Привкус ядерной пыли

Новый день заставил меня проснуться по моим внутренним часам, чей ход будто завел во мне Даст. Сильно заранее. Сильно тревожнее. Это чувство теперь меня не покидало ни на миг, что я жила здесь. И долгие размышления в то малое свободное время, что мне было предоставлено для сна, стали верными спутниками еженочно. Вопросов прибавлялось — ответов было чертовски мало. Но тем не менее, на каждое непонимание я пыталась отыскать должное объяснение, а для этого приходилось потрудиться, применяя всю наблюдательность, внимание и память, на которую я только была способна. При всем при этом необходимо было не перечить своим надзирателям, а возможная встреча с Киллером теперь мной воспринималась как верная гибель. С момента, когда я опозорила его перед лидером прошло, должно быть, не меньше недели, но я до сих пор его не видела, и это напрягало. Отчего-то казалось, что тот будет мстить, а такой как он вряд ли делал бы это в рамках общепринятых в обществе норм... С Дастом же я виделась каждый день: тренировки и неизменные инъекции перед сном, но, стоило признать, что после них я чувствовала себя все лучше. Боль напоминала о себе лишь по ночам, слабым отголоском ненавязчивого присутствия где-то в грудине да в растянутых нагрузками мышцах, особенно отдаваясь в ногах после бега. Сверля взглядом пустой проем отсутствующей двери в ожидании Даста, я развлекала себя тем, что думала об ополчении. О том, сколько нужно людей для достойного отпора тем, кто незаслуженно ставил свои интересы во главе управления остатками цивилизации, вместо того чтобы попытаться восстановить ее общими силами. И так уж вышло, что я задремала, в полусне видя образ брата, все такого же, что и многие годы тому назад. Беззаботного мечтателя с блеском в глазах, белозубой улыбкой и вихрами таких же пепельных волос, как и у меня. Он убегал, прямо в пыльный туман, разнося по мертвенной тишине смех, казавшийся неуместным. А я не могла пошевелиться... Лишь звать его имя и плакать, срываясь на крик, который отчего-то становился не громче шёпота. Глаза застилали слезы, мешая образ родного существа с оттенками ржавой пыли, постепенно выцветающей в пятна чужой крови. Она впитывалась в песчинки и отдавалась на языке знакомым привкусом, похожим на ядерную пыль... И ее бесконечный воющий гул заменял собой голос брата, превращая слова в замысловатую песню смерти... Песню, в которой звучало мое имя, будто приглашая уйти следом, оставив попытки что-то исправить или доказать, но свои грехи смыть собственной кровью. — Леви, ты слышишь? Хей, — голос снова позвал меня, что-то вытолкнуло из сна, на память оставив дорожки горячих слез на щеках и сбитое страхом дыхание. Страхом, рядом с которым прямой взгляд Даста, которого я увидела распахнув глаза, и рядом не стоял... Он сидел на моей постели, уложив на плечо ладонь и следил за каждым жадным вдохом и отчаянным стремлением прекратить плакать. Ничего не говорил и не делал, просто смотрел. Я совершенно точно не знаю почему это сделала в тот момент: искала защиты, помощи, просила прощения или просто испытала сильный стресс. Я обняла Даста... Отчаянно, прижимаясь к телу того, кто совершенно точно лишил многих существ жизней, мог запросто отнять и мою, но мне было плевать в тот момент. Я слишком скучала по теплу чужой жизни, слишком тосковала по брату и семье, потеря которой сломила мою волю, а чужое предательство втоптало в ядовитую пыль гиблой пустоши окончательно. Я ожидала, что меня оттолкнут и снова вернут в чувство грубой силой, но все обернулось совсем иначе. Непредсказуемо для меня, когда спины коснулись чужие руки, почти обманчиво обняв в ответ: я до последнего ждала подвоха, даже забыв о слезах и постепенно выравнивая дыхание, тут же забившееся запахом золы и ветра, исходившим от поблекшей кофты монстра. Мои пальцы цеплялись за нее как за спасательный круг, а голова пошла водоворотом, когда чужие костяные пальцы прошлись по волосам непривычным мне касанием, тут же вернувшим в реальность. Я резко отпрянула. В двухцветном взгляде мне виделось понимание: блеф или правда? Мой страх и недоумение, больше своим действиям, нежели уже привычной спонтанности таковых Даста, явно отразились в моем взгляде, на что скелет лишь фыркнул, выжидательно склоняя к плечу голову, но явно выказывая одному ему ясный интерес. — У тебя была семья? — спокойно спросил он, опуская взгляд к моей шее и ниже, где виднелся край белых изгибов витилиго. — Была, — тихо ответила я, отводя взгляд, не имея в тот момент силы, чтобы привычно ставить взглядом ответную преграду. — Где они? — второй вопрос, требовательный, но с нажимом, какой бывал, когда монстру действительно было нужно знать ответ. Я с трудом подняла глаза к свету его зрачков. Он явно ловил мой взгляд, чуть склоняясь ближе, ладонью опираясь на смятый телом матрас и край спального мешка на нем. — Убиты, — мрачно ответила, но вопреки душевной боли, такой сильной, что хотелось стонать, голос мой не дрогнул. Брата использовали, чтобы воспользоваться моими знаниями. Отца же устранили ещё раньше, во времена революции, когда тот воспротивился свои исследования даровать на благо сволочей новой власти. — Не у тебя одной, Леви, — он окинул меня взглядом, словно целостность оружия проверял, а не человека, — в этой войне все несут жертвы. И будут нести и впредь, поблажек на ней никто не даёт: ни люди, ни, тем более, пустошь. И если ты хочешь бороться, то придется их принести, чтобы достигнуть конечной цели. Одевайся и вперёд. Сегодня тренируешься с Киллером, пока я занят. Вечером с уколом сами разберётесь, я приду завтра и сегодня тебя сопровождать не буду. Без глупостей, человек, я вижу больше, чем ты думаешь. Последние чуть хрипловато сказанные слова прозвучали спокойным, но опасным предостережением, и суть их смысла я уловила моментально. Проверка. Стою ли я доверия, мне оказанного, не полезу ли тотчас совать нос, куда точно не следует, предприму ли попытку бежать или устраивать демарш прямо здесь. Я судорожно сжала пальцами ткань на постели, согласно и смиренно кивая в ответ, мысленно содрогаясь от того, что вся радость бо́льшей свободы была погашена всего лишь одним именем. Киллер. Провести весь день с тем, кто точно не выглядел теперь для меня как существо, достойное доверия или хотя бы уверенности пребывания рядом с ним — звучало почти ужасно, равно как и страшно, но взгляд разномастных глаз возражений не потерпел бы, а его обладатель молча покинул мое общество, больше ничего не сказав. И только после этого я, наконец, осознала, какую вольность позволила себе, пойдя на поводу эмоций и отзвуков плохого сна, который, в конце концов, был всего лишь фантазией, а дел натворила я уже в реальности. А учитывая "многообещающее" общество дальше — могла бы натворить ещё больше, что было крайне нежелательно, учитывая мою жажду чужого доверия, чтобы иметь возможность помогать в полную силу. Обреченно поднялась, все ещё с опаской озираясь и не веря, что никто не ждёт незримой тенью для сопровождения, получив возможность вздохнуть чуть более свободно, даже если это касалось такой мелочи как переодевание и следование к залу тренировок. Берцы я шнуровала чуть медленнее привычного. Ещё медленнее натягивала толстовку и бестолково стояла у постели после. Методично причесывалась выделенным мне предметом ухода за собой, на котором все и ограничивалось. Душ, как ни странно, но принимать тоже была возможность благодаря технологии реплицирования воды, пусть и делать это позволяли лишь в строго определенные дни. Медлила... До последнего медлила и боялась. Но в итоге пришла к выводу, достаточно твердому, чтобы шагнуть навстречу страху: лучшая защита – это нападение. И свою честь я должна была держать достойно, особенно, если мне пророчили стоять во главе ополчения людей. К залу я отправилась почти насильно, заставив себя ощутить хоть какое-то подобие уверенности, хотя за ее щитом дрожал откровенный страх, настолько ощутимый, что подгибались колени. Мимо вновь проходили случайные и редкие монстры, что вопреки ожиданиям все равно не смотрели на меня, то ли подчиняясь приказу, то ли действуя согласно каким-то местным законам, о которых мне пока ничего известным не было. Все изменилось, исказилось настолько, что строй погибшего мира стал неизвестностью для людей, слишком занятых выживанием под гнетом власти, чтобы смотреть так далеко... Думать о единстве, которое было причиной рождения символа, что сейчас использовался совершенно неуместно, извращённо... В зал зашла подобно преступнице, оглядываясь и опасливо затаивая дыхание, но внутри никого не оказалось, а сквозь чудом уцелевшее единственное окно, запятнанное пылью, но все ещё сохранившее относительную прозрачность, бил свет редкого для меня явления. Солнце... Только сейчас благодаря ему я вообще заметила, что здесь было окно, и от восторга лишь выдохнула, устремляясь к лучам. Вытянула к ним руку, ощущая, как рыжее тепло греет, почти обжигает кожу, но это возрождало память о былом. О днях горячего лета на побережье, и даже прикрыв в тот момент глаза, я словно вновь слышала шелест соленых волн, бередивших песчаную отмель берега. Видела его блики, стоило нырнуть и взглянуть на гладь моря изнутри. Ощущала привкус волн на языке, до боли напоминавших слезы... Такие же, что двумя скромными каплями скатились по щекам, упав на пыльный пол полигона с мягким звуком памяти о навсегда утерянном мире, вместе с которым умерла часть меня, настолько значимая и... важная, что боль души звенела во мне разбитым хрусталем, осколками царапая горло, пытающееся сдавить собой новый позыв расплакаться от бессилия. — Сдерживать эмоции – не лучшее решение, — голос позади оборвал трос моих мыслей, побудив резко развернуться и спешно вытереть предательские проявления слабости, с вызовом глядя на стоявшего позади Киллера, в этот раз державшего бо́льшую дистанцию. — Мои эмоции – последнее, что здесь нужно, — ответила ему вместо приветствия, морально готовясь к встрече с подводными камнями даже в простом разговоре, но Киллер выглядел невозмутимо. Даже не кривил рот в привычной усмешке, лишь немного клонил набок голову, причудливо рассматривая меня, да руку держал на ремне, где знакомыми очертаниями выделялось оружие. — Ошибаешься, Леви, — довольно непринужденно ответил монстр, сокращая расстояние парой широких и неспешных шагов, в упор глядя на мое упрямое стремление не казаться слабой, — эмоции – это то, что делает тебя живой. Тобой. Тем, что наполняет ту пустоту, какой бы огромной она ни была, соединяется с памятью и рождает новые чувства. Так что... это важно, детка, — его голос звучал искренне, впервые за всё время знакомства с ним, и я растерянно нахмурилась, глядя на него снизу вверх, но все ещё чувствуя напряжение от каждого его движения. — Ты... Должно быть сердишься за прошлый раз, — начала я, решив, что стоило решить мучивший меня вопрос сразу, но на свою реплику получила лишь долгий, слегка странный смех, такой заливистый и лающий, что невольно вздрогнула, сделав шаг назад. — Сержусь, ахахах, нет, вы это слышали? — он расставил в стороны руки, словно перед ним был амфитеатр, полный зрителей, а не руины рухнувшего частично спортивного зала, — поверь, твое сопротивление мне как мед на душу. Люблю этот протест, неподчинение, это лучше, чем кофе с утра, пусть я и подзабыл, какой он на вкус... Эх, дьявол, вот бы... снова его заварить, как прежде, — мечтательно вздохнул скелет, поднимая пустотелый взгляд к потолку. — Что прикажешь делать? — я встала на дорожку, ожидая команды на бег, но вместо этого монстр опять сократил выставленное мной расстояние, хитро ухмыляясь и снимая с пояса сверкавшее хромом мачете. — Отжимайся. Минимум тридцать раз, — кивнул он на пол, куда я безропотно опустилась в упор лёжа, с удивлением косясь на то, как скелет сел на корточки рядом, подставив под мой живот острое лезвие, — а мой маленький друг будет тебя мотивировать, поехали! Выбора не было, и я начала цикл упражнений, понимая, что даются они просто хуже некуда: спина держала неправильный угол, руки дрожали, а ноги в неудобной для этого обуви съезжали по песчинкам, не имея надёжной опоры. Лезвие подо мной пугало до дрожи, дыхание и так было сбито довольно быстро, и ближе к пятнадцатому повтору я уже была готова молить о пощаде. Раз за разом, все медленнее, но я распрямляла руки, с ужасом взглянув на монстра, не убравшего из-под меня оружие после тридцатого повтора, все ещё улыбаясь и кивая для продолжения. Не было смысла считать... Я вновь и вновь с глухим стоном повторяла движение, понимая, что выдохлась совсем. Руки подогнулись от напряжения, и я с писком ожидания боли рухнула животом на пол, ожидая, как по коже поползет чувство горячей и липкой крови, но вместо этого там оказалась чужая ладонь, смягчившая падение, а нож чудом лежал в стороне. Даже возмущаться сил не было, и я устало перекатилась на спину, все ещё испуганно глядя то на живот, то на довольное лицо Киллера надо мной. По его щекам снова скатились несколько черных бусин капель, оставлявших угольные следы на кости, замирая на середине и не падая на пол, будто застывающий воск. — Я думал будет хуже. Раз уж сегодня ты моя заноза в заднице... — вздохнул скелет, опуская взгляд куда-то на мою шею, — идем, хоть на резервацию посмотришь. Я в неверии села, во все глаза смотря на Киллера, чья усмешка походила на ехидство, сея сомнения в том, что он не лгал мне в тот момент. — С чего ты вдруг подобрел? — с подозрением спросила его, ожидая, что за свою благосклонность монстр может что-нибудь потребовать взамен. Он лишь приблизил ко мне свое лицо вплотную, но я упрямо держалась, встречая его взгляд и чуть вздергивая подбородок. — Люблю, когда вопреки страху кто-то может дать отпор, а не начинает стелиться перед чужой силой, словно проститутка. По крайней мере мое уважение ты заслужила, малявка, — он говорил серьезно, даже уголки рта опустились, делая его взгляд плохочитаемым, но я практически кожей чувствовала, что он мне не врал в тот момент... Против воли сорвался выдох облегчения, и я отвела взгляд, не зная, благодарить ли его за эти слова или проклинать себя, понимая, что он скорее всего своих замашек не оставит в любом случае. Провоцировать он явно любил... Получал какое-то больное наслаждение от подобного, специально или нет, выводя на сильные эмоции на грани нервного срыва. — Не уверена, что заслуживаю твоего уважения, — честно ответила ему, вспоминая жестокие последствия экспериментов, когда монстры, из которых насильно тянули души, не выдерживали и в муках рассыпались в прах, который потом развеивали над пустошью словно ненужный мусор. Я лично управляла действиями экстрактора под надзором тех, кто докладывал Нерону напрямую о ходе так называемых "исследований". — Ай, брось, кто из нас не убивал в новом мире? Поверь, если не можешь предотвратить безумие, то его стоит возглавить, — весело фыркнул Киллер, поднимаясь и кивая на двери, — идём уже, хватит за жизнь беседовать. Я не удержалась и хмыкнула на получившийся каламбур, поймав его довольный прищур. — За жизнь... Стоило мне попасть в новые для меня помещения, как сразу же внимание полностью переключилось на исследование всего окружения. Киллер по коридору увел меня в совсем новом направлении: здесь ходы ветвились чаще, не ровен час заблудиться в полумраке серых тоннелей с бесчисленным количеством проводов и трубок, по которым, вероятно, шло очищение воздуха. Монстры здесь встречались куда чаще: шли группами, тихо говорили о чем-то, прятали взгляд перед монстром рядом со мной, почтительно замолкая и опасливо ускоряя шаг, словно боясь диалога с ним. Я все ещё чуралась его, зная, что милость тот мог совершенно спонтанно сменить на гнев, а потому старалась придерживаться той же тактики, что вела при общении с Дастом. Больше молчать — больше слушать. Но Киллера, кажется, такой расклад устраивал едва ли: он то и дело что-то говорил и смотрел на мою реакцию, щуря угольные провалы глазниц в недовольстве на мое безмолвие. И когда с высоты открытого этажа он показывал мне подобие фермы, представляющей из себя квадратное поле под укрытием гигантской теплицы, залитой солнцем, от вида которого с непривычки слезились глаза, он снова вспылил, зажав меня у ограждения, низкого и опасного, едва доходившего до поясницы. Неверное движение — и упаду с приличной высоты на частокол каких-то палок в самом низу стены. — Ты чего это такая молчаливая? Задумала что-то? Не поделишься? О, или может, проглотила язычок? Могу проверить его наличие весьма приятным методом, — он снова нагло напирал, руками царапая бока, пока я пыталась его отпихнуть, и получилось это сделать, коленом двинув пониже места, где у человека был бы живот. Удивительно, но подействовало: монстр согнулся пополам и отпустил, сдавленно хрипя и срываясь на совершенно неуместный хохот. А у меня в голове носилась во всех направлениях единственная мысль: "Какого хрена?" — Ладно, два-ноль в твою пользу, детка. Черт, а ты хороша, — Киллер выпрямился и как ни в чем ни бывало фыркнул, — не теряй концентрацию ни на миг. Стоит отвлечься, даже на секунду, и пуля недругов прошьет твое славное тельце, оставив на память отвратительную рану, если вообще не убьёт. Правило номер три: будь на чеку. Я пораженно нахмурилась, осознав, что таким странным образом монстр решил преподавать мне уроки. Не могла сказать, что это было не полезно, однако невольно, позже я поняла, что вздрагиваю на каждое его размашистое движение, что не укрылось от его внимания. Это было ясно по задумчивым вздохам каждый раз, когда я предупредительно делала крохотный шаг в сторону, чтобы держать Киллера в поле своего зрения. Монстр действительно показал мне большу́ю часть резервации, но какой процент она занимала от общей площади их территории было понять сложно. Мне казалось, что это лишь крохотная ее часть, помня размеры заграждения, смотревшего на пустошь. На ферме мне понравилось больше всего: через плексигласовые стены теплицы было видно простор пустыни, где изредка виднелись столбы пыльных дьяволов, но зная климат, скоро вновь небо должно было скрыться за пеленой бесконечного тумана и песчаных бурь, превращавших его купол в ржавую тьму яда. Но даже такое мнимое чувство простора давало волю дышать глубже, а вид зелёных овощных насаждений радовал глаз. Стоило тронуть листок растущего здесь сочного куста томатов, как улыбка впервые за долгое время озарила лицо, и даже Киллер не мешал наслаждаться этим давно позабытым чувством прикосновения к чуду. Кроме этого раскидистого помещения мне довелось увидеть быт монстров, мало отличающийся от такового у людей, и в столовой меня даже удостоили вниманием и интересом, стоило мне присесть за один из столов, чтобы пообедать. Впервые не в одиночестве... Киллер ограничился стаканом с чем-то красным, подозрительно пахнущим помидорами, но спрашивать его я побоялась, торопливо поедая суп и озираясь по сторонам, словно добыча на открытой местности. Пластиковые, местами со сколами, столики серых оттенков стояли здесь как попало, а еду обитатели резервации получали через окошко в стене, за которым суетились повара и работники кухни, пока остальные терпеливо ждали своей очереди. Кого только не было: все монстры были совсем разными и изредка встречались те, кто был отдаленно похожим друг на друга, как Киллер и Даст. Какие-то походили на кошек, имели хвосты и пушистые лапы, а кто-то не поддавался описанию, напоминая не то призраков, не то сгустки слизи. Другие были похожи на людей, и глядя на них со спины вполне с таковыми их можно было спутать. Смотреть на них вблизи, в антураже повседневной жизни, как прежде, до гибели мира было так... странно и приятно... Казалось, что я вернулась назад во времени. — Киллер... Знаю, что спрашивать почти бесполезно, но кто будет в ополчении, если я здесь единственный человек? — спросила монстра, быстро доедая суп и переводя свое внимание к монстру, залпом осушившего стакан с напитком почти до середины. — Скоро будешь не единственным. Мы тут не зря штаны просиживали все эти годы, знаешь ли, — фыркнул он в ответ, удивляя тем, что вообще прояснил хоть что-то. Будут ещё люди... Это многое меняло, но страх того, что среди них смогут затесаться предатели тут же обжёг изнутри памятью о Лиме, которого я считала другом. — Людям нельзя верить, — категорически отсекла я под одобрительную улыбку скелета. — Для начала научись верить хотя бы мне, Леви Дельгадо. Дочь Сарда должна смотреть на мир не так поверхностно, пусть тебе и вонзили нож в спину, — его ответ с манерой растянутых слов выбила из меня дыхание наравне с громко выпавшей из руки ложкой. Киллер знал моего отца.