Воины Фастри

      Тёплые лучи ласкового утреннего солнышка настойчиво пробиваются между досками ветхой деревянной крыши. Кайла, бодрый и наконец выспавшийся, неспеша выводит округлые большие буквы в толстой тетрадке. Поставив в конце предложения точку и опять нечаянно сломав тонкий грифель карандаша, он хлопком закрыл тетрадь и спрятал её под плед. Скоро начнутся дожди, и чердак зальёт, поэтому Кайла завернул в плед свои вещи и отнёс в комнату, где живёт с отцом.       Отец занимает на полу очень много места, чем очень раздражает Кайлу. Он всё ещё спит, широко раскинув руки и выставив на всеобщее обозрение своё безобразное жирное брюхо. С его щеки на серовато-жёлтую простынь тонкой струйкой стекает слюна; он храпит так громко, что слышно в соседних комнатах. Жители уже неоднократно жаловались на это. Кайла не глядя прошёл мимо, бросил плед в угол и подошёл к рукомойнику. Он не узнавал себя в зеркале: с многочисленными синяками на лице, с нечёсаными космами и с огромным фингалом под глазом он выглядел, как грязный беспризорник. Взяв с полки гребешок, он стал медленно и терпеливо расчёсывать свои густые иссиня-чёрные волосы, разделяя их на пряди и в нужных местах забирая заколками. Он гордился своей красивой шевелюрой и старался ухаживать за ней как можно тщательнее, хотя и никогда никому об этом не говорил. Отец называл его «бабой», но мнение отца Кайлу мало интересовало. Закончив с волосами, он почистил зубы, назло отцу израсходовав всю воду в умывальнике, надел первую попавшуюся под руку майку и выскочил на улицу.       Кайла всегда вставал очень рано, вне зависимости от того, идёт он в школу или не идёт. Сейчас, например, его наказали за драку, и он две недели должен как-то развлекать себя вне школы. Казалось бы, наконец можно поздно вставать и ничего не делать, но Кайла привык просыпаться чуть ли не с рассветом и сматываться при первых же признаках пробуждения отца. Отец был непредсказуем: от многолетнего пьянства у него в голове давно всё поплыло, и с похмелья он мог сделать с Кайлой буквально что угодно. Началось это, кажется, ещё до рождения Кайлы, но в последние несколько лет усугубилось. Кайла с трудом признавался себе в этом, но он очень ждал, когда его отец наконец сопьётся и умрёт. Когда это случится (а это, безусловно, случится), можно будет дышать свободно. Кайла вынесет из комнаты насквозь провонявший потом, мочой и водкой матрас отца, купит письменный стол и будет добросовестным трудом зарабатывать себе на хлеб. Социальная программа по помощи детям из неблагополучных семей ежемесячно платит отцу Кайлы пособие, но, понятное дело, это пособие пропивается, а из еды в доме есть только рис да мясные консервы. Кайла из-за этого тощий как спичка и постоянно голодный, но никогда на это не жалуется и никому не рассказывает о своей ситуации. Он не выносит, когда его жалеют, поэтому вообще мало что о себе говорит.       Естественно, отец не знает, что Кайла отстранён от учёбы на две недели. Также он не знал и о прошлых наказаниях: Кайла представить не мог, что случится, если он узнает. Отцу было всё равно, ходит ли его сын в школу и делает ли домашнее задание, но сорваться он мог по любому поводу. Матери у Кайлы никогда не было (то ли она умерла, то ли ушла в неизвестном направлении), поэтому он совершенно не знал, как должна выглядеть мама и что она должна делать. Во втором классе надо было написать сочинение про самого дорогого человека в своей жизни, и Кайла написал про несуществующую маму, потому что ужасно не хотел писать про отца-пьяницу, а других близких у него не было. Сейчас он уже не помнит, что именно писал в этом сочинении, но думает, что учителя обо всём догадались. Тогда он был очень глупым и наивным. Эти две недели он собирался провести в Центре, гуляя с друзьями или в одиночку. Всем известно, чем занимаются рваные подростки из трущобного района в центре большого богатого города: торгуют наркотиками, подворовывают на рынках, в магазинах и из карманов прохожих (по убеждению Кайлы, воровать у богатых вполне приемлемо, ведь деньги у них бесконечные, они просто пойдут и заработают ещё), а потом возвращаются в свои грязные бараки и напиваются до полусмерти. Кайла никогда не напивался и не участвовал в коллективных пьянках: наличие хронического алкоголика в доме является лучшей антирекламой какого бы то ни было алкоголя. Некоторые друзья Кайлы курили, некоторые кололись, но Кайла не мог даже смотреть на это. Он бы с удовольствием бросил всех этих «друзей», если бы нашлись другие, умные и интересные, но таких не было. Он мог бы найти их в Центре, но там с ним просто никто не хотел разговаривать, ведь он ходил в грязной рабочей одежде и вонял.       В своей компании, несмотря на все эти обстоятельства, Кайла считается авторитетом. Он дружит с этими парнями всю жизнь, и никому из них в голову бы не пришло дразнить Кайлу за то, что он не выпивает со всеми и тратит все наворованные деньги не на выпивку, а на обыкновенную еду. Кайла представляется им человеком взрослым, ответственным и более развитым. В физической силе и ловкости он способен конкурировать с самыми рослыми и здоровыми, в смекалке и сообразительности же превосходит всех. Он постоянно выигрывает в карты, указывает всем вокруг на их ошибки, придумывает, как выгоднее продать товар. Кайле иногда становится противно всё, чем они занимаются, но он не может просто запереться дома и читать сутками напролёт. Отстранение от школы действительно стало для него суровым наказанием, потому что в школе с разными людьми можно было обсуждать книги, фильмы и новости, а с этими мальчишками ни о чём таком не поговоришь. Все они полуграмотные или неграмотные вовсе: он один был в этой шайке хоть немного образованным. В течение этих двух недель он постоянно чувствовал, что тратит время впустую.       В школе всё иначе: в школе его уважают, несмотря на то, что он считается ужасным хулиганом. Учителя литературы и родного языка хвалят его за богатый словарный запас и хорошие сочинения, а одноклассники любят послушать, как он рассказывает о всяких «запрещённых вещах». Недавно он заразился идеей фастрийской революции, о которой ему рассказали старшеклассники: если собрать всех фастрийцев вместе (а их на самом деле очень много) и централизованно ударить по аранийской верхушке в самых больших городах Булутти, можно быстро захватить власть в стране и наконец открыть людям глаза на то, что происходит. А происходят ужасные вещи: тотальный контроль за всем населением, коррупция, неравенство, нищета и голод. Фастрийцы лучше всего подходят для управления государством, так как ими руководит сам Фастри. Старшеклассники, рассказавшие об этом Кайле, глубоко убеждены, что достичь справедливости можно только силой, используя самые радикальные методы борьбы. Кайла уже понял, что в школе ведёт активную пропаганду какая-то террористическая группировка, предположительно Хариджар, самое крупное объединение радикальных фастрийцев. Он замечал на рюкзаках у старшеклассников нашивки со знаменем пророка Акуфата – идейного вдохновителя Хариджара, а у некоторых учителей слышал в речи характерные фразочки типа «аранийцы-тараканы». Пока он не принимает ничью сторону, хотя питает к Хариджару сильный интерес.       Несмотря на всю свою сообразительность, учится Кайла плохо, потому что редко делает домашнее задание и часто не выучивает материал. В некоторых предметах (например, в физике и химии) ему просто лень разбираться, хотя он вполне может быть в них успешным. К тому же, многие учителя его недолюбливают за дерзость и агрессивность. В общении он тоже иногда бывает резок и раздражителен, но говорить с ним всё равно интересно. Он оправдывает себя тем, что с таким папашей трудно вырасти уравновешенным, хотя понимает, что всё это чушь. Он ненавидит себя за свою вспыльчивость и искренне пытается себя исправить. С детства наслышанный об обрядах фастрийских монахов, Кайла резал себя ножом, купался в ледяной воде, изматывал себя физическими упражнениями в надежде подчинить рассудку своих внутренних демонов, но всё было без толку.       Во всём Кайла кажется очень противоречивым человеком, однако окружающие, несмотря на все его странности, любят его и уважают. Он обладает мистической способностью завораживать людей своим пристальным пронзительным взглядом, плавными неспешными движениями, вкрадчивыми интонациями, уверенными и идеально подобранными словами. Кайла никогда не пытался понравиться кому-то, но нравился почти всем, кто с ним общался. Ему всё сходило с рук, что бы он ни творил. Другого бы исключили из школы за такую жестокую расправу над тем вором, но Кайлу всего лишь наказали на каких-то жалких две недели. Кайла мог бы использовать эту свою способность и манипулировать людьми направо и налево, но любое манипулирование он считает признаком слабости.       Думая о том, как провести остаток своего срока, он повернул в переулок, где тусовались его дворовые друзья. Чем ближе он приближался к месту их встречи, тем противнее ему становилось. Он сильно отвык от них после лета и за пять дней непрерывного общения привыкнуть не смог. Из переулка несло знакомыми до боли запахами гнили, спирта, дешёвого табака и марихуаны. Кайла остановился, прислонившись к стене; простояв так с минуту, он решительно развернулся и быстрым шагом, словно боясь, что передумает, зашагал прочь. Надо было наконец разорвать эти связи, и он, всегда в таких делах спокойный и уверенный, сделал это просто и бескомпромиссно. Шагая по солнечной улице вдоль покосившихся домишек, он знал, что больше никогда не заглянет в эту подворотню, что забудет навсегда этих людей и наконец найдёт себе хороших товарищей.       Кайла заскочил домой за гитарой и, выбрав себе чистое местечко на берегу залива, вдали от шумной пристани, начал играть. Получалось у него плохо, но он и не ожидал, что будет хорошо. Гитару ему одолжил одноклассник, недавно купивший себе новую. Он сказал, что надо попробовать наложить музыку на стихи Кайлы. Около двух недель назад он начал учить Кайлу зажимать аккорды и исполнять простые мелодии. Обнаружилось, что у Кайлы есть слух, хотя и не идеальный (он иногда фальшивил, но в целом в ноты попадал). Ему понравилась идея придумать песню, хотя бы одну, и он три часа прилежно сидел на песке и пытался составить из отдельных нот и аккордов что-то похожее на музыку. Тетрадка со стихами всегда была при нём; он выбрал один из самых коротких и стал вертеть строчки так и сяк, пропевать и проговаривать, играя тихим осторожным перебором. Одновременно петь и играть не получалось, но Кайла терпеливо начинал заново и ждал, когда получится. Он мог долго просидеть над чем-то, если это его увлекало.       Музыки в своей жизни он слышал мало, поэтому не знал, хорошо ли у него выходит, но что-то выходило. Через два часа устав играть, он убрал гитару в чехол и открыл толстый приключенческий роман, наполовину развалившуюся книжку из школьной библиотеки. Почитав немного, он искупался в тёплой, уже нагретой дневным солнцем грязноватой воде. Одиночество, которого Кайла так боялся и избегал в течение этих пяти дней, оказалось очень приятным и расслабляющим. Тут, на берегу залива, он, словно монах, отошёл от всего мирского и погрузился в собственные мысли, роящиеся в голове и не дававшие спокойно спать в течение очень долгого времени. Очень долго он не был по-настоящему один, ведь он всегда окружал себя бесконечными людьми из разных компаний, быстро приходил и уходил, врываясь бешеным вихрем в чужие жизни и таким же вихрем из них вылетающий. Да, люди его любят, но сколько есть на свете людей, которым он по-настоящему открылся?       Один, написал Кайла в своём дневнике. И этот человек – я. Только я знаю себя, остальные же лишь думают, что знают. Я настоящий профессионал в игре с разнообразными масками: для каждого человека у меня есть своя маска, и я быстро могу их менять. Я легко мог бы убить этого кретина, если бы меня не оттащили. А почему? Да потому, что человек – вещь дешёвая и жалкая. Так ничтожна и глупа человеческая жизнь, что совершенно не боишься её лишиться или лишить её другого.       Кайле было необходимо подчинить бардак в своей голове чётким словесным формулировкам, поэтому он всегда носил с собой дневник. Он не терпел невнятных переходных состояний, колебаний и неопределённости. Если бить – то до победного конца, если утверждать что-то – то железно и неотступно. Таков был его личный бунт, таков был протест отчаянного подростка против законов мироздания.       Поставив точку, он снова сломал грифель. Надо бы уже научиться правильно точить карандаши… Кайла засунул дневник в чехол с гитарой и лёг на желтовато-бурый песок, вытянув ноги и положив голову на руки. По глубокому голубому небу медленно плыли высокие кучерявые облака, на глазах меняя форму и размеры. Они наслаивались друг на друга, и небо будто расширялось бесконечно вглубь, как воронка, краёв которой не видно из-за их колоссального размера. Где-то там, за этой оболочкой – ослепительно чёрный космос, до которого никому не суждено добраться живым. Космос завораживал, пробуждая где-то глубоко внутри хтонический ужас перед чем-то настолько огромным, что разумом оценить просто невозможно. Космос манил и одновременно отталкивал, заставляя почувствовать железную хватку земли. Родной, но горькой и давно опостылевшей земли.       А жёлтые и красные цветочки, повернувшись головками к солнцу, всё щекотали костлявые скулы юного и потому бесстрашного пророка.