Ты мне больше не враг...

Парикмахер подошёл к Алтану, хлопнул по плечу. — Принимай, вон тебе римская статуя в живом воплощении, или чем тебе не Гиацинт? — Боже, ты хотя бы раз можешь обойтись, чтобы не вспоминать греческую мифологию и Аполлона? Ладно бы ты реально знал, что и как, но нет, ты ж запомнил этот миф про любовь Апполона и Гиацинта только потому, что это парни, и всё? А о Гефесте? Ты хоть помнишь, что его Гера сбросила с Олимпа? — Фууу, зануда ты, — смешно скорчив лоб и нос, сказал Женя, но увидев хитрую улыбку Алтана, опять пихнул его в бок, — ты ж змеюка подколодная, опять подшучиваешь надо мной тонким юморком??? Алтан не выдержал и рассмеялся. Нет, определённо, сегодня всё сходит с ума, и это даже весело. Серёжа замер под взглядом Алтана, а потом сам не заметил, как все страхи и волнения испарились, стоило тому улыбнуться. Разумовский с интересом следил за общением Алтана с Женей, отмечая, что с другом Дагбаев и правда отпускает себя, почти не скрывая эмоций. — Надеюсь, я не повторю судьбу бедного царевича, — улыбнулся Серёжа, всё же решившись присоединиться к разговору. Дагбаев резко перестал смеяться. Ну ещё не хватало… Может, глупая это идея, всё обсуждать? Ведь вот сколько существует примеров таких смертей… Подумав, он решил сказать так: — Пусть хоть кто-то попробует. Не повторишь. Слова, которые он говорил, не всегда исполнялись, но когда Алтан давал обещание, было легче. Обычно Дагбаев справлялся с тем, чтобы их исполнить. Вспомнилось старое обещание маме, что он станет счастливым, несмотря ни на что, и он подумал, что и правда становится таким. Так что Дагбаев снова улыбнулся. Женя, зная как серьёзно Алтан относится к смерти, не нашёл ничего лучше, чем сказать: — В крайнем случае, станешь цветочком в его оранжерее. Алтан будет тебя поливать, удобрения подкладывать, а ещё смотреть будет как на произведение искусства. Ну чем не жизнь? Алтан снова рассмеялся. — Так и скажи, что хочешь быть цветочком, за которым я ухаживаю, потому что за тобой так Валентин не ухаживает. Женя закатил глаза. — Змеюка, ещё одно слово, и я на твоё поведение Юме пожалуюсь. Они снова засмеялись. Разумовский закусил губу, поняв, что случайно задел не ту тему и уже хотел извиниться, но, кажется, Алтан не злился на него — напротив, пообещал защищать… Серёжа не знал, как реагировать. Ему было одновременно и горячо в груди от слов Алтана, и страшно от воспоминаний о другом человеке, когда-то обещавшем защиту и едва не… Серёжа мотнул головой, стараясь прогнать видения прошлого. А меж тем Женя немного разрядил обстановку, вновь делая её более непринуждённой. — Ну, быть цветком в столь тщательно лелеемой сокровищнице, не самая плохая судьба, но лучше я пока человеком останусь, — кажется, атмосфера повлияла на Серёжу и он не сразу понял, насколько двусмысленно прозвучала его фраза. Он смущенно покраснел, по привычке мотнул головой, но понял, что теперь не может прятать лицо. — Не волнуйся, обязательно посажу тебя там, как только ты перестанешь быть человеком, — фыркнул Алтан, — но лучше побудь человеком чуть подольше. Пора было идти есть, и Дагбаев, потихоньку направляясь к столовой, как раз поравнялся с Серёжей во время этой шуточки. Он слегка, аккуратным движением, чуть похлопал его по плечу, после чего уже шёл дальше рядом. Женя победно улыбнулся: ага, ага, значит он прав, Дагбаев и правда влюблён. Такое выверенное движение, ни капли лишнего и случайного давления. Алтан не был таким даже с Юмой, даже с Вадимом, хотя действовал очень точно во время спаррингов. Даже с ним, Женей, хотя и был непринуждённым и аккуратным. Теперь появилось ещё одно особенное исключение. Женя мимолётно взглянул на Разумовского, взглядом намекая: «Ну? ну??! Ты видишь? видишь?!» Серёжа от прикосновения Алтана замер, поэтому не сразу заметил взгляд Жени. В ответ на хорошо читаемый на его лице вопрос, Разумовский слегка пожал плечами, мол — ну касается, так едва заметно и быстро, словно обжёгшись. Хотя если верить наблюдениям, которыми поделился стилист, остальных Алтан и вовсе не касался… Женя опять закатил глаза. «Вот проблемные» — читалось на его лице, но он быстро вернулся к своей привычной беззаботной лёгкой улыбке. Дагбаев открыл двери и придержал их, пропуская Серёжу и Женю вперёд. Он ощущал, что те будто бы как-то общаются, и без него, но понять, почему так думает не мог. Впрочем, у них свои дела и жизнь. Их дело. Серёжа уже привык к тому, что Алтан не заходит в помещение первым, хотя и старался не думать о причинах таких привычек. Косички Дагбаева колыхнулись, когда он затормозил, и Серёжа задержал на них взгляд, поймав себя на том, что хотел бы расплести их, прикоснуться, бережно расчесать… Усилием воли он прервал эти мысли, только вздохнул и прошел в столовую, надеясь, что его заминки не заметят. Когда Женя зашёл, то Алтан зашёл следом. Ему показалось, что Серёжа вздохнул в какой-то момент, но, наверное, именно что показалось. Они сели за стол, и вскоре кухарка принесла салат. Жене она принесла заказанный им зелёный чай со смородиной и мятой, Алтану фруктовый, как и Серёже. Дагбаев пожелал всем приятного аппетита, после чего стал есть свой салат. Разумовский задумчиво путался вилкой в тарелке, потерявшись в своих мыслях. Есть не хотелось, он привык подолгу питаться одной газировкой, а когда о чём-то переживал, то вообще забывал, что такое еда. Главный русский вопрос — что делать? С одной стороны, не верить Жене причин не было, да и, судя по всему, он знал Алтана лучше всех, но… Надежда, уже расправившая хрустальные крылья, билась в клетке страхов. Просить об объятиях — от одной мысли о таком становилось неловко. Но при этом очень хотелось прикоснуться к Алтану, хотя бы просто, без подтекстов и продолжения. Вилка, от которой в очередной раз ускользнул кусочек зелени, скрипнула по тарелке, заставив Серёжу вздрогнуть. Алтан тихо ел свою маленькую порцию. Вообще, ему не хотелось есть. Как обычно, он не особо ощущал голод. Но знал, что обязан съедать определённое количество калорий, иначе не будет сил, а дел на нём по-прежнему много. Женя периодически, когда проглатывал пару ложек, начинал рассказывать какие-то забавные истории про клиентов. Оказалось, он того самого Горошкина тоже стриг, а тот его напугал криком птеродактиля, но Женёк не обидчивый, и это даже было смешно. Алтан невольно улыбнулся. Внутреннее напряжение от дилеммы, что, когда и как сказать, спадало. После концерта, пожалуй, когда они пойдут в сад? Почему-то Алтан подумал, что Серёже там понравилось куда больше, чем где бы то ни было в доме. А что Волков? Если Разумовский влюблён в него… Будет не так трудно же, когда точно узнаешь, верно? И дистанцию держать тоже. Он снова взял немного салата, откусил от курицы. Да уж, вот почему любовь описывали как нечто трудное. Поняв, что аппетит не появится, Серёжа вздохнул и посмотрел на Алтана: — Выставка работает до семи вечера, мы успеем? – он заглянул в телефон. Было ещё около трёх, поэтому они должны были успеть. — Конечно, — Алтан улыбнулся, — сейчас доедим и поедем. Дагбаев как раз доел последнюю вилку салата, Женя тоже. Он, очевидно, ел в этой компании лучше всех. Парень быстро взял кружку чая и в три глотка допил. Алтан посмотрел с неодобрением к такому расточительству наслаждением от чая, но подумал, что ладно, так и быть. Он спокойно выпил свой глоток. Осталось ещё немного. Но надо было успокоить Серёжу. — Я уже, точнее, Вадим, звонил куратору выставки, так что можешь не переживать. Там уже знают, что мы должны приехать. И да, нас проведут по другому входу, не для посетителей, так сказать, чтобы больше сохранять. Дагбаев слегка вздохнул. Не то что бы договориться было трудно, но если всё время прятаться… К сожалению, ни с него самого, ни с Разумовского, такое проклятие снять нельзя, поэтому им придётся. Но это не было очень уж страшно.

***

Разумовский благодарно улыбнулся Алтану, напряжение немного отпускало. Серёжа решил отложить вопросы их взаимоотношений до возвращения из музея. — Если это не затруднит… — всё же вырвалось у Разумовского. Он отодвинул тарелку, оставляя попытки поесть, взял чай и медленно сделал глоток. — Уже позвонили, значит, не трудно, — Дагбаев невольно улыбнулся. Женя тоже. Заметил неодобрительный взгляд, фыркнул. Алтан только закатил глаза. Им не надо было даже разговаривать, они уже понимали, о чём пойдёт речь, когда дело касалось друг друга. Дружба со школьной скамьи помогала. Серёжа допил чай, чувствуя, что окончательно успокоился. Аппетит не вернулся, но это было нормально — у него и раньше такое бывало. — Тогда мне, наверное, стоит пойти собираться? — Разумовский несколько неуверенно посмотрел на Алтана. — В принципе, да, — Алтан в два глотка допил чай, —и я тоже пойду собираться. Женя тоже встал, показал на пустую кружку. — Ну, спасибо, что ещё и накормил, а я пойду. У меня сегодня ещё клиенты, на одном тебе, Алташ, не выживешь. Дагбаев засмеялся. — Ладно, так и быть, отпускаю. Ты хорошо потрудился, – нн приобнял друга, похлопал по спине и отстранился. — Спасибо за всё и удачи! Надеюсь, ещё увидимся, — улыбнулся Сережа. Он не стал говорить, за что благодарит — Женя поймет. Да, Разумовскому понадобится время, чтобы решиться хоть на что-то, однако, теперь у него была надежда и некоторые знания об Алтане. Женя Серёже протянул руку, они обменялись рукопожатиями. — Ты классный, и, ну, тебе ставлю девять из десяти. До встречи! Снова понадобятся мои услуги, попроси мой номерок у Алтана. Стилист улыбнулся, убрал руку и хлопнул Дагбаева по плечу. — Проводишь? Алтан кивнул. — Серёж, я немножечко попозже тогда начну собираться, сейчас его выпнем, и… — Ах, выпнем? — Не прибедняйся, пиявочка. Алтан опять с улыбкой качнул головой. — Хорошо, — Серёжа чуть не рассмеялся от выражения театральной обиды на лице Жени. — Тогда до встречи, — последний раз улыбнулся он обоим сразу, и направился в сторону своей комнаты. — Не волнуйся, я Алтану семь из десяти ставлю! – крикнул Женя. – До встречи! Дагбаев закатил глаза, и с лицом: «Да как ты меня уже…» вывел Женю с кухни, и они пошли дальше по коридору. Переодеться было делом недолгим. Разумовский некоторое время просто стоял, задумчиво вертя в руках расчёску. Трогать ею старательно уложенные стилистом волосы он не стал, просто хотелось чем-то занять руки. Мысли то лениво текли, то начинали панически метаться в голове, а зубы привычно терзали нижнюю губу. Он положил расчёску, и нервно заглянул в телефон, на открытый диалог, не зная, стоит ли написать Алтану или просто ещё подождать. *** — Ну, что ты хочешь мне сказать? — спросил Алтан, когда Сергей уже точно не мог их услышать. — Этот парень отпадный. У тебя хороший вкус. — Он не… — Нет? Значит, торопись, дурашка. Ты что забыл, что у тебя одна жизнь, и одна возможность вот так вот любить, радоваться всем прелестям, что есть в отношениях. Алташ, не профукай шанс только потому, что думаешь, что ты какой-то не такой. Уверен, всё более чем взаимно. — Я понимаю. — Так в чём дело? — Ты же знаешь… — Слушай, ты уже как бы вляпался, как и он, так чего переживать? Вы всё равно либо поможете друг другу, либо затащите в пропасть, но тогда хоть упадёте вместе. — Я не хочу тащить его в эту бездну. — А кто сказал, что будет не первый вариант? Алтан Дагбаев, я не узнаю Ваше Золотейшество, которое привыкло жить, как вздумается и никого не слушать. — Хах, — Алтан хмыкнул, — а ты прав. Если я влюблён, и это взаимно, так что тогда переживать. — Вот и я о чём! Собирайся для разговора, и вперёд! Ноги в руки, и в счастливое будущее с твоей искоркой. — Фу, опять прозвища. — Ой-ой-ой, как будто ты их не любишь. Дагбаев снова засмеялся и пребывал в хорошем расположении духа, пока они не дошли до конца коридора, где он попрощался с Женей, и пошёл обратно – одеваться. Он довольно быстро дошёл до комнаты, выбрал красивый костюм с золотыми узорами. Кивнул сам себе. Это было подходящим. Проверил, что с его волосами: в порядке ли, хорошо уложены, налил немного геля, чтобы косы нормально держались, вставил в некоторые косички маленькие золотые пёрышки. На лацкан закрепил белую розу. Резко поправив пиджак, он оглядел себя. Вроде неплохо. Костюм сидел как влитой, что радовало. Алтан направился к комнате Серёжи. Когда дошёл, постучал. Разумовский, потерявшись в своих мыслях, дернулся от звука, едва не уронил телефон и поспешил ответить: — Да! Немного нервно поправив запонки на рукавах светло-сиреневой рубашки, поверх которой был темно-фиолетовый пиджак с вышивкой, Серёжа постарался успокоиться. Алтан открыл двери, заходить он не стал, они же, по идее, должны ехать в музей. — Если что, я готов, – он взглянул на Серёжу и улыбнулся. — Прекрасно выглядишь. — Ты… тоже, — только и смог проговорить Разумовский, замерев и восхищённо оглядывая Алтана. Смущение от собственных слишком простых слов заставило немного покраснеть, и Сережа попытался исправиться: — Ты сейчас очень красивый… Ой, то есть ты всегда… Разумовский окончательно смешался, и опустил голову, жалея, что не может спрятаться. Алтан слегка посмеялся. — Не переживай, я понял, что я красивый, и красивый всегда, а сейчас, видимо, очень. Приятно знать. Ты тоже очень красивый не только сейчас. Дагбаев лучезарно улыбался. Ему правда было приятно. Он подал руку. — Идём навстречу искусству. Разумовский улыбнулся и проделал нехитрое дыхательное упражнение, успокаивая зачастившее от слов Алтана сердце. Протянул ладонь, ожидая ответных действий Дагбаева и вспоминая слова Жени о тактильности. Алтан осторожно взял ладонь Серёжи. Было приятно хотя бы немного подержаться вот так за руки. Дагбаев понимал, что это немного новые ощущения: идти с кем-то вот так, и почему бы и нет. Конечно, касаться больше было бы ещё лучше. Но Алтан держался, потому что не собирался пугать Серёжу. Они дошли до лестницы и спустились. Пришлось разорвать такое сплетение, но может снова восстановить его после того, как они оденутся? Алтан снял приготовленное пальто Разумовского, развернул, чтобы помочь надеть. У Серёжи от прикосновения Алтана побежали мурашки, и он с трудом сдержал желание сжать его ладонь крепче. Контакта было мало, но и этой малости сейчас хватало, чтобы сердце сбивались с ритма, несмотря на все старания успокоиться. Надежда, разбуженная недавним разговором, заставляла дыхание замирать в предвкушении чего-то нового, светлого. Когда они дошли и рука Алтана выскользнула из ладони Серёжи тот незаметно вздохнул — было мало и хотелось вернуть, как было. Серёжа мысленно обругал себя — взрослый мужчина, а ведёт себя… Жест Алтана с пальто отвлек — тот и правда умел удивлять. Серёжа нырнул в рукава, улыбнувшись своим мыслям. Когда Разумовский надел пальто, Дагбаев нацепил и своё, слегка небрежно махнув парой косичек, чтобы не мешались. Не хотелось, чтобы это лёгкое взаимодействие через обычные ладонь в ладонь заканчивалось, и поэтому Алтан, надеясь, что Серёжа не будет против, когда надел ботинки, снова протянул руку. Казалось, тут даже слов не нужно. Просто сразу протянешь, и тебя возьмут, и пойдут с тобой до конца. Это чертовски правильно. Как будто. А, может, и нет? Но для Алтана это казалось верным. Кажется, прикосновения решали куда больше, чем слова и мнения. Разумовский не знал, кого благодарить, лишь запомнил в следующий раз найти что-нибудь в подарок Жене. Смущённо улыбнувшись, Разумовский взял протянутую руку, стараясь не давать мыслям уходить куда-то в сторону. Рядом с Алтаном было тепло и спокойно, а его прикосновения придавали вес новой реальности, напоминая, что это не сон или очередной выверт сознания. Когда они дошли до машины, пришлось снова ненадолго разорвать руки, но после Дагбаев уже без сомнений, можно или нет, снова восстановил их связь. В музее так не подержишься, но сейчас можно насладиться этими мгновениями. Вадим то ли был достаточно умён, то ли решил делать всем назло, но поехал по долгому маршруту, так что в машине предстояло провести больше времени. — Какой из экспонатов хочешь увидеть больше всего? — спросил Алтан. Серёжа надеялся, что по нему не очень видно смущение. — Судя по названию выставки, там будут такие работы Боттичелли, такие как Мадонна Бенуа и Мадонна делла Лоджиа… — Серёжа мечтательно прижмурился. — Прекрасно, Боттичелли, это именно то, что надо, — Алтан довольно улыбнулся. Ему тоже нравился именно этот живописец, больше, чем Микеланджело или Да Винчи. Алтан не выпускал руку Серёжи, словно повинуясь какому-то наитию, что так и надо. Вроде бы это ни то что бы максимально выражало все ощущения, которые терзали, или наоборот, радовали, Алтана, но жест, безусловно, поддерживал общий настрой в каком-то неуловимо-прекрасном состоянии. Так почему бы и не да, собственно?