Лёд не прощает.

— Что это значит, Айса? — спросила Валери, подливая ещё чая в чашку. — Мы собираемся выкрасть Александра. — спокойно повторила та. — А ты знаешь, что потом будет с маленьким trica? Вдруг его продадут в Шухан, на органы. Или ещё чего хуже во Фьерду, — уже более строгим тоном спросила Каста. — Каз сказал, что его отправят в Равку, но я не позв… — La trinka, разве можно быть такой наивной? Этот мальчик мог тебе много чего рассказать, но на деле всё по-другому, — Валери беспокойно начала кусать заусенец на большом пальце. — Валери! — повысила голос Айса, — Я не позволю отдать Александра, а если уж так получится, что придётся, то даже до Ос Керво он не доберётся! Я лично прикончу всех, кто посмеет к нему притронуться.       Девушка с шумом встала и принялась мерять шагами комнату, сцепив руки за спиной. На этот раз бывшая подопечная Айсы тихо шепнула: — Ты правда хочешь пойти к Совету?       Айса замерла. Она уже ничего не знала наверняка, но это было единственным решением. Иначе — их шайку точно заметят, а после и прикончат, не дав брату шанс на спокойную жизнь. Муур кивнула и опустилась обратно на белый стул с голубой обивкой. — Айса, я не хочу настаивать, но вспомни, что было тогда. Мне до сих пор снятся те страшные картины. Если ты застрянешь там, то живой не выберешься, — сочувствующе произнесла Рири.       Айса дотронулась правой рукой до лопатки. Она дотронулась к единственному гнусному напоминанию о том, что своему отцу она чужда, как и её брат, как и народ, как и милосердие. Она дотронулась к шраму.       Муур закрыла глаза, боязливо взглянув на картину, изображающую её самое страшное воспоминание.       Девочка с красными, будто кровь, глазами лежала на животе, пока целительница заживляла её рваные раны. Те расстилались по её спине, как борозды от плуга на поле. Малышка тихонько стонала, когда пальцы целительницы дотрагивались до её превратившейся в кровавое месиво кожи. Спустя полчаса почти вся боль ушла, кроме душевной. Но и физической хватало. Лишь когда женщина хотела заживить последнюю рану, её остановил охрипший тоненький голосок. — Hagi ta.       Целительница пришла в ужас и сразу закудахтала: — La trinka, pa…       Но девочка оборвала её удивительно строгим тоном. — Tan.       Айса вынырнула из ледяной реки воспоминаний, возвращаясь обратно к тёплому взгляду Рири. Она по-прежнему кусает заусенец, но второй рукой накрывает руку принцессы, покоющуюся на столе. Айса с, неожиданно для себя, дрожащим голосом сказала: — Он, — девушка посмотрела на заинтересованные глаза Валери, будто та подловила Айсу на чём-то постыдном. — Они не позволят мне там застрять. Я верю.       Девушка кивнула. А потом утёрла свои глаза, чтобы они больше не слезились. Муур вдруг спросила: — Как там Виктория?       Валери подняла взгляд на принцессу: — Она…— девушка боролась с дрожащим голосом, — пропала без вести. В Холодных лесах.       Айса резко начала бегать глазами по лицу подруги, ища хоть намёк на шутку. — Нет, — улыбнулась она, — не может такого быть. Что она там забыла? — Мама поехала с Александром и его наставником к озеру. После твоего побега она стала служанкой принца. Как он мне потом рассказывал, они собирались потренироваться и, чтобы не спалить лес, поехали к озеру. Kaila была сопровождающей и, чтобы не мешать принцу, ушла в лес, насобирать ягод. После этого её никто не видел, — рассказывала Валери, смотря в пол и сдерживая поток слёз. — М-мне жаль, Рири. — Знаю. Порой незнание делает легче, но иногда даже мысль о смерти близкого человека может облегчить ношу. Никогда не знаешь что лучше: мучительные пытки и жизнь, или быстрая, но смерть.       «Бесполезно ждать мёртвых». Так принцессе сказал Каз в первые дни её пребывания на шхуне. Быть может, он прав, но если Матерь действительно переправляет души в новую жизнь, то есть смысл подождать, пока любимые дедушка, бабушка, отец, мама, брат, сестра, — неважно кто, —вернутся к тебе в твоих детях, внуках, племянниках. Души возвращаются в этот мир. Души возвращаются к своим родным. — Она вернётся, Рири, я верю.       Айса улыбнулась и нежно положила свою ладонь поверх руки Валери. Она кивнула и перевела свой васильковый взгляд на длинную прядь русых волос. — Мне, конечно, очень нравится этот цвет, но, думаю, что натуральный лучше.       Муур удивлённо приоткрыла рот. — Я ушла и оставила тебя с такими волосами? — она подошла к Валери со спины и начала рассматривать прядки, ниспадающие на рукава чёрной рубашки. — А почему ты не перекрасила? Я слышала, что у мадам Профетиск отличный салон.       Валери показала полное отвращение одним лишь взглядом: — Зачем мне красить, если мне просто нужно найти хорошую портниху? — Ты могла попросить у моей наставницы, — с вызовом сказала Айса. — Она сносная, но не хорошая, — повернулась к той Каста с кошачей ухмылкой. — Ты знала, что я ухожу, поэтому так легко поверила, что я вернулась— вдруг заявила принцесса. — Я догадалась только на следующий день. Когда мне сказали, что я выходила с одеялами, чтобы отнести на замерку.       Айса улыбнулась и вытянула руки перед собой, а затем будто бы покрасила ржаные поля Нового Зема в тёмную Керчийскую ночь, лишь проведя рукой по волосам подруги. Валери встала и подошла к овальному зеркалу в золотистой цветочной раме. Поправив пару прядей, она кивнула и довольно цокнула: — Да, это определённо то, чего я хотела.       Принцесса смущённо улыбнулась и кивнула на дверь позади неё: — Тебе правда идёт, но, если ты не против, то я хотела бы отдохнуть. До завтра. — До свидания, la trinka.       Айса вышла из маленькой комнатушки, возле стойки у входа в гостиницу, и сладко зевнула. Она слегка поёжилась от холода и решила не задерживаться далеко от каминов, которые отопляли всё здание, кроме холла. Девушка прошагала мимо кухни, откуда доносились сладостные запахи печенья и корицы. Айсе это напомнило о её первом разе на ликийской ярмарке. Тогда отец разрешил ей и маленькому Александру пойти туда накануне Йоля, когда в воздухе витали запахи хвои, мандаринов, выпечки и какао. Тогда она просто рта не закрывала от удивления. На деревянных домиках, которые собой представляли палатки торговцев, горели огоньки инфернов. Запахи выпечки обычно помогали разносить шквальные, а проливные запускали фонтаны в центре ярмарки. В основном, на увольнениях гриши помогали родителям-торговцам или же мастерам. На улицах Виндла никогда не увидишь пьяного в стельку сердцебита или целителя: они помогают в лазаретах. Субстанциалы будто никогда и не выходили на увольнения из своих уютных мастерских во дворце. Каждый гриш находил себе применение, кроме лико-гришей. Они то и дело снуют по коридорам их отсека, из одного тренировочного зала в другой. Выходя из одного кабинета обследований, они попадают в другой, ни на шаг не отходя от сопровождающего старшего гриша. Единственным подарком для лико-гришей были окна. Они видели жизнь леса за, ужасно преломляющим, ярко-синим маленьким стеклом, созданным приближёнными прочниками короля. Иногда Айса жалела, что видела больше, чем они. С её балкона, в башне, была видна вся жизнь столицы. Возможно, поэтому её так тянуло туда. А лико-гриши даже не подозревают, какие чудеса там творятся, потому и не изъявляют особого желания выйти, хотя кто им позволит.       Погрузившись в свои мысли, девушка поднялась по лестнице, не желая отпускать тонкий шлейф сахарного печенья. Айса только открыла дверь, и с ней заговорил Бреккер, сидящий за столом, у окна: — Она знает?       Закрыв за собой дверь, девушка прошла к своей кровати и, как только села — легла, раскинув руки по сторонам. — И тебе доброго утра.       Уходя утром, Муур, неожиданно для себя, заметила, что Каз спит. Даже во сне он ей казался задумчивым и холодным. После того как Айса встала, она стала замечать, что часто поглядывает на Бреккера и пытается собираться тихо, что у неё и получилось, ведь Каз и носом не повёл, до её ухода. Так что, поприветствовать друг друга у них возможности не было.       Каз нарочито натянутым и добродушным тоном произнёс, даже не оборачиваясь: — Доброе утро, — после буркнул себе под нос, передразнивая Рири, — la trihka.       Айса повернула голову в его сторону, а затем прикрыла глаза, замолкая лишь на секунду: — Правильно — " la trinka».       Он впервые за пару минут соизволил обернуться и посмотреть на неё, однако, она даже и признака своего любопытства не подавала. Ей действительно было интересно посмотреть на реакцию Каза, но Муур держалась как могла.       Послышался скрежет стула по паркету, а затем чёткие звуки шагов и перемещения трости. Скрип кровати напротив. Шуршание пледа. Звук движения кожаных перчаток. Шелест бумаги.       Больше Айса не могла сдерживать любопытство и, открыв глаза, села на кровати. Напротив неё, на соседней кровати, сидел Каз, укрыв ноги пледом и держа в руках неопознанную Муур книгу. Чтобы увидеть хоть часть, Айса ответила на первый вопрос Бреккера: — Валери знает, но ей можно доверять. Я узнала, что она подозревала, что я сбежала, но об этом ни слова не сказала за все шесть лет.       Грязные руки поднял на принцессу взгляд, вместе с тем, кладя раскрытую книгу себе на грудь. Тогда-то Айса и смогла опознать эту бирюзовую обложку и золотые буквы. Это был справочник династии Муур на керчийском языке. Айса закатила глаза, а затем и запрокинула голову так, чтобы она упиралась в стену. — Если хочешь прочитать восхваления моего деда и отца, то эта книжонка точно для тебя, но просто знай, что там ни слова правды. Дедушка никогда не поднимал с колен Ликию, это были люди. Обычный народ. Про маму там и слова нет, хотя она — законная королева Ликии. Отец перенял её значимость, и все думают, что это он из королевской семьи. Но это не так.       Каз помолчал, а затем сказал: — Зря ты сказала ей. Но с этим ничего не поделать. — он сильным хлопком закрыл справочник, — у твоей матери не было сестры или брата?       Айса заинтересованно вернула к нему взгляд: — Насколько я знаю, у неё был старший брат, но он погиб. Филипп был кронпринцем, но после его смерти мама переняла корону.       Каз оставил свои мысли при себе, не желая делиться с Муур.       Она покручивала перстень на пальце, а затем внезапно вспомнила слова Каза о том, что вся её семья, вероятно, мертва. — Почему ты тогда решил, что я сирота?       Он помолчал, обдумывая, что сказать Айсе. Хотя он, как всегда, скажет правду. — Потому что тебе нужно было думать, что твоя семья мертва. Ты сама придумала себе такую историю, а я просто подыграл тебе.       Айса нахмурила брови и закусила губу, совсем не глядя на Бреккера. Спустя пару секунд она задала ещё один вопрос: — То есть ты знал всё уже тогда. Однако меня не покидает мысль о том, как ты догадался.       Он усмехнулся и запросто ответил: — Кинжал.       Айса впала в ступор. — Какой кинжал? — Тот самый, из-за которого я чуть не лишился руки, — он ухмыльнулся, радуясь произведенному эффекту.       Муур начала прокручивать все моменты нахождения на шхуне, где она могла так оплошать. Но вдруг в её голову пришло одно совсем незначительное воспоминание: » — Если захочешь вдруг кого-то из нас убить.» » — Чтобы справиться с тобой мне не нужен никакой кинжал.» — Чёрт, ты серьёзно? Откуда ты знаешь про оружие? — она рассмеялась над своей же глупостью.       Каз тоже не смог сдержать улыбку: — Я изучаю страну, в которую еду.       Дело было в том, что всякий ликиец, принимающий оружие от врага, тем самым отрекается от Матери и принимает религию соперника. Глупая, никому не нужная, но долговечная традиция. Ни один ликиец не позволил себе проверить снизойдёт ли на него гнев Кайлы, потому оружия из рук врага никто не принимает, хоть со стороны остальных стран это считается символом доверия и мира. Получив оружие, противник может как и убить тебя, так и нести его с честью, к перемирию.       Каз встал и подошёл к окну. Он наблюдал за тем, как падает снег, и как детишки резвятся под окнами «Сердец Ликии». Люди за окнами расчищали дорожки, мыли мозаику, которую Каз даже не заприметил изначально. Возле ворот, ведущих на территорию замка, стояли проливные, которых парень не сразу узнал. Белоснежные кефты заклинателей, с синими нашивками на плечах, казались лишь очередными пальто среди снегов.       В Равке цвета кефт были красными, синими и фиолетовыми с разными нашивками, в зависимости от малой науки, которой владел гриш. Однако в Ликие корпориалы носили тёмно-синий, почти как ночь, цвет, заклинатели — белый, а фабрикаторы — нежно-голубой.       Ликийский орден живых и мёртвых можно было бы легко спутать с равкианскими эфиреалами, если не знать отличительные цвета нашивок. Узоры на плечах у сердебитов были глубокого фиолетового цвета, у целителей — пурпурного, а у портных — нежно-розового.       Эфиреалы в Ликие носили белые кефты с золотыми, синими и голубыми узорами для инфернов, проливных и шквальных соответственно.       Субстанциалы выделялись пастельными сочетаниями цветов среди других гришей. Прочники носили нежно-голубые кефты с пурпурными огненными языками, вышитыми на их плечах и рукавах, алкемы — с розовыми.       Мозаика, которую только что отполировали гриши, изображала маленькую девочку, одетую в нежно-фиолетовое платье и держащую в руках осколки льда, которые отдалённо напоминали сердце. На белокурой голове сияла серебряная диадема, а на её худощавых ключицах был виден блеск лунного камня.       Бреккер услышал шаги позади себя, а затем и сбитое дыхание. Он отвёл взгляд от изображённой девочки и перевёл на Айсу, которая, даже не моргая, смотрела на мозаику. Однако Каз будто продолжал смотреть на нарисованную девочку, только с более тёмной кожей и волосами. Она была такой же серьёзной, только девочка за ним двигалась, а потом и вовсе заговорила: — У меня не было ни единого изображения. Нас с Александром запрещалось писать, — Муур опустила свой взгляд на перстень и прошептала, — спасибо, kaila. — Отличный подарок на твоё совершеннолетие, — сухо прокомментировал Каз, — это там отсек лико-гришей?       Айса устремила свой взгляд за рукой Бреккера, которая неизменно была одета в чёрную кожу. Она наткнулась глазами на юношу, выпускающего огненную сферу по чучелу. Муур быстро узнала тёмно-синюю кефту с чёрной вышивкой. Она быстро узнала и светлые волосы, и голубые глаза, и даже походку она узнала. Это был Александр.