Воины Фастри

      Бодрое весёлое солнце сверкало своими длинными лучами, и, всё по-прежнему обжигающе горячее, заставляло щуриться и закрывать глаза рукой. По узкой извилистой улице гуляла грациозная рыжевато-серая кошка с белыми носочками на лапках. Она медленно шла в тонкой полосе тени от крыш, полузакрытыми глазами поглядывая на освещённую часть дороги. Было что-то властное и высокомерное, что-то королевское во всех её движениях. Кап, полюбовавшись ею, решил не тревожить её покой и свернул в другой переулок. Он часто бродил по Халаси в одиночестве после утренних тренировок. Кайла цинично сравнивал его прогулки с патрулированием территории хищного зверя, но Кап не обращал внимания. В этих тихих районах Капу нравилось полусонное застывшее спокойствие, оторванность от всего, что происходит вокруг, какое-то внутреннее умиротворение. Здесь раньше жили небольшой группой самые бедные и маргинальные слои аранийского населения Халаси. До войны Кап не рисковал даже приближаться к этому району, потому что он всегда был полон бездомных и наркоманов, во многих теперь пустующих домах находились бордели и дешёвые хостелы, а на улицах почти ежедневно дрались и стреляли. Харифы выгнали отсюда аранийцев, а тех, кто не захотел уходить, перерезали саблями и мачете, жалея дефицитные в то время патроны. Кап лично убил порядочное число бомжей и продажных женщин, так что, гуляя по этому тихому местечку, он чувствовал, что причастен к его истории. Чувства эти были противоречивы: иногда Кап чувствовал гордость, а иногда казалось, что призраки убитых до сих пор прячутся где-то за тёмными окнами покосившихся бараков, готовые отомстить. Однако Кап ощущал не страх, а какую-то светлую грусть. Он не хотел себе в этом признаваться, но он как будто отдавал дань уважения этим «грязным тараканам», как называли их Дон Салот и остальные. Аранийцы не захотели покидать свой дом и умерли храбро, пусть и заслуженно. Когда у Капа появлялись подобные мысли, он отгонял их, как надоедливых мух, но они не улетали, а лишь затаивались где-то в голове, готовые вылететь в любой подходящий момент.       До сих пор Капу попадались иногда аранийцы, которые выжили после фастрийских атак и теперь скрываются от харифов в этих кварталах, влача голодное полудикое существование в своих разрушенных взрывами домах. Чаще всего это дети, успевшие забиться в угол и скрыться от глаз неприятелей, но иногда среди них встречались и взрослые, исхудавшие и ослабевшие мужчины и женщины. Совсем маленьких детей Кап оставляет в живых – всё-таки, от них нет никакого вреда, а убивать лишний раз никого не хочется. Всем остальным же он пускает пулю в лоб, если с собой есть пистолет. Если пистолета нет, он перерезает горло, чаще всего не встречая существенного сопротивления. Насмотревшись в джунглях на всевозможные казни, иногда крайне жестокие и изощрённые, Кап привык к виду крови и близости смерти. Рука у него никогда не дрожала; он всегда помнил, что смерть сопровождает человека всюду, прячется бесплотным духом за спиной, а потому воспринимал смерть аранийцев как нечто само собой разумеющееся. Такое отношение воспитывается в сознании каждого фастрийца, в особенности в Хариджаре, именно поэтому фастрийцы и являлись испокон веков лучшими воинами. Кап научился смотреть на любую смерть философски, научился видеть в своей руке карающую руку Фастри, а в глазах аранийцев – дикий взгляд обезумевших от страха животных.       Тихие улицы молчали в ответ на шарканье ботинок Капа. Что-то зловещее было в этой тишине; что-то, чего обычно нет. Словно кто-то поджидает за поворотом. За углом послышался шорох; едва заметно промелькнула в воздухе тень. Кап положил руку на кинжал, прикреплённый к поясу, и тихими шагами приблизился к повороту, прижавшись к стене углового дома. Он точно знал, что там кто-то есть, и ждал, когда он покажется. Вскоре из-за дома действительно показалась человеческая фигура. Это оказалась девушка с необычно бледной кожей и с белыми прямыми волосами. Кап удивился её виду, но не растерялся и крепко схватил её за запястье. Всех подозрительных людей надо обязательно задерживать и допрашивать. Велика вероятность, что по Халаси рыскают аранийские шпионы.       Секунду они оба молчали. Девушка на мгновение замерла, но потом выпрямила спину посмотрела на него строгими серьёзными глазами. В её взгляде не было ни тени страха. Она смотрела даже как-то нагло и с вызовом, словно уличная кошка. Она была вдобавок одного с ним роста, что для Капа было довольно непривычно. Кап отвечал таким же взглядом и ещё сильнее сжимал её руку. – Что ты здесь делаешь? – сухо спросил он. – Гуляю, – ответила она напряжённо и, как показалось Капу, с еле заметным надрывом в голосе. – Откуда приехала? – Из Пасуа. – Не это спрашиваю. Где уродилась такая белая? – Вы таких стран не знаете. – Отвечай на вопрос! – он сделал шаг в её сторону; она отшатнулась и опустила глаза. – Лоркор. На севере. Убежала… по политическим причинам. – Вот оно что! У вас там тоже революция, а? – он усмехнулся. – У нас там полстраны в лагерях. – Не лучшее место ты выбрала для побега…       Кап не знал, что с ней делать. Таких людей он ещё не встречал. Насколько опасной может быть эта девчонка? Может, она врёт и на самом деле является агентом аранийской армии? Но какой смысл аранийцам отправлять в Халаси такого заметного агента? Наверняка она тут ещё и ночи не провела, а уже попала в руки одного из харифов. Кап, недолго думая, решил отвести её к начальнику штаба и решить вопрос с его участием. Всё-таки, отпускать её сейчас – это непростительная самодеятельность, которую сам Кап жёстко пресекает среди своих подчинённых. – Слушай внимательно: сейчас ты пойдёшь со мной. Будешь брыкаться… – Кап вытащил кинжал, – прирежу. Сама решай, насколько тебе жизнь дорога.       Девушка не двигалась. Во время разговора Кап ослабил хватку, и она, выждав момент, с силой наступила ему небольшим каблуком на ногу. От неожиданности он расслабил руку, и она сразу нанесла ему сильный удар коленом ниже пояса. Кап скорчился от боли, и она бросилась бежать. Когда боль немного отпустила, девушка уже скрылась, но Кап всё равно побежал вслед, надеясь её всё же перехватить. Для чужого человека Халаси кажется запутанным лабиринтом, а Кап знает тут всё вдоль и поперёк, так что у него преимущество. К тому же лёгкие сандалии давали ему бегать бесшумно, тогда как у девушки на ногах были тяжёлые кожаные ботинки. Кап бегал по всему району, надеясь услышать топот этих ботинок. От досады он был просто в ярости и готов был на любые зверства по отношению к этой наглой драчливой девчонке. «Если она мне всё-таки попадётся», – думал он, – «от неё и мокрого места не останется. Зарежу, как свинью!»       А она действительно быстро запуталась в хитрых переулках и бесконечных хаотически налезающих друг на друга домиках. Отбежав, как ей показалось, на приличное расстояние от Капа, она долго переводила дух, уперев руки в колени и глотая ртом воздух. Она уже тысячу раз прокляла себя и обозвала дурой и идиоткой. Зачем она это сделала? Теперь, если этот бандит найдёт её, приключения в Булутти закончатся… и последним, что она увидит в жизни, будет его лицо с широкими скулами, большим выдающимся носом и с подведёнными чёрным карандашом глазами.       Пока она думала, Кап увидел её и, не дав ей успеть спрятаться, подкрался совсем близко. Она его не заметила – сказывались навыки Капа в разведке и долгие часы неподвижного сидения в засаде. Резким движением он выпрыгнул из-за угла и ещё раз схватил её, теперь приставив кинжал к горлу. За время поисков его гнев остыл, и он теперь уже не хотел её убивать: в конце концов, было просто интересно, что здесь делает человек из такого далёкого края. По акценту и грамматическим ошибкам было видно, что эта девушка действительно не местная и, возможно, даже говорит правду. – Ещё раз повторяю: ты идёшь со мной, и без фокусов, – Кап говорил спокойно и холодно, несмотря на то, что боль до сих пор пульсировала между ног.       Они пошли в направлении базы. Кап шёл сзади, схватив её за обе руки, и всё ещё держал кинжал у её спины. Она больше не сопротивлялась. – Как зовут-то тебя хоть? – спросил Кап, чтобы хоть как-то снять напряжение. – Рика, – сказала она после некоторой паузы. Она не хотела говорить своё настоящее имя. В Лоркоре она была научена, что всё сказанное обязательно будет использовано против неё. – А я Капир. Наши имена чем-то похожи.       Разговор, понятное дело, не клеился. Ещё через несколько минут они пришли к базе. Около дверей на ступеньках отдыхали харифы. Некоторые курили, некоторые лениво жевали что-то, кто-то чистил оружие. – Кап? – один из них вскочил и вопросительно поднял брови. – Кого это ты привёл?       Он говорил по-фастрийски, так что Кира ничего не поняла. Вокруг неё столпилось с десяток человек, и все удивлённо переговаривались и глядели на неё с любопытством, словно ожидая какой-нибудь выходки. – Встретил её в аранийском районе. Говорит, из Лоркора. Надо проверить. – Кап отвечал тоже по-фастрийски. – О, Лоркор, хорошие ребята! – Только вот она оттуда сбежала. Видимо, натворила дел. – Да? Ладно, пошли. Куда ты её тащишь-то? – К Хайше, конечно. – Разумно, я бы тоже так сделал. Пойдём.       Один из наблюдавших достал из-за пояса верёвку и связал Кире руки за спиной. Кап открыл тяжёлые двери, и Киру толкнули через порог на лестничную клетку. Она поднималась по лестнице между своими «конвойными», оглядываясь по сторонам. Царил неприятный полумрак, пахло отсыревшим деревом и гнилыми фруктами. Солнце робко пробивалось между фанерными листами, из которых было сложено здание. Подгнившие снизу деревянные ступеньки жалобно скрипели под каждым шагом. На стенах было написано что-то по-аранийски, но Кира не могла прочитать ни буквы: видимо, это какой-то другой вид аранийского письма, или вообще другой язык. Кап шёл сзади, и Кира всё также чувствовала холодную сталь кинжала рядом с собой. Чуть что случится – рука Капа не дрогнет. Кира почему-то сразу это поняла.       Остановились на третьем этаже, самом верхнем. Парень, что шёл впереди, негромко постучал, и практически сразу же ему открыл немолодой мужчина с морщинистым лицом и мелкими, слегка прищуренными глазками. Увидев Киру, он вытянул сухую шею, ссутулился и какое-то время внимательно изучал её, бегая глазами по её лицу, одежде и особенно почему-то уделяя внимание ботинкам. Он был больше всего похож на нахохлившуюся ворону. – Кто это? – наконец спросил он хриплым прокуренным голосом. Показались жёлто-зелёные длинные зубы. Кира вспомнила наркоманов под мостом. – Здравствуйте, господин Хайша, – неспеша, нараспев проговорил Кап. – Эта девушка утверждает, что бежала из Лоркора. Я встретил её в аранийском квартале. На мои вопросы отвечала неохотно и с задержками. Решил, что надо привести её сюда, а то… мало ли что. – Это хорошо, Капир, что не отпустил её. Выглядит, сказать честно, довольно подозрительно. Как зовут-то? – Рика, – ответил за неё Кап. Сама Кира не могла ответить, да и никто не предполагал, что она знает фастрийский язык. – Рика, Рика… Странное имя. Ладно, пройдём внутрь, чего нам здесь стоять…       Господин Хайша повернулся и вошёл в комнату, пригнувшись и коснувшись дверного косяка всей ладонью. Кап последовал его примеру. Кира отметила их движения: наверняка это, как и накрашенные глаза у Капа, часть какого-то обычая. Надо при удобном случае спросить кого-нибудь, что это значит.       Комнатка у господина Хайши небольшая, но кажется светлой и просторной из-за того, что обустроена очень просто и даже аскетично. Вдоль стены лежат друг за другом два коврика с простынями и одеялами, очевидно, места для сна: на одном аккуратно всё сложено, а на втором скомкано и заброшено в угол. На небольшом столике разложена карта. Рядом стоит телефон. В противоположном углу валяются спички и горелка, несколько банок с консервами и мешок, наполовину заполненный рисом. Там же лежит железная посуда: несколько мисок, две глубокие кружки, большой складной нож. Дыра в стене с криво натянутой москитной сеткой гордо именуется окном. Окно это не закрывается и не открывается: сетка прибита гвоздями и, очевидно, должна быть сорвана только в экстренной ситуации. Без людей эта комната смотрится бедно и жалко; так же смотрится и господин Хайша вне комнаты. Но вместе они будто дополняют друг друга. Господин Хайша, сидящий за этим столом, скрестив ноги, поедающий свой скудный завтрак из этой посуды или ведущий телефонные переговоры с партизанами, всегда казался Капу серьёзным и деловым человеком, несмотря на внешнюю сутуловатость и постоянно вжатую в плечи маленькую голову.       Так показалось и Кире. Она сразу поняла, что этот человек занимает важную должность и пользуется уважением среди харифов. Нельзя было назвать его старым, но голос у него был старческий: хриплый, отрывистый, будто лающий. Он разговаривал тихо, и Кап с товарищем внимательно его слушали, никогда не позволяя себе перебить или вставить слово.       Через несколько минут они замолчали. Видимо, старший о чём-то задумался, уставившись в потолок. Кап молча разрезал верёвки у Киры на руках. – Что вы со мной сделаете? – спросила она, почувствовав, что теперь можно говорить. – Да ничего не сделаем. Убедились, что не врёшь насчёт своего происхождения, – ответил господин Хайша по-аранийски. – А что вообще тут происходит? Кто вы такие? Вы… уголовники? – Нет, даже думать такого не смей. Здесь, понимаешь ли, уже четыре года происходит революция. Мы восстали против режима аранийцев. Раньше они правили страной, а нас притесняли и ограничивали в правах. Никто такого долго не выдержит. – А вы как называетесь? – Мы? Если ты о том, что мы за народ, то мы фастрийцы. У нас другой язык и другая вера. Сейчас мы говорили на своём языке, который ты, очевидно, не понимаешь. А если ты спрашиваешь, кто все эти люди с оружием, то это харифы, бойцы Хариджара. Мы военная сила фастрийцев, активные деятели революции. Ты попала к нам в максимально неподходящее время… везде бои, мы отстаиваем этот город и постоянно теряем людей на границе. С тобой нянчиться вообще не хочется. – А чем вы отличаетесь от аранийцев… во внешнем виде? – Одеждой. Больше особенно ничем. Правда, они повыше, постройнее, а мы помельче и более мощные… это, так или иначе, средние величины, на самом деле мы очень похожи. Если араниец переоденется в фастрийца, никто и не заметит. – Понятно… а что же мне теперь делать? – Иди отсюда подобру-поздорову. Языка нашего не знаешь, с Фастри не знакома, полезной быть не можешь. Нам ты не нужна.       Кап вздохнул и отвёл глаза в сторону, хотя до этого смотрел на Киру. Потёр руки, поправил волосы. Очевидно, ему было очень неловко. – Прости, Рика, что тебя потревожил… неудобно вышло… плохо.       Наверняка он покраснел, подумала Кира, просто красных пятен не видно на тёмной коже. – Заняли вы моё время, – недовольно пробурчал Хайша. – Иди, девочка. И вы двое тоже уходите-ка.       Кап и его товарищ коротко кивнули господину Хайше, сложили руки в знак уважения и вышли из комнаты. Оба опять коснулись ладонями косяка.       Молча они спустились по той же лестнице. Пространство вокруг уже не казалось Кире таким тёмным. Теперь она шла сзади, за Капом, и всё хотела подробнее расспросить его о революции. Выйдя из дома, друг Капа сразу побежал рассказывать обо всём остальным. Кап же торопливо отвёл Киру в сторону, не дав харифам вновь накинуться на неё и начать расспрашивать. Когда они отошли на достаточное расстояние, Кап остановился. – Стыдно мне, по правде говоря… зря всё это было. Зря тебя поймал. Прости ещё раз, Рика.       Кира не отвечала и смотрела в глаза Капу, ожидая, что он продолжит. Видно, просить прощения он не привык. – Тебе есть куда идти? – спросил он тихо. – Нет. Я пришла сюда с другом, но он потерялся. Ищу его давно, но никак не могу найти. Наверное, уже не найду. – Он может быть где угодно. Сочувствую. Где ночевала последние дни? – В тех домах, где ты меня поймал. Туда и пойду сейчас. – Подожди. Я, может, смогу тебя пристроить в будке. Очень жаль, что ты вот так на улице живёшь… – Да, мне тут нелегко приходится, – Кира поняла, что понравилась Капу, и решила вжиться в образ несчастной сироты, сложившийся у него в голове. – Может, и еды дашь? Два дня почти ничего не ела. – Она слегка улыбнулась. – Конечно, и еды дам, и вообще что хочешь… пойдём со мной.       Кап не скрывал от себя: Кира ему действительно понравилась. Была бы она мужчиной, он бы отправил её подальше без зазрения совести, но такую необычную красивую девушку было жалко отпускать. Всё в ней казалось гораздо более совершенным, чем в других девушках, которых доводилось знать Капу: и странные голубые глаза, и маленький аккуратный нос, и необычайно прямые светлые волосы, завязанные верёвочкой, и чуть заметные белые брови и ресницы. Было в её лице что-то непропорциональное, но вместе с тем привлекательное: маленький рот, плотно сжатые бледно-розовые губы, но очень большие и очень ясные глаза. Ни у кого он таких не видел. Лицо Киры было похоже на кошачью мордочку, а глаза были словно рыбьи, такие же водянистые и бесстрастные, но вместе тем гордые и бесстыжие.       Фигура у Киры была как у типичной аранийской женщины. Широкие плечи, узкие бёдра и большая грудь, плотно обтянутая белой майкой без рукавов, явно немного меньше размером. Кап уже понял, что эта майка, скорее всего, одевалась под несколько слоёв верхней одежды, но Кира давно их сняла и бросила, ведь на жаре они совсем не нужны. Сквозь майку просвечивало бельё тёмного цвета, и Капа это, конечно, тоже возбуждало. Он хотел как-то перед ней оправдаться, но по её коротким репликам понимал, что не вызывает у неё никаких чувств. Она лишь хотела найти ночлег и пищу. Возможно, удастся с ней сблизиться, если дать ей всё это и быть с ней более любезным.       А Кира намеренно держала дистанцию. Она понимала простую вещь: если нравишься кому-то, надо проявлять поменьше внимания, и получишь больше. Кап ей не нравился и казался больше бандитом-уголовником, чем каким-то там революционером с благими намерениями, но ей было интересно, кто такие харифы и за что они воюют. Была интересна и культура фастрийцев, да и есть очень хотелось, поэтому она намеренно располагала к себе Капа.