Маленький принц

      Солнце играется. Протискивается лучами сквозь стекло и заставляет щуриться, посмеиваясь в сторонке.       Антону это не нравится. Антону бы поспать в объятиях Арсения подольше. Без кошмаров и слёз на холодных щеках. С чувством защищённости и полным отсутствием страха.       Но Арсения рядом нет.       Антон рыщет ладонью по кровати и, когда осознаёт это, быстро подскакивает на постели, оглядывая комнату. Пусто. Так отвратительно пусто, что глаза начинает печь. В груди образуется пропасть.       Приснилось? Привиделось?       Его здесь и не было, Антон.       С чего бы ему приходить?       Антон тихо всхлипывает, прижимая колени к груди.       С чего бы ему спасать тебя?       Шастун шмыгает носом, пытаясь убедить себя, что так и должно быть. Арсению он не нужен: у него и так забот по горло. Арсению бы ресторан заказывать и ведущего на свадьбу подбирать. Арсению бы с ЗАГСом скандалить, чтобы их — с Алёной, верно? — расписали побыстрее.       Арсению бы в него не влюбляться.       Но как же поздно. Как же чертовски поздно.       Антон вскидывает голову и вздрагивает, когда за стеной раздаётся звук упавшей... кастрюли? И тихие ругательства под чей-то нос. Антон медленно поднимается с постели, смаргивая слёзы, и направляется туда, где был слышен грохот, и сталкивается в проёме спальной с взволнованным и слегка расстроенным Арсением.       — Разбудил? Чёрт.       Попов разглядывает его лицо и хмурится сильнее.       А Антону одна мысль, одно понимание, что не сон, голову взрывает.       — Ты... плакал?       Арсению откровенно не нравится это спрашивать: сам же видит ответ. Но промолчать не получается.       — Я думал, что ты ушёл.       Я думал, что тебя здесь не было.       Арсений замечает этот переход на «ты» и не может сдержать уголки своих губ. Антон не замечает вовсе. Антон всё ещё не может поверить в то, что происходит. У Антона голова кругом от того, что это — реальность.       Ему бы этот момент тормознуть. Остановить. Навсегда в этом моменте и остаться. Ему бы постоянно Арсения рядом. Так, чтобы от его вечного присутствия сходить с ума, но и не находить в себе сил уйти.       Ему бы Арсения навсегда.       Ему бы так, чтобы в Арсении потеряться.       — Куда я могу уйти? — шепчет Попов в ответ.       — Куда угодно, — срывается с губ. — Лишь бы подальше от такого меня.       Арсений хмурится снова. На лбу появляются едва заметные морщинки.       — Я устал быть подальше.       Антон успевает только пискнуть, когда его заключают в такие нужные объятия. И ему бы отстраниться, испугаться, как раньше, но он вдруг понимает, что как раньше уже не будет. Не с ним. И поэтому он льнёт ближе, цепляется за чужую футболку пальцами, крепко сжимая, чтобы от него не ушли, словно это остановит, носом трётся о чужую шею, срывая с губ Попова шумный вздох.       Им бы навсегда в этом моменте остаться. Раствориться.       Господи, как же Арсений устал быть подальше.       Попов отстраняется первым, еле силы находит это сделать, и чёлку с чужого лица смахивает. В глаза смотрит так, что у Антона в животе все бабочки мира воскресают.       — Пойдём, — зовёт Арсений. — Буду тебя кормить.       Спустя минуту Антон уже уплетает сырники, пока мужчина наблюдает за ним, попивая кофе из кружки. Арсению откровенно не нравится вкус растворимого, но это уходит на второй план, когда этот кофе он пьёт на кухне Антона.       С Антоном рядом.       Мальчишка доедает второй сырник и вдруг вскидывает на него удивлённый взгляд.       — А Вы ели?       Попов давится напитком.       — Нет.       — Почему?       — Не хочу, — отмахивается Арсений, пытаясь понять, что произошло. Куда делось такое приятное «ты»?       — Это очень вкусно. — Антон тянет к нему сырник. — Попробуйте.       Арсений едва не кривится от этого «те».       Сколько можно?       — С одним условием.       — Каким? — не понимает мальчишка, но Попов не замечает в его глазах испуга.       — Больше никаких «Вы», — говорит Арсений и откусывет от сырника кусочек.       Антон смотрит удивлённо, но потом понимает.       Я думал, что ты ушёл.       Как он мог сказать «ты»?       — Простите, — шепчет мальчишка. Арсений едва не рычит от негодования.       — Условие, — напоминает он.       — Прос...       — Даже не думай извиняться! — рявкает Попов, и Шастун вздрагивает от угрожающих ноток в чужом голосе. По спине ползут неприятные мурашки. Становится чертовски холодно, словно выключили солнце.       Арсений шумно выдыхает, встаёт с места и подходит к Антону, обвивая ладонью его запястье, чтобы потянуть на себя.       — Вот я точно должен извиниться, — шепчет он мальчишке на ухо, прижимая к себе. Тот мелко дрожит. — Я не хотел тебя напугать, слышишь? Говори, как хочешь, хорошо? Только перестань извиняться.       Антон быстро-быстро кивает и прячет своё лицо на чужом плече.       У Арсения что-то сгорает внутри. Умирает. Так медленно, что запах дыма всё тело пронизывает.       Нет, Арсений в Антона не влюблён. Влюблённые такого не чувствуют.       — Б-больше не буду, — шепчет Шастун.       Арсений Антона любит. Как и когда успел полюбить — непонятно. Но это точно не влюблённость. Влюблённость глаза слепит и мысли туманит. Влюблённость окрыляет, по ночам спать не даёт, срывая с губ крики и стоны. Влюблённость крышу сносит и после себя разбитое на мелкие осколки сердце оставляет.       Любовь другая. Всевидящая и всё понимающая. Любовь тёплая.       Она холодной зимой плед с чашкой какао. Она в период болезни с чаем с мёдом и малиновым вареньем. Она приземлённая. Она тихая, потому что тишину любит. Она ночью с объятиями.       Другая она.       Арсений немного отстраняется, чтобы оставить на чужом лбу тень от касания своих губ.       Антон дышит носом, впитывая в себя его запах. Запоминая его.       Так хочет назвать родным.       — Прости, — повторяет Арсений шёпотом. Антон улыбается самыми уголками губ, пока глаза нестерпимо жжёт.       Скоро он уйдёт.       И это станет воспоминанием.       Антон отстраняется окончательно. В глаза больше не смотрит и прячет свои.       Арсений поджимает губы.       — Ты... ты хочешь, чтобы я ушёл? — спрашивает он. — Ты хочешь остаться один?       Антон подавляет смешок, но тот всё равно срывается с губ.       — Хочешь уйти, уходи.       Уходи, если сможешь.       Уходи, чтобы разбить меня.       Я так боюсь оставаться один.       — Не хочу.       — И я не хочу, — шепчет Шастун. — Но однажды тебе придётся уйти. У тебя там всё.       Всё, кроме тебя.       А мне больше ничего и не нужно.       — Я всё и оставлю.       Лишь бы ты рядом.       Лишь бы твоя улыбка по утрам.       Антон вскидывает на него глаза. А в них столько неверия, что хочется кричать.       — Не нужно давать ложных надежд, — просит он. — Слишком много всего на другой чаще весов.       Арсений усмехается и подходит ближе снова.       И ты перевешиваешь всё, представляешь?       Я так устал выбирать что-то не то.       — Ты не прав. На другой чаще всегда будет недостаточно.       Антон закусывает губу, разворачивается и уходит, слушая, как захлопывается входная дверь.