Трудный путь к доверию

Юнги почти сразу пожалел о том, что вернулся в Тэгу, потому что всё было пропитано прошлым и воспоминаниями. Проходя по знакомой улице, ведущей к дому его родителей, он чувствовал отголоски той боли, пережитой больше года назад. Каждый угол в его комнате нагонял странную тревогу и напоминал о страшных событиях прошлого. Даже несколько блеклых пятен крови на старом диване вызвали тошнотворные воспоминания о том, как он, разломав бритву, достал лезвие и изрезал внешнюю сторону запястья. До того раза он лишь расцарапывал кожу острыми предметами до первой капли крови или обливал руки кипятком, поэтому когда он слишком увлёкся селфхармом и нанёс себе более серьёзную рану Юнги сильно испугался. Было много крови, которой перепачкало всë вокруг. Он еле успел перебинтовать порез и убрать кровь с пола до возвращения родителей, а насчёт парочки красных капель в раковине соврал о кровотечении из носа. Тогда Мин клялся себе в том, что откажется от селфхарма, но позже на его теле появлялись всё новые и новые шрамы. Давящая атмосфера и воспоминания изводили его похлеще кошмаров и панических атак. Он так и не смог заснуть этой ночью и с нетерпением ждал вечера, чтобы поскорее уехать из этого города и, вероятно, никогда не возвращаться. Ситуация сложившаяся между ним и Хосоком по-прежнему запутана и непонятна, и Юнги всё так же далек от решения этой проблемы. Старший написал ему одно сообщение, в котором сказал, что снова ненадолго уехал, просил беречь себя и не совершать ошибок, намекая на селфхарм, и пообещал, что они позже обязательно поговорят. Юнги долго пытался написать ответ, набирая сообщение и тут же стирая, но в итоге засомневался в том, что его ответ вообще нужен. Хосок ясно дал понять своё нежелание быть с Мином, но, видимо, его доброта и сочувствие не позволили ему просто бросить его, поэтому он написал ему, прося не делать с собой чего-то плохого. Как-то так видел ситуацию Юнги. Есть отличный способ избавиться от всех ненужных тревог и перестать себя накручивать – это напиться с друзьями. Он как раньше расслабиться с Джином и Чимином. В последний раз они собирались очень давно и Юнги даже соскучился по дедовским шуткам и каламбурам пьяного Сокджина. Мин шел по знакомым улицам, по направлению к дому Пака. Вокруг старые дома, яркие вывески магазинчиков, ветвистые деревья, припорошенные снегом, он свернул направо, а в голове появилась совсем нежелательная мысль о том, что если свернуть налево, пройти прямо и снова повернуть налево, то через десять минут он окажется рядом с домом Гëнхи. Это заставило его ускорить свой шаг и начать волноваться, потому что Кан Гëнхи сейчас вполне может случайно оказаться поблизости. Ну почему он не подумал об этом раньше? Приезжать в Тэгу было большой ошибкой. Паника медленно сжимала пальцы на его горле. Он оглянулся по сторонам, замечая нескольких подозрительных прохожих впереди, их телосложение на первый взгляд напоминало Гëнхи, но Кан мог чуть измениться внешне за прошедшее время. Юнги ускорил шаг и постоянно нервно оглядывался. К счастью, вскоре он с облегчением зашел в дом друга. Страх медленно отпускает его и даёт выдохнуть. Мин спешно поднялся на нужный этаж и постучался в дверь. Она почти сразу открылась, а Чимин чуть не повалил его, накинувшись с объятиями. Дальше всё шло как обычно, если не считать еле заметный холодок между друзьями и тревожные мысли, которые прилипли к Юнги и не желали отставать. В очередной раз, когда Мин завис, думая над своими проблемами, Сокджин потерял терпение. – Ты опять ведешь себя странно… Нервный и вид у тебя, честно скажу, нездоровый, – высказался Ким, а Чимин одобрительно покачал головой. – Ночью плохо спал, – нашёл оправдание Юнги. – Ну ладно, – Джин отстал, но было ясно, что он не удовлетворён отмазкой Мина. Алкоголь делал своё дело, расслабляя тело и мозг, но Юнги старался не напиваться, потому что ему ещё вечером надо возвращаться в Сеул. Пак пытался завязать разговор, стараясь избавить их от нарастающего напряжения, но сдался и теперь молча пил из своей бутылки. – Знаешь, ты постоянно себя ведешь очень странно, в прошлом году сам на себя не был похож. Мы с Чимином за тебя, между прочим, сильно волнуемся. У нас были такие теории на твой счёт, что охуеть можно, – спустя пару минут молчания начал откровенничать Джин. – Это точно, мы очень долго предполагали, что ты наркоман. Юнги нервно улыбнулся, смотря на друзей, которые сидели с абсолютно серьёзными лицами. – Самая отбитая теория была о том, что ты маньяк. Тут друзья засмеялись, а Юнги не до смеха, потому что он, конечно, понимал, что иногда бывает странным из-за панических атак и постоянной тревоги, но вот про маньяка было обидно. – А о том, что я инопланетянин не предполагали? – спросил Юнги, начиная улыбаться. – Кан Гëнхи… – У Мина сердце болезненно сжалось от этого имени, а улыбка мгновенно слетела с лица, будто её и не было. – …он ведь не только абьюзер, он сделал с тобой нечто худшее…– Джин нахмурился и внимательно посмотрел в лицо друга, пытаясь понять его реакцию. – Юнги, он тебя изнасиловал – Это был ни то вопрос, ни то утверждение, Мин этого так и не понял. У него все внутренности скрутились в морской узел, он пытался натянуть на себя улыбку, но получилась только неестественная гримаса. – Про маньяка было правдоподобней, – выдавил из себя Мин, через несколько долгих и тяжёлых секунд, очень высоким и будто не своим голосом. Брови Чимина поднимались, а глаза расширялись, Джин откинулся на спинку кресла, сверля младшего серьёзным взглядом. Эта неестественная реакция Мина выглядела как подтверждение его слов. – Юнги, а теперь скажи честно, что с тобой произошло. Мин понимал бесполезность дальнейшего вранья и притворства, но и правду рассказывать не собирался. Он пару дней назад рассказал правду и закончилось это тем, что Хосок от него отвернулся, повторить это с друзьями не хотелось совсем. – Так это правда…– В голосе Пака звучала надежда на ошибочность сказанного. – Да с чего вы вообще это всё взяли? – Юнги всë ещё пытался изобразить обычные эмоции, но получалось на столько плохо, что это его только сильнее выдавало. – Помнишь, я тебе рассказал про то, что Кан изнасиловал девушку… Ты так странно отреагировал, а потом ещё несколько раз выспрашивал у нас про это. Во-вторых, ты признался, что состоял с ним в нездоровых отношениях, а значит ты легко мог стать его жертвой. – Чимин замолчал, но Джин продолжил. – В-третьих, я неплохо знаком с братом той девушки, однажды мы с ним напились, это случилось когда Кана отпустили, и он на эмоциях и под влиянием крепкого алкоголя рассказал мне о тех ужасах, которые творил этот ублюдок. На еë теле не было живого места, он превратился в настоящего зверя. И тогда я подумал, что если с тобой случилось подобное, то это объясняет всё. – Да ты прям Шерлок Холмс. Внутри него всё гудело от боли. Он меньше всего на свете хотел, чтобы его друзья знали о случившемся, но дорога назад уже перекрыта. – Юнги, нет больше смысла врать, расскажи нам правду и с самого начала. Если Мин расскажет правду, то от него все отвернуться. Собой ему быть нельзя, это он понял уже очень давно. Настоящий он никому и никогда не нужен. А если он продолжит врать, то всё равно останется один, даже не физически, а морально будет один со своими тайнами и болью. – Я уже говорил, что я с ним встречался, а он был больной на голову мудак! – Черт, это ведь я тебя с ним познакомил, прости, если бы я только знал тогда какой он уёбок…– с сожалением протянул Сокджин. – А почему ты нам про это ничего не рассказывал? Зачем скрывал? – возмутился Чимин. – Мне казалось, что вы ненавидите геев, а значит и я буду вам противен. – С чего ты это взял, мы всегда готовы принять тебя! Хоть гей, хоть небинарная персона, мы с Джином будем на твоей стороне! – Юнги, Чимин прав. Ты можешь нам довериться. У Мина словно тяжёлый камень с души убрали. Ему были необходимы эти слова и поддержка. Теперь он точно зал, что у него есть те, кто его принимает. – В общем-то вы оказались правы. Судя по расширенным зрачкам и дерганным движениям он принял какую-то дурь, знатно давшую ему в башку. Он избивал меня и ещё много чего сделал, – Юнги закончил очень абстрактно, потому что не мог заставить себя снова рассказывать об этом. Мин сказал довольно мало, но друзья сразу поняли, что за этим малым скрывается очень много не сказанного. Чимин обнял его, замечая скопившиеся в его глазах слезы. – Почему ты не пошёл в полицию? Почему не рассказал родителям, нам в конце концов? – Джин, я вообще не понимал, что делать. Моей первой реакцией было желание скрыть это всё ото всех. О полиции я даже думать боялся. А что я мог сказать родителям? «Мам, Пап, я гей, три года встречался с мужчиной в тайне от вас, а он под наркотой меня изнасиловал, избил и чуть не придушил», а они бы меня поддержали, – если ты так это видишь, то вынужден тебя разочаровать. Их бы в разы больше расстроило то, что я гей, а на всё остальное они бы сказали - «ничем другим такие противоестественные извращения не могли завершиться. Сынок, ты сам ступил на этот путь разврата, так что теперь расхлебывай». – конечно, он утрировал, но суть передал с точностью. – Юнги, но разве они не должны были заметить хоть что-то? Как ты скрыл произошедшее с тобой? – Я тогда вернулся домой очень поздно и явно выглядел ненормально, мои родители решили, что я пьян, а синяки скрывала одежда, кровь из ран на чёрной и мокрой от дождя ткани не видно. Чтобы они не заметили следов удушения, я очень постарался, стоял спиной к ним или прикрывал шею рукой. Вероятно, я выглядел как дурак. Сокджин сидел нахмурившись. Как он мог упустить это всё? Он чувствовал некую вину за то, что заметив странности в друге, не сделал почти ничего, а мог хотя-бы быть рядом, поддержать. У Чимина тоже гадко на душе от этого. – Ходили слухи, что на судебной экспертизе у Гëнхи диагностировали пограничное расстройство личности. Оно проявляется импульсивностью, низким самоконтролем и эмоциональными перепадами, а еще неустойчивым самоощущением. – Значит сейчас на свободе разгуливает псих, который способен на многое и уже не раз… – Юнги так и не смог это произнести. Эмоции, наконец-то, вырвались наружу, и из глаз потекли слезы. – Черти, это моя вина, я был обязан пойти в полицию сразу, немедля, как только сбежал от него, чтобы его по горячим следам упекли за решётку. А если пострадает кто-то еще? – Не дури, ты не виноват! – Чимин успокаивающе погладил его по плечу. Они ещё недолго обсуждали Гëнхи, но друзья понимали насколько это тяжело для Юнги, поэтому сменили тему. Время пролетело быстро и почти незаметно. Под конец Мин действительно расслабился и забыл о тревогах. Чимин проводил его до вокзала, поэтому было не страшно идти по улицам города, на которых он мог случайно столкнуться с Гëнхи. Прощаясь Чимин взял с него обещание больше никогда не скрывать от них ничего, и они договорились созваниваться почаще. За несколько часов в поезде до Сеула в голове Юнги снова обосновался целый рой тревожных мыслей. Снова бесконечная неуверенность в себе и недоверие к другим. Он временно сбежал от проблемы между ним и Хосоком, но всё так сложилось, что сейчас старший уехал, а значит пока что Мин может жить спокойно и не тревожиться.

***

Хосок торопливо собирал необходимые вещи и документы, чтобы отвезти маме в больницу. Но задержался, смотря на полку с множеством фотографий. Одну из них Чон особенно любит, потому что на ней он с его маленькой сестрой, Хосок очень хорошо помнит день, в который сделано фото, это был Хэллоуин и сзади на снимке можно заметить бумажную гирлянду в виде паутины. В центре полки стоит фотография, на которой очень красивая женщина с длинными кудрявыми волосами и ослепительной счастливой улыбкой обнимает своих детей. Раньше на этом фото был ещё один человек, но Хосок его обрезал, потому что именно из-за него эта фотография стала последней, на которой их семья вместе. Четвертым на фотографии был друг их семьи – Ли Донсу́. Когда-то он очень помог Чонам и они ему полностью доверяли, а теперь Хосок винит себя за то, что не распознал сразу в нём ублюдка. Так получилось, что сестрёнка Хосока осталась наедине с Ли Донсу, и случилось то, о чем никто и подумать не мог. Он угрожал девочке, поэтому она ни слова никому не сказала, но и Хосок и мама всё равно заметили её запуганность и резкое изменение в ней. Они долго пытались понять в чем дело, но их попытки оказались безуспешными. Всё стало совсем плохо когда девочка совершила попытку суицида. По стечению обстоятельств они тогда уехали в Сеул, там они обращались к разным психиатрам и психологам, которые выписывали таблетки, но так и не могли узнать правду. И только когда мама отвела девочку к Ким Намджуну они сдвинулись с мёртвой точки. За несколько сеансов психотерапии Намджун смог добиться её доверия и она рассказала о произошедшем ему, а потом и матери с любимым братом. Они сразу обратились в полицию, вот только девочка не говорила кто именно с ней это сделал, потому что Ли Донсу угрожал убить всех кто ей дорог если она его сдаст. Она соврала о том, что не знает этого человека и не разглядела как он выглядит. Началось расследование и им пришлось вернуться в Кванджу. Хосок старался не отходить от сестры ни на шаг, потому что она очень боялась, хоть и не говорила брату причину. Девочка не выдержала всего этого и когда осталась одна приняла огромное количество таблеток снотворного. Особенно неприятно вспоминать то, что Ли Донсу присутствовал на похоронах и лично успокаивал мать погибшей, он даже сам пролил слезы. А потом нашлись улики, свидетели и преступник отправился в тюрьму за педофилию и доведение до самоубийства. То что ублюдком оказался Ли Донсу добило мать, а Хосок наблюдал за тем, как угасает и умирает внутри его мама и ничего не мог сделать. Сейчас в ней не узнать красавицу с фотографий, потому что волосы поседели раньше времени, на лице появились преждевременные морщины, глаза потухли, а прекрасная улыбка появляется редко и лишь для того, чтобы соврать сыну, что всё в порядке. Её здоровье совсем ослабло, а потом начались серьёзные проблемы с сердцем. Хосок винит во всём себя, потому что не понял сразу кто такой этот Донсу, не защитил сестрёнку, а потом не смог убедить её рассказать правду. Самое ужасное то, что девочка молчала, боясь за жизнь брата из-за угроз подонка, а он её подвёл, не смог уберечь. Когда она была совсем маленькой всегда обещал защитить от монстров под кроватью и в шкафу, но настоящему монстру сам позволил находиться рядом с ней. Через три года он переехал в Сеул для учёбы, но в тот момент и начались проблемы со здоровьем его мамы, это вскрыло все раны, он снова винил во всём себя. Хосок чувствовал себя самым худшим человеком, потому что сперва не уберег сестру, а потом ещё и о маме позаботится не сумел. Он пытался заглушить боль разными способами, и испробовал всë от алкоголя до коротко-временных отношений с кем попало. Естественно, всё становилось лишь хуже. Хосок начал скрывать своё разбитое состояние под маской весёлого и беззаботного парня, который всегда готов прийти на выручку и поддержать. Все к нему тянулись, он легко находил себе новых знакомых, но как только кто-то узнавал его ближе, все отдалялись, потому что он был очень депрессивным и совершенно не беззаботным и веселым парнем. Хосок постоянно с кем-то встречался, потому что он старался отвлечься на другого человека. Долго такие отношения не длились, потому что они были лишь попыткой заткнуть, невыносимо болящую, рану на сердце. Кому-то из его партнёров был нужен только секс, а кто-то сбегал сразу как он хоть на минуту показывал себя настоящего, а настоящий он был абсолютно уничтожен и разбит вдребезги. У него был университетский приятель Чон Чонгук. И его никогда не обманывала счастливая улыбка Хосока. Тогда они не были особо близки, но он частенько напивался вместе с ним, а иногда забирал пьяного в слюни Хосока черт знает откуда. И вот, естественно, нетрезвый Хо решил отвлечь себя Чонгуком, а Гук в то время отходил от разрыва долгих отношений из-за измены со стороны его парня, поэтому он, конечно же, не без участия алкоголя, был не против переключиться на Хосока. Только дальше бурной ночи это не зашло, потому что Гук понимал суть происходящего. Он высказал всë Хосоку и порекомендовал взять себя в руки, потому что он сам себя губит таким образом жизни. Конечно, Чонгук мог стать его очередным партнёром, и эти отношения могли продлится дольше и лучше, чем все прежние, но это старшему совсем не поможет. Но только Гук не ушёл подальше, как все до него, а стал настоящим другом. Хосок постепенно приходил в себя, а Чонгук его поддерживал и давал дружеского пендаля, если тот снова ступал на неверную дорожку. А потом появился Юнги. Словно судьба затеяла грязную игру без правил, потому что Мин до жути напоминал сестру. Он тоже был сломан, тоже скрывал ото всех случившееся, тоже нуждался в помощи и заботе. А Хосок, смотря в заплаканные глаза Юнги, в которых читались боль, страх и безмолвная мольба о спасении, вспоминал свою сестрёнку, потому что она смотрела на него точно также. Хосок пытался искупить свою вину перед сестрой, спасая Юнги, но он этого не осознавал. Чонгук не раз повторял ему, что он не должен быть спасателем, потому что, взвалив на себя ответственность другого человека и забыв о своём комфорте, Хосок не решит проблему, а только усугубит. И Хо тоже это понимал, но ничего не менял. Чон мирился с постоянной ложью, закрывал глаза на многое, потому что Юнги болен и к нему нужно относиться с пониманием. Хосок сдерживал свои негативные эмоции, чтобы не напугать его, и терпел грубость со стороны Мина, потому что у младшего такая защитная реакция. Чон сам видел, что их отношения не идеальны, но ставил на то, что когда Юнги вылечится всё придёт в норму. Вот только он крупно облажался, прочитав дневник младшего, а сделал он это потому что боялся снова не знать чего-то серьёзного и из-за этого потерять Юнги как когда-то сестру. А затем сделал новую ошибку, сбежав когда Мин перед ним открылся. Тогда Хосок просто испугался своих эмоций, опасался, что он скажет что-то не правильное и сделает хуже младшему, он просто не знал как вообще реагировать на происходящее. Он бы всё исправил, только пришлось срочно уезжать, а теперь Юнги даже не отвечает на сообщения. Хосок будет пытаться снова всё наладить, но пока что уверенности в себе нет, сил тоже нет, а надежда на донышке. Он снова будто заблудился в непроглядном мраке и ищет выход, но постоянно натыкается на страхи и призраки прошлого, и из-за этого заходит только глубже в эту тьму.