Flashback
Всë тело изнывает от боли, в лёгких воздуха катастрофически мало, а от каждого вздоха грудную клетку пронзают нестерпимые мучительные ощущения. Он уже давно потерял счёт длительности своих страданий, лежит зажмурившись и закрывает уши руками, чтобы были чуть тише грязные стоны, пошлые звуки, оскорбления и собственные вопли с просьбами остановиться, которые невольно вырывались в особенно болезненные секунды. Юнги страшно, больно, противно и обидно, он замер в ожидании новой порции боли, но на краю сознания мелькает мысль о том, что всë закончилось. В комнате тихо, только ливень бушует за окном, холодный сквозняк приятно блуждает по его ранам, на блаженное мгновение уменьшая мучения, а Гëнхи к нему вообще не прикасается, но Мин знает, что он всë ещё совсем рядом. Минута проходит за минутой, а он всë также неподвижно ждёт своей участи. — Юнги, отомри. — Сиплый голос с хрипотцой заставляет его открыть глаза и приподнять голову. Гëнхи следит за ним внимательным немигающим взглядом. Юн не понимал происходящего в голове у старшего, но знал, что его спокойствие продлится недолго. Ещё совсем недавно Кан был готов забить его насмерть, а теперь нежно поглаживает его тело, пытаясь успокоить. Он всегда так успокаивал Юнги, ласково гладя его по рукам или талии, но как он мог делать это, изнасиловав, избив и причинив ему столько боли? — На первый раз я тебя прощаю, но в следующий раз ты частями отправишься в лес кормить червей в земле. Запомни это и больше не повторяй своих ошибок. Юнги уже даже не пытался отрицать измену, понял, что это только разозлит старшего, а от угрозы, расчленить и закопать в лесу, его затошнило. Комнату на миг осветила резкая вспышка, а затем раздался протяжный оглушительный гром, от которого Мин сжался. Кан ласково провёл пальцами от талии младшего к бёдрам, ощущая на его коже что-то липкое и слегка влажное. Гëнхи встал и оделся, а у Юнги нет ни сил, ни желания шевелиться. Раздался щелчок выключателя, и в комнате зажегся свет. Мин, в полумраке не видевший своё тело, теперь разглядывал багровые гематомы на ногах, руках и особенно яркие на рёбрах и животе, они скоро станут сине-черными. Ключицы и плечи искусаны, в некоторых местах кожа прокушена и оттуда сочились красные капельки. По всему телу была размазана кровь из порезов, нанесённых осколками. Мину собственное тело противно до жути из-за того как им воспользовался Гëнхи, а многочисленные повреждения он будет вспоминать ещё много лет каждый раз когда посмотрит на себя. Казалось, что слезы закончились уже очень давно, но вот они опять заполнили глаза. — Не реви, — спокойно заговорил Гëнхи, подходя ближе. А Юнги только больше плачет от страха из-за того, что монстр к нему приближается. Кан сел рядом и наклонился к нему, а младший сжался и закрыл глаза, тихо всхлипывая, в ожидании удара. — Тише, маленький, не бойся. Я больше не трону тебя. — Гëнхи привычным, мягким движением стёр слезинки с глаз младшего. Юнги наткнулся на холодный взгляд стеклянных глаз и замер от ужаса. Зрачки Кана были сильно расширены, лишь тонюсенькие ободки радужек окружали их. Мин не замечал этого раньше, потому что глаза у старшего очень темные и зрачки почти сливаются с радужкой. Тут до него дошло, что он не чувствовал даже милейшего запаха алкоголя, а Гëнхи явно был нетрезвым. Теперь стало ясно и понятно, что Кан под наркотиками. Мину вспомнилось всë, что творилось в Тэгу за последние время, а именно всë касающееся наркоты. Несколько месяцев назад город встревожили новости о новом веществе, воздействующем на людей. Поначалу эта гадость была популярна только в преступных, неблагополучных районах, но она быстро расползлась по всему Тэгу и просочилась везде. Опасность этого наркотика была в непредсказуемости побочных эффектов. Часто у принявшего этот препарат появлялись вспышки неконтролируемой агрессии, сменяющиеся на апатию и эйфорию. Ещё более опасно то, что самая небольшая передозировка могла нанести непоправимый вред здоровью. Он очень быстро разрушал нервную систему и личность человека. Зависимость к веществу образовывалась очень быстро, а избавиться от неё почти невозможно. Раз в одну-две недели появлялись новости о зверских убийствах, совершенных под воздействием этого препарата, или смертях от передозировки. Обеспокоенные родители боялись отпускать своих детей на улицу и постоянно им напоминали об опасности наркотических веществ. А Юнги раньше было плевать на это безумие, потому что он считал, что его оно не заденет. Но, очевидно, жизнь играет против него, потому что, вероятно, Гëнхи именно под этим наркотиком. — Я тебя ненавижу, — сквозь слезы, выкрикнул Юнги, со злостью смотря в лицо еще совсем недавно любимого мужчины. Он даже не думал о последствиях сказанного, потому что ему уже всë равно, пусть Кан снова взбеситься и снова побьёт его, всё равно больнее чем на сердце он сделать не сможет. — Не выводи меня, свои истерики оставь кому-нибудь другому, а сейчас успокойся, быстро! Но Мин уже не мог успокоиться, его трясло от рыданий, от каждого всхлипа грудную клетку с левой стороны пронзала невыносимая боль. В голове пронеслась мысль о том, что, возможно, рёбра серьёзно повреждены. За окном темноту прорезала яркая вспышка и очень близко прогрохотал раскатистый гром, из-за которого оглушительно завыли сигнализации машин. Его сердце бешено забилось от испуга, слезы хлынули из глаз с новой силой. Юнги раньше никогда не боялся грозы, но в этот момент его пугали любые громкие звуки. Ему хотелось забиться в укромный уголочек и сидеть там, крепко обнимая свои колени, как в детстве когда он был обижен и расстроен. — Тише, кроха. Успокаивайся! Хватит рыдать, — уже более мягко сказал старший, ласково поглаживая по плечу, чтобы успокоить. А на Юнги наваливается полное осознание произошедшего. Он воспользовался его телом словно жалкой игрушкой, он игнорировал его крики, слезы, боль, просьбы остановиться, будто Мин грязь, не заслуживающая по отношению к себе человечности и жалости. Старший избил его так сильно, что больно дышать. Все эти зверства он совершил под дозой опасного наркотика. А теперь он ласково просит его успокоиться… — Сдохни, блять! ненавижу тебя! Ты ублюдок, псих, больной… — выплескивая всë, что он думал о Гëнхи, Мин пытался отпихнуть от себя руки старшего и старался ударить его. — Заткнись, — злобно прорычал Гëнхи, но парень только яростнее желал ему мучительной смерти. Юнги не мог остановить свою истерику, эмоции накрыли его, как гигантская волна. Он даже страха больше не ощущал из-за бескрайней ненависти к Кану. — Успокойся. Я найду лекарства и помогу тебе. Прекрати уже истерить! — Юнги в ответ лишь тихо всхлипнул. Старший пошатываясь ушёл, оставив Юнги одного. Сердце словно сгорело в адском пожаре, Гëнхи выжег в нëм всë до последней крохи жизни, оставляя за собой пепел, на котором ничего не сможет вырасти и начать новую жизнь. Юнги всë ещё делает медленные, неглубокие вдохи, всë ещё чувствует физическую боль в рёбрах от этих вдохов и по-прежнему может плакать, но он больше не живой. Всё внутри мертво, только ненавистное тело продолжает существовать и функционировать. Разве так должна заканчиваться любовь? Минуты сменяются одна за другой, боль в теле медленно затихает. Юнги не вынесет больше ни одного прикосновения Гëнхи, ни одного его слова и взгляда. От своей слабости и беспомощности хотелось завыть. Он не может лежать и смиренно дожидаться возвращения Кана, но что ему остаётся? Юнги в голове перебирал все варианты побега, но каждый раз сталкивался с проблемой в виде многочисленных повреждений, из-за которых он слишком слаб и никуда убежать не сможет. Самостоятельно он не спасется, значит нужно обратиться за помощью. Необходимо добраться до телефона, который Гëнхи мог разбить, избивая Мина, а мог предусмотрительно забрать. Если ему сильно повезло, то телефон сейчас в кармане штанов, брошенных рядом с кроватью. Встать Юнги не смог из-за боли и слабости а теле, поэтому он осторожно сполз на пол. Мин с облегчением нашёл мобильник и выбрав в списке контактов номер брата дрожащим пальцем нажал на «вызов». Брат сильный и умный, он сможет ему помочь. Прозвучал длинный гудок, затем через невыносимо долгую паузу второй. Юнги начал волноваться, возможно, брат сейчас очень занят и не сможет ответить на звонок. Четвёртый и пятый гудок, по ощущениям, растянулись на целую вечность. Тишину между гудками заполнили приближающиеся шаги. Сердце будто сдавила чья-то рука и оно испуганно забилось чаще. Отчаяние заполнило собой всё внутри него. Он снова закрыл глаза, стараясь не впадать в панику и мыслить здраво. Здравое мышление привело его к выводу, что его сейчас жестоко убьёт мужчина, шаги которого были совсем близко. И в тот момент, когда из телефона, наконец, раздалось: «Привет, Юнги. Зачем звонишь?», чужая рука спокойно вытянула у него мобильник. Мин вжался спиной в стену и закрыл руками голову, ожидая очередного избиения. Гëнхи с ледяным спокойствием сбросил вызов и усмехнулся жалким попыткам младшего сбежать от него. — Малыш, объясни, что тебе непонятно в словах: «ты останешься здесь со мной и никуда отсюда не уйдёшь, пока я не позволю». Думал, что я отдам тебя брату? — В ответ молчание. — Юнги, посмотри на меня! — Кан сам, грубо взяв его за подбородок, заставил посмотреть на себя. — Запомни, я никому тебя не отдам, никто не сможет забрать тебя от меня, ты только мой. Юнги страшно, он боится оставаться с Гëнхи. Старший больше не тот кого он полюбил так сильно, он превратился в монстра. Кан давно начал постепенно перевоплощаться, а Мин прощал всё, не замечал опасности, поддался влиянию абьюзера. Он сам во всём виноват, потому что из-за собственной тупости ввязался в это. Почему он не понимал, что всë закончится так, когда Гëнхи устраивал погромы и бил его? Почему он не понимал, что за пощёчиной следует удар кулаком, а затем на его теле не останется ни одного живого местечка? В этот момент он вспомнил все те истории, в которых мужья убивали своих жен или ограничивали их свободу, избивали. Такая же участь коснулась его. Как любовь могла обернуться насилием? Юнги больше никогда не довериться никому. Людям нельзя ни за что доверять. Даже те кто был защитой и опорой долгое время, могут оказаться монстрами — это он понял когда Гëнхи избил и воспользовался его телом, как жалкой игрушкой, на чувства которой ему наплевать. — Маленький, иди ко мне. Я помогу тебе. — Юнги не двинулся с места, только трясся от страха. Кан снова взял его на руки и посадил на кровать, от чего младший ещё больше перепугался, не зная чего ожидать от него. Гëнхи аккуратно влажным полотенцем стёр с его тела запекшуюся кровь и стал обрабатывать раны. Юнги вздрагивал от каждого прикосновения мужчины и молился о том, чтобы эта пытка завершилась поскорее. Старший снова заговорил о том, что никому его не отдаст, а затем перешёл на его брата. — Разве он не ненавидит таких как мы с тобой? Думаешь, что он бы тебя принял таким? Знаешь чем бы всë закончилось, если бы я тебя не остановил? От тебя бы все отвернулись. Твой брат, твои родители, твои друзья, все они возненавидят тебя если узнают правду. Слова больно резанули по его сердцу. Конечно, Кан прав, но как он может осуждать его семью после того, что совершил этим вечером? Гëнхи и раньше часто внушал ему то, что все его близкие отвернутся от него, семье на него всë равно, а друзья лицемеры. Старший ещё долго припоминал всë плохое, что делали для Юнги родители и брат, осторожно нанося заживляющую мазь на гематомы, которые создал он сам. Гëнхи беспощадно ранил его, а теперь добивает, убивая надежду. Он надавил на болезненные темы, говоря о том, что от него все отвернуться, теперь Мин понимал, что никто ему не поможет. Всë что ему осталось — смиренно ждать новых ударов. В любой момент у Кана может случиться вспышка агрессии и он убьёт его случайно или намеренно. Юнги не боится смерти, наоборот. Он хотел бы закрыть глаза и никогда больше не просыпаться, но умирать от рук Гëнхи, находящегося под наркотой и способного на всë, он не хочет. Настолько сильного отчаяния он никогда раньше не испытывал, оно выедало в нём каждую частичку света и надежды. Всё то светлое, что было в девятнадцатилетнем Юнги исчезло в этот момент, теперь внутри будет только ледяной мрак, начавший зарождаться в ранах на юном сердце из-за жестокости любви. Гëнхи продолжал залечивать раны на теле младшего, а он старался сосредоточиться на звуках грозы за окном, чтобы отвлечься от прикосновений ненавистных рук. Юнги прислушивается к шуму дождя, стараясь выкинуть из головы все мрачные мысли и прогнать боль. Кан что-то говорит, но он старается его не слушать, до сознания доходят лишь отдельные слова. Каждое касание Гëнхи ощущается как ожог, но не на теле, а на сердце. Внутри него снова что-то накаляется, все внутренние органы будто в узел скрутились, в теле появилось неприятное напряжение. Мысли в голове закрутились в безумный вихрь. Юнги снова начало трясти, а на глаза выступили слезы. Прикосновения старшего никак не кончались, от этого хотелось вылезти из собственной кожи. — Перестань, прошу тебя, — с дрожью в голосе взмолился Мин. — Малыш, давай без истерик. Я уже почти закончил и, вообще-то, бля, я тебе пытаюсь помочь. — Гëнхи продолжил наносить заживляющую мазь на повреждения. — Надо было раньше, блять, шевелить мозгами. Почему не подумал о последствиях, когда променивал меня на чей-то хуй? Настолько хорошо тебя кто-то выебал, что ты забыл подумать о том, что я с тобой за это сделаю? Ты сам во всем виноват! Юнги разрыдался и начал вырываться, а Гëнхи этого не ожидал. Игнорируя физическую боль, он, оттолкнув Гëнхи, резко вскочил, но не успел он добежать до двери, как сильная рука обхватила его за талию и потянула назад. Юнги развернулся и влепил кулаком старшему в челюсть. Очередная истерика сорвала все тормоза в его голове и он, совершенно не думая о последствиях, врезал Кану прямо в нос, стараясь вложить в удар всю свою силу. Он бы продолжал колотить Гëнхи, но когда он замахнулся в третий раз мужчина перехватил его руку. Кан повалил Юнги на пол, сел на его бёдра и нанёс четкий удар в солнечное сплетение. Мин согнулся от боли, а затем ощутил мучительную невозможность вдохнуть. Гëнхи кричал на него, а затем его руки безжалостно сжали шею младшего. Парень вцепился в пальцы Кана, пытаясь отодрать их от своего горла, но тот сжимал его шею железной хваткой. От асфиксии умирают всего за каких-то пять минут, и это заставило Юнги прочувствовать неотвратимость и беспощадность смерти, но он продолжал пытаться вырваться из рук Гëнхи. Он много раз хотел убить себя и сделал бы это с лёгкостью, но сейчас ему почему-то невыносимо тяжело осознавать близость собственной гибели. Он умрёт избитый и изнасилованный, от рук человека, который был смыслом жизни на протяжении трёх лет, что может быть хуже? Постепенно слабеющими руками, он ещё пытался освободиться от хватки на своей шеи, а чужие пальцы только сильнее пережимали дыхательные пути. Мину казалось, что прошло уже несколько минут, но на самом деле гораздо меньше. Каждое мгновение будто растянулось в часы. Юнги сопротивлялся всë слабее, силы неумолимо покидали его тело. В груди мучительная боль от нехватки кислорода. — Ещё раз ты вытворишь подобное, и от тебя не останется и мокрого места, — грозно прорычал Гëнхи и убрал руки с шеи младшего. Юнги с облегчением часто-часто задышал, пытаясь насытиться кислородом. Шоковое состояние постепенно отступало, вместо него приходило осознание произошедшего. Если бы Гëнхи не остановился, то он был бы уже мёртв. Кан остановился в этот раз, но в следующий может безжалостно убить. Отдышавшись и придя в себя, он увидел старшего, спокойно курившего сигарету и смотрящего на него стеклянными глазами, наполненными отчужденностью и чем-то едва уловимым, но наводящем ужас. Юнги страшно, больно, он до сих пор не отошел полностью от шока, в голове крутятся мысли о том, как его насиловал Гëнхи. От всего этого его начинает тошнить. Он поднялся и поплелся в ванную комнату, а Кан медленно проследовал за ним, чтобы ни на секунду не упустить из виду. При каждом шаге тело пронзала боль, а собственные ноги не желали слушаться. Небольшое расстояние показалось непреодолимым. Наконец он дошёл до нужной комнаты. Взгляд его зацепился за зеркало над раковиной и от мерзкого зрелища его затошнило сильнее. В эту секунду он ненавидел своë тело больше всего, он бы разрыдался, но слëзы давно закончились. Из-за глубокого выреза были видны все укусы и засосы на ключицах и плечах, но хуже всего были ярко-красные следы от рук на шее. Он не смог сдержать очередной рвотный позыв и как только он наклонился над унитазом его вывернуло. Юнги опустился на колени, от внутренней боли хотелось завыть как зверь. Он больше не был рад тому, что Гëнхи его не задушил. Взгляд сам собой направился на бритвы и ножницы. Он не хотел ничего с собой делать, но в голове пролетела привычная мысль: «быть мёртвым лучше, чем это». Неблагодарно по отношению к милосердной судьбе, разжавшей руки душителя, но может это вовсе не милосердие, а изощрённая жестокость? Может, он ещё жив только для того, чтобы монстр помучил его подольше, а затем убил более жестоко? — Ещё хоть раз я замечу такой взгляд на острые предметы… — неожиданно за спиной Мина раздался голос, а затем его обладатель приблизился к младшему, –… и я свяжу тебя так, что даже шевельнуться не сможешь и разукрашу твоë тело вот этим… — Кан достал из кармана небольшой, острозаточенный нож, — прямо как ты любишь, — с этими словами он взял Юнги за руку и поднял так, чтобы были видны царапины и несколько малозаметных шрамов от селфхарма на запястьях. По спине и плечам Мина пробежали мурашки, страх сковал его, не давая даже чуть шевельнуться. Он почувствовал как сильные руки помогают ему подняться на ноги. Окликнув его по имени, Гëнхи протянул ему стакан с водой. — Больше не тошнит? — спросил мужчина, обыденным тоном. Ответом ему было молчание. — Юнги, я хочу, чтобы ты понял одну вещь. Твои ебучие суицидальные наклонности должны закончиться. Иначе мы будем решать твои проблемы с башкой более радикально. Тебе ведь не понравилось в психушке в прошлый раз? Его снова охватило состояние, когда всë напряжено до предела и вот-вот грянет истерика. Психбольница была под строжайшим табу, они давно договорились не поднимать эту тему ни при каких обстоятельствах, потому что это всегда доводило Мина до истерики. — Пора, блять, прекратить заниматься ебучей тупостью, самоповреждение это для конченых шизофреников. Я надеюсь, нам не придётся к этому возвращаться и я больше не увижу лишних царапин на твоём теле. Ты меня понял? — В ответ лишь тихий всхлип. — Ладно, плакса, будем считать, что молчание — знак согласия. Кан обнял младшего за талию и притянул к себе поближе. Юнги страшно даже дышать, невыносимо ощущать Гëнхи так близко. Чужие руки проскользнули под одежду младшего, вызывая неприятную волну мурашек холодными пальцами. Мин даже не пытался оттолкнул, потому что это только ухудшит всë. Возможно, если он перетерпит без истерик и сопротивления, то Кан отпустит его быстрее и целее. — Не бойся, котёнок. Всë будет нормально, я обещаю, — ласковый шепот прозвучал совсем рядом с его ухом, он даже почувствовал дыхание старшего на своей коже. — Я всë равно люблю тебя, даже после того, что ты сделал. Я всегда буду любить тебя. Руки Кана заскользили по его талии. Морально это было даже тяжелее, чем удары. Рядом с ним будто всë тот же любимый, заботливый, дающий смысл жизни Гëнхи, но Юнги больше никогда не купиться на этот обман. Монстр умеет притворяться хорошим и любящим, чтобы удерживать свою жертву в своей паутине насилия, но Юн теперь видит реальность без прикрас, которые сам выстроил в своей голове. Эти ласковые прикосновения и красивые слова — не любовь… Любовь была когда-то давно, первый год их отношения были полны настоящей любовью, такой, которая возносит на небо к звёздам и пробуждает бабочек в животе, но что после пошло не так? Юнги слышал термин «абьюзивные отношения» и никогда не задумывался об этом, потому что был уверен, что его это не коснётся, а когда абьюз настиг его, он упорно всë игнорировал. Когда же это началось? Может, в момент когда Гëнхи начал бить его, нет, гораздо раньше, когда он оскорблял его, унижал, пытался отгородить от друзей и семьи, нарушал личные границы. Или их любовь начала гнить начиная с мелочей вроде необоснованной ревности? Как мелочи сумели перерасти в изнасилование и удушение? Руки Кана продолжали блуждать по его телу, прикосновения становились всё более похотливыми. Юнги стоял и понимал, что не может с этим ничего сделать. Гëнхи намного сильнее, старше на пару лет, под наркотой, и если Мин начнёт вырываться Кан разозлиться и сделает больнее. Всë, что оставалось это ждать когда ад закончится. Чужие пальцы скользнули по внутренней стороне его бёдер, затем Гëнхи притянул младшего ещё ближе, вплотную к своему телу. Из глаз вновь хлынули слезы, когда Юнги ощутил как к его ягодицам через несколько слоёв одежды прижимается возбуждённый член Кана, а с губ сорвался тихий скулёж. Лучше бы монстр убил его, но не снова это… От одной мысли о ещё одном изнасиловании Юнги готов зубами перегрызть свои вены. Он не выдержит если Гëнхи снова будет насиловать его, он сойдёт с ума от этой боли и унижения. Он ненавидит своё тело за то, что им так пользуется Кан, и за то, что, наверное, до конца жизни будет ощущать фантомные прикосновения. Если монстр снова будет грязно касаться его, насильно целовать и впихивать в него свой член, то Мин не выдержит, но вот только его никто спрашивать не собирается. Как и в прошлый раз Гëнхи сделает с его телом всё, что захочет, а Юнги останется только терпеть. И как бы ему не было плохо никто эту пытку не остановит. Он будет сходить с ума от раздирающих душу боли, отчаяния, унижения, ненависти и отвращения, но будет абсолютно беспомощен, он будет прислушиваться к звукам грозы, стараясь переключить на неё всё внимание и надеется на то, что сможет вернуться домой.End flashback
Воспоминания быстро прокрутились в его голове, топя в отвратительных эмоциях. Они, как яд, отравляющий его жизнь, всплывают в мыслях и утаскивают в бездну прошлого. Он хочет закопать свои воспоминания и надеялся, что психотерапия поможет ему жить спокойно, не погружаясь в тьму из прошлого изо дня в день. Но пока что Намджун помог лишь расковырять травмы, обнаружить незамеченные и вытащить на поверхность всё, что Юнги запихнул как можно глубже в себя. Он понимает, что это важный этап лечения, но иногда нет сил снова и снова продавливать свои больные места, копаясь в прошлом. — После, он вëл себя так, будто ничего серьёзного не произошло. Пытался меня успокоить, обработал раны. Когда он ненадолго ушёл, я пытался попросить помощь у брата, но не успел. У меня были истерики, я не мог выносить его прикосновения. В какой-то момент меня накрыло очередной истерикой, я начал вырываться, ударил его несколько раз, а он из-за этого разозлился и начал меня душить. Я был уверен, что умру, но он вовремя разжал руки, я даже сознание не успел потерять. — Вы испугались смерти? — Я очень боялся именно такой смерти. Я не хотел умирать после изнасилования от удушения человеком, которого любил три года. В панике я вообще не особенно задумывался о смерти, поэтому отчасти было страшно, отчасти я понимал, что после всего случившегося я жить не смогу. А когда я понял, что он изнасилует меня во второй раз, я очень захотел быть мёртвым. — Вы можете рассказать подробнее о сексуальном насилии? Если это слишком болезненно, то мы можем разобрать это в другой раз, когда Вы будете готовы. — Намджун заметил как Юнги старается избегать темы изнасилования и напрягается говоря об этом. — Нет, я могу и сейчас.- Пересиливая себя Мин снова начал рассказывать. — Он делал с моим телом всë, что захочет, а я не мог ничего сделать. От этой беспомощности хуже всего. Я даже не пытался просить его остановиться, потому что знал, что ему плевать на мои чувства, ощущения и он запросто сделает мне больно, если захочет. Я старался мысленно переключиться на что-то постороннее, например на звук ливня и гром, толку от этого было мало, но теперь, услышав гром, я ощущаю, будто меня отправили в прошлое и я нахожусь в том моменте. — Вы вините себя в случившемся? — Отчасти, потому что хоть что-нибудь можно было сделать, как-нибудь сбежать, а лучше сразу сбежать из таких отношений и не допускать изнасилование вообще. — Мы обязательно позже вернемся к чувству вины, а сейчас давайте обсудим то, что было далее. — У него в голове снова перемкнуло и он начал проявлять заботу ко мне, беспокоился за моё здоровье, пытался меня утешить. Около часа он был более-менее спокоен, а потом началось снова. Он разозлился из-за какой-то мелочи, позже нашел повод посерьёзнее. Сперва он снова разгромил всё в комнате, а затем опять перешел на меня, он ударил меня всего пару раз, но угроз было очень много. Он прислонял лезвие ножа к моему лицу, обещал задушить, если я попытаюсь от него уйти. Меня трясло от страха, я понимал, что он сделает что-нибудь ужасное, если я не сбегу, поэтому при первой возможности я сбежал. Этот человек не был особенно осторожен, наверное, был уверен в том, что легко сможет меня полностью контролировать. Благодаря невероятному везению и его неосторожности я смог незаметно для него стащить ключ, которым он запер дверь изнутри, и сбежал. Я был очень ослаблен избиениями, но из-за шока и страха я пробежал довольно много. Он бы догнал меня в любом случаи, но получилось так, что я упал и он меня поймал. Я пытался отбиться от него, но ни сил ни шансов не было никаких. Я кричал, надеясь, что хоть кто-нибудь услышит и поможет, но естественно посреди ночи в сильнейшую грозу никого на улицах не было. Он оттащил меня туда, где вообще никто нас не заметил бы и не услышал и снова хотел меня придушить. Я был на грани потери сознания, когда он отпустил мою шею. Он пнул меня в солнечное сплетение, сказал, что я ничтожество и мне нет смысла кому-то о произошедшем рассказывать, потому что никто не поверит, а если и поверят, то отвернуться от меня, и ушёл. Я был в полуобморочном состоянии, не мог даже шевельнуться, а он просто развернулся и ушёл. — Юнги сделал паузу, вытирая слезы и вспоминая как лежал в луже на асфальте под ливнем и скулил от боли в животе, смотря в спину удаляющегося человека, которого ещё вчера считал своими любовью, счастьем и надеждой. — Я не знаю сколько времени я пролежал на земле, но боль в теле постепенно поутихла и я смог добраться домой. Когда Юнги заставил себя, сквозь мучительные ощущения в теле от нескольких десятков сильных ударов, встать и пойти к дому, шатаясь, спотыкаясь и рыдая от боли физической и душевной, он шёл к безопасности. Но никакого ощущения безопасности он не обрёл ни дома, ни через месяцы, ни даже сейчас. Так получилось, что физически он сбежал от монстра и вернулся домой, а внутренне он всë ещё в там, в опасности. Его задача в том, чтобы победить в своей голове Гëнхи и все страхи созданные им.***
Глаза закрывались сами собой, мысли медленно и ненавязчиво проплывали в голове, которую, наконец-то, покинули тревоги, страхи и усталость. Хосок многое бы отдал, чтобы эта приятная расслабленность длилась вечно. Он вымотался из-за постоянных проблем и напряжения, а сейчас ему очень хорошо и спокойно, разве можно его винить в том, что он позволил себе эту слабость? Вот Чонгук считает, что даже очень можно, поэтому уже полчаса пытается до него достучаться и вправить его мозги на место. — Ты меня хоть слышишь? — задал риторический вопрос Гук, недовольно смотря на Хосока. — Неужели нельзя было как-то по-другому? Мог прийти ко мне, чтобы поговорить, мог отвлечься на что-нибудь. Но как ты мог снова напиться? — Не так уж всё хреново. Ты так говоришь, что можно подумать, будто я в запое третий месяц, — пробубнил Чон заплетающимся языком. — Это всего один раз, — стараясь придать голосу уверенности сказал он и для убедительности поднял один палец вверх. — Надеюсь на это. И учти, пожалуйста, что это последний раз, когда я позволяю тебе приползать ко мне домой напившись. Будешь трезветь на улице, если не сумеешь доползти к себе домой. Оба знают, что это пустые угрозы и Чон никогда не отвернется от друга, особенно если ему настолько тяжело. Он всегда оставался рядом и помогал, на какое бы дно Хосок ни провалился. — Ты тоже любил выпить. — Не сравнивай. Я пил на тусовках, потому что хотел повеселиться, а ты для того, чтобы сбежать от своих чувств и эмоций, и вместо реального решения проблем ты бухал и страдал хернёй. Возможно, Чонгук высказывал всë слишком резко, но именно это и действовало на Хосока. Он понимает, что Гук прав и понимал всë, даже когда собирался снова залить переживания алкоголем, знал, что пожалеет потом и будет терзать себя пуще прежнего, но не смог себя пересилить. Несколько часов без вечных грызущих чувств, а после разочарование и упрёки к самому себе. Он год держался подальше от злоупотребления спиртным, чтобы позорно сорваться. Конечно, завтра он обо всём будет жалеть, но какая сейчас-то разница, если уже ничего не исправить и ему так хорошо в этот момент? — Я честно возьму себя в руки, — сказал Чон скорее для себя, а не для Гука. — У меня и выбора нет особого. Маме необходимо лечиться, а лекарства стоят не мало, к тому же ей самой лучше не возвращаться на работу в ближайшие месяцы. Мне нужно найти вторую работу, а про алкоголь вообще забыть. Чонгук нахмурился, его всегда напрягало то, что Хосок взваливает на себя настолько много, а когда, естественно, не справляется начинает изводить себя чувством вины. Всё это результат травмы, которую он перенёс из-за смерти сестры. Требует от себя почти невозможного, сделать он может гораздо меньше, а всю вину и ответственность берёт на себя, при этом совершенно не готов к этой ответственности морально, а чувство вины проживает слишком болезненно. Помощи Хосок ни у кого не просит, а сам пытается помочь всем. В итоге груз проблем и самообвинений тянет его на самое дно.***
У Юнги уже нет сил, чтобы сдерживать себя. За долгие годы он привык справляться с душевной болью самоповреждением. Уже несколько месяцев он борется с собой, но время от времени снова наваливается желание превратить внутреннюю боль в телесную. В последний раз он удержал себя от ошибки, позвонив Чимину и проговорив с ним о всяких мелочах час. Пока он отвлекал себя на общение с Паком эмоции и боль утихли, а необходимость в самоповреждения отпала. Но получиться ли победить самого себя в этот раз? Страх, боль, ненависть и омерзение к себе разгорались в нëм, словно кто-то облил его душу бензином и подкинул туда горящую спичку. Эмоций было так много, что они заполнили собой каждую его клеточку, нервы накалились до предела. Еще чуть-чуть и он прорвется, выпуская всё накопившееся в нём безумное, тёмное и ужасное. Такие приступы впервые случились почти сразу после изнасилования и часто повторялись в течении следующих двух недель. Почему они вернулись спустя год Юнги не понимает. Намджун говорил, что это проявление синдрома травмы сексуального насилия, обычно происходящее в первое время после травматического события, а возвращение этого состояния, вероятно, произошло из-за сильного стресса и неспособности Юнги оставить пережитое изнасилование в прошлом. Таблетки действуют как успокоительное, но доза минимальная и не устраняет истерические приступы полностью, но всё равно они легче, чем год назад. Раньше в такие моменты у него были панические атаки одна за другой и неконтролируемая агрессия. Кажется, что хуже уже некуда, но внутри него с каждой секундой всё еще больше накаляется. Из глаз сбегают вниз солёные реки и Юнги падает на колени, начиная рыдать. Дрожащими пальцами он с силой сжал свои волосы. Мин чувствует невыносимую беспомощность и уязвимость, которые давят на старые раны. Страх, желание спрятаться ото всех и лютая ненависть к себе. Он презирал себя за такие эмоциональные срывы, желание резаться, за уязвимость и за свое прошлое. Уж лучше дрожать и плакать от раздирающей боли в порезах на теле, чем от такого состояния. Гораздо проще найти что-нибудь острое, а не пытаться бороться с собой, лечить голову и идти по правильному пути к исправлению своих проблем. Постепенно эмоции начали стихать. Юнги продолжал всхлипывать сидя на коленях на холодном полу. В голову лезли навязчивые мысли о селфхарме. В коридоре раздался щелчок замка, значит Хосок вернулся. Мин прикусил губу до боли, чтобы не разреветься снова. Он испугался, что Чон зайдёт к нему и увидит его состояние, но еще тяжелее вспоминать то, что случилось между ними несколько дней назад. Он зря рассказал старшему правду, а Хосок не должен был читать его личный дневник. Мину кажется, что ничего уже не исправить. Мин поднялся и, глубоко вдохнув, резким движением стёр слезы с щёк, заставляя себя успокоиться. Внутри всë сотрясалось от не вышедших эмоций, но из внешних следов истерики остались только заплаканные глаза и подрагивающие пальцы. Он не зря надел на себя маску спокойствия, потому что Хосок почти сразу зашёл к нему. Юнги отвернулся, пробормотав тихое: «привет». Он знал, что старший поймёт всë сразу, заметит дрожь и слезы, но пытался скрыть. Он неосознанно привык защищать себя, скрывая своë состояния и не позволяя другим видеть его слабость. Мин снова прикусил губу, чтобы не разрыдаться ещё раз. Юнги сразу заметил как слегка пошатывается старший, подходя ближе, а когда Чон остановился совсем рядом он почувствовал и запах алкоголя. Этот запах ассоциировался с Гёнхи, из-за этого Мин ненавидит общение с пьяными людьми. Исключением были Чимин и Джин, потому что с ними он пил много раз и знал, что они даже под алкоголем ведут себя адекватно. Пьяному Хосоку доверять сложнее, это не значит, что он считает старшего абьюзером, который навредит ему, просто в голове какой-то нерушимый блок, не дающий чувствовать себя в безопасности. — Солнце, что случилось? Расскажи мне. — Чон ласково обнял Юнги. Мин был уверен, что старший отвернется от него, но он вел себя так, будто ничего не произошло. Может это вина алкоголя и утром Хосок опомнится? В любом случае, младший уже увидел проблемы в их отношениях и понимает, что это должно закончиться. Из-за недоверия, страхов, лишних эмоций и селфхарма Юнги не может быть с Хосоком, потому что эти отношения перерастают во что-то нездоровое. Старший для него спасение, опора и обезболивающее, это очередная эмоциональная зависимость. Чон ему помогает, а он в ответ причиняет боль своими срывами и недоверием. Недавно Мин задумывался о том, насколько Хосоку, у которого сестра совершила суицид, тяжело сталкиваться с самоповреждением. Конечно, это разные вещи, селфхарм — причинение себе физической боли без намерения убить себя, но разве это далеко ушло от самоубийства? Хорошо, что старший не знает о нескольких попытках убиться, совершенных Юнги в прошлом, а сколько еще темных тайн он не знает. Хосок не заслуживает такого. Слезы снова начинают литься из глаз. Мин чувствует как ласково Чон пытается его успокоить, слышит согревающие слова и даже запах алкоголя не кажется больше таким опасным. Ему очень хорошо рядом с Хосоком и невыносимо больно от того, что это надо без промедлений закончить раз и навсегда. Внутри него чувство, будто он стоит на хрупком, разваливающемся и шатком мостике над бездонной пропастью, а Чон его страховка и пока он в его объятиях падение вниз ему не грозит. Секунда за секундой он продолжает прижиматься к старшему, получая от него необходимые защиту и тепло. Вскоре Юнги успокоился окончательно. Хосок стер последние капельки слез с его ресниц и мягко поцеловал его искусанные губы. Внутри стало тепло и уютно, Мину кажется, что даже если Кан Гёнхи сейчас ворвется в эту комнату, то в объятиях старшего всё равно будет безопасно. Он полностью, без остатка отдается блаженному чувству любви и спокойствия, забывая о проблемах, из-за которых мучился совсем недавно. Сейчас старший действует на него лучше любых таблеток, когда он рядом в нём утихает буря, уничтожающая его изнутри. Чон как свет в холодной, удушающей тьме. — Люблю тебя, — прошептал Юнги, обнимая Хосока еще крепче. Ему хочется продлить этот момент на целую вечность.