Ты мне больше не враг...

Алтан посмотрел на Разумовского, размышляя, почему вдруг тот решил засесть в его голове настолько крепко, что воображение постоянно его подкидывало? Алтан не привык к такому. Но с этим можно разобраться позже. Обдумать. Не сейчас точно. Сергей не ожидал, что Алтан так быстро вновь окажется слишком близко, поэтому слегка замялся с ответом под его взглядом, надеясь только, что не покраснел. — У тебя не найдётся карандаша и бумаги, а то до комнаты за ними идти… — смущенно попросил Серёжа. Он не стал упоминать, что опасался заблудиться, да и основной причиной нежелания идти было иррациональное опасение, что пока он бегает туда-сюда, Алтан уйдет. Разумовский не знал, откуда взялось это чувство, но ничего не мог с ним поделать. Дагбаев кивнул, вернулся к кабинету и взял требуемое. Ходить туда-сюда обычно не входило в его планы, но они в целом порушились после принятия решения не трогать Серёжу. — Вот, держи. Хотя до комнаты было бы тоже не очень далеко, но… Ладно. Я обычно всегда в том кабинете, или в столовой, или в спальне, другого не дано, ближайшие часа три ищи меня тут, — Алтан повернулся и пошёл обратно к кабинету. Серёжа благодарно кивнул, когда забирал принесённое — надолго не хватит, но сейчас важнее была уверенность, что он найдет Алтана, если будет нужно. Уже через десять минут Серёжа, устроившись в углу дивана, делал первые наброски. Только когда на листе кончилось место, Разумовский словно очнулся и с удивлением посмотрел на получившийся рисунок — изображение большого китайского дракона, который довольно прикрыв глаза, отдыхал среди цветущего сада. Серёжа улыбнулся, представив эту композицию в цвете, и реакцию на неё Алтана. Стоило всё-таки дойти до своей комнаты, чтобы взять мольберт и краски… Разумовский посмотрел на время в телефоне — судя по всему, ещё часа два Алтан будет занят. Отвлекать его не хотелось, поэтому Серёжа встал, потянулся, и попробовал вспомнить как добраться до выделенной ему комнаты. Поместье было большим и напоминало лабиринт, а в оранжерею они шли через столовую, потому неудивительно, что, поблуждав по пустынным коридорам минут двадцать, Разумовский со вздохом был вынужден признать, что абсолютно не знает, куда ему дальше идти. Впрочем, когда он обернулся, то мельком пожалел, что не помечал крестиками повороты — вернуться было не легче. Вот тут наконец и пригодился возвращенный недавно телефон. Номера Алтана у Серёжи не было, оставался единственный вариант. «Я немного заблудился» — отправил он на вбитый в телефон номер Дракона. Вадим, наблюдавший по камерам перемещения Серёжи, хохотнул. Комната была совсем недалеко. Они с Алтаном спускались с одного этажа, но с разных концов крыла, а из оранжереи были выходы на третий этаж, больше к обычным складским помещениям, по типу гладильной, библиотеки и гардеробной. Конечно, надо было помочь бедному Серёже. Но самому не хотелось. Так что Вадим черканул сообщение Алтану: «Птичка заплутала». Дагбаев раздражённо посмотрел на телефон. Почему тот вибрирует? Последний отчёт только пошёл… Прочитал. Ясно. Вадим не занимается прямыми обязанностями. «И где он?» «Возле нижнего входа в библиотеку». «Понял». Дагбаев встал, потянулся, прошёл немного напрямик из оранжереи, свернул налево, и оказался в коридоре, где был Серёжа. Подошёл к нему. — Что сразу не попросил отвести? Или хотя бы экскурсию? — Алтан мысленно сделал пометку, что самому стоило догадался. — Ты почти у своей комнаты, сейчас покажу. Вот тут, у библиотеки, нижний правый вход. Серёжа ожидал чего угодно — от звонка Вадима или его насмешливых сообщений, до появления самого наёмника, но не того, что на его просьбу о помощи откликнется лично Алтан. — Прости, я не хотел тебя отвлекать, думал, сам дойти, — смутился Разумовский. Несмотря на неловкость от того, что потерялся в трёх соснах, Серёже было тепло от присутствия Алтана и он мысленно поблагодарил Дракона. — Не страшно, и лучше отвлеки в следующий раз, мне не сложно помочь. Вообще, это прямая обязанность Вадима тебе помогать, но, — Алтан закатил глаза, — этот предпочитает сваливать работу от хозяина снова на хозяина. Правда, у него есть и другие заботы, так что на сей раз учтём это. Ладно, нам вот сюда, — Дагбаев показал на конец того маленького коридора, откуда он пришёл. — А дальше в другой, который ведёт направо. Прямой коридор ведёт к переговорной и бильярдной. Это, собственно, всё правое крыло. По центру как раз оранжерея. Левое крыло тоже много чем забито. Моя спальня тоже по правому коридору. Чтобы было проще запомнить, представь лепестки ромашки от оранжереи. У них есть ещё как был один ряд, те, что наверху, но тебе они вряд ли будут нужны. А вот мой правый и свой правый коридоры надо запомнить. Дагбаев улыбнулся. Они как раз подошли к этому правому коридору. — Вот там твоя спальня. Если хочешь и дальше рисовать в оранжерее, я могу тебя подождать, пока ты берёшь всё, что нужно и отведу обратно. Так не заблудишься точно, — Алтан сказал это довольно ласково, проявляя заботу. Мысли о том, чтобы вкладывать в это раздражение или даже злость, мол, как так, неужели самому сложно, у него не было. Разумовский старался не краснеть, понимая, что и правда не дошёл совсем немного и мог бы не отрывать всех от работы. Серёжа запомнил всё, мысленно нарисовав схему поместья, и, хотя теперь, после объяснений, он был уверен, что не потеряется, всё равно кивнул на предложение Алтана подождать его. — Спасибо, я думаю, что теперь не буду отвлекать тебя или Вадима попытками стать привидением в поместье, — Разумовский солнечно рассмеялся. — Но я буду рад, если ты меня немного подождёшь, я быстро… — Ну, это было бы очень интересное привидение, — тоже шутливо ответил Алтан. — Подожду, а ты беги, дух Кентервиля, пока вредные американцы не стёрли пятно с ковра. Дагбаев любил читать. Особенно Оскара Уайлда и Достоевского. И эту сказку когда-то читала ему мама. И вот сейчас, спустя столько времени, он вспомнил сюжет книжки. — Ну, у меня есть достаточный запас краски на этот случай, — уверил Разумовский. — Вот только цепей не хватает! Он всё же добрался до мольберта, сложил палитру, краски, кисти и прочие мелочи — он особо не раздумывал, когда писал в список пожеланий для покупок Дракона «что-нибудь для рисования красками», и не ожидал, что тот принесет не «что-нибудь», а всё. — Готово, — Серёжа несколько неуверенно посмотрел на достаточно большую кучку. — Это ничего, что я… Алтан почувствовал, что по-дурацки улыбается. Серёжа тоже читал эту книгу, и, похоже, она нравилась ему. Дагбаев заметил, что Разумовский сложил довольно много всего, и не сдержавшись, слегка засмеялся. — Ох, ладно, так… Алтан подхватил часть скарба художника. По глазомеру, он оценил это на половину вещей. — Ну что, идём? Или ещё что-то нужно? Разумовский запнулся на миг, услышав смех и ненадолго обернулся, любуясь. — Нет, всё, — Сережа не ожидал, что ему помогут, хотя и понимал, что самому тащить это всё было бы сложно. — У меня и так сложилось впечатление, что я переезжаю в твой Эдемский сад… — Ха-хах! Ну, поселиться там, в принципе, можно, но это не будет самым удобным местом. Ночью в оранжерее слишком душно, ведь без света растения не вырабатывают кислород, а потребляют. Но если ты приходишь с утра и сидишь при свете, то, место для работы и отдыха вполне себе неплохое. Можешь пользоваться, в кабинете есть ещё один стол, если что, небольшой, компьютерный, он пустует. Стоит на всякий случай. Вот. Болтая таким образом, они дошли до центра, то есть, до развилки лестницы, и повернули к оранжерее. — Что ж, рад, что тебя тут посетило вдохновение. Место и правда красивое, но важнее другое — с каким чувством оно создавалось. Если вложить часть души, то оно тебе отдаст в десятикратном размере. Так и выходит. Серёжа поймал себя на мысли, что уже представил, как рано утром ловит в оранжерее рассвет, торопясь яркими, лёгкими мазками запечатлеть на холсте увиденное. На миг стало страшно от понимания — он вновь привязался, и к Алтану, и к этому месту… Тряпка, неожиданно проснувшийся внутри, начал истерично подкидывать негативные исходы, непременно кончающиеся либо смертью Алтана, либо их собственной. «Хватит!» — Сережа нахмурился и мотнул головой, отгоняя мрачные видения. — Сразу видно, что ты вложил в это чудо все душевные силы! — голос Разумовского не выдавал только что произошедшего внутреннего спора. По крайней мере, он очень на это надеялся. — Что есть, то есть, я очень старался. И в итоге вдохновение множится. Алтан мысленно сделал заметку, как же всё-таки было приятно и легко находиться в компании Серёжи. Дагбаев никогда не думал, что найдёт довольно похожего на себя человека. — Ладно, пойдём, я допишу отчёт, и в принципе можно поужинать или пройтись куда-то. Серёжа кивнул. Ему не хотелось думать о плохом, несмотря на тихий скулеж Тряпки на задворках сознания. Обратный путь до оранжереи оказался куда короче, чем тот, которым добирался Серёжа. — Спасибо, — Разумовский присмотрел себе уютное местечко недалеко от кабинета Алтана, поставил там мольберт и разложил всё остальное. Дагбаев опять улыбнулся. — Да не за что. Обращайся. И ушёл в кабинет. Но не стал закрывать двери: мало ли, вдруг снова понадобится. Сел за отчёт. Но мысли пошли совершенно не рабочие. Почему он вообще должен заниматься этой волокитой? Нанять бы специального корреспондента и всё, делов-то, а самому только на встречи некоторые приезжать. Но дело экологии правда было важным, посему Дагбаев и не бросал самолично заполнять некоторую часть бланков, писать ответы на бесконечные письма. Так много людей постоянно чего-то от него хотели, но отчёт в это раз был закончен как-то быстро. Алтан слегка выглянул со стула: Серёжа что-то рисовал и был увлечён процессом. Дагбаев вернулся в прежнее положение. Теперь можно и подумать. Он не станет отвлекать Разумовского. Вот так, сидя и размышляя, Алтан давно понял: он пансексуал. По крайней мере, ему было удобно выбрать такую формулировку. И было неудивительно, что Дагбаев отметил тонкие и красивые, а иногда и смертоносные, как сталь ножа, черты Серёжи. Разумовский был как-то опасно красив. Как искра. Не каждый рискнёт подойти. Это очевидно. И это было понятно и даже немного нравилось — ощущать себя таким храбрецом. А вот что Алтану не понравилось, так это то, что по какой-то причине в его мечте об отдельной жизни на острове, теперь поселился и Серёжа. «Ты дурак что ли, Алтан? — мысленно сказал Дагбаев самому себе. — Мало ли чего тебе хочется. Что, попробовать принудить Серёжу поехать? Или вообще к себе привязать?» Подсознание тут же подкинуло образ чуть смущённого Серёжи. Алтан знал, что вполне симпатичен, знал, что обычно умеет быть обходительным. Неужели Разумовский уже успел привязаться к нему? О любви Дабгаев пока боялся даже думать. Это надо доверять человеку полностью. Верить ему. Надо полностью о нём заботиться… По сути, когда любишь, счастье другого человека становится важнее собственного.

***

Дагбаев слегка откинулся на спинку кресла и потёр глаза. Как же ему иногда не хватало матери и её мудрых советов. И хотя Алтан не забыл, что именно по вине Серёжи она погибла, уже не винил его совсем, и уж точно не желал мести. Он хотел дать второй шанс Разумовскому стать счастливей, помочь что ли… Вот почему воображение и подкидывало такие образы. Просто чтобы Серёжа был далеко от прошлого и счастлив. Алтан не думал, что его собственное счастье может заключаться не только в спокойной жизни, но и вот в этом. Мама бы сказала, что Дагбаев влюблён, Юма бы подколола: втюрился. Кажется, пора признать очевидное. Но не привязывать к себе. Алтан не тот человек, к которому надо привязываться. Не Серёже, который, очевидно, тоже хочет просто спокойной жизни. Забавно. Но надо уметь и отпускать. Алтан открыл какую-то вкладку новостей и стал читать, что происходит в мире. *** Серёжа же в это время рисовал, выплёскивая на бумагу все эмоции, переживания и страхи… Первые наброски были мрачные, отображая прошлое — смесь тьмы, чёрных перьев, крови… Серёжа отчаянным взглядом обвел смесь чёрного и красного, дрожащими руками взял мастихин, как мог тщательно очистил холст, затем открыл банку с растворителем и щедро плеснул на серо-буро-малиновое пятно. Для надёжности. Краски окончательно размылись, стекая на подложенную под мольберт ткань. Разумовский пару минут смотрел на испорченный рисунок, прежде, чем сменить холст. «Мы станем ему не интересны, и он нас выгонит!» — появившийся перед глазами Серёжи Тряпка нервно облизнул губы, обнимая себя руками. «Перестань!» — Сережа не говорил, что такого не случится, но и не хотел больше просто бояться всего. «А если он решит, что мы угроза?» — не унимался Тряпка. «У него были и возможность и повод, но как видишь — он наоборот нам помогает и заботится», — уверенно парировал Сергей. «Ты не думаешь, что даже если это не месть, то все равно это то, что нас убьет, когда ему надоест?» — Тряпку так просто не заткнуть. «Нет», — Серёжа мотнул головой, зажмурившись до кругов перед глазами. Когда же он открыл глаза, Тряпка исчез, снова затаившись внутри. Разумовский больше не смотрел на отставленное в сторону полотно, сосредоточившись на доработке портрета Алтана, начатого ещё днём. Лёгкая улыбка и тепло во взгляде удивительно шло Алтану, и Серёжа медленно успокаивался, добавляя детали — мягкие отблески света на золотых накосниках, слегка приподнятая бровь… Разумовский принял для себя тот факт, что оказался достаточно беспечен, словно мотылек, привлеченный светом, чтобы влюбиться в того, кто должен был его убить. Что с этим делать, Серёжа не знал, но в кои-то веки он решил просто ждать, не претендуя ни на что, но и не поддаваясь паническому желанию сбежать прежде, чем его чувства станут слишком очевидны и разрушат всё. К завершению картины у Разумовского было уже совсем другое настроение — лёгкость принятого решения подталкивала к глупостям, впрочем, задумка была уже оформлена, поэтому её исполнение не заняло много времени. Большой китайский дракон сверкал черно-золотой чешуей, свернувшись посреди райского сада, поражавшим разнообразием красок. *** Дагбаеву стало скучно читать новости. Всё было довольно стабильно: Украина, указы Путина, США, всякие разводы или новые пары звёзд. Лишь пару раз попались статьи про интересные разработки учёных. Одну Дагбаев сразу же отправил Вадиму и, помедлив, Юме. С ним могла поработать и она. А Алтан снова подумал, как много всего можно сделать из растений. И яд, и бомбу, и краски… Были бы только средства. А этот учёный, видимо, деньгами не пренебрегает. — Вот и позаботишься об экологии, или Юма найдёт тебе применение, — пробормотал Алтан. Довольно улыбнулся и вернулся в сад. Серёжа, судя по всему, только что закончил картину. Алтан подошёл ближе, стал рассматривать. — Это… необыкновенно красиво, — сказал он с куда большими эмоциями, чем собирался. — И необычно. Дракон не в золоте, а именно в цветах… Интересная задумка. Как тебе такая идея в голову пришла? И вообще, где ты учился рисовать? Вроде ты говорил, что самоучка? Для самоучки у тебя просто великолепный уровень. Серёжа улыбнулся, как ребёнок расцветая от похвалы. — Ну, как оказалось, не все драконы помешаны на золоте, у каждого свои сокровища, так что тут и фантазировать особо не пришлось, — Разумовский честно пытался не краснеть, вспоминая, кого именно изобразил в такой необычной композиции. — В детстве я хотел стать художником, ну, до того, как у нас началась информатика, — Серёжа вертел в руках кисть, не обращая внимания на остатки краски. Впрочем, капли и мазки разных цветов сейчас были не только хаотично разбросаны по рукам и футболке, но даже на щеке остался след яркой зелёной краски. — Вот как… Значит, это вот — я? Алтан рассмеялся. — Что ж, теперь мне нравится ещё больше! Поняв, что его задумку раскрыли, Серёжа бросил опасливый взгляд на Алтана, но тому, судя по всему, всё нравилось и Разумовский расслабился. Как оказалось — даже слишком. — Но ты, гений-художник, весь испачкался… — Алтан поднял было руку, собираясь убрать след с щеки Сергея, но остановил себя на середине движения, и замер так ненадолго. — Я могу убрать след с лица. И дать новую футболку, пока эта стирается. — Алтан взял одну из салфеток, что в изобилии лежали вокруг мольберта, и уточнил: — Можно? Когда Дагбаев протянул руку к его лицу, Серёжа замер, распахнув глаза и перестав дышать. Но прикосновения так и не случилось, и Серёжа едва сдержал разочарованный вздох. Последующих слов Алтана он не слышал из-за слишком громкого стука сердца, которое, казалось, собиралось устроить себе либо инфаркт, либо аритмию. Серёжа лишь надеялся, что по нему не видно слишком сильной реакции на Алтана. — А? Да, конечно… — Разумовский не знал, на что соглашается, так как прослушал вопрос, стараясь усмирить эмоции, но его это не беспокоило — Алтан не предложит чего-то плохого. Дагбаев несколько раз аккуратно провёл салфеткой по щеке Серёжи, вытирая пятно. — Ну вот, чистенький. Ладно, пойдём до моей комнаты, она ближе, дам футболку. Пару секунд он чуть задержал взгляд на Серёже. Тот сам выглядел как шедевр Боттичелли. Разумовский пытался вспомнить, как дышать. Прикосновение, пусть и достаточно короткое, было неожиданным, и хотя спустя пару мгновений логика всё же подсказала, что это была просто помощь, помогло это не сильно. От взгляда Алтана хотелось спрятаться, ведь наверняка смущение Серёжи для него слишком очевидно, но… — Спасибо… — Разумовский только сейчас заметил пятна краски на своей одежде. Взгляд невольно скользнул в сторону самого первого рисунка, сейчас представлявшего собой лишь размытую растворителем смесь непонятного цвета. Серёжа передёрнул плечами, резко отвернувшись. Дагбаев подумал, что очень уж долго и пристально смотрит, поэтому Серёжа немного смутился. Он улыбнулся, кивнул. — Не за что. Идём, переоденем тебя. А для следующего сеанса нужно будет фартук какой-нибудь прикупить. Он, конечно же заметил испачканный холст, но решил не задавать лишних вопросов, вряд ли Серёже это будет комфортно. Видимо работа не получилась, а кому приятно, когда расспрашивают про неудачи. Дагбаев, слава Богу, не краснел почти никогда. Во всяком случае, жизнь в такой семье как его, научила быть сдержанным. И сейчас эта сдержанность была нужна, как никогда. Иначе он ещё больше привяжет Серёжу к себе. Быть с ним грубым Дагбаев теперь просто физически не мог. Но оставлять дистанцию — да. Впрочем, всё бы пошло крахом, попробуй только Разумовский начать поглаживать Алтана по спине, или взялся волосы перебирать… И лежала бы эта змеюка с зажмуренными от удовольствия глазами. Тактильный голод, чтоб его. В принципе, язык прикосновений и помощи, был тем языком любви, что был для Алтана главным. И именно по этой причине он тяжело сближался с людьми в физическом плане, ревностно охраняя личное пространство, как своё, так и чужое. Футболка, вообще-то, была нарушением давно установленных самому себе правил. И одним из тревожных звоночков. «Если до Серёжи дойдёт, что я неравнодушен к нему, и вообще всё, что я делаю, это проявление неравнодушия, то я точно пропал. Уверен, он не будет использовать те манипуляции, которые раньше применял, но… Он же просто… Так завяжется со мной в тугой узел, что не развязать. Этого я не должен допустить» — думал Алтан. Паника-паника-паника. Определённо. Обрыв. Пропасть. Страх. И всё же какая-то вера. Едва ли не счастье. Эмоции не отражались на лице, но вот в голове и сердце шло нечто вроде борьбы. «Не сметь привязывать к себе» — снова и снова проговаривал Дагбаев, пока они шли к его комнате. — Секундочку… Алтан быстрым взглядом пробежался по фигуре Серёжи, кивнул. Да, его футболка подойдёт. — Подожди минуту, — велел Алтан. В комнату он Сергея звать не стал. Достав из шкафа две футболки, Дагбаев задумался. Предложить чёрную или красную? Порывшись, нашёл синюю. Вынес все три. — Вот. Что выберешь? Пока Алтан был в своей комнате, Серёжа продумывал тактику поведения. Он не боялся привязаться к Алтану просто потому, что чувствовал — уже поздно. Но вот реакции самого Дагбаева, если тот поймет, какой именно интерес проснулся у Разумовского, Серёжа боялся. А потому, главной задачей сейчас было — не показывать этот самый интерес, не выходить за рамки дружбы.