***
В школьном коридоре очень шумно: дети кричат, толкаются и наступают друг другу на ноги в надежде хоть что-то увидеть за чужими головами. Толпа плотным кольцом окружила двух мальчиков, медленно кружащих друг вокруг друга в напряжённом молчании. Один, худой, щуплый и сильно меньше ростом, постоянно делает выпады, пытаясь ударить своего соперника, но тот всякий раз уклоняется или отпрыгивает в сторону. Маленький от этого ещё больше бесится: он всё яростнее наступает и начинает толкаться. В какой-то момент большой увесистым ударом в челюсть отбрасывает его назад. Маленький сразу же вскакивает на ноги и с диким криком бросается на соперника, начиная мелко и часто колотить его куда придётся, не обращая внимания на ответные удары. – Вооооор! Грёбаная мразь, ты завтра не встанешь! Нечего было воровать, паскуда! – орёт он, нанося удары один за другим. Кап стоит впереди. Эти двое падают прямо у его ног, и он поспешно отходит, с силой налегая на людей, стоящих сзади. Большой явно не ждал такой реакции: он не успел ответить и очень скоро потерял сознание от частых ударов в голову. Мелкий же, несмотря на это, продолжил бить его, выкрикивая что-то про вора. В принципе, он прав: его соперник действительно является патологическим вором, постоянно норовит что-то у кого-то стянуть, вне зависимости от размера и качества вещи. Никто его не любит; многие жаловались на него директору, но директор почти ничего не сделал. Вызвав его на пару профилактических бесед, он добился искреннего раскаяния и наказал, на неделю отстранив от занятий. Неделя прошла без краж и скандалов, а потом он снова вернулся в школу, и всё стало как прежде. У него нет каких-то постоянных жертв, он просто берёт всё, что плохо лежит. Сейчас он в десятом классе, и все с нетерпением ждут, когда он наконец уйдёт из школы. Малорослый мальчишка, который сейчас в ярости уродует его обмякшее тело, тоже пострадал от воровства. Утром он обнаружил пропажу своего кошелька, и, конечно, в первую очередь начал подозревать его. Встретив его в коридоре, он увидел свой кошелёк, торчащий у него из кармана, и мгновенно взбесился. Сразу же он начал кричать, толкать его и открыто возмущаться всем, что тот сделал за десять лет обучения в школе. На крики сбежалась толпа, и очень скоро конфликт перерос в жестокую расправу. Трудовик и двое здоровых старшеклассников с трудом оттащили нападавшего от уже почти бездыханного тела. Пришлось пару раз ударить его под дых и больно дёрнуть за длинные грязные волосы, чтобы перестал вырываться. Кап, равнодушно пялясь на пятна крови на лице и на рубашке у пострадавшего, пошёл за старшеклассниками. Ему было очень интересно, чем закончится история с очередным школьным психопатом (в частности, исключат ли его из школы). Учительница математики, заставшая драку уже в момент её завершения, пробилась к потерпевшему и, ахнув, бросилась звонить в скорую помощь. Директор, завуч и охранник, через несколько минут оказавшиеся здесь, быстро разогнали толпу. Стало существенно тише. До конца учебного дня оставался ещё один урок, но половина школьников, пользуясь случаем, улизнула из школы, а оставшиеся активно обсуждали произошедшее, собравшись в другом коридоре. Им было не до учёбы, но завуч, пройдясь по коридорам, прикрикнул на них разогнал по кабинетам. Нападавшего отвели в кабинет директора, а избитого увезли в травмпункт. – Какой же он псих, оказывается! – недоумевала одноклассница Капа, встретившись ему на лестнице. – Я бы в жизни не догадалась, что Кайла может такое сотворить! Это же просто ужас! – А кто этот Кайла? – спросил Кап. – Из восьмого класса. Шпендик, конечно, но персонаж колоритный. Пишет стихи. Кап бы назвал этого мальчишку как угодно, но точно не «шпендиком». Это ведь очень обидное прозвище, а Кап почему-то проникся к нему сочувствием. У него у самого иногда случались вспышки гнева, и он понимал, каково это, испытывать слепую ярость ко всему окружающему. До такого, конечно, у Капа никогда не доходило, да и с возрастом он научился себя контролировать. После того, как забрали Арджана, жить стало труднее. Недавно отец сказал Капу, что в конце года придётся уйти из школы и начать работать на заводе. Кап совершенно не хотел уходить: в то время, как его одноклассники отсиживали часы на уроках, словно в тюрьме, он читал книги, внимательно слушал на уроках истории, литературы и обществознания, а на физике и математике рисовал в блокноте. Он любил школу и не хотел оттуда уходить, но понимал, что доучиться не сможет. Из-за этого он стал более закрытым и огрызался, когда к нему обращались. Он быстро стал «злой собакой», и многие приятели от него отвернулись. О своём скором уходе из школы он рассказал лишь Анару. Тот ужаснулся и начал жалеть своего друга, говоря, что всё будет хорошо и что можно присоединиться к рыбакам, мол, эта работа приятнее и ближе к дому. Кап лишь горько смеялся в ответ на наивные фантазии Анару, не воспринимая их всерьёз. А этот мальчик, Кайла, вызвал у Капа не только сочувствие, но и живой интерес, редкое теперь чувство. У него, как и у Арджана, были длинные волосы – это один из признаков принадлежности к Хариджару. Кроме того, Кап заметил у него на руке браслет с изображением восходящего солнца – символа пророка Акуфата, идейного вдохновителя всех радикальных движений. Кап слышал об Акуфате многое, но весьма обрывочно и противоречиво. Долго думая об этом, Кап окончательно убедил себя, что Кайла имеет отношение к Хариджару.Солнце в пыли - IV
17 мая 2022 г. в 08:42
Все, кто был в центре города, рассказывают, что это место прекрасно. В Центре можно сходить в театр, на концерт и даже в кино. По дорогам ездят дорогие машины, и на каждом углу ресторанчики и забегаловки. А сколько всего купить можно – глаза разбегаются, когда заходишь в торговый центр! Анару, наслушавшись рассказов об этом по-настоящему райском месте, решил при первой же возможности пойти и прогулять там целый день, потратив все свои сбережения. Он давно хотел выбраться в Центр, и с каждым упоминанием его в разговорах всё сильнее желал наконец там оказаться. Всё-таки, стыдно к четырнадцати годам ни разу не побывать в Центре. После полудня отец отпустил Анару на весь день, и тот с чувством радостного нетерпения помчался к дому, чтобы забрать деньги и сменить грязную рабочую одежду на шорты и красивую рубашку.
Чтобы попасть в Центр, надо пройти мимо заводов. Их массивные трубы маячат где-то вдалеке, над бесконечными рядами двухэтажных бараков, и из них круглосуточно валят облака серого дыма, отравляющего воздух в Халаси и в прилежащих деревнях. Половина рабочих на этих заводах живёт в Халаси, а вторая половина – в промышленных районах, расположившихся чуть ли не под их стенами. Анару всегда пугали эти толстые трубы, и он совсем не хотел знать, что происходит внутри этих отвратительно серых зданий с голыми холодными стенами. Если бы его спросили, что из себя представляет тюрьма для особо опасных преступников, он, не колеблясь ни секунды, описал бы промышленные районы. Оказавшись здесь во второй раз, он ещё раз удостоверился, что для полного сходства с тюрьмой не хватает только высоких заборов с колючей проволокой и суровых автоматчиков в аранийской военной форме.
На пустые асфальтовые дорожки падают сплошные тени, так что, несмотря на светлое время суток, здесь темно и неприятно. Анару всегда остро чувствовал энергетику подобных мест; ему очень неуютно между высокими стенами. Он не боится, но ощущает сильный дискомфорт. Кажется, что вот-вот стены сомкнутся над головой и поглотят тебя навечно. «А ведь отец Капа работает здесь каждый день, да и Кап наверняка в следующем году сюда устроится», – подумал Анару и поёжился, будто от холода. Он не желал такой судьбы своему другу, но так было нужно. Кап говорил об этом легко, как об обычных повседневных делах, но Анару от таких разговоров становилось жутко.
Перестав глазеть по сторонам, Анару ускорил шаг. Промышленный район быстро кончился, хотя до этого представлялся довольно длинным. Пройдя несколько грязных двориков, Анару вышел наконец к широкой дороге. Почти сразу он понял, что имели в виду все, кто так восхищался Центром.
Яркий резкий свет солнца поначалу ослепил его. Машины с рёвом проносились по многополосной трассе, и он, ошалело глядя им вслед, не мог разглядеть ни номеров, ни марок. Так много машин сразу он не видел ещё никогда. Какое-то время он пытался посчитать, сколько машин проезжает мимо, но быстро сбивался, отвлекаясь на высокие жилые здания, толпы пёстро одетой молодёжи, на мигающие светофоры и на рваных попрошаек, тут и там сидящих на асфальте и призывающих подать на пропитание. Один из прохожих покосился на руку Анару, и он, спохватившись, спустил рукава рубашки, пряча фастрийскую звезду на плече. Отойдя от первого впечатления, он медленно двинулся по тротуару, всё ещё вертя головой во все стороны, смотря на чьё-то бельё, развешанное высоко на балконах, на птиц, сидящих рядком на электрических проводах, на мигающие вывески, вдыхая запахи бензина, свежей выпечки и чего-то незнакомого, приторно-сладкого и тягучего.
Он заглянул в первый попавшийся ларёк с пончиками и заказал себе булочку с ванильным кремом. Продавщица, услышав его фастрийский акцент, посмотрела на него странно, но булочку выдала, завернув в аккуратный бумажный пакетик. Анару долго тренировался говорить, как араниец, но перед живым человеком заволновался и быстро выдал себя. Халаси – очень закрытое сообщество, и люди тут хоть и знают с рождения оба языка, но на аранийском, официальном языке Булутти, говорят с сильным акцентом, шепелявя и растягивая гласные.
Булочка показалась Анару очень сладкой и какой-то ненастоящей, но это чувство быстро затерялось среди других чувств и мыслей, перегружающих его голову. Как же сильно городской шум отличался от привычного шума трущобного рынка! На рынке было всё давно изучено, каждый маленький кусочек знаком и понятен, а здесь – ревущие двигатели, дорогие деловые костюмы, высокие разноцветные здания, шляпки всех фасонов и размеров, кожаные портфели и изящные дамские сумочки, а, главное, ни одного барака, ни одной покосившейся крыши, полное отсутствие мусорных куч и необычайно чистый воздух. Анару не мог сообразить, почему в городе гораздо легче дышится, но сразу заметил эту перемену, как только вышел из промышленного района.
Быстро прожевав булочку, он пошёл вдоль шоссе по тротуару, всё ещё удивляясь каждому зданию и каждой машине. Дорожка привела его к красивым большим воротам, над которыми железными буквами было написано «ПАРК». Анару с минуту простоял в этих воротах, изучая красиво выведенные, но абсолютно непонятные ему каракули, а потом двинулся вперёд вдоль аккуратно посаженных молодых деревьев, подстриженных кустов и красивых новеньких скамеек. Шум машин быстро исчез, и Анару удивился неожиданной тишине. Людей было мало, а из-за деревьев в парке было темнее, чем на проспекте. В отличие от шумной улицы, парк не оказался для Анару чем-то особо новым: он с раннего детства гулял в небольшом лесу на другой стороне залива, так что в парке чувствовал себя привычно. Асфальтовые дорожки уже не были для него в новинку, поэтому он уверенно шёл мимо высоких деревьев, лишь иногда оглядываясь на редких прохожих.
В какой-то момент Анару захотел остановиться и посидеть на лавочке. В рюкзаке у него ещё со вчерашнего дня была припасена бутылка с водой, а в кармане лежало два купленных по дороге леденца. Городские леденцы по обёртке ничем не отличались от тех, что продаются в Халаси, так что Анару не было интересно пробовать их на вкус прямо сейчас. Посидев несколько минут, он понял, что не знает, как вернуться домой, ведь, глазея по сторонам, он совершенно не следил за дорогой. Он уже начал было беспокоиться, но тут же сказал себе, что это, безусловно, часть приключения. Он спросит дорогу у местных, они наверняка знают, в какой стороне Халаси!
В таких размышлениях Анару не заметил, как к нему подошёл мужчина в чёрной кожаной куртке. Постояв немного рядом со скамейкой, он подсел к Анару.
– Слышь, малой, закурить не найдётся? – спросил он хриплым грубым голосом. От него здорово несло перегаром.
Анару пошарил по карманам и нашёл одиноко лежащую среди фантиков и бумажек сигарету. Мужчина молча взял её, брезгливо отряхнув от соринок.
– Спасибо, малыш. Это у тебя что, фастрийская звезда? – спросил он, указав на плечо Анару.
Анару и не заметил, что снова машинально закатал рукава (он всегда закатывал их, чтобы не мочить, ведь ему постоянно приходилось лезть в воду). Он расторопно опустил рукав и со страхом посмотрел на мужчину.
– Да не бойся, бить не буду, я не из этих, – он махнул рукой. – Ты только будь аккуратнее, ведь на месте меня мог бы быть какой-нибудь суровый борец за чистоту нации. Он бы тебе не дал сбежать. Ты, выходит, из какого-нибудь Халаси?
– Да, в первый раз в Центре, – охотно ответил Анару.
– Были у меня друзья из Халаси. Один вот здесь дворником работает в этом парке. Такие страсти про ваше местечко рассказывал! Говорит, тут по сравнению с Халаси просто рай на земле.
– Ну… у нас грязнее. И люди у нас едят мало, а тут на каждом шагу кафе и продуктовые лавки.
– Вот-вот. Неравенство, малыш, огром-но-е! – он произнёс слово «огромное» медленно и по слогам.
– Да. А я ещё был там, где заводы. Вот там ещё хуже, чем в Халаси. Так и думаешь, что этот завод сейчас свалится на тебя и съест!
– Смешной ты, – улыбнулся мужчина. – На заводах трудится половина вашего Халаси, причём очень высок процент молодых ребят типа тебя. Ты должен уже знать.
– Я знаю, но я рыбак. Как и мой отец. Ни за какие деньжищи я бы не пошёл на этот проклятый завод! – Анару завертел головой.
– Ладно, ладно, – мужчина ещё шире улыбнулся. – Ты, я вижу, гордый человек.
– Я собираюсь ещё погулять, а потом домой направляться. Как отсюда пройти?
– Иди просто туда, где видишь трубу, она гораздо выше всех зданий в городе. Ты ушёл недалеко от неё. Выйдешь в промышленный район, а дальше ты сам знать должен.
Анару не знал, но, не желая показаться глупым, спрашивать не стал. Они ещё немного поговорили о Халаси, и Анару двинулся назад. Он всё ещё не мог поверить, что буквально в нескольких километров от его дома люди живут настолько другой жизнью.