистить зубы. Обычно Юнги хочется подразнить друга за подобную фразочку. Хосок выпил-то две-три бутылки пива, а говорит как человек, выпивающий чего покрепче с трех часов ночи. Обычно Юнги может дразнить его, называя несерьезным и упоминая, каким милым он становится, когда напивается. И прилипчивым. Обычно Юнги принял бы предложение не задумываясь, потому что общение с Хосоком для него всегда одно из ярчайших событий дня и есть что-то интимное в завтраке с близким другом. В своем нынешнем состоянии Юнги не уверен, сможет ли сделать что-либо из этого. Как он должен вести себя прямо сейчас? Как обычно? Не то чтобы он когда-нибудь однажды расскажет Хосоку о своем сне; а Хосок сам и не догадается. Как бы неловко Юнги себя ни чувствовал, уйти он тоже не может. И парень только что вспомнил, что подвез его сюда Сокджин и своей машины поблизости нет, так что остаться с Хосоком — его единственный вариант. Если ему придется остаться с Хосоком, тогда он должен сделать все возможное, чтобы держать Хосока в неведении. Нельзя внезапно начать вести себя странно, это было бы не к месту и тупо. Кроме того, Юнги не может контролировать свои сны. Никто не может. Будь у Юнги такая сила, он бы смотрел сны только о нормальных вещах: как он объедается любимой едой, выступает с концертами перед тысячами людей и живет в каком-нибудь пентхаусе. Поцелуя с одним из его самых близких друзей в этом списке нет и никогда не будет. — Ага… давай позавтракаем, — отвечает Юнги и надеется, что Хосок не будет комментировать очевидный затуп. — Мне, эм, понадобится сменная одежда, если ты не против? — Почему я должен быть против? — спрашивает Хосок. Юнги собирается, заикаясь, что-то ответить, когда его гнилой разум замечает, что Хосок, как всегда, просто прикалывается. — Типа, ты ведь сейчас носишь одну из моих пижамных футболок, не так ли? Выглядит мило. Все хорошо. Это нормально. Юнги не должен слишком остро реагировать каждый раз, когда Хосок говорит подобные вещи, даже если ему кажется, что сердце выскочит из груди. Хосок просто остается Хосоком, так что Юнги придется быть Юнги. — Заткнись-ка, — бормочет он, не в состоянии придумать лучшего выпада, чем этот. Хосок отвечает еще одним искренним смехом, и по какой-то глупой причине Юнги почти что хочется плакать.***
Ничто больше не имеет смысла. Понимаете ли, одно дело видеть романтический сон, где целуешь своего лучшего друга, но совсем другое — когда следующей ночью это снится вновь. Как будто его мозгу недостаточно уже имеющегося смущения и замешательства. На этот раз Юнги снится вечеринка в честь Хэллоуина. Его окружают незнакомые люди, но он не может разглядеть их лица из-за масок. Все расплывчато, и парень в поисках чего-то конкретного, чего-то, что ему нужно найти, и ищет он это отчаянно. Когда он наконец это находит, Юнги стоит на краю бассейна, что трижды больше, чем в его воспоминаниях. Вода темная, дна совсем не видно. В центре бассейна плавает Хосок. Юноша глядит на Юнги с очаровательной улыбкой, а теперь что-то говорит, но музыка с вечеринки слишком громкая, и Юнги ничего не слышит. Хочется крикнуть, что это опасно, что Хосок не должен быть так глубоко в бесконечном бассейне, когда он даже не умеет плавать. Юнги хочет сказать ему, чтобы он подождал в том же месте и не паниковал, потому что Юнги найдет способ спасти его. Он сделает все возможное, чтобы спасти Хосока. Однако слова не выходят наружу. Юнги не может говорить. И двигаться тоже. Вода перед ним начинает подниматься сама по себе. Хосок все еще пытается ему что-то сказать, но беспощадная вода поднимается над ним, и Юнги пытается позвать на помощь. Ничего произнести не получается. Он не понимает, почему никто их даже не замечает. Хосоку нужна помощь, и никто ничего не делает, чтобы спасти его. А Юнги здесь совершенно бесполезен. В пять утра Юнги просыпается с колотящимся в груди сердцем и слезами на глазах. Ему хочется кричать, пинаться и проклинать весь мир за то, что тот отнял у него еще одного дорогого сердцу человека, но он успокаивается, когда понимает, где он находится и что это был всего лишь кошмар. И все же он проводит весь день в раздумьях об этом. Работа — это минимальное отвлечение, которое не помогает. В какой-то момент он так волнуется, что пишет Хосоку во время обеденного перерыва, просто чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Беспокойство продолжает усиливаться, пока Хосок не отвечает час спустя, извиняясь за то, что не написал раньше, потому что он был на занятиях большую часть дня. После этого Юнги чувствует себя виноватым. Он не должен беспокоить Хосока, занятого своими делами, только из-за глупого кошмара. Но все так нелогично. До этого момента все было нормально. Каждый миг, проведенный вместе, каждое слово, которым они обменялись, каждое поддразнивание и каждое нежное проявление привязанности; ничего необычного. Всего один сон спровоцировал столько странных мыслишек, которые были спрятаны в голове Юнги до сих пор. Как будто его разум пытается сказать, что запретов больше нет. И ему неважно, хватит ли у Юнги эмоциональных ресурсов справиться со всеми навалившимися на него мыслями. Мысли и чувства постепенно поглощают его, и остановить это невозможно. Это ужасно. Юнги в ужасе. Студия всегда была единственным местом, где Юнги мог избавиться от рутинной хрени и наслаждаться, репетируя со своими товарищами по группе. Это место, где он может быть самим собой — счастливейшим собой, пока они не найдут способ снова где-нибудь выступить. Обычно на репетициях Юнги ощущает лишь счастье и комфорт, сейчас же гитарист чувствует себя дерьмово. Некоторые мысли не оставляют его в покое, и он не может быть таким же сосредоточенным, как обычно. Трудно вкладывать свое сердце и душу в музыку, когда все, о чем он может думать, это теплые губы, мягкие руки и глядящее на него сверху вниз олицетворение солнца. И на гитаре он сегодня наверняка играет хреново, но его товарищи по группе слишком тактичны, чтобы что-то сказать. Эта троица как всегда развлекается. Чонгук приносит снэки и включает хэви-метал на своем телефоне, пока ест. Сокджин качает головой в такт музыке и бросает вызов Чонгуку — кто из них дольше прокачает башкой без остановки. Намджун предупреждает их, что они могут получить черепно-мозговую травму, но все равно смеется с полным ртом и записывает их на свой телефон. День тянется, и репетиция группы вновь подходит к концу, но не совсем как обычно. Чонгук уже ушел. Его старший брат частенько его забирает на машине, и Чонгук стал недавно хвастаться, что он готовится к получению водительских прав. Говорит, что хочет в следующем году весной сдать экзамен, чтобы получить разрешение, и что технически он время от времени практикуется с пятнадцати лет. Теперь он стал относиться к этому серьезнее, и скоро будет самостоятельно ездить на репетиции и обратно. Мальчишка уже даже к Намджуну пристает, чтоб тот тоже начал учиться вождению и примерно в одно время с ним сдал экзамен. Сокджин же истерично смеется, ведь он годами пытается заставить Намджуна пойти на права учиться. У Чонгука нет шансов. Каким-то образом их разговор превращается в соревнование, кто успешно вдохновит Намджуна вступить в ряды водителей. Сам же Намджун умоляет их оставить его нахер в покое. Как всегда, старшие трое покидают студию последними. Юнги молча собирает свои вещи. Его друзья все еще болтают на фоне, однако мысли Юнги витают где-то далеко. Он задается вопросом, что ему делать с мучающей его дилеммой, или ему вообще ничего не делать. Может, стоит подождать и посмотреть, что произойдет. Эти странные мысли и чувства могут со временем исчезнуть. Он не должен рисковать, разрушая все для себя — да и для Хосока тоже. Наверное, потому, что Хосок значит для него больше, чем что-либо другое. По крайней мере, так Юнги думает прямо сейчас. Счастье Хосока — вот что главное. Он заслуживает наслаждаться своим временем здесь, в Лос-Анджелесе, проводить время с друзьями и заводить новых. Он сосредоточен на своих будущих целях и карьере, учась изо всех сил, изучая все, что только может. Ничто и никто не должен помешать ему получить то, что он хочет от своей жизни. И Юнги не хочет становиться препятствием на пути своего лучшего друга. Все окей. Все нормально. Юнги может говорить себе такие вещи, потому что знает правильный ответ. Ему просто не нужно быть эгоистом, и все всегда будет хорошо. Все тоже вернется на круги своя. Что-то твердое ударяет его по затылку. У Юнги за спиной уже висит чехол с гитарой, и он направляется к двери, но все равно оборачивается. Позади него стоит Намджун с парой барабанных палочек в руке — и впрямь ударный инструмент получается. Парень спрашивает: — Что случилось? Ты сегодня сам не свой. Ах, вот оно. Неизбежный допрос, который все равно наступил бы рано или поздно. — Ты, наверное, хотел сказать, что я соснул, — поправляет Юнги. — Ну, так я бы не сказал, но вообще да. — А что, разве не у всех есть дни, когда мы конкретно сосем? — встревает Сокджин. Он присоединяется к ним у двери, выглядя слишком гордым своими намеками, и скрещивает руки на груди. — Хотя, я не помню, когда в последний раз у меня был такой день. — А я помню, — отвечает Намджун. — Ты получил как-то за эссе не ту оценку, на которую надеялся, и дулся из-за этого всю репетицию. — Неправда! Прежде всего, это был проект, и я вложил все свои кровь, пот и слезы в создание плаката, который — по мнению одного препода без чувства вкуса — оказался «слишком броским». Намджун делает какое-то умное замечание по этому поводу, но Юнги не может сосредоточиться на разговоре. Парень продолжает спрашивать себя — рассказать ли им правду. Хотя, если произнести это вслух, то проблема станет реальностью, а он не уверен, что готов к этому. Не готов встретиться лицом к лицу со своими страхами. Конечно, друзья не осудили бы его, но он уже осуждает себя за все, что происходит в его голове. Ладно, его друзья всегда его поддерживали. Может, они подскажут, что делать. — Мне приснился сон о поцелуе с Хосоком, и с тех пор я все еще думаю об этом. Голоса в репетиционной комнате ошеломленно замолкают. Непонятно, как ребята отреагировали на это — Юнги не может заставить себя поднять взгляд. Он смотрит в сторону и надеется, что все скоро закончится, ведь ему стыдно, он чувствует себя жалким. — Черт, — первым отзывается Намджун, и в его голосе звучит смесь удивления и странного впечатления. В конце концов он продолжает: — Ну, это был всего лишь сон, не так ли? У вас же этого на самом деле не было… или все же было? Юнги резко качает головой: — Не было, и я не стал бы. — А хочешь? На этот раз вопрос исходит от любопытного Сокджина. Юнги рискует взглянуть на своего друга, но по виду басиста и не скажешь, что у него на уме и есть ли у вопроса подтекст. Ему просто интересно. Дело в том, что Юнги уже знает ответ на этот вопрос и не может заставить себя озвучить его. Может случиться нечто непоправимое, если это высказать. — Потому что… это нормально, если тебе хочется, — продолжает Сокджин. — Мы не всегда можем контролировать, к кому у нас просыпаются чувства. — Я не говорил, что он мне нравится. — Значит, он тебе не нравится? Уже во второй раз Юнги теряет дар речи. На этот вопрос он также знает ответ, оттого и болит сердце. Когда в его груди зародились эти чувства? Как так вышло, что они столь долго гнили внутри него, а он этого не замечал? Понятно, что он не сможет вечно винить один-единственный сон, ведь он все время так нервничает, находясь рядом с Хосоком. Нервный, спокойный, наполненный теплом и воодушевлением — момент, проведенный с Хосоком, никогда не бывает потрачен впустую. От того, что они теперь видятся вживую, чувства лишь усилилсь. — Я… — Юнги пытается объясниться, но понятия не имеет, как сделать прямо сейчас. Парень сдается с усталым вздохом, бормоча: — Я не могу. Вот так все просто. Юнги не может этого сделать. Только не снова. Он не может влюбиться в своего лучшего друга; в прошлый раз было так же, и он не уверен, что выдержит подобное дважды. Это несправедливо с его стороны? Вероятно. Ведет ли он себя неразумно? Возможно. Прошло более трех лет, и он убедил себя, что уже продвинулся дальше, но так ли это на самом деле? Юнги не знает — он вообще ни в чем не уверен. Ничто не имеет смысла. Ни голова его, ни сердце, ни что-либо еще. — Я не могу, — повторяет он. — Ведь если я сдержу это в себе… мне никогда не придется беспокоиться о том, что мне снова причинят боль. Юнги знает, что слова, вылетающие из его рта, абсолютно эгоистичны и граничат с бессмысленностью, поэтому он готов к критике за такие мысли. Однако к чему он не готов, так это к тому, что его лицо внезапно прижимается к плечу его друга — Сокджин ни с того ни с сего обнимает его, и Юнги больше не понимает, что происходит. — Хен, отпусти меня… Джун-а, помоги… — Хватит сопротивляться! — восклицает Сокджин, но, к счастью, он выпускает Юнги из объятий, вместо этого хватая за плечи. Смотрит прямо в глаза друга, добавляя: — Не говори таких вещей, хорошо? Да, я знаю, что это больно и что ты прошел через ад — я сам там был — помнишь? Я знаю, Юн, но… но ты заслуживаешь быть счастливым. Разве Бель не хотел бы, чтоб ты был счастлив? — Это… — Юнги опускает голову и утыкается взглядом в пол. Противно осознавать, что возразить ему нечем, хотя хочется. — Это несправедливо. Жизнь тоже несправедлива. Он знает это лучше, чем кто-либо. Жизнь состоит из череды случайных событий, и иногда он совершенно беспомощен перед происходящим вокруг него. Юнги ненавидит чувствовать себя беспомощным, а еще больше — напуганным. — Я думаю, что Джин-хен пытается сказать, что… если это то, чего ты действительно хочешь, не позволяй своему прошлому сдерживать тебя, — тихо говорит ему стоящий сбоку Намджун. — Бояться — нормально, никто и не говорит, что ты обязан что-то предпринимать, но… Я не знаю, бро. Хосок чертовски милый. Не могу винить тебя за то, что тебе снятся влажные сны. Да и готов поспорить, что ты ему тоже нравишься. Юнги хочет сказать другу, чтобы тот заткнулся уже, что ничего из этих небылиц не нужно было говорить. Однако парень не может заставить себя что-либо произнести. Внезапно на него свалилось слишком много вещей — что могли или не могли произойти. Ничто не высечено на камне, и жизнь слишком непредсказуема. Ему всегда следует быть осторожным. Хотя Юнги сомневается, что сможет прожить счастливую жизнь, никогда не рискуя. — Это именно то, что я пытаюсь сказать, — подтверждает Сокджин уверенным кивком. Он наконец отпускает Юнги, но сначала поправляет спутанные в безрассудном объятии волосы. — В общем, что бы ты в итоге ни решил — или не решил — я надеюсь, это будет тебе во благо. Хорошо? Старший ждет правильного ответа, не оставляя Юнги иного выбора, кроме как смиренно ответить: — Хорошо, хен.***
Странные сны не прекратились. И все же Юнги учится справляться с ними всякий раз, когда они решают его навестить. Прошло уже несколько недель с той ночи, когда Юнги приснилось, что он целует одного из своих лучших друзей, и неохотного признания, что это не просто сон. Это реальное желание, от которого он не может избавиться. Поцелуи с Хосоком — то, о чем он теперь думает постоянно, просто ничего с этим пока не делает. Парень пока что не может об этом рассказать другу — да и вряд ли когда-либо решится. Несмотря на поддержку мемберов, Юнги знает: он не может просто броситься что-то делать, когда сам не уверен, что именно ему нужно. Пока что Юнги смог прийти к двум очень важным выводам: Во-первых, Хосок для него драгоценный человек. Этот вывод самый очевидный из двух — об этом даже думать дважды не надо, он и так всегда это знал. Хосок дорог ему, и этот простой факт — одна из редких жизненных констант, которая останется с ним навсегда. Во-вторых, поскольку Хосок так важен ему, Юнги никогда бы не рискнул его потерять. На самом деле, не важно, поступит ли парень во благо себе или нет. Важно то, что всегда есть вероятность, что Хосок не ответит ему взаимностью. Юнги слишком сильно заботится о Хосоке, чтобы ставить его в такое неловкое положение. Он пытается думать беззаветно, ставя себя на место юноши. Что бы он сделал, если бы его самый близкий друг признался ему, а он не смог бы ответить взаимностью? Что бы он сказал? Не зная ответа на эти вопросы, Юнги считает, что с его стороны было бы несправедливо поступать так с Хосоком, который доверяет ему и полагается на него, а также считает Юнги своим лучшим другом. Если между ними что-то суждено произойти, возможно, будет лучше, если Хосок сам сделает первый шаг. В этом сценарии, по крайней мере, Юнги знал бы, что желание Хосока так же сильно. Затем они могли бы решить, что делать дальше. Может, это очередное оправдание, чтобы не показаться уязвимым? Возможно. Однако нет ничего постыдного в желании защитить себя. Юнги думает, что пережил достаточно боли и потерь на десятилетие вперед, и он не готов вновь открыться чему-то подобному. Ставить крест на этом он не станет, но сейчас даже просто находиться рядом с Хосоком 24 на 7 — гораздо большее, чем он, вероятно, заслуживает. Сегодня они идут в аквариум в Лонг Бич . Хосок никогда не был в аквариуме, потому что за свою короткую жизнь он посетил не так уж много мест. Однако он хочет посетить аквариум с Юнги. Юноша утверждает, что это один из важнейших пунктов в его списке дел, поэтому они определенно не могут пропустить его. Как всегда, когда дело доходит до их поездок, они забираются в машину Юнги, и тот позволяет Хосоку целый день таскать его по аквариуму, если это сделает младшего счастливым. — Хен, смотри! — Хосок останавливается перед большой стеклянной стеной, окружающей их с обеих сторон. Он взволнованно указывает на что-то за стеклом, и когда Юнги подходит, он видит бледно-розового аксолотля. — На тебя прям похож. Смех мгновенно заполняет узкий коридор. Юнги не обижается — разве он на это способен? Это главное правило их отношений. Хосок нежно дразнит его, Юнги делает то же самое в ответ, и они смеются вместе, вот что значит быть лучшими друзьями. Даже сейчас, витая мыслями высоко в облаках, Юнги все еще смеется над шуткой, чтобы показать, что ему весело — и ему правда весело. Просто в последнее время его отвлекают собственные мысли, особенно когда они наедине. Хосок ведет их к следующему экспонату, который привлек его внимание. Юнги следует за ним вплотную. Кажется, он всегда наблюдает за парнем, замечая мелкие детали, на которые раньше и не обращал внимания. Вот, например, Хосок идет с высоко поднятой головой, плечи его почти идеально ровны. Юноша редко сутулится и никогда не прячется в толпе, через которую они пробираются. В то же время Хосок поразительно внимателен к окружающим. Вместо того, чтобы неуклюже протискиваться, бормоча извинения и надеясь, что он ни на кого не наткнется, Хосок мило шепчет «икскьюз ми» и ждет, пока те, кто стоит у него на пути, пропустят его. Эти простые детали большого значения не имеют, но Юнги беззастенчиво тянется ко всему, что делает Хосок и кем он является. Иногда просто невозможно не смотреть. Юнги опускает взгляд на пустую руку Хосока. Что произойдет, если он потянется к ней и возьмет в свою? У него никогда не хватит смелости провернуть это, но он повторяет себе: думать об этом никто не запрещал. Ему интересно, как бы отреагировал Хосок: был бы он поражен, отталкивался, равнодушен, счастлив? Конечно, раньше они держались за руки. И не раз. В первый раз Хосок был напуган. Во второй — пьян. Однако сейчас ситуация иная. Не могут же они просто небрежно держаться за руки, прогуливаясь по аквариуму, не так ли? Юнги так не считает. Кроме того, это уже выглядит и ощущается как свидание. Он знает, что это не свидание и никогда им не будет, но опять же, Юнги разрешено думать о таких вещах. Пока его гнилые мысли остаются в пределах его мозга, между парнями ничего не изменится. Рисковать не стоит. Внезапно Юнги останавливается, врезавшись лицом в спину Хосока. — Оу- — Прости, — тут же извиняется Юнги и мгновенно возвращает дистанцию между ними. Он был настолько отвлечен своими собственными глупыми фантазиями, что заметил, как Хосок остановился полюбоваться пингвинами справа от них. Как неловко. Юнги потирает нос и повторяет: — Извини, не заметил. Хосок смотрит на него в ответ лишь мельком. Затем его губы изгибаются в фирменной ухмылке, от которой бабочки в животе Юнги дико машут крыльями, и Хосок обнимает Юнги за плечи. Совершенно неожиданно. Не зная, что делать, Юнги стоит истуканом и позволяет другу притянуть его к себе. Все хорошо. Это нормально. Нет ничего плохого в том, чтобы обнимать своего лучшего друга. Раз Хосок потянулся первым, Юнги сопротивляться не станет. Младший спрашивает: — Что ты думаешь о пингвинах? Юнги смотрит прямо — на животных по другую сторону стекла. Некоторые птицы плещутся в глубокой воде, а остальные ходят вразвалку за сотрудником. Видимо, можно «поболтать» с пингвином тет-а-тет примерно полчаса и за немалую цену, но Хосок слишком пуглив, чтобы решиться на нечто подобное. Правда, сейчас между ними и пингвинами стекло; уже не так страшно. — Не знаю? Прикольные, как по мне. Ничего особенного к ним не чувствую, — признается Юнги, но то же самое можно сказать и об аквариуме в целом. Он здесь ради Хосока, из-за Хосока. В последнее время было трудно думать о чем-то другом. Хосок хмыкает и спрашивает: — А этот? Вон там, за углом? Юнги прищуривается и пытается найти пингвина, на которого указывает ему друг: — А что с ним такое? — Разве он тоже не похож на тебя? Полсекунды спустя Юнги толкает Хосока за повторяющуюся шуточку. А Хосок, маленький негодник, хихикает, и, честно говоря, Юнги не может придумать ни одного звука, который нравился бы ему больше, чем этот смех. И он понимает, что уже скучает по теплу объятий Хосока. Надо было бы отреагировать помягче, например, ткнуть Хосока в грудь, также известную как одно из главных слабых мест Хосока. Что ж, ладно, и такой физический контакт был приятен. — Перестань говорить, что я выгляжу как все они, — надув губы, ноет Юнги. Правда, дуется он, лишь чтобы остановить улыбку, которая угрожает вот-вот расцвести на лице. — Но ты действительно выглядишь как все они, — парирует Хосок, и Юнги отчасти ненавидит то, как сильно ему хочется поцеловать этого дурашку прямо сейчас. Когда Хосок наконец перестает смеяться над ним, он нахально добавляет: — Или, скорее, все они выглядят, как ты. Во всяком случае, я так думаю. Он отворачивается, чтобы продолжить осмотр экспозиций. Не имея другого выбора и не желая отставать, Юнги быстро догоняет его. Чтобы не совершить ту же ошибку, что и раньше, он соглашается идти рядом с Хосоком, а не следовать за ним, как потерявшийся котенок. — Окей, но что, если я скажу, что ты похож на… кальмара или типо того? — отвечает Юнги. Сейчас его на самом деле не волнуют шутки в его сторону; просто хочется увидеть реакцию Хосока. — Сомневаюсь, что тебе это понравится. — Хотя, можно сказать, что я выгляжу как карликовый кальмар. И снова Хосок ни с того ни с сего приобнимает Юнги, но на этот раз потому, что Юнги не смотрит себе под ноги и чуть не врезается в кого-то. Похоже, он был слишком занят, разглядывая профиль Хосока Покраснев, Юнги пытается сосредоточиться на разговоре. Он интересуется: — А что это? — Малыш-кальмар, — с гордостью говорит ему Хосок. — Они милые. Как и пингвины, аксолотли… и ты. Теперь он наверняка делает это нарочно. Быть не может, что у его слов нет никаких определенных намерений. Юнги может и не знает, с какими намерениями имеет дело, но уверен, что Хосок сейчас над ним издевается. И не в первый раз. Юноша всегда находит способ похвалить внешность Юнги. И все же, Хосок просто такой человек. Не обязательно за всем этим стоит какой-то смысл — вероятно, и не стоит вовсе — но Юнги может помечтать. Он уже так много нафантазировал, не похоже, что это что-то изменит. — Ну… а что если я не хочу, чтобы меня сравнивали с милыми вещами? — продолжает спрашивать Юнги, но он сам не знает, к чему клонит. Просто поддерживает разговор, чтобы не витать в облаках, надеясь, что Хосок не станет убирать свою руку. — Что, если… Я бы предпочел, чтобы меня сравнивали с чем-то крутяцким, типа… акул? Хосок фыркает на нелепое заявление. Юнги не обижается. — Ладно, но акулы тоже могут быть милыми. — Только не когда они едят тебя живьем. — Справедливое замечание, но кто сказал, что ты не можешь быть крутым и милым? Я имею в виду, разве ты не Разносторонний-Мистер-Мин? — Меня так еще никогда не называли, ни разу. Хотя кликуха хорошая. Его не удивляет, когда Хосок снова заливается смехом; Юнги все равно ценит этот момент. Когда они добираются до акульей лагуны, Хосок все еще приобнимает его, и это Юнги тоже ценит. Перечисляет все случайные факты об акулах, которые он только знает, и Хосок впечатлен, хотя по нему видно, что он слишком нервничает, чтобы подойти к аквариуму поближе. Однако это мило. Хосок всегда такой очаровательный, и Юнги не знает, почему Хосок думает о нем то же самое, но пока он этому поверит на слово. Они же пообещали не лгать друг другу. Он знает, что Хосок никогда бы этого не сделал. Перед отъездом они заходят в сувенирный магазин аквариума. Хосок настаивает на покупке игрушечного аксолотля, которого вручает Юнги в качестве подарка, говоря, что он хочет, чтобы Юнги заботился о своем «миниатюрном я». Чтобы отомстить, Юнги покупает плюшевую выдру и отдает ее Хосоку, объясняя, что это, по сути, его брат-близнец. Однако парень не ожидал, что Хосок мгновенно влюбится в эту вещицу. Юноша прижимает ее к груди и несет до машины, как ребенка, а Юнги не может заставить себя даже как следует подразнить его, потому что это Хосок. Хосок действительно не похож ни на кого, кого Юнги когда-либо знал, и он нравится ему так сильно, что это причиняет боль. — Соксок-а, что бы ты хотел съесть сегодня на обед? Я угощаю. Пока что у них нет четкой цели. Еще достаточно рано, а это значит, особых пробок нет и у них достаточно времени, чтобы заняться тем, чем им захочется. Юнги с удовольствием поездил бы по городу с Хосоком рядом, только они вдвоем и тихий гул радиостанции. Им не нужно было бы нигде останавливаться. Они могли взять фаст-фуд из фургончика с едой, вернуться на шоссе и ехать по дороге, куда бы она их ни привела. Это невероятно нереалистичная мысль, но именно поэтому она кажется райской. Хосоку, сидящему на пассажирском сидении, требуется время, чтобы придумать ответ. Он стал намного тише с тех пор, как они покинули аквариум, Юнги начинает думать, что паренек уже заснул. В конце концов, Хосок предлагает: — Как насчет… Джонни Рокетс? Было действительно весело, когда мы были там в первый раз. Какой ожидаемый выбор. Юнги улыбается и подшучивает: — Да? Рад, что тебе понравилось, но ты ведь понимаешь, что мы в Лос-Анджелесе, верно? В одном из крупнейших культурных центров страны? Ты можешь заполучить практически все, что захочешь, просто скажи — и мы найдем это. Тихий смех заполняет пространство машины: — Ты звучишь как реклама города. Кто тебе платит, а? — Эй, я просто предлагаю различные варианты, — утверждает Юнги, но даже он не может полностью это отрицать. — Ты слишком долго был в Америке, может быть, тебе действительно нужна настоящая корейская еда, чтобы оживить вкусовые рецепторы. Я не думаю, что мы слишком далеко от Корея-таун… Нет, лгу. Мы, наверное, в получасе езды. Можешь проложить маршрут на карте? С заметной задержкой Хосок отвечает: — Окей. Похоже, юноша не особо в восторге. В любом случае, он медленно достает телефон из кармана и начинает вводить пункт назначения. — Но, знаешь, нам не обязательно туда идти, если у тебя нет для этого настроения, — успокаивает его Юнги. — Я просто прикалывался. Давай вместо этого поищем Джонни Рокетс? Их рестораны практически везде, я не удивлюсь, если мы уже рядом с одним из них. На этот раз Хосок ничего не говорит. Юнги поглядывает в его сторону, готовый предложить еще что-нибудь, если это обрадует Хосока и заставит его поговорить с ним, но вид друга заставляет его остановиться. Хосок ничего не говорит, кажется, он вообще не слышал Юнги. Глаза его зажмурены, а грудь поднимается и опускается, когда он сосредотачивается на глубоких вдохах. Его телефон крепко зажат обеими руками. Юнги оглядывается на дорогу, затем снова на Хосока. — Ты в порядке? — спрашивает он, надеясь, что с ним ничего серьезного, но зная, что все наоборот. Наконец, Хосок кивает на вопрос. Секунду спустя он качает головой и говорит правду. — Я… Я не знаю, я просто… не очень хорошо себя чувствую. Слишком расплывчатый ответ. Юнги он не нравится. Он смотрит на дорожные знаки над ними, ища съезд. Все может быть действительно плохо, если он не сможет сказать, где они сейчас находятся. — Тебя тошнит или что-то в этом роде? Я могу остановиться, в этом нет ничего страшного. Я думаю, что скоро будет съезд с дороги, но если станет хуже, я уверен, что за моим сиденьем есть пластиковый пакет, который ты можешь достать, если он тебе понадобится. Хосок вновь качает головой, потому что это не имеет ничего общего с тошнотой и укачиванием от поездки. Эта вероятность сидела в глубине сознания Юнги, ожидая, когда он это признает. Не хочет. Боится того, что это может означать, но у него нет другого выбора. Хосок уже доверяет ему правду. Они двое — лучшие друзья, и он хочет, чтобы Юнги знал о его прошлом, его борьбе и обо всем, что окружает его. Кто он такой. Юнги тоже уже принял его. Тогда пришло время быть сильными. Он нужен Хосоку прямо сейчас. — Это… твое сердце? Рядом с ним Хосок откидывает голову на спинку сиденья. Теперь одна из его рук сжимает рубашку спереди, складывая ткань на груди, как будто пытаясь заставить орган внутри его тела функционировать должным образом. Как и в прошлый раз, он начинает дрожать. Когда он кивает в ответ, Юнги быстро принимает решение за него. — Хорошо. Я… Я отвезу тебя в больницу. — Нет! Внезапный крик пугает Юнги, что изо всех сил старается сосредоточиться на безопасном перестроении на другую полосу, прежде чем снова посмотреть на Хосока. Без какого-либо контекста, если бы кто-то увидел его прямо сейчас, они, вероятно, подумали бы, что он на грани стать одержимым чем-то, и делает все, что в его силах, чтобы этого не произошло. В общем, с Хосоком все что угодно, но не хорошо. Не нужно быть гением, чтобы понять, что ему жутко больно, так что Юнги не понимает, почему друг сопротивляется. — Не надо, — повторяет Хосок, его голос становится тише, но все еще наполнен страхом и отчаянием. — Пожалуйста… Я не- я не хочу, чтобы меня снова п-положили. Юнги с трудом верит своим ушам. — Ты сам себя слышишь вообще? Хосок, тебе нехорошо. Что-то не так, и я отвезу тебя в больницу. Они будут знать, что сделать, просто доверься мне. — Нет, нет, это пройдет… как всегда бывает, просто… Мне просто нужна минута. — Мы все равно едем в больницу. — Но хен- — Позволь мне, ебанный блять, помочь тебе. За вспышкой гнева следует полная тишина. Юнги не хотел так повышать голос, но ему трудно контролировать свои эмоции, когда он и без того напряжен. У Хосока не все хорошо, а он без причины препирается. Поездка в ближайшую больницу в районе, который Юнги редко посещает, также не помогает успокоиться. Ему не нужно вдобавок ко всему еще и разбираться с глупым спором, но он не может отрицать, что чувствует вину за свой срыв. — Я знаю, что тебе не нравится находиться там. Мне тоже, но… но позволь мне помочь тебе, — объясняет Юнги. Он пытается казаться спокойным, несмотря на то, что его голос дрожит, а руки крепче сжимают руль. Он повторяет: — Хен поможет тебе, так что не волнуйся. Юнги повторяет эти слова снова и снова в своей голове, чтобы убедить и самого себя. Все нормально, все в порядке. Он едет быстрее, чем, вероятно, разрешено законом, но они уже почти приехали в больницу. С Хосоком все будет нормально, с Хосоком все будет в порядке. Все не так плохо, как кажется. Здесь не о чем беспокоиться. Хосок не исчезнет из его жизни. Пока он все еще дышит, нет причин для паники. Потом все вернется на круги своя. Высокое здание больницы нависает над ними, закрывая солнце и окутывая их темнотой. Юнги не зацикливается на своем дискомфорте. Нет времени. Каждое его движение автоматическое и пролетает в одно мгновение: небрежно паркует машину у аварийного входа, помогает Хосоку выйти из машины и все время защищающе приобнимает его. Хосок, похоже, не страдает так сильно, как раньше, но все еще выглядит не очень хорошо, его нужно осмотреть. Сейчас в отделении неотложной помощи толпа людей, и не похоже, что она скоро уменьшится. Однако когда Юнги разговаривает с администратором и упоминает, что у Хосока проблемы с сердцем, вскоре приходит медсестра проводить их. Все, что происходит после, совершенно размыто для Юнги, чей разум изо всех сил пытается справиться с неожиданной чередой событий. От слепящего света неотложки у него раскалывается голова. Хосок говорит только тогда, когда к нему обращаются. Его осматривают две разные медсестры, и одна из них говорит с ним по-корейски, чтобы успокоить его. В какой-то момент из-за занавески появляется доктор. Юнги не понимает всех ее слов, но она быстро решает, что Хосока примут и отведут в палату наверху. Медсестра-кореянка готовится поставить ему капельницу, и когда игла прокалывает его кожу, Хосок хнычет от боли и сжимает поручни каталки другой рукой. Юнги чуть не плачет. Он хочет быть тем, за кого держится Хосок, тем, кто может утешить его, погладить по волосам, поцеловать в лоб и сказать ему, что все будет хорошо. Он хочет защитить его и забрать каждую частичку боли, с которой ему приходилось сталкиваться бог знает сколько лет, но на самом деле Юнги ничего не может для него сделать. Не способен защитить его от боли, собственных страхов или неисправного органа в груди. Ничего не может сделать для Хосока и чувствует себя совершенно бесполезным. Как раз перед тем, как их проведут в палату наверху, Хосок внезапно передает свой телефон Юнги. — Ты можешь… позвонить моей сестре, пожалуйста? — сейчас он звучит таким усталым, настолько усталым и слабым, словно на такую длинную фразу тратится вся оставшаяся энергия. Его глаза остаются закрытыми. — Просто скажи ей, где мы. Она поймет, что делать. Это первые и единственные слова, которые Хосок сказал ему с момента их прибытия в больницу. Неважно, Юнги просто сосредоточится на текущей задаче, ведь это все, что он может сделать сейчас. Телефон уже разблокирован. Юнги находит имя Джиу в списке избранных Хосока в его контактах. Ниже видны еще три контакта: мать Хосока, отец и сам Юнги. Как сложно не поддаваться эмоциям. Юнги делает все возможное, чтобы сохранять спокойствие, помня: он должен быть рядом с тем, кто в нем нуждается. Проглатывает комок в горле и набирает первый номер. Джиу берет трубку после второго гудка. На заднем плане много разных звуков, и она смеется над чем-то, что кто-то говорит, но Юнги не разобрать слов. — Ах, Сок! Столько времени прошло, ты наконец вернулся ко мне, но теперь уже слишком поздно. Я тусуюсь с девчонками. Ладненько, наслаждайся своим свиданием. Сбитый с толку Юнги хмурится, но не позволяет себе отвлекаться. Ему нужно передать важное сообщение. — На самом деле, это я… Юнги, — начинает он, внезапно жутко нервничая. Ему практически приходится заставлять себя произносить остальные слова. — Эм, Хосок сказал мне позвонить тебе. Он… снова попал в больницу. Постоянный шум на заднем плане исчезает в течение нескольких секунд. Когда Джиу снова заговаривает, игривость в ее тоне сменяется на беспокойство. Она спрашивает: — В какой больнице? Он снова упал в обморок? И что он делал до этого? Быстрые вопросы вызывают у Юнги ощущение, что его допрашивает полиция — не то чтобы ему довелось испытать такое раньше. В любом случае, он не медлит с ответом и старается не заикаться. Он все еще не так хорошо знает Джиу, но ему кажется, что лучше не попадаться ей под горячую руку. — Мы в медицинском центре Лонг-Бич, и нет… он не упал в обморок. Я… я, честно говоря, не знаю, что произошло, — Юнги смотрит на мальчишку, неподвижно лежащего на каталке перед ним. Он не может сказать, проснулся Хосок или нет, но в любом случае Юнги говорит в трубку: — Мы ехали обедать, и все было прекрасно, но потом… Хосок сказал, что ему нехорошо, и, похоже, ему стало больно, поэтому я отвез его в отделение неотложной помощи. Думаю, доктор сказал что-то о желании понаблюдать за ним некоторое время? Я не знаю. Я не смог понять всего. Извини. На этот раз ответ Джиу звучит намного мягче. — Не извиняйся. Я уверена, тебе очень тяжко, а врачи не говорят на тех же языках, что и мы, — вздыхает в трубку девушка. — Хорошо, мне придется найти кого-нибудь, кто отвезет меня туда. Хосок, вероятно, хочет, чтобы я принесла ему вещи, но я не смогу попасть в общежитие без его ключ-карты… ему придется подождать до завтра. В общем, можешь сказать ему, что я приеду, как только смогу? — Конечно, — кивает Юнги, пусть она его и не видит. — Да, я передам ему. И… Думаю, я напишу тебе с его телефона, когда узнаю, в какой он будет палате. Джиу легко соглашается с этим планом. Парень уже собирается повесить трубку, когда она внезапно зовет его. — Кстати, спасибо. Мне следовало, наверное, сказать это намного раньше, но… спасибо, Юнги. — А? — Юнги хмурит брови, вновь ничего не понимая — Я… не уверен, что я такого сделал. — Я благодарю тебя за заботу о моем младшем брате, конечно же, — поясняет она. Внезапная дерзость в ее тоне заставляет Юнги чувствовать себя неловко, но это ненадолго; девушка мягко продолжает: — Я действительно это имею в виду, так что… спасибо. Юнги не знает, как ответить на неожиданную благодарность. Говорить ей «всегда пожалуйста» неправильно, ведь он делает все это не из чистой доброты. Он здесь ради Хосока, потому что хочет. Потому что должен. Так как Хосок — его лучший друг, а еще его самый дорогой человек. Он не может представить, что его больше нет рядом. Проводить время с Хосоком и быть рядом с ним — это абсолютная необходимость. Ему не нужны чьи-либо слова благодарности или похвалы. Пока он нужен Хосоку, Юнги всегда будет рядом.***
Хосок засыпает, как только его недавно назначенная медсестра заканчивает процесс приема. Так много всего произошло с момента короткого путешествия из отделения скорой помощи в палату, где Хосок сейчас находится под наблюдением. Юнги никогда не осознавал, сколько людей работают бок о бок в больничных условиях и какую разную работу они все выполняют. Он чувствует себя немного неловко из-за того, что ему представились несколько человек, а запомнил он только имя главной медсестры Хосока, — Шарлотта. Достаточно легко запомнить, но по большей части потому, что Юнги был очень увлечен Good Charlotte в раннем подростковом возрасте. Итак, Юнги наблюдает за всем на расстоянии. Последнее, чего он хочет, это мешать кому-либо делать свою работу — заботиться о Хосоке. Шарлотта проводит медицинский осмотр и задает Хосоку различные вопросы, на которые юноша сонно отвечает в меру своих возможностей, и она подробно описывает текущий план ухода. Также известный как: «Мы пока понаблюдаем за вами, потому что, честно говоря, пока не знаем, что происходит». Так-то Юнги тоже не имеет ни малейшего понятия. Проведя им экскурсию по комнате и объяснив, как ее позвать, Шарлотта наконец оставляет их одних. Больничная палата погружена в тишину, пока Хосок отдыхает, а Юнги тихо присматривает за ним. Как бы он ни ненавидел находиться в больницах и все, что связано с больницами, пребывание здесь не вызывает у Юнги такого беспокойства. Он думает, что это только потому, что она побогаче предыдущей, а декор на стенах комнаты пытается казаться теплым и гостеприимным. Ладно, это не так, но дизайн хорош. Лучше голых белых стен, напоминающих ему о смерти. Джиу прибывает примерно в то время, когда Хосок просыпается после долгого сна. Она приносит с собой коробку вкусной выпечки из модной пекарни, о которой Юнги никогда не слышал, и объясняет, что иногда посещает это место со своими друзьями. Девушка все время продолжает вести легкую беседу, пытаясь поднять настроение, которое было ничем иным, как удручающим с того момента, как Хосок проснулся. Он явно в плохом настроении, и никто не может винить его за это. В конце концов, именно ему приходилось страдать от этого утомительного процесса снова и снова. Итак, юноша спокойно жует свою булочку и не комментирует ничего из сказанного. Будучи социально неуклюжим человеком, Юнги чувствует необходимость комментировать все, иначе он будет чувствовать себя еще более неловко, а он действительно этого не хочет. Впрочем, говорить с Джиу несложно. Она достаточно вежлива и дружелюбна, в ней нет фальши или чрезмерной властности. Юнги легко может почувствовать, что она ценит честность и откровенна в том, что ей нравится и не нравится. По этой причине, когда ей надоедает вести беззаботную беседу, она упоминает слона в комнате. — Доктор сказал что-нибудь еще о том, что происходит? Помимо желания наблюдать за тобой. Хосок качает головой и бормочет: — Нет. Только это. Джиу издает слышимый вздох. — Хорошо… и ты действительно ничего не делал, чтобы спровоцировать приступ? — Я не делал, — отвечает Хосок. Похоже, он очень расстроен всем этим испытанием, и опять же, никто не может его винить. — Я вообще ничего не делал… Я буквально сидел там. В машине. Это просто произошло из ниоткуда. Юнги-хен может поручиться за меня. Внезапно все взгляды устремляются на Юнги, а он слишком поражен, чтобы ответить сразу. Ему хотя бы удается кивнуть головой, так что, по крайней мере, на этот раз он не совсем бесполезен. И снова сестра вздыхает: — Тогда… Я не понимаю. Ну что ж. Для этого и существуют врачи, верно? С их высокими степенями и всем прочим. Уверена, что они скоро найдут ответ, и тогда мы все сможем решить, что делать дальше. — Ничего не нужно делать, — бормочет Хосок себе под нос. Юнги садится на стул рядом с кроватью, но даже тогда эти слова все еще едва слышны. — Они будут продолжать вливать мне жидкости, а потом отправят меня домой, как обычно. Я не понимаю, почему на этот раз все так драматизируют. — Так, наверное, потому, что этого не должно было случиться? — отвечает Джиу. — Обычно ты в полном порядке, когда не волнуешься из-за чего-то. Так что, технически, ты не должен сейчас находиться в больнице, но ты здесь, потому что что-то не так. Вот почему нам придется подождать и посмотреть, что скажет врач, поскольку ты утверждаешь, что никак это не спровоцировал. — Потому что это правда! Сколько раз я должен тебе повторять? — Хосок смотрит вниз на одеяло, прикрывающее его колени, вместо того, чтобы смотреть на сестру. Зная его так долго, Юнги сомневается, что он на самом деле злится на нее, поскольку она ничего не сделала. В любом случае, Хосок добавляет тише: — Я не… Я не знаю, что еще ты хочешь, чтобы я сказал. — Я не то чтобы хочу, чтобы ты что-то говорил. Я не виню тебя, — девушка звучит так же расстроенно, как и Хосок. Учитывая, как сейчас развивается ситуация, Юнги задается вопросом, должен ли он выйти из комнаты, чтобы дать брату с сестрой немного уединения. — Я бы никогда не стала винить тебя за это, я просто хочу понять, что происходит. Тебя дважды госпитализировали с тех пор, как ты приехал в Штаты, Хосок. Это ненормально. Хосок закатывает глаза на это: — Это нормально. Не притворяйся, что это не так. Я практически вырос в таких больницах, поэтому я думаю, что я лучше, чем кто-либо, знаю, что для меня нормально, а что нет. — Серьезно? Не выпендривайся только потому, что мамы нет рядом. — Неважно. Пить хочу. Где моя кнопка вызова? — Хосок поворачивается с боку на бок, поднимая одеяло и гору подушек в поисках конкретного пульта. — Была прямо здесь несколько минут назад… Сейчас Джиу выглядит так, будто она в нескольких секундах от того, чтобы потерять терпение. — Хосок. — Я тебя услышал и больше не хочу об этом говорить, — Хосок говорит все это в разгар своей битвы с мусором, нужная кнопка находится не сразу. — Серьезно, куда, черт возьми, она подевалась? Забудьте. Я лучше позвоню Шарлотте по телефону. Юнги не думает, что он когда-либо чувствовал себя так неловко в своей жизни. Быть в центре внимания достаточно сложно в щекотливых ситуациях, но быть сторонним наблюдателем среди двух людей, что не могут договориться, — это совершенно другой вид пытки. Он не знает, что сказать и должен ли он вообще что-то говорить, но, может быть, было бы неплохо дать им немного времени наедине. Если бы у него когда-нибудь возникли разногласия с собственным братом, он бы не хотел, чтобы кто-то смотрел на происходящее со стороны. Когда Хосок снова жалуется на то, что ему ужасно хочется пить, Юнги предлагает решить проблему за него. Это единственное, что он может сделать для Хосока на данный момент. — Я куплю тебе что-нибудь из торговых автоматов, — предлагает парень. На этот раз он готов к тому, что все взгляды устремятся на него. Юнги надеется снять напряжение улыбкой, которая, вероятно, выглядит так же стеснительно, как и он сам. — Там наверняка побольше выбора, чем у Шарлотты. Но все-таки, что ты хочешь? Сок или воду? Последующий миг молчания разъедает Юнги изнутри, пока Хосок, наконец, не отвечает ему. — Сок — это хорошо… но можешь взять на свой вкус, — говорит он, и выражение лица говорит, что ему сейчас тоже неудобно. Связано ли это с его недавним поведением или нет, Юнги не знает, и это неважно. Хочет сделать эту простую вещь для Хосока и надеется, что это сделает его счастливее. — Хорошо, пусть будет сок. Я сейчас вернусь, хорошо? Юнги не двигается со своего места, пока Хосок не кивает, давая понять, что все действительно в порядке. Только после этого Юнги встает и направляется к двери, но не без того, чтобы повторить, что он обязательно скоро вернется. Это немного чересчур, так как ему больше некуда идти и нечего делать. Тем не менее, хочется, чтобы Хосок знал, что друг не собирается оставлять его совсем одного. Через что бы ни пришлось пройти Хосоку и какие бы трудности ни стояли перед ним, Юнги хочет быть рядом с ним. Он клянется, что будет. Как только Юнги подходит к торговому автомату, он прижимается лбом к прохладному стеклу и глубоко вздыхает. Он держался так долго исключительно ради Хосока, но это был адский день, и он очень устал, физически и морально. Как они перешли от пограничного флирта в аквариуме и покупки друг другу сувениров к сидению в больничной палате? Ни за что на свете Юнги не пойдет завтра на работу. Ему придется сослаться на болезнь или что-то в этом роде, пока не поздно. Он никогда так не отмазывался, поэтому вряд ли менеджер устроит ему неприятности. Однако всегда лучше быть осторожным. На всякий случай. Сейчас же это не важно. Юнги должен выполнить обещание, поэтому, еще раз вздохнув, он отрывает лоб от аппарата и выбирает напиток, который, как он знает, понравится Хосоку. Он покупает и вторую банку, потому что Джиу была достаточно мила, чтобы принести им выпечку, и Юнги не хочет оставлять ее ни с чем. Он также надеется, что в комнате все идет хорошо. Он особо не был свидетелем взаимодействия брата с сестрой с тех пор, как познакомился с ними обоими лично, поэтому он не слишком уверен в динамике их отношений. И никогда раньше не видел, чтобы Хосок так себя вел, так что этот день был полон для него беспрерывных сюрпризов. В любом случае, Юнги считает, что поступил правильно, выбравшись оттуда на некоторое время. — Привет. Юнги чуть не выпрыгивает из своей кожи. Чудом не роняет напитки, когда оборачивается и видит приближающуюся к нему Джиу, поскольку это последнее, чего он ожидает. Он отсутствовал не так уж долго, хотя по дороге сюда чуть не заблудился. Так что ее внезапное появление ему не понятно. — Прости, я тебя напугала? — спрашивает она, тихо смеясь и прикрывая рот рукой. Это странно, и Юнги не видит в этом смысла, потому что ее улыбка почти такая же красивая, как у Хосока. Но это всего лишь его предвзятое мнение. — Я не хотела, но мой папа всегда говорит, что я хожу слишком тихо, даже когда на мне каблуки. Думаю, в этом он не ошибается. Юнги улыбается и пытается не чувствовать себя неловко, но ничего не может с собой поделать. Это его естественное состояние, когда дело доходит до общения с людьми, с которыми он не близок. Добавьте к этому тот факт, что она сестра Хосока, — и рецепт катастрофы готов, ведь Юнги чувствует необходимость произвести на нее впечатление. Он жаждет ее одобрения, даже если оно ему не нужно. — В любом случае, мне жаль, что тебе пришлось иметь дело со всем этим, — продолжает Джиу, и она внезапно снова становится серьезной. — Я имею в виду, мне жаль, что тебе пришлось выслушивать нас. Мой брат иногда бывает несносным, но это не всегда его вина. Мы много нянчились с ним с младенчества, но он совсем не плохой ребенок. Я просто его спровоцировала сегодня. — Оу, — говорит Юнги, потому что что еще он должен был сказать? Понятия не имеет. — Я знаю, что он не плохой… И я не думаю, что ты плохая. Это нормально, что братья и сестры иногда ссорятся, но… Я могу сказать, что вы все еще очень заботитесь друг о друге. Он надеется, что не переступает никаких границ своим внезапным анализом их отношений; кажется, все в порядке, Джиу улыбается ему. После этого она вздыхает и прислоняется к одному из торговых автоматов, скрестив руки на груди. — Хосок… сложный. Как и все мы. Я пытаюсь приложить усилия, чтобы понять его, но это не всегда возможно. Хотелось бы мне, чтоб это было проще. Может быть, тогда он слушал бы меня чаще, — девушка поворачивает голову и смотрит на Юнги, ее карие глаза изучают его на мгновение. В конце концов она говорит: — Но тебя он слушает. Юнги отводит от нее взгляд. Он никогда не был хорош в поддержании зрительного контакта. — Да не знаю… он не всегда меня слушается. Например, он пытался спорить со мной, когда я сказал, что отвезу его в больницу. Я был… немного напуган в то время, поэтому я огрызнулся и сказал, что все равно забираю его. Потом он послушался, но я все еще чувствую себя ужасно из-за этого… Джиу на самом деле хихикает, услышав это, и звук ее внезапного смеха застает Юнги врасплох. Он понимает, что ее смех тоже очень похож на смех Хосока. Странно, они же не разнояйцевые близнецы; у них аж четыре года разницы. — Божечки, жаль, что я не видела это своими глазами, — комментирует она. — Кстати, ты не должен чувствовать себя плохо. Хочешь знать почему? Ты так поступил только потому, что он тебе действительно небезразличен. Верно? Юнги без колебаний кивает. Это простая правда, и он согласен с ней, хотя и не понимает, к чему девушка клонит. — Раньше я чувствовала себя плохо из-за того, что не могла понять всего, через что прошел Хосок, — продолжает она, — но я чувствовала это только потому, что он мне очень дорог. Он мой младший брат, и я ненавижу видеть, как он борется. Он хороший сын, хороший человек, и он заслуживает наслаждаться своей молодостью, понимаешь? Так что мне тяжко, когда приходится быть с ним строгой. Жизнь и так у него не сахар, ты так не думаешь? И опять Юнги кивает ее словам и вспоминает, как он впервые заговорил с Хосоком. Тогда все казалось таким легким, и он только сейчас понимает, что это в основном потому, что Хосок никогда не был откровенен насчет сокровенного. Юнги виновен в том же, но он все равно выдал больше своих собственных секретов, чем Хосок когда-либо делал в ответ. В то же время это имеет смысл; тогда они едва знали друг друга. Хосок боялся, что Юнги пожалеет его и будет относиться к нему по-другому, если узнает правду. С тех пор прошло почти три года, а Юнги все еще узнает о Хосоке разные мелочи каждый день. Он не променял бы это ни на что в мире. Его также не волнует, что их общение больше не сможет быть непринужденным. Жизнь такова; она может быть жестокой, наполненной неожиданными событиями. Жизнь снова и снова сбивает людей с ног, и именно поэтому после каждого падения им приходится становиться выше. Если они этого не сделают — игра окончена. — Тьфу. Несу чушь, как бабка старая, — Джиу смеется над собой и отодвигается от торгового автомата. На этот раз она смотрит на Юнги как на равного. — В любом случае, больше не буду тебя задерживать. Тебе следует вернуться к Хосоку, пока он не пожаловался медсестре, что хочет пить. Я пойду прогуляюсь по округе, ноги разомну. О, и еще раз спасибо за то, что так заботишься о нем. Ее улыбка искренняя. Впервые с начала их разговора Юнги больше не чувствует себя неловко, отвечая на эту улыбку своей собственной. — Да… Думаю, мне стоит вернуться, — отвечает он и только сейчас понимает, что Хосок, получается, совсем один. Юнги не хочет, чтобы Хосок оставался в одиночестве, но перед тем, как расстаться с Джиу, говорит: — Хосок заботится обо мне так же сильно, так что… Я просто поступаю так, как он бы поступил ради меня. Вот и все. На этот раз на ее лице появляется совершенно другое выражение, но оно исчезает через полсекунды. Джиу никак это не комментирует. В шутку желает ему удачи в борьбе с «гневом» Хосока, а затем уходит. Юнги смотрит ей вслед, пока девушка не исчезает в другом коридоре. Через несколько секунд после этого, направляясь обратно к лифту, он замечает, что совершенно забыл отдать ей напиток, который держал в руке. Ну что ж. Ему придется купить ей еще один, когда она вернется. Когда Юнги входит в палату, юноша сидит на краю больничной койки. Выглядит он странно встревоженным, пока не понимает, что это Юнги, а затем слегка приулыбается. Ничего не говоря, Хосок похлопывает по пустому месту рядом с ним на матрасе и ждет. Юнги точно понимает, чего тот хочет, потому что теперь он знает Хосока. Он знает Хосока уже несколько лет и надеется, что у него будет привилегия знать Хосока еще несколько лет. — Тебе сегодня повезло. Посмотри-ка, что у них было в торговом автомате, — Юнги садится на край кровати рядом со своим близким другом, их плечи и бедра соприкасаются. Затем он показывает сокровище в своих руках. — Твой любимый арбузный чай. Хосок драматично ахает: — Ты имеешь в виду самый лучший искусственно ароматизированный напиток в мире? Отдай его мне. Юнги смеется над всем этим, наблюдая со стороны и удивляясь, как Хосок выпивает примерно треть напитка одним глотком. Друг заявляет, что это его личный эликсир жизни, и ему не нужны никакие лекарства, чтобы чувствовать себя лучше. Ему просто нужен пожизненный запас его любимого арбузного чая. Ничто другое не имеет для него значения. Юноша быстро успокаивается и молчаливо попивает оставшееся, Юнги тоже вскрывает свою банку. На фоне тихо работает телевизор, и это необычно умиротворяюще — Юнги не думал, что такое ощущение вообще возможно в больничной палате. Больницы всегда были для него противоположностью. Они ужасающие, грязные, отвратительные — какие угодно, только не умиротворяющие. Тем не менее, именно это Юнги сейчас чувствует, потягивая чай и наслаждаясь теплом человека, сидящего рядом с ним. Может быть, такие моменты, как эти, — его эликсир жизни. Иногда быть с Хосоком и наслаждаться его присутствием — все, что ему нужно. Остальное неважно. Внезапно раздается звуковой сигнал из дозатора и угрожает разрушить этот покой. Юнги чуть не подпрыгивает от удивления, гадая, что бы это могло значить. Однако Хосока, похоже, это не беспокоит. Он тянется к аппарату и нажимает одну из кнопок — и вот так просто сигнал тревоги затихает. — Что ты сделал? — Юнги глядит на странный гаджет, словно на бомбу, готовую взорваться в любой момент. — Звук выключил, — отвечает Хосок, будто это пустяк. — Это просто предупреждение о том, что у меня почти закончилась жидкость. Видишь вон тот пакет наверху? Он почти пуст, так что медсестра скоро придет и заменит его на новый. — Оу, — ну, это звучит намного менее страшно, чем то, что Юнги представлял. — Тогда нам стоит позвать медсестру? Чтобы она вовремя заменила пакет? По какой-то причине Хосок смеется над ним: — Расслабься, хен. У меня все еще есть около ста миллилитров, прежде чем он закончится. Ничего плохого не случится, я обещаю. Так что… давай просто поболтаем сейчас. Ой-ой. Юнги не нравится, как звучит последняя фраза, но только из-за серьезного тона Хосока. Он также полагает, что Хосок прав. Слишком много всего произошло сегодня, чтобы они просто игнорировали это и притворялись, что все в порядке. Из-за напряжения в отделении неотложной помощи, долгого сна Хосока и прибытия Джиу у них не было времени обсудить случившееся. Теперь, когда они, наконец, вдвоем, лучше бы покончить с этим, прежде чем кто-нибудь снова их прервет. Юнги начинает: — Окей, хорошо… Я хочу извиниться перед тобой. Ну, за то, как я вел себя в машине. Мне не следовало так повышать голос… но у меня крыша ехала, а я притворялся, что держу себя в руках, чтобы ты не понял, что я тайно схожу с ума. В общем, мне очень жаль, и я пойму, если ты все еще злишься на меня. — А? Я никогда не злился на тебя, да и… почему я должен злиться на тебя? — спрашивает Хосок, но не ждет ответа. Он ставит свою пустую банку из-под чая на поднос с едой позади них и снова сосредотачивается на Юнги. — Если уж на то пошло, я все это время злился на себя… Я злюсь на себя за то, что заставил тебя пройти через подобное, и я злюсь на свое глупое сердце за то, что оно не работает так, как должно… Я злюсь, что снова оказался в больнице, и что тебе приходится здесь со мной, хотя больницы тебя тревожат. Я бы никогда не хотел подвергать тебя опасности, но это все, что я продолжаю делать, и это чертовски расстраивает меня и… — Хватит, — говорит ему Юнги, и Хосок тут же поджимает губы. Пусть и логика друга понятна, все равно больно слышать эти слова. — Я знаю, ты расстроен тем, что произошло, и я не виню тебя, но я не… хочу, чтобы ты пытался защитить меня от моего прошлого, если это имеет какой-то смысл. Убежать от него я не могу, я все еще борюсь с этим, но я понимаю… Ты всегда так внимателен к окружающим. И все же я не хочу, чтобы ты избегал лечения в больнице только потому, что я не люблю больницы. Понимаешь? Хосок отвечает медленным кивком, хотя он смотрит вниз на свои ноги в носках, вместо того, чтобы встретиться взглядом с Юнги. — Я понимаю… но это не единственная причина. Я действительно ненавижу попадать в больницы, и это происходит почти каждый раз… Я не хочу повторения своего детства. Я- я хочу веселиться в универе и делать то, что делают другие студенты, вот и все. Пусть разговор и серьезный, то, как Хосок произносит все это, вызывает у Юнги добрую усмешку. Ничего не поделаешь; Хосок, вероятно, всегда будет так на него влиять. — Да? Чем вообще занимаются другие студенты? Просвети меня. — Типа, ты знаешь… засиживаться допоздна и ходить на вечеринки… напиваться с друзьями и… и ходить на свидания с тем, кто им нравится. Вот такие обычные занятия, наверное. — Понятненько… Иронично, ты совсем не упомянул учебу, — подшучивает Юнги, а Хосок, как и ожидалось, громко хихикает и ударяет его по плечу. — Что еще делают студенты? Я-то не знаю, так что давай, продолжай. — Так, посмотрим… — Хосоку требуется время, чтобы серьезно подумать, его палец игриво постукивает по подбородку. Как кто-то может быть таким чертовски милым? Юнги этого не понимает. — Иногда они ходят на занятия в пижамах — о, но я никогда этого не делал, и я не хочу, просто думаю, что это смешно. Кроме того, им нравится обедать на траве перед универом… Я думал о том, чтобы устроить там пикник, но я еще не завел столько друзей, чтобы их на этот самый пикник пригласить. — Тогда пригласи меня, — говорит Юнги, как будто это действительно так просто. А кто знает? Может, и просто. — Я пойду куда угодно, если там будет бесплатная еда. На этот раз, когда Хосок смеется, он почти бросается на Юнги, а тот едва удерживается на кровати. Его драматическая реакция на мягкую шутку забавна, потому что Хосок всегда забавляет Юнги, и это никогда не изменится. Юнги отчаянно хочет поцеловать его в такие моменты. Это тоже никогда не изменится. Пока что он успокаивается, положив руку на бедро Хосока. — Хорошо, а если я приглашу всю вашу группу? — предлагает Хосок с дразнящей улыбкой, от которой Юнги не может оторвать глаз, как бы он ни старался. — Тэ с Чимином тоже. Мы могли бы все вместе устроить грандиозный пир на траве у моего универа. Как тебе? — В целом… сойдет, но я не слишком горю желанием делиться, поэтому мне сначала придется рассмотреть все варианты и ответить позже. — А? — Хосок поднимает брови. Он спрашивает с некой дерзостью: — Чем ты не хочешь с ними поделиться? Праздником или моей славной компанией? — Всем, — отвечает Юнги, не задумываясь, потому что это нормально. Все хорошо. Они постоянно дурачатся и дразнят друг друга. Хосок никогда не узнает, говорит ли он правду. — Я имею в виду… Я не против того, чтоб они были там, но в последнее время мне кажется, что ты почти мне не достаешься… Хотя Хосок хмыкает в знак согласия, в конце концов он отвечает: — Это правда, но разве я не весь твой прямо сейчас? Это тоже правда. В данный момент в комнате больше никого нет. Только они. Теперь Юнги не должен делить внимание Хосока с чем-либо или с кем-либо еще, и, возможно, этот простой факт не должен делать его таким счастливым. Может, ему не следует быть таким эгоистичным, но сейчас — хочется. И похоже, Хосок позволяет ему быть таким. Даже подталкивает к этому. Практически поощряет Юнги быть эгоистичным в своих желаниях. Лишь разочек. Юнги никогда не позволяет себе делать такие вещи, но как он может сопротивляться, когда сам Хосок подстрекает его? На самом деле, он просто слишком много думает. Юнги постоянно обдумывает каждое свое действие и каждое слово, которое срывается с его губ, будто он никогда не может отвлечься от своих мыслей. Тогда, возможно, это его проблема. Он слишком много думает. Пора перестать думать. Юнги не дает себе шанса подумать об этом, когда наклоняется и прижимается к губам Хосока. Это все, что он может сделать; еще дальше в этом кошмарном триллере под названием жизнь его дурацкая храбрость уже не приведет. Поэтому Юнги прижимается своими губами к губам Хосока и не двигает ими. Ни капельки. Как бы ему ни хотелось не думать прямо сейчас, у его прогнившего мозга другие планы. Плохо. Плохо. Плохо. Действительно плохо. Что же я, блять, наделал? Он только что поцеловал своего близкого друга в губы. Вот что он сделал. Жутко стыдясь, Юнги отстраняется и задается вопросом, как ему извиниться за такую огромную ебанную ошибку. Его мозг не работает, и он в нескольких секундах от паники, даже не может открыть глаза, чтобы оценить реакцию Хосока на поцелуй — но ему и не нужно. Мягкие, теплые губы вновь встречаются с его губами. Хосок целует его в ответ. Это не просто глупый сон или одна из его многочисленных фантазий. Это правда происходит прямо сейчас. Губы Хосока на нем; юноша наклоняется к Юнги, и они целуются, потому что это то, чего Хосок тоже хочет. Так или иначе, он хочет этого. Юнги никогда не думал, что это возможно, но сегодняшний день полон сюрпризов, и, похоже, они пока не прекратятся. Все хорошо. Все нормально. Нет, идеально, и Юнги не хочет, чтобы этот момент заканчивался. У его лучшего друга самые мягкие губы в мире, и они идеально вписываются между его собственными. Дозатор снова начинает пищать. Оба игнорируют это. Юнги кладет дрожащую руку на теплую щеку Хосока. Руки Хосока крепко вцепились в ткань рубашки Юнги, и это неважно, пусть она помнется, если это означает, что он может продолжать целовать Хосока и весь мир подождет. Хосок на вкус как арбузный чай и сахарная пудра той съеденной булочки. Когда их языки скользят друг по другу, у него вырываются тихие вздохи. Каждое их действие застенчиво, осторожно, экспериментально. Юнги пытается узнать, что нравится Хосоку, что заставляет его чувствовать себя хорошо, и он позволяет Хосоку делать то же самое. В конце концов, они в этом вместе. Всегда были. Ни у кого из них нет превосходства, и никто и не претендует. Их отношения никогда не были такими. Вместо этого они постоянно отталкиваются и притягиваются, отдают и берут. Равновесие. Юнги отдает Хосоку свое разбитое сердце, чтобы тот хорошо позаботился о нем, а Хосок бережно прижимает его к своему собственному поврежденному сердцу. Ни один из них не идеален, и они это понимают. Они не пытаются быть идеальными. Всегда лишь надеятся, что их достаточно. Дверная ручка дергается, и всего за полсекунды до открытия двери парни практически отпрыгивают друг от друга в спешке. — Все в порядке, солнышко? — спрашивает Шарлотта, подходя к кровати, не сводя глаз с Хосока. Она выглядит жутко обеспокоенной. Аппарат все еще подает звуковой сигнал, и она нажимает кнопку отключения звука, затем снимает стетоскоп с шеи. — Я быстренько послушаю, хорошо? Я побежала прямиком сюда, когда увидела на мониторе, что твой пульс внезапно подскочил. Ты почти дошел до ста пятидесяти, дорогой. Тебя что-то тревожит? Неловкое молчание делает ситуацию вдвойне хуже. Хосок потрясен и потерял дар речи. Юнги выглядит чертовски виноватым, и его лицо, кажется, пылает изнутри от того, как сильно он сейчас краснеет. Шарлотта слушает сердце Хосока и говорит ему делать глубокие вдохи, и это продолжается около минуты. Это более чем мучительно. — Похоже, ты снова успокоился, но мне придется приглядывать за тобой, — заключает Шарлотта. Женщина снова выпрямляется и вынимает стетоскоп из ушей. — Я знаю, что это был действительно тяжелый день для тебя, но мы не хотим, чтобы ты расстраивался или слишком волновался. Твоему сердцу нужен шанс отдохнуть. Хосок быстро кивает на ее слова, показывая, что он слушает, хотя дар речи к нему не сразу возвращается. Однако трудно не заметить, что она искоса поглядывает на Юнги. Что бы она ни предполагала, он предпочел бы не знать. Так-то в основном Юнги ответственен за то, что сердце Хосока так колотится, и она имеет полное право винить его, но это должен был быть их приватный момент, а Юнги не хочет, чтобы кто-то вторгался в их недолговечный рай. К сожалению, уже слишком поздно. Заменив пакет в капельнице, Шарлотта перенастраивает электроды на груди Хосока, чтобы убедиться, что ритм его сердца считывается верно. Закончив, она напоминает ему успокоиться и спрашивает, не нужно ли ему чего-нибудь еще, но Хосок отказывается. Напряжение не покидает комнату вместе с Шарлоттой. Если уж на то пошло, становится еще хуже. Оба молчат — или, скорее, оба не знают, что сказать о том, что они только что сделали. Факт остается фактом: Юнги поцеловал Хосока. Хосок поцеловал его в ответ. Если бы медсестра никогда не прерывала их, они бы все еще целовались? Юнги не хотел останавливаться, и ему интересно, чувствует ли Хосок то же самое. Живет ли в нем то же сильное желание? Смотрит ли Хосок на друга и думает о поцелуе с ним так же часто, как сам Юнги? Была ли его реакция на поцелуй инстинктивной или преднамеренной? Мысль о том, чтобы поцеловать Юнги, для него в новинку, или он думал об этом целую вечность? Юнги хочет спросить. Он должен знать. Слова даются с трудом, и его сердце все еще сильно бьется в груди, но должен же он что-то сказать, верно? Сидение в тишине не утолит его любопытство, его беспокойство, все его вопросы. Внезапно Хосок начинает смеяться. Его плечи слегка дрожат, и он пытается приглушить звук рукой, но неудачная попытка только делает все более очевидным. Юнги спрашивает: — Что? Что тут смешного? Когда Хосок не отвечает ему сразу, все еще слишком занятый хохотом, смущение возрастает в десять раз. Уши Юнги горят так же, как и его лицо, хочется спрятаться где-нибудь, но идти некуда, выйти из комнаты — не вариант. Ну, можно и выйти, но это ничего не решит, и не хочется расставаться с Хосоком. Да, даже несмотря на то, что Хосок сейчас ведет себя как маленький бесячий засранец. Юнги щипает его за щеку, чтобы отомстить за необъяснимое хихиканье. — Хватит меня смешить! — скулит Хосок. Он делает паузу, чтобы сделать глубокий вдох, пытаясь заставить себя успокоиться. — Шарлотта вернется сюда, и из-за тебя у нас будут проблемы. — Я же ничего не делаю! — Юнги скулит ему в ответ. В эту игру могут играть двое. — Ты тот, кто смеется надо мной без причины, когда… когда даже нет ничего смешного. Это твоя вина, если у нас будут проблемы. — Это ложь, я смеюсь только потому, что ты заставляешь меня смеяться. — Тогда как я заставляю тебя смеяться? — Твое… лицо. Во всем виновато твое лицо, — заключает Хосок, но это звучит смешно, и очевидно, что он все еще пытается не рассмеяться снова. — Ты выглядишь так, будто обосрался, когда вошла Шарлотта. Бессмысленно пытаться сдерживать это. Хосок мгновенно разражается очередным приступом хихиканья и хлопает себя по колену. Итак, Юнги определенно хочет исчезнуть прямо сейчас. К черту этого Хосока с его противным смехом, его дурацкими мягкими губами и уютным теплом его тела. Юнги он больше не волнует, и ему ничего из этого не нужно. (Конечно, нужно.) — Как ты меня бесишь, — рычит Юнги. С драматическим вздохом он откидывается на кровать и глядит в потолок. Это проще, чем смотреть на Хосока. Он шутливо бормочет: — Зачем я вообще тебя поцеловал? Матрас прогибается, когда Хосок ложится рядом с ним. Он больше не хихикает, но время от времени икает, и этот звук мучает Юнги изнутри. Как его лучший друг, его краш, может быть таким милым? В этом нет никакого смысла. Хосок тихо спрашивает: — Зачем? — Я… не знаю, — признается Юнги, но это не совсем правда. Он перефразирует свой ответ секундой позже. — Просто очень хотел. После его честного ответа воцаряется тишина. Честность — важнейшая часть их дружбы, и у Юнги нет причин лгать, правда раскрыта. Раньше он говорил себе, что не будет инициатором чего-либо, что он подождет, пока Хосок сделает первый шаг, если между ними что-то произойдет. Похоже, он сам нарушил свое правило. Когда-нибудь ему придется простить себя за свою слабость из-за добрых глаз и улыбки в форме сердца. — Я рад, что ты это сделал. Услышав это тихое признание, Юнги поворачивает голову, чтобы посмотреть на другого парня. Хосок делает то же самое. Его глаза большие, яркие и красивые. Юноша шокирован своими же словами, словно не может поверить, что говорит это, но Юнги не видит сожаления в его лице. Друг, скорее, уверен в себе. Юнги сглатывает. Он не знает, почему он шепчет, когда спрашивает: — Правда? Хосок кивает и шепчет в ответ: — Правда. И… мы должны сделать это снова- типа, как только они снимут с меня эти провода. Не позволим Шарлотте все время нас за яйца держать. Теперь уже Юнги изо всех сил пытается сдержать смех. В его защиту стоит сказать, что его лучший друг тоже чертовски забавный, и невозможно не посмеяться над нелепостью ситуации. Кто знал, что их первый поцелуй произойдет в больничной палате? Жизнь слишком непредсказуема, и Юнги никогда не знает, чего ожидать, но он больше не боится неизвестности, всех этих «а что, если» и миллионов возможностей. Как он может бояться неожиданности, когда именно она привела его к встрече с Хосоком? — Хорошо, — с легкостью соглашается Юнги, проводит рукой по матрасу, пока не встречает мягкое тепло, и соединяет их мизинцы вместе. Улыбка на лице Хосока становится шире. — Тогда я обещаю поцеловать тебя потом. А пока они успокаиваются, держась за руки, лежа вместе на тесной больничной койке, тихо смеясь и шепча нежности.***
Хосок: привет~❤ ты уже добрался домой?Юнги:
вау
ты экстрасенс?
да, только что
спасибо, что спросил :)
Хосок: никаких спасибо, хен это моя обязанность (◡‿◡✿) ладно, хотел бы я, чтоб ты остался… в кванджу всегда разрешают переночевать больше, чем 1 члену семьи? но эх в америке походу по-другомуЮнги:
эй даже не беспокойся об этом
завтра все равно приду
не так уж далеко ехать
даже если б было далеко, я бы все равно вернулся
Хосок: (⁄ ⁄>⁄ ▽ ⁄<⁄ ⁄) мин юнги ты действительно знаешь, как заставить сердце парня биться быстрееЮнги:
лол нееет не говори это
Шарлотта всегда следит за тобой
или кто там твоя медсестра в ночную смену
я уже забыл ее имя
Хосок: лоол, Джессика она хорошая, но она не шарлотта (╥ω╥)Юнги:
оуу
ну, по крайней мере, ты будешь спать
большую часть ночи, верно?
Хосок: надеюсь в больницах так шумно… обычно я в наушниках лежу и надеюсь на лучшееЮнги:
ну, если это поможет
я могу остаться с тобой
и мы можем продолжать переписываться
Хосок: ты милый но все ок~ я бы хотел, чтоб ты хорошо поспал чтобы завтра ты был бодр у нас впереди еще куча поцелуевЮнги:
омг сок
Хосок: я просто говорю правду! мы вообще не целовались после этой дурацкой ЭКГ…Юнги:
лол
не вини кардиомониторы
они следят за тобой всю ночь, так то
может, они снимут их завтра?
Хосок: я надеюсь на это (>д<) а еще… я должен тебе кое-что сказатьЮнги:
что?
Хосок: это был мой первый поцелуй~Юнги:
серьезно???
Хосок: даЮнги:
вау
но
у тебя действительно хорошо получается…
Хосок: правда?Юнги:
угу
9999999/10
поцеловал бы снова
Хосок: пхахпхах омг тогда я польщен таким рейтингом (≧◡≦) ❤Юнги:
а для меня большая честь быть твоим первым
(￣ω￣)
Хосок: честно, хен если так подумать ты был для меня первым во всемЮнги:
да?
тогда я возьму еще больше первых разов
если ты позволишь мне…
Хосок: шутишь? я сам их тебе подарюЮнги:
о…
ты обещаешь?
Хосок: я обещаю (っ˘з (˘⌣˘) ❤Юнги:
❤❤❤❤❤❤
***
— Мне нужно тебе кое-что сказать. Холодный ветер отвечает тихим воем. Юнги удалился на задний двор своего дома, где лег на сухую траву и смотрит на несколько звездочек, которые он может узреть в темноте. После переписки с Хосоком у него не получается заснуть; и хотя его тело истощено, в голове столько энергии. Он понимает, что слишком взволнован завтрашним днем, потому что снова увидит Хосока. Разве это не иронично? Мин Юнги, ненавистник больниц номер один, рад навестить своего краша в больнице завтра утром. Он планирует встать достаточно рано, чтобы успеть провести время с Хосоком до его выписки. Хосок утверждает, что процесс может быть долгим и очень напряженным, поэтому у них не будет много «времени наедине». Неважно, поскольку Джиу все равно будет там. Юнги просто с нетерпением ждет возможности снова держать Хосока за руку, даже если они не смогут сразу поцеловаться. Тем временем, неспособный заснуть Юнги решил, что самое время снова посоветоваться со звездами. Прошло много времени с тех пор, как он разговаривал с ними, слишком был занят, застряв в своей голове и оказавшись перед дилеммой, хочет ли он признаться в своих чувствах. Им с Хосоком еще многое предстоит обсудить, но сначала Юнги хочет исповедаться звездам. В конце концов, они тоже важная часть его жизни. — Мне… нравится кое-кто новый, — признается он вслух, и это признание ощущается как свобода. Хочется кричать об этом на весь мир, пока все не узнают, как много Чон Хосок значит для него, но пока этого признания достаточно. — А еще я его сегодня поцеловал, и он поцеловал меня в ответ, так что… оказывается, мы действительно нравимся друг другу. Я все еще пытаюсь переварить все это. Поцелуй изменил жизнь. Буквально. Он не преувеличивает и не пытается драматизировать; такое ощущение, что поцелуй с Хосоком был одним из лучших импульсивных решений, которые он когда-либо принимал в своей жизни. Может, так кажется потому, что адреналин все еще течет по его венам и гормоны преследуют его, но Юнги безразлично. Почему? Потому что он поцеловал Хосока. Хосок поцеловал его в ответ. Он, вероятно, будет в приподнятом настроении еще несколько недель. — После всего, что произошло между тобой и мной… ну, я думал, что буду бояться гораздо больше. И я боялся сначала, не буду отрицать. Но поцеловав Хосока и узнав, что он чувствует то же самое… кажется бессмысленным бояться всего. Как бы, мне не страшно, когда я с ним, потому что я знаю, что я не одинок. Нелегко найти правильные слова, но это самое точное описание сложных эмоций, живущих внутри Юнги. Парень и не думал, что сможет любить кого-то так сильно, как Сэбеля, но он начинает понимать, что любовь бывает разной. Сравнивать эти чувства нельзя. У Сэбеля всегда будет особое место в его сердце. Единственная разница в том, что он подвинулся, чтобы это место занял кое-кто еще. Хосок особенный для него по-другому, потому что Хосок — совершенно другой человек, и Юнги восхищается им таким, какой он есть. Это нормально — снова влюбиться. И Юнги не нужно разрешение ни от кого-либо, ни даже от непредсказуемой вселенной. Он предоставляет эту привилегию самому себе, потому что заслуживает счастья. Заслуживает наслаждаться своей жизнью и людьми, которых он встречает на своем пути. Это не значит, что он забывает о прошлом. Он не хочет да и это невозможно — забыть свою первую любовь. Вместо этого Юнги хочет принять все, кем он является, и каждый опыт, который привел его туда, где он сейчас. Двигаться вперед — лучший способ почтить свою молодость. — Бель-а, я не знаю, говорил ли я тебе это когда-нибудь раньше… но спасибо. За все. Я действительно не знаю, где б я был, если бы ты не появился в моей жизни… Вероятно, мне бы надрали задницу где-нибудь на баскетбольном матче, — Юнги смеется над своей фантазией, но он имеет в виду каждое слово. — А если серьезно, спасибо… за то, что ты мой лучший друг, заставивший меня влюбиться в музыку, и за то, что присматриваешь за мной даже сейчас. Я уверен, что присматриваешь, поэтому я сделаю все возможное, чтобы жить счастливо. Звезды, возможно, не смогут ответить ему, но им и не обязательно. Юнги знает, что они всегда слушают, всегда наблюдают за ним сверху и молча его поддерживают. Честно? Ему больше ничего не нужно.