Так пощади его, Боже,
милосердный Господе Иисусе
Даруй ему покой
Аминь.
Wolfgang Amadeus Mozart :
«Requiem in D minor K.626 - Lacrimosa»
— Нужно всегда стараться помогать бедным и обездоленным, оказавшимся в трудной ситуации. Есть множество людей, которым повезло намного меньше, чем тебе, Жан. Некоторые даже не имеют крыши над головой, не говоря о других благах. — миссис Кирштейн раскладывала по небольшим корзинам продукты первой необходимости. — Поэтому нужно заниматься благотворительностью. Господь решил дать нам достаток, но мы не должны забывать о тех, у кого этого достатка нет. Жан больше всего не любил лекции подобного рода. Его мать, Лизетта Кирштейн, являлась очень верующей женщиной. Настолько, что иногда Жан задумывался как она вообще жила с мужем, который до брака был уверенным атеистом, а после, уважая жизненную позицию жены, принял католичество, особо, конечно, не уверовав в Бога, но каждое воскресенье неизменно проводя в церкви уже в течение семнадцати лет. Хотя Жан прекрасно осознавал, что богатства отца, на которые подписалась после брака и мать, точно достались ему не от Господа, однако не спорил с родителями. Это было просто бесполезно. Свою агностическую позицию не оглашал, это было ни к чему, но благодаря матери был в курсе всех католических праздников, постов, знал наизусть католические молитвы на латыни. Несколько раз читал Ветхий и Новый завет. Занимательное произведение, если рассматривать в рамках человеческой фантастики, но не событий реального мира. В прочем, несмотря на фанатизм мамы, религиозные идеи не вызывали в Жане отторжения. Всё было верно, по заповедям и нужно было жить, большинство из них прописанны в государственных законах или чисто человеческих принципах. Ему казалось, что все люди из его окружения живут по этим правилам. К сожалению, лишь казалось. Увиденное на дне рождении разорвало шаблон жизни парня. Кровосмешение — страшный грех, и если бы об этом узнала мама, наверное, бы очень расстроилась, что сыну нравится такая девушка. Впрочем, по фотографиям она всегда говорила, что что-то нехорошее исходит от этих близнецов. Какая-то дьявольская энергия. Он будто внутри них жил. Жану казалось это бредом до… стонов из туалетной кабинки. До довольного до глубины души Эрена, показывающего требование молчать, до потной и кричащей под ним Микасы… Содом и Гоморра. Недавний разговор давал Жану надежду на то, что грешна не Микаса, а Эрен, но услышанное от Микасы говорило об обратном. Всё же он был уверен: она ошибается, даже сама не ведует, что несет. Это Эрен отравляет её жизнь, а Микаса же просто идёт на поводу у брата. Всё услышанное не вызывало агрессиии, оно лишь расстраивало, вызывало жалость к Микасе и желание попытаться спасти её и её душу. После того разговора он никогда не пропускал вместе с матерью воскресные службы в церкви. Женщина была рада, говоря, что всё происходит так, как и должно: Жан сам приходит к Богу. Как же… не придешь тут после всего увиденного и услышенного. Тут либо в психбольницу, либо в церковь. — Как спасти и защитить того, кто отвергает эту помощь? — спросил он как-то у матери, входя в храм. — А ты молись больше Господу. Он верный путь укажет. — шепнула ему женщина, опустив пальцы в кропильницу со святой водой перед тем, как перекреститься. Мама всегда объясняла, что этот молитвенный жест связан с освящением и воспоминанием о достоинстве крещеного человека. На следующий день после посещения храма, ему позвонила Микаса, прося о помощи. Уж не Господа ли благодарить за это? У Микасы намечался долгий путь исцеления, но именно то, что она попросила Жана спасти её, давало ему надежду на то, что девушка всё же встала на этот путь. Иначе бы Господь не создал бы такую ситуацию, в которой она действительно осознала, что нуждается в нём. Но приехав к Микасе, готовясь защитить её от чего угодно, он не увидел ничего нового в поведении девушки. Всё такая же нездоровая привязанность к брату, двойственность её поведения. Жан понял, что рано радовался. Путь ещё не начат. Но по крайней мере демон, терроризирующий её душу куда-то исчез. А ещё и ребёнок… Мать учила, что каждое дитя благословенно и послано Богом. Послан ли Богом плод от родных брата и сестры? Жан не приветствовал аборты, но особо никогда всерьёз об этом не задумывался, не думая, что когда-либо будет свидетелем нежелательной подростковой беременности. А по позиции матери, всё равно отложившейся в его голове, аборт — это убийство. А если ребенок нежизнеспособный, а если он угрожает жизни матери? А если он… дитя инцеста? Он не понял хочет ли Микаса этого ребенка. Та Микаса, которую он знал до седьмого апреля, хотела поступать на врача и планировала успешную карьеру на этом поприще, продолжая дело родителей. Какая же карьера её ждала, если вместо подготовки к выпускным экзаменам её ждала подготовка к родам? И ребенок от брата. Эта мысль не отпускала, как и любого нормального человека. Это ведь точно будет нездоровый ребенок, он прекрасно помнил уроки биологии по генетике. И тот, кто сделал этого ребёнка, «познав» собственную сестру, должен быть ответить сполна.♊🔥
Жан сразу услышал тревожные нотки в голосе девушки. Он развернулся, наблюдая за тем как сменялись эмоции на лице Микасы, краем уха слыша голос её отца в смартфоне. Последние два слова особенно чётко. Наверное, потому что Микаса выронила смартфон, падающий туда же, где покоилась разбитая чашка. Сознание Жана, будто отключилось от реальности, что уж говорить о Микасе, которая замерла на месте. Парень не понимал в данный момент ничего, в невероятном страхе следя за девушкой. Только несколько часов назад он ехал с мыслями о том, что её нужно спасать из лап монстра, именующим себя братом, а сейчас… его вдруг внезапно не стало. Был человек и нет человека. Если его можно было назвать таковым. Но о мёртвых либо правду, либо ничего… Кроме правды. Он не заслуживал Микасу. Она — ангел, которого вынудили пасть. Йегер должен был быть благодарен судьбе за то, что ему посчастливилось родиться вместе с настоящим даром божьим. А он лишь подло осквернил собственную сестру, оставив ей дитя перед смертью. Гореть тебе в аду, Эрен Йегер. — Микаса… дыши глубоко. Вдох, выдох. Давай со мной. Вдох… — Микаса молчала, продолжая сверлить взглядом одну точку. — Микаса, смотри на меня. Чёрт… — Жан незамедлительно взял стакан наполняя его водой из фильтра. — Выпей водички, Мика…– он протянул ей стакан воды, но реакции не последовало. Абсолютно никакой. Микаса не плакала, не кричала, не находилась в истерике, как люди, узнающие о смерти близкого человека. Она была пуста. Возможно, её психика просто так защищала, отключила все чувства и эмоции в данный момент, потому что ту боль, которую она наверняка сейчас испытывает глубоко внутри, не способен пережить никто. — Микаса, может быть это ошибка? — начал Жан. — Что-то не так объяснили… — только после этой фразы она будто отмерла. Посмотрела прямо в его ореховые глаза своими потемневшими. Что-то страшное творилось внутри неё и Жан не мог понять что именно и главное, что ему с этим делать. — Конечно… ошибка… он не может… вот так… — она встала на непослушные ноги, едва выходя из-за стола. — Он ведь обещал,что… чёрт… больно…– она согнулась пополам, схватившись за живот и теряя сознание. Жан едва успел её подхватить на руки, исключая падение и удар головой о кухонный гарнитур. На светлых брюках стало расползаться кровавое пятно. Жан, в ужасе осознавая, что Микаса может потерять ребенка, незамедлительно отнёс её в свою машину, отправляясь в сторону частной клиники. Кто, если не Господь распорядился, чтобы в этот тяжёлый момент именно Жан оказался рядом с ней?♊🔥
Девушка с трудом разлепила глаза, от слабости во всем теле практически не имея возможности пошевелиться. Взгляд отказывался фокусироваться, разглядывая две фигуры в палате, и лишь через время до нее начал доходить слегка дрожащий голос Карлы. Мама гладила её по голове, что-то бесконечно причитая. Эмоциональное состояние женщины оставляло желать лучшего: только вчера потеряла сына, а сейчас и дочь на больничной койке. — Милая, ну вот ты и проснулась. — Микаса уже отчётливо видела маму, а за ней стоящего отца. — Счастье моё… единственное. — Карла взяла девушку за руку, снова начиная плакать. Наверное, так много слёз, как за два прошедших дня, она не проливала никогда. «Все же хорошо, почему мама плачет?» — пронеслось в голове девушки. Карла и Гриша сидели все в чёрном, на темно-каштановые волосы была надета черная повязка, руки были в вечном треморе. Всё ведь в порядке… Она потеряла сознание, надо же, бывает. Сейчас придёт Эрен и точно разберётся во всём. Где же его носило? Микаса тут на больничной койке, а он, убежал. В туалет, наверное, он же точно сидел с ней всё это время, пока она была без сознания. В дверь постучали. — Братик! — улыбнулась Микаса, не понимая зачем Эрен стучит в её палату. Никогда в жизни не стучал. Мама посмотрела на Микасу стеклянными глазами и выбежала из палаты, краем уха девушка услышала, что она снова плачет. На пороге стоял не братик. А Жан. И тут сознание больно ударило всей действительностью. Микаса вспомнила о, по всей видимости, вчерашнем дне. О том, что произошло в комнате, о приезде Жана и о… звонке. Она всё ещё не знала абсолютно никаких подробностей. И больше всего на свете она хотела бы, чтобы ей сейчас сказали о том, что это одна большая неудавшаяся шутка, Эрен выйдет откуда-то из-за угла, и они вместе посмеются и забудут эту ситуацию. Но Эрен не выйдет. Эрена больше нет… Сколько себя помнила Микаса, на долго они никогда не раставались с братом. Самый максимум был достигнут, когда Микаса гуляла с Жаном, до этого их разлучал только сон. Они всё пытались найти способ входить в сны друг друга, проводя время и там. Мечта Микасы сбылась: Эрен теперь будет приходить к ней только во снах. — Микаса, Жан нам обо всём рассказал. Я о том, почему ты оказалась здесь. — начал Гриша, пытаясь выйти на контакт с вновь замершей Микасой. На последних словах она обратила разочарованный взгляд серых глаз на Жана. Ну и зачем этот придурок рассказал, и так проблем мало? Как ей теперь объясняться? — Но я сейчас хочу поговорить не об этом. — Видимо никак, судя по настроению отца. Они вообще не были обеспокоены положением Микасы, значило ли это, что уродца внутри неё больше не было? Самопроизвольный аборт на фоне стресса? То есть выкидыш. Очень на то походило, и вспомнившая про свою вчерашнюю невероятную боль внизу живота, не сравнимую ни с какой менструацией, Микаса только убедилась в своем предположении. — Ты извини, что я… что я буду говорить тебе об этом, но ты должна знать. Я сам был вчера на опознании. Это был действительно Эрен. Вернее, как тебе сказать… там даже толком целого тела не было. Господи… — Микаса закрыла глаза, тут же пожалев об этом. Перед глазами стояла страшная картина как это всё могло выглядеть. — У Эрена же даже не было прав, я не знаю откуда он вообще умел управлять автомобилем… Ехал на машине друга, Армина, ты ведь точно знаешь его. Но его в машине не было. Его никто не может найти, с утра даже ездили в его квартиру, но она заперта, телефон вне зоны доступа. Эрен… Он попал в аварию. Произошло столкновение с грузовиком, его отбросило на непроезжую часть и там автомобиль загорелся… взорвался и... в общем… его не стало. Чудом сохранился его паспорт в кармане брюк. Верхняя часть тела была обезображена огнем, в сохранности были только ноги. Ты ведь знаешь, что у него есть родинка на правом бедре? Ну, конечно, знаешь, у тебя такая же на левом. В целом комплекция Эрена, волосы местами оставались — темные и длинные. Ну и это осталось. — Гриша держал в руке потемневший от огня кулон. На внешней стороне был изображен символ знака близнецов в огне. Такой же есть и у Микасы. Где-то в бижутерии, они далеко не каждый день носили его, но видимо Эрен вчера решил надеть свой. С фотографией Микасы внутри. В микасином кулоне же соответственно была фотография Эрена. Когда они купили эти кулоны, парень всё говорил, что это синтементальная хрень и зачем им носить фотографии друг друга на груди, если они и так всегда рядом и не отходят друг от друга? Но видимо вчера он передумал. Будто чувствуя что-то. Теперь эти два кулона будут у Микасы. Единственная вещь, помнившая живое тепло Эрена. — Мне… мне… нечего сказать… — Микаса пыталась сдержать слёзы, намеревавшиеся выйти наружу, держала себя как могла, хотя хотелось кричать от бессилия и несправедливости. — Извини меня, дочка… Ты в положении, а я рассказываю тебе такие ужасы. Просто решил, что ты, как никто другой должна знать, что же произошло с нашим мальчиком. Хоть в этой истории множество белых пятен... — Микаса не пропустила мимо ушей фразу про положение. Чёрт, ещё и это… Знают ли мама с папой, что это общий ребенок их детей? Судя по спокойствию Гриши — нет. Но может быть он был так спокоен из-за скорби по умершему сыну? Гриша с возрастом стал скуп на эмоции. Хранил всё внутри себя. Даже сейчас его горе выдавал только взгляд, полный вечной боли. Боли, которую может испытать только родитель, потерявший дитя. Такая рана не затягивается, не забывается, время её не лечит, оно лишь учит жить вместе с этой болью. Научит и Микасу. — Папа… что же мне… делать теперь… — прошептала Микаса. — Я не хочу без Эрена… я не могу без него. Мы ведь одно целое, понимаешь? Одна жизнь, разделенная на двоих. Так с рождения! Мы всегда рядом, папочка! Что же… это… в-верните....верните мне брата! Верните! — у Микасы началась самая настоящая истерика. И с одной стороны это было лучше чем полное отсутствие чувств, но на то, что с ней происходило просто невозможно было смотреть. В палату забежали медсестры, делая Микасе успокаивающий укол, отправивший её в беспокойный сон. — Бедная моя… Нельзя же так… Так ты точно моего внука не выносишь. — вздохнул Гриша, вставая с места, где сидела Карла до того, как выбежала. Нужно было найти супругу. Скорее всего, её опять пытались привети в чувства коллеги, всем сердцем сочувствовавшие горю матери. Сын в могиле, дочь в шестнадцать лет ждёт ребенка. Самый настоящий кошмар. Кошмар, которому нет конца. — Жан, я проверю как Карла. А ты не отходи от Микасы. Про вашего ребенка мы потом поговорим. Сам понимаешь… не до этого. — он как-то неуверенно хлопнул Жана по плечу, уходя из палаты. Жан кивнул, садясь рядом с Микасой. Поправил её растрепавшиеся волосы, подтянул плед. Он взял её за холодную, как лёд, руку, и прикрывая глаза, прошептал:— Pater noster, qui es in caelis,
sanctificētur nomen tuum.
Adveniat regnum tuum.
Fiat voluntas tua,
sicut in caelo, et in terrā.
Panem nostrum quotidiānum da nobis hodie,
et dimitte nobis debĭta nostra,
sicut et nos dimittĭmus debitorĭbus nostris.
Et ne nos indūcas in tentatiōnem,
sed libĕra nos a malo.
Amen.
Мама всегда учила читать «Pater noster», когда не знаешь что делать дальше. Когда не знаешь какую молитву прочесть, чтобы Господь тебя услышал. Когда находишься в отчаянии. Он надеялся, что его вера поможет Микасе, попросив свою мать молиться о здравии девушки. Лизетта была шокирована тем, что Микаса в больнице, но по какой причине – не знала. А он и не знал как теперь объяснить это религиозной матери. Ведь родителям Микасы он сказал, что ребёнка девушка носит от него.♊🔥
Хоронили Эрена через несколько дней в закрытом гробу. На похоронах были все родственники, даже одноклассники близнецов, только самой Микасы не было. Врачи просто запретили ей посещать церемонию и родители были согласны с этим решением. Микаса и так чуть ли не потеряла ребёнка, а дополнительный стресс на прощании с братом мог снова спровоцировать отслойку плаценты. Новость о беременности в виду обстоятельств они восприняли спокойно, обещая разобраться с этим после похорон. Шокировала больше угроза выкидыша, хотя до этого Микаса и Эрен были уверены, что родители будут настоять на аборте, если узнают. Но может быть и настаивали, если бы знали правду… Жан не отходил от Микасы все дни, пока она была в стационаре. Сначала его чуть ли ни силком выгоняли из палаты, но по разрешению родителей ему позволено было остаться. Внутривенно Микасе вводили препарат на основе гормона прогестерона. Его количество резко снизилось в её организме из-за угрозы выкидыша, также матка была в тонусе и спазматиками врачи пытались её расслабить. Микасе был показан полный физический и эмоциональный покой. И если первое соблюдалось исправно, то со вторым были серьёзные проблемы из-за частых истерик и нервных срывов Микасы. В сознании, если можно так назвать то состояние, в котором находилась Микаса, она была только под действием успокоительных, иначе не контролировала свои действия. Психотерапевты, работавшие с пациенткой в совете с акушер-гинекологами, приняли решение не назначать серьёзные транквилизаторы, так как они легко могли проникуть через плаценту и отрицательно повлиять на развитие нервной системы плода. Работать с Микасой нужно было аккуратно на основе терапии, переходить на медикаментозное лечение полагалось только в самом крайнем случае. В целом анализы, назначенные Микасе не показывали никаких аномалий беременности. Все показатели развития плода соответствовали сроку развития. Жан хотел бы надеяться, что так будет и дальше. Не очень хотелось бы, чтобы Микаса была матерью больного ребёнка и обрекала себя на его вечное воспитание. Это вполне могло быть одним из божьих наказаний для неё, но Жан отчаянно молился о том, чтобы грешные души Микасы и покойного Эрена, Бог простил. Также лично позаботился о дополнительных генетических анализах, выявляющих самые ранние генные мутации и заболевания. В случае патологий, не совместимых с жизнью плода или матери, врачи бы сами назначили аборт, но пока что о нём никто не говорил. — Что ты собираешься делать, Жан? — поинтересовался Гриша в один из дней, когда они с Карлой проведывали дочь. Они много работали, стараясь так унять душевную боль, но о дочери не забывали. Прекрасно понимая, что её жизнь скоро изменится кардинально, не считая то, что она теперь осталась без брата, без которого не видела жизни. — Я не могу озвучить это вам, пока Микаса спит. Это неуважительно по отношению к ней. — Микаса как раз удачно открыла глаза, услышав голос мужчин. Она смотрела на них своим усталым взглядом, не отражающим ничего. Внутри снова была пустота, как в тот день, когда она узнала уничтожившую её новость. Микасы Йегер не стало. Осталась лишь её оболочка и кое-что ещё, требовавшее её сохранить свою жизнь. Она подумала о своём ребёнке. После смерти Эрена беременность больше не пугала её. Возможно, из-за действия успокоительных, но всё же. Микаса понимала, что малыш внутри неё — это единственное, что осталось от Эрена в этом мире. Его прощальный подарок, пусть он и не ожидал, что умрёт. Нерастворившаяся таблетка, плод, переживший несколько угроз выкидышей и продолжающий развиваться у неё под сердцем — она поняла, что это не просто совпадения. «Уродец» хотел жить. Хотя и Микаса надеялась, что он не будет совсем уж некрасивым. — Ты проснулась, моя девочка. — Карла ломанно улыбнулась, присаживаясь к Микасе ближе. — Детка, нужно поговорить. Ты ведь понимаешь о чем, да? — Микаса кивнула. Что ж, этот момент должен был наступить. — Жан… нам всё рассказал. Он действительно хороший мальчик, из хорошей семьи… — Микаса не понимала почему мама вдруг начала говорить о Жане, но перебивать не стала, лишь подняла на него взгляд. Жан, кажется, нервничал, как никогда. Это настораживало. — Понимаешь, ребенок… семья — это ответственность на всю жизнь. И нам уже поздно читать вам лекции о предохранении, сейчас мы разбираемся уже постфактум с последствиями. Конечно, мы были очень удивлены, что вы встречаетесь, но понять можно. Шестнадцать лет, гормоны бушуют… — Микаса никак не могла включиться в рассуждения матери, не понимая про отношения с кем она говорит. Кто встречается… у кого гормоны бушуют… — Мы примем любое ваше решение. Только скажи и мы уладим эту проблему. В клинике есть потрясающие гинекологи, настоящие профессионалы своего дела, так что забудете об этом, как о страшном сне. Но впредь, милая, нужно будет думать головой, которая на плечах, а не той, что у кое-кого ниже пояса. — Йегер покосился на подростка, стоящего рядом. — Но это я уже папаше новоявленному высказал. Это было безответственно, но что ж. Уже случилось. Сейчас только два варианта: либо свадьба, либо аборт. Кажется, в этот момент до расслабленного успокоительными сознания девушки начал доходить смысл слов родителей. Они тоже думали, что ребёнок от Жана? Над ней что... издевались? И им рассказал об этом он лично. Зачем, Микаса не понимала. Очень хотелось бы узнать, но последняя фраза папы лишь сильнее ввергла в шок: либо свадьба, либо аборт. Конечно, никакой свадьбы не будет. А аборт… аборт теперь она тоже не хочет. Их с Эреном ребенок не для того проходил столько испытаний уже на первых неделях развития, чтобы вот так просто быть выдернутым из жизни, за которую он очень борется. — Никакого аборта… Я буду рожать. — она посмотрела на переглядывающихся родителей. — Так значит… – Стойте. Мне нужно поговорить... с Жаном. Наедине, хорошо? – Микаса попыталась привстать, пока родители вышли из палаты. Жан хотел было ей помочь, но к Микасе сейчас приближаться было опасно. По ней было видно, что вот-вот и никакие успокоительные не сдержут её ярость. – Как... ты посмел... назвать ребенка Эрена своим? Как ты посмел сделать это без моего ведома? – злости Микасы не было предела, но она всячески старалась не кричать, иначе бы родители услышали. – Микаса, послушай... Я не мог по-другому. Привез тебя сюда с открывшимся кровотечением, угрожавшим жизни малыша. Что мне надо было сказать твоим родителям, которые и без того были не в лучшем состоянии? – Да что угодно! Хоть то, что ты не знаешь от кого ребёнок . Кто тебя просил вмешиваться в нашу семью со своей "помощью"? – Ты вообще-то. – Жан отвернулся к окну, разглядывая унылый вид дождливого сквера. – Блять! – Микаса закрыла глаза. – За что мне всё это? Ты же понимаешь, что я никогда не пойду за тебя замуж. Каким идиотом нужно быть, чтобы подумать обратное? – Тогда твои родители будут настаивать на аборте. А ты ведь... рожать собралась. – вздохнул Жан. Он понимал, что этим Микаса перечеркнёт всё своё будущее, но решение было только за ней. Это ей предстояло вынашивать и рожать. – Я расскажу им правду. – Жан странно на неё посмотрел. – Только о том, что ребёнок не твой! – А чей тогда? И про Эрена расскажешь? И про то как, где и в каких позах вы... – Жан вовремя остановил себя, чтобы не выливать на Микасу своё раздражение. Сам ведь понимал, что не должен был лезть. Но зачем-то взял на себя всю эту ответственность. Потому что мама учила помогать людям в трудной ситуации? Или потому что он любил этого самого человека, какой бы она ни была? – Слушай... я не заставляю тебя любить меня или действительно считать мужем. Позволь мне лишь позаботиться о тебе и твоём ребёнке. Сделай вид хотя бы для родителей и тогда они оставят твоего малыша. Тебе ведь даже лучше от этого будет... Смотри, нам ещё, как минимум год, учиться. Мои родители обеспечат нам достойную жизнь, пока мы будем доучиваться и твой ребёнок не будет ни в чём нуждаться! У тебя и у него будет всё, что нужно для жизни. Я поступлю на управленческий, как и хотел отец, и после буду работать в его компании. Я не об этом мечтал, признаюсь, но так наша семья будет в достатке. – Ты вообще понимаешь насколько отвратительно это звучит? Сколько ты придумывал эту историю? Идеальная жизнь Жана Кирштейна! Семья с Микасой Йегер, ой, в смысле, Кирштейн. В твоём идеальном мире я, наверное, и фамилию твою взяла. Эрен... Эрен только ушёл, а ты уже нафантазировал то, как займешь его место? Знаешь что, Жан, проваливай-ка ты отсюда. Я не хочу тебя видеть, понял? Никогда не приближайся ко мне и моему малышу. – она пыталась взять побольше воздуха, начав задыхаться. Какой потрясающий эмоциональный покой для будущей мамы! Жан не спорил, вышел из палаты, не желая тревожить Микасу ещё больше. Родители вновь странно переглянулись между собой, возвращаясь к дочери, но Микаса попросила и их покинуть её. Они не понимали, что произошло между подростками, но с вопросами не лезли. Микасе и без того было плохо.