Маленький принц

      Погода меняется. Арсений останавливает автомобиль на парковке у многоэтажки, наблюдая, как дождь барабанит по лобовому стеклу. Внутри у Арсения не лучше. Там горечь и страх потерять то, что имеешь. Всё, что когда-либо было важно, вдруг медленно топится в безразличии.       И Арсению бы Антона в своей жизни сохранить. Не потерять тогда, когда только-только обрёл.       Арсению бы с Алёной расстаться. Арсению бы молча уйти, обрывая все нити, что могли бы связать и заставить остаться. Антон был прав: на другой чаще действительно слишком многое, такое важное, такое нужное.       Но Антона терять больнее. Антона потерять сейчас будет сродни смерти. И Арсений к такому не готов. Никогда не будет.       Я начинаю сходить от тебя с ума.       Ты меня собой отравил, мальчишка.       Арсений проворачивает в замке ключ. Алёна встречает его в гостиной и смотрит так, что хочется уйти, так ничего и не сказав. Арсению бы её эти глаза с надеждой не видеть, чтобы всё разорвать. Арсению бы в этих глазах любовь к самому себе не замечать.       Я же тебя оставил.       Почему ты продолжаешь смотреть на меня так?       — Ты вернулся, — почти шёпотом произносит она.       Вернулся.       Чтобы уйти.       Алёна шагает вперёд, к нему, но Арсений качает головой, заставляя остановиться.       — Алён, я пришёл сказать, что всё кончено. Я так больше не хочу. Я устал.       Я устал быть тем, кто тебе не нужен.       Потому что я не могу стать тем, в ком ты нуждаешься. Веришь?       — Всё из-за этого мальчишки? — Алёна верить не хочет. — Всё это из-за него?       Да. Из-за него.       И не из-за него вовсе.       Арсений молчит, отступая на шаг. Увеличивая между ними и так огромную пропасть.       Алёна кидается туда с головой, не желая отпускать.       — Это глупо, Арсений. Так глупо, — шепчет она.       Как же это глупо — любить этого мальчишку. Так, чтобы все конечности сводило от желания обнять и страха это сделать из-за боязни всё потерять.       Как же это глупо.       — Я знаю, — тихо отвечает Арсений. — Но по-другому уже не могу.       Поздно, понимаешь?       Я в нём утонул. Так, как в других не тонул никогда.       Так, как в тебе не затону.       Просто отпусти меня.       — Я люблю тебя.       — А я тебя не любил никогда.       Никогда, слышишь?       Услышь же ты. Возненавидь меня.       Так будет проще отпускать.       — Я всегда это знала. — По щекам Алёны скользят слёзы. — Прошу, дай мне шанс.       Арсений смотрит на неё, слышит и почти смеётся.       Шанс на что? Стать Антоном?       Ты им не станешь никогда.       — Это не будет иметь никакого смысла, — твёрдо заявляет Арсений. — Ты — не он.       Алёна всхлипывает и падает на колени, ударяя ладонью по паркету. Арсений смотрит, не отрываясь.       Стоила ли эта игра свеч?       Столько боли. Столько отчаяния в этих зелёных, но не его, глазах.       Я не могу тебя выбрать, понимаешь?       Я не хочу тебя выбирать.       — Прости меня. Но я хочу быть с тобой честным. — Попов не сдигается с места. — И с ним быть честным хочу.       Алёна смеётся сквозь слёзы.       — Зачем мне эта твоя честность? Зачем?!       Мы столько времени жили во лжи. В твоей этой чёртовой лжи.       Зачем ты решился на правду сейчас?       Квартиру заполняет молчание. Арсений отступает ещё на шаг.       Хватит. Прекрати уходить от меня.       — Что... — Он снова смотрит на неё, но не получает ответный взгляд. — Что мне теперь делать?       Как мне жить без тебя?       Зачем ты вообще появился?       — Попытаться стать счастливой. Без меня.       Без меня, слышишь? Со мной ты не была бы счастлива никогда.       Алёна поднимает на него глаза.       — Ты полюбил его?       Арсений взгляд не отводит.       — Как никого и никогда.       Как никогда и никого.       Я без него уже не смогу.       — Я без тебя уже не смогу.       Арсений сглатывает.       Отпусти меня, ну же. Отпусти.       Прекрати держаться за несуществующую нить.       На другом конце всегда было пусто.       — Прости, — шепчет Арсений в ответ и исчезает за входной дверью, не оборачиваясь.       Алёна смотрит ему в спину и не может поверить, что он ушёл. Ей так больно смотреть, как Арсений растворяется. В ком-то другом.       Не в ней.       Как же глупо продолжать любить того, кто от тебя уходит.       Как же больно любить того, кому твоя любовь не нужна.       И ей действительно остаётся просто отпустить его? Сжечь в себе эти чувства?       Точка, напоминает она себе. Он поставил чёртову точку.       Алёна закрывает глаза и убеждает себя, что на этом всё.       Финал.       Остаётся только играть счастливую. Без него. Для него. Ради него.       Только не ради себя.

* * *

      — И ещё вот это.       Павел протягивает дрожащую ладонь к фотографии, рассматривая, как Арсений протягивает к лицу — как же его звали? — мальчишки руку, касаясь его. К горлу подступает тошнота, когда он взглядом цепляется ещё за десяток таких фото.       Павел ни черта не понимает. У Павла голова кругом, у Павла информации столько, что одна с другой не связывается, путая всё остальное. У Павла на руках слишком много всего.       И одновременно с этим недостаточно.       Что же ты творишь? Зачем он тебе?       — Что всё это значит? — шепчет Добровольский почти одними губами. Голос резко пропадает.       Игорь пожимает плечами.       — Могу лишь предположить...       — Так предположи! — срывается мужчина.       — Попов... увлёкся этим пацаном?       У Павла внутри всё сгорает. И Павлу бы Арсения ненавидеть, от ненависти к нему задыхаться. Павлу бы Арсения проклинать.       Павлу бы по Арсению не скучать. Павлу бы не надеяться всё вернуть.       Мне всё ещё нужен мой лучший друг, слышишь?       Мне так необходим ты.       — Нет, — Добровольский качает головой. — Нет-нет-нет. Господи, что же он делает?       Мужчина роняет лицо в ладони, сжимает пальцами волосы на макушке.       Ты не мог стать таким другим.       Игорь обеспокоенно оглядывает его.       — Ещё ничего не ясно, — пытается успокоить он. — Может, это взаимно.       А может, и нет.       Добровольский признаёт, что нового Попова совершенно не знает. И что у того на уме и предположить не может.       Увлёкся? Заигрался? У него же свадьба скоро, совсем скоро. На дочери Куприянова женится. В своей ладони её сжимает и улыбается счастливо.       Это не может быть не игрой.       — Я хочу спасти этого мальчика, — решает Павел. — От него.       Я хочу очистить его от этой грязи.       Я так хочу не опоздать.       Игорь шумно вздыхает.       — Это будет иметь определённые последствия, — предупреждает он.       — Плевать, — отмахивается Добровольский. — Я не позволю разрушить ему ещё одну жизнь. Моей достаточно.       Харламов протирает ладонью лицо и кивает.       Возможно, завтра Попов сотрёт их за это в порошок. Но точно не сегодня.

* * *

      Антон подставляет лицо под капли дождя. На губы улыбку натягивает, из компании уходя, с болю в груди понимая, что улыбается как она.       На его губах улыбка Кати.       И от этого так невыносимо, что ноги едва держат. А в голове так пусто-пусто. Весь день как в тумане. Весь день как поезд, проехавший по рельсам перед твоими глазами, когда на перроне стоишь.       Весь день словно не его.       Не с ним внутри.       Антон словно и не живёт сегодня с тех пор, как он ушёл. Даже не существует. Лишь кивает участковому утром. Говорит, что всё в порядке, подписывая какую-то бумажку. Потом Оксане улыбается, выпивая с ней по чашке чая. С Дмитрием Темуровичем некоторые правки в отчёте согласовывает.       Всё на автомате.       Всё не с ним.       Ты от меня ничего не оставил.       Даже осколков.       В квартире снова пахнет медикаментами, но Антон не замечает. Проходит вглубь, встречая взгляд матери, которая при виде него тут же просит сиделку выйти.       Антон не понимает, но послушно прикрывает за выходящей женщиной дверь.       — Ты почему здесь? Лечение...       — Не до лечения мне, сынок, — перебивает Майя Олеговна.       Антон хмурится.       — Почему ты... с ним?       — О чём ты?       — Это правда?       — Что правда? О чём ты говоришь?       Женщина встаёт с кресла и медленно подходит ближе.       — Ко мне в санаторий приезжал этот... Как его? Добровольский. И всё рассказал. Просил тебя защитить, спасти. Убедить. Фотографии показал, — рассказывает она. — И ты там с ним. С Поповым этим. Это правда?       Антона всего пронизывает. От макушки до пяток.       С ним.       Я бы хотел быть с ним.       И я не знаю, откуда во мне это взялось.       Мне так больно, мама.       — Почему ты молчишь? — Майя Олеговна отшатывается. — Не могу поверить. Так вот, откуда такие деньги? Спишь с мужиками? Боже, кого я вырастила?       — Мам, я... Это...       Женщина в отвращении кривит губы.       — Ведёшь себя, как проститутка. Ещё бы на обочине встал.       Антон прячет дрожащие руки за спину. Глаза начинает печь, пока в горле медленно образуется комок, что не проглотить.       — Зачем ты так? — шепчет он.       Женщина усмехается.       — А мне тебя по головке погладить? Мне не нужен сын гей, ясно?!       Ты мне такой не нужен.       Антон закусывает губу и тянет к ней руки.       — Мама...       — Уходи, — тихо просит женщина. — Убирайся! — срывается на крик, когда Шастун продолжает стоять на месте.       Просто уходи.       Ты ей такой не нужен.       Антон делает шаг назад. Потом ещё один. И ещё.       Улица встречает его всё тем же мелким дождём по коже, теперь смешиваясь со слезами с его щёк, скрывая их, когда он снова подставляет лицо под капли.       Мне так холодно, мама.       Спаси меня.       Но ты не спасаешь.