Конферансье

Эльфа звали Вьенто*. Люди звали, не сородичи, понятное дело. Сородичи Алмареа вообще никак не звали, предпочитая не иметь дела с бездарностью. «Зато красавец». Но что ж это за красавец, не умеющий ни в одно эльфийское искусство! Петь, рисовать, создавать ювелирку, стрелять из лука… нет. Красивое позорище славного отцовского рода. Чуял отец, что упрямство жены непременно назвать младшего сына «Алмареа» до добра не доведёт. «Благословенным» назвала — вот и сглазила. С грехом пополам сплавив сыночка путешествовать, папа и не знал, что усугубил проблему. У людей его сын встретил именно то, что не привечалось у эльфов — гибкость, сила, боевая гимнастика («— Это называется Шаолинь! — Ты что, гном, вручную сражаться? Топор ещё возьми!»), цирк, язык тела… Дзен, психология, медитации… Эльфы до такого не опускались, полагая, что их врождённой связи с сущим и так должно хватить. А ещё люди балдели с его красоты, тогда как у самих с красотой было не очень. И это было очень приятно и почти спокойно. Короче, пока папа спохватился, сын увяз в людском мире по уши. Скруглённые — к хирургу сходил, зараза. Отец поругался для вида, чтоб на тебя звёзды не светили!», выдал добавку денег… и выставил за дверь. Совсем за дверь. И вход запер на заговорённого гнома — этот гад всех эльфов терпеть не мог, включая хозяина, но уж в обход его приказа назад нипочём не пустит. Выбрав себе людское прозвище-кличку — сила ветра всегда ему импонировала, вот уж кого ни поймать, ни запереть! — Вьенто с полной самоотдачей принялся ощущать мир… пока не понял, что и здесь ему тесно. Но и домой не пус… не хочется. Что за благословение такое, видать и правда имечком сглазили, спасибо маме? Нет-нет, он Вьенто, а позавчера его ждали в одном горном монастыре… Отчаяние даже эльфов не красит. «Надевать ноги на уши», как выразился один ехидный наставник, его научили, благо бескостной гибкости ему отсыпали с рождения. А вот в душе постепенно нарастали завалы. Сколько ни читай о состоянии «дзен», а самого дзена в душе не прибавится. И лик отца, высокомерно выставляющий непутёвого, медитацией заниматься не даёт — всплывает и начинает поучать. Сам для себя незаметно Вьенто ударился в отцовское высокомерие. Носил только белое, признавал только красоту, и заявлял, что ничто не заменит её отсутствия. Высокомерия быстро стало не хватать, и эльф перешёл на адреналин. Акробатика без страховки — просто вяленький цветочек по сравнению с эльфийскими идеями. Чтоб непременно над пропастью, да завязаться узлом и кувыркнуться сверху. Всяческие танцоры и акробаты, обоих полов, липли к нему пачками и висли гроздьями, а отваливались в слезах, уверенные в своей ущербности рядом с великим эльфийским племенем. Всё это было не утомительно и почти весело — пока в очередном цирке ему не попался старый Безумный Брим. Неупокоенный дух театрального домового, прибившийся к цирку в последние столетия, отличался отменной злобностью.** Заслышав о своём уродстве, Брим просто зверел, и нет бы эльфу смолчать, но гад как две капли воды (за вычетом бороды) оказался похожим на того самого гнома — ага, заговорённого, на которого его папенька запер дверь. Эльф не удержался от искушения и высказал всё накипевшее, дух взбеленился и одарил Вьенто гнусным проклятьицем: заступить на его место. Ехидно присовокупив, что даже если проклятие вдруг спадёт (что вряд ли, с его-то норовом!), красоты ему не видать. В спасительный обморок эльф уплывал под поучительное «Фильтруй базар!» Очнулся Вьенто за кулисами чего-то похожего на цирк. Всего лишь похожего — сцена представляла собой глубокое озеро. В которое он чуть не булькнул, пытаясь рассмотреть своё отражение. Ну, рассмотрел. Подавив желание тут же утопиться, подёргал за оттопыренные шелковистые лацканы (фрак, дурацкая людская мода), полюбовался длинными тонкими пальцами (своими, к счастью), но пропустил их через взъерошенные серые — седые! — пряди, это вообще не волосы, больше похоже на спутанную проволоку. Черты остались его, но неузнаваемо изменились под слоем нестираемого белого грима. Прохладно-серые тени и штрихи-морщины старили выразительное лицо — не слишком портя, но эльф всё равно был в ужасе и ярости. Рост и фигура вроде бы тоже его — Вьенто всегда был узким как хлыст и высоким как флагшток, — но каждая попытка выпрямиться причиняла сильнейшую боль — не в суставах, не в мускулах, а где-то в груди. Боль отступала только когда он сгибался — хотя бы просто сутулясь, а хочешь выпрямить спину — изволь тогда на полусогнутых пройтись. Рукава фрака расходились от локтей к запястьям чёрно-белыми крыльями. Вьенто дал сердитую отмашку — вышел широкий жест. Из озера — бассейна? — на этот жест вынырнула русалка. Лупая запавшими тёмными глазищами, поинтересовалась: — Чего машешь? Сейчас никому не выступать. Ты вообще кто? И где наш Брим? Вьенто хотел ответить — и не узнал своего голоса. Вместо родного тенора вышел глуховатый баритон. Впрочем, своё взяла эльфийская выдержка: не хватало ещё позориться перед какой-то чешуйчатой полурыбой, — Я за него, — прозвучало более обречённо, чем эльф надеялся показать. Хотя какой он теперь эльф… — Ну Брим, ну зараза безумная! — заругалась русалка. — Подослал-таки новичка, а нам обучай! Всё перепутает, всех с такта собьёт!.. — воздух заполнило гаденькое хихиканье, на что русалка стукнула кулачком по воде, подняв тучу брызг. — Лети уже отсюда, старый паразит! Насвинячил, а нам исправляй! Дохихикаешься, вернём обратно!.. Смехуёчек тут же смолк, и зал затопила тишина. — Так ты кто?.. — Вье… начал было эльф и не смог договорить до конца. Вторую часть имени словно съело. Но русалка покивала: — Самокритично, однако. Ле Вье. Ты же ещё не старый***… Что ты на меня так смотришь, ну вижу я, из кого тебя сделали, так я и не человек. А людям ты это обьяснять до посинения будешь, дурачок!.. И учти, ещё раз отмашку внеурочную дашь — прибью хвостом!.. И поболтала в воде стройными ножками. «У тебя же нет хвоста», — хотел удивиться Ле-Вье, но тело отказалось повиноваться, и вместо звуков скептически изломило бровь. — В костюмерной возьму! — уточнила русалка. — а он тяжёлый и хлёсткий! Не зли меня… старичок. Плеснула и ушла на глубину. С хриплым криком Ле Вье проснулся. _______________________ *Viento (исп.) — ветер **Брим: советский (из Ташкента) Евгений Брим был первым ЛеВье в цирке Солейль (водное шоу «О»), и внёс он в него перекошенную мимику имени Кащея и бабы-Яги. Позже его отозвали в другие шоу, а образ облагородили до нынешнего. Зато имя персонажу так и оставили, Эжен: «Le Vieux (Eugen)» ***Le Vieux (фр.) — старый (во всяких смыслах — от возраста до «барахло» и «старичьё»)