* * *
Или не восхищаться совсем. Потому что просто не получается, когда эти самые чувства разрушают привычный мир, разбивают твои собственные. Виктория кричит. О чём-то, что рушит внутри неё города. А Дмитрий не слышит, остаётся к её мольбам глухим. Перед его глазами другая, в мыслях другая, и на кончиках пальцев ощущения тепла кожи другой. Не тебя. Виктория закусывает губу, преграждая дорогу к входной двери. Прекрати унижаться. — Дима, пожалуйста, — просит она. Почти умоляет. Всё же унижается. — Отойди, — отрезает он. Я уже всё решил. Но женщина не отходит. По её щекам бегут слёзы, в душе бушует ураган. Снова нестерпимо хочется закричать. Виктория проклинает себя за то, что вообще начала этот разговор. За то, что спросила, и запустила то, что запустила. Позволила наконец всё оборвать. Принять решение. — Ты не можешь уйти, — чеканит она. — Просто не можешь. Дмитрий вскидывает на неё глаза и смотрит. А после убивает: — Я тебя больше не люблю. Не люблю отпечатывается на коже уродливым клеймом. Виктория всхлипывает и скатывается по стене, зажимая рот рукой, чтобы не вскрикнуть. А Дмитрий молча уходит. Будто так и должно быть. Скажи мне, ты мне изменил? Я права? Права. Рука соскальзывает с губ. По квартире раздаётся крик отчаяния и боли. А где-то на подоконнике покоится тест на беременность с двумя полосками.* * *
Судебное разбирательство заканчивается в середине последнего месяца осени. Арсений выходит из здания суда и попадает в тёплые объятия матери, что едва сдерживает слёзы, прижимая сына к себе. Отец стоит рядом и треплет сына по голове, отстраняя жену от него после нескольких минут. — Ну всё, Тань, отпускай, — просит он. — Дай ему с Антоном пообниматься. Шастун рядом краснеет, пряча щёки за шарфом, и тут же оказывается в родных руках. Арсений чмокает его в губы, в нос и в те самые красные щёки, и Антон вдруг понимает, что без него никогда уже теперь не сможет. Не хочет без него. Павел и Алёна, стоящие поодаль, наблюдают издалека. — Поехали? Антон кивает. Квартира встречает приятным полумраком. Попов тут же хочет все шторы открыть, чтобы впустить дневной свет, но Шастун лишь головой качает и со смущённой улыбкой прячется в ванной. Арсений уходит в душ, как только Антон выходит, и смывает с себя всю усталость и напряжение последних двух месяцев. Алёна обещала, что её отец их больше не потревожит, но так и не сказала, как добилась от него того. А сегодня даже не пришла его встретить, но Арсений отмахивается от этой мысли, больше беспокоясь, почему не явился Павел, но так же не концентрируется и на этом. Спросит потом. Обязательно спросит. Попов выходит из ванной комнаты в одних брюках и думает о мягкой ткани шёлковой или хлопковой пижамы, когда на него налетает Шастун и целует. Мягко, нежно и доверчиво. Жмётся ближе и тянет в спальную за собой. Арсений хмурится. — Ты уверен? Антон слегка отстраняется, заглядывая ему в глаза. — Два месяца только и делал, что взвешивал все «за» и «против». Я уверен. Попов кивает и целует снова, направляя в сторону спальной комнаты теперь сам, и уже там подталкивает Шастуна к кровати, мягко опуская того на постель и нависая сверху. Антон на нём взгляд не задерживает, сразу льнёт ближе, цепляясь своими губами за чужие. Господи, ну какие чужие? Ему это сейчас чертовски нужно — ощущать губы Арсения на своих. Касаться его шеи подушечками пальцев, распаляя сильнее. Он очень скучал. Арсений инициативу не перенимает. Знает, что мальчишке необходимо иметь контроль над ситуацией. Лишь целует в ответ, гладит сквозь пижамную футболку его грудь, иногда касаясь самыми кончиками пальцев паха, срывая вздохи с его губ. Антон отрывается от него, срываясь на стон, когда ладонь Арсения ощутимо проходится по внутренней стороне его бедра, и закрывает глаза. Арсений продолжает поглаживать теперь уже ширинку его штанов, чувствуя, как под пальцами увеличивается бугорок. Антон кусает губы, и дёргается, когда мужчина поддевает пальцами резинку его пижамных брюк, и распахивает глаза, устремляя на него взгляд. Арсений тут же отрывается от своего занятия и накрывает его губы своими, проходится языком по чувствительному нёбу, успокаивая. Доверься мне. Доверься как никому и никогда. Антон отвечает яростно, кусается, но так и не получает подобного в ответ. Шипит в родные губы и отстраняется, смотря в глаза. — Мы можем остановиться, — шепчет Арсений. — Даже не думай, — рычит Антон и рукой находит пах мужчины, сжимая член сквозь ткань его брюк. Арсений шумно выдыхает сквозь зубы, прикрывая глаза. А Антону этого мало. Ему всегда теперь Арсения будет мало. Попов открывает глаза и резко подаётся вперёд, касаясь языком кадыка мальчишки. У Антона звёздочки перед глазами расцветают. Так нежно и так остро, что всё тело пробивает мелкая дрожь. Влажный язык и сухие губы создают головокружительный контраст. Антон теперь уже громко стонет и пытается заглушить собственный голос рукой, но получается из ряда вон плохо. У Арсения от стонов пацана голову сносит. Он спускается лёгкими поцелуями ниже, футболку помогает снять, и теперь припадает языком к ореолам на груди. Антон напрягается. — Только не кусай, — просит он. — Пожалуйста. Арсений вглядывается в умоляющие глаза. Пожалуйста? Одного «не кусай» было бы достаточно. Неужели Антон думает, что он откажет? Арсений приподнимается, снова ставя их лица на один уровень, глаза в глаза, и шепчет: — В нашей постели всё всегда будет именно так, как ты захочешь. Антон мнётся. — Просто... нежнее. Нежнее... Будто бы с ним он мог быть грубым. Но Арсений ничего не говорит. Просто улыбается и кивает, возвращаясь к груди и накрывая один из сосков губами, вылизывая и медленно посасывая, стараясь не касаться зубами. Антон выгибается навстречу ласке, льнёт ближе, жмётся кожа к коже. Арсений спускается ниже и снова принимается за штаны, теперь всё же стягивая их с парня, на секунду вскидывает голову, наблюдая за реакцией. Антон кивает, позволяя продолжить, и боксёры спускаются с бёдер следом. Арсений берёт в ладонь его член, мягко проходится вверх-вниз и касается пальцем головки, проходясь по уретре. Антон давится воздухом. Попов ухмыляется и теперь берёт член в рот, посасывает головку. Антон тут же вскрикивает, вскидывает голову и смотрит затуманенным взглядом на то, как Арсений насаживается на его член, иногда выпускает его изо рта, чтобы самым кончиком пройтись от головки до основания и насадиться снова. Шастун мечется по постели, стонет, выгибается в пояснице, и когда теперь уже язык Попова касается уретры, вылизывая ту, вскакивает и отталкивает мужчину от себя, чтобы кончить. Арсений вытирает губы и с удивлением наблюдает за тем, как мальчишка, восстановивший дыхание, спустя минуту тянет его за руку, вынуждая сесть, и сам опускается перед ним на колени, протягивая руки к его ширинке с опущенной головой. Господи. Арсений отталкивает его руки от себя и обхватывает ладонями родное лицо. Антон едва не плачет. — Ты больше никогда не будешь этого делать, ясно? — говорит он, смотря в глаза. — Только я. Если сам позволишь. — Н-но ты же... А я-я... Арсений подаётся вперёд, целуя влажный лоб. — Прекрати считать, что что-то должен. Это не так. Единственное, что ты должен, — делать то, что приносит тебе удовольствие. Шастун шмыгает носом и кивает, наблюдая, как Попов освобождает себя от одежды, а потом тянет его на себя, вынуждая сесть на свои бёдра и обхватить свою талию ногами. — Как ты хочешь? — шепчет мужчина ему в губы. Антон молчит. — Хорошо. Арсений тянется к прикроватной тумбочке и забирает с неё тюбик смазки. Антон смотрит на него с лёгким испугом, пока мужчина выдавливает содержимое себе на ладонь, растирая между пальцами. Шастун закрывает глаза, ожидая проникновения, но едва не вскрикивает, когда прохладная ладонь накрывает его член вновь. Попов смазывает его смазкой, а после берёт в руку и свой орган, сжимая уже их двоих в своей руке. Антон шумно выдыхает. Почему ты такой? Арсений создаёт ладонью трение членом о член, выбивая из Антона стоны каждым движением. Снова целует мальчишку в шею, целует его плечи, ключицу и не может им насытиться. Антон такой прекрасный в его руках, такой расслабленный, такой доверчивый и отзывчивый, что хочется рычать от переполнявшего не только физического, но и морального удовольствия. Арсению не нужно его трахать, грубо и резко, чтобы его любить. Это уже и не любовь вовсе. Арсению ловить бы его улыбки глазами и тихие вздохи или громкие стоны от удовольствия губами. Арсению бы просто знать, что он и сам верит, что его любят. Не сомневается. Что ради него пойдут на всё. До конца. Просто не смей, слышишь? Не смей сомневаться в моей любви к тебе. Я из-за этой любви всю свою жизнь наизнанку вывернул. Арсений ускоряется рукой, и тогда Антон срывается на крик, чувствуя, как всё его тело снова взрывается. Но теперь ярче. Арсений кончает следом, ощущая, как мир сузился до одной этой комнаты. До них двоих. Попов приходит в себя первым, быстро стирает сперму с их кожи салфетками и тянет мальчишку на себя, укрывая их обоих одеялом. Антон прижимается к нему, трётся носом о его грудь и восстанавливает дыхание, пока мужчина поглаживает его по спине. — Спасибо, — вдруг нарушает тишину Шастун. — За что? — За то, что ты такой. Арсений по-доброму усмехается и прижимает Антона к себе ближе, будто боится, что тот исчезнет. Окажется лишь миражем. Я больше не сбегу, обещаю. Мне надоело от тебя бежать. Я всё равно возвращаюсь к тебе, бегая по чёртовому кругу. — Я так сильно люблю тебя, — вдруг шепчет Арсений, нарушая молчание. Антон приподнимается, заглядывая мужчине в глаза. — И я люблю тебя. Сильно. Очень. Так, что описать невозможно. Так, что никто и не осмелился бы описать. Антон снова укладывается головой на плечо Арсения и закрывает глаза, желая продлить этот момент. Сохранить его в памяти навсегда. Я так сильно люблю тебя. Очень. Веришь?