In the City of Dust

Изуку обнаружил, что в семье Айзава-Ямада легко быть затянутым в какую-нибудь рутину. Удобно, почти. Конечно, школа по-прежнему была ужасной, хотя Каччан, казалось, держал дистанцию. Ну, держался на расстоянии и смотрел Изуку в затылок. Но вне школы это было на самом деле… мило. Когда он возвращался в квартиру, она всегда была пуста, но Изуку привык к этому, и через несколько часов он всё ещё либо был один, либо оба мужчины возвращались. Айзава всегда приносил домой еду на вынос, Ямада приходил с продуктами. Они оба быстро поняли, что предпочитает Изуку. Сам Изуку, конечно, проводил гораздо меньше времени в одиночестве. Он заканчивал делать домашнюю работу до того, как они возвращались домой, и проводил остаток своих вечеров, просто занимаясь чем-то с Айзавой и Ямадой: смотрел телевизор, занимался домашними делами, даже просто наблюдал, как Шота штопает рубашку Хизаши. К тому времени, когда он ложился спать, Айзава отправлялся на ночной патруль, а Ямада убирался на кухне. Иногда Изуку ждал за углом столовой еще несколько минут, сидя на полу и слушая, как Ямада слишком громко поет под нос. Большую часть времени ему не хотелось идти в свою спальню. Его спальня. Изуку задался вопросом, когда он начал думать об этом таким образом. Было ли ему позволено думать об этом таким образом? Прошло чуть больше недели, к тому же, в конце концов, это было временно. Эта мысль испортила настроение Изуку, когда он подошел к входной двери квартиры. Он надолго замолчал, зависнув рукой над дверной ручкой, крепко сжимая ключ в руке. Все это было просто временно. Пока его не увезли куда-то в другое место или не отправили обратно к маме. Он вздохнул, прижавшись лбом к прохладному дереву двери. Он должен наслаждаться этим, пока это длится. Он толкнул дверь и подпрыгнул, увидев сидящего в холле Айзаву. Шота поднял взгляд, когда Изуку вошел, его губы хмурились, а сердце парня колотилось в груди. Это произошло, не так ли? Его сегодня отсылали. Изуку схватился за лямку своего рюкзака и заставил себя не плакать. Айзава натянул сапоги. — Я вернусь через несколько часов, — сказал он. Он звучал… грустно. Усталым, больше чем обычно. Взгляд Изуку метнулся к букету белых цветов рядом с Айзавой на полу. Айзава тоже был одет красивее, чем обычно, его волосы были собраны в пучок, черная рубашка и темные джинсы. — Куда ты идешь? — спросил Изуку и тут же пожалел об этом, краснея. Если бы Айзава хотел сказать ему, он бы сказал. Глаза Айзавы на мгновение вспыхнули красным, выбившиеся волосы рядом с его виском взлетели вверх. Рука Изуку судорожно сжалась, когда он подумал, не вырвет ли причуда Айзавы все его волосы из пучка, если представится такая возможность. Но вспышка света исчезла, и плечи Айзавы опустились еще немного. Изуку ещё больше пожалел, что спросил. — Извини, — сказал он. — Я просто… мне очень жаль. — Нет, все в порядке, — ответил Айзава, проводя рукой по своим волосам и выдергивая новые пряди из причёски. — Я просто собираюсь навестить одного старого друга. — О, — Изуку стушевался. — Хорошо, увидимся, когда ты вернешься домой? Айзава кивнул и поднялся на ноги со своей обычной ленивой грацией. Он протянул руку, нежно взъерошив кудри Изуку. — В холодильнике есть еда, — сказал он, сжимая пальцы. — Хизаши приготовил это, не волнуйся. Изуку не мог сдержать вырвавшийся у него тихий смешок. Он одарил Айзаву неуверенной улыбкой: — Я справлюсь, спасибо. Айзава посмотрел на Изуку и медленно убрал руку. Он открыл рот, словно собираясь ответить, прежде чем передумал и просто утвердительно промычал. — До свидания, Айзава, — тихо сказал Изуку, начиная расстегивать шнурки на своих кроссовках. Айзава остановился, сгорбившись. — Держись подальше от неприятностей, проблемный ребенок. Шота предпочел дойти до маленького дома на окраине Мусутафу пешком. Лишь бы проветрить голову. И сегодня ему нужно было очистить её больше, чем обычно. Слишком много всего произошло за последнюю неделю, и ему нужна была минутка, чтобы просто… обдумать это. Его расследование блокнотов в последние дни ни к чему не привело. Просто тупик за тупиком. Было неприятно думать, что кто-то с таким количеством информации просто… там. Но не похоже, чтобы они давали эту информацию кому-либо еще. Или что они продавали её злодеям. Расследование в отношении мамы Изуку шло полным ходом. Продвигается очень медленно, но, по крайней мере, быстрее, чем расследование Шоты. Однако найти Изуку подходящую приемную семью было проблемой. Немури и этот социальный работник оказались на тропе войны, чтобы найти для него лучший дом. Шота был уверен, что за последние несколько дней они разоблачили больше домов в жестоком обращении, чем все правительство за несколько месяцев. Но это также означало, что Изуку по-прежнему некуда идти. Хочет ли Шота, чтобы ему было куда пойти? Было приятно видеть Изуку в их доме. Хизаши тоже казался более счастливым рядом с ним. А Изуку казалось… Если не хорошо, то лучше. Он больше улыбался и смеялся. Небольшой намек на план появился в его голове. Шота чуть крепче сжал цветы, подходя к дому. Это не было чем-то вычурным или даже сильно опрятным, но для Шоты это выглядело как дом. Он поднялся по шаткой лестнице и постучал в дверь. Дверь распахнулась, и он увидел нежное лицо Мисс Ширакумо. Рука Шоты дернулась в кармане. Иногда его все еще заставало врасплох то, насколько она была похожа на Оборо. Ярко-голубые волосы и улыбающиеся голубые глаза. Она рассмеялась, увидев Шоту, легкий звук с оттенком знакомой печали. — Почему ты все еще стучишь, глупый мальчишка? — спросила она, выходя с ним на маленький порог. Дрожащими руками она заперла дверь. — Вы должны просто зайти и съесть печенье или два. — Вы испекли печенье? — спросил Шота, когда она положила руку ему на сгиб локтя. Они начали свою прогулку, и Шота шел маленькими шагами, чтобы маленькая женщина могла не отставать от него. Она наклонилась к нему немного больше, чем обычно, глядя в небо, пока Шота вел их по знакомой тропе. — Конечно, нет, — ответила Мисс Ширакумо. — Я купила их в конбини, как рациональный человек. Ты печёшь печенье, Шота? — Иногда это делает Хизаши, — тихо признал Шота. — Он сожалеет, что не смог прийти на этот раз. Мисс Ширакумо похлопала его по руке. — Я понимаю. Ваша работа заставляет вас, мальчики, быть очень занятыми. Надеюсь, Хизаши делает хотя бы что-нибудь интересное? — Просто заменяет кого-то в патруле, — ответил Шота. — О, фу. Они продолжали молчать несколько минут, пока Мисс Ширакумо не вздохнула. Она взглянула на Шоту, сверкнув глазами. — Ты выглядишь… светлее, чем обычно, — заявила она со своей обычной уверенностью. — Что-то хорошее случилось? Шота отвернулся, его взгляд скользнул по паре на другой стороне дороги. Они качали смеющегося ребенка между ними. Каким был Изуку, когда он был таким маленьким? — Шота? — Мисс Ширакумо мягко позвала, сжимая его руку. — Мы воспитываем ребенка, — ответил Шота, повернувшись к нему. Лицо Мисс Ширакумо осветилось тем же материнским теплом, которое Шота ассоциировал с ней всю свою жизнь. — Как чудесно, — сказала она и нахмурилась. — Его родители? — Живы, — сказал Шота, с тем же выражением лица. — Они не хорошие люди. — Бедный ребенок. Шота кивнул, соглашаясь. — Как давно он у тебя? — спросила она. — Чуть больше недели, — Шота сделал паузу, тщательно обдумывая свои следующие слова. — Мы хотим оставить его, я думаю. Я беспокоюсь об этом. У нас с Хизаши не самая безопасная и стабильная работа или жизнь. И если Изуку что-то и нужно, так это стабильность. — Ты говорил об этом с Изуку? — спросила мисс Ширакумо. — Нет, — признал Шота. — Я не хочу обнадёживать его. Он… через многое прошел. Мисс Ширакумо задумчиво хмыкнула и открыла рот, чтобы ответить. Она закрыла его, когда они остановились перед коваными железными воротами кладбища. Она тяжело вздохнула, словно вдруг вспомнив, куда они идут, зачем они здесь. Шота поправил цветы в руках. — Ты должен дать ему немного времени, — тихо сказала мисс Ширакумо, и Шота не сразу вспомнил, что они говорили об Изуку, а не об Оборо. — Но даже если он не останется, я уверен, что он все еще хочет, чтобы ты был в его жизни. — Он хочет быть героем, — прошептал Шота. Он не был уверен, почему сказал это. Может быть, это потому, что он был здесь, столкнувшись с реальностью героизма. Рядом с матерью погибшего героя. Какая-то часть его знала, что Изуку хотел этого, хотел этого достаточно сильно, чтобы спросить об этом на грани собственного самоубийства. С тех пор об этом не говорили. На прошлой неделе Изуку ни слова не сказал Шоте или Хизаши о героях. Но Шота увидел, как его глаза задержались на героях по телевизору, прежде чем он переключил канал. Как он смотрел на студенческие работы Шоты через плечо и никогда не перебивал, когда Хизаши упоминал что-то о работе. Он также точно знал, к чему ведет героизм. К вдовам. И сиротам. И бездетным матерям. Мисс Ширакумо молча рассматривала ворота на кладбище. В ее голубых волосах виднелась седина, вокруг глаз и рта собрались морщины. Шота почти мог представить, что хотел бы Оборо, если бы дожил до ее возраста. Если бы он дожил до собственных детей, собственного дома, может быть, супруги. Жизнь. — Похоже, он хороший парень, — тихо сказала она, прежде чем посмотреть на Шоту. — Да, — сказал Шота, и это прозвучало как абсолютная правда. Небо было голубым, трава зелёной, а Изуку был хорошим ребенком. Ребёнок, который заслуживал лучшего, чем то, что дал ему мир. — Ты мог бы помочь ему. Научи его сейчас, дай ему инструменты, необходимые ему для жизни, чтобы выжить, — улыбнулась Мисс Ширакумо, мягкой, грустной улыбкой, которая выдавала её возраст и тяжесть её горя. — Оборо хотел бы, чтобы в мире было больше героев. — Ага, — согласился Шота, прежде чем кивнуть на ворота. — Давай, пойдем поздороваемся. Когда Шота вернулся домой, Изуку сидел один за кухонным столом, вокруг него были разложены бумаги. Он глубоко задумался, листая потрепанный блокнот. Он не заметил, как вошел Шота. Сам факт этого перевернул что-то в груди Шоты. Знание того, что Изуку чувствует себя достаточно комфортно, достаточно безопасно, чтобы ослабить бдительность. Шота прислонился к входу на кухню и пару минут просто наблюдал. Внимание Изуку, казалось, прыгало от бумаги к бумаге, от блокнота к блокноту. Он что-то выделил на одной странице, а что-то стер на другой. Он тоже бормотал, ряд непонятных слов, которые слились воедино в безумном шепоте. Это было мило. Шота размышлял о своем дне с мисс Ширакумо. По её словам она хотела бы встретиться с ним, когда он устроится. Шота хотел, чтобы Изуку тоже встретился с ней. В конце концов, она, пожалуй, была для него самой близкой фигурой матери. Изуку нахмурился, сдвинув брови в замешательстве. Шота задавался вопросом, может ли он помочь, должен ли он помочь. Или это было нарушением границ. Он никогда раньше не видел, чтобы Изуку делал домашнее задание, парень никогда не просил о помощи. Кто-нибудь когда-нибудь предлагал ему помощь раньше? — Домашнее задание? Изуку вскрикнул, развернувшись на своем месте, широко раскрытыми глазами уставившись на Шоту. Его взгляд метнулся к бумагам, а затем снова к Шоте. — Извини, — выпалил он, потянувшись, чтобы засунуть карандаши обратно в футляр. — Обычно я делаю это в своей комнате, я могу вернуться. Я не хотел… — Все в порядке, малыш, — Шота двинулся вперед, нежно касаясь плеча Изуку, чтобы замедлить его поспешные действия. Напряжение будто текло по венам ребенка. Шота покосился на блокноты. Затем моргнул. — Над чем ты работаешь? — Просто учусь, — слишком быстро сказал Изуку, хотя и перестал пытаться убрать свои вещи. — «Просто учишь» алгебраическую теорию чисел? — недоверчиво спросил Шота. Его глаза скользнули по записям, немного сбитые с толку. Числа всегда были сильной стороной Хизаши, а не Шоты, но он видел достаточно странных математических книг Хизаши за его плечом, чтобы понять, на что он смотрит. На что, видимо, и смотрел школьник. — Этому сейчас учат в средней школе? — пробормотал он больше себе, чем Изуку. Изуку поерзал на стуле, глядя на свои колени. Он засунул руки в рубашку. — Я, э-э, распечатал это в библиотеке, — тихо сказал он, и Шота приподнял бровь. — Для самостоятельного изучения? Самообучение. Как будто для четырнадцатилетнего подростка было совершенно нормально заняться таким хобби, как высшая математика. — Ты… — Шота попытался осознать, что с ним происходит. — Ты сделал свое домашнее задание? — Да, — ответил Изуку немного напряжённым голосом. Изуку машинально наклонился к своему рюкзаку, копаясь в куче бумаг и вытаскивая несколько блокнотов. Взгляд Шоты задержался на опаленной отметине на одной из плечевых лямок. Его взгляд вернулся к Изуку, который отодвинул свою алгебраическую теорию чисел в сторону, чтобы выложить школьную работу. — У нас было немного английского чтения и союзов, — объяснил Изуку. Он сгорбился над домашним заданием почти защищаясь. — И немного алгебры. И я закончил сочинение, которое они задали вчера. — Все эссе? – удивился Шота, пробежав глазами первые несколько слов эссе. — Всего лишь второй набросок, — пробормотал Изуку. Он посмотрел на Шоту. — Ты… хочешь посмотреть? Клянусь, это все моя работа. Я просто... мне стало скучно. И я видел некоторые из этих уравнений в книге в библиотеке, и это выглядело более забавно. У меня также есть немного квантовой механики. О, и я подумал о тебе, когда увидел это, поэтому я скопировал несколько страниц из этой книги о теории права. Он снова порылся в своей сумке и вынул стопку скрепленных скобками фотокопий, уже выделенных и помеченных вопросами и идеями. Неряшливый почерк Изуку красовался на полях. Он протянул её Шоте, все еще глядя в пол. Шота принял это, его недоумение наконец сменилось пониманием. Это была книга, которую Шота узнал. На самом деле та, которая была у него в списке для чтения. — О, и у меня есть кое-что… — Изуку повернулся к своей сумке и сделал паузу. В груди перехватило дыхание. Он остановился, покачав головой с неразборчивым бормотанием на губах. — Кое-что? — Шота подсказал так мягко, как только мог. Изуку снова покачал головой, уже более решительно. — Это не имеет значения, — сказал он, и в его тоне была странная покорность. Он посмотрел на Шоту, прежде чем снова отвести взгляд. — Извини. Бьюсь об заклад, это скучно. Я обещаю, что моя домашняя работа сделана. — Ага, — пробормотал Шота. — Я вижу. Изуку, ты часто… занимаешься самообразованием? Изуку нахмурился. — Гм, всякий раз, когда мне надоедает домашняя работа. — сказал он, внезапно забеспокоившись. — И как часто это бывает? — Большую часть времени, — прошептал Изуку. — Это, эм, это нормально? Учителя в школе, они… Ну, они говорят, что мы не должны работать на опережение, поэтому я обычно стараюсь вместо этого делать что-то другое, чему они не учат? Ну единицы я уже читал, но это было глупо с моей стороны. Теперь мне просто скучно в школе. Но, эм, да. Это нормально, верно? Учиться? Сердце Шоты сжалось от того, как неуверенно он звучал. Он кивнул Изуку. — Да, — сказал он. — Да, на самом деле это действительно хорошо. Хорошая работа, малыш. Изуку моргнул, глядя на Шоту, его глаза безошибочно блестели. Шота приготовился к тому, что ребенок разрыдается, но Изуку только улыбнулся, прежде чем уставиться на свои колени. — Это… — он глубоко и прерывисто вздохнул. — Это хорошо. Шота бросил еще один взгляд на работу Изуку, прежде чем обогнуть стол. — Ты ел? — он спросил. Изуку ахнул. — О нет, я забыл! Мне очень жаль. — Все в порядке, — Шота потянулся к холодильнику. — Мы можем просто съесть еду которую оставил Хизаши вместе. Взгляд Изуку метнулся к часам на стене, а затем к двери. — Хизаши останется сегодня допоздна? — спросил он. — Он заменяет кого-то другого. Он должен скоро вернуться домой. — объяснил Шота, начиная разогревать еду. — Я тоже сегодня не работаю. Может быть, ты поможешь мне оценить некоторые сочинения сегодня вечером? — Действительно? — Изуку лучезарно улыбнулся Шоте, и герой не мог не улыбнуться ему в ответ. Его день был тяжелым, пронизанным острой болью горя, которая никогда не покидала его. Но это: готовить ужин и разговаривать с улыбающимся, оживлённым Изуку? Это чувствовалось… Правильно. Изуку проснулся с колотящимся сердцем в груди. Воспоминание о кошмаре исчезло вместе с его сознанием, как и все они, но напряжение осталось. Он тяжело сглотнул, повернув голову, чтобы посмотреть на часы, мерцающие рядом с его кроватью. Чуть больше часа ночи. Он должен вернуться ко сну. Была суббота, но Ямада планировал взять его с собой, чтобы купить кое-какие украшения для комнаты, и Изуку было бы неловко, если бы он проспал и испортил планы Хизаши. Он снова сглотнул, его горло было как наждачная бумага. Стакан воды, решил он. После сон. Он встал и вышел в тихий темный коридор. Свет на кухне все еще горел, но Изуку не слышал звона посуды. Вероятно, Айзава все еще ставил оценки, исправлял все ошибки, допущенные Изуку, когда он просматривал их карандашом. Изуку остановился, увидев, что Хизаши и Шота сидят за столом, склонившись над чем-то, спиной к Изуку. Его сердце подпрыгнуло, когда он увидел, как они просматривают некоторые из работ, которые Изуку ранее показывал Айзаве. С внезапным нарастающим ужасом он вспомнил, что не убрал их, как должен был. Он отшатнулся, забыв о воде, но остановился, когда руки Ямады поднялись, и пальцы сложились в знак. «Он гений,» — подписал Ямада. — «Я не занимался подобными вещами, пока мне не исполнилось двадцать. И даже тогда я узнал об этом от профессора. Я не могу представить, какого это учиться этому самостоятельно.» «Это замечательно,» — подписал ответ Айзава. «Я не понимаю, почему он до сих пор ходит в среднюю школу. Он продвинулся далеко за их пределы.» Изуку нахмурился, делая неуверенный шаг вперед. «Нам нужно поговорить с крысой.» — подписал Айзава. Крыса? Изуку прокрутил в памяти прозвище. Он запнулся. Айзава имел в виду Незу? Он ахнул, и Айзава обернулся. Хизаши последовал за ним, и Изуку отшатнулся. — Зуку? — Ямада тихо пробормотал, его настороженность сменилась чем-то более мягким. Он оттолкнулся от стола. Взгляд Изуку метнулся к Айзаве, выражение лица которого также смягчилось, хотя в его взгляде было что-то вопросительное, что-то аналитическое. — Ты в порядке? Изуку наклонился к мягкому прикосновению Ямады к его голове. Хизаши нахмурился еще больше, прежде чем приложить руку ко лбу Изуку. — Ты горишь, — пробормотал он, и Изуку наклонил голову. Правда? Изуку заставил себя не отстраняться от беспокойных рук Ямады. — Я просто… — хрипло сказал он и закашлялся. Потом кашлянул сильнее. Внезапно Изуку захлестнула волна усталости и дискомфорта. Он подавил стон, который пытался вырваться из него. Айзава встал, все его подозрения сменились явным беспокойством. Внезапное движение заставило зрение Изуку поплыть. Мгновение спустя ему в руки дали стакан с холодной водой. Он машинально выпил его, пожалев об этом, когда его желудок неприятно скрутило. — Прости, — прошептал он, прежде чем его вырвало.