Воины Фастри

      В лесу стоит приятная прохладная ночь. Недавно прошёл дождь: тяжёлые капли периодически падают со свежих листьев Капу на лицо, и он рефлекторно подёргивает губами или глазами, словно подмигивает кому-то во сне. Мерно раскачиваясь в гамаке, он крепко спит, сытый и потому счастливый (сегодня удалось поесть впервые за долгое время). Его организм уже привык к постоянному недоеданию; не есть почти ничего по два-три дня стало нормой. Он спустился с горы и теперь блуждает в джунглях уже около недели в надежде найти фастрийские поселения. Его грызёт давно сидящая в нём паранойя: за каждым кустом он видит аранийские красные воротнички и прячется за деревья, передвигаясь очень тихо и, как ему кажется, незаметно.       В тот день Кап шёл замыкающим в своём арьергарде. Аранийцы вот-вот должны были настигнуть и схватить отряд. Сказав товарищам, что отойдёт справить нужду, он сошёл с дороги, присел на камень и… заснул. Всю предыдущую ночь его мучала бессонница, и, накладываясь на хроническое недосыпание, присущее в той или иной пере всем партизанам в то время, она просто уничтожила всякую бодрость и силу духа. Чуть тело немного расслабилось, как веки сами собой сомкнулись, и тяжёлая голова безвольно упала на колени. Колонна ушла далеко вперёд. Сквозь сон Кап слышал звуки выстрелов и разрывающихся снарядов, но не мог отличить наваждение от реальности. Харифов увели, а он проснулся только к вечеру. Осознав, что произошло, он успокоил себя и решил спускаться, чтобы не умереть в горах от жажды и иметь хоть какой-то шанс спастись. Сейчас он был уже уверен, что погибнет сегодня-завтра, если не встретит людей. – Кто это там? – зашипел кто-то из кустов. – Ой… судя по всему, он тут уже давно бродит. Такой чумазый… – Я к нему подойду, а ты сиди тут и стреляй, если что.       К Капу подошла девушка в чёрно-зелёном платке и в оборванной по колено юбке. Глядя на него волком из-под криво остриженной чёлки, она осторожно и как-то воровато приблизилась к нему, взглянула в безмятежно закрытые глаза и бесшумно взяла в руки лежащий под гамаком рюкзак. – Похоже, свой, - снова зашипела она в сторону своей подруги, изучив содержимое рюкзака. – Тут карты какие-то, бумажки, написано по-фастрийски. Листки, похоже, вырваны из Хафы…       Вторая девушка вылезла из кустов, отряхнулась и подошла к первой. Одетая в фастрийскую форму на несколько размеров больше, с длинными сальными волосами, торчавшими в разные стороны, она выглядела примерно так же неопрятно. – Думаешь, он тоже беглый? – Скорее всего, партизан. Может, дезертир… если это так, пусть не ждёт пощады.       Они стали перебирать вещи, находившиеся в рюкзаке Капа. Вытащив несколько тетрадей, первая усмехнулась: – О, дневник! Какой плохой почерк… «Я чувствую, что теряю землю под ногами. Сегодня Фастри опять не пришёл ко мне…», – она начала читать. – Может, не будем? Это личное, всё-таки… давай лучше его разбудим и предложим идти с нами. – Ладно уж, охота мне рыться в чужом грязном белье, – первая, скорчив недовольную рожицу, засунула тетради обратно, закрыла рюкзак и положила его под гамак. – Будить мы никого не будем. Подождём, пока сам проснётся. Неизвестно, что у него в голове, вдруг увидит в нас неприятеля и бросится, чего доброго, с кулаками. – Будь по-твоему…       Девушки стали поочерёдно караулить, усевшись возле толстого дерева и ожидая, когда Кап проснётся. Они время от времени переговаривались: сначала шёпотом, а потом, осмелев, вполголоса. Начало светать. Первая равнодушно глядела куда-то и разглядывала облака на небе, а вторая скучающе оглядывалась, вертела в руках карты из рюкзака Капа, в который раз читала вырванные фрагменты Хафы и напевала под нос какую-то мелодию, постукивая ногой по земле. – Да прекрати ты уже, – раздражённо бросила первая уже в полный голос.       Кап повернулся, зевнул и, разлепив глаза, буркнул что-то вроде «Кто здесь?». Девушки притихли. – Что? Кто здесь? – повторил он и резко поднялся, шаря рукой под гамаком в поисках кинжала. – Тихо, тихо, – монотонно произнесла первая, вставая на ноги. – Мы не враги. Мы фастрийцы! Мы идём в деревню, она здесь, недалеко.       Кап всё-таки схватил нож и стал угрожать ей, теперь уже окончательно проснувшись. – Тихо, успокойся, – мягко, но настойчиво повторила она, подошла к Капу и ласково взяла его за руку. – Меня зовут Налами, мы отведём тебя в безопасное место. Только ножик свой опусти, а?       Она расстегнула воротник и показала Капу звезду, нарисованную чуть выше ключицы. – Налами, говоришь? А ты? – он взглянул в сторону второй. – Я Джан. – Вот как… – Кап растерялся и положил нож на землю. Девушки облегчённо вздохнули. – Извините, что на вас чуть не напал, – он попытался улыбнуться. – Я уже совсем озверел. Но я и хожу-то с трудом, так что вы бы меня быстро нейтрализовали. Вижу по вам, вы довольно самодостаточные. – Самодостаточные, это уж точно, но донести тебя не сможем, потрудись-ка идти сам, – усмехнулась Налами. – Тебя как зовут-то? – Капир. – Очень приятно. Ладно, Капир, отвязывай свой гамак и пошли. – Как же я рад, что вы меня нашли! Спасибо… пришли бы вы сюда на день позже, было бы всё, наверное… труп.       Кап убрал гамак в рюкзак и, с трудом взвалив его на плечи, пошёл по чуть заметной тропе за девушками к деревне, которая якобы была близко. Пришлось пройти около шести километров – для здорового человека это действительно немного, но Кап попросил сделать передышку на половине пути, очень стыдясь своей слабости. Налами засмеялась, а Джан понимающе закивала и даже предложила понести его рюкзак. Кап, понятное дело, возмутился такому предложению, собрался с силами и перестал жаловаться.       Когда они наконец вышли из леса на более-менее открытую местность, Кап увидел типичную фастрийскую деревеньку, в каких он до этого много раз оставался с отрядом. Налами распорядилась, чтобы его поселили в комнату в одном из длинных домов, где жили, набившись как селёдки в бочке, самые низкие в деревенской иерархии слои общества. Вдоль долгого коридора по центру дома были грубо выдолблены однотипные двери – Кап в который раз подумал, что этот дом похож на самые убогие хибары в его трущобах, только не в высоту, а в длину. Люди здесь живут не друг на друге, а друг у друга под боком.       Налами указала, где можно постелить спальный мешок (в комнате не было места для чего-то другого), а потом позвала Капа завтракать. Завтрак здесь начинался, как и принято у всех фастрийцев, в полдень, когда солнце уже высоко и вся утренняя работа выполнена. Ели пресную рисовую похлёбку: Кап умял её за минуту, тут же попросив добавки. Толстая женщина средних лет, добродушно улыбнувшись, налила ему ещё, на этот раз до краёв, и он опять съел всё быстро и жадно. За месяцы, проведённые в лесу, у него заново выработался рефлекс объедаться до отвала всякий раз, когда это возможно, чтобы потом дольше продержаться на ногах. Третью порцию он попросить не осмелился, но догадливая повариха сама спросила, желает ли он ещё. Он, конечно, согласился: надо брать, пока предлагают.       После завтрака Капа начали расспрашивать об успехах партизан и о положении дел в стане врага. До глухой горной провинции ещё не долетели вести о том, что Хариджар разгромлен. Однако жители деревни были всё равно постоянно настороже: встретив Капа, они все надеялись на то, что он сейчас успокоит их и ободрит хорошими, обнадёживающими словами. А Кап беспокоился, как бы его не приняли за дезертира. Он тоже ничего не знал и сам надеялся на победу харифов, но сейчас ему было важнее, чтобы его отсюда не выгнали. Он наслушался историй, как деревенские безжалостно гнали бойцов из селений, а то и убивали, узнав, что они дезертировали. – Я отстал от колонны и заблудился в горах, – говорил Кап. – Слышал где-то отдалённо, как свистят пули, но это было слишком далеко, я не успел прибежать товарищам на подмогу. Аранийцы убили всех до единого, а тех, кто выжил, забрали в плен и ушли. Оружие тоже забрали, оставили после себя лишь трупы, раздетые, безобразные. А я с тех пор блуждаю здесь, вот уже потерял надежду, и тут мне встречаются Джан и Налами… – Которых ты тоже чуть не отправил к праотцам, – колко заметила Налами. – Когда столько дней живёшь практически без еды, сознание некоторым образом помутняется. – Не заливаешь ли ты, дружок? – вылупив глаза, спросил маленький сухой старичок, стоявший рядом с Налами. – А то видели мы таких «героев», вешают нам лапшу на уши, а на самом деле просто к мамочке захотелось, вот и сбегают, подлецы! А потом корми их…       Кап на секунду опустил глаза, а потом гордо вскинул голову и посмотрел старику в лицо. – Я скажу вам откровенно: мы были в полной заднице. Аранийцы шли нам по пятам, а мы были озябшие, голодные и абсолютно деморализованные. Думаю, в нашем отряде был предатель, и он нас и выдал. Да даже без него это рано или поздно бы случилось! Нас было очень легко найти. Я почти уверен, что кроме меня никто из них не остался в живых. После того, как отряд разбили, я полностью утратил ориентацию, и… я совсем не знаю, что сейчас происходит с Хариджаром. Хочется думать, что мы всё так же движемся к победе, но мне кажется, что совсем скоро аранийцы выиграют в этой войне, а фастрийцев… начнут уничтожать.       Кап замолчал, и никто не решался что-то ответить. Было очевидно, что, говоря такое, он не врёт. Когда люди врут, они ведут себя по-другому: у них бегают глаза, они нервно ломают пальцы или дёргают ногами, а Кап стоял прямо и говорил чётко, без заминок и пауз. Старичок вздохнул, покачал головой и произнёс: – Я тебе верю. Если на нас действительно в скором времени нападут, будем защищаться. Надо быть готовыми. Ты выглядишь пока очень слабым, но мы это быстро исправим. Будешь нам помогать! – Во имя Фастри, – тихо сказал Кап. – Во имя Фастри!