Моя жизнь теперь хвостатая

      Сердце безумно стучало, а адреналин душил. Безызвестность пугала: я даже не знала, сколько времени мне дано на разбирательства с Гаарой, казалось, что безмерно мало. С секунду я смотрела в желтые глаза, а потом Кьюби побежал к еноту, замахиваясь на него сворой хвостов. Было страшно даже наблюдать за этим. Осыпающийся песком биджу рассвирепел и взвыл, после — прижал когтистой лапой хвост, а копну остальных осадил кремниевыми пулями. Несмотря на то, что у меня дальше копчика ничего не растет, я ощутила жуткую боль. Недооценивать тануки было нельзя, но я так надеялась на силы Кьюби, что это было даже опасно, ведь Шукаку — тоже хвостатый и даст отпор. Мои мысли были громкими, их слышал биджу и умудрялся отвечать, пока бил собрата когтями.       — Слушай, Харуно, у нас нет времени причитать. Знаешь, когда Рикудо создал нас, а людишки еще боялись, но не так, чтобы запечатать в себе, мы были свободными. Но часто сцеплялись друг с другом, если один из нас заходил на территорию другого. Страны и сейчас пользуются теми территориями, что мы заняли: я в Конохе, Шукаку — в Суне. И я еще не проигрывал этой полосатой заднице, у него всего один хвост. Так что намотай сопли на кулак и, пока мы бьемся, копи силы. Ты все поняла?       Я опешила: Лис еще не доверялся мне. И лишь завеса его памяти заставила меня собраться с духом и ответить:       — Да. Поняла. Спасибо, что открылся.       Теперь у нас было два поля боя. На одном сражались братья, а на втором я скрывала весь интерес и желание наблюдать, чтобы остаться беспристрастной и собрать чакры для еще одной битвы. Но безуспешно. Я буквально на себе чувствовала это сражение. И лишь создание клона помогло мне расслабиться. Да и всего одна копия много энергии не потратит?       Рядом возник двойник, тихий и погруженный в себя. По его тенкецу собиралась крупицами чакра, а я не могла упустить возможность сесть в первый ряд на сеанс «Кьюби против Ичиби».       Леса сминались под лапами гигантов как солома. Рев хвостатых вспугнул всех птиц в округе, неба было не видно за этой смоляной стаей. Но самих зверей это мало заботило — они хватали друг друга за холки, крася шерсть в алый. Бусины крови застывали на ворсинках. А из спины Шукаку по-прежнему торчали клинки. Лис ударил его лапой по морде, отчего челюсть сдвинулась в сторону, но демон только взревел и накинулся на рыжие лапы, плюясь в них пулями. Собственные ноги заныли от старых ран. Однако я пришла к мысли, которая не отпускала меня долгое время сражения, а шли секунды долго, и я почти не обратила внимания на то, как Ичиби взмахнул своим хвостом, норовя рассечь лисью шею, лишь уловила это на периферии сознания. Оружие в спине отливало солнечным светом, вбирая в себя каждый луч.       Когти Кьюби с хлюпающим звуком проникли под толстый песчаный покров, задевая мышцы и разрывая большую их часть, а огненные хвосты плетьми били по туловищу, Лис приказывал собрату подчиниться. Я внимательно приглядывалась к тому, исчезнут ли клинки, но они оказались неосязаемые, и даже такая сильная атака не заставила их исчезнуть.       Клыки тануки в отместку вонзились в бедро Лиса, Кьюби стоически стерпел боль и не упал наземь, даже не зарычал, но Шукаку, держа участок мяса Биджу в зубах, выпустил точным попаданием Песчаные пули. И отпустил.       Лапы Кьюби дрогнули, и он едва устоял. Ичиби прихрамывал, когда в беге набросился на Лиса, заставив его упасть. И лес повалился под тяжестью Биджу.       Было необходимо дзюцу, чтобы залечить Кьюби, я это наверняка знала, но он уперся, говоря только:       — Восстановлюсь. О себе заботься, — и звучало это так небрежно по отношению к нему самому! Я знала, что он слышал мои мысли. Пусть знает о непомерной глупости.       И все же нужна была мощная техника — если не для лечения Биджу, так для того, чтобы сразить второго. Я не для того доверила Кьюби свою жизнь, когда разрешила раскрыть печать. Лишь после этой мысли я поняла, что к чему.       Те клинки были никаким не оружием, а ужасной печатью, приносящей Шукаку дикую боль. И из-за этого он обезумел.       Захватывающая дух битва гигантов ничего бы не дала. Просто потому, что это бесполезно, учитывая главную проблему. Это должна была стать битва джиинчурики. Но Гаара сомкнул веки, а я доверилась Биджу. Обратиться собой мы не могли.       — Кьюби, — начала было я, но он тут же отмахнулся от моего предложения, как только укусил Ичиби.       — Даже и не думай, — пресек он всю самодеятельность. — Ты ничего не добьешься сочувствием к его участи. Он снесет тебе голову за пару секунд.       Я запротестовала, возможно, без меня ничего не выйдет. Лис же только и уповал на количество хвостов. Черт побери, если у тебя из задницы торчит больше шерстяных отростков, это ничего еще не значит. Это не говорило ни о том, что мы подоспеем вовремя и спасем старика Сандайме, ни то, что после трепки Шукаку успокоится. Кьюби просто хотел расквитаться с братом по старым счетам, не думая ни о чем больше.       Биджу изводили друг друга до смертельной устали, и в этом занятии проявились азарт и животная жестокость, полнившая их разумы. Лис не хотел ничего слышать про мирное разрешение проблемы и вгрызался в лапы тануки с таким остервенением, что трещали сухожилия под его укусами. Но Ичиби был куда более жесток и хитер — сколько он мечтал вырваться из хилого тельца мальчишки и сеять разруху — стоит только догадываться. Он жаждал крови и обманул Гаару о заверенной матерью любви. Он скапливал в себе всю ненависть и желчь, а сейчас имел возможность выпустить всех псов с цепей. И он это сделал. Кьюби под его напором оседал. Лис явно не ожидал такого поворота событий, но сыграли роль точно выпущенные пули.       — Ты погибнешь, блохастая шкура, из-за своей прихоти и потащишь за собой Сарутоби! Там Сакура в опасности, не смей уподобляться инстинктам, а просто выслушай. Ты сейчас ослаб сильнее Шукаку, — Лис глухо зарычал, услышав упрек в свой адрес, — он тоже получил свое. Но преимущество в его руках. Только если я не достучусь до Гаары. Если нет — поставлю барьер и закрою нас от Конохи.       Кьюби не отвечал, а я пыталась разобраться, сколько же времени прошло. Поздно ли, все ли решено? Но из подсознания, как и из раздумий оказалась вытолкнута на открытую поверхность. Я восседала на голове Кьюби и не до конца понимала, как такое возможно. Но вдаваться в тонкости собственной печати не было времени, надо было срочно разобраться с чужой.       — Привет, тануки! — крикнула я во весь голос, привлекая внимание Биджу. — Мы тут с тобой один разговор не закончили. Думаю, пора продолжить. Итак, тебя не просто предали, но и поставили на тебя ужасную печать.       Шукаку заклокотал, а Кьюби разинул пасть, я ощутила огненную чакру. Он готовился пальнуть в тануки, и тот, понимая это, остановился.       — Мой клан специализировался на этом веками. Хочешь, сниму печать? — Шукаку посмотрел снисходительно, явно не верил. Да и кто бы стал верить после того, как оружие проткнуло спину, а с этой ношей приходится существовать, мучаясь от боли и сходя с ума? Но он все же ответил.       — Вам верить — значит, быть обманутым. Я не имею дел с людьми! — грозно просипел Биджу, но все еще не торопился атаковать, опасаясь главнейшей опасности — огня.       — Я понимаю, что тобой пользовались и нарекли демоном. Но я же на вашей стороне! Меня тоже зовут монстром, на меня ведут охоту и относятся предвзято. На джиинчурики у тебя какая обида? Чем виноват Гаара, что был эмбрионом, когда его отец запечатал тебя? Что потерял мать и семью? Ни он, ни я не несем вины. И все, что я прошу для доказательства, это помочь тебе.       — Я поступаю глупо, — рыкнул демон, явно примирившись. И добавил уже грозно: — Даю тебе три минуты. Разыщешь источник печати — выживешь.       Шукаку разинул пасть, выпуская из него слегка сверкающий от песчинок воздух. Он собрался атаковать? Я насторожилась, приготовившись отбить удар. Потоки ветра добрались до меня, я только моргнуть успела, как при открытии глаз обнаружила себя в коричневой и мрачной пещере. От ее стен отражались стонущие звуки, будто кто-то страдал и молил помочь. Было жутко. Света почти не было, лишь благодаря обонянию я поняла, что разводы на поверхностях вокруг меня пахнут металлом. Кровь не была свежей, наступая на нее, я чувствовала, как корочка хрустела под сандалиями.       Окружение походило на Лисьи коридоры, но и одновременно отличалось. Они были без тупиков, а все казались одним ходом, ведущим куда-то. Словно енот прорыл в бархане твердого песка ходы, пряча в самой глубине нечто важное. Развилки явно сплетались, и я шла, не боясь заблудиться. За всеми этими стенами кремния крылось нечто важное, что нельзя расположить у входа, я спешила, надеясь взаправду отыскать разгадку. Но я и не думала, что увиденное сможет поразить меня настолько.       Развилки слились воедино — круглый зал, исходящий ходами. Стены были покрыты стеклом, или же слюдой, но явно чем-то хрупким и бьющимся. И каждое отражало тельце аловласого мальчика подвешенного металлического цепями, по которым стекала кровь, заливая пол бесконечными и нескончаемыми реками. В него были воткнуты прутья, насквозь пробивая плоть. Они тянулись наверх, к низкому потолку и явно продолжались дальше. Неужели именно эти путы стали клинками, торчащими из спины тануки?       Я со всех ног подбежала к Гааре и стала прислушиваться к движению крови по венам. Пульс был едва различим, словно собирался бесследно истлеть. Желание снять его с распятия было непреодолимым, но как только я приподняла его тело со множества штырей, прячущихся за спиной, с потолка потянулись цепи, одна, пронизывающая яремную впадину, другая — отделяющая легкие от диафрагмы. Стало ясно, что без снятия печати я просто убью джиинчурики. Как же было обидно и больно: люди шли на такое, чтобы заполучить силу, им не принадлежащую. А на что они шли, нападая на Биджу! Прояснялось появление звериного отвращения к человеку. Действия и жестокость поражали даже меня, хотя мне, как и многим шиноби, приходилось идти на беспощадные поступки по отношению к врагу. Но вот этот столб — верх издевательств. Хотелось немедленно снести его. Не только из-за данного мной слова, а чтобы он просто больше не существовал.       Обхождение Гаары и конструкции, на которой он висел, ни к чему не привело. Все было одним сплошным механизмом, и его не представлялось возможности уничтожить. Я подумала, что демоническая чакра бы просто поглотилась этой штукой — подозревала, что на ней пребывал демон — и пустила свою. Цепи защелкали, словно хотели сломаться. Я обрадовалась, оценивая, как бы получше снять Гаару. Но освобождения не произошло — металл начал искрить, словно по нему прошел электрический ток. Джиинчурики закричал, а я не знала, что делать. Лихорадочно осматриваясь, я пыталась не прислушиваться к его стенаниям и найти слабое место ловушки. И обнаружила торчащий край треугольной формы — видимо, раскрылся при реакции с чакрой. Я потянула его на себя, металлический краешек раскрылся целой пластиной с символом песочных часов. Это значило только то, что создатель этой штуки входил в Совет Суны, либо был Каге. Когда я только начала изучение печатей, повадившись в хранилище Сарутоби, увидела их целое множество. Самыми изощренными и жестокими были именно авторы Ветра, но у них был общий план вскрытия, правда, трудоемкий — надо было разобрать эту самую пластину и уничтожить источник чакры. Но времени у меня не было, как и терпения, пальцы тряслись от нервов и злобы. Кулак загорелся алой чакрой прежде, чем пластина была разорвана на куски. Механизм отреагировал тут же.       На витом металле, отнимающем жизнь, было написано золотым песком:       Ты никогда не уйдешь отсюда, Шукаку.       В глаза бил яркий свет, будто знаменуя мне конец, будто я не успела справиться с условием Шукаку. Но звериный рев заставил меня присмотреться к белому видению перед глазами, понять, что Биджу не покончил с моей жизнью, а потерял все ножи со своей спины, они осыпались на покрытую мхом и щепками вековых деревьев землю. Этот глас был знаком, что отныне он свободен.       — Иногда люди держат свое слово, — сказал Кьюби, и мне показалось, будто он хотел улыбнуться, но сдержал порыв. Однако это не было концом. С енотом еще надо было поговорить, и лис вторгся в его подсознание, озвучивая желаемое действие: — Нам есть что обсудить.       Енотовы ходы ни капли не изменились. Алтарь, созданный шиноби Суны, еще стоял, хотя я желала стереть его с лица земли, а подле лежал бледный Гаара. Он поморщился и раскрыл глаза. Увиденное, как минимум, смутило его. А по правде, повергло в ужас. Герой его кошмаров сидел напротив и скалился, глядя на него, а вокруг — одни песчаные стены. Но Собаку отполз назад и наткнулся на место, где был подвешен цепями. Белыми пальцами он вцепился в затылок, крепко сжимая алые локоны и закрывая бирюзовые глаза, лишь бы не очутиться вновь в страшном сне, где ему было больно и чертовски плохо. Я подобралась к нему и обняла, невзирая на возможное отторжение заботы со стороны джиинчурики. Биджу оказались позади.       Я понимала, что принять судьбу джиинчурики нелегко, еще сложнее — сказать демону, что ты ему веришь. Я сомневалась в том, что но Собаку это будет под силу ровно до тех пор, пока не вспомнила, что Гаара смог совладать со своей сущностью и даже взобраться на высокую ступень власти. Так что процентов на семьдесят пять я была спокойна, но оставшиеся двадцать пять терзали неверием. Однако переживания отпускали свои тяжелые путы, когда я видела, что из-за тепла моих объятий парнишка перестал дрожать от страха и привел дыхание в норму.       — Гаара, — позвала я его, покорно дожидаясь взгляда в ответ на зов. Когда он посмотрел на меня, я увидела в глубине бирюзовых глаз страх, который принято называть животным. Шиноби трясло от одного нахождения рядом с Шукаку, — ты в праве мне не верить, но все же прислушайся к тому, что я скажу. Я говорила тебе, что мы похожи. Как и ты, я стала джиинчурики. Только ты не можешь меня узнать, верно? — я вспомнила, что в подсознании моя личина раскрывается и всем видна Харуно Сакура, а не хулиган-мальчишка. — Ранее я называлась Узумаки Наруто.       На это имя Гаара отреагировал как-то слишком остро и смотрел на меня уже не как прежде и даже хотел скинуть мои руки со своих плеч. Но я стала держаться лишь крепче и продолжила говорить, не заботясь, станет меня слушать парнишка или нет. Мое дело — попытаться донести до него весь смысл его сосуществования с енотом.       — Ни ты, ни Ичиби не виноваты в том, что твой отец принял это решение. Но, если ты все еще считаешь себя более ущемленным, взгляни на это, — и я показала ему золотую надпись. Гаара растерялся, и для большей ясности, я добавила, что Шукаку — имя демона, с которым он вырос. — А то место, где ты был подвешен, пока контроль возымел Шукаку, обычно занимал он.       Но Собаку не хотел говорить. Однако дикость в его взгляде исчезла, оставляя одну отрешенность. Его должны были пронять приведенные мной факты. Гаара на собственной шкуре ощутил, каково быть пронизанным металлом, чувствовать, как цепи тянут тело, что нечем дышать.       Я понимала, что рискую жизнью старика Третьего и не успеваю, но все же поспешно обратилась к Ичиби.       — Пообещай, что вы разберетесь с печатью и с тем, как станете сотрудничать, и ты больше не увидишь творения Казекаге, — демон хмыкнул, из-за чего пришлось добавить: — Мне счесть это за «да, Сакура, огромное спасибо, что закончила мои муки, я сделаю все, что будет от меня зависеть»?       — Да, черт побери. Избавься от последнего, что оставил засранец Четвертый, — я улыбнулась. Эти слова куда лучше молчания, которым меня так щедро одарили Гаара и енот. Уже в ушах звенело и хотелось к трещотке Ино, чтобы слушать ее и радоваться наличию голоса и умению говорить.       Удовольствие расползалось по конечностям теплым потоком, ибо я ну очень хотела сломать основание печати. Чакра Кьюби опоясала обе руки до предплечья, благодаря чему хватило всего одного удара, чтобы стереть конструкцию до мельчайших деталей. Послание Шукаку рассыпалось золотыми искрами.       — Ну вот, а теперь я разрешаю вам обсудить все детали вместе, — я обернулась, чтобы взглянуть на Кьюби, — Лис, а мы нужны в другой битве. Поспешим.       — Я еще наведаюсь к тебе, — довольно рыкнул рыжий. И мы оба не боялись оставить этих двоих вместе. Теперь они сумеют понять, что боль у них все это время была общей и они не были одиноки, что кровь не надо жаждать и не в ней сила. Общими усилиями они раскрасят норы яркими красками, не будет душного воздуха, беспросветной тьмы и безмерной тесноты. Уходить было легко, так как все сожаления исчезли.       — Что же, можно начать с того, что твоя мать тебя любила… — донеслось до моего слуха, когда Кьюби выводил нас наружу.       Я очень ждала следующей с ними встречи, надеясь, что на другой раз они будут одной командой. Но экзамен еще не закончился, и я со всех ног побежала в ту сторону, куда велела идти Иннер.       Под ногами остался золотой песок, навсегда покинувший подсознание Биджу. Ничего не осталось от Йондайме Казекаге, но тем же лучше. Слишком сильно он навредил, оставив в сердцах демона и мальчика — собственного сына! — кратеры в сердцах. Но теперь связь с ним разорвана, как и цепи. Все проблемы Гаары сейчас остались позади, и лишь горечь воспоминаний останется всполохом на языках.

***

      Воздух разливался в легких кипятком, будто вода разлагалась на составляющие и жгла водородом глотку. От бега горели щеки и шея, опутанная тяжелым грузом. А в ушах клокотал рев Кьюби:       — Все плохо, поспеши, — и ни слова не говорила Иннер.       Сердце сминалось в уздах диафрагмы, как бумажный клок. Все знаки кружили над головой стаей черных воронов, и их крики заставляли глаза сочиться слезами. Дух смерти стоял совсем рядом, так близко, что коса Короля шинигами звенела в воздухе, стремительно опускаясь на чью-то голову.       И это я виновата! Я была медлительна, из-за того, что ощутила Гаару родственной душой и прониклась историей. Это я виновата, что не побежала сразу, что не направила клона! И теперь воздух, тот самый, что сковал меня после ветвей Мокутона, когда я спасала Узумаки, разливался кипятком. Я перешла границу смерти и сделала шаг назад, уходя с гиблого порога, а теперь толкнула кого-то туда, вместо того, чтобы спасти.       Я бросила Саске сражаться с Темари, а Шино с Канкуро, лишь бы справиться с Шукаку. А сейчас мчалась вслед за Сакурой. Преследую слишком много целей, и это разрывает меня на куски. Но есть ли для чего? Шинигами разжег воздух и собрался унести с собой человека, людей, не знаю кого! Знаю, что у меня в мыслях. Просто бег. Просто мчаться за Сакурой. Только бы обогнать смерть.       Я бежала, стирая мышцы, как нити. Нельзя было опоздать. Я знала, куда надо было идти, где проходила битва. Крыша Резиденции Хокаге. Хоть в видении Иннер я увидела его мельком, спутать было нельзя. Какова ирония — Сандайме сражался вблизи своей многочисленной охраны, где полно Анбу, но они беспомощны.       Старик Сарутоби сделал для нас многое. Взвалил на себя ношу Каге, когда Четвертого не стало, охранял деревню от влияния Корня и Данзо, пытался бороться с влиянием старейшин и был ласков и добр ко многим жителям Конохи. Я помню, как он обращался к нашему выпуску Академии. Что будет, потеряй мы его снова? Сердце разорвется на части и вина заглушит. Коноха погрузится во мрак и темные одеяния. Черт побери, почему но Собаку увели нас так далеко от Резиденции?!       Одна надежда была на Сакуру. Голос Иннер глухо прозвучал, но был полон боли.       — Мы не справляемся, — и впервые я слышала ее неуверенной, разбитой, когда дело не касалось моей жизни. Казалось, ее смотрящие всегда уверенно глаза сейчас красные от слез.       — Бегу, Альтер. Продержитесь совсем немного, — я ответила так быстро, как только смогла, но эго я больше не слышала.       — Дела плохи, — шикнул Лис. — Фурия запечатала свое мировоззрение этой битвы. Обрадовать тебя нечем.       — Покажи скорее! — нетерпеливо крикнула я. Ждать хотя бы пару секунд я была не в силах. Переживания жгли мысли, точно серная кислота. Не оставляли ничего после себя.       Кьюби совсем уж тяжело выдохнул, чем только подогрел беспокойство. Я готова была вспыхнуть, будто объятая серой спичка. Искра — и сгорю дотла.       Но рыжий вовремя дал мне понять, в чем дело. Действительно, хорошего было мало.

***

      Старик Хирузен заподозрил недоброе, сидя рядом с бывшим учеником. Видимо, как и я, почувствовал чакру змеиного саннина. И признал Орочимару в одеяниях Казекаге. Поэтому когда белые перья взорвались феерией, унося в сон всех шиноби, старик был настороже. Сакура — тоже. Арена оживилась от действий вражеских шиноби. Суновцы и сторонники ученого спровоцировали Хирузена покинуть поле, и Сакура с Иннер направились следом.       Следить было сложно. Помимо опасности, которую представлял Орочимару, она исходила и от звуковиков. Пятерка Звука на каждом шагу озиралась. Таюя настороженно смотрела прямиком в лоб девчонкам. И не знала об этом.       — Блядские зверюги! — выругалась рыжая, но не переставала кидать взгляды, оборачиваясь назад.       Куноичи почудилось, что раздающиеся шорохи издают животные, обитающие в этой местности. Девчонка кинула в сторону, как ей показалось, источника звука кунай и обернулась посмотреть на напарников. Сакура ловко увернулась, но вышло это крайне шумно. В такой опасной ситуации было не до конспирации, надеюсь, она хотя бы скрыла свое присутствие.       — А с чего взяла, что звери? — усмехнулся Укон, рядом, как змея вился Сакон: — А, она про коноховских шавок? — хрипло засмеялся юноша.       — Даже идиоту ясно! Ни следа чакры и нет даже намека на работу шиноби. Тупые выродки, аж бесите своей тупостью.       От слов этих шиноби покоробило. Нарастало желание вызвать их на битву и доказать на деле, что и как обстоит. Иннер собралась направить в близнецов огненную атаку, но ее намерения прервала даже не схватившая ее руки Сакура, а Орочимару.       — Не с-сорьтес-сь, — прошелестел ученый, — не то окажетес-сь пищей этих с-зверей. И мои с-змеи голодны.       Таюя одарила парней убийственным взглядом и сильным пинком. Только было шиноби хотели ответить, как Орочимару еще раз обернулся и облизнулся длинным языком. Желание препираться у всех отпало. Зато появился бунт в желудке из-за возникшего отвращения. Как же я ненавидела, когда саннин так делал! Однако это все — мелочи. Важнее другое.       Я совсем не поняла, как эта группа отделилась. В чем было дело и куда делся Сарутоби? Но скоро все прояснилось. Старика в битву вовлекла подмена саннина, а настоящий готовился с пятеркой к тому, чтобы поставить барьер.       Как только ноги противников коснулись черепицы Резиденции, звуковики стали располагаться по своим позициям. Темная чакра, ядовитого цвета, сводилась под небесами куполом. Звуковики складывали печати, пока настоящий Орочимару медленно шествовал к месту битвы. Края барьера смыкались, закрывая за ученым дорогу.       Хирузен оставался там, внутри этой ловушки, и я осознавала, что поздно, вот о каких новостях говорил Кьюби. Сакура не смогла проникнуть за ними, чтобы помочь Сарутоби — вот, о чем я думала. Как вдруг порывом ветра Харуно впорхнула в барьер, и он полностью закрылся.       — Эй, ты совсем оборзела, сучка? — возмутилась Таюя, но не посмела снять печатей.       Иннер сделала маневр быстрее нее. Мигом вспомнилось время, когда эго впервые стало пропадать. Тогда Какаши-сенсей повадился охотиться за рукописями Изврата в номер отеля, что он снимал. В одном из кошмаров мне привиделись Сакура и Иннер, где они носились со скоростью ветра. Получается, то был не сон и не галлюцинация, как мне показалось, а фрагмент воспоминания. Уже тогда Альтер хотела показать свои возможности, но не призналась об этом в открытую. Как же все-таки поздно это раскрылось. Но она хотя бы помогала Сакуре, я не должна быть злой по отношению к ней.       Однако я не забывалась из-за обид, ведь передо мной развернулась опаснейшая битва. Настоящий Орочимару уничтожил свою подмену и напал на Сандайме. Мужчины пользовались стихийными техниками, преимущественно огненными, и черепица под их ногами трещала от температуры.       Сакуре оставалось ждать, пока не потребуется ее помощь. Опасность нарастала, когда Орочимару начал складывать печати, и из-за покрытий крыш стали вырываться три могильные плиты.       Анбу во времена, когда меня все звали Сакурой, а не Наруто, говорили, что против Хирузена выступили его предшественники. Значит, за третьей плитой?.. Погибший Йондайме.       — Эдо Тенсей! — произнес Орочимару, и крышки гробов упали на черепицу, разбивая ее в пыль.       — Как ты низко пал, что тревожишь покой мертвых, Орочимару. Лишь последний подлец воспользуется нечестивым воскрешением…       Пока он говорил, я во все глаза смотрела на Йондайме. Черты его лица, цвет волос и глаз — он был до страшного похож на Наруто. Когда обзор Иннер сместился на Сакуру, стало видно, как она сжимает губы. И все встало на свои места.

***

      Изображение исчезло, но я уже пересекла ворота и была безумно близко к цели. Стоял другой вопрос: «Как же прорваться через пятерку?».       Но времени думать не было. Чакра обуяла кожные покровы, и я пошла напролом. Но твердая поверхность барьера оттолкнула меня назад, и я упала. В этот момент взгляд Четвертого был направлен на меня. Смотрел он шокировано.       — Ты все поняла? — поинтересовался Лис задумчивым голосом. — А кем же он тебе теперь приходится?       Какого черта он был спокоен? Предрек исход битвы? А вот я не собиралась сдаваться.       — Не до сантиментов, — фыркнула я, скапливая синий ветряной поток в ладони.       С рассенганом я понеслась на барьер, но все было без толку. Тот будто отпружинивал. За его стенами Мокутон цвел вековыми деревьями, отличный от того, что разорвал мне грудину. Хирузен вызвал Короля обезьян, а Иннер и Сакура нападали на Орочимару со спины, уклоняясь от Суйтона Второго Каге.       Я билась в барьер, чем привлекла внимание Йондайме. Тот сражался против Хирузена, но то и дело смотрел в мою сторону. Мой чуткий слух улавливал их слова.       — Сандайме, это мой сын? — мягко говорил мужчина, ненавязчиво улыбаясь и щуря синие глаза.       — Прости, что не выполнил обещания, он ничего о тебе не знает, — раскаялся Сарутоби, — однако на кону была его безопасность. Но, Минато… Он носит фамилию Кушины.       От упоминания имен Минато и Кушины рассудок помутился, а сердце забилось, как бешеное. Перед глазами возник силуэт красноволосой женщины, будто боги вплели в ее косы капли крови, а глаза были темно-синими, словно беспокойное море. Но смотрела она так ласково, говоря:

«Бака!».       А при воспоминании о Минато болели руки, в то время как, кряхтя, мужчина улыбался:

«Заслужил. Извини».       Их образы были тесно связаны и дарили неземное тепло.       Словно передо мной.

Мать и отец.

      В груди больно защемило. И это только у меня. А как же справляется Сакура? Она наверняка знала о том, что Йондайме — отец. Каково ей там держаться в пылу битвы и почему не могу справиться я? По лицу стекали слезы, жгущие лицо, как раскаленные. Почему так больно и зачем Минато продолжал смотреть на меня так вкрадчиво, доверительно, не глядя сражаясь с Хирузеном? Какого черта это происходило со мной и именно мои руки не справлялись с защитой звуковиков?..       От отчаяния тело стало покрываться лисьим покровом, чакра демона жгла кожу, принося вроде бы уже привычную боль, но тут она утроилась тяжелым эмоциональным состоянием. Я едва сдерживала себя в руках, но уже напоминала Гаару, подверженного силе крови. Вот только кричать хотелось не жадного «Крови!», а обессиленное «Пустите же меня в барьер!».       Я ничего не знала о барьерах звуковиков. Данные Сарутоби были ограничены, он не мог заполучить информации о бывшем ученике, и сейчас это ломало жизнь Сандайме и связывало мне руки. На ум приходили сотни печатей, создающие границы между людьми, которые превращали чакру в стекло. Принадлежащие Узумаки, барьеры песочников, даже тот, которым мы обездвижили Санби…       Последний был чем-то похож на тот, что использовали приспешники змея. В таком случае, мне было нужно устранить хотя бы одного звуковика, и я окажусь рядом с участниками битвы. И это было даже легко исполнить — шиноби приходилось быть неподвижными, чтобы удержать технику. И моя ярость нашла пробоину, через которую могла вырваться.       Когти и острые зубы явили себя на обозрение, я чувствовала, как демоническая чакра разъедает щеки, исполосовав те крупными царапинами, уже не просто лисьими усами, менялись глаза. Мне было необходимо попасть внутрь барьера. Там, за перегородкой, созданной пятью подростками, разгорелась битва за жизнь старика. И в опасности Сакура. Там Каге, которых сбивала с толку своими маневрами Иннер, среди которых отец. И он бьется с Харуно. Там Хирузен складывал печати, и было неясно, какие именно. Возможно, те, что призывали Короля шинигами. И все это разжигало кровь, снося крышу, оставив без винтиков и болтиков голую ярость.       Я спружинила с места и хотела разорвать глотку Сакону, но трезвое мышление заставило промахнуться, и я исполосовала шиноби лишь грудную клетку. Он дернулся от боли и сжал зубы, стирая их в белый порошок. Кровь противно хлюпнула, когда с силой полилась. Запах металла пьянил, хоть и вызывал редкостное отвращение. Хотелось бить его еще и еще, наносить еще кучу ударов, чтобы барьер спал, исчез и больше не существовал. Зубами я вонзилась ему в плечо и ощутила, как под натиском хрустнула кость. Ор сорвался с уст парня. Он, не прекращая, кричал, но никак не хотел отпустить дзюцу. Было чувство, что он скорее упустит из ладоней жизнь. И я готова была ему помочь.       Я вновь вцепилась в его плоть, когтями вонзилась в его поясницу и ощутила, что проникнуть дальше им мешал позвоночник.       — Отпустишь контроль над барьером? — наклонилась я к его уху, опаляя дыханием, а оно было горячим от жгущей мне внутренности чакры.       — Да ты играешься со мной, недоросток. Тебе до жестокости Орочимару далеко! — он кичился, строил из себя героя, но я видела, как кривились его уголки рта. А мне надо было, чтобы он сдался.       И я надавила пальцами на позвонок, явственно чувствуя, как он смещается и взимается в плоть. Времени быть разумной не было, не было его и чтобы скинуть полотном раскинувшееся бессердечие.       Переполошенные птицы взметнулись к небу, своим криком заглушая голос павшего шиноби. Что я сделала с ним после, не хочется вспоминать. Помню лишь то, что он закатил глаза от дикой боли. Пал Сакон, но не барьер. Я поняла, что придется уничтожить их всех.       Укон смотрел на меня свирепо, на тело брата — с непередаваемый тоской. Извини, парниша, но я не хотела бы смотреть так же на трупов своих близких, а вы ведь плохие. С вами положено покончить. Даже если разум говорит, что вы — люди, как и я.       — Сученыш, тебе так просто не пробраться. Орочимару-сама сделал так, что даже если мы падем, барьер будет стоять. Отсоси, — ненависть полыхала. Быть того не могло, чтобы я зря предавала свои помыслы и здравый смысл. Куноичи лгала, чтобы защититься. В таком случае, и мне был положен блеф?       — Лжешь. Если вас всех убить, барьеру неоткуда будет брать чакру, — за секунду она скрыла гримасу ужаса на лице и гордо проговорила:       — А ты посмей проверить.       И я напала на Таюю. Самым страшным было, что я помнила, как она кричала, когда я ударила ее по левой лодыжке, чтобы она рухнула на колени и не забывала об убийстве звуковика.       — Стой! — крикнул Лис. Зачем он молчал ранее, сложно понять. Наслаждался запахом обожженной чакрой плоти и крови? — Сейчас вырвется проклятая метка.       Но я не могла остановиться, времени было так мало, а руки уже погрязли в крови. Чакра вырвалась покровом, и плечо загорелось от боли. И она же подстегнула стать меня еще более жестокой. Кровь и нахождение рядом с Орочимару, моя чакра — все это дало метке стать безумно сильной. Я чувствовала, что больше не могла бороться, как и Таюя, смотрящая на меня остекленевшим взором. Ее тело безвольно упало, а меня было уже не остановить.       — У меня не хватит чакры, — рыкнул Укон, с толикой тревоги просматривая на оставшихся звуковиков, а после с ужасом на меня.       Заломить его голову назад было легко, куда тяжелее услышать треск позвонков и увидеть струящуюся по рту кровь. Я отнимала жизни, как жнец. Лучше бы их забрал Король шинигами и не трогал Сандайме, но я отдаленным краем сознания понимала, что надо смотреть за полем боя. И там над Хирузеном повисла темная распятая тень. Нужно было спешить. А еще я учуяла чакру друзей. И зачем они пришли, чтобы увидеть меня такой?       — Наруто, стой, — срываясь, крикнула Карин. Она смотрела на меня ошарашенно и не могла признать. Если бы не ощущала чакру, не распознала бы в изменившемся от метки чудовище меня.       — Кто пришел! — воскликнула я, отряхивая ладони от крови, когда кинула обездвиженное тело Укона на крышу Резиденции. — Вы упустили самое интересное.       — Это не ты, приди в себя, — медленно говорила Узумаки. Остальные молчали, не признавая мальчика-солнце в убийце с кровавыми локтями и залитыми кровью клыками, ногтями и шее, — ты ведь добрый и веришь в лучшее. Лучший способ попасть за барьер — усыпить шиноби. Ино это сделает, а ты опомнись.       — Ммм, как мы заговорили. А не ты ли была высокомерной и затыкалась при виде меня? Мне это нравилось, когда ты молчала. А сейчас несешь такую ахинею.       — Я — твоя сестра!       Узумаки крикнула это громко и уверенно, когда подошла слишком близко. Я было занесла над ней когти, как теплые чувства возымели верх над яростью. Я боролась с тем, чтобы не снести ей голову. Карин стала давать мне пощечины, и я понимала, что не могла нанести ей вред. Надо было избавиться от помутнившегося ума и демонического обличия. Покров спадал, и я сумела устоять на ногах, когда ощутила всю нанесенную им боль.       Рядом стояли Неджи, Ли, Шикамару, Чоджи, Ино, Киба, Хината. Их я ранее не увидела. И хорошо, что они не рискнули подойти ко мне. Не уверена, что не тронула бы их.       — Прости, сестричка, — глубоко вздохнула я, чувствуя, что мне нужна поддержка, я осела на пол, но не стала касаться этими замаранными кровью руками ее плеч. — Не трогай меня.       За барьером была битва, я не переставала смотреть за ней. А оттуда, с той стороны стекла, на меня глядел Йондайме, и горечь расцвела на его устах. Нет, это не ты виноват и не Кьюби. Это я — монстр, что отняла тело и воспоминания твоего сына и что не устояла перед меткой, что разлила чан с ненавистью в моей душе. Не смотри так, из-за чего бы сжималось сердце у Сакуры.       По щекам текли слезы. Друзья тоже смотрели с опаской. Но я должна была собраться, исправить все и помочь.       — Ребята, прошу, забудьте про меня. Там находятся Сакура и старик Третий. Они сражаются против Орочимару. Спасите их, вырубив этих шиноби. Иначе старик сегодня погибнет.       Джиробо решил во что бы то ни стало помешать и, поскольку имел несколько рук, атаковал, сдерживая барьер. Ребята отбивались, но не напали.       — Пожалуйста! — взмолилась я, и слезы потекли по лицу ручьем. — Третий использует запрещенные техники, мы должны помешать.       Лицо Ино дрогнуло, и она увидела во мне, когда пристально смотрела, отсутствие фальши. Она стала складывать печати для техники переноса разума. Шикамару, глядя на ее действия, хмыкнул. Его тень змеей поползла по полу и схватила Джиробо. В этот момент Яманака овладела его умом. В это время отошел от шока и Киба. Он с Акамару напал на последнего шиноби и быстро справился, так как ему пришлось тяжело: он должен был отдавать чакру за пятерых.       Последние звуковики пали на пол, и барьер темными осколками опал на крышу. Король облизнул катану, а Иннер устало дышала, находясь меж Первым и Вторым Хокаге. Вокруг вились корни деревьев и выросли ледяные глыбы. Король обезьян не подавал признаков жизни, закованный стихией Мокутона. Хирузен сдерживал Орочимару за руки. Саннин успел только обернуться и увидел павших учеников.       Многие тогда пали. Я побежала со всех ног к Хирузену, но Король уже отрезал душу Сарутоби, и бледность растеклась по морщинистому лицу.       — Прекрати! — шептала я, когда глава шинигами захватил яркий огненный всполох в ладони. Его тяжелый взгляд тихо обернулся на меня. — Ты забрал сегодня много жизней, прекрати. Дай Сарутоби и обезьяньему королю еще шанс.       — Я спасу Коноху от рук своего ученика, — прохрипел старик. — Жаль лишь, что оставляю Конохамару. Присмотри за ним. Повезло ему с другом.       Темная тень облизнулась. И вышло это зловеще, сердце застучало в груди. В его же районе я ощутила жуткий холод и бескрайний ветряной поток от тяжести его взора.       Король шинигами увидел мое возвращение после смерти. Я была уверена.       Орочимару упал на красную черепицу Резиденции. Не сдержался и Хирузен. А подле сидел маленький зверек — любопытными глазами на меня смотрела маленькая обезьянка.       Король шинигами дал шанс обезьяну и Хирузену. Душа Третьего находилась в теле маленького нового обезьяньего короля. И я знала, что этот призывной зверь поможет Конохамару не замкнуться в себе, и даже если перед его глазами будет гроб с мертвым Сарутоби, рядом с ним будет его душа.       — Сандайме! — крикнула, не сдерживая слез, Сакура.       Рядом плакали остальные. Тихо и безмолвно. Слезы катились по их щекам. Я плакала тоже. Это был траур. Я не справилась и не спасла старика. Коноха облачится в черный и будет залита дождем. Даже небо станет скорбеть.