Трудный путь к доверию

Хосок проснувшись почувствовал головную боль и неприятную тяжесть во всём теле. Медленно в голове укладывались события прошлого дня, часть из которых вспоминалась с трудом или вовсе отсутствовала. Как и ожидалось, муки совести себя долго ждать не заставили. Как он вообще мог снова позволить себе шаг вниз по лесенке, ведущей глубоко на дно? Как возвращение к алкоголю поможет его матери и искупит вину перед сестрой? Да и жалко Чонгука, которому пришлось выслушивать невнятное нытьё о всех его проблемах. Он перевернулся на другой бок, желая заключить в крепкие объятия Юнги, уснувшего вчера у него на груди. Младший спокойно дремал рядом, но когда Хосок обвил его руками, Мин распахнул ещё сонные глаза. Его взгляд, устремлённый на старшего, был наполнен влюблённостью. Светлые волосы зеленоватого оттенка волнами рассыпались по подушке, а несколько плавно вьющихся прядок сползли на лицо. Хосок в который раз рассматривал прекрасные черты его лица и всё никак не мог насытиться этой ангельской красотой. Единственными, что омрачали эту красоту были шрамы и глаза покрасневшие из-за моря пролитых вчера слëз. – Люблю тебя, солнце, – сказал Хосок. И тут Юнги будто окончательно проснулся. В голове всë встало на свои места. Любовь во взгляде сменилась горечью и разочарованием. Глаза младшего заполнились слезами, а Чон впал в ступор. Что могло произойти за эту секунду? Хосок снова задал себе вопрос «что я сделал не так». Вроде бы, он не сделал ничего необычного или способного напомнить Мину об абьюзере. Хосок попытался успокоить младшего, но тот мягко убрал от себя его руки, а затем вскочил и выбежал из комнаты. Тяжело вздохнув, Чон поднялся и поплелся следом за Юнги. Готовясь морально к тому, что сейчас придётся разбираться с происходящем в голове Мина и успокаивать его. Что-то подсказывало, что младший как всегда закроется от него, и останется только гадать на кофейной гуще о том, что же всё таки случилось. – Юнги, давай так: ты успокаиваешься и мы обсуждаем проблему, хорошо? – Он снова попытался обнять Мина, но тот не позволил ему. – Что случилось? Почему ты меня отталкиваешь? Ты злишься на меня? – В ответ младший только отрицательно помотал головой. – Я ведь говорил тебе много раз, что ты можешь мне доверять. Просто расскажи мне, что произошло. Юнги продолжал лить слезы, с болью смотря на старшего, который ничего не понимал. Хосок ощущал как всё внутри закипает. Его охватило знакомое чувство, которое хочется вытравить из себя, скальпелем вырезать из сердца. Он словно вернулся в прошлое. Хосок чувствует себя семнадцатилетним собой, пытающимся успокоить свою рыдающую сестренку и не понимающим, что случилось, потому что она ничего не хочет рассказывать. Для него нет ничего хуже и больнее, чем бессилие и незнание когда любимому человеку плохо. – Юнги, прошу тебя, давай поговорим. Я люблю тебя и останусь рядом, даже если ты сделал что-то плохое. Доверься мне. – Так не должно быть! Это неправильно. – сказал Юнги, начиная плакать еще сильнее. – Что неправильно? Я не понимаю тебя, - растерянно произнес Чон. – То, что происходит между нами неправильно, ты разве сам это не видишь? – Проблема в том, что ты боишься того, что я окажусь абьюзером и насильником? В этом всё дело? – Хосок снова попытался обнять младшего, но он попятился назад, не давая к себе прикоснуться. – Нет, проблема не в тебе, а во мне. – Юнги, проблемы надо ведь обсуждать, поэтому успокойся и давай поговорим. Хосок снова попытался обнять Юнги, но младший попросил не трогать его. Чон решил, что в таком случае правильнее будет оставить Мина одного. Он тоже видел проблемы в их отношениях и будет хорошо если они их обсудят, но с Юнги обсуждать такое не легко. Он слишком эмоционален, хоть и не всегда показывает свои настоящие чувства, а чаще старается спрятать всё глубоко в себе. Любое неверное слово или действие может довести его до истерики. Ко всему прочему из-за пережитых абьюзивных отношений Юнги выдумывает проблемы там, где их никогда не было. У него некоторые мелочи ассоциируются с тем, что сделал Гëнхи. Эмоциональное здоровье Мина уничтожено долгими нездоровыми отношениями, психологическим и физическим насилием и посттравматическим стрессовым расстройством. Взаимодействовать с окружающими ему невероятно сложно. А Хосок не владеет навыками психолога и очень часто не понимает как реагировать на ту или иную ситуацию с Юнги. Он растерян и не знает, что делать когда младшего вот так накрывают эмоции и вылезают тараканы, проживающие у него в голове. Когда Хосок вернулся Мин уже успокоился. Он выглядел разбитым и напуганным, вызывая у старшего желание обнять его и защитить. Глаза его всё ещё были мокрыми от слез, он был на грани очередного срыва. Юнги снова не понимает себя и свои эмоции, пытаясь выбраться из этого, он только больше запутался. Он снова ощущает, будто стоит на шаткой конструкции, которая вот-вот рухнет вместе с ним. Теперь у него нет даже страховки. Куда бы Мин не шагнул, везде падение на дно, и он не может позволить себе утянуть за собой и Хосока. Хочется подбежать к старшему, крепко взять за руку и никогда не отпускать, чтобы он помог, стал страховкой, обезболивающим для сердца. Но нельзя, это неправильно, это должно закончится, иначе оба окажутся на дне. – Юнги, что случилось? А Мин сам не понимает, что случилось. Просто всё летит к чертям, разрушается неотвратимо. По лицу снова стекают солёные капли. – Ты всё ещё боишься, что твоё прошлое повторится? Да, каждый день Юнги боится, что всë это капкан. Гëнхи ведь далеко не сразу показал своë истинное лицо. Ему страшно, что в один момент вся эта любовь исчезнет и жестокая реальность обнажит свои уродство и лживость, как это было в прошлом. – Я понимаю, что ты не он, но не могу отделаться от страха. И это только верхушка айсберга. Из-за моих проблем с башкой всë закончится плохо. Это не твоя вина, ты замечательный, всё только из-за меня. Я должен был сразу понимать, что не готов к отношениям, что буду бояться, что не смогу без лжи, что сделаю хуже тебе. – Юнги быстро говорил, высказывая всë накопившиеся и мучившее его долгое время. –Прости, я не хотел втягивать тебя в это дерьмо, я надеялся на то, что справлюсь… – Юнги, это всё из-за ПТСР. Когда ты вылечишься всё станет хорошо. Знаю, тебе сейчас сложно, но так будет не всегда. Эти проблемы решаемы и мы сможем всё исправить, обещаю. Ты можешь мне доверять. Он хотел бы поверить в эти слова, но не может. Хосок не знает всего, потому что Мин многое скрывает от него. Он не знает про попытки суицида, месяц в психиатрической больнице в шестнадцать лет и он ещё не сталкивался с приступами агрессии. – Проблемы не только из-за ПТСР, они были и до абьюзивных отношений. Если снова вернется эта херня, то я не хочу вплетать в это тебя. А я знаю, что это ад не только для меня, но и для моих близких. Всё гораздо сложнее, чем тебе кажется. – Объясни, что именно с тобой происходит. Я не понимаю о чём ты говоришь. Пальцы начинали дрожать, а внутри надвигалась еще одна эмоциональная буря. В шестнадцать у него начались эти проблемы. Депрессия, истерики, агрессия, трудности в общении с людьми, побеги из дома, самоповреждение и первая попытка самоубийства из-за которой он и оказался в психушке. Хуже пребывания в этой лечебнице было только изнасилование. Из-за таблеток он стал овощем, способным только спать, есть, рыдать. Вытащил его из этого состояния Гёнхи, но ему это стоило огромных усилий, и многих нервов. Юнги тогда был подростком, которому было очень плохо и единственным спасением был его парень, которому он мог позвонить посреди ночи и высказаться или сбежать из дома и рыдать ему в плечо. Естественно, Кану это приносило только вред и лишний груз чужих проблем, но из жалости он продолжал помогать ему и в итоге смог помочь Мину вернуться в нормальное состояние. Сейчас Юнги ни за что не станет поступать также с Хосоком. Чон сделал для него очень много, стал поддержкой и опорой, а он может ему дать только ложь, недоверие и боль. Дальше так продолжаться не может, тем более из-за нервного срыва его состояние ухудшилось и он уже на грани. Он должен сам со всем справиться. Если эти отношения продолжаться они принесут ещё больше страданий им обоим. Всё давно пошло по плохой дорожке, но он убеждал себя в том, что сможет выбраться и свернуть на верную тропу. Но наступил абсолютный мрак, а дорога стала опасней, достаточно одного ошибочного шага, чтобы упасть в пропасть, край которой незаметен во тьме. Юнги пытается бороться с темнотой, но совершает ошибку за ошибкой, а Хосоку лучше идти по своему пути, не следуя за ним в кошмар. Мин пытался ответить старшему хоть что-нибудь, но не мог вымолвить ни слова. Всхлипывая и не задумываясь о своём действии, он дрожащими пальцами потянул еще ниже край длинного рукава своей кофты, который теперь закрывал даже костяшки. Хосок, заметив это, нахмурился и строго посмотрел на младшего, потому что он уже давно понял, что значит эта попытка Юнги закрыть свои руки. Он почти всегда носит одежду с рукавом, закрывающим запястье, потому что ненавидит шрамы, порезы, царапины и не хочет чтобы их замечали. Когда он чувствует боль от повреждений, подсознательные стыд и страх заставляют его максимально скрывать руки. Сам Юнги эту привычку не замечает, а вот старший о ней знает. – Снова? – Устало произнес Чон, сдерживая поток напрашивающихся ругательств. – Ты о чём? – дрогнувшим голосом спросил Мин, уже догадываясь каков будет ответ. Хосок без слов подошел к младшему и, взяв за руку, потянул рукав вверх. Юнги пытался отойти назад и не позволить себя касаться, но наткнулся спиной на стену, а Чон решительно и крепко удерживал его ладонь. Когда старший обнажил его запястья он разрыдался, ему хотелось пройти сквозь стену сзади него и сбежать. А Хосок разглядывал ужасающую картину, которая пополнит собой коллекцию худших воспоминаний. Вся рука от запястья до локтя была покрыта десятком длинных царапин. Они пересекали друг друга, некоторые особенно глубокие покрылись свежей корочкой, они выглядели странно и он не сразу понял чем и как они были нанесены. Повреждения выглядели так, словно Юнги множество раз проводил по одному и тому же месту чем-то острым, возможно, это были маникюрные ножницы. На след от одной царапины накладывались новые и новые царапинки, постепенно раздирая кожу до крови. Чон представил как младший царапает ножницами уже разодранную рану. От мысли насколько больно расцарапывать себя таким образом Хосоку стало страшно. Как можно добровольно и самостоятельно пойти на такое? Из-за чего Юнги снова сорвался? Могло ли это произойти по его вине? Его захлестнула злость вперемешку с отчаянием. – Юнги, так больше продолжаться не может, – строго произнес Чон. Его охватили эмоции, он перестал сдерживать себя и думать о том, что нужно быть осторожным, чтобы не задеть младшего. – Ты не оставил мне выбора, я заберу все острые предметы. – И тут его окончательно сорвало, весь скопившийся негатив полез наружу. Он не железный, может оступиться, не сдержать себя. Не смог он смотреть на исцарапанную руку Юнги и не думать о худшем, вспоминая сестру. Боль и злость вышли из него через ужасные слова, которые стоило оставить только в своей голове. – Будешь жить как в дурке, острые предметы только по расписанию и только под присмотром. – Если бы он только знал насколько для Юнги это болезненная тема… Юнги поднял на него полный разочарования и слез взгляд, все эти царапинки и порезы на руках и других частях тела казались мелочью рядом с происходящем на сердце. А до Хосока начало доходить, что именно он сказал, но было поздно. Взгляд Мина резко переменился, став злым и решительным. – Закрой рот и убери от меня свои руки. Хосок не отпустил его, потому что Мин сразу бы сбежал и, возможно, навредил бы себе. Юнги начал вырываться, а Чон крепко взял его за руку чуть выше локтя, не позволяя убежать. Он хотел, чтобы младший успокоился и они уладили конфликт мирно. – Юнги, я не хочу тебе навредить, поверь. – Заткнись, блять, и отпусти. Мне неприятно, держи свои ëбаные руки подальше от меня! – не сдерживая себя, он сильно повысил голос. – Отпущу, но сперва успокойся, – сказал Хосок, прижимая младшего к стене чуть сильнее, потому что он не оставлял попыток вырваться. Спиной он вжимается в стену, а перед ним любимый человек, который делает больно. Ему никуда не деться, он снова находиться в уязвимом положении. Ситуация, к сожалению, очень хорошо знакомая и много раз пережитая. Гëнхи делал также, крепко удерживал, не давая сбежать, а затем избивал. Страх, злость, боль и воспоминания – ужасная смесь, приводящая к плохим последствиям. – Не бойся, я не сделаю… – Хосок не успел договорить, потому что Юнги, поняв бессмысленность попыток остановить старшего словами или вырваться, ударил его кулаком в лицо. Чон отступил на несколько шагов назад и прижимал ладонь к лицу, чувствуя быстро нарастающую боль. Он не ожидал такого от младшего, но не злился на него. Мин испугался и защищал себя. А он должен был понять, что напомнит Юнги своими действиями абьюзера. Хосок чувствует свою вину в произошедшем, он сперва задел Мина словами о психушке, а затем напугал его. Он снова не справился. Чон ощутил как на его пальцы попала кровь из разбитой костяшками губы. Юнги пришел в себя когда увидел красную каплю на лице старшего. Осознание произошедшего было самым худшим чувством за этот вечер. Он не хотел верить в то, что сделал своими руками. Сейчас испытанный страх казался глупым, понятно, что Хосок не собирался его бить. Мин ударил человека, который всё это время помогал ему, поддерживал и заботился. Вот оно то самое дно, об которое он разбился, оступившись в своей внутренней тьме. – Я понимаю, что тебе сложно не проецировать абьюзивные отношения на нас и я тоже поступил неправильно. Но применение физической силы переходит за все границы. – Хосок… – Юнги пытался что-то сказать, но слова словно застревали в горле, из глаз продолжали течь слёзы. Старший поднял на него строгий взгляд и тут страх вернулся. Хосок показался ему очень злым, хотя на самом деле он был просто серьёзным и напряжённым. В голову полезли картины того, как Чон его избивает и делает другие вещи, точно также как Гëнхи. Мин отошёл от стены и попятился назад. Внутри он был испуганным восемнадцатилетним собой, который дал сдачи своему парню и за это получил во много раз больше. Ощущение словно сцену из прошлого поставили на повтор, хотя на самом деле это далеко не так. – Юнги, успокойся, пока всё не стало ещё хуже, – твёрдо произнёс Чон. – Я не трону тебя, не бойся. Неожиданно раздался стук в дверь. Мин не знал кто это, но страх усилился, в голове уже появилась мысль, что это может быть Гëнхи. Он никак не мог отделаться от страха после того, как Кан позвонил ему. Конечно, абсурдна идея о том, что Гëнхи может просто вот так заявиться к нему, но в тоже время он способен на многое, а под наркотиками об адекватности и логичности в его действиях можно забыть. – Юнги, сходи ты, – попросил старший. Мин нерешительно пошёл в сторону входной двери, убеждая себя в ложности своих страхов. Чем ближе он подходил к двери, тем менее абсурдной казалась ситуация, в которой Гëнхи узнаёт его адрес и просто приходит со своими непонятными целями. В нескольких метрах от двери он замер, понимая, что ближе подойти не может. Страх сдавил грудную клетку, а в голове реалистичная картинка того, что он открывает злосчастную дверь и сталкивается лицом к лицу с монстром из прошлого. – Что-то не так? – обеспокоено спросил Чон, заметив страх младшего. – Юнги, что с тобой? – Нет, ничего со мной не произошло, – соврал в очередной раз. Хосок сам подошёл к двери, а Мин захотел спрятаться от всего этого. Вдруг его глупые страхи не так уж напрасны? Он отступил на несколько шагов назад и почувствовал приближение панической атаки. Когда старший открыл дверь оказалось, что это был Чон Чонгук. – Прости, но ты очень не вовремя. Если ничего важного не случилось, то давай встретимся позже. – сказал Хосок, оглядываясь на Юнги, который быстро ушёл в свою комнату. – Всё в норме, я просто зашел проверить не пьешь ли ты снова, подумал, что возможно тебе нужна помощь и поддержка. – Чонгук нахмурился, замечая синяк на его лице и разбитую губу – Что у тебя с лицом? Это кто тебя так? – с удивлением спросил Гук. – Не важно, это вышло… – Хосок пытался сообразить какое-нибудь оправдание, но так ничего разумного и не придумал. – В общем, не беспокойся, я в порядке. Чонгук ему не поверил ни на секунду. Он видел усталость во взгляде друга и его напряженность. Год назад Хосок выглядел также когда снимал свою маску позитивности и радости. Гук был уверен, что именно в таком состоянии он будет, поэтому и пришёл к нему. – Уверен, что не хочешь поговорить? – Сейчас я хочу только напиться, – честно признался другу и самому себе. – Тогда давай чуть выпьем? – предложил Чонгук. Он не собирался помогать Хосоку в возвращении к алкоголизму, просто он разумно выбрал наименьшее из зол. Чон в любом случае зальёт свою боль алкоголем, только без него он напьётся в разы сильнее. А так он не позволит другу дойти до самого худшего. – Нет, я не могу, - с сожалением сказал Хосок. – Мне лучше остаться дома, чтобы не произошло ничего плохого. Чон не хочет сейчас оставлять Юнги одного, слишком велик риск. И в то же время он безумно хочет уменьшить эти мучающие чувство вины и отчаяние. Одна его часть желает совершить ошибку, другая еще борется за правильное решение. И вот уверенность в том, что он никуда не уйдет и поможет Мину начинает уменьшаться. Всё больше тянет на совершение ошибки, за которую он будет после себя ненавидеть. – Я передумал, пойдем выпьем, только подожди чуть-чуть, - изменил своё решение очень быстро, слишком сильно давит на него груз, от которого поможет избавиться алкоголь. Хосок зашел в комнату Юнги и увидел его всё еще плачущего. Мин сжался и его начало трясти, воздуха не хватало. – Выпей таблетки, ты ведь не принял сегодня утренние. Вот и объяснение такому состоянию Мина. Все эти истерики, агрессия, тревожность и паническая атака, потому что из-за ссоры с Хосоком он не выпил таблетки успокоительного. Неужели всё это настоящий он? Без вмешательства таблеток он настолько ненормальный? Юнги противно от себя, он ненавидит в себе абсолютно всё. – Прошу, не вреди себе и, прости, это мне придется забрать, - сказал Чон, походя к столу и беря маникюрные ножницы.

***

У каждого есть шанс подняться со дна, залечить раны, расправить крылышки и взмыть к звёздам и облакам. У каждого, кроме него. Он прочно прибит ко дну гвоздями, а его крылья ободраны до последнего перышка. Краски жизни для него давно поблекли и совсем скоро станут единым серым, безэмоциональным и убогим месивом. Единственное, что придаёт его существованию красок – это наркотики. С ними всё становится другим, приобретает краски, порой режущие глаз своей яркостью. Наркотики стали смыслом его жизни, разрушив её год назад. Эйфория от дозы забирает из него боль, ненависть к себе, чувство вины и отключает воспоминания. Через вспышки агрессии, во время которых он разрушает всё вокруг себя, выходят ненависть ко всему миру и желание причинять другим боль. Он пытался измениться, бросить наркоту, но мучительные ломки и абсолютная безысходность не давали ему это сделать. Каждую его мысль занимает один человек. Его образ и имя постоянно в голове. Каждый новый день без Мин Юнги ужасен. Он готов отдать всё, чтобы еще хоть один раз почувствовать его рядом с собой, прикоснуться к нему, поцеловать его губы, прижать к себе обнимая. Но всё, что у него осталось от Юнги – это воспоминания и тысячи фотографий. Фотографирование было его увлечением, он делал снимки городских пейзажей и природы, но с появлением Мина красота всего остального поблекла и стала почти незаметной. Он любил фотографировать младшего, запечатляя его красоту в этих моментах. А теперь он часами перелистовал снимки в своём телефоне, на какое-то время чувствуя себя немного ближе к Юнги. Гëнхи безумно скучал по вечерам разделённым с Мином. Он вспоминал о том, как учил младшего играть на гитаре и они вместе играли свои любимые песни. Он готов отдать душу за возвращение в те мгновения. Но помимо мучительно счастливых моментов его память хранит много мрачных и ужасных дней. Гёнхи разрушал младшего и делал ему больно столько же раз, сколько спасал и залечивал. Он может навредить Юнги снова, поэтому он не приблизиться к Мину, но только когда управляет собой, а под наркотой он способен на всё. Гëнхи сожалеет о том, что снова делает плохо своему любимому, звоня и отправляя сообщения в нетрезвом состоянии. Он хотел бы всё изменить, но у него не получается. Он пытался бросить наркотики, чтобы не продолжать портить жизнь Юнги, но тяжёлая ломка сломала его выдержку и он сорвался на третьи сутки после её начала. Кан опять пытается воздержаться от вещества, а зависимый организм уже требует очередной дозы. Он чувствует нарастающую нервозность и лёгкий озноб. Что придётся вытерпеть Юнги если Гëнхи снова примет наркотик, не выдержав мучительной ломки?