***
Широкие лапы на редкость грациозны. Казалось, массивная конечность, прячущая в себе ряд бритв, вполне могла разнести в щепки валуны. Воздух исходил паром. Синий огонь самый горячий. О нем сложены легенды про силу бессмертных чудовищ. Пусть Нии обладала Двуххвостой, уступающей в могуществе моему другу, ничто не могло отменить разрыва сил, созданного опытом. Сложнее следить, преследовать, суметь догнать. Подавив зачатки отчаяния, водрузив меня на спину, Кьюби в своей малой ипостаси погнался в пятнашки за кошкой. Огненные клубы кудрявились на концах шерсти. А подушечки пальцев дребезжали на проволоке усов. Югито освоила полноценное обращение в Мататаби и наслаждалась пребыванием в этой форме. Рассказы о свободе быть собой и частью природы умиротворяли сердце, купируя неприкаянность. Являться частью нескончаемого цикла приводило к единению с сердцем и разумом. Гигантская кошка мажет лапой и юлит, стоит лису подобраться ближе и приготовиться наброситься в прыжке. Может, стоило присмотреться к этому примеру? Нии ведь тоже водила меня за нос, разве разница равняется моей неосведомленности об игре в пятнашки. Юная женщина раскрывалась в компании Кираби и позволяла шутить и припоминать неловкие сюжеты жизни. Насмехалась над собой, ловя на каждую неудачу огромный опыт. У джиинчурики обнаружилась престранная привычка. Они таскали длиннющую курительную трубку и скручивали мяту с ромашкой, плотно заталкивали травы, стараясь раскурить стремительно сбегающий огонь. Иннер оказывалась желанным гостем, извергая скромное файер-шоу, пар искрился огоньками, взмывающими к редко синему небу. Находясь в чужой стране, мне казалось, что это всё зима. Нескончаемая и кроющая размазанным слоем облаков, скрывая что солнце, что любую синеву. Долго тосковать не приходилось. Будни тянулись веселым строем, аромат трав щекотал ноздри изнутри, до череды бессчетных чихов. И смех взрывался подожженными пороховыми бочками. — Я вам завидую, — честное и неудержимое в груди признание обескураживает и привлекает внимание. — Старейшинам вас не сдержать, не пойти против Каге, не учинить акцию ненависти и не воспользоваться злобой. Вы сильные. И вы не одни. — Наш случай взаправду единичный, — рассудительно кивала Нии, не отнекиваясь. — Больше негде искать двух биджу в одной стране. Именно в этом и кроется тайна. Старейшинам нечего плести интриги, ведь и так преимущество за нами. Если объединить два и восемь, перевалит за девять. Кираби разгонялся, раскручивался волчком в прыжке и сигал с обрывов. Порывы ветра встречали препятствие в растущей оболочке осьминога, форму которого вызволял мужчина. Брызги холодной воды разлетались на всю округу на пару с басистым призывом направиться с ним купаться. Четкая поступь бега порывалась следом, оставляя меня смотреть вниз и прикидывать, куда же приземлиться, когда Иннер била в спину и скидывала, громогласно визжа в оба уха. И как в игре, голова биджу плавно раскачивалась, попадая под траекторию свободного падения, не дав очутиться в воде. — Кавабанга! — раззадорился Кираби. — Жги, бро. Торпедная скорость бурлила волны. Нам только и оставалось, как жадно вглядываться в наконец сменяющуюся картину пейзажей. Над водной гладью возвышались едва заметные и куда более объемные островки. Щупальца вцеплялись в земли, проталкиваясь вперед. Карусель нашего корабля раскручивалась столь стремительно, что вынуждала хвататься за рога Гьюки. Кьюби дружно ненавидел нас всех. — Интересно ему стало, как они выходные проводят. Утолишь интерес выброшенным завтраком? — бухтел Лис, не находя точку опоры. Иннер же в противовес умудрялась спускать ноги на воду, разрезая все бурлящие потоки, и беспечно хохотала от восторга. Как не просто чужого шиноби, но ко всему прочему еще и джиинчурики, меня не допускали к государственным заказам, миссии надолго остались в дальнем ящике. Все задания ранга D встречали меня по пути странствий: оказать физическую силу в вопросах, не выполнимых для гражданских жителей. Среди рутинной грязной работы встречались запросы отогнать диких зверей, преподать урок браконьерам, мелким разбойникам. И даже порыбачить за компанию. Эй не препятствовал такой мелочевке, закрывая глаза и дозволяя оставаться на его землях. Живя в Кумо, у Джирайи было достаточно возможностей, чтобы сколотить состояние. Он выполнял миссии, тщательно следя за тем, не могут ли они навредить Конохе, писал мемуары, проводил литературные вечера и исходил поселения страны вдоль и поперёк, беспокойный он человек. Как это дозволялось человеку с рангом Санина, оставалось загадкой. И не всегда оказывалось время и желание интересоваться. Если в начале наших взаимоотношений с Югито, я активно навязывалась и препятствовала ее свободе и праву на самоубийство по акции от Акацуки, после инициатива оказалась в ее браздах. Нии то подталкивала когтистой лапой к тренировке, то, хватая скалящим укусом, тащила на прогулки по заветным местам для истории их с Кираби дружбы, и не думая услышать «нет». Густые туманы, так напоминающие пары трав, застилали взгляд и позволяли прятать от любопытного взгляда столь громадные объекты, что при желании можно было выставить в шеренгу всех девятерых биджу, и без сенсора их не нашли. Природные занавесы опускались на острова, архипелаги и тайные подводные ходы и сухие каменистые пещеры. Чувство открываемой загадки захватывало дух, когда меня притаскивали в эти штабы двух друзей. И я напрочь забывала о том, что отпиралась и желала остаться дома вприкуску со свитком. Прятались они достойно, под стать кошачьим повадкам. Стоило возникнуть разногласиям между двумя братьями, как Эю и не представлялось возможным отыскать буйного брата. Навыки скрывать свою мимику оттачивались от раза к разу, и вскоре Райкаге бросил всякие попытки выпытать у меня местонахождение товарища. Так было ровно до того, как раскрылась активная охота на джиинчурики. — Я только подозреваю, какой испуг мог испытать Райкаге, узнав, что его верный друг связался с бывшим Акацуки и предал государство. — Ммма, — Какаши лежал ровной фигурой на спине, особо не движимый, один только голос раздавался по площади стенок, давая понять, что он не уснул. — Я не лучший советчик в вопросах дружбы. Мне не довелось ценить прижизненно. И попытки исправить это с Гаем довольно слабые, — усмехнулся Какаши, — и уж точно не в пример тебе, как и не способ утешить. Мне нечего сказать. Только то, что я понял. — А я не пойму, потому что отрекалась от всех связей в лабораториях. Нужда быть вечно отрешенной и далекой, словно и не могу ничего чувствовать, — но зато потом не больно и кажется, что под руками Орочимару не люди, а только объекты испытаний. Но я боюсь потерять тех, кто дал мне шанс в Конохе, — объятия со спины вызвали дрожь или передали мурашки другого человека. Карин потрепала волосы. — Хорошо, что ты высказался. — Наруто так давно держал это в себе, что я никак не мог перестать бояться последствий. Спасибо вам, — растроганного Намикадзе я точно не смогла выдержать и гулко разрыдалась тяжелыми слезами, давящими на глаза. Меня предали. И мне должно быть больно. И все же… Как это утомляет, быть слабым, показывать, где обнажена кожа и нервы, куда стоит бить. Если только меня невзначай попрекнут, я не выдержу и закачу истерику. Как бы того хотелось, безразличие не наступило, лишь показало тень.***
Прошло пару дней, проведенных в размышлениях. Теперь нельзя было застать ни Саске, ни Карин, оба обосновались под началом Шизуне, изучая биологические показатели и биохимию крови Джуго. Плененный парнишка вполне добровольно шел к Иноичи, благодаря чему исследовательский отряд полнился данными о деяниях Орочимару через глаза его подчиненного. Самой горячей новостью было узнать, кто же излечил руки Орочимару. Карин неспроста уловила одинаковую древнюю ауру Шодайме. Из его клеток, вероятно, продуцированные Зецу или каким еще биотическим путем для Санина изготовили руки. А вот приживить все-таки пришлось ирьенину. Был составлен портрет молодого юноши со светлыми волосами. Протектор, как посудили, отобран. Нукенины имеют привычку перечеркивать знак деревни, особенно приближенные Акацуки. Ирьенин не шибко торопился и радовался помогать, что наводило на ряд умозаключений. До исследований с проклятыми печатями приходилось продираться сквозь воспоминания о зверствах Джуго в момент потери контроля, а это знатно выматывало шиноби. Ино стоически норовила примкнуть к опытам и набраться умений у отца и провела несколько опытов. Но Иноичи старался оградить дочь от лишних кровавых подробностей. Мужчина попросту не осознавал, через что приходилось пройти нашему поколению, что выпало на долю нашей дружеской команды. Подозреваю, было легче считать, что дочь еще мала, и мир еще окрашен в нежные оттенки. — Я не девочка с бантиком! — Ино не набралась у Цунаде всей силы, что однако никак не мешало ей устраивать бунт в исследовательском центре. Как самый заинтересованный в деле проклятых печатей человек, я не упускала возможностей услышать из первых уст. Кралась, притворялась, лгала, а чаще — шла, выставляя перед собой Ино, авторитет которой успел мало-мальски сложиться среди коллектива. Швыряемые вещи, хлопки дверей, вылетающие шпингалеты, после чего оказывалось проще найти приотворенные щели, рыская по рекреациям — малая заслуга буйства едва ушедшего пубертата. Максимализм Ино только-только расцветал, и я была рада, что он раскрылся именно сейчас. Иноичи поддавался, не всегда выстаивая под напором любимой дочери. — И не стыдно тебе, должен бы я спросить, но не настаиваю на появлении мук совести, они нам будут лишними. — Пользоваться тем, что больше нет конкурентов за любовь родителей, я давно начала. Поздно взращивать во мне честолюбие, лобастик. Зона отдыха, окупированная для сплетен, располагала для проведения обедов. Появление «экспоната» перечеркнуло данную функцию напрочь. Возбужденные специалисты стали немногим лучше труженников-муравьев, рванувших в эпицентр собрания стаи. В центр подкинули живую добычу, и каждому исследователю оказалось нужным хотя бы прилепить датчик к ноге и неотрывно наблюдать за рисующейся на бумаге кривой. Что уж говорить, с какой жадностью все толпились у двери, за которой скрывался Иноичи. «Ибики-сан», — разноголосо галдело со всех сторон. — Что Ибики? — ворчал шиноби. — Сами видели, он добровольно ходит. От меня там проку нет. Интереса к его персоне не умаляло. Ведь делиться результатами наблюдений это не мешало. Потому если кто и заглядывал в зону отдыха, заваливаясь на диванчик с горестными вздохами, так это Морино Ибики, позорно сбегавший от этих чаек. — Как же достал галдеж, — непривычно болтливо для персоны, которая устрашала нукеннинов иностранных государств. — Ибики-сан, отец так и не допускает к Джуго? — Сама видишь, ревностно вцепился в мальчишку. Хочет составить свою картину. А уж потом решил делиться с остальными для составления собирательного образа. Ино заинтересованно засматривалась на Морино. Помнится, не хотелось заострять внимания на такой мелочи, но сквозь размышления, как Джуго денно и нощно кочует от центра к госпиталю, все-таки нет-нет да рвался образ взрослого мужчины как объекта флирта для Яманаки. Косвенно велась параллель с Джуго. Чего мне стоило не оказаться на детальном рассмотрении по ту сторону лупы? Быть важной политической фигурой, которую пока стоит приберечь и не кидать на растерзание ученым. Вместо него могли брать мою кровь, искать во взвеси необычные соединения и показатели, дающие подсказку на влияние Орочимару. Участь нашла жертву, и я выдыхала. Проведение дней, следя за последними новостями с самого поля, коротало грустные будни. Так можно было не думать о грустном и не убегать к Санби, засматриваться на воду, ожидая рассказов на фоне, а вместо этого получая долгожданного слушателя. Исобу молчал, губкой впитывая все мои горести на словесном уровне. Единожды он развил грустную линию, припомнив свою джиинчурики: — Как понял, что за добрячка попалась, я ведь уже смирился и подготовился подсказывать ей, что она забыла купить на рынке. Позабыл, что на моих глазах ей печать на соплях ставили. И горестно утих, невнятно бормоча про мальчика, всего в крови врагов, так и не ступившего на территорию Конохи. Но то уже не к разговору. Тренировок не планировалось. Внезапно у всех тренинг-партнеров сошлись звезды на том, что планы дико важные, а я могу и грустняво слоняться по деревне, не убудет. Я ждала Джирайю еще в первый день после инцидента. Но он не торопился. А когда заявился, совершенно не стал докучать правилами поведения с принцессами его сердечка. Я ведь ждала и даже заготовила вариации убедительных ответов. Санин ринулся провести тренировку с каменной жабой. То есть от меня скрывали даже возможность развития второй стихии, а не только сендзюцу? Смутно я припоминала данное конкретное животное. Джирайя применял его для «разговорной». Как только ему приспичит добыть информацию от врага, влеплял шиноби в слизистую, и липкий слой связывал тело врага, не давая возможности смыться и унести ценную информацию. Кто ж знал, что это каменная жаба, и ее способности к Дотону я могла доить. Я не возмутилась, приняв тактику поведения Джирайи. Хотелось посмотреть, кто из нас первым сдастся и начнет высказывать недовольство. — Ты идиотка, — заключил Лис. Первым пал его бастион невозмутимости. — Но тем больше ты напоминаешь Наруто. Если тебе не рассказать, ведь помрешь за правду. Слова еще никогда не лились ангельской бравадой прямиком в уши.