Sticks for Skates/От клюшек к конькам

      Сбитый с толку, вероятно, слишком малое слово, чтобы описать то, что чувствует Нил после своего первого выступления.       Он знает, что им с Эллисон еще предстоит пройти долгий путь, что в их программе были некоторые ошибки, и что переход от катания в одиночку к парному будет непростым. Однако Нил взял это на себя, и не может дождаться утра, чтобы снова выйти на каток и потренироваться перед их произвольной программой.       Пока что шансы на победу есть у всей команды, так как попасть в первую десятку удалось всем. Именно после того, как каждый фигурист во всех подробностях рассмотрел своих соперников, начинается настоящая конкуренция.       По пути в спортзал для поздней пробежки, чтобы сжечь свою неугомонную энергию, Нил так усердно подсчитывает очки и текущие позиции, что все воспоминания о дурацком приветствии Эндрю в конце начинают исчезать. Он не замечает, как за угол поворачивает мужчина, пока не становится слишком поздно, чтобы избежать столкновения.       — Младший.       Пробелы в очках, статистика и взволнованный Эндрю, убегающий с трибун, в мгновение ока оставляют мысли Нила совершенно пустыми.       — Отец? — Нил оборачивается, чтобы посмотреть, не розыгрыш ли это, и нет ли поблизости камер, но в коридоре пусто. Вокруг нет ни охранников Натана, ни Лолы. — Что ты здесь делаешь?       — Господи, Натаниэль, успокойся. Я здесь не для того, чтобы похитить и убить тебя в подвале.       Нил с трудом сглатывает медный привкус крови из кошмаров, которые снились ему в первую ночь здесь. Довольно легко представить, что его отец занимается именно этим, когда злые глаза так пристально за ним наблюдают. — Тогда что ты здесь делаешь?              — Очевидно, болею за своего сына. Давай поужинаем.       Все оправдания замирают на языке Нила, когда Натан хватает его за плечи и поворачивает обратно к лифту. Пальцы отца впиваются в плечо Нила пока они идут, и след от них остается даже после того, как Нил застывает в лифте. Он знает, что Натан не хотел причинить ему вреда, а просто не научился измерять свою силу, но это не делает его более терпимым.       Оказавшись в Мезонине, лифт останавливается и двери открываются. Натан слегка подталкивает Нила, чтобы тот вышел и направился к самому модному ресторану отеля. Единственная хорошая вещь в том, что это слишком дорогое удовольствие для других спортсменов, и уже достаточно поздно, чтобы даже туристы больше не слонялись вокруг.       Нил делает вид, что спокойно садится за стол и берет врученное ему меню. На коже, покрывающей страницы, несомненно, останутся отметины от того, как сильно Нил ее сжимает, желая оказаться где-угодно, только не здесь.              — И для вас?       — Хм, — Нил резко возвращается от своего страха к ресторану, где Натан выгибает бровь, а официант готов принять заказ с планшетом в руках.       — Что я могу вам предложить? — повторяет официант с невероятным терпением, которое может появиться только с годами.       — Салат. Э-э… — Нил быстро просматривает меню в поисках чего-нибудь достаточно легкого, что позволит ему заснуть позже. — Замечательный… Весенний… Зеленый салат.       — И напиток? — спрашивает официант, не замечая, как вздрагивает Нил от собственного абсурдного названия простой тарелки с зеленью.       — Во…       — Мы разделим бутылку Мерло. Французский, если есть, урожая 2018, пожалуйста.       Нил закатывает глаза в ответ на шикарную просьбу и молча возвращает меню. Он считает от пяти, и кошмар начинается на три, когда отец тянется, чтобы попробовать свежеприготовленный хлеб.       — Ты мне говорил, — начинает Натан с набитым ртом хлебом с маслом. — Что катание — не гейское. Как ты объяснишь это, — он указывает на розовые локоны, выбившиеся из-под банданы Нила, — твою одежду, и ту ужасную штуку, которую дети твоего возраста называют музыкой.       — Розовый — это просто цвет, — отвечает Нил самым ровным тоном, на который только способен. Он жалеет, что не снял свитер и не натянул толстовку, чтобы скрыть ярко-розовые волосы под капюшоном.       — А фигурное катание — просто спорт, я полагаю, — Нил не утруждает себя ответом. В этот момент появляется официант с их тарелками и вином. Натан слишком быстро превращает свой злобный взгляд в очаровательную улыбку, чтобы успокоить Нила, прежде чем начать резать спинную вырезку, возобновляя речь. — У нас договоренность, Натаниэль, ты забыл?       — Нет, — форсирует Нил.       — Ешь свою кроличью еду, мы здесь просто дружески болтаем. Не делай мне такое лицо.       Нил берет вилку и начинает раскладывать зелень по тарелке, откусывая от кусочка самыми маленькими порциями, на которые он способен. Одно из любимых увлечений Натана — спрашивать, когда у кого-то набит рот, а ждать ответов он не любит так же сильно, как Нил — говорить во время еды.       — Итак, у нас есть договоренность, — продолжает Натан, когда видит, что Нил подчиняется. — Как ты думаешь, что подумают обо мне люди, если узнают, что «Скоростной» Веснински, будущее Красных Звёзд Балтимора, сын единственного и неповторимого Мясника, любит кататься на коньках и одевается как клоун перед многотысячной публикой?       — Что они подумают, если узнают, что их любимый Мясник даже не умеет держать нож? — возражает Нил, не в силах опустить голову, наблюдая, как его отец даже не может как следует нарезать мясо. У Мэри, должно быть, случился сердечный приступ, в какой бы загробном мире она сейчас ни была.       — Осторожно, Младший. Это дружеский ужин, — отвечает Натан, размахивая ножом в направлении Нила.       — Эллисон любит полностью соответствовать своему внешнему виду, и окрашивание моих волос является частью этого. Частично способом замаскироваться, вроде линз.       — Как это гарантирует то, что в следующий раз, когда это появится в новостях, ты не будешь держать за руку парня, а?       Образ Нила, держащего Кевина за руку, вспыхивает в его голове, и он тут же отбрасывает эту мысль. Гадость.       Но когда он думает об Эндрю…       Нет. Нет, у него нет времени ни на что другое, кроме как кататься на коньках и доказывать неправоту отца.       — Я целую вечность не встречал твоей девушки, Младший, и ты сбежал из семейного спорта. Прости, если я более чем немного беспокоюсь о тебе.       — Во-первых, я никогда не подвергну никого, парня или девушку, мучительному опыту знакомства с тобой, во-вторых, спорт принадлежит другой семье, не твоей, в-третьих, если ты не знал, есть футболисты-геи. И последнее: то, чем я занимаюсь в эти годы, — моя проблема, а не твоя.       В то время как кровь Нила кипит, Натан смеется, сделав большой глоток вина. — Боже, как будто снова слышу Мэри. Если бы я знал, что она сделает копию себя, я бы изо всех сил боролся за то, чтобы удержать тебя.       — Значит, я стал бесполезной заменой, как Лола? Нет, спасибо.       Натан драматично вздыхает и доедает последние кусочки мяса, пока Нил проглатывает салат. Он просто хочет уйти оттуда, но если Нил и научился чему-то от своей матери, так это тому, что еда священна и не должна выбрасываться. Натан наливает себе еще вина и вытирает рот, прежде чем снова заговорить.       — Я притворюсь, что последние минуты произошли не для твоего же блага, и надеюсь, что эта твоя фаза исчезнет до тех пор, пока ты не придешь в себя и не вернешься на свое место.       Нил прекрасно понимает, как много слов останется без внимания, но ему нужно произнести их вслух для собственного спокойствия. — Я уже говорил это раньше, скажу это снова, и буду говорить столько раз, сколько тебе нужно: мое место на льду, и там я останусь, что бы ты ни делал, ни думал и ни говорил.       Официант выбирает именно этот момент, чтобы унести тарелки. — Могу я предложить что-нибудь еще?       Хороший отец, думает Нил, покачивая головой в унисон с Натаном. Отец Нила протягивает официанту карточку для оплаты счета и ждет, пока мужчина снова не уйдет.       — Ладно. Будь по-твоему. Я позволю тебе сыграть в эту твою глупую игру и убедиться самому. Просто помни, когда ты потерпишь неудачу, у тебя всё ещё есть команда, дом и семья, которые тебя ждут.       Если бы кто-нибудь еще услышал мягкий тон Натана, тот, скорее всего, произвел бы впечатление хорошего парня и бедной жертвы, покорившейся капризам сына. Это еще больше разозлило Нила. Красные Звёзды Балтимора никогда не были командой, кроме как для Кевина, дом Веснински никогда не был домом, и единственная семья, которая ему нужна, ждет его несколькими этажами выше в том же здании.       Нилу не нужно больше, чем это и каток.       — Доброй ночи. Удачной дороги, — говорит Нил сквозь стиснутые зубы и уходит из ресторана настолько спокойным и собранным, насколько может.       Однако, как только он попадает в пустые коридоры, он бросается к двери и выходит из отеля через расплывчатое видение слез, сбегающих прежде, чем он успевает стряхнуть обычное разочарование, которое всегда оставляет разговор с отцом.

***

      Эндрю смотрит в черный потолок гостиничного номера, не в силах уснуть. Каждая бодрствующая мысль превращается в размытое пятно о Ниле тогда и о Ниле сейчас, и он не может остановиться.       Саморазрушительная часть его хочет вернуться к боли, будучи все еще убежденной, что это ловушка, сон или иллюзия, которая рухнет в самый неподходящий момент, оставив его в худшем состоянии, чем изначально. Эндрю смущается, признавая, насколько не готов к этому.       Стук. Стук. Стук.       Тем не менее, еще больше сбивает с толку то, что часть его, которую он считал давно мертвой и забытой, погребенной навсегда после убийства Нила, все еще жива и борется за то, чтобы выбраться на поверхность с такой силой, что Эндрю больше не может с ней справляться, сколько бы слоев безразличия он ни использовал.       Стук. Стук. Стук.       Эндрю, который умолял и верил, отказывался от обещаний и позволил себе впасть в несбыточную мечту, хотел иметь брата и думал, что иметь мать возможно, теперь гудит от возможности наконец добиться всего, что он никогда не смог бы получить.       СТУК. СТУК. СТУК.       Он перестает игнорировать стук в дверь, когда Аарон не подает никаких признаков жизни, и встает, чтобы открыть ее. Если это тренер Эрнандес, Эндрю собирается поделиться с ним своим мнением, независимо от того, как сильно он пытается исправить положение в этом странном мире.       К его удивлению — а может быть, и вовсе не к удивлению, — там оказывается Кевин.       — Что.       — Коньки, сейчас, — говорит Кевин, будто это очевидно.       — Не еби мне мозги, Дэй. Сейчас три часа ночи.       — Сейчас десять, и именно ты поручил мне свое катание, хотя оно тебе и не нужно, — последнюю часть шепчет Кевин больше для себя, прежде чем снова заговорить. — А теперь перестань тратить мое время и приходи.       Эндрю уже готов послать Кевина на хуй, но знает, что в ближайшее время ему точно не уснуть, а отдаленная мысль о том, что он найдет Нила на катке, является последним толчком, чтобы взять коньки и следовать за Кевином через отель до самой ледовой площадки.       Половину пути Кевин бормочет чепуху о последнем выступлении Эндрю. Эндрю молчит. Ему неинтересно узнавать об этом больше. Ему нужно было выйти на лед, Аарон объяснил ему все с помощью нескольких видеороликов, тяжелую работу делала мышечная память, и все, что Эндрю нужно было делать, это подавлять свой страх высоты с каждым новым прыжком.       Это, по крайней мере, было ощущение, которое он мог вынести и понять.       Когда они приходят, Кевин, наконец, затыкается и идет к ближайшим скамейкам во внешнем дворе, чтобы надеть коньки. Со вздохом Эндрю проскальзывает внутрь. Или другой Эндрю, если быть точнее. Он бы никогда не выбрал фигурное катание. Может, даже в колонии или если бы Касс сказала ему об этом.       Без разницы. Сейчас он здесь.       Кевин встает первым и морщится.       — Разве это не больно. — спрашивает Эндрю, что скорее похоже на требование. Он тоже должен работать, если собирается остаться здесь.       — Чертовски больно, но я не сдамся, понимаешь? — отвечает Кевин с полунастоящей улыбкой.       — Даже не говори мне об этом, — бормочет Эндрю себе под нос, вспоминая бесчисленные ночи на пути в Лисью Нору с нарастающей отстраненностью, когда Кевин требовал, чтобы Эндрю присоединился к тренировкам.       — Что с тобой случилось? Я думал, мы были хорошими друзьями.       Это совершенно сбивает Эндрю с толку. Они? Они были? Его отношения с Кевином были основаны исключительно на сделке, как и любые другие отношения, которые у него когда-либо были. Сделка и несчастье, что Кевин был слишком располагающий для Эндрю, чтобы отослать его, но внешность устарела, поскольку Кевин показал свое истинное лицо. Однако, по мере того, как все здесь работало, это казалось все мягче, все лучше… — Мы?       — Да! — без колебаний говорит Кевин, садясь рядом с Эндрю так, чтобы они могли смотреть друг на друга. — Ты — тот, кто убедил тренера Эрнандеса принять меня после того, как я приехал. Я никогда этого не забуду. Я… Могу я рассказать тебе секрет?       Эндрю пожимает плечами. Он не из тех, кто любит разговоры по душам, и уж точно не тогда, когда единственные, что у него были, происходили с Нилом. Тем не менее, тишина не останавливает Кевина.       — Ты знаешь, как после несчастного случая на тренировке я не хотел возвращаться в спорт, но мама уговорила меня прийти. Ну… это не совсем так. Мне нравилось ставить хореографию для младших школьников, и она настояла, чтобы я довел это до студенческого уровня. Моим единственным условием было сказать, кто мой настоящий отец, — Эндрю мысленно готовится услышать, что тренер Эрнандес и Кевин связаны между собой, и изо всех сил хватается за скамейку, чтобы не упасть. — Оказывается, это Дэвид Ваймак, тренер Лисов. Можешь в это поверить?!       Эндрю переводит взгляд с пустого катка на Кевина. Это место вкрай ебанутое.       — И почему ты тогда не с Лисами? — не унимался Эндрю.       — Честно? Не знаю. Испугался, наверное. Что бы он сказал, если бы я ворвался к нему через двадцать лет и сказал, что моя мама солгала обо мне, потому что боялась идти на компромисс? Я не мог так с ним поступить, поэтому выбрал ближайшую команду и подумал, что, может быть, во время этого чемпионата у меня будет возможность поговорить с ним. Но потом ты напал на Ната… Нила и начал то, что между вами двумя происходит, и я струсил. Снова.       Эндрю не готов говорить о его странных новых отношениях с Нилом, поэтому снова проверяет шнуровку и встает, чтобы попасть внутрь катка. Кевин следует за ним по пятам. К счастью, его наркоманский ум быстро соображает и на этот раз без проблем оставляет тему.       — Давай попрактикуем твои вращения. То, что ты можешь делать четверные, не означает, что ты умеешь правильно прыгать и приземляться.       Эндрю проглатывает желание игнорировать Кевина и слушает его впервые за всю жизнь. Оказывается, фигурное катание и эта версия мужчины более терпимы, чем смесь Экси с наркотиками, так что время летит незаметно для Эндрю, и это… хорошо.       Они останавливаются через два часа, когда у Кевина начинает болеть нога, и из-за этого они пару раз чуть-ли не падают.       Когда они накрывают лезвия и убирают коньки обратно в сумки, Эндрю чувствует странное облегчение, чего ему не приносили ни вещества, ни места, или, по крайней мере, так он говорит себе, чтобы объяснить, почему продолжает разговор с Кевином. — Ты должен рассказать о себе Ваймаку. Он имеет право знать.       — Думаешь, он не оттолкнет меня?       — Только глупец может отказаться от такого шанса, — говорит Эндрю, понимая, что это больше касается его самого, чем Кевина.       Шаги заставляют обоих повернуться к коридору, где Нил на секунду стоит в оцепенении, прежде чем сделать пол-оборота и снова побежать в том направлении, откуда пришел.       — Нат? Нил! Нил! — кричит Кевин, не в силах бежать.       Нил слишком быстр, а лодыжка Кевина слишком растянута после столь долгого катания, чтобы не отставать. Эндрю, с другой стороны, мог бы попытаться догнать Нила, но зачем? Если глаза его не подвели, лицо Нила выглядело заплаканным, а у Эндрю больше нет средств, чтобы противостоять этому ни в одном мире. Ещё меньше, пока «нет» Нила остается «нет». Это осталось неизменным, даже несмотря на их приветствия во время соревнований. И, вдобавок ко всему, если бы Нилу была нужна компания, он бы не убежал.       — Оставь его, — говорит Эндрю, чтобы Кевин заткнулся.       — Но он мой друг! Ты сделал с ним что-то еще?       — Каким образом, если последние два часа я играл в Юри на льду?       — Во что ты играл? Неважно. Я просто называю это «эпизод путешествия» из-за того, как странно ты себя ведешь после полета, — говорит Кевин, вытаскивая свой телефон и набирая клавиши, которые появились на экране.       Кевин выключает экран, чтобы снова взглянуть на Эндрю. — Не смотри на меня так. С тех пор, как ты очнулся в самолете, бормоча чушь, ты стал совершенно другим. Ты слушаешь меня наполовину, почти не разговариваешь с Кейтлин, выглядишь так, будто что-то всё чаще высасывает твою душу, меняешь музыку, которую ты любил, на что-то с ножами? Ты сомневаешься, что мы друзья, как будто мы не проводили ночи в течение последних нескольких месяцев, разговаривая после каждой дополнительной тренировки… Если тебе нужно поговорить о чем-то большем, чем фигурное катание и учеба, просто скажи. У меня есть пара рабочих ушей, даже если так не кажется.       С каждым словом клетки мозга Эндрю перестают работать одна за другой. Он умалчивает тот факт, что тренер Ваймак когда-то в его реальности произносил аналогичную версию этой речи.       К счастью или нет, Эндрю не нужно ничего говорить, потому что Кевин резко останавливается у входа в отель.       — Дерьмо.       Нет необходимости спрашивать, что происходит. Копна идеально причесанных рыжих волос отходит от отеля и садится в черный внедорожник.       При виде этого зрелища, в голове Эндрю проносятся миллионы сценариев, и он, не задумываясь, бросается убивать Натана Веснински голыми руками.       — Эндрю! Какого хрена!       На этот раз Кевину удается бежать достаточно быстро, чтобы догнать его и стать спереди.       — Черт возьми, что ты делаешь!       — Убей этого ублюдка. Пошевеливайся, Дэй.       Кевин замирает на секунду, прежде чем перезагрузиться. — Вот именно об этом я и говорю! Ты даже не знаешь Натана, не так ли? Он совсем не Мать Тереза, но и хладнокровного убийства посреди улицы не заслуживает, Эндрю, какого хрена? Даже если бы заслуживал, ты не можешь отказаться от своей карьеры из-за ареста. Ну же! Ты всегда был супер расчетлив и контролировал себя. Что происходит?       Когда Эндрю смотрит в глаза Кевину, он знает, что сделает все возможное, чтобы понять истину, которую получит. Тем не менее, Эндрю сначала нужно успокоиться, убедиться, что Мясник не тот, за кого его считает Эндрю, а уже потом он может придумать, как рассказать Кевину о том, что происходит. В конце концов, тот просто выдал свою правду в кредит, не зная об этом.       — Расскажу позже. Я устал.       — Правда устал или сделаешь какую-нибудь глупость? В таком случае, не надо.       — Не сделаю. Мне просто нужно подумать, ладно?       Кевин несколько секунд внимательно изучает лицо Эндрю, прежде чем принять решение. — Хорошо. Не ложись слишком поздно, у нас завтра тренировка.       — Да, мам, — полурассеянно отвечает Эндрю. Направляясь на крышу, он уже придумывает способы убить Натана Веснински, если тот хоть немного близок к тому монстру из прошлой жизни, прежде чем слова Кевина эхом отдаются в его голове.       Что, если он прав? Бросится ли Эндрю снова в тюрьму, когда у него появился шанс получше?       Пара сигарет и вера в то, что этот мир лучше, должны его успокоить.

***

      Когда-то, в другой жизни, Эндрю ненавидел сюрпризы. Впрочем, как и в последнее время, поэтому он учится не удивляться вообще. Вот почему при обнаружении свернутого клубка на краю крыши, он просто зажигает две сигареты и молча садится на расстоянии вытянутой руки от Нила.       Не говоря ни слова, протягивает ему лишний дым и ждет, пока рука опустеет, чтобы вернуть её обратно на колено.       Несколько минут они курят в тишине.       Нил чаще всего цепляется не за ту сторону сигареты, делая несколько затяжек за раз, чтобы держать её зажженной. Эндрю переводит взгляд вперед, на неизвестные здания штата Пенсильвания и города. У него чешется шея от потребности повернуться и посмотреть на Нила, но он не лицемер, и это маленькое перемирие может закончиться в любой момент. Так что Эндрю не будет рисковать потерять этот маленький купол, что так сильно напоминает ему Лисью Башню и заставляет себя смотреть на огни Пенсильвании.       — Дым напоминает мне о маме, — наконец нарушает молчание Нил. Эндрю видит, как он ерзает с палкой в ​​руках, но продолжает смотреть вперед. — Раньше она проводила так много времени на гриле, что всегда пахла им.       Следующая затяжка, которую делает Нил, наполнена невысказанными воспоминаниями. Удивительно, но он продолжает говорить. — Мне нравилось воровать кусочки ананаса, которые она жарила с сахаром. Она ругала меня, держа в одной руке щипцы, а в другой — лопатку, прежде чем отложить небольшую миску только для меня.       Эндрю принимает эту новую истину как сокровище, а правда взамен вырывается, даже не задумываясь. — Касс специально оставляла миску с остатками теста для печенья, чтобы я мог съесть его, пока печенье было в духовке. Это была моя любимая часть дня выпечки, когда мы были одни.       Мгновенье горит вдали. Эндрю задается вопросом, рассказал бы мертвому Нилу о таких домашних воспоминаниях, когда их доверие было основано на боли, которую они разделили, а не на тех немногих хороших вещах, которые могли получить их проклятые жизни.       — Столкнешь меня вниз, если я подвинусь ближе?       Эндрю заставляет свои легкие дышать, а язык снова работать. — Нет.       Нил приближается несколькими движениями, пока их не разделяет всего несколько дюймов, и кладет голову на плечо Эндрю. Каждая клеточка Эндрю напрягается и замирает под тяжестью головы Нила. Его розовые волосы щекочут Эндрю, что не должно быть так приятно. Он ненавидел, когда его щекочут, а Нил, конечно же, в любой версии мультивселенной должен быть исключением из каждого его правила.       — Холодно, — говорит Нил, будто это все объясняет.       Эндрю вспоминает каждый момент, проведенный с Нилом в Южной Каролине, от удара клюшкой до тайных поцелуев в автобусе, перед его исчезновением, и понимает, что каждая их встреча была окрашена насилием. Они были сделаны из шрамов, которые оставила им жизнь. Но этот Нил рядом с ним? Эндрю ничего не знает. Этот Нил — галлюцинация в самой настоящей форме и очень незаслуженный второй шанс, который Эндрю больше не упустит.       Не говоря ни слова, он обнимает Нила за спину дрожащей рукой и слегка тянет, чтобы сократить расстояние, все еще разделяющие их тела. Нил наклоняется, чтобы лучше уместиться на изгибе шеи Эндрю, и Эндрю не может не радоваться, что здесь разница в росте у них всего дюйм. Еще одно преимущество нового тела.       Так они и остаются до тех пор, пока небо не меняет свой цвет с индиго на фиолетовый и Нил не вырывается из объятий. Эндрю молча убирает руку и не поворачивается, чтобы посмотреть на Нила, потому что, если он это сделает, у него может не хватить сил, чтобы не поцеловать его до потери сознания, пока небо снова не сменит оттенки.       Нил уходит, не сказав ни слова, а Эндрю ждет несколько минут, прежде чем последовать за ним.       Вернувшись в номер, он забирается в кровать и обнаруживает, что Аарон одаривает его дерзкой улыбкой, прежде чем снова заснуть.       Впервые за то время, что он себя помнит, Эндрю засыпает с улыбкой.