Конферансье

Ле Вье подбежал к краю омута, раскинул руки и нырнул. Секундой до этого он стоял за кулисами и всем телом ощущал, что в сценарном прыжке нимфы с трапеции в воду что-то пошло не так. Живот под фраком стиснуло, серые волосы, и так встрёпанные, встали дыбом, набеленное лицо исполнило сложную пляску бровями. Покуда все остальные участники, разбросанные по сцене цирка, заинтересованно вытягивали шеи, могло стать поздно. Тренированное тело сделало всё по-своему, но послушалось. Изобразило в воздухе нелепую фигуру и ушло на глубину. Сцена замерла. От безмолвной тени — мим, дирижёр, конферансье (скорее пафосная муха вокруг номеров, если муха бывает во фраке и двухметровой) — никто не ожидал бултых среди выступления. Прошла вечность. Спустя эту вечность — из воды показалась голова, облепленная седыми прядями-водорослями. Ироничные губы — тонко подчёркнутые красным — сейчас по-рыбьи хватали воздух, но длинные пальцы в белых перчатках цепко удерживали бесчувственную нимфу на поверхности воды. Качки в трико, дожидавшиеся своего выхода — бездельники, где ж вы минуту назад-то были? — шустро подбежали к бортику, вытаскивая и пострадавшую танцовщицу, и самого ЛеВье в обтекающей фрачной паре: цепляться перчатками и ботинками, чтобы вылезти самому, оказалось чертовски неудобно. Спасённая нимфа шарахнулась от него как от чумы, мгновенно очухалась и убежала, на все стороны раскланиваясь перед зрителями. Конферансье, пошатнувшись, выпрямился было во весь рост, обозревая толпу поверх голов, но тут же скрючился, натянуто улыбнувшись, и на полусогнутых — образ есть образ! — пошлёпал в другую сторону за кулисы. В гладких модных ботинках противно хлюпало, глаза щипало, а вслепую он умудрился пропустить проём и врезался в стеночку, к пущей радости и зрителей, и нимф, и пловцов. Представление пошло своим чередом — уже без него. Но отдохнуть ему не дали: выплясывать вокруг номеров нужно было постоянно, так что — срочно в свою каморку, переодеваться в сухое, сушить патлы, капать успокоительное в глаза, чтоб опять не впилиться вслепую. — А номер переделаем!.. раздался чей-то возбуждённый шёпот поодаль. — Ты ощутил реакцию? Мы подпитку получили как за три полных раза! Вот пусть так и ныряет! И Эдне скажем, чтоб так и прыгала… О-ё. Настроение упало ниже бассейнового днища. Теперь ему каждый божий раз вытаскивать её из воды? Вот это влип. Неее, влип ты намного раньше, лет этак двести назад, — ехидно поправил внутренний голос, — когда вздумал дразнить старого домового. А что тебя из бассейна каждый раз будет вытягивать насмешливый качок, ниже тебя на две головы, зато шире втрое, — так это цветочки. Рухнув на стульчик в каморке-гримёрке, мим стремительно принялся стаскивать мокрое, пока никто не вломился. И фен, фен включить… — Вье, где ты? Вье!.. — без стука сунулась очередная нимфа. «Сколько раз просил не называть меня так! ЛЕ-Вьё! Лень им осилить лишний слог?» — но тело уже закрыло норму по звукам и лишь изломило бровь. Временами эта беспомощность внутри собственных костей и мышц его бесила. Как нырять чёрти куда, так пожалуйста, а как рты заткнуть болтливые… Нимфа не обратила на его пантомиму ни малейшего внимания. — Вье, тебя на выход требуют! Святая трапеция. На дурака ещё не насмотрелись. Необсохшего… Размашистый жест — подожди, мол, — и поверх мокрой блузы садится сухой фрак. А штаны и так лоснятся, плотно облепляя бесконечные ноги… теперь в ботинки одним прыжком… всю следующую сцену придётся ходить во влажном, но выйти к зрителям — святое. Зрители аплодируют и свистят, будто чествуют героя, но ЛеВье всё понимает про цирк уродов. Этой ночью отдохнуть ему не придётся. Ночью опять будут кошмары, про безоблачную жизнь прошлого, напрочь перечёркнутую высокомерной глупостью одного упёртого эльфа…