2 года назад
Прохладная вода струилась по телу. Она забирала с собой слезы, скрывала их, но смыть боль также, как их, не могла. Шум воды заглушал всхлипы, оставляя слабость Мина тайной. Юнги позволял себе плакать только ночью или принимая душ, потому что он не хочет, чтобы кто-то узнал о происходящем с ним. Мин опустил глаза на свои ноги. На бедре красовался большой синяк слегка зеленоватый по краям. Он появился из-за того, что во время ссоры Гëнхи толкнул его и он упал не удачно. Юнги понимал, что так быть не должно, Гëнхи срывается всё чаще и чаще, с каждым разом сильнее. Мин уже с трудом верит в обещания и извинения. Он пытался поговорить со старшим, Гëнхи повторял, что не хотел делать ему больно, но был слишком зол, опять просил прощение, а позже всë снова. Это замкнутый круг – ссора, насилие, слезы, страх, примирение, несколько спокойных счастливых дней. Эмоциональные качели сильно били по психике, Мин стал очень нервным и раздражительным. Оправдывать Гëнхи становилось сложнее, в последний раз он ударил его, потому что ему показалось, что Юнги флиртует в своей переписке с другом, Мин стал отрицать, а старшего это взбесило. Мин тоже сорвавшись повысил голос и сказал старшему что-то очень грубое, за это Гëнхи избил его. Юнги страшно не от самого насилия, на синяки ему плевать, тревожит то, как сильно Гëнхи хочет сделать ему больно. Ему обидно и больно от того, как с ним поступает старший, но и расстаться он с ним боится. За два года отношений он очень привязался к нему, привык к тому, что он рядом. Поэтому твердит себе, что сейчас просто такой период, скоро всё наладится и будет так же прекрасно, как раньше. Мин старался не думать о том, что он успокаивает себя так уже полгода, а лучше не становится. Зазвонил телефон, брать его с собой везде, даже в ванную, стало привычкой, потому что Гëнхи злиться если младший не отвечает. Юнги выключил воду и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы остановить слезы. Он не хотел сейчас разговаривать с Гëнхи, но всё равно нажал на «принять вызов». – Привет – тихо сказал Юнги, чтобы никто из семьи случайно не услышал этот разговор. – Здравствуй, котеночек, я освободился сегодня пораньше, хочешь прийти ко мне? Я сильно соскучился по тебе… Мин тоже соскучился по нему, но он опасался того, что всё снова выльется в ссору. Он не готов к очередным крикам и оскорблениям, а настроение Гëнхи меняется как по щелчку и всё может покатиться по одному месту в любой момент. – Хорошо, я приду. – Маленький, ты опять плачешь? – Нет – соврал Юнги, потому что не хотелось снова слушать о том, что слезы позволяют себе только слабые люди, а он должен взять себя в руки и перестать быть тряпкой. – Не смей мне врать. – Голос старшего резко перестал быть ласковым, в нём появились сталь и злость. – Я скоро приду к тебе, так что увидимся. – Юнги старался побыстрее закончить разговор и услышал несколько долгих гудков, означающих, что Гëнхи сбросил звонок. Мин посмотрел в зеркало, он там не увидел себя, в отражении было какое-то жалкое существо с синяками и красными от слез глазами. Он сильно изменился за последнее время, в прошлом Юнги никогда бы не допустил такого. Гëнхи жил недалеко, поэтому уже через пятнадцать минут Мин оказался в объятиях старшего. Рядом с ним было очень хорошо, только опасения, что Гëнхи снова сорвётся из-за чего-нибудь не давали расслабиться. Старший впился в губы Юнги своими. Мин задыхался под натиском эмоций, ему было мучительно сладко от поцелуев и прикосновений Гëнхи, особенно когда он так нежен и ласков с ним. Трудно поверить в то, что это тот же человек, который унижал его, оскорблял и делал больно множество раз. С одной стороны здравый рассудок говорит, что пора бежать из этих отношений, а влюблённое сердце тает в руках, которые время от времени причиняют боль. Телефон Юнги звякнул, оповещая о новом сообщении. Гëнхи отстранился от него и нахмурился, а Мина охватило предчувствие надвигающейся ссоры. – Кто это? Юнги поднял взгляд на старшего, замечая как он начинает злиться. Неужели даже это повод для ревности и злости? – Кто это? – повторил вопрос Гëнхи, а Мин молчал. – Дай мне свой телефон, – потребовал он, когда терпение закончилось. – Зачем? В чем проблема? Юнги мысленно молился всем богам, чтобы сообщение было не от Чимина, потому что Гëнхи был против их дружбы. По недобрым огонькам в глазах старшего он понимал, что сегодня на него выльется вся накопившаяся в старшем злость. – Что значит «зачем»? Просто отдай телефон, я хочу знать кто тебе пишет. Возможно, сдаться будет лучше, надо просто позволить Гëнхи снова рыться в его телефоне, читать переписки. А если дать отпор? – Нет, хватит проверять мой телефон! – Значит есть что скрывать от меня… Трахаешься с другими? – Гëнхи усмехнулся – Я не ожидал, что ты окажешься такой же блядской шлюшкой как все остальные. Слова больно царапали сердце. Юнги пора бы привыкнуть к постоянной ревности, но каждый раз всё так же мерзко и неприятно. – Гëнхи, прекрати, ты ведь знаешь, что это не так… – Голос предательски тихий, а в глазах собираются солёные капли. Старший положил одну руку ему на талию, а другой сам достал телефон из кармана. Первая слеза скатилась вниз по щеке. У Юнги почти получилось убедить себя в том, что это норма, всё так и должно быть и Гëнхи не делает ничего плохого, но что-то глубоко внутри него отчаянно вопило «ТАК НЕЛЬЗЯ» Мин схватил старшего за запястье и уже хотел заговорить, но наткнулся на взгляд Гëнхи, выражающий ядовитую насмешку и превосходство. – Ты же знаешь, что я хочу сделать так, как лучше для нас обоих. Ты ведь помнишь сколько раз ошибался, а я вижу сразу с кем тебе общаться не стоит. – Эти слова противоречили действиям старшего, Юнги словно в темном лабиринте где множество ловушек, обманов и каждый шаг может стать последним. – Ты только что назвал меня шлюхой, это забота такая? – Юнги нахмурился и, собрав всю свою последнюю уверенность, посмотрел старшему в глаза. – Котеночек, ты всë не так понимаешь, я говорил о другом. – Юнги снова сбит с толку, резкой переменой настроения старшего. Гëнхи смешно от того, насколько легко вешать лапшу на уши младшему, он всегда охотно верил в его красивые слова, забывая о плохих. Юнги всегда попадался на его манипуляции. Старший понимал когда можно давить на Мина и он будет это терпеть, а когда нужно проявить нежность, чтобы не сломать младшего окончательно и удержать рядом с собой. Юнги вообще был очень легкой жертвой для него, потому что за образом дерзкого и уверенного парня прятался хрупкий, никем не принятый, нуждающийся в любви и сомневающейся в себе. Он с самого начала слишком близко подпустил к себе Гëнхи, открылся ему полностью. Мин прощал и терпел всякие мелочи, а Гëнхи понял, что будет терпеть и большее. Юнги любил его и очень боялся потерять, а он этим пользовался. Как-то так сложилось, что Гëнхи позволял себе с каждым разом всë больше и больше издеваться над Мином, иногда даже сам поражался своей жестокости. Теперь Гëнхи даже не пытался сдерживать свой гнев и агрессию, потому что это можно выплеснуть на младшего, который всё простит и, проплакав пол ночи, снова прибежит к нему и будет счастлив рядом с ним. Но Гëнхи сам понимает, что в последнее время перегибает палку, он совершенно не хочет прибегать к рукоприкладству и искренне сожалеет о синяках на теле младшего. Но когда ему в очередной раз сносит крышу от злости, он снова срывается и бьёт Юнги. Он пытался остановиться, но совладать со своими эмоциями гораздо сложнее, чем ударить парня, который слабее и меньше его, так ещё и не попытается ответить или уйти. Многие скажут, что это не любовь, но Гëнхи с ними не согласиться. Он любит Юнги, но это не мешает делать ему больно, после он конечно раскаивается. Гëнхи даже искренне переживал за младшего когда видел царапины на его руках, но это не останавливало его от нескольких едких и обидных слов, которые станут причиной новых пролитых слез и очередных ран от селфхарма на теле Мина. Юнги запутался в своих эмоциях, в словах Гëнхи и во всем происходящем, словно в паутине. Он отступил назад на шаг, заставляя себя смириться с тем, что старший снова будет читать его переписки и ревновать из-за каждого лишнего сообщения. Убеждая себя в правильности происходящего, он переступал через себя ради Гëнхи. Старший обнял Мина одной рукой за талию, даря ему краткое мгновение, в которое он почувствовал любовь и нежность, понадеялся, что они обошли ссору стороной. Гëнхи разблокировал телефон Юнги, сразу замечая сообщение от Пак Чимина. Злость расползалась внутри, но он только чуть сильнее сжал Мина в объятиях. – Маленький, разве мы не обсуждали много раз, что тебе пора перестать общаться с Чимином? – В его голосе была притворная мягкость. – Обсуждали, но я не хочу этого, он мой друг. Я ведь не требую, чтобы ты перестал общаться с Ким Тэхëном... – Юнги не успел договорить, потому что Гëнхи с силой ударил его по лицу. Мин отступил на шаг и, коснувшись ладонью губ, почувствовал на пальцах липкую кровь. – Я не собираюсь выслушивать всю эту херню снова. Добавляй его в чёрный список и не еби мне мозги. – Гëнхи повысил голос, ярость разрасталась в нем. – Лучше слушайся меня, котёнок, ты ведь знаешь, что иначе всë закончится плохо. – Он постарался сказать это спокойно, но угрожающие нотки всё же чувствовались. Он протянул телефон обратно Юнги. Мин должен выбрать между другом и Гëнхи. В глазах старшего разгорается нездоровый огонь, предвещающий беду. Юн предпочёл сделать так, как хочет старший и заблокировал Чимина. Юнги облизнул нижнюю губу, разбитую кулаком Гëнхи, пытаясь унять жжение в ранке. Во рту ощущался неприятный, солоноватый вкус крови, а боль лишь усилилась. Бордово-красная капля скатилась из ранки на губе Мина и потекла вниз, оставляя за собой след в виде кровавой дорожки. Мин почувствовал себя жалкой грязью когда Гëнхи, не сказав ни слова, закурил сигарету и, отвернувшись от него, посмотрел в окно. Он не понимал что ему теперь делать. Соленые капли без остановки катились из глаз. Все тормоза Гëнхи сорвало, в данный момент ему больше не жалко младшего и он совершенно не раскаивается. Его гнев всегда обрушивается на Юнги, как цунами, уничтожая его и топя в боли и слезах. Никотин расслаблял слабо, агрессия никуда не пропадала. Больше всего бесили слезы Мина. – Не реви, сука! – Не выдержав Гëнхи схватил его за плечи и потряс. – Гëнхи, не трогай меня! – Мин попытался оттолкнуть парня от себя, но всë безуспешно. – Почему ты всегда выплескиваешь эмоции на меня? Я ведь ничего не сделал! – всхлипывая сказал Юнги. – Ничего не сделал? – посмеиваясь переспросил старший. – Ты действительно не замечаешь своей вины? Гëнхи грубо схватил его за подбородок, заставляя смотреть на себя и не давая отвернуться. В другой руке он сжимал тлеющую сигарету. Он приблизился к лицу младшего почти вплотную, а его пальцы болезненно впивались в кожу. – Ты, мразь, меня постоянно доводишь. Заебал уже, блять. Флиртуешь со всеми подряд, постоянно нарываешься, никогда не слушаешь меня, врешь мне и я могу перечислять очень долго. – В голосе старшего была такая злость, что внутри всë сжималось от страха. Юнги сжал запястье Гëнхи, пытаясь отодрать его руку от себя и оттолкнуть. Мин впервые действительно испугался старшего, раньше он бывал агрессивным и мог сильно толкнуть или даже ударить, но сейчас он походил на безумца. – Ты больной, убери от меня руки! Ты делаешь мне больно, я больше так не могу. Я не хочу так жить, я не боксёрская груша, на которой ты можешь срывается! Юнги бы много ещё сказал, но его руку резко пронзила жгучая боль. Гëнхи прижимал к его запястью окурок. Мин вырвался из хватки старшего, делая глубокие вдохи, чтобы не закричать от адской боли. – Проваливай нахуй, если тебя всë так не устраивает. Может тебе повезёт и ты найдешь кого-то ещё более убогого, чем ты, и он будет с тобой возиться, но не слишком надейся. Я был единственным кто терпел тебя, помогал тебе, был рядом и любил. – Психопат – прошипел Мин, из глаз соленым водопадом лились слезы. Юнги хотел уйти немедленно и далеко, но старший схватил его за предплечье и дёрнул на себя. Он до боли сжал его руку, от такой хватки останутся синяки. – Ты всё равно скоро приползешь обратно ко мне. Потому что я нужен тебе, у тебя больше никого нет, только я… – С этими словами Гëнхи оттолкнул Юнги от себя. Мин не мог понять почему человек, который подарил столько любви и заботы, только что затушил об него сигарету и сказал столько гадостей. Сердце покрывалось трещинками и саднящими ранками.***
Прошло почти две недели, после того как Юнги ушёл от Гëнхи с ожогом на руке и разбитой губой. Теперь Кан Гëнхи заблокирован во всех соцсетях, а Мин старается жить дальше. Первые несколько дней он был очень расстроен и вообще не понимал происходящего. Почему Гëнхи стал таким, стоит ли его простить, возможно ли всё исправить и ещё множество подобных вопросов вертелись в его голове, не давая покоя. В конце концов он понял, что не хочет возвращать их отношения и прощать старшего, потому что терпеть он больше не станет. От того, что Гëнхи потушил об него сигарету бросало в дрожь, это было похоже на проявление изощрённого садизма и выходило за все рамки. Теперь у Юнги будто груз с души сняли. Нет той душащей тревоги и постоянного стресса. Конечно он часто вспоминает о старшем и грустит, но он знает, что всё закончено, назад дороги нет, а если бы была Мин никогда бы на неё не ступил, потому что позади только боль, ссоры, оскорбления, нездоровая ревность и насилие. Он смеется над последними словами Гëнхи в тот день, потому что у него всё прекрасно, ему не нужен старший, наоборот, без него ему лучше. Юнги уверен в том, что справиться со всем сам. Он ни при каких обстоятельствах не вернётся к Гëнхи. Но когда-то ведь всё было хорошо и Мин в сотый раз погружается в воспоминания, в которых он счастлив рядом с Гëнхи. Он ужасно скучает по тем дням, но заставляет себя принять то, что их уже не вернуть. Мимо проходили ученики, вокруг была какая-то постоянная суета, а Юнги уже несколько минут пялится на шнурки своих кроссовок и пытается убедить себя в том, что не чувствует больше ничего к Гëнхи, вернее будет сказать, что пытается обмануть себя, потому что сердце всë ещё замирает от мысли о нëм. – Эй, ты, педик, отсосешь мне, тебе ведь такое, наверняка, нравится? – эти слова, произнесённые громко и насмешливо вытащили Юнги из раздумий обратно в реальность. Он огляделся вокруг, ища очередную жертву школьной травли, к которой пристали какие-то придурки, но те самые придурки стояли напротив него, и сверлили его, не предвещающим ничего хорошего, взглядом. – Своего друга попроси – со злостью сказал Чимин, стоящий рядом с Мином, у которого мозг обрабатывал информацию слишком медленно, он всë ещё не понимал, что происходит. – Ты что тоже из этих голубых? – нагло усмехнулся парень, обращаясь к Паку. – Захлопни рот, а то сосать будешь ты, – грубо сказал Юнги, начиная выходить из себя. – Не связывайтесь с этими долбоебами, – тихо и недовольно сказал Сокджин и потянул его и Чимина в сторону. Пак бросил злобный взгляд назад на обидчиков и пошёл за Джином. Вслед им прилетел смех и несколько оскорблений «пидор», «петух» и «голубой». Юнги был неприятно удивлен произошедшим. Он знал этих придурков, они были из тех, кто достаёт слабых и отличающихся от них, но его раньше никогда не трогали. – И почему они доебались до тебя? – спросил Ким, когда они отошли на достаточное расстояние. – Кто вообще знает, что у них там в голове переклинило? – Может из-за крашеных волос и серёжек? – предположил Чимин, указывая на осветленные волосы, собранные в хвостик, и чёрные колечки в ушах. – Но ты не выглядишь как педик… Юнги одновременно и смешно и грустно от слов Пака. Он часто задумывался над тем, что сделают друзья, узнав о его ориентации. Они никогда не обсуждали геев, но Мин от чего то уверен, что они такие же гомофобы как и все. Те придурки просто уроды, которым некуда деть свой яд и агрессию. То что они назвали его голубым, а Мин действительно по мальчикам – совпадение, ведь они не могли узнать об этом. Однако внутри засело тревожащие чувство, которое застряло в глубине неприятным грузом. За долгие годы он привык к ненависти в сторону таких как он. Лет в четырнадцать его выводили из себя люди в интернете, которые поливали дерьмом однополые пары и плевались ядом во всех кто не похож на них, а потом смирился с этим. Он очень хорошо помнил то, что сказал ему Гëнхи когда они обсуждали гомофобию, – «Мы ведь счастливы вместе, и наш пол на это не влияет, тогда зачем нам переживать из-за мнения других. Нам себя не изменить, а это и не нужно, потому что с нами всë в порядке. Я люблю тебя, и наша любовь не станет хуже или неправильной, из-за того, что у нас обоих член между ног, поэтому просто забудь про мнение общества, принимай себя и будь счастливым». Юнги помнил эти слова, которые были так необходимы в тот момент, они помогли справиться и перестать так сильно реагировать на всяких ненавистников.***
День за днём Юнги чувствовал, что происходит что-то неладное. Это ощущение въелось в него и терзало постоянно. Он замечал на себе странные взгляды, прожигающие дыру в его теле. Он видел в чужих глазах отвращение, призрение и не понимал, что с ним не так. Но в какой-то момент вспомнил о тех парнях, которые пристали к нему, и появилась догадка, которую он долго отрицал. Он пытался убедить себя в том, что ни кто не узнал о его гомосексуальности, но каждый новый смешок и недобрый взгляд одноклассников говорил об обратном. О его ориентации знал только Гëнхи, и они были очень аккуратны, их отношения были тайной. Как они могли узнать? В чëм он прокололся? – Юнги – позвал Сокджин, пощёлкав у него перед носом пальцами. – Ты в каких мечтах витаешь? я до тебя достучаться не могу, стоишь и пялишься в стену, как дурак. – Чего тебе? Ким не успел ответить, потому что мимо них прошла небольшая компания и один из них присвистнув с отвращением выкрикнул «петушок». Чимин и Джин с удивлением обернулись назад, а потом вернули взгляд на Юнги, собираясь, кажется, проделать в нëм глазами четыре дырки. У Мина ком в горле встал, потому что теперь сомнений не осталось. Его одноклассники, знакомые и, возможно, близкие друзья знают о том, что он гей. – И что всë это означает, – не церемонясь спросил Джин. – Не знаю. – Всё просто, кто-то пустил слушок, что ты педик, – догадался Чимин. – Бредовая ситуация, но в любом случае, не обращай на них внимание, они скоро забудут про эти сплетни и дадут тебе жить спокойно, – сказал Сокджин, стараясь успокоить друга. – Ага, вы правы, наверное. Юнги начала охватывать паника, он много раз слышал ужасные истории о том, что происходит с геями, о которых узнали. Сразу пришла мысль о том, что он не справится со всем этим один, его просто снесёт волной агрессии и ненависти. А Чимин и Джин обменялись многозначительными взглядами, они давно заметили, что у Юнги не всё в порядке, он часто ведёт себя слишком странно и явно что-то скрывает. Они беспокоятся о друге, он действительно тревожит своим состоянием, а синяки изредка выглядывающие из под одежды заставляли думать о самом плохом.***
Юнги был уверен, что знает все возможные оскорбления в сторону геев от «а» до «я», но за последние дни его словарный запас недурно пополнился самыми разными обидными словечками. Его одноклассники считали своим долгом назвать его «педрила», «голубчик» или «заднеприводная шлюха» Самым тяжёлым ударом была ссора с семьёй. Никакая школьная травля с этим не сравнится. Каким-то образом произошедшее дошло до его родителей, которые были ярыми гомофобами. После того как родители прочитали его дневник, они так и не смогли принять Юнги, поэтому предпочли думать, что это была всего лишь детская глупость и он уже исправился. Он снова услышал, что он больной и ему надо лечиться, что он позор их семьи и они разочарованы в нëм. Юнги старался не принимать слова матери близко к сердцу, вспоминал то, что сказал Гëнхи - «забудь про мнение общества, принимай себя и будь счастливым». И, наверное, только эти слова помогли ему тогда не разрыдаться. Он старался плевать на всю эту ненависть к себе, но смириться с тем, что он омерзителен родной матери не так уж просто. В итоге Юнги удалось убедить их в том, что это всë ложь и сплетни, а то, что было несколько лет назад действительно лишь подростковая тупость, и ему нравятся девушки. Это было очень неприятно, он чувствовал как предаёт самого себя, отрицая свою ориентацию. Эта ложь отдавалась горечью на сердце, он словно отвергал себя, напяливая маску угодную другим и пряча себя настоящего. Чимин и Сокджин поддерживали его только потому что считали эти слухи неправдивыми. Они отвернутся от него, если узнают правду, и, наверное будут сверлить полным отвращения взглядом. И всё происходящее он заслужил лишь тем, что любит мужчин? Разве это повод для того, чтобы ненавидеть человека? Юнги задавал себе эти вопросы лет в пятнадцать, а сейчас понимает, что он отличается от других и людям этого достаточно, для того, чтобы травить его и извергать в его сторону весь свой яд, накопившийся внутри. Справедливо ли это? Нет конечно, никого вообще не волнует справедливость. Чтобы жить в этом мире спокойно и не слышать на каждом углу оскорбления, Юнги должен беспрерывно притворяться «нормальным». А что вообще подразумевается под «нормальный» и почему он ненормальный, неправильный и больной из-за своей гомосексуальности? Каково это строить из себя того, кого все хотят видеть, насколько это тяжело? Мин час назад притворялся перед родителями «правильным», а теперь ощущает себя разрушенным и растоптанным. Если так продолжиться и Юнги будет носить маску угодного всем человека, скрывая себя, словно нечто позорное, у него внутри останутся лишь руины. Имеет ли смысл жизнь в этой маске? Всем нужен «правильный» он, а настоящего все ненавидят и презирают. У притворяющегося «правильным» Юнги есть любящие семья и друзья, а у настоящего никого нет. Это одиночество чувствуется так чётко и ясно, что даже кажется материальным. У настоящего Мин Юнги есть только неумолимо тающая надежда, от которой осталась последняя крошка, ровный ряд длинных царапин на ноге чуть выше колена, шрамы на запястье и отсутствие желания жить. Раньше был Гëнхи, который любил, защищал, поддерживал и дарил тепло, согревающее в моменты, когда всë было плохо. Вспоминались вечера, которые они проводили вместе, забота, нежность, тёплое чувство в груди. Почему то именно сейчас не приходили воспоминания о плохом, словно не было криков, ударов, шрамов и синяков. Это злая шутка человеческой психологии. Наш мозг предпочитает забыть негативное, а хорошее сделать ещё лучше в наших воспоминаниях. По лицу скользили слезы. Юнги провожает взглядом уносящиеся в даль на огромной скорости машины и фуры. Может вот оно спасение? Его уже очень долго не преследовали эти навязчивые мысли, в основном благодаря Гëнхи, который вставил ему мозги на место и стал опорой и поддержкой для младшего, и вот снова это желание… Умереть и больше никогда не чувствовать эту пожирающую сердце боль – заманчиво. Он столько боролся, падал и поднимался, чтобы позорно проиграть. Зачем продолжать жить, если ты никому не нужен, вынужден постоянно всем врать и обречён на несчастье? Юнги пытался найти хоть одну причину. Раньше его смыслом, спасением и надеждой был Гëнхи, а теперь он абсолютно один. Он будет одинок в толпе, среди друзей и в кругу семьи. Единственное о чем он мечтал, это оказаться рядом со старшим, почувствовать его прикосновения, увидеть его. Юнги считал это любовью, не понимая, что это нездоровая привязанность. Он зависим от Гëнхи эмоционально. Мин нуждается в нëм, ему всегда нужно быть рядом с ним, необходимо его одобрение, мнение, внимание, без этого он не мог. Две недели после ссоры он обманывал себя, считая, что счастлив без старшего и не вернётся к нему. Но потом, когда на него обрушилась травля за ориентацию, он осознал насколько для него необходим Гëнхи. Если бы он был рядом, наверное, сказал бы что-нибудь правильное, что помогло бы справиться со всем этим. Юнги винил себя за то, что он ушёл от Гëнхи. У каждого бывают срывы, старший всего лишь ударил его парочку раз, разве это повод бросать человека, которого любишь? В конце концов, Юнги не так уж и больно было, да и виноват он сам, так как довёл старшего. Из глаз ливнем лились солёные капли. Он так и стоял на краю дороги, не решаясь сделать свои последние несколько шагов. Машины проносились в метре от него с громким шумом. Надо правильно рассчитать время, чтобы водитель не успел затормозить. В голову пришла мысль о том, что Гëнхи будет разочарован в нëм, когда узнаёт о его суициде. Старший считал самоубийц слабыми и жалкими людьми и никогда не мог их понять, а Юнги хотел сделать сильным. Юнги не сильный, он добровольно сдаётся здесь и сейчас в руки смерти, потому что невозможно победить это абсолютное отчаяние, в котором он тонул, захлебываясь собственными слезами. Осталось только дождаться когда следующая машина подъедет достаточно близко, сделать три шага вперед и всё закончится. Больше не будет ничего, ни боли, ни чувств к Гëнхи. Через несколько секунд он должен выбежать на дорогу. Внутри все замерло, ему не было страшно, он не сожалел о том, что сделает. Три… Раньше Юнги думал, что убивать себя сложно, больно, но он чувствует лишь облегчение, от того, что наступает конец. Два… Единственное о чем Мин жалеет это то, что он больше никогда не увидит Гëнхи, не обнимет и не заглянет в красивые чёрные глаза. Один. Шаг вперёд, затем боль в руке, резкий рывок назад и вот он на земле. Сперва Юнги не мог понять, что произошло, но картина быстро собралась. Боль в руке была от того, что кто-то резко с силой дёрнул его за неё назад, от чего он упал. – Ты чего ебанутый? Машин, блять, не видишь? Придурок! – Юнги этот голос кажется знакомым. Он медленно поднялся с сырой земли и с равнодушием обернулся к своему «спасителю». Напротив Мина стоял Ким Тэхëн, которого он меньше всего хотел встретить сейчас. Виделись они всего раз или два, но почему-то именно Ким оказался здесь в этот момент. Если бы не он всё бы уже закончилось. До Тэхëна начало медленно доходить то, что произошло. Если бы не он кишки Юнги уже были бы размазаны по асфальту, а Мин именно этого и хотел. – Эй не глупи, лучше иди домой. Из любой ситуации возможно найти выход, но когда тебя размажет колёсами по дороге искать выход будет поздно. – Тэхён нахмурился, смотря на безразличие Юнги. Киму раньше никогда не приходилось останавливать самоубийц, поэтому он не имеет ни малейшего понятия о том, что надо сделать. Это ведь по сути его даже не касается, но не может же он просто уйти. – Слушай, убив себя, ты совершишь непоправимую ошибку. Я конечно понимаю, что для тебя я никто и это не моë дело, но лучше иди домой, обдумай всё ещё раз. Всегда есть то ради чего или кого стоит жить, попробуй это найти. Ким повторял примерно то же, что писали на всяких сайтах о суициде. Мысль о том, что как только Тэхён уйдёт Мин совершит задуманное пугала, и он продолжал стоять напротив парня. Теперь в Юнги помимо равнодушия читалось беспросветное отчаяние, словно надежда перегорела, как лампочка. Мину стало очень неприятно от происходящего. Надо что-то сказать Тэхёну, но в голове было пусто и ни одной здравой мысли. Он неуверенно открыл рот, собираясь выдавить из себя хоть какие-то слова и тут же закрыл. – Если ты сейчас уйдёшь, то потом будешь счастлив, что не совершил эту ошибку. Тэхён развернулся и медленно побрёл прочь, постоянно оглядываясь и боясь, что сделал что-то неправильно, хотя он не несет ответственность за решения Юнги, которого встречал всего-то пару раз. Внутри Мина поселилось какое-то новое чувство и он не мог его понять, оно было странным, давящем, тяжелым. Он больше не был так уверен в том, что готов лишить себя жизни. Теперь сердце неприятно сжималось при мысли о самоубийстве, словно не было множества тех долгих минут, в которые он стоял у края дороги, плача и желая шагнуть вперёд. Юнги сделал несколько медленных шагов, затем ускорился и почти побежал, отдаляясь от дороги, потому что как птица феникс, возродилась крошечная надежда.***
Юнги топтался перед дверью, не решаясь постучаться. Он всю ночь не мог уснуть из-за мучающих его мыслей о Гëнхи, поэтому сегодня он пришёл к нему. Ему страшно, что старший отвергнет его, поэтому он медлит. Кан Гëнхи – та самая причина жить, о которой говорил Тэхён. Он единственный рядом с кем Юнги может быть собой, единственный кто его примет и будет любить. Вот только в последний раз когда они виделись Мин сказал слишком много и ушёл почти на три недели, заблокировал его номер, а теперь всё стало слишком плохо и он приполз обратно. Юнги испытывал отвращение к своим поступкам, он не может себя простить и боится, что и Гëнхи не простит. Старший нужен, как кислород, конечно, это звучит драматизировано, но именно это ощущает Юнги. Без Гëнхи он жить не сможет. Наверное, в этом и есть суть любви – думает Мин, не понимая, что это нездоровая эмоциональная зависимость, которая медленно разрушает его. Юнги несмело и тихо постучал в дверь. Прошло несколько секунд, тянущихся как вечность. С каждым мгновением его надежда сдувается, а отчаяние подкрадывается всё ближе. Наконец, раздался щелчок замка и дверь открылась. Сердце забилось, как запертая в клетке пташка, Юнги всматривался в такое родное лицо с идеальными чертами и красивыми, темными глазами, обрамленными длинными ресницами, и не мог налюбоваться. – Ты почему застыл? Проходи, или ты пришёл, чтобы постучаться, поглазеть на меня, развернуться и уйти? – Голос Гëнхи не звучал колко и язвительно, скорее мягко и шутливо. Юнги прошёл внутрь квартиры, чувствуя ком в горле. Он выбирал, что сказать, чтобы извиниться за каждое своё неправильное слово в тот день. – Прости, я был не… – Мин замолк, потому что ощутил как старший прижимает палец к его губам. – Это ты должен меня простить! Я снова сорвался на тебе, не сдержав прошлого обещания. У тебя есть всё права мне не верить, но я прошу тебя дать мне ещё один шанс. Теперь я осознаю, что ты самое лучшее в моей жизни. Клянусь, я больше не позволю своим эмоциям управлять мной и никогда не сделаю тебе больно. Прости, котëнок, мне очень жаль, что тогда всё так получилось. Юнги чувствовал как внутри рассветает после долгой, чёрной, беззвездной, грозовой ночи. Он приблизился к Гëнхи и обнял его, прижимаясь вплотную. Именно об этом Мин мечтал, стоя на краю дороги, наверное, это самый счастливый и идеальный момент за восемнадцать лет его жизни. Нет, он ошибся, потому что когда старший обнял его в ответ и поцеловал в макушку стало ещё идеальнее. Теперь точно это самый лучший момент в его жизни. – Юнги, Тэхён мне всë рассказал, – мягко начал Гëнхи, а сердце младшего рухнуло вниз, как подстреленная птичка. – Мы ведь это уже проходили, – уже более твёрдо сказал старший, напоминая о его прошлой попытке суицида. – Расскажешь мне, что с тобой случилось и привело тебя к такому? И Юнги рассказал, доверил абсолютно всё, поведал о каждом чувстве и о том, что произошло за эти две с половиной недели. Он плакал, а Гëнхи стирал слезы с щёк нежными поцелуями. Старший как всегда сказал ему то, что утешало, успокаивало, помогало, давало надежду, он в любой ситуации давал хорошие советы и говорил правильные вещи. Гëнхи говорил Юнги, что он сильный и со всеми справиться, а Мин с удовольствием его слушал, выкинув из головы то, что не так уж давно старший называл его убогим, жалким и слабым. А в Гëнхи проснулось неприятное чувство вины. То что Юнги снова хотел наложить на себя руки отчасти его вина, и если бы не Тэхён, оказавшийся в нужном месте в нужное время, всë закончилось бы трагедией. Он старался отмахнуться от чувства вины за то, что напившись сболтнул в большой компании друзей и знакомых о гомосексуальности Юнги, он и предположить не мог, что всё зайдёт настолько далеко. Видимо в их компании были ярые гомофобы, среди которых и те кто знали Юнги или его друзей, а дальше всё так сложилось, что узнавало всё больше людей. Самое интересное в той ситуации – Гëнхи сказал и о своей бисексуальности, но его никто не доставал. Наверное большинство подумало, что это глупая шутка от пьяного в стельку натурала, кто-то пошутил, что рядом с Гëнхи лучше не наклоняться сильно, все посмеялись и, как он до этого считал, забыли, но, оказывается, Юнги сильно досталось. В любом случае, Гëнхи снова «спасёт» младшего, поддержит его, поможет, и всë постепенно наладится. Старший, как и в прошлый раз, даст Мину необходимые заботу и любовь, снова соберёт его сердечко по осколочкам, как вазу, которую сам разбил, а потом склеивает обратно, получается кривовато, но вазой снова можно пользоваться. – Гëнхи, ты ведь меня больше не оставишь? Будешь рядом? – спросил Юнги, заглядывая в любимые глаза. В этот момент одно короткое «да» может сделать его самым счастливым из всех. Гëнхи было очень приятно от осознание того, насколько сильно Юнги к нему привязан. Он чувствовал свою власть над младшим и знал, что его эмоциональной зависимостью от него можно пользоваться, но сейчас он действительно поможет Мину, снова вытащит его из когтистых лап мыслей о суициде и станет необходимой для младшего защитой и опорой. Он даже попытается держать себя в руках и не срываться на Юнги. – Конечно, маленький, я всегда буду рядом с тобой, – прошептал он в губы, которые так часто были и ещё будут разбитыми его руками. Их губы слились в сладком поцелуе, от которого в лёгких оставалось слишком мало кислорода, а в животе пархали бабочки. Этот поцелуй станет точкой невозврата для двух человек. Один из них эмоционально зависим, а другой абьюзер, очень сильно любящий свою жертву. Оба поймут свои ошибки примерно через пол года, но будет слишком поздно, потому что один будет разглядывать в зеркале следы побоев и изнасилования, а второй будет рыдать и проклинать себя когда, отойдя от наркотического опьянения, увидит столько крови по всей квартире и в голове будут вертеться обрывки воспоминаний о том, как он жестоко издевался над Юнги. Оба будут разбиты, но один, спихнув всю вину на наркотики, простит себя, будет жить дальше и даже повторит свои ошибки, а другой ещё очень долго не сможет жить спокойно, сходя с ума от моральной боли.